Смит Дебора. Змей-искуситель

   — Господи, мужик, ты читаешь здесь о яблоках? И он захохотал.
   В это время Дэвис сидел со своими приятелями у противоположной стены. Он жевал десятидолларовый гамбургер, потягивал шестидолларовое пиво и выглядел совершенно несчастным. Его приятели достаточно напились, чтобы не обращать на это внимания. Они с увлечением следили за гонками на экране огромного телевизора.
   В общем, вечер проходил совершенно спокойно, пока приятелям Дэвиса не пришла в голову мысль отправиться в более интересное место.
   — Подгоните «Мерседес», любезный Дэвис, — обратился ко мне парень по имени Маркус, похлопав по плечу пухлой рукой.
   Приятель Маркус был похож на маленького черного Будду в очках. Он был родом из НьюЙорка и изучал в Гарварде право. Приятель Билл был тощим лютеранином со Среднего Запада и изучал экономику. Приятель Саймон был единственным евреем, который в родном городе в Калифорнии выиграл чемпионат штата по борьбе. Он тоже изучал экономику.
   — Да, подгоните, Дживс, любезный, — подхватили остальные трое.
   Они мне нравились. Они были безобидными, веселыми и не собирались никого обижать. Я чувствовал себя столетним сержантом рядом с новобранцамимолокососами.
   — Заткнитесь и постарайтесь не пердеть по дороге в машину, ослы.
   В ответ я получил:
   — Так точно, сэр, господин полковник, сэр.
   Отсалютовав мне неприличным жестом, они, спотыкаясь, побрели к боковому выходу. Парни были такими пьяными, что забыли Дэвиса, который остался расплатиться по счету.
   — Следуй за своим взводом и проследи, чтобы их не уронили, — сказал я ему. — Я расплачусь. С днем рожденья.
   — Чего в нем хорошего? Моя жена на меня злится, у меня нет больше ничего общего с моими приятелями, а моя мать только и ждет, чтобы я признался, что напрасно оставил колледж и вернулся домой.
   — Устал грузить поддоны с яблочными пирогами, чтобы заработать на жизнь?
   — Нет, я устал от того, что моя мать не принимает меня всерьез как наследника семейного бизнеса! На прошлой неделе я отдал ей десятилетний план развития компании, а она сказала: «Очень интересно, я обязательно просмотрю. Не мог бы ты к девяти утра почистить и установить новые котлы для варки карамели?» Я представил ей докторскую диссертацию по управлению малым бизнесом, а она вручила мне щетку для мытья котлов!
   — А ты не замечал, что твоя мать всегда в работе? Что она засыпает вечерами перед камином с грелкой на плече? Что она приходит в офис еще до рассвета? Присмотрись к тому, что она пытается тебе показать, Дэвис. Она работает, как лошадь. Вероятно, она отмыла больше карамельных котлов, чем ты сможешь сосчитать. Ты готов трудиться так же тяжело? Ты настолько любишь ферму? Вот что она хочет знать.
   — Я вижу, вы внимательно следите за распорядком дня моей матери. Особенно за тем, когда она отправляется в постель и когда встает. Отвалите, полковник! Многие мужчины пытались подобраться поближе к моей матери, но она проигнорировала их всех. В ее глазах никто не может сравниться с моим отцом. Так что не пытайтесь обмануть меня или ее. Ваши мотивы мне ясны, и если вы…
   — Эй, смотрите, это же он! — крикнул ктото. — Точно, это он. Эй, ведь это ты муж Эдди Джекобс? Привет, мистер Джекобс!
   Кругом захохотали.
   Мы с Дэвисом медленно повернулись и увидели группу студентов в форме местного университета, среди них был и тот молодой идиот, который обсмеял мою книгу.
   — Они не стоят внимания, — негромко сказал я. — Уходим. Немедленно.
   — Нет! Люди смеются надо мной уже несколько месяцев! Во всяком случае, здесь мне это сказали в лицо.
   — Нет никакого смысла драться со свиньей. Ты испачкаешься, а свинья получит удовольствие. Так говорит твоя мать. Идем.
   — Не вмешивайтесь! И не цитируйте слова моей матери!
   — У тебя беременная жена, которой незачем видеть тебя с выбитыми зубами. Слова — это пустое. Принимай оскорбления как мужчина.
   — Черт побери, не учите меня, как принимать оскорбления, и не говорите мне, как мне следует жить! Откуда вам знать, что нужно жене? Вы обращаетесь с женщинами так, словно выполняете задание сил специального назначения — молниеносно выдвигаетесь на передний план, исправляете положение, быстро отходите на исходные позиции. И не говорите мне, как поступают мужчины! Мой отец был мужчиной, он знал, что люди смотрят на него снизу вверх, и он заботился о нас. Он стремился прожить свою жизнь так, чтобы его имя значило хоть чтото для людей. У вас нет сердца, чтобы быть таким человеком, как он!
   Дэвис направился к студентам. Я обдумал, как мне поступить, и решил некоторое время держаться в стороне. Признаться, он здорово меня разозлил.
   — Моя фамилия Тэкери, — сказал им Дэвис, и в его голосе неожиданно зазвучал акцент жителя гор. — И если вы, гиганты мысли, не в состоянии это запомнить, то это ваша проблема, а не моя!
   — Не злись, парень. Ты знаменит, только и всего. Ты трахаешь дочь президента. Слушай, а задница у нее меньше, чем у мамаши?
   На этом разговор окончился. Дальше замелькали кулаки.
   — Ники, ты же обещал о нем позаботиться!
   Эдди гневно смотрела на Якобека, прикладывая мокрое холодное полотенце к кровоточащим губам моего сына. Мы сидели в кухне. Окровавленная ледяная вода капала на пол. Я осторожно приложила два пакета со льдом к вытянутым рукам Якобека. Если не считать сбитых до крови, опухших костяшек пальцев, на нем больше не было никаких следов драки. У Дэвиса наливался багрянцем синяк под глазом, рот был разбит.
   — Я оказался рядом с ним после первых двух ударов. Больше его никто не коснулся, — ответил Якобек.
   — Потому что они не могли меня достать, — пробормотал Дэвис. — Я лежал на полу.
   — Они его нокаутировали?! — простонала Эдди.
   — Это был не нокаут, а нокдаун, — уточнил Якобек. Дэвис закашлялся.
   — Без разницы. — Он покосился на Якобека, насколько это позволял заплывший глаз.
   — Спасибо тебе, Ник.
   — Никаких проблем.
   Ник. Мы сделали шаг вперед. Я ласково посмотрела на Якобека.
   — После твоего вмешательства на месте побоища остались шесть молодых людей с повреждениями различных частей тела. Ты успел вытащить оттуда Дэвиса до приезда полиции, но драка все равно не станет ни для кого секретом. Люди узнали Дэвиса. Мне следует позвонить адвокату.
   Я собралась встать, но Якобек удержал меня:
   — Я уже связался с хорошим адвокатом. Я позвонил ему по дороге домой.
   — И кто это?
   — Ал. А он позвонил генеральному прокурору.
   Я опустилась обратно на стул. Я не знала, плакать мне или смеяться. Хотя мой первый адвокат Фред Карлайл уже пребывал в лучшем из миров, потягивая свое любимое виски, я надеялась, что он оценил этот момент. Позже, когда Эдди увела Дэвиса в постель, мы с Якобеком сидели друг против друга за большим столом в кухне. При слабом свете лампы под потолком я опустила разбитые руки Якобека в миску с теплой смесью яблочного уксуса и молотых табачных листьев.
   — Старики уверяют, что эта смесь вытаскивает у боли жало. Так они говорят.
   — А может быть, мне нужно жало.
   — У тебя осталось жало, поверь мне! — Я замолчала: меня остановило серьезное выражение на лице Якобека. — Джейкоб, что тебя тревожит?
   — Я нарочно позволил Дэвису нарваться на драку. Он наговорил мне всякого, поэтому я подождал, чтобы его ударили пару раз, и только потом вмешался. Прости меня.
   Я опустила голову и постаралась тщательно подобрать слова.
   — Никто другой просто не стал бы связываться с шестью здоровыми бугаями ради моего сына. Спасибо тебе. Тебе нечего стыдиться. Ты был с ним очень терпелив. Еще раз спасибо.
   — Моя работа состоит в том, чтобы защищать людей. Я только на это и гожусь.
   — У тебя все получается слишком просто. Но это не так. И ты годишься не только для этого.
   Между нами повисло напряженное молчание. Якобек откашлялся.
   — По дороге домой Дэвис сказал, что его отец дрался бы за него так же, как я.
   Я тихонько охнула.
   — Значит, он сделал тебе комплимент.
   — Я не думаю, что когданибудь мы станем приятелями. Он считает, что я посягнул на территорию его отца. — Якобек многозначительно посмотрел на меня. — Дэвис говорит, что ты никогда не смотрела на мужчину дважды, так что я напрасно теряю время.
   Я почувствовала, что краснею.
   — Он меня идеализирует. Пару предложений я всетаки приняла, но Дэвис об этом не знает.
   — Бернард Далирипмл?
   — Как ты догадался? Он приятный человек, но при ближайшем рассмотрении я оказалась слишком пугающей.
   Всегда заметно, когда при виде тебя глаза мужчины загораются особым светом, и этот свет возвращается к тебе и заставляет растаять. Сейчас я увидела это в глазах Якобека.
   — Позволь мне самому разобраться, — сказал он. — А еще я слышал о некоем Честере Баггетте.
   Я ссутулилась. Представитель штата в округе Чочино был очень набожным человеком. Но в то время он недавно овдовел и был страшно одинок — как и я.
   — Я заставила его согрешить, но потом очень об этом жалела. Мы до сих пор друзья. Все, хватит. Я не хочу это больше обсуждать.
   — Не все мужчины так пугливы или религиозны, — заметил Якобек.
   — Но большинство мужчин хотят управлять моим бизнесом вместо меня. Они считают, что сделают это лучше. Или полагают, что я должна уделять время им, а не ферме. — Я помолчала. — А как насчет тебя? Я тебе нравлюсь?
   — Я думал, это очевидно. А я нравлюсь тебе? Я вынула руки из миски и встала.
   — Думаю, что это тоже очевидно. Но для нас обоих было бы ошибкой чтото менять в наших отношениях. Во многих смыслах у нас нет ничего общего.
   — Ничего. Ты права.
   Я сделала ему больно. Он причинил боль мне. Секунду мы смотрели друг на друга, полные сожалений, а потом оба замкнулись в себе.
   — Спокойной ночи, — сказал Якобек мрачно.
   — Спокойной ночи.
   Выходя из кухни, я ударилась больным плечом о косяк, торопливо прошла к себе в спальню, а потом долго сидела на полу душевой кабины, обнимая колени и морщась. Я не могла больше всем сердцем полюбить мужчину. И не могла признаться ему, если бы полюбила его. Жало Дэви все еще сидело во мне.
   Но я хотела Якобека. А он хотел меня. Без всякой надежды на то, что ситуация когданибудь окажется для нас простой настолько, что мы сможем дать себе волю.
   Я лежала в постели, сначала свернувшись калачиком, потом вытянувшись. Я касалась себя, а через минуту уже плакала, зарывшись в подушку. Я могла только представить себе, что делает с собой Якобек в маленькой спальне над моей комнатой. Я знала, что утром мы снова будем вежливы друг с другом. Но эта ночь не забудется.
   Наверху я делал именно то, что представляла себе Хаш. И я все время думал о ней.

Глава 16

   «Ты будешь работать, или я выкину тебя на улицу!» — пообещала Эдди свирепая свекровь. Читайте колонку Хейвуда Кении и смотрите эксклюзивные фотографии, запечатлевшие рабство Эдди Джекобс в кондитерском цехе на ферме семьи ее мужа».
   — Управляющий в магазине рассказал мне об этом еще до того, как газета появилась у него на прилавке, — с порога моего кабинета громким шепотом сообщила Мэри Мэй, размахивая свежим номером. — О, Хаш, это ктото из своих. Ты только посмотри на фотографии Эдди! Они сделаны с близкого расстояния.
   Я взяла у нее газету.
   — Скупи все номера, которые сможешь найти, — приказала я. — И все сожги.
   Я вышла за дверь с твердым намерением отомстить.
   — Поторопитесь, полковник! — крикнул мне какойто мужчина, когда я выпрыгнул из кабины грузовика в Далиримпле. — Она выглядела как сумасшедшая.
   У стенда с осенними тыквами стояла толпа, люди сидели в креслах на веранде ресторанчика. Увидев меня, все возбужденно зашевелились и стали показывать пальцами внутрь.
   — Ее брат будет здесь через минуту! — крикнул ктото еще. — Логан был в северной части округа, выезжал по вызову. Вот почему мы позвонили на ферму. Решили, что вы приедете быстрее.
   Я прошел через двойные двери с афишами, приглашающими посмотреть спектакль, роли в котором исполняли школьники старших классов, и послушать струнный квартет. Мероприятие спонсировала «Ферма Хаш». Я лавировал между столиками, покрытыми красными клетчатыми скатертями. Слава богу, обеденное время закончилось, и только служащие присутствовали в тот момент, когда в ресторанчик с криком вбежала одна из Макгиллен по имени Мерили, а за ней размеренной, неторопливой походкой вошла Хаш.
   — Она была похожа на Шварценеггера в «Терминаторе», — предупредил меня человек, позвонивший по телефону.
   Две официантки и менеджер стояли у двери, ведущей на кухню.
   — Они в кладовой, — подсказал мне менеджер. — Хаш загнала ее туда и закрыла дверь. Видите ли, Хаш здесь все знакомо с детства. Ее мать обслуживала столики в этом ресторане много лет назад, а теперь Хаш принадлежит половина ресторана. Второй половиной владеет Бернард Далиримпл. Они когдато встречались, но думаю, вам не о чем волноваться…
   — Сплетни перескажете позже, — оборвал его я. Господи, мы с Хаш всего один раз поцеловались, а о нас уже вовсю судачат.
   Я вошел в кладовую. Хаш в пропыленных джинсах, мокасинах и клетчатой рубашке, побелевшей от муки, в фартуке с пятнами корицы, стояла, держа руку на ручке большого холодильника, всем телом навалившись на дверцу.
   — Мерили, или ты скажешь мне, кто еще вместе с тобой делал снимки моей невестки и продавал их Хейвуду Кении, или я поверну этот термостат так, что тебя придется вырубать изо льда!
   Из холодильника донеслись приглушенные рыдания.
   — Если бы мы не сделали эти снимки, то ктото из чужих все равно сделал бы их раньше или позже. Мы не говорили мистеру Кении, что надо написать под ними. Во всяком случае, я не говорила. С ним папа разговаривал.
   Хаш теснее прижалась к дверце, нагнула голову и закрыла глаза.
   — Этот жадный, мстительный сукин сын. И Кении такой же.
   Я положил руку на засов.
   — Дэвис и Эдди еще не вернулись из Делонеги?
   Хаш покачала головой:
   — Они собирались обедать в колледже. Люсиль с ними.
   — Хорошо.
   Хаш просунула пальцы под мои и подальше задвинула засов.
   — Мерили!
   —Что?
   — Я не хочу больше видеть ни тебя, ни твою семью в Долине. Никогда!
   — Хаш, ты не можешь нас выгнать! Выгнать своих…
   — От чужих мне приходится терпеть гадости, но от родственников я их не потерплю. Ты предала мое доверие. Второго шанса у тебя не будет.
   Хаш вышла из кладовой, я шел следом.
   — Пусть Мерили посидит там еще десять минут, — приказала она менеджеру. — Я не хочу, чтобы она позвонила отцу прямо сейчас. Я должна застать его врасплох.
   Мы вышли на улицу. Толпа расступилась.
   — Ты нагнала на нее страху? — спросила какаято женщина.
   — Да. Теперь она до смерти боится меня. — Хаш остановилась. — Джейкоб, не надо тебе в это вмешиваться. Тебя и так у нас не любят. Оставайся здесь и не обижайся.
   — Снимки Эдди касаются и меня тоже. Так что одну я тебя не отпущу. Если речь идет о семье, то… я член семьи.
   После минутного молчания, под пристальными взглядами горожан, Хаш наконец кивнула:
   — Ладно, но говорить буду я. А ты будешь стоять рядом и делать свирепое лицо.
   — Согласен.
   Я повел краснобелый грузовик через городскую площадь, вдоль высоких деревьев с солнечножелтой листвой, мимо уютных скамеек в парке и всего того, что представляет для нас одноэтажную Америку. Иногда город идеально подходит под воображаемую картинку. На указателе была надпись «Исторический Далиримпл». Регулярно снабжаемый средствами из доходов «Фермы Хаш» и деньгами многочисленных туристов, приехавших посмотреть на знаменитую Долину, Далиримпл был вполне реальным.
   — Нам сюда, — бросила Хаш, указывая испачканным в муке пальцем на холм.
   Современный комплекс, состоящий из красивого кирпичного здания суда, окружной тюрьмы и окружной библиотеки, высился на вершине холма среди высоких золотистых деревьев. Старик, подстригавший лужайки последний раз перед зимой, махнул нам рукой, когда мы проезжали мимо. Я обратил внимание на бронзовую статую женщиныпионера. В длинной юбке, перевесив через руку бронзовую корзину с бронзовыми яблоками, Хаш смотрела в невидимое будущее. На невысоком постаменте была надпись:
   «Посади. Вырасти. Собери.
   Дар Хаш Макгиллен Тэкери «Ферме Хаш».
   Я едва успел прочитать написанное, а Хаш уже взбегала по ступеням в наше неведомое будущее.
   — Ты хорошо смотришься в качестве статуи, — сказал я.
   — Я позировала и сама заплатила мастеру. — Хаш помолчала. — Вероятно, на следующей неделе желтая пресса объявит, что у меня такое же непробиваемое сердце, как у нее.
   Я вошел следом за ней в здание суда, прошел по коридору, вдоль которого тесно, словно соты, располагались кабинеты. На окнах холла замысловатой вязью было написано: «Да хранит господь Америку и округ Чочино».
   — Двоюродный брат моего отца Аарон Макгиллен — окружной комиссионер, — объяснила Хаш. — Я сделала все, чтобы его избрали на этот пост, потому что он скряга и ловчила, а эти качества просто необходимы в правительстве округа. Но только не в семье.
   Она рывком распахнула двойные стеклянные двери и вошла в приемную, где ей навстречу поднялась молоденькая секретарша:
   — Здравствуйте, тетя Хаш, мэм.
   — Пойди немного погуляй, Ченси. Ты ничего и никого не видела.
   Девушка схватила свою сумочку и быстро вышла.
   Мы вошли в кабинет. На нас сердито уставился тощий, чопорный на вид пожилой мужчина. На табличке, стоящей на его столе, я прочитал: «Аарон Макгиллен, окружной комиссионер. Честный, но суровый».
   — Я знаю, что вы сделали, — объявила Хаш с порога. — Нет ничего честного в том, чтобы торговать покоем моей невестки.
   — Не смей смотреть на меня свысока и осуждать! Ты первая сделала деньги на Эдди!
   — Вы обманули мое доверие и поставили меня в неловкое положение.
   — Тебе больше не удастся скрывать правду. И ты не сможешь управлять сплетнями и слухами, чтобы они играли тебе на руку. Факты — это неумолимое, черное, зловонное облако, вырывающееся из трубы твоего камина и грозящее сжечь весь твой дом. Люди уже почуяли неприятный запах. Я с радостью прописал тебе дозу твоего же лекарства под названием «пристальное внимание общественности», которое ты вкатила мне несколько лет назад. Я пригласил тогда парней из иммиграционного комитета взглянуть на твоих мексиканских сборщиков яблок. Я попытался всего лишь соблюсти закон, а ты выставила меня монстром.
   — Потому что эти мексиканцы работают за свои деньги больше любого другого, и я не собиралась смотреть, как их наказывают по расистским законам.
   — Ну конечно, ты же у нас выше закона! Во всяком случае, ты так думала до сих пор. — Он стукнул кулаком по столу. — Но не плачь теперь, когда в твою дверь постучится весь мир и твоя подноготная вылезет наружу! Ты всегда вела себя так, будто тебе одной известно, что лучше для каждого местного жителя. Ты правила в этом городе и в этом округе, и тебе даже показалось, что ты подчинила меня. Так вот, я не собираюсь стоять и смотреть, как ты прибираешь еще больше власти к рукам, получив на блюдечке знаменитую невестку. Я срублю под корень твое дерево, и это пойдет на пользу нашему обществу. А сделать это можно только одним способом — надо показать, кто ты такая на самом деле и каковы в действительности твои родственники.
   — Вы можете бороться со мной, сколько душе угодно, Аарон. Но если вы только…
   — Возможно, мне не удастся срубить тебя под корень, но я как следует обрежу твои ветки.
   — Каким же образом?
   — Начнем с так называемой жены Логана. Эту женщину никто никогда не видел, с ней никто не говорил по телефону…
   — Она была немкой. Она умерла в Германии, когда •Бэби было всего месяц от роду, а Логан служил там. Об этом все знают.
   — Нет, все так говорят, потому что ты сказала им это. Хотя нет ни одной фотографии жены Логана, хотя ее родственники ни разу не приезжали навестить Бэби.
   Никаких следов никому неведомой немки. Я скажу тебе, что на самом деле думают люди о твоем брате. Они думают, что он переспал там с какойто девицей, но она не захотела оставить ребенка себе, а ты заставила Логана привезти девочку сюда, то есть поступить правильно. От Хаш исходила свирепая энергия. Она вцепилась пальцами в крышку стола.
   — Если вы скажете хоть слово, чтобы обидеть моего брата или Бэби…
   — Хаш! — остановил я ее.
   Я всего лишь произнес ее имя, но за этим скрывался приказ. Ступай неслышно и держи угрозы при себе. Я стоял рядом с ней, и мне хотелось схватить этого ее родственника за шиворот и треснуть об стену. Но я только выставил руку между ними, оттащил Хаш от стола и сказал:
   — Слова стоят немного.
   Она посмотрела на меня, и в ее глазах я прочел просьбу о помощи. Я никогда раньше этого не видел, и это меня потрясло. Впервые за все время, проведенное в Долине, я оказался на знакомой территории. Женщины, нуждающиеся в помощи, были моей специальностью.
   — Я об этом позабочусь, — сказал я, еще не зная, что стану делать. Но это не имело значения. Хороший блеф, точно такой же, как с телеоператором в вертолете, иногда дает лучший эффект, чем собственно действие. — Тебе незачем беспокоиться о твоем дяде Аароне. Я с ним справлюсь.
   Аарон вскочил.
   — Вы мне угрожаете?! — заверещал он, проглотив наживку.
   Хаш всматривалась в мое лицо, пытаясь понять, что я затеял. Я чуть крепче сжал ее плечо, призывая к молчанию, и посмотрел на Аарона: Я не угрожаю.
   — Нет, вы мне угрожаете! — Его лицо побелело. — Вон из моего кабинета!
   — Я ухожу. И Хаш тоже. Идем, Хаш.
   Я всего лишь согласился с Аароном, но он побледнел еще сильнее и затрясся.
   — Вы думаете, что вам это сойдет с рук? Черт побери, я вас не боюсь!
   — Мы уходим. Я только сказал, что сам решу эту проблему вместо Хаш, и так и будет. Разговаривать больше не о чем.
   Аарон выкатил глаза так, что я увидел белки.
   — Держитесь от меня подальше, мистер! Держу пари, что брак Эдди и Дэвиса не продлится и года, так что мы вас больше никогда не увидим. Вы всего лишь бойцовый пес, и вам не проглотить…
   — Хватит! — оборвала его Хаш. Резко повернувшись, она вышла из комнаты, бледная, напряженная, и потащила меня за собой.
   На пороге я еще раз взглянул на Аарона Макгиллена и показал ему палец. Только показал. Он тяжело рухнул в кресло.
   Хаш вылетела из здания и остановилась на лужайке. Перегнувшись через кусты, ограждающие маленькую парковку, она подняла к лицу фартук, и ее вырвало. Я внимательно посмотрел по сторонам на тот случай, если ктонибудь выйдет из здания, потом взял у нее испачканный фартук и выкинул его в мусорный бак.
   — Пойдем к фонтанчику с питьевой водой.
   — Спасибо тебе за все. Ты удивительный.
   — С ним легко было справиться. В следующий раз я напугаю его до смерти.
   — Нельзя. Я не могу его провоцировать. — Хаш покачнулась. Ее глаза покраснели, в них появился страх. Она снова поднесла руку к губам.
   Я удивленно уставился на нее.
   — Ты хочешь сказать, что его слова насчет Логана и Бэби — правда?
   — Нет.
   — Тогда…
   — Я не могу говорить об этом, Джейкоб. Вот и все. И больше не спрашивай меня. Никогда.
   Мне все это очень не понравилось. Смущенный и, что там скрывать, обиженный, я стоял, протягивая к ней руку, словно просил о чемто и ничего не получил в ответ.
   — Разве мы не прошли уже тот момент, когда ты не могла мне доверить информацию о твоей семье и о тебе?
   — Есть вещи, которые я никогда не буду обсуждать ни с тобой, ни с кем бы то ни было еще.
   Я положил руки ей на плечи:
   — В какую игру ты играешь? Неужели ты не понимаешь, что Хейвуд Кенни ищет именно такую информацию о тебе и твоей семье? Неужели ты думаешь, что он ничего не раскопает?
   — Ты говоришь, как Эдвина.
   — Она предупреждала тебя? Хаш горько рассмеялась.
   — Как она выразилась, ради моего же блага. «Скажите мне все. Признайтесь в ваших грехах, в ваших семейных тайнах. Ради вашего же блага». Бред!
   — Эдвина была права.
   Хаш посмотрела на меня, сделала большой, символический шаг назад и негромко сказала:
   — Она очень многого не знает обо мне и моей семье, да и ты тоже. И я намерена оставить все так, как есть.
   — Теперь понятно, какие у нас с тобой отношения.
   Никаких.
   Хаш снова вырвало, но она без моей помощи села в кабину грузовика и молчала всю дорогу до фермы.
   Она не произнесла ни слова.
   Как только мы с Якобеком вернулись, мне позвонила Эдвина.
   — Как это называется?! Ваши родственники тайком фотографируют мою дочь и продают снимки желтой прессе! Так ваша семья заботится о благополучии моей дочери?
   Мне нечего было возразить. Мне не удалось защитить Эдди. И моя семья с этим тоже не справилась.
   — Простите меня, — пробормотала я. — Вы имеете полное право сердиться.
   К счастью, Эдвина была настолько сбита с толку моими словами, что смогла только произнести:
   — Что ж… Ладно.
   И я повесила трубку.
   Я сильно обидела Якобека и ненавидела себя за это. Но я ни под каким видом не могла сказать ему правду. Я и самато не могла заставить себя произнести это вслух. Все было так глубоко похоронено в моей душе, что я искренне верила — ничто и никто, даже Хейвуды Кении всего мира, вместе взятые, не сумеют до этого докопаться, если я сама не проговорюсь. Мне оставалось только верить, молчать и находить в себе силы нести свой крест, чему меня научили мои стойкие деревья, лежащие под ними галантные солдаты и сама Долина.