Страница:
– Сколько еще ждать?
– Они делают четырнадцать узлов и, если идут в Аден или Пунтленд, уже почти у цели, – сказал он. – Еще два-три дня, не больше.
– Вы уже упоминали Пунтленд. Никогда раньше о нем не слыхала.
– Он на северо-востоке Сомали, на Большом Африканском Роге. Это негостеприимная полупустыня, сухая и неровная, в три раза больше Нью-Мексико. От остальной Африки он буквально отрезан высокими горами западного края Восточно-Африканской рифтовой долины. Эти горы отсекают и преобладающие западные ветры, которые оставляют на их склонах все свои дожди. Растительность Пунтленда – редкая акация, колючий кустарник и чахлая трава. Однако стратегически страна занимает очень важное положение, охраняя подступы к Красному морю. На исходе гражданской войны Пунтленд отделился от Сомали и провозгласил автономию. Назван он по имени древней земли Пунт, упоминаемой в преданиях Древнего Египта. Считается, что именно в эту страну в 1550 году до н. э. царица Хатшепсут направила свою знаменитую экспедицию. Теперь страной управляет банда независимых полевых командиров, которые никому не подчиняются и по-своему понимают закон и справедливость на своей территории.
С обескураживающей внезапностью он сменил тему.
– Ужинаете у себя, чтобы хандрить без помех? Не советую. Может, поужинаете со мной в столовой? Шеф зажарил отличный бифштекс из японского вагуя[28]. Путеводитель «Мишлен»[29] на сотой странице последнего издания очень рекомендует еду, вино и общество.
Хейзел много ужасных вечеров провела в одиночестве. По крайней мере, Кросс не скучен. Способен вывести из терпения? Да, определенно. Но не скучен. Она улыбнулась и сдалась.
За едой он направлял разговор так, чтобы не упоминать о ее пропавшей дочери и яхте: говорили о политической структуре Абу-Зары и об операциях «Бэннок ойл» в Эмиратах, потом Гектор перевел разговор на лошадей и бега: он знал, что это ее интересует.
– Мой отец на ранчо тренировал несколько скаковых лошадей, – объяснил он, когда Хейзел удивилась его очевидной осведомленности. – Тощим мальчишкой я уже был его главным конюхом и жокеем. Раз в месяц мы участвовали в скачках в Найроби. Убогое зрелище, любительский уровень, но мы относились к ним очень серьезно.
Его образованность, осведомленность, сухое своеобразное чувство юмора – все это позволило Хейзел слегка отвлечься от мыслей о Кайле. Она расслабилась и позволила себе наслаждаться, слушая его. Отпила всего на пару глотков вино из своего бокала, но Гектор тут же налил его доверху. Вино было прекрасное – романи-конти[30] десятилетней выдержки. Ее позабавило, что он постарался так хорошо узнать ее вкусы. Казалось, неудобно отказывать, поэтому она подняла бокал, но в это мгновение в столовую торопливо вошел один из людей Кросса и что-то прошептал Гектору на ухо. Гектор со стуком поставил бутылку, расплескав красное вино на скатерть, схватил Хейзел за руку и поднял.
– Идемте!
Он почти кричал. Бегом вытащил ее в коридор, а потом в ситуационный центр.
– В чем дело? – задыхаясь, спросила Хейзел. – Что случилось?
– Зверь вышел из укрытия! – ответил он и втащил ее в дверь.
Перед телевизионным экраном стояли четверо. Среди них и тот, кто заходил в столовую. Гектор представил его: Утманн, один из старших оперативных сотрудников. Араб, мусульманин, но Гектор полностью доверяет ему.
«Он из хороших парней», – пояснил Гектор.
– Какой это канал, Утманн? – спросил он.
– «Аль-Джазира», арабское телевидение из Дохи. Упомянули среди заголовков мировых новостей. Я поймал только хвост, но они повторят в конце выпуска.
– Дайте стул миссис Бэннок, – приказал Гектор.
Они напряженно, молча слушали отчет о визите иорданского короля в Иран, о террористе-самоубийце в Багдаде и о других важных для Ближнего Востока событиях. Потом на экране появилось изображение стройной белой океанской яхты, и комментатор заговорил по-арабски. Гектор синхронно переводил для Хейзел:
– Группа, именующая себя «Цветы ислама», взяла на себя ответственность за захват частной яхты в западной части Индийского океана. 125-метровая роскошная яхта «Влюбленный дельфин» зарегистрирована на Каймановых островах и принадлежит миссис Хейзел Бэннок, президенту корпорации «Бэннок ойл», Хьюстон, штат Техас. Миссис Бэннок считается одной из самых богатых женщин планеты.
На экране появилось изображение Хейзел Бэннок, великолепной в длинном бальном платье и знаменитом алмазном ожерелье, некогда принадлежавшем Барбаре Хаттон. Она танцевала с Джоном Макэлроем, тоже чемпионом по теннису, на балу демократической партии, организованном в Лос-Анджелесе для сбора средств в избирательный фонд. Комментатор продолжал говорить, а Гектор переводил:
– По словам представителя группы, яхта была взорвана в море в отместку за недавние жестокости, совершенные американскими войсками в Ираке. Пассажиры и экипаж взяты в заложники. Во время захвата миссис Бэннок на борту яхты не было. Единственной пассажиркой была ее дочь мисс Кайла Бэннок. Она тоже взята в заложницы.
На экране появился снимок Кайлы в купальнике, выходящей из бассейна. Смеющаяся девушка казалась воплощением молодой представительницы западных привилегированных слоев, избалованной миллионерше. Ее легкомысленный костюм должен был вызвать гнев и негодование у правоверных по всему миру.
– Боевики требуют от американского правительства извинений за террористические действия в Ираке, а также финансовую компенсацию за освобождение экипажа и Кайлы Бэннок.
Комментатор-араб перешел к рассказу о футбольном матче в Каире. Утманн выключил телевизор.
Лицо Хейзел светилось радостью.
– О Боже! Она жива. Моя малышка жива. Вы были правы, Кросс. Она жива!
Хотя Утманн и три других сотрудника «Кроссбоу» не смотрели на нее, они внимательно слушали. Гектор нахмурился, что заставило Хейзел замолчать, и встал.
– Идемте, – тихо велел он и вывел ее из здания. Солнце село час назад. Оба молчали, пока не оказались на берегу. Лениво плескался невысокий прибой. Выше приливной линии из песка торчали старинные причальные сваи. Хейзел и Кросс сели на песок. В заливе у причала два огромных танкера принимали груз нефти; их огни отражались в поверхности воды. В этом свете Хейзел и Кросс отчетливо видели друг друга.
– Я привел вас сюда, чтобы мы могли поговорить, не опасаясь, что нас подслушают, – объяснил Гектор, и Хейзел удивилась.
– Это ведь ваши люди. Разве вы им не доверяете?
– Эти четверо, вероятно, единственные люди на земле, кому я доверяю. Однако нет смысла подвергать их верность ненужным испытаниям. Им незачем знать, о чем мы говорим.
Она кивнула.
– Понимаю.
– Сомневаюсь. Людей безжалостнее и изобретательнее тех, с кем мы отныне имеем дело, не найти. Они втягивают вас в мир дыма и зеркал, уловок и обманов. Называют себя «Цветами ислама». – Он наклонился и пальцем начертил на песке рисунок, исламский полумесяц. – Им больше подходит название «адский болиголов». – Гектор распрямился и ногой стер рисунок. – Ну, хорошо, хватит. Попытаемся наметить план действий.
– Думаю, мне нужно связаться с моими друзьями в Белом доме. Теперь, когда мы знаем, где Кайла, они сумеют добиться ее освобождения – переговорами или военной силой, – предложила Хейзел.
– Первое утверждение неверно. Мы не знаем, где Кайла. Мы очень приблизительно знаем, кто ее захватил, но не знаем, где ее держат. Неверно и второе утверждение. Ваши друзья не станут делать того, что вы от них ожидаете, – сказал он. – Прежде всего, они провозгласили, что их принцип, – никогда не вести переговоры с террористами. А если доходит до применения силы, то в последнее время они слишком уж часто обжигались на этом. Вспомните захват американского посольства в Тегеране и «Падение «Черного ястреба»[31], фильм о нападении вертолетов на базу террористов в Могадишо. Они усвоили горький урок. Переговоры вести они не станут, а силу использовать не смогут. И вы должны благодарить за это Бога. Если бы морская пехота начала штурм, то Кайле Бэннок пришел бы конец.
– Но могут же они что-нибудь сделать! Она американская гражданка, сам президент обещал мне помощь.
Она невольно всхлипнула. Гектор отвернулся и смотрел на танкеры. Горе – личное, интимное дело. Он дал ей время взять себя в руки.
– Так что же делать? – спросила она наконец.
– Вы будете делать то, чего они от вас ожидают. Постараетесь надавить на друзей в Вашингтоне, как только что предложили. Мы обманем Зверя. Притворимся, будто ведем с ним переговоры, но вы должны все время помнить, что они тщетны.
Она моргнула и покачала головой.
– Не понимаю.
– Нет такого предложения или обещания, с помощью которых вы уговорили бы их вернуть вам Кайлу. Дайте им доллар, и они потребуют десять. Согласитесь на их требования, и они тут же выдвинут новые.
– Так что же делать? Разве мы сейчас не тратим время зря?
– Нет, миссис Бэннок, мы выигрываем время, а не тратим. Время, которое нам нужно, чтобы установить, где держат Кайлу.
– Вы можете это сделать?
– Надеюсь. Да, пожалуй.
– Если вам это удастся, что тогда? Что будет, когда вы узнаете, где она?
– Тогда я пойду и заберу ее.
Его губы изогнулись в улыбке, которой противоречило выражение глаз.
– Только что вы сказали…
– Я знаю, что сказал. Но между мной и корпусом морской пехоты есть разница. Морпехи бросятся на штурм, как десять тысяч мясников, размахивающих топорами. Я же проскользну, как скальпель хирурга.
– Сколько времени нам нужно выиграть? – спросила Хейзел, и он пожал плечами.
– Месяц, полгода, год. Столько потребуется.
– Год! Вы в своем уме? Я не могу на это пойти. С каждым проходящим днем я умираю сотней смертей. Если мне так плохо, то каково моей малышке? Нет, невозможно.
– Этот взрыв совсем не в вашем стиле, миссис Бэннок. Вы можете на это пойти, и, если действительно любите свою дочь, пойдете.
– Рыба на рифе в десяти милях.
Сразу поступило подтверждение о приеме. Сообщение ждали. Через час быстрый тридцатипятифутовый моторный катер отошел от причала в гавани и направился навстречу дау. Суда встретились. Оба экипажа радостно вопили и размахивали оружием.
– Аллах акбар! Бог велик! – кричали арабы, приплясывая на узких палубах.
Когда между судами оставалась только узкая щель, они начали перепрыгивать через нее, обнимались и топали босыми ногами по палубе. Кайла, сжавшись, сидела в углу надстройки на груде грязных ковров, которые служили ей постелью, и с ужасом слушала этот рев. Одиннадцать дней ей не позволяли ни вымыться, ни переодеться. Кормили раз в день миской риса и рыбы с острым соусом чили, а вода, которую ей давали, была солоноватой и пахла канализацией. Кайлу мучили понос и рвота – результат совместного действия несвежей пищи и морской болезни. Туалетом ей служило грязное ведро, стоявшее рядом на палубе. Выйти на главную палубу, чтобы опустошить это ведро, ей разрешали всего раз в день. Дверь в надстройку распахнулась, и на фоне яркого солнечного света показался силуэт Камаля.
– Вставай! Пошли! – сказал Камаль по-английски с сильным акцентом.
У Кайлы не осталось сил сопротивляться. Она хотела встать, но была так слаба, что зашаталась и ухватилась за переборку. Камаль схватил ее за руку и вывел через дверь на открытую палубу. Она пыталась свободной рукой заслонить глаза от яркого света, но Камаль отбросил ее руку.
– Пусть видят твое уродливое белое лицо!
Он рассмеялся. Кайла была бледна, как покойница, глаза глубоко ушли в темные глазницы. Волосы спутались от пота, грязная одежда пахла рвотой и испражнениями. Моряки с катера окружили ее, выкрикивая ей в лицо религиозные и политические лозунги, дергая за волосы и одежду. Они хохотали и насмехались, прыгали и пели. У Кайлы закружилась голова. Она упала бы, если бы напор тел не удержал ее на ногах.
– Пожалуйста! – прошептала она, по ее щекам катились слезы. – Не делайте мне больно.
Они ее не понимали. Подтащили к борту, как мешок с сухой рыбой перебросили через зазор между двумя кораблями, потом втолкнули в главную каюту. Здесь ее ждал Роже. Он сразу подошел к ней.
– Прости, Кайла. Я не могу их угомонить. Не пытайся сопротивляться. Я постараюсь тебя защитить, но ты должна мне помочь.
– О, Роже! – всхлипнула она. Со времени захвата она несколько раз видела его, но не могла с ним поговорить. Роже обнял девушку, и она прижалась к нему. Его доброта и ласковое лицо зачаровали ее. В море переполнявших Кайлу ужаса и смятения он был единственным, во что она могла верить. Память о матери и о безопасном уютном мире, откуда ее вырвали, отходила в область нереального. Роже был единственным, что у нее осталось. Она полностью зависела от него.
– Будь смелой, Кайла. Все почти закончилось. Очень скоро мы доберемся до суши, и ты будешь в безопасности. Там я смогу защитить тебя и позаботиться о тебе.
– Я люблю тебя, Роже. Я так сильно тебя люблю! Ты такой сильный и добрый.
Он отвел ее к деревянной скамье в глубине каюты и уложил. Погладил по грязным волосам. Измученная, она уснула.
Через два часа на горизонте длинной темной линией показалась земля, но прошел еще почти час, прежде чем катер вошел в гавань. Залив Ганданга образован мысом, который, изгибаясь, точно львиный коготь, отходит от материка, образуя закрытое пространство глубокой воды, защищенное от преобладающих ветров – пассатов, которые обрушиваются на побережье. Катер обогнул мыс, и перед ним открылась гавань.
За танкером на якоре стояли два контейнеровоза. Они здесь меньше полугода. Стальные контейнеры у них на борту забиты огромным количеством разнообразных товаров стоимостью десятки миллионов долларов. Вскоре страховые компании заплатят за их возврат. Между контейнеровозами много других судов, захваченных на море. Они самого разного размера: от небольших яхт до крупных траулеров и рефрижераторов, где в трюмах гниет мороженая баранина из Австралии. Охрана на всех этих кораблях громогласно приветствовала проходящий катер. Все уже слышали о захваченном бесценном сокровище – американской принцессе из самой богатой семьи в этой ненавистной стране неверных. Ходили слухи, что горюющие родственники выплатят за эту женщину огромный выкуп, и всем достанется его часть.
На берегу к воде жался городок – пестрое собрание лачуг и хижин с соломенными или крытыми гофрированным железом крышами и со стенами из высушенных на солнце глиняных кирпичей, выкрашенными разными красками из запасов ограбленных судов. Когда катер подошел к берегу, моряки спрыгнули в воду и, обмотав одеяния вокруг пояса, потащили корабль на песок. Роже перешел на берег вброд, держа Кайлу на руках. Песчаный берег запрудили вооруженные люди, но они расступились, и Роже пронес Кайлу к колонне побитых пыльных «лендроверов» и «тойот», стоявшей выше уровня подъема воды. Роже усадил девушку на заднее сиденье первой машины, рядом с ней сели четверо вооруженных людей, по двое с каждой стороны. От них пахло древесным дымом, тухлой бараниной и гашишем. Они похотливо прижались к ней потными телами, вдавливая в ее бока тяжелое оружие. Один улыбнулся, его лицо было в нескольких дюймах от ее лица. Зубы у него были черные и гнилые, а изо рта пахло, как из выгребной ямы.
Роже сел на место водителя. Заработал мотор. Они поехали по неровной дороге. В поднятой ими пыли за ними последовали другие «лендроверы». Кайла отвернулась от сидящего рядом человека и прикрыла рот и нос рукой.
– Куда ты везешь меня, Роже? – спросила она, перекрикивая рокот мотора.
Он обернулся, и «лендровер» резко развернулся поперек дороги.
– Теперь ты в моем мире. Больше никогда не называй меня так. Мое настоящее имя Адам.
– Адам Типпо Тип! – сказал охранник.
Они отвернули от глубокой выбоины, и всех с такой силой бросило вперед, что они головами ударились о крышу. Но испугалась только Кайла.
– Куда ты везешь меня, Роже? – умоляюще повторила она.
– Меня зовут иначе.
– Прости. Куда ты везешь меня, Адам?
– В дом моего деда.
– Далеко это?
– Три, может, четыре часа езды, – крикнул он в ответ. – А теперь перестань задавать вопросы.
Остановились только раз. Они двигались по жаркой безлесной равнине, по земле, усеянной красными камнями. Однообразие этой пустыни нарушала только двойная колея, оставленная колесами. Адам позволил девушке сделать несколько глотков теплой воды из старой винной бутылки. Мужчины беззаботно облегчились на виду у всех, но когда Кайла попыталась зайти за машину, чтобы сделать то же самое, охранники пошли следом и, направив на нее автоматы, с внимательным интересом наблюдали за ней. Кайле было уже все равно. Снова сели в машину и поехали дальше. Постепенно из мерцающего знойного марева впереди показались голубые горы. Когда подъехали ближе, Кайла увидела среди неровных холмов поразительно зеленые сады, рощи пальм и апельсиновых деревьев. Участки, где росли дыни и кукуруза, разделяли канавы с проточной водой. Машины миновали цепочку верблюдов, поднимавших в кожаных ведрах из колодцев оазиса воду, которую затем выливали в канавы.
– Красиво. Как называется это место? – спросила Кайла, заговорив впервые за час.
– Мы называем его Оазисом Чудес, – ответил Адам. – Брат пророка, да будет он вечно прославляем, однажды ночевал здесь во время своего странствия по пустыне. А когда утром он проснулся, из-под земли на том месте, где он лежал, ударила пресная вода.
– Здесь дом твоего деда?
– Там, наверху. – Он показал за открытое окно машины. Кайла, задрав голову, посмотрела на крутой склон. Выше она увидела много каменных построек. На самом большом приметные купола и минареты – мечеть, а рядом громоздкое бесформенное здание, выстроенное без всякого явного плана или назначения и спускающееся по утесу. Адам показал на него. – Дворец деда. Наша семья живет в нем больше трехсот лет.
– Это скорее крепость, чем дворец.
– И то и другое, – ответил он и остановил «лендровер» на середине подъема.
Навстречу им бегом спускалась толпа слуг в белых одеяниях. Они предложили путникам для освежения прохладные влажные ткани и кувшины с апельсиновым шербетом. Адам налил стакан Кайле, и она благодарно выпила, давясь от спешки. Как только она напилась, Адам взял ее за руку и повел по склону, чересчур крутому для подъема на машине. Дважды Кайла опускалась на землю, чтобы передохнуть. Но по требованию Адама поднималась и плелась дальше. Ее не возмущало то, как он командует ею. Она оцепенела от отчаяния, и единственное, что ее теперь занимало, это как бы угодить ему и уберечься от его гнева. Все ее тело болело, при каждом шаге по каменистой тропе ноги и спину охватывала боль. Она пыталась думать о матери, но ее образ в сознании оставался неопределенным и вскоре совсем исчез. Когда Кайла упала в третий раз, Адам приказал двум слугам пронести ее последние сотни метров до резной двери в боковой стене дворца. Здесь ее передали четырем рабыням в покрывалах и, по исламскому обычаю, в длинных черных платьях.
Рабыни провели ее по множеству коридоров и темных комнат, и наконец они оказались в гареме. Из темноты появилась толпа женщин и маленьких детей, они со смехом и возгласами окружили Кайлу, тянули за одежду, старались притронуться к ее спутанным светлым волосам. Большинство никогда раньше не видело волос такого цвета, и все были зачарованы. Кайлу отвели в маленький дворик под открытым небом.
Рабыни поставили Кайлу посреди дворика и, не обращая внимания на протесты, сняли с нее грязную одежду. Женщины и дети толпились вокруг, трогая ее белое тело. Одна попыталась вырвать клок светлых волос из пучка внизу живота, но Кайла ударила ее кулаком, и та с криком отскочила – к радостному веселью остальных.
Рабыни полили голову и плечи Кайлы холодной водой из глиняных кувшинов. Одна протянула ей брусок синего, пятнистого карболового мыла, и Кайла натерлась им с головы до подошв. Вода и мыльная пена стекали с волос и ели глаза, но Кайла едва замечала это, радуясь, что наконец снова чистая. Когда она вытерлась, рабыни помогли ей надеть бесформенное черное платье, такое же, как у них. Широкие рукава прикрывали руки до запястий, а подол мел по полу. Болтая друг с другом, они показали, как надеть длинный черный шарф на голову, который закрывает волосы и лицо, оставляя только щель для глаз. На ноги ей дали сандалии из козьей кожи.
Чужая одежда давала Кайле своеобразное ощущение изолированности, впервые с самого захвата «Дельфина» она почувствовала себя так и потому плотнее прижимала ткань к лицу и рту, прячась от всех, от безымянного ужаса, от опасностей, которые – она знала это – окружали ее. Ей не позволили отдохнуть и снова повели по лабиринту дворцовых переходов и комнат. Постепенно комнаты становились все просторнее и богаче, появились многоцветные ковры, груды подушек на полу и разноцветная плитка на стенах. На плитках узорчатой арабской вязью были написаны изречения из Корана.
Наконец они дошли до конца коридора и остановились перед плотно закрытыми дверьми. Их охраняли два стражника с автоматами «АК-47». Здесь рабыни оставили Кайлу. Как только они ушли, стражники раскрыли дверь и знаком приказали Кайле пройти в большую комнату. У входа она остановилась и быстро огляделась. На выложенном плиткой полу сидели на подушках мужчины в длинных одеяниях. Все они смотрели на кафедру проповедника на возвышении в дальнем конце комнаты. Среди них был и Адам. Он повернулся и знаком подозвал Кайлу. Оно торопливо подошла и опустилась рядом с ним на колени.
– Адам! – начала она, но он жестом велел ей замолчать.
– Тише, женщина. Пройди пять шагов вперед и встань на колени перед кафедрой. Жди молча. Когда из двери за кафедрой выйдет дед, прижмешься лбом к полу и будешь молчать. Говори, только когда он к тебе обратится. Ни в коем случае не смотри ему в лицо. Он могучий повелитель и потомок пророка. Прояви уважение. Теперь иди! Делай как я сказал!
Кайла прошла вперед и встала на колени. Молча ждала и слушала негромкие звуки за собой: кто-то кашлянул, кто-то другой изменил положение тела. Потом она услышала, как впереди открывается дверь, и подняла голову, но ее остановил резкий приказ Адама:
– Ниц!
Она прижалась лбом к полу и поэтому не видела, что происходит вокруг. Дверь открылась; вошел мужчина, тучный, но величественный. Несмотря на белоснежную бороду, он не шаркал ногами, как старик; нижний край его бороды был выкрашен хной в память о пророке, который был, как известно, рыжим. Лицо в глубоких морщинах, брови седые и кустистые. На голове – разукрашенный тюрбан. Край вышитого золотом одеяния задевает пол. Поверх – жилет до колен, расшитый золотой и серебряной филигранью. У сандалий высокие заостренные носки. Сандалии тоже украшены рисунком из золотой проволоки и полудрагоценных камней. В руке он держит символ власти – длинный хлыст из шкуры гиппопотама, с золотой рукоятью. Осмотрев ряд простертых фигур, он остановил взгляд на Адаме.
– Подойди и поздоровайся с дедом, сын моего сына! – приказал он. Адам встал и подошел к нему, опустив голову и отводя взгляд. Приблизившись, он встал перед стариком на колени, приподнял его правую ногу и поставил расшитую драгоценностями сандалию деда себе на голову.
– Встань передо мной, внук. Дай увидеть твое лицо. Дай обнять тебя. – Дед поднял Адама и посмотрел ему в глаза. – Благодаря мне и моему сыну в твоих жилах течет кровь пророка. То, что я вижу в тебе, хорошо и с каждым днем становится лучше.
Услышав эти слова, Адам испытал глубокое благоговение, потому что его дед, хаджи, шейх Мухаммед-хан Типпо Тип был одним из великих воинов Аллаха. Титулы «хаджи» и «шейх» – почетное подтверждение того, что он совершил паломничество в Мекку и что он предводитель большого клана. Пять поколений подряд старший сын в семье получал имя Типпо Тип. Все они были легендарными воинами, бесстрашными похитителями людей и безжалостными охотниками на слонов. Легенды утверждают, что все вместе они захватили во внутренней Африке свыше миллиона душ и отвели их на побережье, к работорговцам. Убитых ими слонов подсчитать невозможно, их больше, чем саранчи, тучи которой затмевают африканское небо в сезон дождей. Столетиями флоты дау, принадлежащих Типпо Типам, перевозили слоновую кость и рабов из Африки в Аравию, Индию и дальше до Китая.
– Они делают четырнадцать узлов и, если идут в Аден или Пунтленд, уже почти у цели, – сказал он. – Еще два-три дня, не больше.
– Вы уже упоминали Пунтленд. Никогда раньше о нем не слыхала.
– Он на северо-востоке Сомали, на Большом Африканском Роге. Это негостеприимная полупустыня, сухая и неровная, в три раза больше Нью-Мексико. От остальной Африки он буквально отрезан высокими горами западного края Восточно-Африканской рифтовой долины. Эти горы отсекают и преобладающие западные ветры, которые оставляют на их склонах все свои дожди. Растительность Пунтленда – редкая акация, колючий кустарник и чахлая трава. Однако стратегически страна занимает очень важное положение, охраняя подступы к Красному морю. На исходе гражданской войны Пунтленд отделился от Сомали и провозгласил автономию. Назван он по имени древней земли Пунт, упоминаемой в преданиях Древнего Египта. Считается, что именно в эту страну в 1550 году до н. э. царица Хатшепсут направила свою знаменитую экспедицию. Теперь страной управляет банда независимых полевых командиров, которые никому не подчиняются и по-своему понимают закон и справедливость на своей территории.
С обескураживающей внезапностью он сменил тему.
– Ужинаете у себя, чтобы хандрить без помех? Не советую. Может, поужинаете со мной в столовой? Шеф зажарил отличный бифштекс из японского вагуя[28]. Путеводитель «Мишлен»[29] на сотой странице последнего издания очень рекомендует еду, вино и общество.
Хейзел много ужасных вечеров провела в одиночестве. По крайней мере, Кросс не скучен. Способен вывести из терпения? Да, определенно. Но не скучен. Она улыбнулась и сдалась.
За едой он направлял разговор так, чтобы не упоминать о ее пропавшей дочери и яхте: говорили о политической структуре Абу-Зары и об операциях «Бэннок ойл» в Эмиратах, потом Гектор перевел разговор на лошадей и бега: он знал, что это ее интересует.
– Мой отец на ранчо тренировал несколько скаковых лошадей, – объяснил он, когда Хейзел удивилась его очевидной осведомленности. – Тощим мальчишкой я уже был его главным конюхом и жокеем. Раз в месяц мы участвовали в скачках в Найроби. Убогое зрелище, любительский уровень, но мы относились к ним очень серьезно.
Его образованность, осведомленность, сухое своеобразное чувство юмора – все это позволило Хейзел слегка отвлечься от мыслей о Кайле. Она расслабилась и позволила себе наслаждаться, слушая его. Отпила всего на пару глотков вино из своего бокала, но Гектор тут же налил его доверху. Вино было прекрасное – романи-конти[30] десятилетней выдержки. Ее позабавило, что он постарался так хорошо узнать ее вкусы. Казалось, неудобно отказывать, поэтому она подняла бокал, но в это мгновение в столовую торопливо вошел один из людей Кросса и что-то прошептал Гектору на ухо. Гектор со стуком поставил бутылку, расплескав красное вино на скатерть, схватил Хейзел за руку и поднял.
– Идемте!
Он почти кричал. Бегом вытащил ее в коридор, а потом в ситуационный центр.
– В чем дело? – задыхаясь, спросила Хейзел. – Что случилось?
– Зверь вышел из укрытия! – ответил он и втащил ее в дверь.
Перед телевизионным экраном стояли четверо. Среди них и тот, кто заходил в столовую. Гектор представил его: Утманн, один из старших оперативных сотрудников. Араб, мусульманин, но Гектор полностью доверяет ему.
«Он из хороших парней», – пояснил Гектор.
– Какой это канал, Утманн? – спросил он.
– «Аль-Джазира», арабское телевидение из Дохи. Упомянули среди заголовков мировых новостей. Я поймал только хвост, но они повторят в конце выпуска.
– Дайте стул миссис Бэннок, – приказал Гектор.
Они напряженно, молча слушали отчет о визите иорданского короля в Иран, о террористе-самоубийце в Багдаде и о других важных для Ближнего Востока событиях. Потом на экране появилось изображение стройной белой океанской яхты, и комментатор заговорил по-арабски. Гектор синхронно переводил для Хейзел:
– Группа, именующая себя «Цветы ислама», взяла на себя ответственность за захват частной яхты в западной части Индийского океана. 125-метровая роскошная яхта «Влюбленный дельфин» зарегистрирована на Каймановых островах и принадлежит миссис Хейзел Бэннок, президенту корпорации «Бэннок ойл», Хьюстон, штат Техас. Миссис Бэннок считается одной из самых богатых женщин планеты.
На экране появилось изображение Хейзел Бэннок, великолепной в длинном бальном платье и знаменитом алмазном ожерелье, некогда принадлежавшем Барбаре Хаттон. Она танцевала с Джоном Макэлроем, тоже чемпионом по теннису, на балу демократической партии, организованном в Лос-Анджелесе для сбора средств в избирательный фонд. Комментатор продолжал говорить, а Гектор переводил:
– По словам представителя группы, яхта была взорвана в море в отместку за недавние жестокости, совершенные американскими войсками в Ираке. Пассажиры и экипаж взяты в заложники. Во время захвата миссис Бэннок на борту яхты не было. Единственной пассажиркой была ее дочь мисс Кайла Бэннок. Она тоже взята в заложницы.
На экране появился снимок Кайлы в купальнике, выходящей из бассейна. Смеющаяся девушка казалась воплощением молодой представительницы западных привилегированных слоев, избалованной миллионерше. Ее легкомысленный костюм должен был вызвать гнев и негодование у правоверных по всему миру.
– Боевики требуют от американского правительства извинений за террористические действия в Ираке, а также финансовую компенсацию за освобождение экипажа и Кайлы Бэннок.
Комментатор-араб перешел к рассказу о футбольном матче в Каире. Утманн выключил телевизор.
Лицо Хейзел светилось радостью.
– О Боже! Она жива. Моя малышка жива. Вы были правы, Кросс. Она жива!
Хотя Утманн и три других сотрудника «Кроссбоу» не смотрели на нее, они внимательно слушали. Гектор нахмурился, что заставило Хейзел замолчать, и встал.
– Идемте, – тихо велел он и вывел ее из здания. Солнце село час назад. Оба молчали, пока не оказались на берегу. Лениво плескался невысокий прибой. Выше приливной линии из песка торчали старинные причальные сваи. Хейзел и Кросс сели на песок. В заливе у причала два огромных танкера принимали груз нефти; их огни отражались в поверхности воды. В этом свете Хейзел и Кросс отчетливо видели друг друга.
– Я привел вас сюда, чтобы мы могли поговорить, не опасаясь, что нас подслушают, – объяснил Гектор, и Хейзел удивилась.
– Это ведь ваши люди. Разве вы им не доверяете?
– Эти четверо, вероятно, единственные люди на земле, кому я доверяю. Однако нет смысла подвергать их верность ненужным испытаниям. Им незачем знать, о чем мы говорим.
Она кивнула.
– Понимаю.
– Сомневаюсь. Людей безжалостнее и изобретательнее тех, с кем мы отныне имеем дело, не найти. Они втягивают вас в мир дыма и зеркал, уловок и обманов. Называют себя «Цветами ислама». – Он наклонился и пальцем начертил на песке рисунок, исламский полумесяц. – Им больше подходит название «адский болиголов». – Гектор распрямился и ногой стер рисунок. – Ну, хорошо, хватит. Попытаемся наметить план действий.
– Думаю, мне нужно связаться с моими друзьями в Белом доме. Теперь, когда мы знаем, где Кайла, они сумеют добиться ее освобождения – переговорами или военной силой, – предложила Хейзел.
– Первое утверждение неверно. Мы не знаем, где Кайла. Мы очень приблизительно знаем, кто ее захватил, но не знаем, где ее держат. Неверно и второе утверждение. Ваши друзья не станут делать того, что вы от них ожидаете, – сказал он. – Прежде всего, они провозгласили, что их принцип, – никогда не вести переговоры с террористами. А если доходит до применения силы, то в последнее время они слишком уж часто обжигались на этом. Вспомните захват американского посольства в Тегеране и «Падение «Черного ястреба»[31], фильм о нападении вертолетов на базу террористов в Могадишо. Они усвоили горький урок. Переговоры вести они не станут, а силу использовать не смогут. И вы должны благодарить за это Бога. Если бы морская пехота начала штурм, то Кайле Бэннок пришел бы конец.
– Но могут же они что-нибудь сделать! Она американская гражданка, сам президент обещал мне помощь.
Она невольно всхлипнула. Гектор отвернулся и смотрел на танкеры. Горе – личное, интимное дело. Он дал ей время взять себя в руки.
– Так что же делать? – спросила она наконец.
– Вы будете делать то, чего они от вас ожидают. Постараетесь надавить на друзей в Вашингтоне, как только что предложили. Мы обманем Зверя. Притворимся, будто ведем с ним переговоры, но вы должны все время помнить, что они тщетны.
Она моргнула и покачала головой.
– Не понимаю.
– Нет такого предложения или обещания, с помощью которых вы уговорили бы их вернуть вам Кайлу. Дайте им доллар, и они потребуют десять. Согласитесь на их требования, и они тут же выдвинут новые.
– Так что же делать? Разве мы сейчас не тратим время зря?
– Нет, миссис Бэннок, мы выигрываем время, а не тратим. Время, которое нам нужно, чтобы установить, где держат Кайлу.
– Вы можете это сделать?
– Надеюсь. Да, пожалуй.
– Если вам это удастся, что тогда? Что будет, когда вы узнаете, где она?
– Тогда я пойду и заберу ее.
Его губы изогнулись в улыбке, которой противоречило выражение глаз.
– Только что вы сказали…
– Я знаю, что сказал. Но между мной и корпусом морской пехоты есть разница. Морпехи бросятся на штурм, как десять тысяч мясников, размахивающих топорами. Я же проскользну, как скальпель хирурга.
– Сколько времени нам нужно выиграть? – спросила Хейзел, и он пожал плечами.
– Месяц, полгода, год. Столько потребуется.
– Год! Вы в своем уме? Я не могу на это пойти. С каждым проходящим днем я умираю сотней смертей. Если мне так плохо, то каково моей малышке? Нет, невозможно.
– Этот взрыв совсем не в вашем стиле, миссис Бэннок. Вы можете на это пойти, и, если действительно любите свою дочь, пойдете.
* * *
Когда дау Камаля была в пятидесяти милях от берега, он передал по коротковолновому радио краткое сообщение:– Рыба на рифе в десяти милях.
Сразу поступило подтверждение о приеме. Сообщение ждали. Через час быстрый тридцатипятифутовый моторный катер отошел от причала в гавани и направился навстречу дау. Суда встретились. Оба экипажа радостно вопили и размахивали оружием.
– Аллах акбар! Бог велик! – кричали арабы, приплясывая на узких палубах.
Когда между судами оставалась только узкая щель, они начали перепрыгивать через нее, обнимались и топали босыми ногами по палубе. Кайла, сжавшись, сидела в углу надстройки на груде грязных ковров, которые служили ей постелью, и с ужасом слушала этот рев. Одиннадцать дней ей не позволяли ни вымыться, ни переодеться. Кормили раз в день миской риса и рыбы с острым соусом чили, а вода, которую ей давали, была солоноватой и пахла канализацией. Кайлу мучили понос и рвота – результат совместного действия несвежей пищи и морской болезни. Туалетом ей служило грязное ведро, стоявшее рядом на палубе. Выйти на главную палубу, чтобы опустошить это ведро, ей разрешали всего раз в день. Дверь в надстройку распахнулась, и на фоне яркого солнечного света показался силуэт Камаля.
– Вставай! Пошли! – сказал Камаль по-английски с сильным акцентом.
У Кайлы не осталось сил сопротивляться. Она хотела встать, но была так слаба, что зашаталась и ухватилась за переборку. Камаль схватил ее за руку и вывел через дверь на открытую палубу. Она пыталась свободной рукой заслонить глаза от яркого света, но Камаль отбросил ее руку.
– Пусть видят твое уродливое белое лицо!
Он рассмеялся. Кайла была бледна, как покойница, глаза глубоко ушли в темные глазницы. Волосы спутались от пота, грязная одежда пахла рвотой и испражнениями. Моряки с катера окружили ее, выкрикивая ей в лицо религиозные и политические лозунги, дергая за волосы и одежду. Они хохотали и насмехались, прыгали и пели. У Кайлы закружилась голова. Она упала бы, если бы напор тел не удержал ее на ногах.
– Пожалуйста! – прошептала она, по ее щекам катились слезы. – Не делайте мне больно.
Они ее не понимали. Подтащили к борту, как мешок с сухой рыбой перебросили через зазор между двумя кораблями, потом втолкнули в главную каюту. Здесь ее ждал Роже. Он сразу подошел к ней.
– Прости, Кайла. Я не могу их угомонить. Не пытайся сопротивляться. Я постараюсь тебя защитить, но ты должна мне помочь.
– О, Роже! – всхлипнула она. Со времени захвата она несколько раз видела его, но не могла с ним поговорить. Роже обнял девушку, и она прижалась к нему. Его доброта и ласковое лицо зачаровали ее. В море переполнявших Кайлу ужаса и смятения он был единственным, во что она могла верить. Память о матери и о безопасном уютном мире, откуда ее вырвали, отходила в область нереального. Роже был единственным, что у нее осталось. Она полностью зависела от него.
– Будь смелой, Кайла. Все почти закончилось. Очень скоро мы доберемся до суши, и ты будешь в безопасности. Там я смогу защитить тебя и позаботиться о тебе.
– Я люблю тебя, Роже. Я так сильно тебя люблю! Ты такой сильный и добрый.
Он отвел ее к деревянной скамье в глубине каюты и уложил. Погладил по грязным волосам. Измученная, она уснула.
Через два часа на горизонте длинной темной линией показалась земля, но прошел еще почти час, прежде чем катер вошел в гавань. Залив Ганданга образован мысом, который, изгибаясь, точно львиный коготь, отходит от материка, образуя закрытое пространство глубокой воды, защищенное от преобладающих ветров – пассатов, которые обрушиваются на побережье. Катер обогнул мыс, и перед ним открылась гавань.
* * *
Кайлу разбудил шум на палубе. Она села и увидела, что Роже нет. Кайла посмотрела в переднее окно каюты. Величина гавани и количество судов в ней поразили ее. Корабли самых разных форм и размеров стояли на якоре в защищенной от бурь воде залива. У самого берега множество рыбацких дау, а на глубокой воде суда более современных образцов. Ближе всего был средних размеров нефтяной танкер с бортами в красно-коричневых полосках ржавчины. Название на корме прочесть невозможно, но порт приписки – Монровия. На проходящий катер с борта танкера смотрело несколько арабов-охранников. Они махали руками и стреляли в воздух. Кайла не знала, что залив – главное пиратское логово, что танкер стоит здесь после захвата уже три года и что его цистерны заполнены не драгоценной нефтью, а морской водой. Владельцы корабля не смогли или не захотели платить выкуп, который потребовал дед Роже.За танкером на якоре стояли два контейнеровоза. Они здесь меньше полугода. Стальные контейнеры у них на борту забиты огромным количеством разнообразных товаров стоимостью десятки миллионов долларов. Вскоре страховые компании заплатят за их возврат. Между контейнеровозами много других судов, захваченных на море. Они самого разного размера: от небольших яхт до крупных траулеров и рефрижераторов, где в трюмах гниет мороженая баранина из Австралии. Охрана на всех этих кораблях громогласно приветствовала проходящий катер. Все уже слышали о захваченном бесценном сокровище – американской принцессе из самой богатой семьи в этой ненавистной стране неверных. Ходили слухи, что горюющие родственники выплатят за эту женщину огромный выкуп, и всем достанется его часть.
На берегу к воде жался городок – пестрое собрание лачуг и хижин с соломенными или крытыми гофрированным железом крышами и со стенами из высушенных на солнце глиняных кирпичей, выкрашенными разными красками из запасов ограбленных судов. Когда катер подошел к берегу, моряки спрыгнули в воду и, обмотав одеяния вокруг пояса, потащили корабль на песок. Роже перешел на берег вброд, держа Кайлу на руках. Песчаный берег запрудили вооруженные люди, но они расступились, и Роже пронес Кайлу к колонне побитых пыльных «лендроверов» и «тойот», стоявшей выше уровня подъема воды. Роже усадил девушку на заднее сиденье первой машины, рядом с ней сели четверо вооруженных людей, по двое с каждой стороны. От них пахло древесным дымом, тухлой бараниной и гашишем. Они похотливо прижались к ней потными телами, вдавливая в ее бока тяжелое оружие. Один улыбнулся, его лицо было в нескольких дюймах от ее лица. Зубы у него были черные и гнилые, а изо рта пахло, как из выгребной ямы.
Роже сел на место водителя. Заработал мотор. Они поехали по неровной дороге. В поднятой ими пыли за ними последовали другие «лендроверы». Кайла отвернулась от сидящего рядом человека и прикрыла рот и нос рукой.
– Куда ты везешь меня, Роже? – спросила она, перекрикивая рокот мотора.
Он обернулся, и «лендровер» резко развернулся поперек дороги.
– Теперь ты в моем мире. Больше никогда не называй меня так. Мое настоящее имя Адам.
– Адам Типпо Тип! – сказал охранник.
Они отвернули от глубокой выбоины, и всех с такой силой бросило вперед, что они головами ударились о крышу. Но испугалась только Кайла.
– Куда ты везешь меня, Роже? – умоляюще повторила она.
– Меня зовут иначе.
– Прости. Куда ты везешь меня, Адам?
– В дом моего деда.
– Далеко это?
– Три, может, четыре часа езды, – крикнул он в ответ. – А теперь перестань задавать вопросы.
Остановились только раз. Они двигались по жаркой безлесной равнине, по земле, усеянной красными камнями. Однообразие этой пустыни нарушала только двойная колея, оставленная колесами. Адам позволил девушке сделать несколько глотков теплой воды из старой винной бутылки. Мужчины беззаботно облегчились на виду у всех, но когда Кайла попыталась зайти за машину, чтобы сделать то же самое, охранники пошли следом и, направив на нее автоматы, с внимательным интересом наблюдали за ней. Кайле было уже все равно. Снова сели в машину и поехали дальше. Постепенно из мерцающего знойного марева впереди показались голубые горы. Когда подъехали ближе, Кайла увидела среди неровных холмов поразительно зеленые сады, рощи пальм и апельсиновых деревьев. Участки, где росли дыни и кукуруза, разделяли канавы с проточной водой. Машины миновали цепочку верблюдов, поднимавших в кожаных ведрах из колодцев оазиса воду, которую затем выливали в канавы.
– Красиво. Как называется это место? – спросила Кайла, заговорив впервые за час.
– Мы называем его Оазисом Чудес, – ответил Адам. – Брат пророка, да будет он вечно прославляем, однажды ночевал здесь во время своего странствия по пустыне. А когда утром он проснулся, из-под земли на том месте, где он лежал, ударила пресная вода.
– Здесь дом твоего деда?
– Там, наверху. – Он показал за открытое окно машины. Кайла, задрав голову, посмотрела на крутой склон. Выше она увидела много каменных построек. На самом большом приметные купола и минареты – мечеть, а рядом громоздкое бесформенное здание, выстроенное без всякого явного плана или назначения и спускающееся по утесу. Адам показал на него. – Дворец деда. Наша семья живет в нем больше трехсот лет.
– Это скорее крепость, чем дворец.
– И то и другое, – ответил он и остановил «лендровер» на середине подъема.
Навстречу им бегом спускалась толпа слуг в белых одеяниях. Они предложили путникам для освежения прохладные влажные ткани и кувшины с апельсиновым шербетом. Адам налил стакан Кайле, и она благодарно выпила, давясь от спешки. Как только она напилась, Адам взял ее за руку и повел по склону, чересчур крутому для подъема на машине. Дважды Кайла опускалась на землю, чтобы передохнуть. Но по требованию Адама поднималась и плелась дальше. Ее не возмущало то, как он командует ею. Она оцепенела от отчаяния, и единственное, что ее теперь занимало, это как бы угодить ему и уберечься от его гнева. Все ее тело болело, при каждом шаге по каменистой тропе ноги и спину охватывала боль. Она пыталась думать о матери, но ее образ в сознании оставался неопределенным и вскоре совсем исчез. Когда Кайла упала в третий раз, Адам приказал двум слугам пронести ее последние сотни метров до резной двери в боковой стене дворца. Здесь ее передали четырем рабыням в покрывалах и, по исламскому обычаю, в длинных черных платьях.
Рабыни провели ее по множеству коридоров и темных комнат, и наконец они оказались в гареме. Из темноты появилась толпа женщин и маленьких детей, они со смехом и возгласами окружили Кайлу, тянули за одежду, старались притронуться к ее спутанным светлым волосам. Большинство никогда раньше не видело волос такого цвета, и все были зачарованы. Кайлу отвели в маленький дворик под открытым небом.
Рабыни поставили Кайлу посреди дворика и, не обращая внимания на протесты, сняли с нее грязную одежду. Женщины и дети толпились вокруг, трогая ее белое тело. Одна попыталась вырвать клок светлых волос из пучка внизу живота, но Кайла ударила ее кулаком, и та с криком отскочила – к радостному веселью остальных.
Рабыни полили голову и плечи Кайлы холодной водой из глиняных кувшинов. Одна протянула ей брусок синего, пятнистого карболового мыла, и Кайла натерлась им с головы до подошв. Вода и мыльная пена стекали с волос и ели глаза, но Кайла едва замечала это, радуясь, что наконец снова чистая. Когда она вытерлась, рабыни помогли ей надеть бесформенное черное платье, такое же, как у них. Широкие рукава прикрывали руки до запястий, а подол мел по полу. Болтая друг с другом, они показали, как надеть длинный черный шарф на голову, который закрывает волосы и лицо, оставляя только щель для глаз. На ноги ей дали сандалии из козьей кожи.
Чужая одежда давала Кайле своеобразное ощущение изолированности, впервые с самого захвата «Дельфина» она почувствовала себя так и потому плотнее прижимала ткань к лицу и рту, прячась от всех, от безымянного ужаса, от опасностей, которые – она знала это – окружали ее. Ей не позволили отдохнуть и снова повели по лабиринту дворцовых переходов и комнат. Постепенно комнаты становились все просторнее и богаче, появились многоцветные ковры, груды подушек на полу и разноцветная плитка на стенах. На плитках узорчатой арабской вязью были написаны изречения из Корана.
Наконец они дошли до конца коридора и остановились перед плотно закрытыми дверьми. Их охраняли два стражника с автоматами «АК-47». Здесь рабыни оставили Кайлу. Как только они ушли, стражники раскрыли дверь и знаком приказали Кайле пройти в большую комнату. У входа она остановилась и быстро огляделась. На выложенном плиткой полу сидели на подушках мужчины в длинных одеяниях. Все они смотрели на кафедру проповедника на возвышении в дальнем конце комнаты. Среди них был и Адам. Он повернулся и знаком подозвал Кайлу. Оно торопливо подошла и опустилась рядом с ним на колени.
– Адам! – начала она, но он жестом велел ей замолчать.
– Тише, женщина. Пройди пять шагов вперед и встань на колени перед кафедрой. Жди молча. Когда из двери за кафедрой выйдет дед, прижмешься лбом к полу и будешь молчать. Говори, только когда он к тебе обратится. Ни в коем случае не смотри ему в лицо. Он могучий повелитель и потомок пророка. Прояви уважение. Теперь иди! Делай как я сказал!
Кайла прошла вперед и встала на колени. Молча ждала и слушала негромкие звуки за собой: кто-то кашлянул, кто-то другой изменил положение тела. Потом она услышала, как впереди открывается дверь, и подняла голову, но ее остановил резкий приказ Адама:
– Ниц!
Она прижалась лбом к полу и поэтому не видела, что происходит вокруг. Дверь открылась; вошел мужчина, тучный, но величественный. Несмотря на белоснежную бороду, он не шаркал ногами, как старик; нижний край его бороды был выкрашен хной в память о пророке, который был, как известно, рыжим. Лицо в глубоких морщинах, брови седые и кустистые. На голове – разукрашенный тюрбан. Край вышитого золотом одеяния задевает пол. Поверх – жилет до колен, расшитый золотой и серебряной филигранью. У сандалий высокие заостренные носки. Сандалии тоже украшены рисунком из золотой проволоки и полудрагоценных камней. В руке он держит символ власти – длинный хлыст из шкуры гиппопотама, с золотой рукоятью. Осмотрев ряд простертых фигур, он остановил взгляд на Адаме.
– Подойди и поздоровайся с дедом, сын моего сына! – приказал он. Адам встал и подошел к нему, опустив голову и отводя взгляд. Приблизившись, он встал перед стариком на колени, приподнял его правую ногу и поставил расшитую драгоценностями сандалию деда себе на голову.
– Встань передо мной, внук. Дай увидеть твое лицо. Дай обнять тебя. – Дед поднял Адама и посмотрел ему в глаза. – Благодаря мне и моему сыну в твоих жилах течет кровь пророка. То, что я вижу в тебе, хорошо и с каждым днем становится лучше.
Услышав эти слова, Адам испытал глубокое благоговение, потому что его дед, хаджи, шейх Мухаммед-хан Типпо Тип был одним из великих воинов Аллаха. Титулы «хаджи» и «шейх» – почетное подтверждение того, что он совершил паломничество в Мекку и что он предводитель большого клана. Пять поколений подряд старший сын в семье получал имя Типпо Тип. Все они были легендарными воинами, бесстрашными похитителями людей и безжалостными охотниками на слонов. Легенды утверждают, что все вместе они захватили во внутренней Африке свыше миллиона душ и отвели их на побережье, к работорговцам. Убитых ими слонов подсчитать невозможно, их больше, чем саранчи, тучи которой затмевают африканское небо в сезон дождей. Столетиями флоты дау, принадлежащих Типпо Типам, перевозили слоновую кость и рабов из Африки в Аравию, Индию и дальше до Китая.