Соболев Анатолий. Тихий пост

   Генка напомнил милое сердцу время, и у Виктора тоскливо заныло сердце. Вспомнилась школа, колхоз. В классе одни девчонки, ребята все на фронте, четверо уже убиты. А их вот с Генкой судьба закинула в эту дыру. Одно утешение - друг рядом.
   Чупахин сидит на нарах. У него разбиты губы, во рту солоно от крови, тупой болью ноет плечо правой руки. Вывихнули, что ли? В голове звенит, будто он только что вынырнул с большой, давящей глубины.
   Чупахин смотрит в угол кубрика, где лежит Пенов, накрытый одеялом. Чупахин узнал радиста по руке, детской, судорожно сжатой в кулачок. Из-под одеяла виднеется нога в кальсонине. Рядом валяются его клеши. Чупахин никак не может понять, почему Пенов в кальсонах.
   Издалека, как из тумана, доносятся слова переводчика, этого толстого немца с одышкой:
   - Господин обер-лёйтнант говорит, если будете молчать, это будет для вас плохо.
   Офицер в черном блестящем плаще с бархатным воротником сидит рядом с переводчиком за столом. Из-под плаща виден черный мундир с молниями в петлице. Эсэсовец, наверно.
   - Господин обер-лёйтнант...
   "Заладил!" - равнодушно думает Чупахин. У него нет даже злости. Что с них возьмешь, если они не могут понять, что он, Чупахин, не скажет ни слова.
   - Скажите, сколько есть человек на посту? Второе: когда есть час радиосвязи со штабом? Третье: сколько кораблей в сутки проходит мимо поста, какие они есть и куда идут?
   "Вон чего захотели! А больше ничего не хотите? Сколько кораблей, куда идут и когда. Совсем немножко. Чтобы спокойненько ждать и топить. Совсем немножко захотели узнать", - презрительно думает Чупахин.
   Переводчик опять что-то говорит, но Чупахин, не слушая, смотрит на руку Пенова, маленькую, белую. Он был совсем еще мальчишка. Исполнительный, тихий.
   Переводчик прослеживает взгляд Чупахина и говорит:
   - Мы сожалеем, что погиб ваш радист. Это произошло случайно. Вы умеете работать на рации, знаете код?
   "Им нужен код. Как это "случайно" погиб Пенов? Где Костыря? Кто стрелял?"
   Офицер щелкает зажигалкой, старшина вздрагивает. Табачный дымок ползет в его сторону. На столе лежит белая блестящая пачка сигарет с черным орлом и фашистской свастикой. Офицер прикуривает и продолжает постреливать зажигалкой, не спуская глаз с Чупахина. Старшине нестерпимо хочется курить, кажется, никогда так не хотелось. Он отводит глаза и смотрит на винтовки в пирамиде. Это Пенова и Костыри. На посту шесть винтовок и автомат. Винтовка Жохова и его, Чупахина, стоят в углу, прислоненные к стене. Скоро вернутся Курбатов и Лыткин. Он им дал по одной обойме. Они, конечно, высадили обоймы в воздух, подавая сигналы потерпевшим. Вернутся - и их тоже схватят. Хана ребятам. Как предупредить их?
   Чупахин незаметно косит глазом на часы и холодеет: без пятнадцати двадцать один! Он приказал им вернуться к двадцати одному ноль-ноль.
   - Советую отвечать! - голос переводчика крепнет.
   "Шкура! Откуда он так знает русский?"
   Минутная стрелка неумолимо движется вверх. Мозг лихорадочно работает. Как предупредить? Курбатов и Лыткин сейчас где-то у ручья. Оттуда десять минут ходьбы...
   Переводчик что-то говорит, но Чупахин не слушает. Ему сейчас нет никакого дела до слов переводчика и вообще до всех этих немцев, он лихорадочно думает о том, как предупредить ребят, как спасти их! Как?!
   - Мне надо выйти, - вдруг говорит Чупахин и как можно спокойнее смотрит в глаза переводчику.
   - Куда? Зачем? - Брови немца поднимаются.
   - На двор. По нужде.
   Переводчик в легком замешательстве. А минутная стрелка все подвигается к вершине циферблата. Чупахин физически ощущает стук часов, не понимая, что это стучит в висках кровь. Сейчас он по-настоящему боится: боится, что ему не разрешат выйти. У него потеют руки, он незаметно вытирает о штаны мокрые ладони.
   - Выводите! Потом все скажу, - настаивает Чупахин.
   Переводчик что-то говорит офицеру. Обер-лейтенант холодно усмехается и испытующе смотрит на Чупахина. Старшина выдерживает взгляд. Офицер делает знак рукой.
   - Идите, - говорит переводчик.
   Чупахин встает и, повернувшись, видит теперь все, что было за его спиной. На постели Курбатова сидит немец, и ему перебинтовывают голову, а на его, Чупахина, постели лежит мертвый, прикрытый одеялом. Видны сапоги, отлично подбитые крупными блестящими гвоздями.
   Кто это его? Костыря? Пенов?
   У дверей на боку лежит Жохов. Руки его связаны, глаза закрыты, но Чупахин чувствует, что Жохов жив, только без сознания. На какое-то мгновение Чупахин задерживается возле друга, его охватывает нежное и горькое чувство, ему хочется сказать, чтобы Жохов держался, когда очнется. Жохову еще многое предстоит. А у Чупахина все уже позади. С особенной ясностью, которая появляется у людей в последние минуты жизни, Чупахин понимает, что вот сейчас он перешагнет порог и уйдет из жизни и отзовется эхо далеко на Иртыше, в маленькой деревеньке, где молится за него еще не старая мать и сидят на полатях пятеро лобастых братишек мал мала меньше.
   Его толкают в спину. Он набирает полную грудь воздуха, как в детстве перед прыжком в реку (кто не знал отчаянного ныряльщика и пловца Ваську Чупахина!), и шагает за порог, будто ныряет в холодную плотную воду.
   За ним выходят два автоматчика.
   Чупахин всматривается в туман. Ребята должны быть где-то тут, недалеко. И Чупахин кричит во всю мочь:
   - Не подходите! Здесь немцы! Фашисты! Не подходите! - Это им, ребятам. А теперь немцам: - Гады, сволочи! Ничего не скажу, ничего!
   И, обернувшись, бьет ближнего немца в лицо, вкладывая в удар левой руки всю ярость, всю боль, все отчаяние, всю силу.
   И тут же в глаза Чупахину брызжет огонь, и он падает навзничь, широко раскинув руки...
   * * *
   Друзья подходили к посту, когда навстречу выплеснулся крик Чупахина и треск автоматов.
   - Что это? - слабо вскрикнул Генка и испуганно схватил Виктора за рукав бушлата.
   - Не знаю, - похолодел Виктор.
   Из тумана явственно донеслась гортанная чужая речь: возбужденный говор и какие-то резкие приказания.
   - Немцы! - опавшим голосом прошелестел Генка.
   - Ложись! - выдохнул Виктор.
   Они упали за валун.
   - Его убили? - задыхаясь спросил Генка.
   - Не знаю, - испуганным шепотом ответил Виктор.
   "Что делать? - лихорадочно билась в сознании мысль. - Что делать?" Пост захвачен. Это Виктор понял сразу. Но как? Почему?
   Сколько пролежали за валуном, они не знали. Им показалось вечность.
   В живот что-то больно кололо, и Виктор не сразу сообразил, что лежит на своей финке. Она прикреплена в чехле на поясе.
   Туман поредел, расплывчато проступили очертания поста. Возле двери стояло несколько немецких матросов. Ребята замерли. "Немцы! Настоящие!"
   У ног немцев вроде бы лежал человек. И только когда двое из них схватили этого человека за ноги и потащили в сторону, друзья поняли, что это Василий Чупахин.
   - Старшина! - скорее выдохнул, чем сказал, Генка.
   Виктор коротко, с отчаянием взглянул на друга. "Убит Чупахин! А где остальные? Пенов? Костыря? Жохов? Что с ними? И почему здесь немцы? Откуда?.."
   Мозг работал лихорадочно и впустую. В сознании никак не укладывалось, что товарищей уже нет в живых. Было ясно одно: пост захвачен!
   Немцы вошли в пост.
   Возле дверей осталось двое. Вдруг один из них двинулся прямо на ребят. У Виктора остановилось сердце. Рядом, судорожно втянув воздух, перестал дышать Генка.
   Не доходя до ребят, немец свернул за валун, на ходу снимая с шеи автомат. Второй немец что-то крикнул вдогонку. Совсем рядом, за валуном, первый ответил:
   - Гут.
   Последовала длинная фраза, которую ребята не поняли. Немец у дверей захохотал и вошел в пост. За валуном раздалось мурлыканье, кряхтенье и снова довольное мурлыканье. У поста было безлюдно.
   Дальше Виктор действовал как во сне. Безмолвно встал, медленно вытащил из ножен финку и тихо шагнул к немцу за валун. Генка, как тень, двинулся за ним.
   Виктор хорошо видел врага со спины, но главное - это автомат. Он чернел на низком плоском камне в стороне от сидевшего на корточках. Сердце бешено колотилось в горле, не давало дышать. Почти теряя сознание от страха и напряжения, Виктор сделал еще два бесшумных медленных шага и неслышно взял оружие.
   Немец уже вставал, когда перед ним вырос Виктор.
   - Хенде хох! - торопливо, западающим от страха шепотом приказал Виктор. - Пикнешь - капут тебе! - И неуверенно тыкал автоматом ему в живот.
   У немца выкатились глаза, он ошарашенно повел взглядом по сторонам, помычал и вдруг сдавленно вскрикнул, но Генка тут же зажал ему рот ладонью. Виктор более решительно нажал автоматом в живот.
   - Молчи, гад! Пошли! Ком! - лихорадочно подыскивал Виктор слова из скудного запаса знаний по немецкому языку. - Бистро, бистро! - коверкал он слово, считая, что так немец поймет лучше.
   - Шнель, шнель! - шептал и Генка, тыча врага незаряженной винтовкой.
   Толкая немца автоматом, со страхом оглядываясь на дверь поста, повели его прочь, на восток. Он шел, держа руками штаны, так и не успев их застегнуть...
   - Куда мы его? - задыхаясь от волнения, спросил Генка, когда отошли от поста.
   На этот вопрос Виктор ответить не мог. Взять-то взяли, а что с ним делать?
   - Куда-нибудь подальше, - оглядывался Виктор на пост, уже невидимый в тумане.
   - Ага, - согласился Генка.
   - А ну, ком! - Виктор ткнул пленного автоматом. - Иди, иди!
   * * *
   Жохов почувствовал, как в лицо ему плеснули водой. Он открыл глаза и первое мгновение не понимал, что с ним, и почему такая тяжкая боль в голове, и почему прямо перед глазами сапоги странной и непривычной формы: короткие широкие голенища, в одном из них торчал рожковый автоматный магазин. Когда пришла догадка, его кинуло в жар. Пересилив боль, он поднял голову и обвел взглядом кубрик. Немцы молча смотрели на него. Жохов еще раз оглядел кубрик в надежде увидеть кого-нибудь из друзей, но кругом были одни враги. Двое из них подняли его, развязали руки и посадили на табуретку против стола, за которым сидели офицер и какой-то толстый человек, вдруг заговоривший по-русски.
   - Мы надеемся, ты будешь благоразумнее, чем твои товарищи, и мы сохраним тебе жизнь.
   Жохов молча посмотрел на переводчика, тот повысил голос:
   - Где код у радиста?
   Голова, налитая свинцовой болью, клонилась сама собою. Он застонал. Офицер что-то сказал, и Жохову подали кружку воды. Он сразу узнал кружку Костыри. На ней Мишка выбил гвоздем узорчик: якорь, солнце, цепь и надпись: "Одесса".
   После воды стало легче.
   - Закуривай, - предложил переводчик и сунул сигарету Жохову в рот. Подошел офицер, щелкнул зажигалкой в виде маленького пистолета. Из дула вырвался огонек.
   Жохов почувствовал, что офицер что-то задумал, и внутренне весь напрягся. Офицер, храня презрительную улыбку на губах, поводил огоньком зажигалки вокруг сигареты и поднес огонек под подбородок матросу. Резкая боль пронзила подбородок. Жохов невольно отшатнулся. Но удар в затылок кинул его снова на огонь. От боли из глаз сами собою покатились слезы. Офицер усмехнулся.
   Переводчик снова повторил вопрос о коде, о кораблях, о позывных штаба, о волне, на которой работает рация.
   Жохов молчал. Он ни о чем не думал, он ждал - когда конец. В том, что конец для него близок, он не сомневался. Ведь он им ничего не скажет, и они убьют его.
   - Говори! - процедил сквозь зубы переводчик.
   Жохова держали двое. Офицер поднес зажигалку к его носу, и дикая боль опять пронзила голову. Запахло паленым мясом.
   И тогда Жохов встал. Встал вместе с двумя повисшими на нем немцами и пошел на отступающих перед ним переводчика и офицера. Как всякий физически сильный человек, он был терпелив, но теперь рассвирепел, и ничто и никто не мог его остановить. На него кинулось несколько человек. Матрос разбросал их. Переводчик отскочил в сторону и заслонился рукой. Офицер, побледнев и сузив глаза, выхватил пистолет. Жохов пошел на него. Офицер поднял пистолет. В этот момент тяжелый удар в голову вырвал у Жохова опору из-под ног, и он, потеряв сознание, рухнул на пол.
   Офицер приказал оттащить Жохова в угол и, холодно усмехаясь, сказал переводчику, что с этим русским придется повозиться, но он должен заговорить во что бы то ни стало...
   * * *
   Они шли всю ночь.
   Утром, когда рассеялась сумеречная мгла ночи, ребята разглядели пленного. Среднего роста, черный. Не белокурая бестия, не с водянистыми голубыми глазами, какими изображают немцев на плакатах, а черный, как грач, и кареглазый. Снять с него форму - сойдет за сибиряка, волжанина или украинца. Молодой еще. И все же это немец. Враг.
   Только теперь друзья догадались обыскать пленного. Из широких коротких голенищ вытащили два запасных рожковых магазина для автомата.
   В карманах нашли пачку галет, фотокарточки, матросскую книжку и начатую пачку сигарет. С пояса сняли фляжку, в ней был шнапс.
   Виктор смотрел на худощавое, осыпанное испариной лицо немца, на его мокрые, повисшие косичками волосы и неестественно зеркальные после бессонной ночи глаза и видел, что тот нервно вздрагивает. Виктор почувствовал, как и сам он смертельно устал от проделанного пути, от нервного напряжения и пережитого страха. Он закрыл глаза, но тут же заставил себя открыть их и снова увидел пленного, Генку, белесую накипь неба, тусклую равнину сквозной тундры. Он отер пот со лба и со вздохом сказал:
   - Надо узнать, откуда они тут появились. Попробуй, ты лучше шпрехаешь по-немецки.
   - Кто ты? - спросил Генка. - Вэр ист ду?
   И для убедительности повторил по-русски:
   - Кто есть ты?
   Немец молчал.
   - Не хочет отвечать.
   - Сейчас захочет, - Виктор выстрелил над головой немца. Пленный побледнел, глаза его округлились. - Давай спрашивай.
   - Вэр ист ду? - спросил Генка, а Виктор выразительно повел автоматом.
   Немец быстро-быстро залопотал.
   - Чего он? - Виктор посмотрел на друга.
   - Непонятно что-то, - пожал плечами Генка.
   Пленный прислушивался к разговору.
   - Может, он по-русски понимает? - насторожился Виктор. - Понимаешь по-русски, нет?
   Пленный смотрел на ребят, и в глазах его был немой вопрос, усилие понять, чего хотят от него.
   - Шпрехен зи русиш? - спросил Генка.
   - Никс, - отрицательно мотнул головой немец.
   - Вэр ист ду? - с расстановкой спросил Генка, тщательно выговаривая слова. Виктор поднял автомат.
   Немец, косясь на автомат, что-то ответил, жестикулируя и показывая на море.
   - Чего он? Ты что-нибудь понял?
   - Кажется, с подводной лодки. - Генка вспоминающе морщил лоб. Зее - море. Унтерзеебот - подводная лодка.
   - Зее? - Генка показал на море. - Унтерзеебот?
   - Я-я, - закивал немец.
   - Ну точно, - Генка посмотрел на друга. - С подводной лодки. Транспорт они, наверно, потопили.
   - А как же мы ее не заметили?
   - А туман.
   - Туман к вечеру начался, днем-то ясно было.
   - Днем-то они нас в перископ рассматривали, а в туман и полезли.
   Это походило на правду.
   Виктор держал автомат в руках, наведя ствол на пленного. Тот выжидательно стоял перед грозным русским. Но если бы он мог взглянуть под опущенные ресницы русского матроса, то увидел бы в его глазах совсем не жестокость и ненависть, а самую что ни на есть мальчишескую растерянность. Сейчас Виктор совершенно не знал, что делать с этим проклятым немцем и что делать вообще.
   - Спроси, где ребята, - сказал Виктор, стараясь вопросами оттянуть время, когда придется все-таки принимать какое-то решение.
   - Наши, русиш, пух, пух? Шисэн? - показывая на пальцах, как стреляют, спросил Генка.
   - Я-я, - почему-то обрадовался немец.
   - Что "я-я"? - побледнел Генка. - Где наши? Во ист руссиш маринен?
   Немец внимательно выслушал, понял вопрос и что-то долго и непонятно говорил. Но по жестикуляции друзья поняли, что кто-то убит.
   - Врешь! - закричал Генка. - Не может быть? Как это!
   Но выражение лица пленного говорило, что это правда.
   - Убиты? Тотен? Русиш? - переспросил Генка в надежде, что немец просто не понял вопроса и несет ересь.
   - Я, - кивнул пленный и отвел глаза.
   Генка потерянно взглянул на друга и горько прошептал:
   - Неужели правда, Витя?
   Оглушенный известием, Виктор тупо смотрел на фашиста. Убили ребят! Может, вот этот и убил. Взял вот просто так и убил.
   - Спроси у него, он убил или нет. Если он, я убью его.
   На лице Виктора проступило жестокое и решительное выражение.
   Генка испуганно округлил глаза.
   - Ты что? Как убьешь?
   - А так!
   Виктор вскинул автомат. Немец понял, что русский решился на что-то серьезное, и весь напружинился, кровь отлила от его лица.
   - Спрашивай! - яростным шепотом процедил сквозь зубы Виктор.
   - Ты брось, Витька, брось! - испуганно повысил голос Генка. - Не имеешь права! Он без оружия. Он пленный. Не имеешь права.
   Генка неумело загородил собою немца.
   - Он ребят убил! - крикнул Виктор, чувствуя, как от ненависти удушливая спазма сдавливает горло.
   - Да откуда ты взял, что он? - в отчаянии говорил Генка.
   - Спрашивай, а то я его...
   Генка повернулся к мертвенно бледному немцу.
   - Ты... ду... стрелял? Шисэн? Пух, пух, ин русиш? - показывал на пальцах Генка.
   - Никс, никс! - горячо залопотал немец.
   Жестикулируя, он торопливо и страстно что-то говорил, но ребята поняли одно: участия в схватке он не принимал, он просто гребец на шлюпке.
   - Вот видишь, не он, - облегченно сказал Генка.
   - Его счастье. - Виктор медленно опустил автомат. Накаленный ненавистью голос сорвался. - Его счастье!..
   Генка тяжело вздохнул.
   - Что делать-то, Витя?
   - Не знаю, - тихо сознался Виктор. - Надо на пост вернуться.
   - Ага, - обрадованно кивнул Генка. - Может, немцы ушли, а наши остались.
   Виктор горько умехнулся.
   - Живыми их не оставят.
   - Да, - как эхо, отозвался Генка. - А может, живые?
   - Пошли разведаем.
   - Пошли. А он? - Генка глазами показал на пленного.
   - Его свяжем и рот заткнем, пусть лежит.
   Ребята связали немцу ноги и руки брезентовыми ремнями от своих брюк, в рот заткнули кляп - его же, немца, носовой платок.
   * * *
   Они подобрались к посту со стороны приземистой сопки, которая являлась началом невысокого хребта, тянувшегося на юг по тундре. Выползли на плоскую вершину сопки и залегли за камнями среди мелкого и редкого ивняка. Пост был как на ладони. Они смотрели на свое недавнее жилище, и им было дико от мысли, что оно занято немцами и они не могут туда вернуться.
   Вокруг поста были немцы. Сидели, ходили, курили, хохотали - вели себя как хозяева. Их было много.
   - Сколько их! - прошептал Генка.
   Виктор молчал.
   - Ребят никого не видно, - опять прошептал Генка.
   Виктор, не отвечая, смотрел на место, где обычно они рубили дрова.
   Там что-то лежало. Сначала он не понял ЧТО. Но, вглядевшись, увидел - там лежали ТРОЕ.
   - Гляди, - сдавленным голосом прохрипел он.
   Но Генка уже и сам увидел и догадался, что ЭТО.
   Но кто именно? Кто, кроме Чупахина? Жохов? Пенов? Костыря? Трое. Значит, кто-то еще жив! Кто? Где он? Может, там, внутри поста? А может, тоже убитый, но где-то в другом месте.
   Внезапно друзья увидели, как справа по берегу, как раз оттуда, где проходили они ночью, возвращается группа немцев.
   - Нас ищут, - догадался Виктор.
   - Кого? - не понял Генка.
   - Нас с тобой и немца.
   - Нас? - повторил Генка. Он все еще никак не мог до конца осознать, что происходит.
   Виктор понимал всю бессмысленность и все бессилие своего положения. Товарищи убиты, трое лежат возле поста, неизвестно, жив ли четвертый, немцев много, и схватка будет неравной. И все же он решился, и от этой решимости враз отмерзли пальцы на ногах.
   - Сейчас я им сыпану! - сквозь зубы процедил Виктор и выдвинул автомат между камней. - Сейчас я им!..
   Никогда в жизни он не стрелял по живому человеку и вообще по живому существу. Один только раз, в детстве, был он на охоте с отцом и подбил чирка из малопульки. Подранка принесла собака. И чирок умер у него в руках. Когда маленький Витя услышал, как перестало биться сердце птицы, его охватил ужас. Он тогда осознал, ощутил всем своим существом, что такое смерть, и понял свою причастность к ней. Он был потрясен своим открытием и с тех пор никогда не поднимал руку на живое существо. Теперь же надо было стрелять по людям. НАДО! Виктор это понимал, но никак не мог нажать на спусковой крючок автомата.
   - Сейчас я им!.. - продолжал шептать Виктор и никак не мог преодолеть ту внутреннюю грань, которая была барьером между жизнью и смертью и не давала стрелять. - Сейчас я им!..
   Виктор зажмурил глаза и нажал на курок. Оглушающе гулко ударил автомат и затрясся в руках непокорно и незнакомо. Виктор широко раскрыл глаза и повел стволом слева направо. Стараясь удержать автомат в руках, он бил и бил без передыху, пока не высадил весь магазин. И опомнился только тогда, когда автомат смолк. Навалилась страшная тишина. Руки дрожали от напряжения, по лицу лил горячий пот.
   Немцы ответили яростным огнем. Из валунов, за которыми лежали ребята, полетели искры. Виктор лихорадочно перезаряжал автомат и никак не мог втолкнуть рожок в гнездо.
   - Бей! - горячим шепотом молил Генка. - Бей!
   - Перекос! - стонал в отчаянии Виктор.
   Чужое, незнакомое оружие не подчинялось, и Виктор, продолжая втискивать рожок в гнездо, бросал испуганные взгляды на немцев.
   - Сюда бегут! - крикнул Генка.
   Виктор и сам видел, как немцы продвигались к сопке короткими перебежками и стреляли на ходу. Чиркнув длинным голубым огнем, рикошетили пули от камней и тонко свистели. Виктор даже не сразу сообразил, что этот нежный звук издают пули. А когда понял, его продрал по спине мороз. Пули! И это стреляют в него! В него!
   - Давай назад! - крикнул Виктор, поняв, что автомат ему не зарядить, и первым стал отползать от валунов.
   Потом, задыхаясь, они бежали по склону сопки в ложбину, бежали по мелким каменным плиткам, по щебенке, обдирались о низкий жесткий ивняк. Виктор больно ударился ногой о камень, свалился и на спине заскользил вниз. Генка бежал рядом и тащил свою незаряженную винтовку, сейчас совершенно бесполезную.
   Они убежали.
   Пленного нашли в той же лощине, где и оставили, но на другом месте. Форма на нем была смята, ремни на руках и ногах хранили следы потертости. Он пробовал перетереть их об острые камни. На ребят немец глянул озверелыми, налитыми кровью глазами.
   - Развяжем ему ноги - и ходу! - торопливо сказал Виктор, стараясь распутать затянувшиеся узлы ремней. - Помоги!
   Вдвоем кое-как развязали немцу ноги.
   - Пошли! Ком!
   - А куда, Витя?
   - Подальше. Пока они нас не накрыли. Ком!
   Опасливо оглядываясь - нет ли погони! - торопливо двинулись в глубь тундры. Немец удивительно покорно спешил рядом.
   - А я видел, двоих ты срезал, - сказал Генка, шагая позади с двумя винтовками.
   Виктор не ответил. Он проклинал себя, что так не вовремя у него заело оружие. Теперь, когда бой позади, он совершенно легко и свободно вставил рожок в гнездо автомата. Мог бы еще положить их кучу! Если бы еще были патроны, они бы с Генкой расквитались с ними за ребят!
   К обеду сделали привал.
   Тяжело дыша, все трое рухнули на влажный мягкий мох, будто в перину. Долго лежали молча.
   - Двоих точно ты положил, - опять сказал Генка. - Один на спину упал, а другой вперед ткнулся.
   Виктор не видел этого, но поверил Генке. И странно, не чувствовал никакого угрызения совести, не ощущал того чувства, которое было в детстве, когда убил чирка. Он сейчас думал о другом, он думал об убитых товарищах и об одном живом, о том, что кто бы он ни был - Пенов, Костыря, Жохов, - они с Генкой уже ничем ему не могут помочь.
   Виктор стряхнул с себя усталость и поднялся, внимательно осмотрел ровную в этом месте тундру. Ничего подозрительного не обнаружил.
   - Давай порубаем немного, - предложил он.
   - Давай, - обрадовался Генка. - А то живот подвело. Со вчерашнего дня не ели.
   Виктор вытащил немецкие галеты.
   - Рубанем - и дальше. На метеостанцию надо идти. - Виктор кивнул на немца. - Там его допросят.
   - Ага, - оживился Генка. - Точно, на метеостанцию. Там ученые, они языки знают. И в штаб оттуда сообщим, чтобы лодку ихнюю накрыли.
   - Еду надо разделить на все дни. - Виктор оглядел скудные запасы пищи. - Сколько придется идти?
   - Два дня, - не то спросил, не то утвердил Генка.
   - Нет, - не согласился Виктор и прикинул: - Дня четыре. Больше ста километров. В общем, делим галеты на пять дней. Мало ли что! Запас должен быть.
   Генка кивнул.
   - На, полгалеты вот. И шнапсу по глотку будем пить. Отпивай - снегом закусишь.
   Генка отпил глоток из фляжки, задохнулся от крепости, торопливо заел снегом, еще сохранившимся в низинках.
   Виктор оглянулся на пленного. Немец за этот переход обвял, ссутулился и сидел, обреченно вперив взгляд под ноги. Видимо, он понял всю безнадежность своего положения и покорился судьбе.
   - Как по-ихнему жрать? - спросил Виктор.
   - Фрэссен, кажется.
   - Ага, подходит, - одобрил слово Виктор и подал немцу полгалеты.
   - На! Жри! Фрэссен!
   Не спуская глаз с автомата, немец неуверенно взял.
   - Кто же из ребят живой остался? - спросил Генка и с болью посмотрел в сторону поста.
   Виктор нахмурился. Было ясно, что немцы захватили пост именно затем, чтобы узнать, сколько кораблей проходит мимо, когда и куда они идут. На этих кораблях ценный груз, который посылают нам союзники. Идут сюда и с востока с углем, лесом, военным грузом. Доставляют все, что необходимо флоту и армии. Надо скорее довести немца до метеостанции, он там расскажет, откуда появилась подводная лодка. Теперь ясно, что транспорт потопила она. Может быть, она и не одна, может, еще шныряют немецкие подводные лодки по нашему морю. С метеостанции передадут по радио в штаб, и тогда крышка им, этим лодкам. Наши кокнут их.