– Конечно, нет. Сплетничает о сильных мира сего, но за вертихвостку меня не принимает.
   – Все-таки я испортил вас! Кто бы мог подумать, что мисс Мэллоу может говорить о себе в подобных выражениях! Все равно, у него на уме что-то нечистое, но, видимо, что-то другое. И мне не нравится компания, которой он представил вас в театре. Лучше вам реже бывать в его обществе или, по крайней мере, не выезжать с ним без третьего лица. Какой-нибудь супружеской пары или еще кого-то.
   – Он мне совсем не нравится. Не думаю, что мы будем часто встречаться, у нас так мало общего.
   – Если он позволит себе неучтивость по отношению к вам, сообщите мне, и я прискачу на белом коне спасать вас. Обещайте, Пруденс.
   – Обещаю, – она поймала себя на том, что переняла у Дэмлера характерное движение плечами, и смутилась.
   – Сколько хлопот вы, женщины, доставляете нам! Кто бы мог подумать, что я возьму на себя роль доброго дядюшки-покровителя провинциальной старой девы.
   Пруденс сжалась при этих словах, но не подала вида. Хорошо, что он наконец осознал, что она не мужчина.
   – Я опять обидел вас, во всем виноват мой длинный язык.
   Пруденс поняла, что скрыть свою реакцию ей не совсем удалось.
 
   – Вам всего двадцать четыре года. И так как вы сняли чепец, то уже не старая дева. Сделайте милость, мисс Мэллоу, наденьте его снова и начните изображать старую деву – эдакого синего чулка лет сорока, чтобы я перестал волноваться за вас.
   – А вы не волнуйтесь. Я не одинока, у меня есть семья, они в состоянии обо мне позаботиться. А вы лучше думайте о Шилле и Могуле. Когда вы должны представить пьесу на суд?
   – Не в этом сезоне, она еще даже наполовину не сделана. – Он встал. – Ну, я пойду, мисс Мэллоу. Можно завтра зайти? Мне хотелось, чтобы вы прочитали о проделках Шиллы и высказали свое мнение. Ваше мнение я ценю выше других.
   – Буду рада помочь, – ответила Пруденс с чувством гордости.
   Хотя он и обидел ее как женщину, но все же как приятно было услышать высокую оценку ее таланта от поэта такого ранга, как Дэмлер.

ГЛАВА 9

   На следующее утро Пруденс получила две записки. Одну из них сопровождал букетик фиалок от мистера Севильи – накануне она в разговоре упомянула, что любит фиалки. Мистер Севилья просил составить ему компанию для прогулки по городу в дневное время. Пруденс уже договорилась с Дэмлером на это время и была рада, что не сможет поехать с Севильей. На другом конверте был герб, Дэмлер писал в записке: «Мисс Мэллоу, сегодня днем не могу привезти к вам Шиллу. У нее другие планы, мы не вправе ей мешать. До скорой встречи. Дэмлер надеется на ваше благоразумие в отношении С».
   Пруденс почувствовала себя так, словно ее предали. Она перечитала записку, стараясь найти в ней скрытый комплимент или, напротив, оскорбление. Шутливый тон был для нее не нов – Дэмлер всегда шутил. Наверное, задержало важное дело. Он же сам сказал, что ничье мнение не ценит выше, чем ее. Ничего, скоро придет. «Дэмлер надеется на ваше благоразумие в отношении С». Это, конечно, Севилья. Странно, что он не сообщает, что его задерживает. Если бы она отменяла визит, то считала бы своим долгом объяснить причину. Но Пруденс не видела такого серьезного повода, который заставил бы ее отменить встречу с Дэмлером. В сердце закралось невольное подозрение, от него она перешла к ревности, и вскоре у нее появилась уверенность, что Шилла просто предлог, за которым скрывается его содержанка. Именно поэтому он не объяснил причину, был уверен, что его друг, как любой мужчина, поймет с полуслова и сочтет причину достаточно веской.
   Взгляд Пруденс упал на букетик фиалок. Дэмлер никогда не присылал ей цветов, ему это просто не приходило в голову. Почему она должна сидеть дома, в то время как он развлекается с кем-то? Пруденс взяла перо и ответила согласием на предложение Севильи. Она поедет в парк, ничего предосудительного в этом нет. Она вовсе не собирается уязвить Дэмлера. В душе таилась надежда, что встретит его в парке с девицей, которая была в опере.
   Мистер Севилья заехал за ней в три часа и принес огромный букет цветов. В душе Пруденс посмеялась над этой, второй за день, демонстрацией состоятельности – жест говорил об отсутствии вкуса и чувства меры, – но она великодушно приняла розы.
   – Вижу, что фиалки вам понравились, вы прикололи их к самому сердцу, – поддразнил Севилья.
   Пруденс вспомнила предостережение Дэмлера.
   – Но цветы всегда прикалывают к жакету, а левая сторона удобнее правой.
   – Цветам повезло, – сказал он со вздохом, когда они выходили из дома, и надолго задержал взгляд на фиалках на ее груди.
   – Давайте поедем скорее, мистер Севилья.
   – Да, в доме вашего дяди негде уединиться. Кларенс, узнав о богатстве Севильи, старался не упустить возможности поговорить с ним.
   – Дяде нравится беседовать с моими друзьями.
   – Да, это естественно, Я вижу, что он ко мне неплохо относится, – сказал Севилья с напускной скромностью.
   – Вы ему очень симпатичны, – заверила Пруденс.
   – Все же вам нелегко с ним под одной крышей. Иногда, должно быть, хочется побеседовать с кем-то из друзей наедине. Вы же вращаетесь в литературных кругах и должны испытывать необходимость в собственном доме.
   – Временами мне кажется, что если бы у меня был свой дом, я могла бы работать лучше, но мы с мамой несколько стеснены в средствах после смерти отца.
   – Если дело только в деньгах, то это досадно.
   – Но деньги играют важную роль, особенно когда не имеешь их в достаточном количестве.
   – Такая леди, как вы, не должна испытывать нужды, ей пристало красиво одеваться и носить драгоценности.
   Пруденс подумала, что лучший в ее гардеробе голубой наряд для прогулки не заслуживает осуждения.
   – Я имею в виду настоящие бриллианты, а не те мелкие камешки, которые были на вас в театре.
   – Вряд ли у меня когда-нибудь будут бриллианты, но я неплохо обхожусь без них.
   – Разве вам никогда не хотелось носить шелка и дорогие украшения?
   – Иногда. – Пруденс вспомнила приятельницу Дэмлера в белом шифоне и роскошных алмазах.
   – Вы правы, вам не нужны бриллианты, вы сами драгоценный камень, в вас есть блеск – вы писательница и умнейшая леди. Одним остроумным словом вы затмеваете сияние самого дорогого бриллианта. К тому же ум не купишь за деньги, он передается по наследству, как титул.
   – Или деньги, – засмеялась она, подумав, что он вовсе не так плох.
   – Именно, как деньги. Но деньги можно получить и иными путями.
   – Например, упорным трудом.
   – Хорошенькой женщине не обязательно много трудиться, чтобы иметь деньги. Состоятельный мужчина сочтет за счастье поделиться с ней. – Мистер Севилья схватил ее за руку. Пруденс растерялась, но решила сохранять благоразумие. Она отдернула руку и немного отодвинулась от своего спутника.
   – Какой красивый фаэтон, – она показала в окно на высокую карету, в которой сидела нарядная дама. Пруденс выглянула, чтобы лучше разглядеть леди и убедиться, что это не знакомая Дэмлера. Но это была не она.
   – Хотите иметь такой же?
   – Конечно. Кто же от подобного откажется? Хотя не уверена, что смогу править им так же ловко, как эта леди.
   – Лошади у нее обычные. У меня есть пара лошадок подобной масти, породистые кобылки. Если запрячь их в ландо, им не будет равных.
   – Заманчиво. Почему бы вам не подобрать для них карету, мистер Севилья?
   – Клянусь Богом, я это сделаю. Все, что пожелаете.
   – Я не имела в виду свои желания, только ваши, – несколько смутилась Пруденс.
   – Думаю, что наши вкусы совпадают, – сказал он, удовлетворенно улыбаясь и считая, что успешно продвигается к цели.
   – Давайте пройдемся немного пешком, – предложила Пруденс, когда карета въехала в парк.
   Севилья старался удовлетворить каждую прихоть мисс Мэллоу. Он с удовольствием отмечал взгляды, которые некоторые из гуляющих в парке бросали на Пруденс. Мисс Мэллоу становилась известна в обществе не столько благодаря книгам, сколько Дэмлеру. Севилья понимал, что он не единственный джентльмен, пытающийся завоевать, ее благосклонность. Он знал, что уступает многим, особенно тем, что не обладает титулом. Ему нужна любовница, которая поднимет его над толпой, и он полагал, что кандидатура мисс Мэллоу на эту роль – идеальный вариант. Не какая-нибудь пустышка, а восходящая литературная звезда. Будучи писательницей и женщиной широких взглядов, она не станет противиться незаконной связи, хотя у него возникали подозрения, что до него у нее никого не было. Дядюшка и мать могли оказаться серьезным препятствием, но ему было ясно, что Пруденс не выносит дядю, старого глупого зануду, а мамашу можно будет купить. Девушка дала понять, что обойдется ему недешево. Бриллианты, карета – это только начало. Придется содержать ее по высшему классу и позволить ей принимать друзей. Всех, кроме Дэмлера. Здесь он решительно скажет нет.
   На обратном пути Севилья пригласил мисс Мэллоу в театр на следующий вечер. Пруденс, однако, не хотела идти с ним одна и сказала что будет занята. Он посчитал, что девушка набивает себе цену, и решил что настало время расточать щедроты.
   На следующее утро мисс Мэллоу получила еще один букет, в который была вложена синяя бархатная коробочка. Пруденс онемела от изумления, увидев в ней прекрасное бриллиантовое ожерелье. Она вынула его и стала рассматривать. Первое, о чем она подумала, что это, должно быть, ошибка, и Пруденс побежала к матери посоветоваться, не следует ли вернуть коробочку в цветочный магазин. Позвали Кларенса, чтобы он высказал свое мнение.
   – Какой смысл возвращать бриллианты в цветочный магазин? Они не имеют к магазину никакого отношения, – резонно заявил он.
   – Их должны были вложить в другой букет, – предположила Пруденс. – Похоже на свадебный подарок или что-то в этом роде. Давайте сходим вместе, дядя. Мне не хотелось бы идти одной, имея при себе такую ценность, а послать лакея мы не можем.
   – Ну, что ж, попробуйте сходить вместе, – согласилась миссис Мэллоу, любовно поглаживая камни.
   Пока они обсуждали вопрос, Пруденс развернула записку и удивилась еще больше. Мистер Севилья постарался снабдить подарок подходящим сопровождением. Записка гласила: «Нижайше прошу – примите это ожерелье как залог моего уважения и указание на мои намерения».
   Пруденс передала записку матери.
   – Это не ошибка, – сказала она. – Ожерелье от мистера Севильи.
   Кларенс выхватил записку из рук сестры.
   – Какой негодяй, – зарычал он. Миссис Мэллоу забрала записку назад и дочитала до конца.
   – Не спеши, Кларенс, – успокоила она брата. – Видишь, он говорит о «намерениях». Это подарок в знак обручения.
   – Мы не обручены, – сказала Пруденс, охваченная ужасом. – Как он смел?! Я его почти не знаю. Говорить о помолвке, едва познакомившись, просто нелепо.
   Кларенс снова прочитал записку.
   – Ты, права, Вилма. «Указание на мои намерения». Он хочет жениться на Пруденс.
   – Но я не хочу выходить за него, – ответила Пруденс.
   – Не хочешь? Чепуха, – заявил Кларенс. – Севилья симпатичный человек. Всех знает. А я-то решил, что он оскорбляет тебя. Вот умора! Он отлично знает, что я знаком с сэром Альфредом и лордом Дэмлером. Кстати, Дэмлера давно пора проучить – то ухаживает, то не ухаживает. Сам не знает, чего хочет. Вот и утащат невесту прямо из-под носа. Так ему и надо.
   – Дядя, я не собираюсь принимать ни ожерелье, ни предложение мистера Севильи.
   На протесты Пруденс дядя Кларенс не обратил никакого внимания.
   – Вот, подожди, все расскажу миссис Херринг. Ее перо уже высохло. Сам отвезу ей картину и скажу, что ты задумала. Настоящие бриллианты, – благоговейно произнес он, любуясь ожерельем. – Жаль, что не смогу нарисовать их. Нужно сделать портрет мистера Севильи. На заднем плане в качестве символа – город в миниатюре, названный в его честь. Или деталь – готический собор или Алкасар.[7] Кажется, у меня где-то были виды Севильи. Можно изобразить его в костюме испанского гранда. Лоренс всегда одевает свои модели в торжественные костюмы. Не хочу копировать его, чтобы не доставлять ему удовольствия. Лучше изображу мистера Севилью в современной одежде на фоне замка. В руке у него будет кусок золота. Золото всегда хорошо получается.
   – Ожерелье я все-таки верну, – решительно заявила Пруденс.
   Миссис Мэллоу колебалась.
   – Жаль отказываться от такого дорогого подарка, Пру. Неужели он тебе совсем не нравится? Производит неплохое впечатление, такой галантный, веселый и добродушный. Тебе уже немало лет…
   – Нет, мама, я не позволю сделать себя предметом купли-продажи.
   Кларенс, рассматривая ожерелье на свет, бормотал под нос:
   – В них есть желтые и оранжевые переливы. Никогда не пробовал класть оранжевый на бриллиант. И синий, и зеленый, и красный. Радуга, настоящая радуга. Призма. Теперь понимаю, как надо рисовать бриллиант! Пойдем в студию, Пру, нарисую тебя в этом ожерелье, а на заднем плане – Севилью.
   – Я же сказала, что не приму его, – вспылила Пруденс и выхватила у него ожерелье.
   – Подумай, что ты делаешь, Пру, – предупредил Кларенс. – Другого такого не получишь. Этот человек богат, как Крез. Тебе не придется писать книги, портить глаза… Будешь разъезжать по балам, коронациям и Испании.
   – Он обычный человек, не принадлежит к знати, дядя, – сказала Пруденс, стараясь загладить впечатление от своего отказа.
   – НЕ знаю, какие титулы носят в Испании, но не сомневаюсь, что он маркиз или что-то в этом роде. Иначе они не назвали бы город в его честь. Во время медового месяца поедете в Севилью, там узнаешь. Он похож на испанца – темные глаза, загар…
   – Медового месяца не будет.
   – И даже если он не испанец, – продолжал рассуждать Кларенс, не слушая ее, – он может купить титул. Если кошелек позволяет, все можно купить. Пусть начнет с «сэра», а потом постарается заслужить «Ваша Светлость».
   – Немедленно верну ожерелье, – сказала Пруденс и вышла, забрав коробку с собой. Миссис Мэллоу бросилась за ней. – Он зайдет сегодня. Подожди, посмотришь, что он скажет, Пру. Подумай немного, будь разумной, дорогая. Раньше ты всегда была такой рассудительной.
   – Я и сейчас веду себя разумно, мама. Не хочу выходить замуж за мистера Севилью. Поверь, очень не хочу. Он мне совершенно безразличен, в этом смысле, имею в виду.
   – Дорогая, не нужно надеяться, что Дэмлер женится на тебе. Он намного выше по положению. Ты ему нужна как коллега, как друг. Это ясно видно.
   Пруденс испугалась. Она и не предполагала, что окружающие замечают ее чувства.
   – Я тоже отношусь к нему чисто по-дружески.
   – С твоей стороны это не просто дружба, насколько я могу судить, – сказала мягко миссис Мэллоу. – Не собираюсь неволить тебя, мне неприятна даже мысль об этом. Ты уже взрослая и вольна поступать, как считаешь нужным. Но не спеши, дорогая. Подумай немного. Как хорошо быть независимой и не волноваться о будущем. Пока мы с Кларенсом, нам хорошо, мы не нуждаемся. Но он не вечен. Рано или поздно дом перейдет к его сыну Джорджу, а он вряд ли захочет, чтобы мы сидели у него на шее.
   Пруденс не изменила решения, но обещала не предпринимать поспешных действий. Все, что говорила ее мать, было бесспорно. Впереди их ждало безрадостное существование в бедности, чего можно было избежать, приняв предложение джентльмена, который был ей несимпатичен. Этот человек мог дать ей все, чего она желала, а главное – дать ее матери то, чего та желала от жизни. Но нужно было заплатить слишком высокую цену. Ей было непонятно, почему ее независимость должна полностью зависеть от мистера Севильи. Для ее отказа принять предложение мистера Севильи были и другие причины.
   Днем мистер Севилья явился с визитом, и, чтобы дядя Кларенс не вмешался с несвоевременными поздравлениями, она схватила накидку и отправилась на прогулку.
   – Получили мой маленький подарок? – спросил Севилья, когда карета отъехала от дома.
   Пруденс захватила ожерелье с собой и держала его в сумочке.
   – К сожалению, мистер Севилья, я не могу принять его.
   – Это сущая безделица. Если нам удастся договориться, вы получите настоящее ожерелье. Я не скряга, мисс Мэллоу, уверяю вас.
   – Абсолютно в этом уверена, мистер Севилья, вы очень щедры, но у меня нет ощущения, что мы подходим друг другу.
   – Прекрасно понимаю, что уступаю вам по уму, но если вы не сочтете обременительным, вы могли бы многому меня научить. Мы могли бы быть счастливы вместе. Уютная квартирка – или дом, если хотите, – в городе или за городом. Все как пожелаете.
   Пруденс стало даже жаль его, но она не сдавалась.
   – Спасибо, но мне этого не нужно, мистер Севилья. Для меня вы только друг. Я не думала о более близких отношениях.
   – Если вас беспокоит вопрос денег…
   – Нет, этот вопрос меня не беспокоит. Я знаю, что вы богаты и щедры.
   – Предлагаю деньги вперед, на мелкие расходы. Положу в банк на ваше имя, все формальности будут в точности соблюдены.
   – Прошу вас, не надо об этом говорить, а то звучит слишком меркантильно. Ваше предложение для меня большая честь, но принять его не могу.
   – Из-за семьи?
   – Нет. Они как раз приветствовали бы такой поворот событий. Решение исходит только от меня.
   Севилью насторожила покладистость семьи.
   – Я догадался, что дядя не будет возражать, но матери иногда противятся таким делам.
   – Мама хочет устроить меня в жизни. Ее пугает будущее.
   – Я о вас хорошо позабочусь.
   – Не думаю, что это решит дело. Пруденс вынула коробочку и передала мистеру Севилье.
   – Оставьте у себя, – сказал он великодушно. – Я не теряю надежду и повторю предложение. Легко я не отступлю.
   – Нет, с моей стороны было бы неприлично оставить дорогой подарок, раз я не собираюсь выходить за вас замуж, – сказала Пруденс и всунула коробку ему в руку.
   Внимание Пруденс было приковано к коробке, и она не заметила, что он вздрогнул при слове «замуж». Он не верил своим ушам. Он и не упоминал слова «замужество». Что ей взбрело на ум? Ему казалась дикой сама мысль, что можно – жениться на леди без связей в обществе. Мелькнуло опасение, что мисс Мэллоу смеется над ним, но посмотрев в ее невинные глаза, он понял, что она говорит искренне. У него ослабели ноги от волнения, и в конечном итоге мистер Севилья почувствовал, что ему очень повезло, что он так удачно выпутался из этой неприятной истории. Что бы он делал, если бы Пруденс приняла «предложение»?! Он молча взял коробку с подарком и засунул в карман.
   – Вы, наверное, хотите вернуться домой? – сказал он спустя минуту. Пруденс кивнула.
   – Извините, – сказала она, выходя из кареты. – Надеюсь, мы можем остаться друзьями.
   – Советую более осторожно выбирать друзей, мисс Мэллоу, – предупредил мистер Севилья. Про себя он удивился, что Пруденс не поняла его истинных намерений. Другая на ее месте сразу бы сообразила. И это при том, что она разъезжает по городу с Дэмлером и водит компанию с заядлыми кутилами.
   – Я всегда соблюдаю осторожность, – сказала она. – До свидания.
   Он не проводил ее до двери, хотя из кареты вышел и помог ей спуститься. Когда девушка вошла в дом, он потер лоб и поздравил себя с тем, что отделался легким испугом.
   Пруденс хотела только одного – укрыться в своей комнате и обдумать все, что с ней случилось. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Но найти уединение в этот день ей было не суждено. Кларенс и мать уже поджидали ее и потребовали подробностей, а получив их начали упрекать ее за глупость. Чтобы избавиться от упреков, Пруденс заявила, что избрала карьеру, исключающую замужество, а сейчас должна поработать в кабинете.
   – Надеюсь, что твоя дочь хорошо обдумала свой поступок, – сказал Кларенс сестре. Сегодня она уже была не «племянницей», а «дочерью», поскольку отклонила предложение Севильи.
   Пруденс прикрыла за собой дверь и вздохнула. Какое прекрасное убежище этот милый кабинет! Шекспир, Мильтон и Аристотель одобрительно взирали на нее из своих одинаковых рамок, слегка улыбаясь. Она не уделила им большого внимания, а вынула из стола рукопись.
   Прошло не менее четверти часа, прежде чем Пруденс удалось успокоиться и сосредоточиться на работе, но ее тут же прервали. На этот раз причина была приятной – Дэмлер постучал в дверь и вошел, как обычно не дожидаясь, пока Роза, служанка, доложит о нем.
   – Приветствую вас, мисс Мэллоу, – произнес он бодро – Мы с Шиллой нижайше просим извинить нас за отмену назначенной встречи, но у меня уважительное обстоятельство.
   Пруденс благосклонно приняла слово «обстоятельство», потому что, если бы он сказал «причина», она сразу подумала бы о его любовнице.
   – Но прежде чем перейти к хорошей новости, сообщу вам другую – менее приятную, – начал он, напустив на себя строгий вид, который не вязался с его жизнерадостным тоном.
   – До меня долетела печальная весть – вы не вняли моему предостережению и снова веселились в обществе этого выскочки. Не пытайтесь отрицать, мне все известно! – он погрозил ей пальцем. – Вчера вы гуляли с ним в парке и самым бессовестным образом держали его под руку, чуть не висели на руке. Придется в дальнейшем быть построже с вами и Шиллой. Дай вам волю, вы совсем забудете о приличиях. Все вы, молодые девушки, одинаковы. А что будет дальше? Нетрудно догадаться: он предложит вам carte blanche.[8] Видите, я снова вас развращаю. Вы, наверное, полагаете, что carte blanche не что иное, как незаполненный листок бумаги, не так ли?
   – Вы опять переоцениваете глубину моей наивности.
   – Скорее высоту.
   – Можете говорить, что угодно, вы несправедливы к мистеру Севилье.
   – Вот как?! Он вовсю ухаживает за вами, а намерения его, как вы уже знаете…
   – Не вам судить, лорд Дэмлер, – рассердилась Пруденс.
   – Ха-ха! Нашел слабую струнку! Осмелюсь заметить, что вы обязаны набобу своим творческим вдохновением, – он окинул взглядом вазы с цветами. – Когда мужчина начинает присылать слишком много цветов, самое время вспомнить об осторожности. Он замышляет что-то нехорошее. В следующий раз получите бриллиантовый браслет – все знают, что ни одна леди не может устоять против бриллиантов, – с этого начинают вить любовное гнездышко. Затем последует собственный выезд для прогулок в парке с парой породистых лошадок. Вы можете поклясться, что не прячете под рукавом платья бриллиантовый браслет, мисс Мэллоу?
   Он схватил ее руку и посмотрел на запястье с наигранной подозрительностью ревнивца.
   – Вижу, что процедура вам хорошо знакома, милорд.
   – Хотите сказать, что я в курсе правил игры?
   – Именно так. Но немножко недопонимания в подобных делах не мешает. Однако должна вас разочаровать – вы не там ищете бриллианты. Предложено было ожерелье, а не браслет. Мистер Севилья более щедр ко мне, чем вы к своим наложницам.
   – Наверное, шутите. Он бы не осмелился…
   – Его смелость не знает границ. Он даже решился предложить мне руку и сердце.
   – Пруденс! – это был крик безудержной, но вполне осознанной страсти. Дэмлер хотел прочитать по ее лицу, не шутит ли она, но убедился, что она вполне серьезна.
   – Ах, вы, плутовка! Как вам удалось обвести набоба вокруг своего запачканного чернилами мизинца! Боже мой, вот удивится Хетти! Так вы обручены и отделались от неприятного титула старой девы!
   – Мне этот титул вовсе не кажется таким мрачным, к тому же я не горю желанием от него избавляться, как вы изволили заметить.
   – Но не хотите же вы сказать, что отказали ему!
   – Я не приняла его лестного предложения.
   – Пруденс, вы дура. Для вас это было бы началом совсем иной жизни.
   – И ты, Брут.
   – Кто еще поддерживает это мнение? Кларенс, полагаю? Но, видите ли, тут он совершенно прав. Вам бы не помешало стать богатой леди. Правда, я еще сомневаюсь, что он имел в виду законный брак. Вы-то уверены, что правильно поняли его предложение?
   – У меня нет никаких сомнений, и я считаю ваши сомнения нелестными для себя.
   – Я тут ни при чем. Любой, кто знает Севилью, подумал бы точно так же.
   – Тогда как вы могли допустить, что я приму его предложение?
   – Если он действительно имел в виду жениться на вас, это другое дело.
   – Но вы же так плохо о нем думаете!
   – И не беру свои слова назад. Богатый негодяй. Даже когда он ведет себя с вами самым достойным образом, я не поручусь, что он не замышляет гадости, вроде тайного брака или иной низости. Но вы можете гордиться оказанной честью. Почему же вы ему отказали? Рассчитываете на титул?
   – Просто не люблю его.
   – О, любовь! А что это такое? Все об этом говорят, но мне кажется, что этого нет в природе. Я, по крайней мере, не встречал нигде в мире. Мне не попадался ни один мужчина, который был бы влюблен два дня подряд, и ни одна женщина, которая испытывала бы те же чувства к простому смертному.
   – Странно слышать подобное от поэта, воспевавшего западную цивилизацию.
   – Поэмы – это совсем другое. Художественный вымысел. Мы оба творим в разных жанрах. Влюбляться в вымышленных героев очень легко. Например, я обожаю Шиллу, уже неделю как влюблен в нее – это мой новый рекорд. Давайте сделаем из наших героинь идеальных влюбленных, а всю прозу жизни оставим за сценой. Нам удалось добиться их полного послушания, а если вздумают своевольничать, один росчерк пера, и они снова будут ходить по струнке. Но при чем здесь любовь?