Страница:
"Это подарок отца", - сказал он.
На клинке была выгравирована надпись: "Смелым бог владеет".
Он объяснил, что поляки с уважением отнеслись к нему и, оценив мужество и стойкость подземного часового, разрешили ему оставить свое оружие.
Такова история, которую со слов М. Сухорукова сообщает мне тов. Бурый. Он советует обратиться к архивам Министерства иностранных дел СССР, где должны быть какие-то документы, связанные с передачей бессменного часового на родину.
Кстати, такой же совет дает мне С. Фейнберг из города Бобруйска, которому помнится, что в те годы народный комиссар иностранных дел тов. Чичерин дважды (обращался с нотами к польскому правительству, потому что поляки якобы затягивали отправку солдата на родину. А Григорий Любченко из поселка Новый Свет Донецкой области пишет, будто бы в 1927 или 1928 году читал в газетах сообщение о том, что Советское правительство наградило солдата, проведшего девять лет под землей, орденом Красного Знамени, и рекомендует мне обратиться туда, где хранятся сведения о награжденных.
Но, конечно, особенно интересным было для меня получить письма от людей, которые, по их словам, сами видели бессменного часового и разговаривали с ним. Таких писем несколько.
Александр Лебедев из Ленинграда сообщает, что много лет назад его односельчанин, вернувшийся домой с войны только в 1924 или 1925 году, подробно рассказывал ему историю своего девятилетнего пребывания под землей в крепости Осовец. А. Лебедев был тогда секретарем волостной ячейки ВЛКСМ и жил в селе Старая Ка-литва Новокалитвенского района Воронежской области. Фамилию подземного узника он помнит хорошо - Журавлев, но имя его забыл. Журавлев, по его словам, видел, но недостаточно хорошо, хотя и ходил без сопровождающего, да и слух его был расстроен. В то время Журавлев работал в качестве пастуха общественного стада, а его сын Петр батрачил у кулаков. Сам Лебедев в 1929 году уехал из родного села и с тех пор ничего не знает о семье Журавлевых.
Читательница Витковская из города Кривой Рог пишет, что в 1925 году, когда она жила на станции Гришине, там однажды появились листовки, выпущенные местной газетой, где рассказывалась история бессменного часового. В листовках сообщалось, что солдат, возвращаясь на родину, проедет через Гришино, и указывался час прихода поезда. Вместе со многими другими жителями Гришина тов. Витковская пришла на станцию посмотреть на этого удивительного человека. Она помнит, как на площадку вагона вышел человек с очень длинной белой бородой и, отвечая на вопросы людей, много рассказывал о своей жизни под землей. Он сказал, что после освобождения он долго лечился, а теперь едет на родину в Донбасс. Куда именно, тов. Витковская забыла, как забыла и фамилию этого человека. Она говорит, что старожилы станции Гришино должны помнить этот случай.
Из Волгоградской области из города Новоанненска пишет мне Алексей Балычев. Он вспоминает, что в 1924 или 1925 году встретил на станции Филонове почти совсем слепого человека, которого сопровождал санитар. Он рассказал Балычеву свою историю, и она в точности была историей бессменного часового. Человек этот ехал, как он сказал, из Минска, где лечился в госпитале, и добирался до родного хутора. Как назывался хутор, Балычев забыл, но вспоминает, что слепой сказал, что от Филонова до его родных мест остается сто тридцать километров. Он рекомендует мне искать следы этого человека в районе станиц Глазуновской и Роскопенской.
А вот что рассказывает в своем письме работник совхоза имени Тимирязева из Октябрьского района в Северном Казахстане Николай Субботенко. Работая в двадцатых годах на сахарном заводе близ Умани на Украине, он, как активный комсомолец, участвовал в волостной комсомольской конференции. Проходила эта конференция в Умани, и во время перерыва на обед было объявлено, что делегаты приглашаются в городской цирк, где будет выступать находящийся здесь проездом на родину солдат, который прожил в подземном каземате Новогеоргиевской крепости девять лет. Вместе с товарищами Н. Субботенко побывал в цирке, видел человека в форме солдата царской армии, но без погон, с темными очками на глазах и с лицом, густо заросшим длинными волосами, и слышал его волнующий рассказ. Он пишет, что родом этот солдат из Черниговской губернии. Уманские газеты, по словам Субботенко, потом печатали подробные рассказы о бессменном часовом.
А вот короткое письмо жителя Барнаула Андрея Власенко:
"Уважаемые товарищи! Я прочитал в "Огоньке" очерк "Бессменный часовой" и был взволнован, так как в 1943 году встречал подобного человека. Возможно, это был сам герой очерка. В августе - сентябре 1943 года, будучи в резерве 46-й армии, я со штабом армии находился в одном из донских сел в радиусе 100-150 километров от Миллерово. Возможно, это было в Чеботаревке, Митя-кино, Ср. Митякино, Волховом Яре или на хуторе Шевченко. Однажды вечером, выйдя из хаты, я увидел на завалинке старика лет 65-70. Старик плохо видел. Рядом с ним стояла жена. Я разговорился с ним и был чрезвычайно удивлен, услышав его рассказ. Находясь в армии во время германской войны в Польше, он вместе с другими солдатами охранял подземный склад с обмундированием и продовольствием. Однажды, когда он стоял в карауле, выход был завален взрывом, и дед в одиночку просидел в складе около 10 лет. Словом, это был случай, описанный Смирновым.
Посылая письмо в редакцию, я надеюсь, что оно поможет писателю в розысках неизвестного героя".
Осенью 1960 года мне позвонил инженер Ростовского опытного завода П. П. Плахтюрин, приехавший в Москву. Мы повидались с ним, и он рассказал мне, как в 1947 году ему пришлось заночевать в избе слепого старика - солдата первой мировой войны. П. П. Плахтюрин служил тогда в армии, и его часть стояла в районе города Вольска Саратовской области. Однажды зимой их подразделение перебросили на машинах куда-то к границе Саратовской и Ульяновской областей, а потом солдаты двинулись на лыжах к месту назначения, где им предстояло заготовлять лес. В пути один из лыжников вывихнул ногу, и командир поручил Плахтюрину сопровождать его до ближайшей деревни. Оба солдата, отстав от своих, к вечеру добрались в село, и им порекомендовали остановиться на ночлег в избе, где жили слепой дед и его жена-старуха, работавшая сторожем при магазине сельпо. Им сказали, что дед, как старый солдат, примет военных особенно радушно.
Так и случилось. Они разыскали в магазине сторожиху, и та повела их к себе, сказав: "Дед меня со свету сживет, если я вам откажу". По пути она рассказала солдатам, что ее дед большой герой, что он много лет охранял военные склады под землей и что за то, что он сделал, могла бы ему быть большая награда. "А ведь сейчас ему даже и не верят, когда рассказывает, пожаловалась старуха. - Думают, что выдумал все. И глаза-то он зря потерял забыли ему завязать глаза, когда наверх выводили из-под земли, - он без света много лет пробыл и, как вышел на свет, сразу ослеп. Наши бы не забыли глаза завязать", - вздохнула она.
Дед оказался еще совсем крепким. На вид ему было лет шестьдесят. Глаза у него были чистые и ясные, и не сразу можно было догадаться, что он слеп, так свободно он двигался по комнате, мгновенно и уверенно находя любой нужный ему предмет.
Принял он гостей с радостью. Были трудные и голодные послевоенные годы, но они с бабкой выставили на стол всю небогатую снедь, которая у них оказалась, и достали даже бутылку водки. И вот в разговоре за столом дед, как бы неохотно и между прочим, отвечая на вопросы гостей о себе, рассказал целый ряд подробностей своей истории, полностью совпадающих с деталями подземной жизни бессменного часового. Плахтюрину показалось, что старик рассказывал о себе с такой неохотой потому, что до этого всегда встречал недоверие со стороны слушателей, считавших его рассказ небылицей. Впрочем, тогда и он и его товарищ усомнились в истории старика и из вежливости не стали расспрашивать его подробнее. Только теперь Плахтюрин, прочтя мой рассказ, сразу же вспомнил ту встречу и поспешил сообщить мне о ней.
Он не помнил фамилии деда и не помнил даже названия деревни, хотя с уверенностью называл мне многие соседние села и даже по памяти чертил приблизительный маршрут, по которому они тогда шли вдвоем с товарищем. Не хватало только подробной карты тех мест, чтобы точно определить, в какой деревне произошла эта встреча.
Тогда я обратился в Госгеокартфонд, где хранятся самые подробные топографические карты нашей страны. Работники фонда любезно согласились помочь и, когда мы приехали, показали нам нужные карты. И тотчас же, сопоставив карту со схемой, начерченной по памяти П. П. Плахтюриным, мы уверенно нашли этот населенный пункт. То была деревня Андреевка Павловского района Ульяновской области. Теперь мне предстоит навести там справки об этом старике.
Пусть не смущает читателя разноречивость сведений, собравшихся сейчас у меня. Это довольно обычное дело, когда идешь по следам какой-нибудь удивительной, почти легендарной истории. Поразительный факт (а иногда и не один) превращается постепенно в легенду, разветвляется, обрастает новыми подробностями, деформируется и с годами видоизменяется настолько, что человек, поставивший перед собой цель доискаться до первоисточника, сначала чувствует себя подобно археологу, который обнаружил засыпанные землей развалины и еще не знает, что здесь было - дворец, храм или гробница какого-нибудь древнего владыки. И предстоит осторожно, слой за слоем, удалять слежавшуюся землю, прежде чем обнажатся стены постройки и станут ясными ее назначение и происхождение.
Так и тут. Нельзя пока по наитию отвергать ни одну из версий истории бессменного часового, и я знаю по своему собственному прошлому опыту, что иной раз тот вариант, который на первый взгляд показался самым невероятным, вдруг начинает оправдываться и неожиданно становится непреложной истиной. Каждое из этих сообщений требует тщательной проверки и изучения. Только тогда выявится, какие из свидетельств были основаны на фактах, а какие являются плодом неточности, небрежности, ошибки, путаницы, провокации памяти или даже правдоподобной мистификацией.
К сожалению, такие мистификации случаются Иногда это делают просто по неумному легкомыслию человека, желающего "подшутить", а иногда с более низменными целями - со стремлением примазаться к какому-нибудь хорошему делу, получившему широкую огласку, и использовать это в личных целях.
Вот, например, передо мной письмо некоего Николая Антонова из Баку. Он заявляет, что бессменный часовой - это его родной брат Александр, недавно умерший, и рассказывает, якобы с его слов, дикие небылицы о жизни солдата в подземелье. Весь его рассказ представляет из себя беспардонную ложь, которая, впрочем, сразу же ощущается. Но я, читая это письмо, сразу же вспомнил, что передо мною мой "старый знакомый". Этот самый Антонов (называвшийся тогда Антоновым-Бариновым из Мичуринска) уже пытался несколько лет тому назад втереть мне очки, выдавая себя за участника обороны Брестской крепости. Все "воспоминания" о Брестской обороне, которые он тогда мне присылал, были таким же хитрым, но в общем неуклюжим сочинением небылиц, и опытному глазу довольно легко можно было увидеть за этими "мемуарами" лицо афериста. Сейчас к этому "лицу" -только добавились новые красноречивые черты. Увы, есть и еще несколько писем, в которых уже с первого взгляда ясно видишь ложь. К счастью, таких писем очень немного, и эти люди являются досадным исключением среди сотен читателей, искренне и горячо старающихся помочь разыскать неизвестного героя.
Мне остается рассказать еще об одном любопытном варианте истории бессменного часового. Я слышал о нем раньше, но тогда счел его преувеличением, недостойным упоминания. Теперь же в нескольких письмах защищается именно этот вариант.
Утверждают, что в 1930 году или даже позже в Польше был отрыт в крепостном подземелье русский солдат, проживший под землей не девять, а пятнадцать лет. Об этом мне пишет генерал-лейтенант в отставке А. К. Купреев из Москвы. Он вспоминает, что в 1945 или в 1946 году в "Правде" была напечатана подвальная статья "Крепость Осовец" и там рассказывалась история бессменного часового, освобожденного поляками не в 1924, а в 1930 году. Статью в "Правде" вспоминает и житель Калуги, бывший участник гражданской войны И. В. Муханов, также утверждающий, что подземный часовой был найден в тридцатых годах. Об этом же пишут мне М. И. Чулков из Кишинева и В. Ф. Лотоцкий из города Кизела Пермской области.
Более подробно сообщает об этом М. С. Денисюк из города Кобрина Брестской области. Он, живя на территории Польши, читал в 1930 году в местных газетах статьи и заметки о солдате, обнаруженном именно в то время при раскопке крепости Осовец. Как сообщали газеты, часовой долго не пускал поляков в склад, заявляя, что его может снять с поста только разводящий, а если его нет, то "государь император". Когда ему объяснили, что уже нет и царя, а крепость принадлежит Польше, он спросил, кто в Польше главный, и, узнав, что президент, потребовал его приказа. Лишь когда ему прочитали телеграмму президента, он вышел наверх и сразу ослеп. Солдат оказался якобы рядовым 15-го Сибирского полка Иваном Ивашиным и пробыл под землей пятнадцать лет.
Кстати, этот рассказ почти полностью совпадает с другим рассказом, опубликованным в 1938 году в Риге в русском журнале "Для вас", издававшемся какими-то русскими эмигрантами. Номер этого журнала случайно где-то обнаружил мой товарищ, известный советский композитор Никита Богословский и, наткнувшись на знакомую историю, перепечатал ее для меня. Кстати, любопытно, что рассказ этот назывался так же, как и мой, - "Бессменный часовой". Он написан в несколько разухабистом тоне старых "солдатских" рассказов, но во всех деталях совпадает с тем, что сообщает в своем письме Денисюк из Кобрина. Совпал даже номер полка - 15-й Сибирский. Только зовут солдата в рижском рассказе не Иван Ивашин, а Иван Иваныша.
Словом, доводя до сведения читателей этот вариант, я пока что не могу ничего сказать ни в его защиту, ни в опровержение. Все выяснится в дальнейших розысках.
Любопытно, что похожие на историю бессменного часового случаи известны и в других странах. Так, профессор Словацкого политехнического института в Братиславе А. Георгиевский пишет мне, что в 1922-1923 годах в одной из французских крепостей был обнаружен солдат, проживший под землей около пяти лет. Другой читатель указывает, что когда-то французская печать писала о солдате, замурованном в подземных складах крепости Верден и освобожденном оттуда спустя девять лет.
Но самое интересное то, что, оказывается, подобные случаи были и во время Великой Отечественной войны. Одна читательница сообщила мне, что будто бы при восстановлении Воронежа после войны из-под развалин каких-то складов извлекли солдата, который с двумя товарищами был засыпан там в 1942 году. Товарищи его за это время умерли, а он дожил до освобождения. Другой читатель сообщает о подобном случае в городе Правдинске Калининградской области. Там уже в 1950 году, по его словам, были отрыты из глубокого подземного склада четверо советских воинов, засыпанных в подземелье в 1945 году, в дни боев за Кенигсберг при одной из сильных бомбежек.
Наконец, три письма посвящены одному и тому же случаю Тов. Голубев из Ленинграда, В. В. Перерва из города Дзержинска Донецкой области и И. Ф. Тимченко из города Богородска Горьковской области передают рассказ о том, что во время боев в Крыму двое или трое советских людей (по двум свидетельствам - матросов-севастопольцев, по одному - партизан) были засыпаны взрывом в подземном складе и пробыли там несколько лет. Их отрыли якобы уже после войны, они обросли за это время длинными волосами и бородами, но сохранили и речь и разум. По одной версии, они даже с криком "ура!" бросились в свою последнюю атаку, будучи уверенными, что их откапывают немцы.
Как бы то ни было, я, не принимая пока на веру ни одной из этих версий, обращаюсь с просьбой ко всем, кто знает что-нибудь о таких "бессменных часовых" Отечественной войны, то ли в Севастополе, то ли в других местах, сообщить мне все, что о них известно.
Я обрываю пока на этом историю бессменного часового. Но она еще не окончена. Занятый поисками неизвестных героев Великой Отечественной войны, я в последние годы, к сожалению, не сумел выбрать достаточно времени, чтобы довести до конца розыски следов подземного Робинзона. Оправданием перед читателями для меня может служить только один довод: история бессменного часового - это очень любопытный, но давний случай, а всякий поиск неизвестного героя Отечественной войны связан с судьбами живых людей - то ли отыскивается он сам, этот герой, то ли его родные и близкие. Именно это соображение и заставляет меня отдавать предпочтение более животрепещущему материалу нашей недавней борьбы против гитлеровцев.
Но вот прошло уже около четырех лет, с тех пор как я впервые рассказал на страницах "Огонька" о бессменном часовом, а до сих пор я получаю письма, в которых меня запрашивают, чем кончились поиски, и об этом же постоянно задают вопросы читатели на публичных встречах с ними. Видимо, история эта вызвала настоящий интерес у многих людей, и надо, не откладывая надолго, доводить дело до конца.
Я надеюсь, что мне удастся окончательно разрешить эту загадку в 1964-1965 годах. Вероятно, придется около месяца провести в архивах, листая старые подшивки газет, которые указаны мне читателями, чтобы из них узнать, наконец, точно фамилию и местожительство героя. А потом надо выезжать и отыскивать следы бессменного часового на месте, опрашивая старожилов, беседуя со стариками. Полагаю, что поможет мне и намечаемая в конце 1964 года поездка в Польскую Народную Республику, где в архивах могут оказаться нужные мне комплекты газет.
Будем надеяться, что в одном из последующих изданий этой книги мне удастся рассказать читателю, какой была в действительности история бессменного часового, и назвать его настоящее имя, которое, я не сомневаюсь, навсегда войдет в летопись боевой славы нашего народа.
ТАРАН НАД БРЕСТОМ
Это было в начале первой мировой войны, 26 августа 1914 года, когда на Юго-Западном фронте русские армии развертывали наступление против мощной австрийской крепости Перемышль. В этот день в районе местечка Жолква близ Львова в воздухе появился австрийский самолет "альбатрос", разведывавший расположение наших войск. В Жолкве тогда находился аэродром, на котором стояли самолеты типа "ньюпор" и "моран", принадлежавшие 11-му авиационному отряду под командованием прославленного русского летчика Петра Николаевича Нестерова, того самого Нестерова, который в свое время впервые выполнил в воздухе "мертвую петлю", позднее названную его именем.
Надо было во что бы то ни стало помешать противнику вернуться домой и сообщить своему командованию сведения, собранные во время разведки. И как только враг был замечен в небе, командир отряда Петр Нестеров вскочил в кабину легкого самолета "моран" и взлетел навстречу австрийцу. Собравшиеся на аэродроме боевые товарищи героя-летчика наблюдали, как разыгрывался этот воздушный бой. Самолет Нестерова быстро набрал высоту и оказался на сотню метров выше "альбатроса". Потом русский летчик резко направил свою машину вниз и устремился на врага. "Моран" с силой врезался в австрийский самолет. У "альбатроса" отвалилось крыло, и он упал на землю. Но и Нестерову, который был тяжело ранен во время столкновения самолетов, не удалось посадить машину, и он жизнью заплатил за свой подвиг.
Так была вписана в историю авиации новая страница. Впервые в мире был введен в практику воздушного боя таранный удар. Этот дерзкий, безудержно смелый прием, пожалуй, не случайно родился именно в России, так как был чем-то сродни удалому, бесстрашному характеру русского человека. Во всяком случае, до сих пор не известны случаи воздушных таранов в боевой практике авиации других стран, если не считать смертников - "камикадзе" в японской армии времен второй мировой войны. Но те заведомо шли на смерть, тогда как наши летчики, начиная с Нестерова, всегда верили, что при таране останутся живыми.
Однако трагическая судьба Петра Нестерова надолго поставила печать смерти на воздушный таран. В течение многих лет авиаторы были убеждены в том, что таран неизбежно ведет к гибели пилота и его машины. Только в годы Великой Отечественной войны это неверное убеждение было начисто опровергнуто нашими советскими летчиками. Их отвага, решительность и большое искусство дали возможность сделать таранный удар довольно распространенным приемом в практике воздушных боев на всех фронтах. И если в одних случаях при этом летчик оставался жив, спускаясь на парашюте, то в других - и это бывало нередко - прочность советских боевых машин позволяла сохранить самолет и посадить его после воздушного тарана.
Именно такой таран совершил в первые дни войны летчик комсомолец Петр Харитонов.
27 июня 1941 года Петр Харитонов, барражируя в воздухе на своем истребителе, охранял воздушные подступы к Ленинграду. В этот день к городу пытался пробраться фашистский бомбардировщик "юнкерс-88". Перехватив вражеский самолет, Харитонов вступил с ним в бой. Несколько раз атакуя противника, советский пилот вскоре израсходовал все патроны. Между тем "юнкерс", спасаясь от преследования, повернул на запад и быстро удалялся к линии фронта.
Молодой летчик решил любой ценой уничтожить врага. Фронт был уже недалеко, когда Харитонов пошел на воздушный таран. Нагнав врага, он осторожно подвел свой истребитель вплотную к хвосту немецкого бомбардировщика и ударом винта своего самолета обрубил "юнкерсу" хвостовое оперение. Вражеская машина круто пошла вниз и рухнула на землю. Сильный удар потряс и самолет Харитонова, но летчик сумел выровнять свою машину. Оказалось, что она, несмотря на таран, еще держится в воздухе. С трудом Харитонов все же довел машину до аэродрома и благополучно совершил посадку.
8 те же дни на подступах к Ленинграду совершили воздушный таран еще два летчика-комсомольца - Жуков и Здоровцев.
9 июля 1941 года центральные газеты опубликовали Указ Президиума Верховного Совета СССР Летчикам Харитонову, Жукову и Здоровцеву было присвоено звание Героя Советского Союза. Они стали первыми воинами на фронтах Великой Отечественной войны, удостоенными этого звания.
И с тех пор на протяжении многих лет считалось, что первый воздушный таран в дни Великой Отечественной войны был совершен летчиком Петром Харитоновым.
В 1954-1957 годах, занимаясь розысками защитников Брестской крепости, встречаясь с оставшимися в живых участниками этой героической обороны, я столкнулся с любопытной историей, которая дотоле оставалась неизвестной и не была внесена в хронику Великой Отечественной войны. Осенью 1954 года, когда я встретился с первым найденным мною защитником крепости, инженером Самвелом Матевосяном, живущим в столице Армении Ереване, он рассказал мне о воздушном бое, который происходил над Брестом в первый день войны, 22 июня 1941 года.
Это было около 10 часов утра, когда Брестская крепость уже вела тяжелый бой в полном окружении. Отбивая огнем атаки немецкой пехоты в крепостном дворе, Матевосян и его товарищи издали видели, что несколько наших истребителей - "чайки", как тогда их называли, ведут бой с группой "мессершмиттов" Численное превосходство было на стороне противника, но наши летчики сражались отчаянно и сбили два или три вражеских самолета. Этот короткий бой уже подходил к концу, как вдруг одна из наших машин, видимо израсходовав запас патронов в бою, устремилась навстречу атаковавшему ее "мессершмитту" и столкнулась с ним в воздухе. Охваченные пламенем, оба самолета пошли к земле и скрылись из виду.
По словам Матевосяна, подвиг неизвестного советского пилота глубоко взволновал тогда защитников Брестской крепости. Все они были уверены, что герой погиб во время своего тарана, и его отважный поступок придал им новые силы в их невероятно трудной и упорной борьбе.
Позднее, когда мне удалось разыскать многих других защитников Брестской крепости, некоторые из них тоже оказались очевидцами этого воздушного боя в первый день войны, и они полностью подтвердили мне историю, рассказанную Матевосяном
Итак, еще в первый день войны, даже в самые первые ее часы, над Брестом был совершен воздушный таран. Было бы крайне важно установить имя неизвестного летчика Но, признаюсь, тогда я думал, что сделать это окажется невозможным в тот первый день войны в районе Бреста шли очень тяжелые бои, противнику вскоре удалось продвинуться в глубь нашей территории, и казалось, что в таких условиях подвиг летчика вернее всего остался незамеченным и уж тем более вряд ли был зарегистрирован в документах.
На клинке была выгравирована надпись: "Смелым бог владеет".
Он объяснил, что поляки с уважением отнеслись к нему и, оценив мужество и стойкость подземного часового, разрешили ему оставить свое оружие.
Такова история, которую со слов М. Сухорукова сообщает мне тов. Бурый. Он советует обратиться к архивам Министерства иностранных дел СССР, где должны быть какие-то документы, связанные с передачей бессменного часового на родину.
Кстати, такой же совет дает мне С. Фейнберг из города Бобруйска, которому помнится, что в те годы народный комиссар иностранных дел тов. Чичерин дважды (обращался с нотами к польскому правительству, потому что поляки якобы затягивали отправку солдата на родину. А Григорий Любченко из поселка Новый Свет Донецкой области пишет, будто бы в 1927 или 1928 году читал в газетах сообщение о том, что Советское правительство наградило солдата, проведшего девять лет под землей, орденом Красного Знамени, и рекомендует мне обратиться туда, где хранятся сведения о награжденных.
Но, конечно, особенно интересным было для меня получить письма от людей, которые, по их словам, сами видели бессменного часового и разговаривали с ним. Таких писем несколько.
Александр Лебедев из Ленинграда сообщает, что много лет назад его односельчанин, вернувшийся домой с войны только в 1924 или 1925 году, подробно рассказывал ему историю своего девятилетнего пребывания под землей в крепости Осовец. А. Лебедев был тогда секретарем волостной ячейки ВЛКСМ и жил в селе Старая Ка-литва Новокалитвенского района Воронежской области. Фамилию подземного узника он помнит хорошо - Журавлев, но имя его забыл. Журавлев, по его словам, видел, но недостаточно хорошо, хотя и ходил без сопровождающего, да и слух его был расстроен. В то время Журавлев работал в качестве пастуха общественного стада, а его сын Петр батрачил у кулаков. Сам Лебедев в 1929 году уехал из родного села и с тех пор ничего не знает о семье Журавлевых.
Читательница Витковская из города Кривой Рог пишет, что в 1925 году, когда она жила на станции Гришине, там однажды появились листовки, выпущенные местной газетой, где рассказывалась история бессменного часового. В листовках сообщалось, что солдат, возвращаясь на родину, проедет через Гришино, и указывался час прихода поезда. Вместе со многими другими жителями Гришина тов. Витковская пришла на станцию посмотреть на этого удивительного человека. Она помнит, как на площадку вагона вышел человек с очень длинной белой бородой и, отвечая на вопросы людей, много рассказывал о своей жизни под землей. Он сказал, что после освобождения он долго лечился, а теперь едет на родину в Донбасс. Куда именно, тов. Витковская забыла, как забыла и фамилию этого человека. Она говорит, что старожилы станции Гришино должны помнить этот случай.
Из Волгоградской области из города Новоанненска пишет мне Алексей Балычев. Он вспоминает, что в 1924 или 1925 году встретил на станции Филонове почти совсем слепого человека, которого сопровождал санитар. Он рассказал Балычеву свою историю, и она в точности была историей бессменного часового. Человек этот ехал, как он сказал, из Минска, где лечился в госпитале, и добирался до родного хутора. Как назывался хутор, Балычев забыл, но вспоминает, что слепой сказал, что от Филонова до его родных мест остается сто тридцать километров. Он рекомендует мне искать следы этого человека в районе станиц Глазуновской и Роскопенской.
А вот что рассказывает в своем письме работник совхоза имени Тимирязева из Октябрьского района в Северном Казахстане Николай Субботенко. Работая в двадцатых годах на сахарном заводе близ Умани на Украине, он, как активный комсомолец, участвовал в волостной комсомольской конференции. Проходила эта конференция в Умани, и во время перерыва на обед было объявлено, что делегаты приглашаются в городской цирк, где будет выступать находящийся здесь проездом на родину солдат, который прожил в подземном каземате Новогеоргиевской крепости девять лет. Вместе с товарищами Н. Субботенко побывал в цирке, видел человека в форме солдата царской армии, но без погон, с темными очками на глазах и с лицом, густо заросшим длинными волосами, и слышал его волнующий рассказ. Он пишет, что родом этот солдат из Черниговской губернии. Уманские газеты, по словам Субботенко, потом печатали подробные рассказы о бессменном часовом.
А вот короткое письмо жителя Барнаула Андрея Власенко:
"Уважаемые товарищи! Я прочитал в "Огоньке" очерк "Бессменный часовой" и был взволнован, так как в 1943 году встречал подобного человека. Возможно, это был сам герой очерка. В августе - сентябре 1943 года, будучи в резерве 46-й армии, я со штабом армии находился в одном из донских сел в радиусе 100-150 километров от Миллерово. Возможно, это было в Чеботаревке, Митя-кино, Ср. Митякино, Волховом Яре или на хуторе Шевченко. Однажды вечером, выйдя из хаты, я увидел на завалинке старика лет 65-70. Старик плохо видел. Рядом с ним стояла жена. Я разговорился с ним и был чрезвычайно удивлен, услышав его рассказ. Находясь в армии во время германской войны в Польше, он вместе с другими солдатами охранял подземный склад с обмундированием и продовольствием. Однажды, когда он стоял в карауле, выход был завален взрывом, и дед в одиночку просидел в складе около 10 лет. Словом, это был случай, описанный Смирновым.
Посылая письмо в редакцию, я надеюсь, что оно поможет писателю в розысках неизвестного героя".
Осенью 1960 года мне позвонил инженер Ростовского опытного завода П. П. Плахтюрин, приехавший в Москву. Мы повидались с ним, и он рассказал мне, как в 1947 году ему пришлось заночевать в избе слепого старика - солдата первой мировой войны. П. П. Плахтюрин служил тогда в армии, и его часть стояла в районе города Вольска Саратовской области. Однажды зимой их подразделение перебросили на машинах куда-то к границе Саратовской и Ульяновской областей, а потом солдаты двинулись на лыжах к месту назначения, где им предстояло заготовлять лес. В пути один из лыжников вывихнул ногу, и командир поручил Плахтюрину сопровождать его до ближайшей деревни. Оба солдата, отстав от своих, к вечеру добрались в село, и им порекомендовали остановиться на ночлег в избе, где жили слепой дед и его жена-старуха, работавшая сторожем при магазине сельпо. Им сказали, что дед, как старый солдат, примет военных особенно радушно.
Так и случилось. Они разыскали в магазине сторожиху, и та повела их к себе, сказав: "Дед меня со свету сживет, если я вам откажу". По пути она рассказала солдатам, что ее дед большой герой, что он много лет охранял военные склады под землей и что за то, что он сделал, могла бы ему быть большая награда. "А ведь сейчас ему даже и не верят, когда рассказывает, пожаловалась старуха. - Думают, что выдумал все. И глаза-то он зря потерял забыли ему завязать глаза, когда наверх выводили из-под земли, - он без света много лет пробыл и, как вышел на свет, сразу ослеп. Наши бы не забыли глаза завязать", - вздохнула она.
Дед оказался еще совсем крепким. На вид ему было лет шестьдесят. Глаза у него были чистые и ясные, и не сразу можно было догадаться, что он слеп, так свободно он двигался по комнате, мгновенно и уверенно находя любой нужный ему предмет.
Принял он гостей с радостью. Были трудные и голодные послевоенные годы, но они с бабкой выставили на стол всю небогатую снедь, которая у них оказалась, и достали даже бутылку водки. И вот в разговоре за столом дед, как бы неохотно и между прочим, отвечая на вопросы гостей о себе, рассказал целый ряд подробностей своей истории, полностью совпадающих с деталями подземной жизни бессменного часового. Плахтюрину показалось, что старик рассказывал о себе с такой неохотой потому, что до этого всегда встречал недоверие со стороны слушателей, считавших его рассказ небылицей. Впрочем, тогда и он и его товарищ усомнились в истории старика и из вежливости не стали расспрашивать его подробнее. Только теперь Плахтюрин, прочтя мой рассказ, сразу же вспомнил ту встречу и поспешил сообщить мне о ней.
Он не помнил фамилии деда и не помнил даже названия деревни, хотя с уверенностью называл мне многие соседние села и даже по памяти чертил приблизительный маршрут, по которому они тогда шли вдвоем с товарищем. Не хватало только подробной карты тех мест, чтобы точно определить, в какой деревне произошла эта встреча.
Тогда я обратился в Госгеокартфонд, где хранятся самые подробные топографические карты нашей страны. Работники фонда любезно согласились помочь и, когда мы приехали, показали нам нужные карты. И тотчас же, сопоставив карту со схемой, начерченной по памяти П. П. Плахтюриным, мы уверенно нашли этот населенный пункт. То была деревня Андреевка Павловского района Ульяновской области. Теперь мне предстоит навести там справки об этом старике.
Пусть не смущает читателя разноречивость сведений, собравшихся сейчас у меня. Это довольно обычное дело, когда идешь по следам какой-нибудь удивительной, почти легендарной истории. Поразительный факт (а иногда и не один) превращается постепенно в легенду, разветвляется, обрастает новыми подробностями, деформируется и с годами видоизменяется настолько, что человек, поставивший перед собой цель доискаться до первоисточника, сначала чувствует себя подобно археологу, который обнаружил засыпанные землей развалины и еще не знает, что здесь было - дворец, храм или гробница какого-нибудь древнего владыки. И предстоит осторожно, слой за слоем, удалять слежавшуюся землю, прежде чем обнажатся стены постройки и станут ясными ее назначение и происхождение.
Так и тут. Нельзя пока по наитию отвергать ни одну из версий истории бессменного часового, и я знаю по своему собственному прошлому опыту, что иной раз тот вариант, который на первый взгляд показался самым невероятным, вдруг начинает оправдываться и неожиданно становится непреложной истиной. Каждое из этих сообщений требует тщательной проверки и изучения. Только тогда выявится, какие из свидетельств были основаны на фактах, а какие являются плодом неточности, небрежности, ошибки, путаницы, провокации памяти или даже правдоподобной мистификацией.
К сожалению, такие мистификации случаются Иногда это делают просто по неумному легкомыслию человека, желающего "подшутить", а иногда с более низменными целями - со стремлением примазаться к какому-нибудь хорошему делу, получившему широкую огласку, и использовать это в личных целях.
Вот, например, передо мной письмо некоего Николая Антонова из Баку. Он заявляет, что бессменный часовой - это его родной брат Александр, недавно умерший, и рассказывает, якобы с его слов, дикие небылицы о жизни солдата в подземелье. Весь его рассказ представляет из себя беспардонную ложь, которая, впрочем, сразу же ощущается. Но я, читая это письмо, сразу же вспомнил, что передо мною мой "старый знакомый". Этот самый Антонов (называвшийся тогда Антоновым-Бариновым из Мичуринска) уже пытался несколько лет тому назад втереть мне очки, выдавая себя за участника обороны Брестской крепости. Все "воспоминания" о Брестской обороне, которые он тогда мне присылал, были таким же хитрым, но в общем неуклюжим сочинением небылиц, и опытному глазу довольно легко можно было увидеть за этими "мемуарами" лицо афериста. Сейчас к этому "лицу" -только добавились новые красноречивые черты. Увы, есть и еще несколько писем, в которых уже с первого взгляда ясно видишь ложь. К счастью, таких писем очень немного, и эти люди являются досадным исключением среди сотен читателей, искренне и горячо старающихся помочь разыскать неизвестного героя.
Мне остается рассказать еще об одном любопытном варианте истории бессменного часового. Я слышал о нем раньше, но тогда счел его преувеличением, недостойным упоминания. Теперь же в нескольких письмах защищается именно этот вариант.
Утверждают, что в 1930 году или даже позже в Польше был отрыт в крепостном подземелье русский солдат, проживший под землей не девять, а пятнадцать лет. Об этом мне пишет генерал-лейтенант в отставке А. К. Купреев из Москвы. Он вспоминает, что в 1945 или в 1946 году в "Правде" была напечатана подвальная статья "Крепость Осовец" и там рассказывалась история бессменного часового, освобожденного поляками не в 1924, а в 1930 году. Статью в "Правде" вспоминает и житель Калуги, бывший участник гражданской войны И. В. Муханов, также утверждающий, что подземный часовой был найден в тридцатых годах. Об этом же пишут мне М. И. Чулков из Кишинева и В. Ф. Лотоцкий из города Кизела Пермской области.
Более подробно сообщает об этом М. С. Денисюк из города Кобрина Брестской области. Он, живя на территории Польши, читал в 1930 году в местных газетах статьи и заметки о солдате, обнаруженном именно в то время при раскопке крепости Осовец. Как сообщали газеты, часовой долго не пускал поляков в склад, заявляя, что его может снять с поста только разводящий, а если его нет, то "государь император". Когда ему объяснили, что уже нет и царя, а крепость принадлежит Польше, он спросил, кто в Польше главный, и, узнав, что президент, потребовал его приказа. Лишь когда ему прочитали телеграмму президента, он вышел наверх и сразу ослеп. Солдат оказался якобы рядовым 15-го Сибирского полка Иваном Ивашиным и пробыл под землей пятнадцать лет.
Кстати, этот рассказ почти полностью совпадает с другим рассказом, опубликованным в 1938 году в Риге в русском журнале "Для вас", издававшемся какими-то русскими эмигрантами. Номер этого журнала случайно где-то обнаружил мой товарищ, известный советский композитор Никита Богословский и, наткнувшись на знакомую историю, перепечатал ее для меня. Кстати, любопытно, что рассказ этот назывался так же, как и мой, - "Бессменный часовой". Он написан в несколько разухабистом тоне старых "солдатских" рассказов, но во всех деталях совпадает с тем, что сообщает в своем письме Денисюк из Кобрина. Совпал даже номер полка - 15-й Сибирский. Только зовут солдата в рижском рассказе не Иван Ивашин, а Иван Иваныша.
Словом, доводя до сведения читателей этот вариант, я пока что не могу ничего сказать ни в его защиту, ни в опровержение. Все выяснится в дальнейших розысках.
Любопытно, что похожие на историю бессменного часового случаи известны и в других странах. Так, профессор Словацкого политехнического института в Братиславе А. Георгиевский пишет мне, что в 1922-1923 годах в одной из французских крепостей был обнаружен солдат, проживший под землей около пяти лет. Другой читатель указывает, что когда-то французская печать писала о солдате, замурованном в подземных складах крепости Верден и освобожденном оттуда спустя девять лет.
Но самое интересное то, что, оказывается, подобные случаи были и во время Великой Отечественной войны. Одна читательница сообщила мне, что будто бы при восстановлении Воронежа после войны из-под развалин каких-то складов извлекли солдата, который с двумя товарищами был засыпан там в 1942 году. Товарищи его за это время умерли, а он дожил до освобождения. Другой читатель сообщает о подобном случае в городе Правдинске Калининградской области. Там уже в 1950 году, по его словам, были отрыты из глубокого подземного склада четверо советских воинов, засыпанных в подземелье в 1945 году, в дни боев за Кенигсберг при одной из сильных бомбежек.
Наконец, три письма посвящены одному и тому же случаю Тов. Голубев из Ленинграда, В. В. Перерва из города Дзержинска Донецкой области и И. Ф. Тимченко из города Богородска Горьковской области передают рассказ о том, что во время боев в Крыму двое или трое советских людей (по двум свидетельствам - матросов-севастопольцев, по одному - партизан) были засыпаны взрывом в подземном складе и пробыли там несколько лет. Их отрыли якобы уже после войны, они обросли за это время длинными волосами и бородами, но сохранили и речь и разум. По одной версии, они даже с криком "ура!" бросились в свою последнюю атаку, будучи уверенными, что их откапывают немцы.
Как бы то ни было, я, не принимая пока на веру ни одной из этих версий, обращаюсь с просьбой ко всем, кто знает что-нибудь о таких "бессменных часовых" Отечественной войны, то ли в Севастополе, то ли в других местах, сообщить мне все, что о них известно.
Я обрываю пока на этом историю бессменного часового. Но она еще не окончена. Занятый поисками неизвестных героев Великой Отечественной войны, я в последние годы, к сожалению, не сумел выбрать достаточно времени, чтобы довести до конца розыски следов подземного Робинзона. Оправданием перед читателями для меня может служить только один довод: история бессменного часового - это очень любопытный, но давний случай, а всякий поиск неизвестного героя Отечественной войны связан с судьбами живых людей - то ли отыскивается он сам, этот герой, то ли его родные и близкие. Именно это соображение и заставляет меня отдавать предпочтение более животрепещущему материалу нашей недавней борьбы против гитлеровцев.
Но вот прошло уже около четырех лет, с тех пор как я впервые рассказал на страницах "Огонька" о бессменном часовом, а до сих пор я получаю письма, в которых меня запрашивают, чем кончились поиски, и об этом же постоянно задают вопросы читатели на публичных встречах с ними. Видимо, история эта вызвала настоящий интерес у многих людей, и надо, не откладывая надолго, доводить дело до конца.
Я надеюсь, что мне удастся окончательно разрешить эту загадку в 1964-1965 годах. Вероятно, придется около месяца провести в архивах, листая старые подшивки газет, которые указаны мне читателями, чтобы из них узнать, наконец, точно фамилию и местожительство героя. А потом надо выезжать и отыскивать следы бессменного часового на месте, опрашивая старожилов, беседуя со стариками. Полагаю, что поможет мне и намечаемая в конце 1964 года поездка в Польскую Народную Республику, где в архивах могут оказаться нужные мне комплекты газет.
Будем надеяться, что в одном из последующих изданий этой книги мне удастся рассказать читателю, какой была в действительности история бессменного часового, и назвать его настоящее имя, которое, я не сомневаюсь, навсегда войдет в летопись боевой славы нашего народа.
ТАРАН НАД БРЕСТОМ
Это было в начале первой мировой войны, 26 августа 1914 года, когда на Юго-Западном фронте русские армии развертывали наступление против мощной австрийской крепости Перемышль. В этот день в районе местечка Жолква близ Львова в воздухе появился австрийский самолет "альбатрос", разведывавший расположение наших войск. В Жолкве тогда находился аэродром, на котором стояли самолеты типа "ньюпор" и "моран", принадлежавшие 11-му авиационному отряду под командованием прославленного русского летчика Петра Николаевича Нестерова, того самого Нестерова, который в свое время впервые выполнил в воздухе "мертвую петлю", позднее названную его именем.
Надо было во что бы то ни стало помешать противнику вернуться домой и сообщить своему командованию сведения, собранные во время разведки. И как только враг был замечен в небе, командир отряда Петр Нестеров вскочил в кабину легкого самолета "моран" и взлетел навстречу австрийцу. Собравшиеся на аэродроме боевые товарищи героя-летчика наблюдали, как разыгрывался этот воздушный бой. Самолет Нестерова быстро набрал высоту и оказался на сотню метров выше "альбатроса". Потом русский летчик резко направил свою машину вниз и устремился на врага. "Моран" с силой врезался в австрийский самолет. У "альбатроса" отвалилось крыло, и он упал на землю. Но и Нестерову, который был тяжело ранен во время столкновения самолетов, не удалось посадить машину, и он жизнью заплатил за свой подвиг.
Так была вписана в историю авиации новая страница. Впервые в мире был введен в практику воздушного боя таранный удар. Этот дерзкий, безудержно смелый прием, пожалуй, не случайно родился именно в России, так как был чем-то сродни удалому, бесстрашному характеру русского человека. Во всяком случае, до сих пор не известны случаи воздушных таранов в боевой практике авиации других стран, если не считать смертников - "камикадзе" в японской армии времен второй мировой войны. Но те заведомо шли на смерть, тогда как наши летчики, начиная с Нестерова, всегда верили, что при таране останутся живыми.
Однако трагическая судьба Петра Нестерова надолго поставила печать смерти на воздушный таран. В течение многих лет авиаторы были убеждены в том, что таран неизбежно ведет к гибели пилота и его машины. Только в годы Великой Отечественной войны это неверное убеждение было начисто опровергнуто нашими советскими летчиками. Их отвага, решительность и большое искусство дали возможность сделать таранный удар довольно распространенным приемом в практике воздушных боев на всех фронтах. И если в одних случаях при этом летчик оставался жив, спускаясь на парашюте, то в других - и это бывало нередко - прочность советских боевых машин позволяла сохранить самолет и посадить его после воздушного тарана.
Именно такой таран совершил в первые дни войны летчик комсомолец Петр Харитонов.
27 июня 1941 года Петр Харитонов, барражируя в воздухе на своем истребителе, охранял воздушные подступы к Ленинграду. В этот день к городу пытался пробраться фашистский бомбардировщик "юнкерс-88". Перехватив вражеский самолет, Харитонов вступил с ним в бой. Несколько раз атакуя противника, советский пилот вскоре израсходовал все патроны. Между тем "юнкерс", спасаясь от преследования, повернул на запад и быстро удалялся к линии фронта.
Молодой летчик решил любой ценой уничтожить врага. Фронт был уже недалеко, когда Харитонов пошел на воздушный таран. Нагнав врага, он осторожно подвел свой истребитель вплотную к хвосту немецкого бомбардировщика и ударом винта своего самолета обрубил "юнкерсу" хвостовое оперение. Вражеская машина круто пошла вниз и рухнула на землю. Сильный удар потряс и самолет Харитонова, но летчик сумел выровнять свою машину. Оказалось, что она, несмотря на таран, еще держится в воздухе. С трудом Харитонов все же довел машину до аэродрома и благополучно совершил посадку.
8 те же дни на подступах к Ленинграду совершили воздушный таран еще два летчика-комсомольца - Жуков и Здоровцев.
9 июля 1941 года центральные газеты опубликовали Указ Президиума Верховного Совета СССР Летчикам Харитонову, Жукову и Здоровцеву было присвоено звание Героя Советского Союза. Они стали первыми воинами на фронтах Великой Отечественной войны, удостоенными этого звания.
И с тех пор на протяжении многих лет считалось, что первый воздушный таран в дни Великой Отечественной войны был совершен летчиком Петром Харитоновым.
В 1954-1957 годах, занимаясь розысками защитников Брестской крепости, встречаясь с оставшимися в живых участниками этой героической обороны, я столкнулся с любопытной историей, которая дотоле оставалась неизвестной и не была внесена в хронику Великой Отечественной войны. Осенью 1954 года, когда я встретился с первым найденным мною защитником крепости, инженером Самвелом Матевосяном, живущим в столице Армении Ереване, он рассказал мне о воздушном бое, который происходил над Брестом в первый день войны, 22 июня 1941 года.
Это было около 10 часов утра, когда Брестская крепость уже вела тяжелый бой в полном окружении. Отбивая огнем атаки немецкой пехоты в крепостном дворе, Матевосян и его товарищи издали видели, что несколько наших истребителей - "чайки", как тогда их называли, ведут бой с группой "мессершмиттов" Численное превосходство было на стороне противника, но наши летчики сражались отчаянно и сбили два или три вражеских самолета. Этот короткий бой уже подходил к концу, как вдруг одна из наших машин, видимо израсходовав запас патронов в бою, устремилась навстречу атаковавшему ее "мессершмитту" и столкнулась с ним в воздухе. Охваченные пламенем, оба самолета пошли к земле и скрылись из виду.
По словам Матевосяна, подвиг неизвестного советского пилота глубоко взволновал тогда защитников Брестской крепости. Все они были уверены, что герой погиб во время своего тарана, и его отважный поступок придал им новые силы в их невероятно трудной и упорной борьбе.
Позднее, когда мне удалось разыскать многих других защитников Брестской крепости, некоторые из них тоже оказались очевидцами этого воздушного боя в первый день войны, и они полностью подтвердили мне историю, рассказанную Матевосяном
Итак, еще в первый день войны, даже в самые первые ее часы, над Брестом был совершен воздушный таран. Было бы крайне важно установить имя неизвестного летчика Но, признаюсь, тогда я думал, что сделать это окажется невозможным в тот первый день войны в районе Бреста шли очень тяжелые бои, противнику вскоре удалось продвинуться в глубь нашей территории, и казалось, что в таких условиях подвиг летчика вернее всего остался незамеченным и уж тем более вряд ли был зарегистрирован в документах.