Страница:
Мать Саймона, подумала Чарли. Судя по тому, как он сгорбился над столом, уткнувшись в свои бумажки, его посетила та же мысль.
– Принимаю молчание за согласие, – сказала Наоми. – Так вот представьте, что однажды вы идете на встречу с этим человеком, а он не появляется. Пятью… нет, даже одной минутой позже назначенного времени вы бы поняли, что с ним что-то произошло. Ну? Согласны?
– Заявление принято. – Чарли поднялась. Вероятнее всего, Роберт Хейворт нашел приют на половике у приятеля и в эту самую минуту наливается пивом и рвет на голове волосы, не в силах поверить, что он прокололся как пацан, забыв кредитку на видном месте, где ее и обнаружила жена.
– И это все? – процедила Наоми. – Больше вам сказать нечего?
– Заявление принято, – твердо повторила Чарли. – Спасибо за предоставленную информацию, мы ее непременно проверим и сообщим вам сразу же, как только будут новости. Как с вами связаться?
Наоми принялась копаться в сумке, бормоча что-то явно нелицеприятное. Волосы упали на глаза, она ткнула прядь за ухо, грязно ругнувшись сквозь зубы. Впечатляюще, подумала Чарли. В присутствии полиции средний обыватель, как правило, старается придерживать язык, а уж если что сорвется нецензурное – тут же спешит извиниться. Странно, конечно, ведь сами копы в выражениях себя не стесняют. Инспектор Джайлз Пруст, насколько известно Чарли, – единственное исключение.
Вместе с визиткой Наоми швырнула на стол фото, где она была снята с темноволосым мужчиной в очках без оправы, с узкими прямоугольниками стекол. Крупный привлекательный шатен смотрел перед собой с таким видом, словно играл с камерой в гляделки.
– Вот! Учтите – если не вы со мной, так я с вами свяжусь, и очень скоро. А что я должна делать, по-вашему, – сидеть и ломать руки, не зная, жив Роберт или нет?
– Считайте его живым, пока не появится основательная причина предполагать иное, – сухо посоветовала Чарли. Боже, это не женщина, а ходячая драма.
Чарли взяла визитку и недоуменно сдвинула брови:
– Пансионат «Серебряный холм». Шале класса люкс…
Наоми моргнула и дернулась.
– Мне казалось, вы мастер по изготовлению солнечных часов, разве нет?
– Я не ту визитку дала. Просто я… Просто… – Покраснев до корней волос, Наоми снова полезла в сумочку.
– Вы останавливались в одном из этих шале с мистером Хейвортом? – Чарли стало любопытно, чтобы не сказать больше, аж в носу засвербило от желания разнюхать тайну.
– Я сказала, где бываю с Робертом. Только в «Трэвелтел». Вот!
На сей раз в сторону Чарли полетела нужная карточка, с цветным изображением солнечных часов. Накрененная полусфера из зеленоватого камня с золотыми римскими цифрами и гигантским золотым крылом бабочки в центре. От латинской фразы, выписанной золотой вязью, видна была лишь часть: Horas non.
Чарли поразила элегантность карточки.
– Это ваша работа? – спросила она.
– Нет! – съязвила Наоми и обожгла ее взглядом. – Я постаралась, чтобы моя визитка стала рекламой продукции моих конкурентов!
Ладно, вопрос тупой. Но и ответ не блестящий. Сколько «конкурентов» может быть у изготовителя солнечных часов?
– А что такое «Horas non»?
Наоми вздохнула, застигнутая врасплох неожиданным вопросом.
– «Horas non numero nisi aestivas». «Я отсчитываю только солнечные минуты», – отозвалась она скороговоркой, явно мечтая покончить с этим.
«Солнечные минуты» напомнили Чарли о близком отпуске. И об Оливии. Она кивнула Саймону, чтобы тот сам закруглялся, и вышла из кабинета, с удовольствием позволив себе не придержать дверь. За спиной хлопнуло.
В коридоре она сразу же включила мобильник, нажала кнопку повтора вызова и облегченно выдохнула, уже после второго гудка услышав голос сестры.
– Ну, докладывай, – прошамкала Оливия. Небось чипсы жует. Копченый лосось, сметана и сыр – ее любимые. Или круассаны с шоколадной начинкой. В общем, что-нибудь упакованное и готовое к употреблению, чтобы можно было сразу запихать в рот. Чарли не уловила и намека на тревогу в голосе сестры, когда та продолжила: – Что за очередной подвиг идиотизма ты совершила?
Нелестный подтекст был очевиден, но Чарли предпочла обдумать его позже. Она хохотнула – довольно убедительно – и начала свою исповедь.
– Гномон[3], – протянул Саймон. – Любопытное словечко.
На мониторе перед ним была открыта домашняя страница веб-сайта Наоми Дженкинс. По отделу уголовного розыска будто ураган прошел: на столах груды бумаг, пол усеян раздавленными пластиковыми чашками из-под кофе; тишину нарушает только мерный гул компьютеров. Селлерс исчез, гнус Гиббс тоже испарился, угловая стеклянная кабинка инспектора Пруста пуста.
Чарли вгляделась в экран поверх плеча Саймона.
– «Гномоны отбрасывают тень», – прочитала она вслух. – Если не ошибаюсь, в этом и заключается механизм работы солнечных часов, по тени определяют время. Смотри-ка! Она и маленькие часы делает. Я бы заказала себе на подоконник.
– На твоем месте я воздержался бы от заказа. Боюсь, мисс Дженкинс тебе зубы выбьет. Надо же, каких тут только часов нет: настенные и на цоколях, вертикальные и горизонтальные, медные, из камня и стекловолокна. Впечатляет, верно?
– Ага. Все нравятся, кроме вот этих. – Чарли ткнула пальцем в снимок простого каменного куба с треугольными гномонами из железа, прикрепленными с двух сторон. – Для своих часов я бы выбрала латинскую фразу. Как думаешь, она сама буквы вырезает? Тут вроде сказано «ручная работа»…
– «Время – всего лишь тень», – прочитал Саймон. – Интересно, хоть кто-нибудь заказал такие часы? Только представь – ты сажаешь цветы в саду или загораешь, а рядом торчит напоминание о том, что с каждой секундой смерть все ближе.
– Изящно сказано, – отозвалась Чарли, думая о другом: в курсе ли Саймон, что он ей осточертел. Или довел ее. Неважно. Она, конечно, старалась скрыть это, но, может, он все-таки уловил? – А что скажешь о мисс Дженкинс?
Саймон оставил в покое клавиатуру и повернулся к Чарли:
– Она преувеличивает опасность. Принимает все слишком близко к сердцу. Слегка неуравновешенна. Сама проговорилась, что приступы паники случались и раньше.
– Как по-твоему, откуда такая злость на нас и возмущение? Мы вроде уделили ей максимум внимания, разве нет? И почему она сказала, что не боится полиции? Странное заявление, ты согласен? Ни с того ни с сего… – Чарли кивнула в сторону монитора: – На сайте есть что-нибудь о ней? Личная страничка, к примеру?
– Хейворт этот, видно, от нее бегает, и я его не виню, – сказал Саймон. – Да, он поступает как трус и все такое, но посуди сама – как с такой женщиной мирно расстаться?
– Он еще и жениться обещал, так что кинул по полной. Почему мужики такие козлы?
Во весь экран возникло фото Наоми Дженкинс. Она улыбалась, сидя на огромной черной полусфере солнечных часов, откинувшись на серебряный конус стрелки. То есть гномона. Слово не из обычных, еще запомнить надо, подумала Чарли. На снимке Наоми была в красных бриджах и блекло-голубой трикотажной рубашке, рыжеватые волосы стянуты в хвост.
– Вроде женщина как женщина, – отметил Саймон. – Успешная, счастливая.
– Это ее веб-сайт, – возразила Чарли. – Она сама его придумала.
– Не сама. Разработчик «Саммерхаус веб-дизайн». Видишь, внизу страницы?
Чарли фыркнула:
– Да не буквально! Я имею в виду, что она предоставляла всю информацию, отбирала снимки. И делала это наверняка очень тщательно, чтобы не оттолкнуть, а привлечь потенциальных заказчиков.
– Считаешь, она лжет?
– Не уверена. – Чарли в задумчивости грызла ноготь. – Может, я ошибаюсь, но… Даже не знаю. Это всего лишь догадки, только я сильно сомневаюсь, что ее проблемы начались с пропажи любовника. Как бы там ни было – найди Хейворта, убедись, что он жив-здоров, и делу конец. А я тем временем… отправляюсь валяться на пляжах Андалусии.
Чарли блаженно зажмурилась. У нее уже больше года не было пяти выходных подряд. И вот теперь ее ждет целая отпускная неделя. Она будет отдыхать как нормальный человек. Неужели правда?
– Вот тебе визитка нашего гномона в женском обличье, – добавила Чарли. – Мне в ближайшее время не понадобится. Не собираюсь портить свой релакс общением с этой дамочкой. Хочешь, оставлю и карточку «Серебряного холма» – так, на всякий случай? Тут мисс Дженкинс определенно соврала: когда я прочитала название, у нее такой вид был, вроде я ей пощечину отвесила. Держу пари, они с Хейвортом там были. – Чарли перевернула карточку. – Хм. Трансфер из аэропорта Эдинбурга. По желанию клиента – блюда домашней кухни. Спа. Все кровати «кинг-сайз»… Не хочешь отдохнуть там с Элис?[4]
Черт! Ну зачем? Кто ее за язык тянул?
К счастью, Саймон будто и не услышал.
– А как тебе история с ужасами за окном? – спросил он. – Думаешь, она действительно что-то увидела?
– Ой, я тебя умоляю! Чушь полная. Мало ли что раздерганной женщине почудится.
Саймон кивнул:
– Уверяет, что Роберт Хейворт помешан на контроле, а по мне, так это у нее самой насчет порядка пунктик. Рассказывать она может только хронологически, приказывает нам немедленно отправиться к Хейвортам… – Саймон взял со стола фотографию Наоми и Роберта, пригляделся. На заднем фоне, поверх ряда припаркованных у тротуара машин, видна была вывеска «Бургер кинг». – Похоже, снято у входа в «Трэвелтел», – заметил он.
– Очень живописно.
– Как-то все у них странно и грустно. Встречаются уже год, а он ни разу не был у нее дома.
– Их отношения – вообще единственная загадка во всей этой истории, – отозвалась Чарли. – Вот скажи мне, что с парнем не так, если любимая женщина не хочет знакомить его со своей лучшей подругой?
– Может, она стыдится подруги, а не Роберта? – предположил Саймон.
– Ладно. Ну а что может быть общего у претенциозной дамочки, которая ваяет солнечные часы и носит дизайнерские сумки, с нищим водилой?
– Физическое влечение? – Саймон, похоже, не горел желанием развивать эту тему.
Чарли едва не съязвила: «В смысле – секс?» – но вовремя прикусила язык.
– Между прочим, мистер Хейворт совсем не похож на дальнобойщика.
– Я не знаю ни одного дальнобойщика, – пробормотал Саймон мрачно, словно именно сейчас обнаружил большое упущение в своей жизни.
– Что ж… – Чарли хлопнула его по спине, – теперь наверстаешь. Как найдешь его – кинь мне эсэмэску. Ты не представляешь, как расцветит мой отпуск новость о том, что Роберт Хейворт эмигрировал на хрен в Австралию, лишь бы его Гномон осталась с носом. Хотя нет, я передумала, не надо никаких сообщений. В мой предыдущий отпуск Пруст писал мне минимум раз в день, свинья. Все дела побоку.
Чарли закинула сумку на плечо и принялась собирать вещи. Все, что связано с работой, подождет, а вот объяснение, которое потребовала от нее Оливия, ждать не будет. Отсюда Чарли ехала прямо в аэропорт, и когда она встретится с сестрой, то так просто, как по телефону, не отвертишься. Откуда в ней эта непреодолимая тяга докладывать Оливии обо всех своих ляпах? Только выложив все начистоту, Чарли снова обретала уверенность в себе, и так было всегда, с самого детства. Зато сегодня ей удалось поразить Оливию настолько, что та целых три или даже четыре секунды не могла найти слов. Такого еще не случалось.
– Представления не имею, почему я так поступила, – сказала Чарли сестре. И не соврала.
– У тебя еще есть время, чтобы пораскинуть мозгами и найти правдоподобный ответ, – сообщила ей Оливия, обретя дар речи. – Учти, в Хитроу я задам тот же вопрос.
«Даже если я соображу, чем заткнуть тебе рот, – думала Чарли, – то для себя самой объяснения все равно нет».
Глава третья
Как по-твоему, верно я его описала? Ты ведь вообще определений не даешь. Думаю, не хочешь навязывать людям свое мироощущение и потому используешь самые простые существительные: грузовик, дом, бар. Нет, неверно. Ни разу не слышала от тебя слова «бар». Ты говоришь «пивнушка», что может, наверное, сойти за определение.
Не понимаю, почему я так расстроилась, когда увидела, что в баре никого, за исключением смешного человечка за стойкой. Конечно, я не рассчитывала найти здесь тебя. А если у меня была хоть малейшая надежда – значит, я себя обманывала. Если ты мог прийти сюда выпить, то мог и со мной связаться. Заметив мое разочарование, Ивон сжимает мне руку.
По крайней мере, я точно знаю, что пришла туда, куда надо. Все сомнения исчезли, едва мы с Ивон переступили порог. Рассказывая о «Звезде», ты имел в виду именно этот бар. Меня не удивляет, что ты выбрал заведение в стороне, на берегу реки. Хотя бар и в самом центре города, но с главной улицы Спиллинга не виден – надо пройти по узкому проулку между багетной мастерской и Центром альтернативной медицины, а потом еще вглубь, мимо Блентайр-парка.
Одна узкая комната с барной стойкой в дальнем конце – вот и вся «Звезда». Сырой воздух пахнет пивной пеной и застарелым табачным дымом.
А бармен все улыбается.
– Доброго утречка, леди. Точнее – доброго вам денечка. Чего изволите?
Ясно. Похоже, из юношей, которые разговаривают по-стариковски. С чего, собственно, я расстроилась? Теперь я даже рада, что не нужно выбирать собеседника – просто не из кого. Можно сосредоточиться на том, о чем хотелось спросить.
Стены бара увешаны старыми газетными вырезками в рамках: «Роундесли телеграф», «Роундесли ивнинг пост». Я пригляделась к ближайшей. В одной из колонок рассказ о казни 1903 года на городской площади Спиллинга иллюстрирован снимками: виселица и рядом – незадачливый преступник. Вторая колонка озаглавлена «Фермер из Силсфорда получил приз за лучшего борова». Хозяин и призовой боров по кличке Хрюн, оба крайне гордые, запечатлены на карандашном рисунке.
Слезы застилают глаза. Наконец-то я вижу то, что видел и ты. Твой мир. Вчера твой дом, сегодня бар, где ты часто бываешь. Такое ощущение, будто я на экскурсии по твоей жизни. Я надеялась стать ближе к тебе, но выходит совсем наоборот. Ужасное чувство. Мне кажется, передо мной твое прошлое, а не настоящее, которое я могу разделить с тобой. Я будто в ловушке – за стеклянной стеной или за кольцом желтой полицейской ленты, – и мне никак не дотянуться до тебя. Хочется в голос выкрикнуть твое имя.
– Мне двойной джин-тоник, пожалуйста, – жизнерадостно говорит Ивон. Ради меня старается, словно мы сюда развлечься пришли. – А тебе, Наоми?
– Лимонное пиво, – ответил за меня мой голос. Сто лет не пила лимонного пива. Во время наших встреч позволяю себе лишь капельку «пино гриджио», которое ты приносишь, и чай, которым нас обеспечивает «Трэвелтел».
Бармен кивает:
– Сей секунд. – Акцент выдает уроженца Роундесли.
– Вы знаете Роберта Хейворта? – Я в отчаянном положении и не могу тратить время на обдумывание тактичных подходов. Ивон округляет глаза: я клятвенно заверяла ее, что не стану лезть на рожон.
– Не-е-е. А че? Должен знать?
– Он у вас постоянный клиент. Бывает здесь регулярно.
– То есть мы так думаем, – поправляет Ивон.
Сегодня она моя осторожная тень. Наедине со мной она самоуверенна и полна сарказма, но на людях склонна уважать правила поведения. Возможно, тебе это проще понять, чем мне. Когда ты встревожен и выглядишь очень далеким, я часто думаю, что внутри тебя идет борьба, что тебя тянет одновременно в разные стороны. Со мной такого не бывало даже до знакомства с тобой. Я всегда была прямолинейна, и с той минуты, как я тебя увидела, меня тянуло только к тебе. Только в твою сторону. Никуда больше.
– Он постоянный ваш клиент, – повторяю я твердо.
Сегодня утром, просмотрев «Желтые страницы», Ивон нашла трех претендентов, как она выразилась, – паб «Звезда» в Спиллинге, кафе «Звезда и Подвязка» в Соминхэме и бар «Звезда» в Силсфорде. Последние два варианта я тут же отмела: Соминхэм черт знает где, да и городишко мрачный, а бар «Звезда» я хорошо знаю. Если клиент живет неподалеку, я заскакиваю туда на чашку экологически чистого мятного чая. Представив тебя на тамошнем кожаном пуфе, изучающим меню напитков, я чуть не расхохоталась.
– У меня есть его снимок в мобильнике, – говорю я бармену. – Вы его сразу узнаете, как увидите.
Он дружески кивает и говорит, выставляя на стойку наши бокалы:
– Может, и узнаю. С вас восемь двадцать пять, будьте любезны. А может, и нет. В лицо-то я скольких помню, а как звать-прозывать, не ведаю.
Вытаскивая мобильник из сумки, я готовлюсь к худшему. Это уже вошло в привычку, но легче не становится. С каждым разом только тяжелее. Я готова завыть при виде телефона: конвертика на экране по-прежнему нет. Ты мне не пишешь. В груди теснит от боли, страха и отчаянного нежелания верить в то, что происходит. Окажись сейчас рядом сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус, им бы не поздоровилось. Уж я столкнула бы их непрошибаемыми, безответственными лбами – только искры полетели бы. Эти двое разве что вслух не заявили, что и пальцем не пошевелят ради Роберта.
– А как насчет Шона и Тони? – Я прокручиваю «галерею» в поисках нужного фото, а Ивон расплачивается за напитки.
Вопрос почему-то веселит бармена.
– Шон и Тони? – булькнув смешком, повторяет он. – Шутить изволите, э-э?
– Вовсе нет. – Забыв про телефон, я вскидываю голову. Сердце ухает. Эти имена – явно не пустой звук для него.
– Честно? Ну так я и есть Шон. И Тони здесь работает. Вечером придет.
– Но… – От растерянности я не нахожу слов. – Роберт о вас так говорил, будто…
Я была уверена, что ты приходил сюда вместе с Шоном и Тони. Хотя если подумать, ты такого не говорил. Я сама придумала. Сделала неверный вывод.
Ты приходишь сюда один. И уже здесь встречаешься с Шоном и Тони – барменами «Звезды».
Я снова утыкаюсь взглядом в телефон – не хочу, чтобы Ивон заметила мое потрясение. Что может принести эта неожиданность? Только хорошее, разве нет? Я нашла Шона и Тони. Они тебя знают, они твои друзья. Мне нужно лишь показать фото Шону. Я выбираю снимок, где ты стоишь у своего грузовика рядом со входом в «Трэвелтел», и протягиваю мобильник бармену.
Он моментально тебя узнает – я вижу это по его лицу.
– Элвис! – весело хмыкает он. – Мы с Тони зовем его Элвисом. Он не обижается.
Я зажмуриваюсь, чтобы слезы не брызнули. Шон в самом деле твой друг! Прозвища дают друзьям, верно?
– А почему вы так его зовете? – интересуется Ивон.
– Ясно почему!..
Мы с Ивон мотаем головами.
– Да он же прям копия Элвиса Костелло[5], только побольше. Элвис, который пирожков наелся. – Шон хихикает над собственной шуткой. – Мы с Тони так ему всегда и говорим.
– То есть вы не знали, что его зовут Роберт Хейворт? – уточняет Ивон. Краем глаза я вижу, что смотрит она на меня – не на Шона.
– А он нам, кажется, имени-то своего и не называл. Элвис и Элвис. Как он, в порядке? Мы с Тони как раз вчера вечером его вспоминали – дескать, чего-то Элвис не появляется.
– Когда? – криком вырывается у меня. – Когда вы его в последний раз видели?
Шон сдвигает брови. Я его напугала. Идиотка.
– А вы вообще кто? – спрашивает он.
– Я подруга Роберта. – Никогда такого не говорила, а сейчас хочется повторять снова и снова. Если бы я могла сказать «жена»…
– Он когда-нибудь упоминал имя Наоми? – слышу я голос Ивон.
– Не-а.
– А Джульетта?
Бармен качает головой. Явно осторожничает.
– Послушайте, это очень важно, – говорю я как можно спокойнее, приглушив голос. – Роберт пропал. С прошлого четверга…
– Погоди, – прерывает меня Ивон, касаясь моей руки. – Это предположение, наверняка мы не знаем.
– Знаем! Я знаю. – Я отдергиваю руку и снова обращаюсь к Шону: – Когда вы его видели?
– Где-то около того, – задумчиво кивает бармен. – В четверг. Или в среду. Как-то так. А он обычно каждый вечер заглядывает пивка глотнуть да поболтать, вот мы с Тони и удивились, что его несколько дней подряд нет. Хотя это обычное дело. Ходит-ходит клиент к нам, годами ходит как часы, а потом вдруг – бац! И нету его. И больше носа не кажет.
– А он не предупредил, что уедет куда-нибудь? – спрашиваю я, уже зная ответ. – Не говорил об отпуске и тому подобном?
– Может, упоминал Кент? – добавляет Ивон.
Бармен качает головой:
– Не-а, ниче такого не говорил. Наоборот, как всегда, «До завтра» сказал и отвалил. – Шон опять смеется. – Знаете, он любит сказануть: «До завтра. Увидимся, если доживем». Представляете? Если доживем! Каков негодник.
Опустив голову, я смотрю на темный дощатый пол, пульс стучит в ушах. При мне ты ничего подобного не произносил. А вдруг ты хотел так намекнуть Шону о чем-то? И вдруг на этот раз не дожил?
Ивон благодарит бармена за помощь, словно разговор уже закончен. Только теперь я понимаю, что надолго онемела.
– Погодите! – Я вытаскиваю себя из марева ужаса. – Как ваша фамилия? И Тони – как его фамилия?
– Наоми… – У Ивон испуганный голос.
– Ничего, если я назову ваши имена полиции? Повторите им все, что рассказали нам, и подтвердите, что Роберт пропал!
– Шон этого не говорил, – возражает Ивон.
– А я не против, называйте. Мы ж с Тони и вправду решили, что дело нечисто. Моя фамилия Хеннед. Шон Хеннед. А Тони у нас Уилдер по фамилии.
– Жди здесь, я быстро, – прошу Ивон и вылетаю из бара, не дав ей шанса опомниться.
Снаружи я сажусь за один из белых металлических столиков, потуже запахиваю пальто, прячу ладони в рукава. Клиенты Шона еще не скоро будут выходить сюда с бокалами. Весны пока нет, одно название. Поглядывая на трех лебедей, плывущих в ряд по реке, я набираю номер, добыть который оказалось непросто, добрый час утром потратила, чтобы узнать, как напрямую соединиться с отделом уголовного розыска полиции Спиллинга. Хотела тут же позвонить – узнать, что конкретно предпринимают для твоих поисков сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус, но Ивон удержала. Дескать, я тороплю события и надо дать людям время.
Я-то уверена, что люди эти ровным счетом ничего не делают. Вряд ли кто-нибудь из них оторвал задницу от стула ради того, чтобы помочь тебе. Они с ходу решили, будто ты меня бросил, предпочел остаться с женой, а мне в лицо сказать боишься. Только ты и я знаем, до чего это нелепо.
Трубку снимает детектив-констебль Гиббс. Говорит, что ни Зэйлер, ни Уотерхауса нет на месте. Манеры у Гиббса бесцеремонные, на грани хамства. Цедит слова, будто мои вопросы ему противны и он мечтает побыстрее отделаться. По крайней мере, такое у меня впечатление. Должно быть, уже наслышан обо мне и считает, что я прицепилась к тебе как репей, не даю продыху, да еще и полицейских не по делу дергаю. Я говорю, что хочу оставить сообщение, и Гиббс якобы берет ручку и записывает данные Шона и Тони. Вранье. «Есть», – рявкает он чересчур быстро. Если человек действительно что-то записывает под диктовку, это всегда можно понять. Он бормочет себе под нос, повторяет слова, переспрашивает.
Детектив-констебль Гиббс ничего такого не делает. И дает отбой, не дослушав меня.
Я подхожу к выкрашенным белой краской железным перилам, что отгораживают террасу от реки. Надо еще раз позвонить в участок, потребовать самого старшего, кто у них там есть – главного констебля, главного суперинтенданта, – и закатить скандал, чтобы неповадно было так со мной обращаться. Скандалистка я феноменальная. Собственно, потому мы с тобой и познакомились, потому ты в меня и влюбился. Та к ты всегда говоришь. Я не догадывалась, конечно, что ты наблюдаешь за мной, прислушиваешься, иначе поумерила бы слегка свой пыл. Какое счастье, что вышло по-другому. «Прекрасная в своей ярости». Так ты назвал меня в тот день.
Тебе самому и в голову не придет чем-нибудь возмутиться – я имею в виду, в твоих собственных интересах, а меня ты всегда готов поддержать. Но потому-то тебя и восхищает мой боевой дух, мое убеждение, что беды и убогость – вовсе не обязательная составляющая жизни.
Мне хватает наглости до смешного высоко задирать планку требований, и тебя это поражает.
Не могу сейчас вернуться в бар – слишком взвинчена. Злые слезы жгут глаза, размывая очертания серой холодной реки. Терпеть не могу себя, когда плачу, просто ненавижу. Ничего хорошего слезы не приносят. И где все мои клятвы быть сильной и стойкой, торчу тут на террасе и плачу. Одна патетика.
Ивон опять скажет, что надо дать людям время, но с какой стати? Где, спрашивается, сейчас сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус? Почему не в «Звезде»? Почему не расспрашивают Шона о тебе? Дадут ли они себе труд доехать до твоего дома и поговорить с Джульеттой? Пропавшие без вести любовники наверняка числятся последними в списке их забот. Особенно теперь, когда вся страна наводнена маньяками, готовыми взорвать себя, а заодно вагон, полный ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. Полицейских в наши дни интересуют только массовые преступления.
– Принимаю молчание за согласие, – сказала Наоми. – Так вот представьте, что однажды вы идете на встречу с этим человеком, а он не появляется. Пятью… нет, даже одной минутой позже назначенного времени вы бы поняли, что с ним что-то произошло. Ну? Согласны?
– Заявление принято. – Чарли поднялась. Вероятнее всего, Роберт Хейворт нашел приют на половике у приятеля и в эту самую минуту наливается пивом и рвет на голове волосы, не в силах поверить, что он прокололся как пацан, забыв кредитку на видном месте, где ее и обнаружила жена.
– И это все? – процедила Наоми. – Больше вам сказать нечего?
– Заявление принято, – твердо повторила Чарли. – Спасибо за предоставленную информацию, мы ее непременно проверим и сообщим вам сразу же, как только будут новости. Как с вами связаться?
Наоми принялась копаться в сумке, бормоча что-то явно нелицеприятное. Волосы упали на глаза, она ткнула прядь за ухо, грязно ругнувшись сквозь зубы. Впечатляюще, подумала Чарли. В присутствии полиции средний обыватель, как правило, старается придерживать язык, а уж если что сорвется нецензурное – тут же спешит извиниться. Странно, конечно, ведь сами копы в выражениях себя не стесняют. Инспектор Джайлз Пруст, насколько известно Чарли, – единственное исключение.
Вместе с визиткой Наоми швырнула на стол фото, где она была снята с темноволосым мужчиной в очках без оправы, с узкими прямоугольниками стекол. Крупный привлекательный шатен смотрел перед собой с таким видом, словно играл с камерой в гляделки.
– Вот! Учтите – если не вы со мной, так я с вами свяжусь, и очень скоро. А что я должна делать, по-вашему, – сидеть и ломать руки, не зная, жив Роберт или нет?
– Считайте его живым, пока не появится основательная причина предполагать иное, – сухо посоветовала Чарли. Боже, это не женщина, а ходячая драма.
Чарли взяла визитку и недоуменно сдвинула брови:
– Пансионат «Серебряный холм». Шале класса люкс…
Наоми моргнула и дернулась.
– Мне казалось, вы мастер по изготовлению солнечных часов, разве нет?
– Я не ту визитку дала. Просто я… Просто… – Покраснев до корней волос, Наоми снова полезла в сумочку.
– Вы останавливались в одном из этих шале с мистером Хейвортом? – Чарли стало любопытно, чтобы не сказать больше, аж в носу засвербило от желания разнюхать тайну.
– Я сказала, где бываю с Робертом. Только в «Трэвелтел». Вот!
На сей раз в сторону Чарли полетела нужная карточка, с цветным изображением солнечных часов. Накрененная полусфера из зеленоватого камня с золотыми римскими цифрами и гигантским золотым крылом бабочки в центре. От латинской фразы, выписанной золотой вязью, видна была лишь часть: Horas non.
Чарли поразила элегантность карточки.
– Это ваша работа? – спросила она.
– Нет! – съязвила Наоми и обожгла ее взглядом. – Я постаралась, чтобы моя визитка стала рекламой продукции моих конкурентов!
Ладно, вопрос тупой. Но и ответ не блестящий. Сколько «конкурентов» может быть у изготовителя солнечных часов?
– А что такое «Horas non»?
Наоми вздохнула, застигнутая врасплох неожиданным вопросом.
– «Horas non numero nisi aestivas». «Я отсчитываю только солнечные минуты», – отозвалась она скороговоркой, явно мечтая покончить с этим.
«Солнечные минуты» напомнили Чарли о близком отпуске. И об Оливии. Она кивнула Саймону, чтобы тот сам закруглялся, и вышла из кабинета, с удовольствием позволив себе не придержать дверь. За спиной хлопнуло.
В коридоре она сразу же включила мобильник, нажала кнопку повтора вызова и облегченно выдохнула, уже после второго гудка услышав голос сестры.
– Ну, докладывай, – прошамкала Оливия. Небось чипсы жует. Копченый лосось, сметана и сыр – ее любимые. Или круассаны с шоколадной начинкой. В общем, что-нибудь упакованное и готовое к употреблению, чтобы можно было сразу запихать в рот. Чарли не уловила и намека на тревогу в голосе сестры, когда та продолжила: – Что за очередной подвиг идиотизма ты совершила?
Нелестный подтекст был очевиден, но Чарли предпочла обдумать его позже. Она хохотнула – довольно убедительно – и начала свою исповедь.
– Гномон[3], – протянул Саймон. – Любопытное словечко.
На мониторе перед ним была открыта домашняя страница веб-сайта Наоми Дженкинс. По отделу уголовного розыска будто ураган прошел: на столах груды бумаг, пол усеян раздавленными пластиковыми чашками из-под кофе; тишину нарушает только мерный гул компьютеров. Селлерс исчез, гнус Гиббс тоже испарился, угловая стеклянная кабинка инспектора Пруста пуста.
Чарли вгляделась в экран поверх плеча Саймона.
– «Гномоны отбрасывают тень», – прочитала она вслух. – Если не ошибаюсь, в этом и заключается механизм работы солнечных часов, по тени определяют время. Смотри-ка! Она и маленькие часы делает. Я бы заказала себе на подоконник.
– На твоем месте я воздержался бы от заказа. Боюсь, мисс Дженкинс тебе зубы выбьет. Надо же, каких тут только часов нет: настенные и на цоколях, вертикальные и горизонтальные, медные, из камня и стекловолокна. Впечатляет, верно?
– Ага. Все нравятся, кроме вот этих. – Чарли ткнула пальцем в снимок простого каменного куба с треугольными гномонами из железа, прикрепленными с двух сторон. – Для своих часов я бы выбрала латинскую фразу. Как думаешь, она сама буквы вырезает? Тут вроде сказано «ручная работа»…
– «Время – всего лишь тень», – прочитал Саймон. – Интересно, хоть кто-нибудь заказал такие часы? Только представь – ты сажаешь цветы в саду или загораешь, а рядом торчит напоминание о том, что с каждой секундой смерть все ближе.
– Изящно сказано, – отозвалась Чарли, думая о другом: в курсе ли Саймон, что он ей осточертел. Или довел ее. Неважно. Она, конечно, старалась скрыть это, но, может, он все-таки уловил? – А что скажешь о мисс Дженкинс?
Саймон оставил в покое клавиатуру и повернулся к Чарли:
– Она преувеличивает опасность. Принимает все слишком близко к сердцу. Слегка неуравновешенна. Сама проговорилась, что приступы паники случались и раньше.
– Как по-твоему, откуда такая злость на нас и возмущение? Мы вроде уделили ей максимум внимания, разве нет? И почему она сказала, что не боится полиции? Странное заявление, ты согласен? Ни с того ни с сего… – Чарли кивнула в сторону монитора: – На сайте есть что-нибудь о ней? Личная страничка, к примеру?
– Хейворт этот, видно, от нее бегает, и я его не виню, – сказал Саймон. – Да, он поступает как трус и все такое, но посуди сама – как с такой женщиной мирно расстаться?
– Он еще и жениться обещал, так что кинул по полной. Почему мужики такие козлы?
Во весь экран возникло фото Наоми Дженкинс. Она улыбалась, сидя на огромной черной полусфере солнечных часов, откинувшись на серебряный конус стрелки. То есть гномона. Слово не из обычных, еще запомнить надо, подумала Чарли. На снимке Наоми была в красных бриджах и блекло-голубой трикотажной рубашке, рыжеватые волосы стянуты в хвост.
– Вроде женщина как женщина, – отметил Саймон. – Успешная, счастливая.
– Это ее веб-сайт, – возразила Чарли. – Она сама его придумала.
– Не сама. Разработчик «Саммерхаус веб-дизайн». Видишь, внизу страницы?
Чарли фыркнула:
– Да не буквально! Я имею в виду, что она предоставляла всю информацию, отбирала снимки. И делала это наверняка очень тщательно, чтобы не оттолкнуть, а привлечь потенциальных заказчиков.
– Считаешь, она лжет?
– Не уверена. – Чарли в задумчивости грызла ноготь. – Может, я ошибаюсь, но… Даже не знаю. Это всего лишь догадки, только я сильно сомневаюсь, что ее проблемы начались с пропажи любовника. Как бы там ни было – найди Хейворта, убедись, что он жив-здоров, и делу конец. А я тем временем… отправляюсь валяться на пляжах Андалусии.
Чарли блаженно зажмурилась. У нее уже больше года не было пяти выходных подряд. И вот теперь ее ждет целая отпускная неделя. Она будет отдыхать как нормальный человек. Неужели правда?
– Вот тебе визитка нашего гномона в женском обличье, – добавила Чарли. – Мне в ближайшее время не понадобится. Не собираюсь портить свой релакс общением с этой дамочкой. Хочешь, оставлю и карточку «Серебряного холма» – так, на всякий случай? Тут мисс Дженкинс определенно соврала: когда я прочитала название, у нее такой вид был, вроде я ей пощечину отвесила. Держу пари, они с Хейвортом там были. – Чарли перевернула карточку. – Хм. Трансфер из аэропорта Эдинбурга. По желанию клиента – блюда домашней кухни. Спа. Все кровати «кинг-сайз»… Не хочешь отдохнуть там с Элис?[4]
Черт! Ну зачем? Кто ее за язык тянул?
К счастью, Саймон будто и не услышал.
– А как тебе история с ужасами за окном? – спросил он. – Думаешь, она действительно что-то увидела?
– Ой, я тебя умоляю! Чушь полная. Мало ли что раздерганной женщине почудится.
Саймон кивнул:
– Уверяет, что Роберт Хейворт помешан на контроле, а по мне, так это у нее самой насчет порядка пунктик. Рассказывать она может только хронологически, приказывает нам немедленно отправиться к Хейвортам… – Саймон взял со стола фотографию Наоми и Роберта, пригляделся. На заднем фоне, поверх ряда припаркованных у тротуара машин, видна была вывеска «Бургер кинг». – Похоже, снято у входа в «Трэвелтел», – заметил он.
– Очень живописно.
– Как-то все у них странно и грустно. Встречаются уже год, а он ни разу не был у нее дома.
– Их отношения – вообще единственная загадка во всей этой истории, – отозвалась Чарли. – Вот скажи мне, что с парнем не так, если любимая женщина не хочет знакомить его со своей лучшей подругой?
– Может, она стыдится подруги, а не Роберта? – предположил Саймон.
– Ладно. Ну а что может быть общего у претенциозной дамочки, которая ваяет солнечные часы и носит дизайнерские сумки, с нищим водилой?
– Физическое влечение? – Саймон, похоже, не горел желанием развивать эту тему.
Чарли едва не съязвила: «В смысле – секс?» – но вовремя прикусила язык.
– Между прочим, мистер Хейворт совсем не похож на дальнобойщика.
– Я не знаю ни одного дальнобойщика, – пробормотал Саймон мрачно, словно именно сейчас обнаружил большое упущение в своей жизни.
– Что ж… – Чарли хлопнула его по спине, – теперь наверстаешь. Как найдешь его – кинь мне эсэмэску. Ты не представляешь, как расцветит мой отпуск новость о том, что Роберт Хейворт эмигрировал на хрен в Австралию, лишь бы его Гномон осталась с носом. Хотя нет, я передумала, не надо никаких сообщений. В мой предыдущий отпуск Пруст писал мне минимум раз в день, свинья. Все дела побоку.
Чарли закинула сумку на плечо и принялась собирать вещи. Все, что связано с работой, подождет, а вот объяснение, которое потребовала от нее Оливия, ждать не будет. Отсюда Чарли ехала прямо в аэропорт, и когда она встретится с сестрой, то так просто, как по телефону, не отвертишься. Откуда в ней эта непреодолимая тяга докладывать Оливии обо всех своих ляпах? Только выложив все начистоту, Чарли снова обретала уверенность в себе, и так было всегда, с самого детства. Зато сегодня ей удалось поразить Оливию настолько, что та целых три или даже четыре секунды не могла найти слов. Такого еще не случалось.
– Представления не имею, почему я так поступила, – сказала Чарли сестре. И не соврала.
– У тебя еще есть время, чтобы пораскинуть мозгами и найти правдоподобный ответ, – сообщила ей Оливия, обретя дар речи. – Учти, в Хитроу я задам тот же вопрос.
«Даже если я соображу, чем заткнуть тебе рот, – думала Чарли, – то для себя самой объяснения все равно нет».
Глава третья
Вторник, 4 апреля
За барной стойкой «Звезды» торчит лишь тощий коротышка, длиннолицый и носатый. Насвистывая, он протирает бокалы обтрепанным зеленым полотенцем. Только-только перевалило за полдень, и мы с Ивон – первые клиенты. Подняв глаза, он одаривает нас лошадиной улыбкой. У него странный череп: над ушами впадины, будто голову когда-то сдавили гигантским пинцетом.Как по-твоему, верно я его описала? Ты ведь вообще определений не даешь. Думаю, не хочешь навязывать людям свое мироощущение и потому используешь самые простые существительные: грузовик, дом, бар. Нет, неверно. Ни разу не слышала от тебя слова «бар». Ты говоришь «пивнушка», что может, наверное, сойти за определение.
Не понимаю, почему я так расстроилась, когда увидела, что в баре никого, за исключением смешного человечка за стойкой. Конечно, я не рассчитывала найти здесь тебя. А если у меня была хоть малейшая надежда – значит, я себя обманывала. Если ты мог прийти сюда выпить, то мог и со мной связаться. Заметив мое разочарование, Ивон сжимает мне руку.
По крайней мере, я точно знаю, что пришла туда, куда надо. Все сомнения исчезли, едва мы с Ивон переступили порог. Рассказывая о «Звезде», ты имел в виду именно этот бар. Меня не удивляет, что ты выбрал заведение в стороне, на берегу реки. Хотя бар и в самом центре города, но с главной улицы Спиллинга не виден – надо пройти по узкому проулку между багетной мастерской и Центром альтернативной медицины, а потом еще вглубь, мимо Блентайр-парка.
Одна узкая комната с барной стойкой в дальнем конце – вот и вся «Звезда». Сырой воздух пахнет пивной пеной и застарелым табачным дымом.
А бармен все улыбается.
– Доброго утречка, леди. Точнее – доброго вам денечка. Чего изволите?
Ясно. Похоже, из юношей, которые разговаривают по-стариковски. С чего, собственно, я расстроилась? Теперь я даже рада, что не нужно выбирать собеседника – просто не из кого. Можно сосредоточиться на том, о чем хотелось спросить.
Стены бара увешаны старыми газетными вырезками в рамках: «Роундесли телеграф», «Роундесли ивнинг пост». Я пригляделась к ближайшей. В одной из колонок рассказ о казни 1903 года на городской площади Спиллинга иллюстрирован снимками: виселица и рядом – незадачливый преступник. Вторая колонка озаглавлена «Фермер из Силсфорда получил приз за лучшего борова». Хозяин и призовой боров по кличке Хрюн, оба крайне гордые, запечатлены на карандашном рисунке.
Слезы застилают глаза. Наконец-то я вижу то, что видел и ты. Твой мир. Вчера твой дом, сегодня бар, где ты часто бываешь. Такое ощущение, будто я на экскурсии по твоей жизни. Я надеялась стать ближе к тебе, но выходит совсем наоборот. Ужасное чувство. Мне кажется, передо мной твое прошлое, а не настоящее, которое я могу разделить с тобой. Я будто в ловушке – за стеклянной стеной или за кольцом желтой полицейской ленты, – и мне никак не дотянуться до тебя. Хочется в голос выкрикнуть твое имя.
– Мне двойной джин-тоник, пожалуйста, – жизнерадостно говорит Ивон. Ради меня старается, словно мы сюда развлечься пришли. – А тебе, Наоми?
– Лимонное пиво, – ответил за меня мой голос. Сто лет не пила лимонного пива. Во время наших встреч позволяю себе лишь капельку «пино гриджио», которое ты приносишь, и чай, которым нас обеспечивает «Трэвелтел».
Бармен кивает:
– Сей секунд. – Акцент выдает уроженца Роундесли.
– Вы знаете Роберта Хейворта? – Я в отчаянном положении и не могу тратить время на обдумывание тактичных подходов. Ивон округляет глаза: я клятвенно заверяла ее, что не стану лезть на рожон.
– Не-е-е. А че? Должен знать?
– Он у вас постоянный клиент. Бывает здесь регулярно.
– То есть мы так думаем, – поправляет Ивон.
Сегодня она моя осторожная тень. Наедине со мной она самоуверенна и полна сарказма, но на людях склонна уважать правила поведения. Возможно, тебе это проще понять, чем мне. Когда ты встревожен и выглядишь очень далеким, я часто думаю, что внутри тебя идет борьба, что тебя тянет одновременно в разные стороны. Со мной такого не бывало даже до знакомства с тобой. Я всегда была прямолинейна, и с той минуты, как я тебя увидела, меня тянуло только к тебе. Только в твою сторону. Никуда больше.
– Он постоянный ваш клиент, – повторяю я твердо.
Сегодня утром, просмотрев «Желтые страницы», Ивон нашла трех претендентов, как она выразилась, – паб «Звезда» в Спиллинге, кафе «Звезда и Подвязка» в Соминхэме и бар «Звезда» в Силсфорде. Последние два варианта я тут же отмела: Соминхэм черт знает где, да и городишко мрачный, а бар «Звезда» я хорошо знаю. Если клиент живет неподалеку, я заскакиваю туда на чашку экологически чистого мятного чая. Представив тебя на тамошнем кожаном пуфе, изучающим меню напитков, я чуть не расхохоталась.
– У меня есть его снимок в мобильнике, – говорю я бармену. – Вы его сразу узнаете, как увидите.
Он дружески кивает и говорит, выставляя на стойку наши бокалы:
– Может, и узнаю. С вас восемь двадцать пять, будьте любезны. А может, и нет. В лицо-то я скольких помню, а как звать-прозывать, не ведаю.
Вытаскивая мобильник из сумки, я готовлюсь к худшему. Это уже вошло в привычку, но легче не становится. С каждым разом только тяжелее. Я готова завыть при виде телефона: конвертика на экране по-прежнему нет. Ты мне не пишешь. В груди теснит от боли, страха и отчаянного нежелания верить в то, что происходит. Окажись сейчас рядом сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус, им бы не поздоровилось. Уж я столкнула бы их непрошибаемыми, безответственными лбами – только искры полетели бы. Эти двое разве что вслух не заявили, что и пальцем не пошевелят ради Роберта.
– А как насчет Шона и Тони? – Я прокручиваю «галерею» в поисках нужного фото, а Ивон расплачивается за напитки.
Вопрос почему-то веселит бармена.
– Шон и Тони? – булькнув смешком, повторяет он. – Шутить изволите, э-э?
– Вовсе нет. – Забыв про телефон, я вскидываю голову. Сердце ухает. Эти имена – явно не пустой звук для него.
– Честно? Ну так я и есть Шон. И Тони здесь работает. Вечером придет.
– Но… – От растерянности я не нахожу слов. – Роберт о вас так говорил, будто…
Я была уверена, что ты приходил сюда вместе с Шоном и Тони. Хотя если подумать, ты такого не говорил. Я сама придумала. Сделала неверный вывод.
Ты приходишь сюда один. И уже здесь встречаешься с Шоном и Тони – барменами «Звезды».
Я снова утыкаюсь взглядом в телефон – не хочу, чтобы Ивон заметила мое потрясение. Что может принести эта неожиданность? Только хорошее, разве нет? Я нашла Шона и Тони. Они тебя знают, они твои друзья. Мне нужно лишь показать фото Шону. Я выбираю снимок, где ты стоишь у своего грузовика рядом со входом в «Трэвелтел», и протягиваю мобильник бармену.
Он моментально тебя узнает – я вижу это по его лицу.
– Элвис! – весело хмыкает он. – Мы с Тони зовем его Элвисом. Он не обижается.
Я зажмуриваюсь, чтобы слезы не брызнули. Шон в самом деле твой друг! Прозвища дают друзьям, верно?
– А почему вы так его зовете? – интересуется Ивон.
– Ясно почему!..
Мы с Ивон мотаем головами.
– Да он же прям копия Элвиса Костелло[5], только побольше. Элвис, который пирожков наелся. – Шон хихикает над собственной шуткой. – Мы с Тони так ему всегда и говорим.
– То есть вы не знали, что его зовут Роберт Хейворт? – уточняет Ивон. Краем глаза я вижу, что смотрит она на меня – не на Шона.
– А он нам, кажется, имени-то своего и не называл. Элвис и Элвис. Как он, в порядке? Мы с Тони как раз вчера вечером его вспоминали – дескать, чего-то Элвис не появляется.
– Когда? – криком вырывается у меня. – Когда вы его в последний раз видели?
Шон сдвигает брови. Я его напугала. Идиотка.
– А вы вообще кто? – спрашивает он.
– Я подруга Роберта. – Никогда такого не говорила, а сейчас хочется повторять снова и снова. Если бы я могла сказать «жена»…
– Он когда-нибудь упоминал имя Наоми? – слышу я голос Ивон.
– Не-а.
– А Джульетта?
Бармен качает головой. Явно осторожничает.
– Послушайте, это очень важно, – говорю я как можно спокойнее, приглушив голос. – Роберт пропал. С прошлого четверга…
– Погоди, – прерывает меня Ивон, касаясь моей руки. – Это предположение, наверняка мы не знаем.
– Знаем! Я знаю. – Я отдергиваю руку и снова обращаюсь к Шону: – Когда вы его видели?
– Где-то около того, – задумчиво кивает бармен. – В четверг. Или в среду. Как-то так. А он обычно каждый вечер заглядывает пивка глотнуть да поболтать, вот мы с Тони и удивились, что его несколько дней подряд нет. Хотя это обычное дело. Ходит-ходит клиент к нам, годами ходит как часы, а потом вдруг – бац! И нету его. И больше носа не кажет.
– А он не предупредил, что уедет куда-нибудь? – спрашиваю я, уже зная ответ. – Не говорил об отпуске и тому подобном?
– Может, упоминал Кент? – добавляет Ивон.
Бармен качает головой:
– Не-а, ниче такого не говорил. Наоборот, как всегда, «До завтра» сказал и отвалил. – Шон опять смеется. – Знаете, он любит сказануть: «До завтра. Увидимся, если доживем». Представляете? Если доживем! Каков негодник.
Опустив голову, я смотрю на темный дощатый пол, пульс стучит в ушах. При мне ты ничего подобного не произносил. А вдруг ты хотел так намекнуть Шону о чем-то? И вдруг на этот раз не дожил?
Ивон благодарит бармена за помощь, словно разговор уже закончен. Только теперь я понимаю, что надолго онемела.
– Погодите! – Я вытаскиваю себя из марева ужаса. – Как ваша фамилия? И Тони – как его фамилия?
– Наоми… – У Ивон испуганный голос.
– Ничего, если я назову ваши имена полиции? Повторите им все, что рассказали нам, и подтвердите, что Роберт пропал!
– Шон этого не говорил, – возражает Ивон.
– А я не против, называйте. Мы ж с Тони и вправду решили, что дело нечисто. Моя фамилия Хеннед. Шон Хеннед. А Тони у нас Уилдер по фамилии.
– Жди здесь, я быстро, – прошу Ивон и вылетаю из бара, не дав ей шанса опомниться.
Снаружи я сажусь за один из белых металлических столиков, потуже запахиваю пальто, прячу ладони в рукава. Клиенты Шона еще не скоро будут выходить сюда с бокалами. Весны пока нет, одно название. Поглядывая на трех лебедей, плывущих в ряд по реке, я набираю номер, добыть который оказалось непросто, добрый час утром потратила, чтобы узнать, как напрямую соединиться с отделом уголовного розыска полиции Спиллинга. Хотела тут же позвонить – узнать, что конкретно предпринимают для твоих поисков сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус, но Ивон удержала. Дескать, я тороплю события и надо дать людям время.
Я-то уверена, что люди эти ровным счетом ничего не делают. Вряд ли кто-нибудь из них оторвал задницу от стула ради того, чтобы помочь тебе. Они с ходу решили, будто ты меня бросил, предпочел остаться с женой, а мне в лицо сказать боишься. Только ты и я знаем, до чего это нелепо.
Трубку снимает детектив-констебль Гиббс. Говорит, что ни Зэйлер, ни Уотерхауса нет на месте. Манеры у Гиббса бесцеремонные, на грани хамства. Цедит слова, будто мои вопросы ему противны и он мечтает побыстрее отделаться. По крайней мере, такое у меня впечатление. Должно быть, уже наслышан обо мне и считает, что я прицепилась к тебе как репей, не даю продыху, да еще и полицейских не по делу дергаю. Я говорю, что хочу оставить сообщение, и Гиббс якобы берет ручку и записывает данные Шона и Тони. Вранье. «Есть», – рявкает он чересчур быстро. Если человек действительно что-то записывает под диктовку, это всегда можно понять. Он бормочет себе под нос, повторяет слова, переспрашивает.
Детектив-констебль Гиббс ничего такого не делает. И дает отбой, не дослушав меня.
Я подхожу к выкрашенным белой краской железным перилам, что отгораживают террасу от реки. Надо еще раз позвонить в участок, потребовать самого старшего, кто у них там есть – главного констебля, главного суперинтенданта, – и закатить скандал, чтобы неповадно было так со мной обращаться. Скандалистка я феноменальная. Собственно, потому мы с тобой и познакомились, потому ты в меня и влюбился. Та к ты всегда говоришь. Я не догадывалась, конечно, что ты наблюдаешь за мной, прислушиваешься, иначе поумерила бы слегка свой пыл. Какое счастье, что вышло по-другому. «Прекрасная в своей ярости». Так ты назвал меня в тот день.
Тебе самому и в голову не придет чем-нибудь возмутиться – я имею в виду, в твоих собственных интересах, а меня ты всегда готов поддержать. Но потому-то тебя и восхищает мой боевой дух, мое убеждение, что беды и убогость – вовсе не обязательная составляющая жизни.
Мне хватает наглости до смешного высоко задирать планку требований, и тебя это поражает.
Не могу сейчас вернуться в бар – слишком взвинчена. Злые слезы жгут глаза, размывая очертания серой холодной реки. Терпеть не могу себя, когда плачу, просто ненавижу. Ничего хорошего слезы не приносят. И где все мои клятвы быть сильной и стойкой, торчу тут на террасе и плачу. Одна патетика.
Ивон опять скажет, что надо дать людям время, но с какой стати? Где, спрашивается, сейчас сержант Зэйлер и констебль Уотерхаус? Почему не в «Звезде»? Почему не расспрашивают Шона о тебе? Дадут ли они себе труд доехать до твоего дома и поговорить с Джульеттой? Пропавшие без вести любовники наверняка числятся последними в списке их забот. Особенно теперь, когда вся страна наводнена маньяками, готовыми взорвать себя, а заодно вагон, полный ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. Полицейских в наши дни интересуют только массовые преступления.