Страница:
Сунжева упрекали в его самовольном причислении к президиуму совета партии, самочинном участии в съезде тюрко-татарских мусульман, что вредит единству кавказской Конфедерации. Возможно, однако, сказывалась ревность по поводу того, что ему во время пребывания в Берлине удалось поговорить с Геббельсом и Розенбергом. Сунжев был выведен из состава руководящего органа партии, по крайней мере, как было сказано в постановлении, до возвращения к активной работе Шамиля.
В октябре того же года в Центр пришло сообщение о повышенной активности в контактах с японской разведкой одного из видных деятелей горской эмиграции Баммата. Его сподвижник Кантемиров в беседе с источником заявил, что внутренние склоки и даже незаслуженные нападки на Баммата не могут поколебать его авторитет у японцев. Последние прямо заявили ему, что первое же хорошо подготовленное восстание на Кавказе даст возможность создать кавказское правительство, которое незамедлительно будет признано Японией и Германией.
От осведомленного источника поступило сообщение о встрече Баммата с министром иностранных дел турецкого правительства Меменджоглу, в ходе которой он был проинформирован о положении дел в эмиграции. Упомянул Баммат и о своих контактах с японцами, попросив содействия в работе. Высказывания Меменджоглу сводились к тому, что турецкое правительство не может с официальных позиций заниматься делами Кавказа, не желая осложнять отношений с СССР. Что касается работы на территории Турции, то турецкие власти, в том числе Генштаб и МИД, не будут возражать против таковой, если она будет вестись строго конспиративно. Господина Баммата просят понять, что если о его сотрудничестве с японцами станет известно советской стороне, то турецкие власти будут вынуждены пойти на демонстративные запретительные меры.
Баммат все понял правильно и, как стало известно ИНО, оживленно обсуждал в турецком Генштабе будущую схему раздела СССР: Украина отходит к Германии, Дальний Восток и Сибирь — Японии, Крым — Италии, Кавказ — Турции, если, конечно, она примет участие в войне. Последней посылке, судя по сообщению агента, Баммат уделял особое внимание, убеждая турок в необходимости присоединиться к антисоветскому блоку ради получения в порядке компенсации Кавказа.
В 1940 году вновь призванному к активной работе Шамилю турки поручили уговорить армянский национальный центр присоединиться к общекавказской линии. Турция, убеждал он коллег, испытывавших традиционное недоверие к турецкой политике в отношении Армении, поддержит нас, если Кавказ выступит единым фронтом.
С началом войны немцы постарались взять под свой непосредственный контроль работу с эмиграцией. В Германии этим стало заниматься Министерство оккупированных восточных территорий совместно с военным командованием, а за границей Абвер и СД — служба безопасности.
Воплотить план создания общекавказского правительства немцы решили в момент максимальных успехов своих действий на Кавказе осенью 1942 года. В Берлине созвали совещание представителей национальных эмигрантских организаций, которому было предложено сформировать правительство кавказской Конфедерации. Ведь должен же был кто-то помогать оккупационным властям подбирать старост и бургомистров, нефтяников и железнодорожников, полицейских, наконец, — словом, строить новый порядок на Кавказе, окончательный захват которого казался Гитлеру вопросом если не дней, то недель.
В состав кавказского правительства были включены Расул-заде и Векилов (азербайджанцы), Церетели (грузин), Кардемиров (горцы) и другие. Уговорить представителей армянских эмигрантских организаций войти в его состав не удалось.
Разгром вермахта под Сталинградом положил начало изгнанию гитлеровцев и с Кавказа. В сентябре 1943 года немцы еще раз собрали руководящих деятелей эмиграции на конфиденциальное совещание, которое проводил вместо Розенберга фон Менде, но наиболее заинтересованными участниками были офицеры Верховного командования вермахта и Главного управления имперской безопасности, которое представляли штурмбаннфюрер Хенгельхаупт и гауптштурмфюрер фон Лепель. Правительственный вопрос был уже давно похоронен, главным становилось участие эмигрантских организаций в формировании и пропагандистском обслуживании национальных легионов. Для особо отличившихся были даже учреждены нагрудные знаки.
Так уж сложилось, что по одну сторону фронта кавказцы получали награды рейха, а по другую, и их было во много раз больше, — награды СССР, в том числе медаль «За оборону Кавказа».
Турецкие спецслужбы со своей стороны старались контролировать ситуацию, и это тоже представляло разведывательный интерес.
Служба национальной безопасности страны, как уже говорилось, имела в Стамбуле, учитывая политическое значение бывшей столицы, свой филиал, в функции которого входило и наблюдение за эмиграцией, ставшей существенно активнее во время войны.
Начальник стамбульского центра МАХ Джелям Корал имел обыкновение визировать бумаги, направлявшиеся в подразделения центрального аппарата, инициалами, если они затрагивали какие-то частные вопросы. Так было и на этот раз, когда препровождалось в Анкару сообщение агента «Фахри», работавшего по линии кавказской эмиграции.
Из него следовало, что на волне успехов германских войск в Крыму и захвата ими Керчи известные контрразведке лица из черкесов в преддверии ожидаемого продвижения вермахта на Кавказе намерены выставить свои претензии на независимую Черкессию. Состоялось совещание, на котором выступили эмигрант Пшемахов и другие, подчеркивая необходимость установления связи с единомышленниками в европейских странах, Сирии и Египте, где имеются черкесские колонии, в целях продвижения идеи государственной независимости черкесского народа.
Служебная записка заканчивалась стандартной фразой: «Сообщается для сведения…» Однако реакция Центрального управления МАХ была весьма оперативной и резкой. Цитируем перевод на русский язык:
«Турецкая республика
МАХ
Отдел «Б», отделение 2
№ 10656 2.6.1942
Анкара
Начальнику Стамбульского центра.
На № 2325
Как следствие активизации тюркских народностей таковая стала проявляться и черкесами. Мы не сомневаемся, что это дело рук немцев, как мы это уже видели на примере азербайджанцев, живущих в нашей стране.
Это может открыть путь для антиправительственных выступлений путем оказания влияния на лиц в соответствующем настроении и положении. Черкесы расселены у нас в различных районах, но компактными группами. По этой причине полезно будет найти противосредство этому движению в самом зародыше.
Полагаем, что следует вызвать Пшемахова и спросить его, что он предполагает делать, и предупредить его и других, что если они станут продолжать деятельность в этом направлении, то будут немедленно выдворены за пределы нашего государства.
Прошу Вас, если Вы согласны с моим мнением, принять соответствующие меры.
Начальник национальной службы безопасности Наджи Перкел».
Вруководимом им ведомстве Наджи Перкел прошел солидную школу. В течение пяти лет, с 1930 по 1935 год, он был начальником Стамбульского центра МАХ — важнейшего из периферийных. Будучи переведен в Анкару, возглавил отдел «Б» центрального аппарата, а в 1939 году сменил ушедшего в отставку Шюкрю Али на посту руководителя МАХ.
Начальник Стамбульского центра МАХ Джеляль Корал был переведен на эту должность из Измира, сменив Э. Акынджи, который, как следует из оперативных данных, лично курировал вопросы заброски агентуры из эмигрантов в Закавказье. У него на связи находился, в частности, известный эмигрант Векилов. При Джеляль Корале этой областью разведывательной деятельности очень интересовалась германская разведка, с представителями которой он поддерживал связь во время войны.
Вообще-то основы сотрудничества турецкой и германской разведок были заложены задолго до этого. Еще в тридцатых годах группа советников во главе с бывшим начальником германской разведки полковником Николаи помогала Турции в организации ее разведывательной службы.
Сам Джеляль Корал получил образование в Германии, владел немецким языком, затем окончил академию Генштаба. В оперативных документах есть указание на то, что в качестве начальника Стамбульского центра МАХ он имел отношение к операциям по заброске немецкой агентуры из числа эмигрантов в Кавказский регион СССР, лично встречался с германскими разведчиками Видманом и Леверкуэном.
После перехода к англичанам в феврале 1944 года германского разведчика Фермерена, работавшего в Турции, Джеляль Корал имел встречу с Леверкуэном, пообещав последнему поддержку в отправке из страны немцев, подозреваемых в связях с союзниками. Сам Фермерен сообщил представителю английской разведки полковнику Гибсону, что немецкая разведка поддерживала связь с начальником Стамбульского центра МАХ, который оказывал содействие в проведении некоторых оперативных мероприятий на Кавказе[4].
Нашей внешней разведке удалось зафиксировать причастность Корала к прогерманской работе известного грузинского эмигранта Кедии, сотрудничавшего с разведорганами третьего рейха.
Активность Кедии в нейтральной Турции с подачи немцев стала настолько очевидной, что НКГБ за подписью руководителя наркомата госбезопасности Меркулова была подготовлена записка на имя наркома по иностранным делам СССР Молотова, в которой указывалось:
«Начиная с 1942 года из Берлина в Стамбул периодически приезжает агент германской разведки грузинский эмигрант Кедия, пользующийся для этих целей немецким паспортом на имя Коглера. В Германии он занимается подготовкой агентуры для заброски на нашу территорию, а в Турцию выезжает договариваться о каналах ее переправки через границу.
Зафиксировано несколько встреч Коглера-Кедии с начальником Стамбульского центра МАХ полковником Корал Джеляль-беем, проходивших на квартире германского разведчика Видмана. Последний раз грузинский эмиссар посетил Турцию в июне 1944 года, причем был предупрежден турецкой стороной о соблюдении максимальной конспирации».
Однако, когда начальник внешней разведки Фитин доложил проект этого документа Меркулову, тот сказал, что направлять эту информацию в НКИД сейчас не имеет смысла. Подумаем, не довести ли ее содержание до турецкой стороны по неофициальным каналам с использованием имеющихся возможностей. Сама наша осведомленность в этих делах будет побуждать турецкие власти к ограничению деятельности эмигрантских вожаков, сотрудничающих с немецкими службами, на территории их страны. Сам же проект записки был по указанию Фитина приобщен к одному из оперативных дел I Управления .
НЕФТЯНОЙ МИРАЖ
ПОДОПЕЧНЫЕ ГРАФА ВИДО
В октябре того же года в Центр пришло сообщение о повышенной активности в контактах с японской разведкой одного из видных деятелей горской эмиграции Баммата. Его сподвижник Кантемиров в беседе с источником заявил, что внутренние склоки и даже незаслуженные нападки на Баммата не могут поколебать его авторитет у японцев. Последние прямо заявили ему, что первое же хорошо подготовленное восстание на Кавказе даст возможность создать кавказское правительство, которое незамедлительно будет признано Японией и Германией.
От осведомленного источника поступило сообщение о встрече Баммата с министром иностранных дел турецкого правительства Меменджоглу, в ходе которой он был проинформирован о положении дел в эмиграции. Упомянул Баммат и о своих контактах с японцами, попросив содействия в работе. Высказывания Меменджоглу сводились к тому, что турецкое правительство не может с официальных позиций заниматься делами Кавказа, не желая осложнять отношений с СССР. Что касается работы на территории Турции, то турецкие власти, в том числе Генштаб и МИД, не будут возражать против таковой, если она будет вестись строго конспиративно. Господина Баммата просят понять, что если о его сотрудничестве с японцами станет известно советской стороне, то турецкие власти будут вынуждены пойти на демонстративные запретительные меры.
Баммат все понял правильно и, как стало известно ИНО, оживленно обсуждал в турецком Генштабе будущую схему раздела СССР: Украина отходит к Германии, Дальний Восток и Сибирь — Японии, Крым — Италии, Кавказ — Турции, если, конечно, она примет участие в войне. Последней посылке, судя по сообщению агента, Баммат уделял особое внимание, убеждая турок в необходимости присоединиться к антисоветскому блоку ради получения в порядке компенсации Кавказа.
В 1940 году вновь призванному к активной работе Шамилю турки поручили уговорить армянский национальный центр присоединиться к общекавказской линии. Турция, убеждал он коллег, испытывавших традиционное недоверие к турецкой политике в отношении Армении, поддержит нас, если Кавказ выступит единым фронтом.
С началом войны немцы постарались взять под свой непосредственный контроль работу с эмиграцией. В Германии этим стало заниматься Министерство оккупированных восточных территорий совместно с военным командованием, а за границей Абвер и СД — служба безопасности.
Воплотить план создания общекавказского правительства немцы решили в момент максимальных успехов своих действий на Кавказе осенью 1942 года. В Берлине созвали совещание представителей национальных эмигрантских организаций, которому было предложено сформировать правительство кавказской Конфедерации. Ведь должен же был кто-то помогать оккупационным властям подбирать старост и бургомистров, нефтяников и железнодорожников, полицейских, наконец, — словом, строить новый порядок на Кавказе, окончательный захват которого казался Гитлеру вопросом если не дней, то недель.
В состав кавказского правительства были включены Расул-заде и Векилов (азербайджанцы), Церетели (грузин), Кардемиров (горцы) и другие. Уговорить представителей армянских эмигрантских организаций войти в его состав не удалось.
Разгром вермахта под Сталинградом положил начало изгнанию гитлеровцев и с Кавказа. В сентябре 1943 года немцы еще раз собрали руководящих деятелей эмиграции на конфиденциальное совещание, которое проводил вместо Розенберга фон Менде, но наиболее заинтересованными участниками были офицеры Верховного командования вермахта и Главного управления имперской безопасности, которое представляли штурмбаннфюрер Хенгельхаупт и гауптштурмфюрер фон Лепель. Правительственный вопрос был уже давно похоронен, главным становилось участие эмигрантских организаций в формировании и пропагандистском обслуживании национальных легионов. Для особо отличившихся были даже учреждены нагрудные знаки.
Так уж сложилось, что по одну сторону фронта кавказцы получали награды рейха, а по другую, и их было во много раз больше, — награды СССР, в том числе медаль «За оборону Кавказа».
Турецкие спецслужбы со своей стороны старались контролировать ситуацию, и это тоже представляло разведывательный интерес.
Служба национальной безопасности страны, как уже говорилось, имела в Стамбуле, учитывая политическое значение бывшей столицы, свой филиал, в функции которого входило и наблюдение за эмиграцией, ставшей существенно активнее во время войны.
Начальник стамбульского центра МАХ Джелям Корал имел обыкновение визировать бумаги, направлявшиеся в подразделения центрального аппарата, инициалами, если они затрагивали какие-то частные вопросы. Так было и на этот раз, когда препровождалось в Анкару сообщение агента «Фахри», работавшего по линии кавказской эмиграции.
Из него следовало, что на волне успехов германских войск в Крыму и захвата ими Керчи известные контрразведке лица из черкесов в преддверии ожидаемого продвижения вермахта на Кавказе намерены выставить свои претензии на независимую Черкессию. Состоялось совещание, на котором выступили эмигрант Пшемахов и другие, подчеркивая необходимость установления связи с единомышленниками в европейских странах, Сирии и Египте, где имеются черкесские колонии, в целях продвижения идеи государственной независимости черкесского народа.
Служебная записка заканчивалась стандартной фразой: «Сообщается для сведения…» Однако реакция Центрального управления МАХ была весьма оперативной и резкой. Цитируем перевод на русский язык:
«Турецкая республика
МАХ
Отдел «Б», отделение 2
№ 10656 2.6.1942
Анкара
Начальнику Стамбульского центра.
На № 2325
Как следствие активизации тюркских народностей таковая стала проявляться и черкесами. Мы не сомневаемся, что это дело рук немцев, как мы это уже видели на примере азербайджанцев, живущих в нашей стране.
Это может открыть путь для антиправительственных выступлений путем оказания влияния на лиц в соответствующем настроении и положении. Черкесы расселены у нас в различных районах, но компактными группами. По этой причине полезно будет найти противосредство этому движению в самом зародыше.
Полагаем, что следует вызвать Пшемахова и спросить его, что он предполагает делать, и предупредить его и других, что если они станут продолжать деятельность в этом направлении, то будут немедленно выдворены за пределы нашего государства.
Прошу Вас, если Вы согласны с моим мнением, принять соответствующие меры.
Начальник национальной службы безопасности Наджи Перкел».
Вруководимом им ведомстве Наджи Перкел прошел солидную школу. В течение пяти лет, с 1930 по 1935 год, он был начальником Стамбульского центра МАХ — важнейшего из периферийных. Будучи переведен в Анкару, возглавил отдел «Б» центрального аппарата, а в 1939 году сменил ушедшего в отставку Шюкрю Али на посту руководителя МАХ.
Начальник Стамбульского центра МАХ Джеляль Корал был переведен на эту должность из Измира, сменив Э. Акынджи, который, как следует из оперативных данных, лично курировал вопросы заброски агентуры из эмигрантов в Закавказье. У него на связи находился, в частности, известный эмигрант Векилов. При Джеляль Корале этой областью разведывательной деятельности очень интересовалась германская разведка, с представителями которой он поддерживал связь во время войны.
Вообще-то основы сотрудничества турецкой и германской разведок были заложены задолго до этого. Еще в тридцатых годах группа советников во главе с бывшим начальником германской разведки полковником Николаи помогала Турции в организации ее разведывательной службы.
Сам Джеляль Корал получил образование в Германии, владел немецким языком, затем окончил академию Генштаба. В оперативных документах есть указание на то, что в качестве начальника Стамбульского центра МАХ он имел отношение к операциям по заброске немецкой агентуры из числа эмигрантов в Кавказский регион СССР, лично встречался с германскими разведчиками Видманом и Леверкуэном.
После перехода к англичанам в феврале 1944 года германского разведчика Фермерена, работавшего в Турции, Джеляль Корал имел встречу с Леверкуэном, пообещав последнему поддержку в отправке из страны немцев, подозреваемых в связях с союзниками. Сам Фермерен сообщил представителю английской разведки полковнику Гибсону, что немецкая разведка поддерживала связь с начальником Стамбульского центра МАХ, который оказывал содействие в проведении некоторых оперативных мероприятий на Кавказе[4].
Нашей внешней разведке удалось зафиксировать причастность Корала к прогерманской работе известного грузинского эмигранта Кедии, сотрудничавшего с разведорганами третьего рейха.
Активность Кедии в нейтральной Турции с подачи немцев стала настолько очевидной, что НКГБ за подписью руководителя наркомата госбезопасности Меркулова была подготовлена записка на имя наркома по иностранным делам СССР Молотова, в которой указывалось:
«Начиная с 1942 года из Берлина в Стамбул периодически приезжает агент германской разведки грузинский эмигрант Кедия, пользующийся для этих целей немецким паспортом на имя Коглера. В Германии он занимается подготовкой агентуры для заброски на нашу территорию, а в Турцию выезжает договариваться о каналах ее переправки через границу.
Зафиксировано несколько встреч Коглера-Кедии с начальником Стамбульского центра МАХ полковником Корал Джеляль-беем, проходивших на квартире германского разведчика Видмана. Последний раз грузинский эмиссар посетил Турцию в июне 1944 года, причем был предупрежден турецкой стороной о соблюдении максимальной конспирации».
Однако, когда начальник внешней разведки Фитин доложил проект этого документа Меркулову, тот сказал, что направлять эту информацию в НКИД сейчас не имеет смысла. Подумаем, не довести ли ее содержание до турецкой стороны по неофициальным каналам с использованием имеющихся возможностей. Сама наша осведомленность в этих делах будет побуждать турецкие власти к ограничению деятельности эмигрантских вожаков, сотрудничающих с немецкими службами, на территории их страны. Сам же проект записки был по указанию Фитина приобщен к одному из оперативных дел I Управления .
НЕФТЯНОЙ МИРАЖ
С нефтью Баку и Грозного почти всегда были связаны все более или менее значимые события на Кавказе. Действия держав, заинтересованных в кавказской нефти, варьировались от откровенно силовых решений до дипломатического маневрирования и использования негласных рычагов воздействия, что нередко прикрывалось идеологической риторикой. В этом процессе активно использовались возможности разведывательных служб, в деятельности которых заметное место занимала работа по стимулированию сепаратизма.
Надвигавшаяся военная угроза заставила предпринять дополнительные меры по освещению этой проблемы с позиций разведки. В загранаппараты была направлена специальная ориентировка, в которой анализировалась сама проблема и ставилась задача организации сети источников в кругах большого нефтяного бизнеса. Именно там, как полагали в Центре, может концентрироваться серьезная информация о тех действиях иностранных спецслужб, к которым должны быть готовы органы госбезопасности страны, в том числе с точки зрения роли, которая отводилась ими радикальной кавказской эмиграции.
Коротко о сути аналитических выкладок этого документа. Когда в России встал вопрос о восстановлении разоренного в результате Гражданской войны и иностранной интервенции народного хозяйства, в том числе и нефтедобычи, у транснациональных нефтяных компаний появилась надежда на какие-то приемлемые для них решения вопросов национализированной собственности. В целях продвижения своих интересов нефтемагнаты создали нечто вроде координационного центра, именовавшегося Международным объединением нефтяных обществ в России. Его председателем стал Детердинг из «Ройял датч шелл», членами состояли такие фигуры, как Лианозов, Нобель, Гукасов, то есть люди, которые в силу своих финансовых возможностей и общественного веса имели неоспоримое влияние на деятельность эмиграции. Началась массированная кампания в печати, соответствующая информация доводилась по различным каналам до советских представителей. Учитывая, что Москва демонстрировала готовность к переговорам, казалось, что компромисс возможен.
В такой обстановке договоренность о начале переговоров не выглядела неожиданной. По инициативе Великобритании Верховный совет Антанты выступил с предложением о проведении специальной конференции, которая вошла в историю международных отношений как Генуэзская и проходила в апреле — мае 1922 года.
Напомним, что ее персональный состав был более чем авторитетен, председателем советской делегации значился Ленин, но поскольку он был болен, то фактически работой руководил Чичерин. В ее состав входили Красин, Литвинов, Боровский, Иоффе, Раковский (будущие послы на Западе и Востоке), а также первые лица тогдашних советских республик, интересы которых представляла делегация, — Украинской, Белорусской, Азербайджанской, Армянской, Грузинской, Бухарской и Хорезмской.
На конференцию приехали: от Англии — Ллойд Джордж и Керзон, от Германии — Вирт и Ратенау, от Франции — Барту, наблюдателем были представлены Соединенные Штаты.
В Генуе была предпринята по существу попытка реинтеграции в какой-то форме России в международные экономические связи на основе признания ею всех долгов и возвращения или возмещения национализированной собственности ее владельцам. Советская делегация выразила готовность пойти на погашение только довоенных долгов и предоставить бывшим собственникам преимущественное право на получение в концессию принадлежавших им предприятий. Первыми в этом списке подразумевались нефтепромыслы. Это при условии дипломатического признания страны и предоставления долгосрочных кредитов. Договориться не удалось .
На менее представительном уровне обсуждение этих проблем было продолжено летом в Гааге. Слишком притягательной для многих западных стран была перспектива, которая могла открыться в случае успеха переговоров, но и там все окончилось безрезультатно.
После этого в поисках доступа к кавказской нефти был в полной мере задействован уже инструментарий тайных операций разведок, а генштабы разрабатывали различные варианты захвата Баку. Авторы документа, прибегая к ссылкам на различные источники, говорят даже о контурах некоего нефтяного государства, которое, по замыслу его идеологов, должно возникнуть в результате отторжения от России нефтеносных областей Кавказа.
На основе этой аналитической записки была подготовлена обстоятельная ориентировка в загранаппараты, которая дополнялась и более предметными заданиями тем или иным резидентурам. Так, в июле 1940 г. Центр поставил перед Тегеранской резидентурой задачу более активно заняться группой бакинских нефтепромышленников, имея в виду возможность использования иноразведками и сотрудничающими с ними мусаватистами капиталов и связей этих людей.
Иран в этом смысле серьезно беспокоил советское политическое руководство, особенно когда период достаточно теплых отношений с Реза Шахом закончился, а о его возраставших симпатиях к Гитлеру было хорошо известно. В предвоенные годы ирано-германские отношения стали развиваться весьма динамично, страну наводнили германские советники и специалисты, укрепились политические, торговые и культурные связи. Немецкая пропаганда твердила об арийском родстве персов и германцев, указывалось даже на общую зороастрийскую символику. Германский архитектор, спроектировавший железнодорожный вокзал в Тегеране, украсил его узором из свастик.
Поступавшая в Центр информация говорила о том, что с одобрения Реза Шаха армия и госаппарат ориентировались на то, что со временем Иран должен отвоевать когда-то утерянные области Закавказья и Средней Азии. Военные маневры, как правило, учитывали возможные перспективы военных действий на Кавказе. Иранские войска дислоцировались преимущественно в районах, граничащих с СССР. На Каспийском побережье строились новые и модернизировались старые порты в Пехлеви, Ноушахре и Бендершахе. Какие усилия прилагали немцы, чтобы привлечь Иран на свою сторону, было понятно.
Сам Реза Шах нервничал. Советская разведка отслеживала как его настроения, так и те решения, которые принимались в узком кругу его ближайших сановников. На одном из таких заседаний с участием наследника, министра двора Джама и военного министра Нахичевани последний, трезво оценив ситуацию, был вынужден констатировать, что иранская армия не в состоянии оказать сколько-нибудь действенного сопротивления советским дивизиям. Шах стал выговаривать ему за неудовлетворительную подготовку войск, а потом вдруг спросил, не следует ли перенести столицу в Хамадан. Он, очевидно, опасался, что в реально складывавшейся обстановке советская сторона может пойти на меры превентивного характера, включая ввод войск на некоторые иранские территории на севере страны, а может быть, и в Тегеран.
С началом Великой Отечественной войны необходимость совместных действий союзников по антигитлеровской коалиции в Иране стала очевидной. Черчилль признал позже, что не сразу решился на этот шаг, но обстоятельства заставили пойти на скоординированные по времени и политическому содержанию действия с Советским Союзом.
Советской разведке стало известно, что 27 июня заседал Высший военный совет под председательством самого Реза Шаха, который обсуждал демарш немцев по поводу вступления Ирана в войну на стороне Германии. Из 42 присутствовавших 16 высказались за войну, 24 против. Вместе с тем было принято решение о форсировании военных приготовлений. Пока же Иран продолжал соблюдать нейтралитет, Реза Шах ожидал развития событий на советско-германском фронте, которые, как известно, в начальный период войны складывались крайне неблагоприятно для Красной Армии .
Одно за другим поступали донесения о согласованных с немцами действиях лидеров эмиграции, на что иранские власти закрывали глаза. Нефть завораживала, как мираж.
В Центр радировано содержание агентурного сообщения, полученного Тегеранской резидентурой, о заседании исполкома мусаватистской организации, в котором приняли участие Гасан Бала Кафари, Халых Кязим-заде, Кямал Гани-заде и приглашенные активисты, а также бывший помощник Расул-заде — Али-бек Азер Текин. Последний долгое время работал с шефом в Варшаве и Бухаресте, откуда был послан в Иран в преддверии, как ему было сказано, больших событий. Открывая заседание, он информировал соратников, что в германском посольстве, которое он посетил сразу же по получении известия о вторжении германских армий в Россию, ему обещали всяческую поддержку, деньги, оружие и прочее. Точкой отсчета активных действий кавказцев договорились считать занятие вермахтом Ростова-на-Дону.
К этому времени надлежало подготовить людей для заброски с диверсионными целями в Баку и подыскать проводников для парашютных частей, которые предполагалось десантировать в Закавказье. Участвовавший в беседе офицер из аппарата военного атташе заверил, что Кавказ наряду с Москвой и Ленинградом будет главным стратегическим направлением операций вермахта. Захват Баку полностью закроет вопрос обеспечения германской армии всеми видами горюче-смазочных материалов: дизельным топливом для танков и подводных лодок, высокооктановым бензином для авиации, горючим для всей колесной техники.
Заканчивая встречу, Азер Текин в возбуждении воскликнул: «Черт с ними, немцами! Пусть возьмут нефть, но дадут нам власть!»
25 августа 1941 года советские и британские войска вошли в Иран. Замыслы гитлеровцев использовать территорию и потенциал этой страны, чтобы решить задачу захвата Баку, были перечеркнуты, так же, как и надежды сепаратистов на приход с их помощью к власти. Реза Шах отрекся от престола, новым монархом был провозглашен наследник престола Мохаммед Реза Пехлеви.
Но противоборство союзников по антигитлеровской коалиции с немецкими спецслужбами на иранской земле на этом вовсе не закончилось, а что касается тайных операций разведок, многое было еще впереди .
Надвигавшаяся военная угроза заставила предпринять дополнительные меры по освещению этой проблемы с позиций разведки. В загранаппараты была направлена специальная ориентировка, в которой анализировалась сама проблема и ставилась задача организации сети источников в кругах большого нефтяного бизнеса. Именно там, как полагали в Центре, может концентрироваться серьезная информация о тех действиях иностранных спецслужб, к которым должны быть готовы органы госбезопасности страны, в том числе с точки зрения роли, которая отводилась ими радикальной кавказской эмиграции.
Коротко о сути аналитических выкладок этого документа. Когда в России встал вопрос о восстановлении разоренного в результате Гражданской войны и иностранной интервенции народного хозяйства, в том числе и нефтедобычи, у транснациональных нефтяных компаний появилась надежда на какие-то приемлемые для них решения вопросов национализированной собственности. В целях продвижения своих интересов нефтемагнаты создали нечто вроде координационного центра, именовавшегося Международным объединением нефтяных обществ в России. Его председателем стал Детердинг из «Ройял датч шелл», членами состояли такие фигуры, как Лианозов, Нобель, Гукасов, то есть люди, которые в силу своих финансовых возможностей и общественного веса имели неоспоримое влияние на деятельность эмиграции. Началась массированная кампания в печати, соответствующая информация доводилась по различным каналам до советских представителей. Учитывая, что Москва демонстрировала готовность к переговорам, казалось, что компромисс возможен.
В такой обстановке договоренность о начале переговоров не выглядела неожиданной. По инициативе Великобритании Верховный совет Антанты выступил с предложением о проведении специальной конференции, которая вошла в историю международных отношений как Генуэзская и проходила в апреле — мае 1922 года.
Напомним, что ее персональный состав был более чем авторитетен, председателем советской делегации значился Ленин, но поскольку он был болен, то фактически работой руководил Чичерин. В ее состав входили Красин, Литвинов, Боровский, Иоффе, Раковский (будущие послы на Западе и Востоке), а также первые лица тогдашних советских республик, интересы которых представляла делегация, — Украинской, Белорусской, Азербайджанской, Армянской, Грузинской, Бухарской и Хорезмской.
На конференцию приехали: от Англии — Ллойд Джордж и Керзон, от Германии — Вирт и Ратенау, от Франции — Барту, наблюдателем были представлены Соединенные Штаты.
В Генуе была предпринята по существу попытка реинтеграции в какой-то форме России в международные экономические связи на основе признания ею всех долгов и возвращения или возмещения национализированной собственности ее владельцам. Советская делегация выразила готовность пойти на погашение только довоенных долгов и предоставить бывшим собственникам преимущественное право на получение в концессию принадлежавших им предприятий. Первыми в этом списке подразумевались нефтепромыслы. Это при условии дипломатического признания страны и предоставления долгосрочных кредитов. Договориться не удалось .
На менее представительном уровне обсуждение этих проблем было продолжено летом в Гааге. Слишком притягательной для многих западных стран была перспектива, которая могла открыться в случае успеха переговоров, но и там все окончилось безрезультатно.
После этого в поисках доступа к кавказской нефти был в полной мере задействован уже инструментарий тайных операций разведок, а генштабы разрабатывали различные варианты захвата Баку. Авторы документа, прибегая к ссылкам на различные источники, говорят даже о контурах некоего нефтяного государства, которое, по замыслу его идеологов, должно возникнуть в результате отторжения от России нефтеносных областей Кавказа.
На основе этой аналитической записки была подготовлена обстоятельная ориентировка в загранаппараты, которая дополнялась и более предметными заданиями тем или иным резидентурам. Так, в июле 1940 г. Центр поставил перед Тегеранской резидентурой задачу более активно заняться группой бакинских нефтепромышленников, имея в виду возможность использования иноразведками и сотрудничающими с ними мусаватистами капиталов и связей этих людей.
Иран в этом смысле серьезно беспокоил советское политическое руководство, особенно когда период достаточно теплых отношений с Реза Шахом закончился, а о его возраставших симпатиях к Гитлеру было хорошо известно. В предвоенные годы ирано-германские отношения стали развиваться весьма динамично, страну наводнили германские советники и специалисты, укрепились политические, торговые и культурные связи. Немецкая пропаганда твердила об арийском родстве персов и германцев, указывалось даже на общую зороастрийскую символику. Германский архитектор, спроектировавший железнодорожный вокзал в Тегеране, украсил его узором из свастик.
Поступавшая в Центр информация говорила о том, что с одобрения Реза Шаха армия и госаппарат ориентировались на то, что со временем Иран должен отвоевать когда-то утерянные области Закавказья и Средней Азии. Военные маневры, как правило, учитывали возможные перспективы военных действий на Кавказе. Иранские войска дислоцировались преимущественно в районах, граничащих с СССР. На Каспийском побережье строились новые и модернизировались старые порты в Пехлеви, Ноушахре и Бендершахе. Какие усилия прилагали немцы, чтобы привлечь Иран на свою сторону, было понятно.
Сам Реза Шах нервничал. Советская разведка отслеживала как его настроения, так и те решения, которые принимались в узком кругу его ближайших сановников. На одном из таких заседаний с участием наследника, министра двора Джама и военного министра Нахичевани последний, трезво оценив ситуацию, был вынужден констатировать, что иранская армия не в состоянии оказать сколько-нибудь действенного сопротивления советским дивизиям. Шах стал выговаривать ему за неудовлетворительную подготовку войск, а потом вдруг спросил, не следует ли перенести столицу в Хамадан. Он, очевидно, опасался, что в реально складывавшейся обстановке советская сторона может пойти на меры превентивного характера, включая ввод войск на некоторые иранские территории на севере страны, а может быть, и в Тегеран.
С началом Великой Отечественной войны необходимость совместных действий союзников по антигитлеровской коалиции в Иране стала очевидной. Черчилль признал позже, что не сразу решился на этот шаг, но обстоятельства заставили пойти на скоординированные по времени и политическому содержанию действия с Советским Союзом.
Советской разведке стало известно, что 27 июня заседал Высший военный совет под председательством самого Реза Шаха, который обсуждал демарш немцев по поводу вступления Ирана в войну на стороне Германии. Из 42 присутствовавших 16 высказались за войну, 24 против. Вместе с тем было принято решение о форсировании военных приготовлений. Пока же Иран продолжал соблюдать нейтралитет, Реза Шах ожидал развития событий на советско-германском фронте, которые, как известно, в начальный период войны складывались крайне неблагоприятно для Красной Армии .
Одно за другим поступали донесения о согласованных с немцами действиях лидеров эмиграции, на что иранские власти закрывали глаза. Нефть завораживала, как мираж.
В Центр радировано содержание агентурного сообщения, полученного Тегеранской резидентурой, о заседании исполкома мусаватистской организации, в котором приняли участие Гасан Бала Кафари, Халых Кязим-заде, Кямал Гани-заде и приглашенные активисты, а также бывший помощник Расул-заде — Али-бек Азер Текин. Последний долгое время работал с шефом в Варшаве и Бухаресте, откуда был послан в Иран в преддверии, как ему было сказано, больших событий. Открывая заседание, он информировал соратников, что в германском посольстве, которое он посетил сразу же по получении известия о вторжении германских армий в Россию, ему обещали всяческую поддержку, деньги, оружие и прочее. Точкой отсчета активных действий кавказцев договорились считать занятие вермахтом Ростова-на-Дону.
К этому времени надлежало подготовить людей для заброски с диверсионными целями в Баку и подыскать проводников для парашютных частей, которые предполагалось десантировать в Закавказье. Участвовавший в беседе офицер из аппарата военного атташе заверил, что Кавказ наряду с Москвой и Ленинградом будет главным стратегическим направлением операций вермахта. Захват Баку полностью закроет вопрос обеспечения германской армии всеми видами горюче-смазочных материалов: дизельным топливом для танков и подводных лодок, высокооктановым бензином для авиации, горючим для всей колесной техники.
Заканчивая встречу, Азер Текин в возбуждении воскликнул: «Черт с ними, немцами! Пусть возьмут нефть, но дадут нам власть!»
25 августа 1941 года советские и британские войска вошли в Иран. Замыслы гитлеровцев использовать территорию и потенциал этой страны, чтобы решить задачу захвата Баку, были перечеркнуты, так же, как и надежды сепаратистов на приход с их помощью к власти. Реза Шах отрекся от престола, новым монархом был провозглашен наследник престола Мохаммед Реза Пехлеви.
Но противоборство союзников по антигитлеровской коалиции с немецкими спецслужбами на иранской земле на этом вовсе не закончилось, а что касается тайных операций разведок, многое было еще впереди .
ПОДОПЕЧНЫЕ ГРАФА ВИДО
Симон Сехниашвили из села Велисцихе, что в Гурджаанском районе Грузии, не мог себе даже вообразить, что его скромной персоной будут заниматься сразу два итальянских графа. Это в Риме. А в Москве, чего он даже не подозревал, его поступками и намерениями интересовался сам всесильный нарком внутренних дел Берия.
Не будем интриговать читателя чрезмерными ожиданиями: дело оказалось вполне заурядным, но позволило заглянуть во внутреннюю кухню праворадикального крыла грузинской эмиграции, которое в оперативных документах квалифицируется как грузинский фашизм. И не только. Удалось установить вовлеченность фашистской верхушки Италии и высокопоставленных итальянских чинов в разработку планов использования кавказского сепаратизма в своих внешнеполитических целях.
Окончание грузинским юношей по имени Симон средней школы совпало с пиком активности в республике оппозиционных сил, пришедшимся на 1924 год. Возможно, на его настроения влияли счеты его отца к советской власти за раскулачивание и какие-то другие моменты политической круговерти тех лет. В конце концов молодой человек, помыкавшись без места, нелегально перешел в Турцию, а затем добрался до Франции. Там устроился рабочим на фабрику, был принят в кругу эмигрантов. Через некоторое время по совету своих новых приятелей вступил в эмигрантскую организацию «Тетри Георги». Она была основана генералом Лео Кереселидзе, который во время Первой мировой войны командовал грузинским легионом, действовавшим на стороне немцев. Соответственной была и ее ориентация, приобретшая в конце тридцатых годов откровенно фашистскую окраску .
Когда образовалась претендовавшая на некую автономию в «Тетри Георги» группа «Момавали», которую возглавил хороший знакомый Симона Александр Манвелишвили, то он, не колеблясь, присоединился к нему. Его новый руководитель, выехавший, кстати, из Грузии на пару лет позже самого Симона, придерживался мнения, что немцы недооценивают потенциал грузинской эмиграции. Поэтому следует заручиться политической и, как следствие, финансовой поддержкой фашистского режима дуче, у которого, как он понимал, есть свои интересы на Кавказе. Обстановка для установления подобных контактов с итальянцами после заключения антикоминтерновского пакта трех держав представлялась более чем благоприятной.
Манвелишвили, квартировавший в Париже, снарядил Симона Сехниашвили в Рим, порекомендовав связаться там поначалу с известным грузинским националом Василием Садатиерашвили. Тот работал в вечном городе на ряд германских газет, а вплоть до конца тридцатых годов сотрудничал в печатном органе германских нацистов «Фелькишер Беобахтер». У него были хорошие связи с различными итальянскими службами. Контактируя с ними, Садатиерашвили, по сведениям Римской резидентуры нашей разведки, настойчиво пробивал мысль о необходимости более ощутимой поддержки итальянскими фашистами своих грузинских последователей. Сам он характеризовался убежденным сторонником расчленения СССР при иностранной поддержке. Вот он-то и согласился рекомендовать итальянским коллегам человека, которому можно поручить нелегально проникнуть в Грузию для сбора информации о настроениях людей в родных местах в условиях приближающейся войны и обкатки этого канала связи. И для того, чтобы показать итальянским друзьям независимой Грузии возможности организации.
Садатиерашвили представил своего протеже в Римской секции по изучению антикоммунизма, которая в оперативной переписке называется сокращенно Антикоммунистический центр. Деятельность этой структуры курировали управление по общим вопросам ведомства иностранных дел Италии и персонально начальник IV отдела этой службы граф Видо. Тот поручил навести соответствующие справки о госте, а заодно прозондировать отношение грузинских групп к взаимодействию с азербайджанцами, чтобы был более понятен для итальянского восприятия блок закавказцев. По результатам проведенной работы графу была представлена записка, содержание которой вскоре стало известно на Лубянке.
Не будем интриговать читателя чрезмерными ожиданиями: дело оказалось вполне заурядным, но позволило заглянуть во внутреннюю кухню праворадикального крыла грузинской эмиграции, которое в оперативных документах квалифицируется как грузинский фашизм. И не только. Удалось установить вовлеченность фашистской верхушки Италии и высокопоставленных итальянских чинов в разработку планов использования кавказского сепаратизма в своих внешнеполитических целях.
Окончание грузинским юношей по имени Симон средней школы совпало с пиком активности в республике оппозиционных сил, пришедшимся на 1924 год. Возможно, на его настроения влияли счеты его отца к советской власти за раскулачивание и какие-то другие моменты политической круговерти тех лет. В конце концов молодой человек, помыкавшись без места, нелегально перешел в Турцию, а затем добрался до Франции. Там устроился рабочим на фабрику, был принят в кругу эмигрантов. Через некоторое время по совету своих новых приятелей вступил в эмигрантскую организацию «Тетри Георги». Она была основана генералом Лео Кереселидзе, который во время Первой мировой войны командовал грузинским легионом, действовавшим на стороне немцев. Соответственной была и ее ориентация, приобретшая в конце тридцатых годов откровенно фашистскую окраску .
Когда образовалась претендовавшая на некую автономию в «Тетри Георги» группа «Момавали», которую возглавил хороший знакомый Симона Александр Манвелишвили, то он, не колеблясь, присоединился к нему. Его новый руководитель, выехавший, кстати, из Грузии на пару лет позже самого Симона, придерживался мнения, что немцы недооценивают потенциал грузинской эмиграции. Поэтому следует заручиться политической и, как следствие, финансовой поддержкой фашистского режима дуче, у которого, как он понимал, есть свои интересы на Кавказе. Обстановка для установления подобных контактов с итальянцами после заключения антикоминтерновского пакта трех держав представлялась более чем благоприятной.
Манвелишвили, квартировавший в Париже, снарядил Симона Сехниашвили в Рим, порекомендовав связаться там поначалу с известным грузинским националом Василием Садатиерашвили. Тот работал в вечном городе на ряд германских газет, а вплоть до конца тридцатых годов сотрудничал в печатном органе германских нацистов «Фелькишер Беобахтер». У него были хорошие связи с различными итальянскими службами. Контактируя с ними, Садатиерашвили, по сведениям Римской резидентуры нашей разведки, настойчиво пробивал мысль о необходимости более ощутимой поддержки итальянскими фашистами своих грузинских последователей. Сам он характеризовался убежденным сторонником расчленения СССР при иностранной поддержке. Вот он-то и согласился рекомендовать итальянским коллегам человека, которому можно поручить нелегально проникнуть в Грузию для сбора информации о настроениях людей в родных местах в условиях приближающейся войны и обкатки этого канала связи. И для того, чтобы показать итальянским друзьям независимой Грузии возможности организации.
Садатиерашвили представил своего протеже в Римской секции по изучению антикоммунизма, которая в оперативной переписке называется сокращенно Антикоммунистический центр. Деятельность этой структуры курировали управление по общим вопросам ведомства иностранных дел Италии и персонально начальник IV отдела этой службы граф Видо. Тот поручил навести соответствующие справки о госте, а заодно прозондировать отношение грузинских групп к взаимодействию с азербайджанцами, чтобы был более понятен для итальянского восприятия блок закавказцев. По результатам проведенной работы графу была представлена записка, содержание которой вскоре стало известно на Лубянке.