Страница:
– Откуда ж мне знать. Один нацмен, второй вроде русский. Обоим лет по тридцать.
– Вы говорите, что Ибрагимова продает дом, – задумчиво произнес Руслан. – А разве она не приезжает сюда с покупателями, чтобы показать его?
– Не приезжает. Два раза был паренек из агентства недвижимости с покупателями, от него я и узнала, что Фаина продает дом. Да, видно, пока не получилось. Дом крайний, старый. Но продаст, будьте уверены. У нас пустое место можно продать недешево.
Руслан протянул ей свой телефон:
– Если вас не затруднит, позвоните мне, как только Фаина появится. Я знакомый Розы, мне срочно нужно увидеться с ее матерью.
Соседка взяла лист из записной книжки, сказала, что телефона не имеет, но позвонит от соседей. Он поблагодарил ее, позвал Севу, они сели в машину и укатили.
– Мага, взгляни, какие-то козлы ломятся в наш дом, – сказал сидевший за рулем желтого такси, спрятанного в зарослях, Бурак.
У него был бордовый цвет лица, за что и получил кличку Бурак – так местные жители называют свеклу. Это был плотный, мускулистый, с бычьей шеей и с головы до ног волосатый человек. Пшеничные волосы как раз и подчеркивали цвет кожи, отчего Бурак был довольно приметным типом, правда, его сей факт не волнует. Дремавший Магомед – человек аскетического сложения и с маской безразличия на лице – приоткрыл глаза, но обзору мешали ветки. Магомед был более осторожным, чем Бурак, старался оставаться в тени и только в случае, когда был гарантирован положительный исход, брал инициативу в свои руки. Услышав, что кто-то ломится в «их» дом, он лениво приподнялся, прищурился, изучая чужаков, затем снова откинулся на спинку сиденья. Бурак сообщил:
– В тачку садятся. Может, похиляем за ними?
– Нам мамаша нужна, – промямлил Магомед. По-русски он говорил отлично. – Сиди.
Бурак допил банку пива и выбросил ее за окно. Утирая губы рукой, бросил взгляд на Магомеда и проворчал:
– Долго торчим здесь – дни и ночи напролет, – так и заметить могут.
– Что предлагаешь? – не открывая глаз, спросил Магомед.
– Прячется наша мамаша, – рассуждая, Бурак прищурился. – Домик вдруг загнать решила, неспроста это. Держу пари, не одна мамаша ушла в подполье. Нам бы только узнать, где приют нашла. Сколько в городе агентств недвижимости?
– Три есть точно. Это те, что я знаю. Может, их больше.
– Я вот что обмозговал. Не проехаться ли нам по агентствам? Прикинуться покупателями, мол, нужен домишко, так выйдем на мамашу. А? Она ж нас не знает.
Магомед открыл глаза и удивленно уставился на напарника:
– Чего раньше не додумался? Езжай, я здесь побуду.
Магомед вышел из машины, потянулся, раскинув в стороны руки, затем достал сумку с пивом и едой, захлопнул дверцу. Когда Бурак уехал, он устроился на бугорке, откуда виден дом, достал банку пива и стал неторопливо пить.
4
5
– Вы говорите, что Ибрагимова продает дом, – задумчиво произнес Руслан. – А разве она не приезжает сюда с покупателями, чтобы показать его?
– Не приезжает. Два раза был паренек из агентства недвижимости с покупателями, от него я и узнала, что Фаина продает дом. Да, видно, пока не получилось. Дом крайний, старый. Но продаст, будьте уверены. У нас пустое место можно продать недешево.
Руслан протянул ей свой телефон:
– Если вас не затруднит, позвоните мне, как только Фаина появится. Я знакомый Розы, мне срочно нужно увидеться с ее матерью.
Соседка взяла лист из записной книжки, сказала, что телефона не имеет, но позвонит от соседей. Он поблагодарил ее, позвал Севу, они сели в машину и укатили.
– Мага, взгляни, какие-то козлы ломятся в наш дом, – сказал сидевший за рулем желтого такси, спрятанного в зарослях, Бурак.
У него был бордовый цвет лица, за что и получил кличку Бурак – так местные жители называют свеклу. Это был плотный, мускулистый, с бычьей шеей и с головы до ног волосатый человек. Пшеничные волосы как раз и подчеркивали цвет кожи, отчего Бурак был довольно приметным типом, правда, его сей факт не волнует. Дремавший Магомед – человек аскетического сложения и с маской безразличия на лице – приоткрыл глаза, но обзору мешали ветки. Магомед был более осторожным, чем Бурак, старался оставаться в тени и только в случае, когда был гарантирован положительный исход, брал инициативу в свои руки. Услышав, что кто-то ломится в «их» дом, он лениво приподнялся, прищурился, изучая чужаков, затем снова откинулся на спинку сиденья. Бурак сообщил:
– В тачку садятся. Может, похиляем за ними?
– Нам мамаша нужна, – промямлил Магомед. По-русски он говорил отлично. – Сиди.
Бурак допил банку пива и выбросил ее за окно. Утирая губы рукой, бросил взгляд на Магомеда и проворчал:
– Долго торчим здесь – дни и ночи напролет, – так и заметить могут.
– Что предлагаешь? – не открывая глаз, спросил Магомед.
– Прячется наша мамаша, – рассуждая, Бурак прищурился. – Домик вдруг загнать решила, неспроста это. Держу пари, не одна мамаша ушла в подполье. Нам бы только узнать, где приют нашла. Сколько в городе агентств недвижимости?
– Три есть точно. Это те, что я знаю. Может, их больше.
– Я вот что обмозговал. Не проехаться ли нам по агентствам? Прикинуться покупателями, мол, нужен домишко, так выйдем на мамашу. А? Она ж нас не знает.
Магомед открыл глаза и удивленно уставился на напарника:
– Чего раньше не додумался? Езжай, я здесь побуду.
Магомед вышел из машины, потянулся, раскинув в стороны руки, затем достал сумку с пивом и едой, захлопнул дверцу. Когда Бурак уехал, он устроился на бугорке, откуда виден дом, достал банку пива и стал неторопливо пить.
4
Фаина Султановна вышла из агентства недвижимости и нервно озиралась в поисках такси. На счастье, прямо к агентству подкатила желтая машина со знакомыми опознавательными знаками, стала у порога. Водитель открыл дверцу, спустил ногу на асфальт, собираясь выйти. Фаина Султановна поспешила к нему:
– Молодой человек, вы не отвезете меня? Здесь недалеко.
Бурак окинул ее с ног до головы оценивающим взглядом, покривил губы: такая на чай не даст. Платье простецкое, сверху кофтенка, вязанная вручную, дешевые и стоптанные туфли, сумка вообще времен совдеповского благоденствия, когда ничего невозможно было достать, – старая и не стильная.
– Некогда мне, мамаша, – бросил он.
– Прошу вас, очень нужно быстро попасть домой, – и Фаина Султановна, сдвинув сумку к локтю, молитвенно сложила руки. Вдруг вспомнила: – Я хорошо заплачу.
В доказательство она вытащила сто рублей. Деньги, конечно, плевые, но это деньги, а Бурак их очень уважает. К тому же любому покажется противоестественным, что таксист отказался отвезти клиента за плату вдвое. Осторожность не помешает. Он выдернул сотню из руки мамаши, а то еще передумает столько платить, и кивнул:
– Садись, мамаша, прокачу с ветерком.
Если прикинуть по тарифу, то такой вояж стоил бы рублей тридцать, не больше. Бураку показалось странным, что мамаша, явно зарабатывающая три копейки, расплатилась, в три раза увеличив сумму. Она нервозно вставляла ключ в замочную скважину. Так торопилась в пустой дом? Хотя, может, забыла что-то, вот и вернулась.
– Мамаша, тебя подождать? – крикнул Бурак, надеясь получить еще сотенную.
– Нет, нет, спасибо, – откликнулась она, суетливо входя в дом.
Он пожал плечами и помчался назад к агентству.
Фаина Султановна вошла в маленький домик своей подруги, работающей на судне поваром. Когда подруга уходила в плавание, то оставляла ключ, чтобы Фаина поливала цветы, кормила кошку и вообще присматривала за домом. С виду он был неказистый, а внутри – загляденье. Чего здесь только не было: видеомагнитофон, большой телевизор, музыкальный центр, всякая техника для кухни, даже посудомоечная машина. Такое богатство нельзя оставлять без присмотра. Подруга говорила: накопит достаточно, чтоб в старости не бедствовать, купит хорошую квартиру и подыщет спокойную работу, а моря с океанами пошлет к черту. Сейчас она была в рейсе, это пришлось как нельзя кстати. Даже ей, своей самой близкой подруге, Фаина Султановна не хотела бы рассказывать о дочери.
– Роза… – позвала она. – Я пришла.
В дальней комнате на диване полулежала Роза и с опаской смотрела на дверь. Вошла мать.
– Сколько раз я тебя просила, чтобы не звала меня по имени, – раздраженно сказала Роза. – Что так быстро?
Фаина Султановна присела на краешек дивана, улыбнулась ласково:
– Получилось.
– Неужели? – И тусклые глаза дочери лихорадочно заблестели.
– И задаток дали. За мебель они не хотят платить, не понравилась им, ну и пусть. Завтра оформляем сделку у нотариуса! Говорят, можно сразу через юстицию оформить куплю-продажу, не обращаясь к нотариусу, а я уж решила по старинке. Пусть переплачу, зато душа будет спокойна, а то сейчас столько обманщиков. Завтра получу деньги, и мы можем ехать. Нужно только сегодня выписаться, остальные документы я подготовила.
– Хорошо, очень хорошо, – пробормотала Роза. – Сегодня же купи билеты. Надо сразу уехать. Завтра вряд ли получится… Послезавтра уедем!
Тяжело расставаться с местом, где прожил всю жизнь, тяжело. Да родное дитя дороже всего на свете. Роза вернулась, а Фаина Султановна до сих пор не знает, что там, в Турции, произошло. Поначалу пыталась расспрашивать, но когда видела, что творилось с Розой, прекращала расспросы, позже и вовсе перестала интересоваться Турцией. Однако мучилась догадками, подозревала худшее. Роза уехала с группой танцоров, а потом как в воду канула. Уж что только не предпринимала Фаина Султановна, выясняя, где ее дочь, да так ничего не узнала. С ней бегал по милициям и Виктор Иванович, близкий друг покойного мужа, его дочь Настя тоже пропала, а уехали девочки вместе. Еще радовались, что они вдвоем поехали. Везде отказывались заниматься поисками девочек в Турции. Потеряв всякую надежду отыскать дочь, Фаина Султановна перестала бегать по инстанциям, но Виктор Иванович не остановился, регулярно приезжал к ней с результатами. Да только результатов не было, он вздыхал и обещал дойти до самой Москвы. Не верила Фаина Султановна, что в столице, которая так далеко, отнесутся к их беде с пониманием, но Виктора Ивановича поддерживала. Уж лучше пусть надежда его питает, с надеждой жить можно. А месяц назад кто-то постучал в окно на рассвете, стучал так, что Фаина Султановна перепугалась до смерти, думала, бандиты нагрянули. Сообразив, что в ее доме брать нечего, подошла к окну и ахнула. Это была ее дочь! Мокрая, хотя дождя не было, худая, как скелет, с затравленными глазами, она посинела от холода – все-таки начало мая. Роза вошла в дом, успела лишь сказать:
– Никому не говори, что я вернулась… никому!..
И упала без чувств. Фаина дотащила ее до кровати, раздела. Вскипятила воду, растерла Розу согревающей мазью, разделась сама донага, легла, всем телом касаясь тела дочери. Она согревала дочь своим теплом и вливала в рот горячий чай, добавив в стакан ложку спирта. Пять дней Роза лежала и то ли в бреду, то ли наяву шептала:
– Не вызывай врачей. Меня никто не должен видеть. Никто. Слышишь?
Фаина Султановна кормила ее с ложечки, потом Роза отворачивалась к стене. Ни вещей своих не привезла, ни документов, а приехала в летних брючках и кофточке до безобразия грязных. Что же случилось? – пытала себя вопросами Фаина Султановна. Неделю спустя, как Роза вернулась, пожаловал Виктор Иванович. Он-то и поднял дочку хотя бы на ноги, но странным способом. Роза вся напряглась и зашипела:
– Не смей впускать его в дом! Ни за что!
– Его Настя тоже вернулась?
– Не знаю… нет… Не пускай его! Он не должен знать про меня!
Фаине Султановне пришлось разговаривать с ним у порога, испытывая страшный стыд. Разве ж можно не приглашать в дом человека, который не бросил в беде, когда она потеряла мужа, который много и бескорыстно помогал? Не было денег – бежала к нему занимать. Он часто привозил рыбу, жена его отдавала Фаине Султановне вещи, не тряпье, а хорошие вещи. Когда они приобретали овощи и фрукты для консервирования, делились с ней, а от денег всегда отказывались. Да много чем помогали, не требуя ответной благодарности. И вот как отблагодарила: в дом не пустила. А он сообщил, что снова получил отказ, но намерен дойти до самого главного милиционера. Если и тот откажет, поедет в Краснодар, там откажутся искать девочек – в Москву поедет. В общем, говорил то, что и всегда. После того, как он уехал, Роза заметалась по дому как одержимая:
– Мне нельзя здесь оставаться. Надо уехать… Мама, нам надо срочно уехать…
– Да объясни мне, милая, что случилось? – чуть не плача, сказала мать.
– Потом, потом. Сейчас не могу… Мама, давай уедем.
– Куда ж мы уедем? Денег у нас нет.
– А дом? Давай продадим его и уедем, где нас никто не знает. Прошу тебя, мама! В какую-нибудь деревню, но подальше, подальше… Купим домик и будем там жить. И спрячь меня, я боюсь здесь оставаться.
Оттого что дочка была на себя не похожа, Фаина Султановна не стала спорить, а предложила пожить у подруги, которая вернется из рейса еще не скоро. Дождались вечера – Роза не хотела выбираться днем, – оделись и вышли. Никто из соседей их не видел. А на остановке автобуса произошел казус. Фаина Султановна попросила подождать Розу у остановки, сама зашла в магазин купить продуктов – впопыхах забыли прихватить из дома. Выйдя из магазина, удивленно раскрыла глаза: Роза убегала. У Фаины Султановны сумки выпали из рук, а по щекам потекли слезы. Она вдруг поняла, что ее цветочек Розочка не в своем уме. Кто-то поднял сумки, спросил, не нужна ли помощь. Она только отрицательно мотала головой, забрала сумки, дошла до остановки и села на скамью, не имея сил что-либо предпринять. Фаина Султановна старательно прятала лицо от людей и плакала. Пришел автобус, люди уехали, а она осталась. Но прошло немного времени, внезапно сзади послышался родной голос:
– Ты не ушла? Как я рада, мама.
– Розочка, – встрепенулась мать, – почему ты убегала?
– Знакомый меня узнал, он учился с Настей в одном классе, – нахмурилась Роза. – Завтра расскажет всем. Мама, тебе тоже не надо жить в нашем доме, это опасно.
– Но почему, почему?..
– Потому что нас убьют.
Она произнесла это так просто, что не сразу дошли до сознания слова дочери. Они были чудовищными и одновременно нелепыми, они не вязались с их скромной жизнью. Но когда смысл дошел, мороз пробежал по коже, а сердце словно остановилось.
– Да за что?! Доченька, за что нас убивать?
– Мама, автобус. Вставай.
Роза ни в тот день, ни в последующие дни не объяснила, за что их можно убить. Сердце матери лишь почуяло беду, значит, действительно лучше убраться из города. В тот же вечер, несмотря на поздний час, Фаина Султановна вернулась в родной дом за необходимыми и ценными вещами. Собрала все и задержалась, глядя на стены. Больше она здесь не появится. Ей предстояло навсегда уйти из дома, где провела сорок девять лет. Здесь умерли ее родители, сюда она привела мужа, отсюда он ушел в море и не вернулся, когда Розе было два годика. Здесь она собралась встретить старость, надеялась нянчить внуков. Она прощалась с домом без слез, потому что нет ничего дороже ее девочки, двадцатилетней Розы. И ничего у нее больше нет.
Но и в доме подруги дочь не выходила даже во двор. Шторы открывать не велела, так и проводили время в полутемноте. Роза была озорной и веселой девушкой, а стала замкнутой, дни и ночи проводила на диване. Она не разговаривала, не смотрела телевизор, а во время сна часто кричала и просила мать спать с ней на одной кровати. Однажды, когда дочка проснулась среди ночи, хотела… задушить Фаину Султановну. Роза набросилась на нее с яростью дикой кошки, мать еле вырвалась, включила настольную лампу. Только после этого девочка успокоилась, просила прощения и плакала. Потом сказала матери, что не надо с ней спать. Теперь Фаина Султановна спала в комнате рядом, а у дочери всю ночь горел ночник – Роза боялась темноты. Перемены в дочери отзывались болью в ее материнском сердце! Если бы кто-нибудь знал, как тяжело видеть дочку затравленной, а главное – ничего не знать, почему она стала такой!
Как ни прячься, а выйти за пределы дома пришлось. И продукты купить надо, и в агентство обратиться, как тут не выйти? Понадеявшись на удачу и человеческую порядочность, Фаина Султановна отдала ключ от дома молоденькому агенту, тот и возил покупателей. Повезло. Три дня назад вторые по счету покупатели дали согласие, а сегодня получен задаток. На оформление документов уйдет завтрашний день, а там…
– Куда брать билеты? В Краснодар? – Краснодар казался Фаине Султановне далекой точкой, да и не бывала она нигде дальше Краснодара.
– Нет, это близко, – живо ответила Роза. – Бери до Ростова. Купи на поезд. Это дешевле. Нет, лучше автобусом. Билет на поезд вносится в компьютер, фамилии тоже. Узнают, куда мы уехали… Возьми на автобус, в Ростов ходит прямой рейс. А вокруг Ростова много городов, я по карте смотрела. Или переселимся в станицу, зачем нам город?
– Хорошо, доченька, – и Фаина погладила по бледной щеке свою Розу. – Ты рада?
– Я буду рада, когда сяду в автобус и он увезет нас. Мама, я здесь записываю кое-что… это для дяди Вити. Перед отъездом бросим в его почтовый ящик. Напомни мне, а то я боюсь забыть. Это очень важно, очень.
– Хорошо, Роза. Я пойду за билетами и заберу трудовую книжку в школе. А ты поспи, дорогая. Купить что-нибудь вкусненького?
– Как хочешь.
Роза принялась обдумывать письмо, которое начинала несколько раз и сжигала. Только намеками следует писать, чтоб не догадался, от кого записка, и чтобы не подвести тех, кто может помочь там, в Турции. А это трудно сделать.
– Молодой человек, вы не отвезете меня? Здесь недалеко.
Бурак окинул ее с ног до головы оценивающим взглядом, покривил губы: такая на чай не даст. Платье простецкое, сверху кофтенка, вязанная вручную, дешевые и стоптанные туфли, сумка вообще времен совдеповского благоденствия, когда ничего невозможно было достать, – старая и не стильная.
– Некогда мне, мамаша, – бросил он.
– Прошу вас, очень нужно быстро попасть домой, – и Фаина Султановна, сдвинув сумку к локтю, молитвенно сложила руки. Вдруг вспомнила: – Я хорошо заплачу.
В доказательство она вытащила сто рублей. Деньги, конечно, плевые, но это деньги, а Бурак их очень уважает. К тому же любому покажется противоестественным, что таксист отказался отвезти клиента за плату вдвое. Осторожность не помешает. Он выдернул сотню из руки мамаши, а то еще передумает столько платить, и кивнул:
– Садись, мамаша, прокачу с ветерком.
Если прикинуть по тарифу, то такой вояж стоил бы рублей тридцать, не больше. Бураку показалось странным, что мамаша, явно зарабатывающая три копейки, расплатилась, в три раза увеличив сумму. Она нервозно вставляла ключ в замочную скважину. Так торопилась в пустой дом? Хотя, может, забыла что-то, вот и вернулась.
– Мамаша, тебя подождать? – крикнул Бурак, надеясь получить еще сотенную.
– Нет, нет, спасибо, – откликнулась она, суетливо входя в дом.
Он пожал плечами и помчался назад к агентству.
Фаина Султановна вошла в маленький домик своей подруги, работающей на судне поваром. Когда подруга уходила в плавание, то оставляла ключ, чтобы Фаина поливала цветы, кормила кошку и вообще присматривала за домом. С виду он был неказистый, а внутри – загляденье. Чего здесь только не было: видеомагнитофон, большой телевизор, музыкальный центр, всякая техника для кухни, даже посудомоечная машина. Такое богатство нельзя оставлять без присмотра. Подруга говорила: накопит достаточно, чтоб в старости не бедствовать, купит хорошую квартиру и подыщет спокойную работу, а моря с океанами пошлет к черту. Сейчас она была в рейсе, это пришлось как нельзя кстати. Даже ей, своей самой близкой подруге, Фаина Султановна не хотела бы рассказывать о дочери.
– Роза… – позвала она. – Я пришла.
В дальней комнате на диване полулежала Роза и с опаской смотрела на дверь. Вошла мать.
– Сколько раз я тебя просила, чтобы не звала меня по имени, – раздраженно сказала Роза. – Что так быстро?
Фаина Султановна присела на краешек дивана, улыбнулась ласково:
– Получилось.
– Неужели? – И тусклые глаза дочери лихорадочно заблестели.
– И задаток дали. За мебель они не хотят платить, не понравилась им, ну и пусть. Завтра оформляем сделку у нотариуса! Говорят, можно сразу через юстицию оформить куплю-продажу, не обращаясь к нотариусу, а я уж решила по старинке. Пусть переплачу, зато душа будет спокойна, а то сейчас столько обманщиков. Завтра получу деньги, и мы можем ехать. Нужно только сегодня выписаться, остальные документы я подготовила.
– Хорошо, очень хорошо, – пробормотала Роза. – Сегодня же купи билеты. Надо сразу уехать. Завтра вряд ли получится… Послезавтра уедем!
Тяжело расставаться с местом, где прожил всю жизнь, тяжело. Да родное дитя дороже всего на свете. Роза вернулась, а Фаина Султановна до сих пор не знает, что там, в Турции, произошло. Поначалу пыталась расспрашивать, но когда видела, что творилось с Розой, прекращала расспросы, позже и вовсе перестала интересоваться Турцией. Однако мучилась догадками, подозревала худшее. Роза уехала с группой танцоров, а потом как в воду канула. Уж что только не предпринимала Фаина Султановна, выясняя, где ее дочь, да так ничего не узнала. С ней бегал по милициям и Виктор Иванович, близкий друг покойного мужа, его дочь Настя тоже пропала, а уехали девочки вместе. Еще радовались, что они вдвоем поехали. Везде отказывались заниматься поисками девочек в Турции. Потеряв всякую надежду отыскать дочь, Фаина Султановна перестала бегать по инстанциям, но Виктор Иванович не остановился, регулярно приезжал к ней с результатами. Да только результатов не было, он вздыхал и обещал дойти до самой Москвы. Не верила Фаина Султановна, что в столице, которая так далеко, отнесутся к их беде с пониманием, но Виктора Ивановича поддерживала. Уж лучше пусть надежда его питает, с надеждой жить можно. А месяц назад кто-то постучал в окно на рассвете, стучал так, что Фаина Султановна перепугалась до смерти, думала, бандиты нагрянули. Сообразив, что в ее доме брать нечего, подошла к окну и ахнула. Это была ее дочь! Мокрая, хотя дождя не было, худая, как скелет, с затравленными глазами, она посинела от холода – все-таки начало мая. Роза вошла в дом, успела лишь сказать:
– Никому не говори, что я вернулась… никому!..
И упала без чувств. Фаина дотащила ее до кровати, раздела. Вскипятила воду, растерла Розу согревающей мазью, разделась сама донага, легла, всем телом касаясь тела дочери. Она согревала дочь своим теплом и вливала в рот горячий чай, добавив в стакан ложку спирта. Пять дней Роза лежала и то ли в бреду, то ли наяву шептала:
– Не вызывай врачей. Меня никто не должен видеть. Никто. Слышишь?
Фаина Султановна кормила ее с ложечки, потом Роза отворачивалась к стене. Ни вещей своих не привезла, ни документов, а приехала в летних брючках и кофточке до безобразия грязных. Что же случилось? – пытала себя вопросами Фаина Султановна. Неделю спустя, как Роза вернулась, пожаловал Виктор Иванович. Он-то и поднял дочку хотя бы на ноги, но странным способом. Роза вся напряглась и зашипела:
– Не смей впускать его в дом! Ни за что!
– Его Настя тоже вернулась?
– Не знаю… нет… Не пускай его! Он не должен знать про меня!
Фаине Султановне пришлось разговаривать с ним у порога, испытывая страшный стыд. Разве ж можно не приглашать в дом человека, который не бросил в беде, когда она потеряла мужа, который много и бескорыстно помогал? Не было денег – бежала к нему занимать. Он часто привозил рыбу, жена его отдавала Фаине Султановне вещи, не тряпье, а хорошие вещи. Когда они приобретали овощи и фрукты для консервирования, делились с ней, а от денег всегда отказывались. Да много чем помогали, не требуя ответной благодарности. И вот как отблагодарила: в дом не пустила. А он сообщил, что снова получил отказ, но намерен дойти до самого главного милиционера. Если и тот откажет, поедет в Краснодар, там откажутся искать девочек – в Москву поедет. В общем, говорил то, что и всегда. После того, как он уехал, Роза заметалась по дому как одержимая:
– Мне нельзя здесь оставаться. Надо уехать… Мама, нам надо срочно уехать…
– Да объясни мне, милая, что случилось? – чуть не плача, сказала мать.
– Потом, потом. Сейчас не могу… Мама, давай уедем.
– Куда ж мы уедем? Денег у нас нет.
– А дом? Давай продадим его и уедем, где нас никто не знает. Прошу тебя, мама! В какую-нибудь деревню, но подальше, подальше… Купим домик и будем там жить. И спрячь меня, я боюсь здесь оставаться.
Оттого что дочка была на себя не похожа, Фаина Султановна не стала спорить, а предложила пожить у подруги, которая вернется из рейса еще не скоро. Дождались вечера – Роза не хотела выбираться днем, – оделись и вышли. Никто из соседей их не видел. А на остановке автобуса произошел казус. Фаина Султановна попросила подождать Розу у остановки, сама зашла в магазин купить продуктов – впопыхах забыли прихватить из дома. Выйдя из магазина, удивленно раскрыла глаза: Роза убегала. У Фаины Султановны сумки выпали из рук, а по щекам потекли слезы. Она вдруг поняла, что ее цветочек Розочка не в своем уме. Кто-то поднял сумки, спросил, не нужна ли помощь. Она только отрицательно мотала головой, забрала сумки, дошла до остановки и села на скамью, не имея сил что-либо предпринять. Фаина Султановна старательно прятала лицо от людей и плакала. Пришел автобус, люди уехали, а она осталась. Но прошло немного времени, внезапно сзади послышался родной голос:
– Ты не ушла? Как я рада, мама.
– Розочка, – встрепенулась мать, – почему ты убегала?
– Знакомый меня узнал, он учился с Настей в одном классе, – нахмурилась Роза. – Завтра расскажет всем. Мама, тебе тоже не надо жить в нашем доме, это опасно.
– Но почему, почему?..
– Потому что нас убьют.
Она произнесла это так просто, что не сразу дошли до сознания слова дочери. Они были чудовищными и одновременно нелепыми, они не вязались с их скромной жизнью. Но когда смысл дошел, мороз пробежал по коже, а сердце словно остановилось.
– Да за что?! Доченька, за что нас убивать?
– Мама, автобус. Вставай.
Роза ни в тот день, ни в последующие дни не объяснила, за что их можно убить. Сердце матери лишь почуяло беду, значит, действительно лучше убраться из города. В тот же вечер, несмотря на поздний час, Фаина Султановна вернулась в родной дом за необходимыми и ценными вещами. Собрала все и задержалась, глядя на стены. Больше она здесь не появится. Ей предстояло навсегда уйти из дома, где провела сорок девять лет. Здесь умерли ее родители, сюда она привела мужа, отсюда он ушел в море и не вернулся, когда Розе было два годика. Здесь она собралась встретить старость, надеялась нянчить внуков. Она прощалась с домом без слез, потому что нет ничего дороже ее девочки, двадцатилетней Розы. И ничего у нее больше нет.
Но и в доме подруги дочь не выходила даже во двор. Шторы открывать не велела, так и проводили время в полутемноте. Роза была озорной и веселой девушкой, а стала замкнутой, дни и ночи проводила на диване. Она не разговаривала, не смотрела телевизор, а во время сна часто кричала и просила мать спать с ней на одной кровати. Однажды, когда дочка проснулась среди ночи, хотела… задушить Фаину Султановну. Роза набросилась на нее с яростью дикой кошки, мать еле вырвалась, включила настольную лампу. Только после этого девочка успокоилась, просила прощения и плакала. Потом сказала матери, что не надо с ней спать. Теперь Фаина Султановна спала в комнате рядом, а у дочери всю ночь горел ночник – Роза боялась темноты. Перемены в дочери отзывались болью в ее материнском сердце! Если бы кто-нибудь знал, как тяжело видеть дочку затравленной, а главное – ничего не знать, почему она стала такой!
Как ни прячься, а выйти за пределы дома пришлось. И продукты купить надо, и в агентство обратиться, как тут не выйти? Понадеявшись на удачу и человеческую порядочность, Фаина Султановна отдала ключ от дома молоденькому агенту, тот и возил покупателей. Повезло. Три дня назад вторые по счету покупатели дали согласие, а сегодня получен задаток. На оформление документов уйдет завтрашний день, а там…
– Куда брать билеты? В Краснодар? – Краснодар казался Фаине Султановне далекой точкой, да и не бывала она нигде дальше Краснодара.
– Нет, это близко, – живо ответила Роза. – Бери до Ростова. Купи на поезд. Это дешевле. Нет, лучше автобусом. Билет на поезд вносится в компьютер, фамилии тоже. Узнают, куда мы уехали… Возьми на автобус, в Ростов ходит прямой рейс. А вокруг Ростова много городов, я по карте смотрела. Или переселимся в станицу, зачем нам город?
– Хорошо, доченька, – и Фаина погладила по бледной щеке свою Розу. – Ты рада?
– Я буду рада, когда сяду в автобус и он увезет нас. Мама, я здесь записываю кое-что… это для дяди Вити. Перед отъездом бросим в его почтовый ящик. Напомни мне, а то я боюсь забыть. Это очень важно, очень.
– Хорошо, Роза. Я пойду за билетами и заберу трудовую книжку в школе. А ты поспи, дорогая. Купить что-нибудь вкусненького?
– Как хочешь.
Роза принялась обдумывать письмо, которое начинала несколько раз и сжигала. Только намеками следует писать, чтоб не догадался, от кого записка, и чтобы не подвести тех, кто может помочь там, в Турции. А это трудно сделать.
5
Директором ДК была женщина лет пятидесяти с гаком, справная телом и коротко стриженная, с ярким румянцем на щеках. Подобных женщин большинство на юге, они расторопны, говорят быстро, это прекрасные хозяйки и любительницы красного вина, голосистые певуньи в застольях и по-житейски практичные. Евдокия Акимовна ничем не отличалась от жительниц юга. Разве что только тем, что была жутко близорука. Щурилась и присматривалась даже через очки, которые не всегда надевала, потому что они, по ее мнению, портят внешность, а она еще не прочь закадрить мужичка, ибо ужасно одинока. Как только Руслан и Сева представились, Евдокия Акимовна окинула их оценивающим взглядом, затем сразу сняла очки. Забываясь, во время беседы, напяливала их на нос, вспоминая о них, быстро снимала. Выслушав, подтвердила:
– Да, да. У нас снимали танцевальный зал в сентябре – октябре прошлого года.
– Фамилии не помните, кто арендовал зал? – тут же подхватил Руслан.
– Ой, ну это ж давно было. У меня так: с глаз долой – из сердца вон.
– Значит, не помните, – подытожил Руслан. – А договор аренды можно посмотреть?
– Искать надо, документы в архиве за прошлый год. Приходите завтра.
– Тогда ответьте. Те, кто арендовал помещение в сентябре – октябре, часто пользуются вашим дворцом культуры? – подлавливал ее Руслан, очень уж она обдумывала каждое слово, прежде чем его сказать.
– Именно эти двое первый раз, а вообще снимают даже углы. Например, прокат видеокассет, торгуют индийскими благовониями, ксерокопии делают…
– Нас интересуют танцы, – перебил ее Руслан. – Руководители коллективов возят группы только в Турцию?
– Не только. И на Кипр возят, в Грецию, в Тунис, одна наша воспитанница работает в Японии. Ребят собирают со всех окрестностей, муштруют, потом выезжают. Это хороший бизнес.
– В чем же его «хорошесть»? – заинтригованно приподнял одну бровь Руслан.
– Понимаете, содержать коллективы, особенно танцевальные, сейчас просто немыслимо. Денег нет. Нынче богачи предпочитают в ресторане просадить деньги, чем потратить их на благотворительность. А когда руководитель выезжает с группой за границу, то не только ребята зарабатывают, часть денег идет на костюмы, обувь, аренду. К тому же прекрасно отдыхают, купаются в бассейнах, едят фрукты. За границей прекрасный сервис. Так и крутятся хореографы, кто умеет. А кто не умеет, тот лапу сосет.
– Понятно. У вас ведь тоже есть танцевальные коллективы в ДК, они выезжают?
– Мой хореограф Боря Донник ездил пару раз в Турцию и один раз в Грецию. Собирается снова вывезти группу в Анкару, кажется, в конце июля, точно не помню.
– Он возвращался с полным составом? Или кто-то изъявил желание остаться? – осторожно выпытывал Руслан.
– Да нет, вроде бы все возвращались. Вы же знаете: визовый режим и прочее. Наш хореограф ездит на месяц, не больше. Не все танцоры бывают довольны поездками, но приезжают с деньгами, одетые и обутые, мир посмотревшие. Что еще надо?
– Чем же были недовольны танцоры?
– Да я не интересовалась. Знаете, на всех не угодишь.
– А как мне увидеться с вашим хореографом?
– Сейчас его нет в городе, уехал за тканями и бижутерией. Донник сетовал, что раздеть танцоров стоит дороже, чем одеть их. Вернется дня через три.
Руслан и Сева поблагодарили за информацию директора ДК и отправились к учительнице танцев Насти. Дома ее не застали, сын дал адрес работы – казино.
В это же самое время директор ДК дозвонилась по междугородке:
– Здравствуй, это Евдокия Акимовна… И я рада тебя слышать. Как дела?.. Знаешь, ты повремени пока с приездом. Да тут сегодня два легавых интересовались группой, что в прошлом году вывозили… Нет, не сказали, почему интересовались. Но расспрашивали, кто еще вывозил и куда, оставались те ТАМ или нет. Послушай, а почему они спрашивали?.. И ты не знаешь? Угу. Я сказала, что вы один раз отсюда вывозили… Ну, я рада, что угодила… Да, чуть не забыла! Договор аренды просили… Думаешь, не показывать? Боязно, это ж милиция! Мне не нужны проблемы… Ну, не знаю… А ты самолетиком их… Конечно, дороже, но у нас тут изменения, директор порта новый, так что думай… Боря не заезжал к тебе? Говорил, что заедет. Ты попозже приезжай отдохнуть, а я постараюсь разузнать, что да как. До скорого. Целую тебя…
Бурак приехал в агентство, у которого поймал клиентку. Это было второе по счету агентство. Войдя в помещение, спросил:
– Домишко можно прикупить?
– Да, конечно, – откликнулся молодой человек за столом у компьютера. – Садитесь. Вы какой хотите дом? На сколько комнат, в каком районе?
Бурак развалился на стуле, широко расставив ноги, – поза, дающая понять, что он клиент серьезный, способен купить весь город. Толщина золотых цепей на груди и на запястье это тоже подтверждала.
– Мне нужна хата на краюхе.
– Есть и такие, – улыбнулся агент и предоставил адреса на нескольких листах.
Пробежав глазами список окраинных домов, Бурак ткнул пальцем в адрес:
– Вот этот вот хочу.
– К сожалению, он продан.
– Как продан?! – вытянулось лицо у Бурака. Он переменил позу, подавшись корпусом к агенту. – Когда продан?
– Да с час назад, хозяйка получила залог…
– Ах, залог… – ухмыльнулся Бурак, возвращая телу прежнее положение. – Тогда можно и перекупить.
– Но это невозможно, – мягко возразил агент. – Завтра сделка оформляется у нотариуса, документация уже готова…
– Ты не понял? – осклабился Бурак. – Мне нужен этот дом.
– А вы его хоть видели? Это же сарай.
– Я не понял: ты не понял? Мне место нужно, а не дом. Место! Я там такой дворец зашарашу, аж с другого берега увидят. И землю рядом прикуплю, чтоб все мое вокруг было. Короче, на сколько он там тянет?
– Да всего пятнадцать тысяч долларов.
– Это столько за сарай?
– Вы должны знать, у нас даже сарай стоит недешево.
– Кидаю еще пять штук «зеленки». И твоему агентству накину, если сделку сварганишь. И тебе лично.
– Я попробую уговорить, хотя скандала не избежать со стороны покупателей. Кстати, залог придется вернуть в двойном размере, это тоже ляжет на ваши плечи.
– Базара нет, вернем. Когда тетка прибудет?
– В одиннадцать утра, – несколько удивленно вперившись в клиента, сказал агент. – Она и покупатели приедут сюда, а потом мы поедем к нотариусу.
– Завтра в одиннадцать буду, – пообещал Бурак, вставая.
В зимний период казино пустует, зато в летний сезон снимает сливки. Люди едут сюда не только погреться на солнышке, пожевать фруктов да насладиться морем, но и оторваться на полную катушку. Как же без казино и прочих увеселительных заведений?
Кларисса, моложавая и фигуристая женщина лет тридцати семи стояла у эстрады, когда вошли Руслан и Всеволод. Шесть девушек и двое парней танцевали под музыку, а она покрикивала на них недовольно:
– Анжелика! Не отклячивай зад, сколько говорить! Ритм держите… Что вы сегодня такие вялые? Зоя, выпрямляй колено на батманах! Выше бросайте… выше!.. Мне надоело каждую репетицию долдонить одно и то же! Нельзя ли быть повнимательней?
– Здравствуйте, – сказал Руслан, перекрикивая гремевшую музыку. – Я из уголовного розыска. Можно с вами поговорить?
Кларисса выключила магнитофон, с нескрываемым удивлением переводила взгляд с Руслана на Севу. У нее были ясные зеленоватые глаза, несколько наивные, а растрепанные волосы придавали ей вид воробья, получившего взбучку от кошки. Эти наблюдения вызвали улыбку у Руслана, а она наконец осведомилась:
– Что-нибудь случилось?
– Можно уединиться? – спросил Руслан.
Она повернулась к тяжело дышавшим танцовщикам:
– Ребята, я отлучусь на минуточку, а вы повторите сами. Но сначала покрутите туры, а то заваливаетесь на остановках. На это просто противно смотреть, а уж деньги за это брать возмутительно. Работайте!
Судя по разбросанной одежде на стульях, она привела их в раздевалку. Комната была очень мала. Кларисса, убрав одежду с двух стульев, предоставила их Севе и Руслану, сама присела на краешек третьего стула, не убирая с него одежду:
– Извините, другого кабинета у меня нет. Вы садитесь.
– А у нас говорят: присядьте, – сообщил Сева, улыбаясь. – Слово «садитесь» у нас имеет совсем другое значение.
– Действительно, – усмехнулась она, хотя недоумение не слетало с ее лица. Вдобавок замечание по поводу «садитесь» прозвучало дико. – Так что вас привело ко мне?
Руслан протянул ей фотографию:
– Вы знаете эту девочку?
– Конечно, – еще больше удивилась она. – Это Настенька. А что произошло?
– От нее нет вестей из Турции больше полгода, отец волнуется, мать в больнице лежит. Мы полагаем, она там… пропала.
– Господи! – прошептала Кларисса. – Неужели это правда? А чем я могу помочь?
– Если б мы только знали… – протянул Руслан, забирая фото. – Отца Насти не стали расстраивать, ему и так не сладко. Думаю, девочку вряд ли вернем, а вот тех, кто увозил их за границу, хотелось бы достать. Тогда появится хоть небольшая надежда. Может быть, удастся через посольство или другими путями вытащить Настю и девушек. Вы случайно не знакомы с людьми, которые увезли Настю?
– К сожалению, о них ничего не знаю. Я ведь уговаривала девочек не ездить с шоу в Турцию, а поступить в культпросвет, раз так любят танцы. Да куда там, им же сейчас хочется все и сразу. Молодежь считает, что на удовольствия не хватит жизни.
– А вы лично возили своих танцоров за границу?
– Нет, – как-то сразу необычно резко ответила она.
– Почему? Это, как мне сказали, выгодный бизнес.
– Вот именно, бизнес, – презрительно фыркнула Кларисса. – Мне предлагали повезти балет. Но танцы там не главное.
– А что же главное? – вытаращился Сева. Ведь действительно: везут танцевать, а танцы не главное, как это?
– Там самый важный процесс – консумация.
– Что? – буквально в унисон спросили Сева и Руслан.
– Вас удивляет слово? – слегка улыбнулась Кларисса. – Признаться, я долго не знала, как оно пишется и что обозначает. В словарях нашла французское слово consommer, которое переводится как «потреблять, расходовать». Думаю, правильнее было бы писать «консомация», но как-то в газете читала статью, там писалось «консумация». Что ж, журналисты лучше знают, как писать. Погодите, я сейчас позову Анжелику, вы узнаете об этом подробней.
Она вышла, а вернулась с юношей. Красивым, надо сказать, юношей, блондином с длинными, ниже плеч, кудрявыми волосами, стройным. У Севы вырвалось:
– Да, да. У нас снимали танцевальный зал в сентябре – октябре прошлого года.
– Фамилии не помните, кто арендовал зал? – тут же подхватил Руслан.
– Ой, ну это ж давно было. У меня так: с глаз долой – из сердца вон.
– Значит, не помните, – подытожил Руслан. – А договор аренды можно посмотреть?
– Искать надо, документы в архиве за прошлый год. Приходите завтра.
– Тогда ответьте. Те, кто арендовал помещение в сентябре – октябре, часто пользуются вашим дворцом культуры? – подлавливал ее Руслан, очень уж она обдумывала каждое слово, прежде чем его сказать.
– Именно эти двое первый раз, а вообще снимают даже углы. Например, прокат видеокассет, торгуют индийскими благовониями, ксерокопии делают…
– Нас интересуют танцы, – перебил ее Руслан. – Руководители коллективов возят группы только в Турцию?
– Не только. И на Кипр возят, в Грецию, в Тунис, одна наша воспитанница работает в Японии. Ребят собирают со всех окрестностей, муштруют, потом выезжают. Это хороший бизнес.
– В чем же его «хорошесть»? – заинтригованно приподнял одну бровь Руслан.
– Понимаете, содержать коллективы, особенно танцевальные, сейчас просто немыслимо. Денег нет. Нынче богачи предпочитают в ресторане просадить деньги, чем потратить их на благотворительность. А когда руководитель выезжает с группой за границу, то не только ребята зарабатывают, часть денег идет на костюмы, обувь, аренду. К тому же прекрасно отдыхают, купаются в бассейнах, едят фрукты. За границей прекрасный сервис. Так и крутятся хореографы, кто умеет. А кто не умеет, тот лапу сосет.
– Понятно. У вас ведь тоже есть танцевальные коллективы в ДК, они выезжают?
– Мой хореограф Боря Донник ездил пару раз в Турцию и один раз в Грецию. Собирается снова вывезти группу в Анкару, кажется, в конце июля, точно не помню.
– Он возвращался с полным составом? Или кто-то изъявил желание остаться? – осторожно выпытывал Руслан.
– Да нет, вроде бы все возвращались. Вы же знаете: визовый режим и прочее. Наш хореограф ездит на месяц, не больше. Не все танцоры бывают довольны поездками, но приезжают с деньгами, одетые и обутые, мир посмотревшие. Что еще надо?
– Чем же были недовольны танцоры?
– Да я не интересовалась. Знаете, на всех не угодишь.
– А как мне увидеться с вашим хореографом?
– Сейчас его нет в городе, уехал за тканями и бижутерией. Донник сетовал, что раздеть танцоров стоит дороже, чем одеть их. Вернется дня через три.
Руслан и Сева поблагодарили за информацию директора ДК и отправились к учительнице танцев Насти. Дома ее не застали, сын дал адрес работы – казино.
В это же самое время директор ДК дозвонилась по междугородке:
– Здравствуй, это Евдокия Акимовна… И я рада тебя слышать. Как дела?.. Знаешь, ты повремени пока с приездом. Да тут сегодня два легавых интересовались группой, что в прошлом году вывозили… Нет, не сказали, почему интересовались. Но расспрашивали, кто еще вывозил и куда, оставались те ТАМ или нет. Послушай, а почему они спрашивали?.. И ты не знаешь? Угу. Я сказала, что вы один раз отсюда вывозили… Ну, я рада, что угодила… Да, чуть не забыла! Договор аренды просили… Думаешь, не показывать? Боязно, это ж милиция! Мне не нужны проблемы… Ну, не знаю… А ты самолетиком их… Конечно, дороже, но у нас тут изменения, директор порта новый, так что думай… Боря не заезжал к тебе? Говорил, что заедет. Ты попозже приезжай отдохнуть, а я постараюсь разузнать, что да как. До скорого. Целую тебя…
Бурак приехал в агентство, у которого поймал клиентку. Это было второе по счету агентство. Войдя в помещение, спросил:
– Домишко можно прикупить?
– Да, конечно, – откликнулся молодой человек за столом у компьютера. – Садитесь. Вы какой хотите дом? На сколько комнат, в каком районе?
Бурак развалился на стуле, широко расставив ноги, – поза, дающая понять, что он клиент серьезный, способен купить весь город. Толщина золотых цепей на груди и на запястье это тоже подтверждала.
– Мне нужна хата на краюхе.
– Есть и такие, – улыбнулся агент и предоставил адреса на нескольких листах.
Пробежав глазами список окраинных домов, Бурак ткнул пальцем в адрес:
– Вот этот вот хочу.
– К сожалению, он продан.
– Как продан?! – вытянулось лицо у Бурака. Он переменил позу, подавшись корпусом к агенту. – Когда продан?
– Да с час назад, хозяйка получила залог…
– Ах, залог… – ухмыльнулся Бурак, возвращая телу прежнее положение. – Тогда можно и перекупить.
– Но это невозможно, – мягко возразил агент. – Завтра сделка оформляется у нотариуса, документация уже готова…
– Ты не понял? – осклабился Бурак. – Мне нужен этот дом.
– А вы его хоть видели? Это же сарай.
– Я не понял: ты не понял? Мне место нужно, а не дом. Место! Я там такой дворец зашарашу, аж с другого берега увидят. И землю рядом прикуплю, чтоб все мое вокруг было. Короче, на сколько он там тянет?
– Да всего пятнадцать тысяч долларов.
– Это столько за сарай?
– Вы должны знать, у нас даже сарай стоит недешево.
– Кидаю еще пять штук «зеленки». И твоему агентству накину, если сделку сварганишь. И тебе лично.
– Я попробую уговорить, хотя скандала не избежать со стороны покупателей. Кстати, залог придется вернуть в двойном размере, это тоже ляжет на ваши плечи.
– Базара нет, вернем. Когда тетка прибудет?
– В одиннадцать утра, – несколько удивленно вперившись в клиента, сказал агент. – Она и покупатели приедут сюда, а потом мы поедем к нотариусу.
– Завтра в одиннадцать буду, – пообещал Бурак, вставая.
В зимний период казино пустует, зато в летний сезон снимает сливки. Люди едут сюда не только погреться на солнышке, пожевать фруктов да насладиться морем, но и оторваться на полную катушку. Как же без казино и прочих увеселительных заведений?
Кларисса, моложавая и фигуристая женщина лет тридцати семи стояла у эстрады, когда вошли Руслан и Всеволод. Шесть девушек и двое парней танцевали под музыку, а она покрикивала на них недовольно:
– Анжелика! Не отклячивай зад, сколько говорить! Ритм держите… Что вы сегодня такие вялые? Зоя, выпрямляй колено на батманах! Выше бросайте… выше!.. Мне надоело каждую репетицию долдонить одно и то же! Нельзя ли быть повнимательней?
– Здравствуйте, – сказал Руслан, перекрикивая гремевшую музыку. – Я из уголовного розыска. Можно с вами поговорить?
Кларисса выключила магнитофон, с нескрываемым удивлением переводила взгляд с Руслана на Севу. У нее были ясные зеленоватые глаза, несколько наивные, а растрепанные волосы придавали ей вид воробья, получившего взбучку от кошки. Эти наблюдения вызвали улыбку у Руслана, а она наконец осведомилась:
– Что-нибудь случилось?
– Можно уединиться? – спросил Руслан.
Она повернулась к тяжело дышавшим танцовщикам:
– Ребята, я отлучусь на минуточку, а вы повторите сами. Но сначала покрутите туры, а то заваливаетесь на остановках. На это просто противно смотреть, а уж деньги за это брать возмутительно. Работайте!
Судя по разбросанной одежде на стульях, она привела их в раздевалку. Комната была очень мала. Кларисса, убрав одежду с двух стульев, предоставила их Севе и Руслану, сама присела на краешек третьего стула, не убирая с него одежду:
– Извините, другого кабинета у меня нет. Вы садитесь.
– А у нас говорят: присядьте, – сообщил Сева, улыбаясь. – Слово «садитесь» у нас имеет совсем другое значение.
– Действительно, – усмехнулась она, хотя недоумение не слетало с ее лица. Вдобавок замечание по поводу «садитесь» прозвучало дико. – Так что вас привело ко мне?
Руслан протянул ей фотографию:
– Вы знаете эту девочку?
– Конечно, – еще больше удивилась она. – Это Настенька. А что произошло?
– От нее нет вестей из Турции больше полгода, отец волнуется, мать в больнице лежит. Мы полагаем, она там… пропала.
– Господи! – прошептала Кларисса. – Неужели это правда? А чем я могу помочь?
– Если б мы только знали… – протянул Руслан, забирая фото. – Отца Насти не стали расстраивать, ему и так не сладко. Думаю, девочку вряд ли вернем, а вот тех, кто увозил их за границу, хотелось бы достать. Тогда появится хоть небольшая надежда. Может быть, удастся через посольство или другими путями вытащить Настю и девушек. Вы случайно не знакомы с людьми, которые увезли Настю?
– К сожалению, о них ничего не знаю. Я ведь уговаривала девочек не ездить с шоу в Турцию, а поступить в культпросвет, раз так любят танцы. Да куда там, им же сейчас хочется все и сразу. Молодежь считает, что на удовольствия не хватит жизни.
– А вы лично возили своих танцоров за границу?
– Нет, – как-то сразу необычно резко ответила она.
– Почему? Это, как мне сказали, выгодный бизнес.
– Вот именно, бизнес, – презрительно фыркнула Кларисса. – Мне предлагали повезти балет. Но танцы там не главное.
– А что же главное? – вытаращился Сева. Ведь действительно: везут танцевать, а танцы не главное, как это?
– Там самый важный процесс – консумация.
– Что? – буквально в унисон спросили Сева и Руслан.
– Вас удивляет слово? – слегка улыбнулась Кларисса. – Признаться, я долго не знала, как оно пишется и что обозначает. В словарях нашла французское слово consommer, которое переводится как «потреблять, расходовать». Думаю, правильнее было бы писать «консомация», но как-то в газете читала статью, там писалось «консумация». Что ж, журналисты лучше знают, как писать. Погодите, я сейчас позову Анжелику, вы узнаете об этом подробней.
Она вышла, а вернулась с юношей. Красивым, надо сказать, юношей, блондином с длинными, ниже плеч, кудрявыми волосами, стройным. У Севы вырвалось: