Страница:
– Привет? – Приветствие прозвучало как вопрос.
– Миссис Джульетта Хейворт?
Блондинка кивнула.
– Роберт Хейворт, ваш муж, дома? Он мне нужен на пару слов.
– А вы?…
Саймон терпеть не мог называть себя, ненавидел собственное имя, произнесенное собственным голосом. Детский заскок, о котором, он надеялся, никто не пронюхает.
– Детектив-констебль Саймон Уо…
Джульетта рассмеялась, оборвав его на полуслове.
– Роберта нет. Вы полицейский? Детектив? Вот дьявольщина!
– Вы знаете, где он?
– В Кенте, гостит у друзей. – Она покачала головой. – Наоми заявила, что он исчез, так? Потому вы здесь?
– Давно мистер Хейворт находится в Кенте?
– Несколько дней. Слушайте, у этой потаскушки Наоми не все дома. Черт возьми, да она просто…
– Когда мистер Хейворт вернется? – прервал ее Саймон.
– В понедельник. Желаете, чтобы я привела его в участок в качестве доказательства, что мой муж жив и я не забила его до смерти в приступе ревности? – Джульетта Хейворт скривила губы.
Любопытно, подумал Саймон. Она признает, что ревность имела место, или издевается над самой мыслью о ревности к Наоми?
– Да, было бы неплохо, если бы он подъехал в участок. Где именно он гостит?
– В Сиссинхерсте. Дать точный адрес?
– Да, если вас не затруднит.
Ответ Джульетте не понравился.
– Даннишер-роуд, дом двадцать два, – процедила она.
Саймон достал блокнот, аккуратно записал.
– Вы вообще в курсе, что она чокнутая? – злобно выпалила Джульетта. – Вы ведь видели ее? Значит, в курсе. Роберт черт знает сколько времени пытался с ней порвать, а до нее не доходит. Это даже хорошо, что вы пришли. В полицию я должна была обращаться, а не она. Как мне отвадить ее от моего дома? Что сделать, чтобы она не торчала под окнами? Имею я право подать иск, чтобы суд запретил ей приближаться к нам?
– Сколько раз она здесь появлялась против вашей воли?
– Вчера была, – сообщила Джульетта, будто не поняла вопроса. – Я случайно выглянула из окна спальни и увидела ее в саду. Эта дрянь чуть не сбежала, пока я спускалась по лестнице.
– То есть она была здесь один раз. Никакой суд не вынесет запрет на таком основании.
– А я на будущее интересуюсь. – Джульетта заговорщически понизила голос и прищурила один глаз. – Если Роберт никаких авансов ей не выдаст, а он с ней мириться не собирается, то Наоми Дженкинс разобьет палатку у нас в саду, помяните мое слово. – Джульетта рассмеялась. Перспектива ее, похоже, веселила, а не тревожила.
За все время она и полшага назад не сделала, чтобы пригласить Саймона в дом, – так и стояла в дверном проеме. За ее спиной в прихожей Саймон видел светло-коричневый палас в мелкую полоску, красный телефон на столике, разбросанную по полу обувь, мужскую и женскую. Зеркало, чем-то испачканное в самом центре, просто прислонили к выщербленной стене. Справа от зеркала висел узкий длинный календарь с фотографией Силсфордского замка и «бегунком», отмечающим дни недели, но без каких-либо записей. Ни Джульетта, ни Роберт не делали заметок на память.
– Грузовик мистера Хейворта стоит у дома, – произнес Саймон.
– Разумеется. Я сказала, что Роберт в Кенте, а не его грузовик.
– У него есть другая машина?
– Да, «вольво». И не трудитесь применять навыки детектива – сразу сообщаю, что «вольво» тоже здесь. Роберт уехал в Сиссинхерст на поезде. За рулем он работает, поэтому отдыхает без машины.
– Могу я позвонить туда, где он остановился? Вы знаете номер телефона?
– Нет. – Лицо Джульетты стало каменным. – У него есть мобильник.
Саймон насторожился.
– Если не ошибаюсь, вы сказали, что он гостит у друзей. И вам неизвестен их домашний номер?
– Это друзья Роберта, а не мои, – отрезала Джульетта и демонстративно поджала губы: мол, не стала бы якшаться с такой публикой, даже если бы муж умолял.
– Когда вы в последний раз говорили с мистером Хейвортом?
Джульетта Хейворт так откровенно пыталась от него отделаться, что в Саймоне проснулся дух противоречия.
– Не хотелось бы грубить, но вам-то что за дело? Вчера вечером, подходит? Он звонил мне вчера вечером.
– По словам Наоми Дженкинс, он не отвечает на звонки на свой мобильный.
Новость определенно воодушевила Джульетту. Ледяная маска слетела с ее лица, на губах заиграла улыбка.
– Ха! Небось эта шлюха волосы на себе рвет. Роберт не отвечает на ее звонки – конец света!
Ревность многих превращает в дикарей, с Саймоном тоже такое случалось, и не раз. Налет цивилизованности исчезает, уступая место первобытному собственничеству. Перед его глазами мелькнула картинка: Джульетта Хейворт хищно облизывает губы, склонившись над окровавленной жертвой. Хотя возможно, он несправедлив к Джульетте. Если на то пошло, Наоми Дженкинс хотела увести у нее мужа – есть от чего прийти в ярость.
Вчера Наоми записала номер мобильника Роберта. Вернусь в участок, решил Саймон, отправлю ему эсэмэску с просьбой перезвонить. Напишу что-нибудь неофициальное, даже легкомысленное, в духе Колина Селлерса.
– Можно попросить вас об одолжении? – сказала Джульетта. – Будьте так любезны, передайте Наоми, что мобильник у Роберта с собой и работает превосходно. Пусть стерва знает, что мой муж все ее сообщения получает, но игнорирует. – Она притянула к себе дверь, загораживая от Саймона прихожую. Теперь он видел лишь полукруглый столик с телефоном.
Саймон достал визитку:
– Когда мистер Хейворт вернется, попросите его немедленно связаться со мной.
– Я вам это уже пообещала. Теперь я могу идти? Вернее, не могли бы вы уйти?
Саймон без труда представил, как Джульетта разрыдается, едва закрыв за ним дверь. Она явно на грани истерики – слишком много вызова в ее поведении, слишком много театральности. Словно актриса на сцене. Быть может, Роберт Хейворт отправился в Кент, чтобы принять окончательное решение: Наоми или Джульетта? Если так, состояние его жены вполне объяснимо.
А Наоми Дженкинс, возможно, в этот самый миг, оцепенело уставившись в окно своего дома, пытается найти логику в том, что Роберт бросил ее. Только почему Саймону стало жаль именно Наоми – вот вопрос. Почему не законную жену?
– Наоми думала, что я ничего про нее не знаю. – Джульетта ехидно ухмыльнулась. – Безмозглая сучка. Само собой, я знала. Увидела ее фотографию в мобильнике Роберта. Точнее, их снимок вдвоем, в обнимку, на какой-то заправке. Романтика. Я не шпионила за мужем, просто случайно нашла фото. Роберт оставил сотовый на полу, а я украшала дом к Рождеству и наступила на него. В ужасе, что сломала, бросилась нажимать на все кнопки подряд, тут картинка и выплыла. Чудесный рождественский сюрприз, – пробормотала она скорее самой себе, чем Саймону. Взгляд ее остекленел. – А теперь меня еще и полиция дергает. По мне, так эту Наоми Дженкинс пристрелить мало.
Саймон невольно отступил от двери. Каким образом, интересно, Роберт Хейворт устраивал свои еженедельные свидания с Наоми, если жена еще до Рождества узнала о его романе? Узнай она на прошлой неделе – это могло бы объяснить его поспешное бегство к друзьям в Кент.
В глубине сознания Саймона замаячил вопрос, но обрести четкую форму не успел.
– С меня довольно! – заявила Джульетта Хейворт и захлопнула дверь.
Саймон мог бы подписаться под этими словами. Он поднял руку к звонку – и передумал. Продолжить расспросы значило бы превысить полномочия; все, что мог на данный момент, он сделал. Облегченно выдохнув, Саймон вернулся к машине, повернул ключ зажигания и ручку приемника, настроенного на Радио-4, и к первому же перекрестку выбросил из головы Роберта Хейворта с его любовным треугольником.
Чарли влетела в бар отеля «Плайя Верде», закинула сумку на высокую спинку барного стула и уселась рядом с сестрой. Хорошо еще, Оливия дождалась ее, не исполнив угрозу первым же рейсом умотать в Нью-Йорк. Господи, в этом своем черном платье с голыми плечами она здесь совершенно не к месту. Чего, собственно, Лив ожидала, если они перед самым отъездом ухватили за четыре сотни фунтов последний оставшийся вариант?
– Пусто, – сообщила Чарли, подолом юбки протирая очки от дождевых капель.
– Как это – пусто? В Испании миллион отелей. Держу пари, любой из них лучше этой гнусной конуры. – Оливия придирчиво изучила бокал с вином на свет и лишь убедившись, что он чист, поднесла к губам.
Ни одна из сестер не подумала понизить голос, хотя неподалеку стоял бармен – старик, у которого на плечах были вытатуированы большие темно-синие бабочки. Чарли уже подслушала, как он делился с одним из посетителей историей своей жизни. Родом из Суонси, два десятка лет проработал инструктором по вождению, а потом перебрался сюда. «И не скучаю, – сказал он. – Британия уже не та. Изгадили страну». Выражая преданность новой родине, бармен считал своим долгом сообщать каждому переступившему порог бара, что бутылка сангрии до конца недели продается за полцены.
Этим вечером Чарли с Оливией были его единственными клиентами, помимо четы толстяков с кожей цвета апельсиновой цедры. Сидя в окружении чемоданов, супруги нависли над серебряным блюдцем с горсткой арахиса и время от времени тыкали толстыми пальцами в орешки, будто надеясь, что те оживут. Бармен включил Рода Стюарта, но так тихо, что желающим разобрать голос певца пришлось бы напрячь слух.
Стены бара «Арена» пестрели обоями в синекрасно-зеленую клетку, металлические рейки подвесного потолка пожелтели от табачного дыма. Но тем, кого нелегкая занесла в «Плайя Верде», приходилось мириться с «Ареной»: здесь хотя бы продавали спиртное. В крохотном номере, куда поселили Чарли с Оливией, отсутствовал мини-бар. Этот чудовищный факт едва не доконал Оливию; она никак не желала поверить, открывала дверцы шкафа, выдвигала ящик за ящиком, заглядывала внутрь каждого и все твердила: «Так не бывает. Наверняка где-то здесь».
Тюлевую занавеску, провонявшую застарелым табаком и пылью, определенно стирали в прошлом тысячелетии. Кровать, выбранная Оливией из-за близости к ванной, почти загораживала вход. Если бы Чарли приспичило ночью в сортир, пришлось бы лезть через голову сестры. Днем Чарли протиснулась в туалет и обнаружила засохшую пасту на одном из пластиковых стаканчиков и мокрый волос в сливном отверстии ванны. Пожарная сигнализация уже успела сработать дважды без видимых причин и выла по три четверти часа, прежде чем кто-то из служащих додумывался ее отключить.
– В Интернете искала? – спросила Оливия.
– А где я, по-твоему, провела последние два часа?
Чарли вздохнула и заказала имбирный бренди, с фальшивой улыбкой вновь отклонив щедрое предложение бармена взять сангрию по дешевке. Тот не забыл в очередной раз напомнить, что ей следует поторопиться: специальная цена действует только до конца недели. Решив, что в подобных условиях сигареты вряд ли повредят здоровью, Чарли закурила и глубоко затянулась. Конец недели казался не ближе конца света, а значит, у нее масса времени, чтобы убить себя, если ситуация не изменится к лучшему. Может, устроить теракт и подорваться вместе с дерьмовым отелем?
– Поверь мне, ничего из того, что предлагают в Интернете, ты не одобрила бы.
– Ага! Значит, все-таки отели со свободными номерами есть?
– Несколько. Но либо без бассейна, либо без кондиционеров, либо не на самом берегу, либо одноразовое питание в буфете…
– Какие, к чертям, кондиционеры с бассейнами. Ты глянь, что за окном творится, – дождь и холод. Говорила же тебе, что в Испании еще не сезон.
Тугой горячий ком грозил взорваться в груди Чарли.
– А еще ты говорила, что не вынесешь долгого перелета.
Оливия предложила отдохнуть в июне, чтобы не напороться, по ее выражению, на погодную и людскую горячку. Чарли идея пришлась по душе, потому что ей меньше всего улыбалось наблюдать, как сестричка в шесть утра выпрыгивает из постели, скачет к окну и рычит: «Видеть больше солнца не могу!» Увы, инспектор Пруст разметал их планы в прах. Сказал, что в июне и так слишком многих не будет. У Гиббса медовый месяц, а Селлерс еще раньше застолбил «левый» отпуск со своей подружкой Зуки. Официальная версия гласит, что он примет участие в загородном командном тренинге. Его законная жена Стейси будет в Спиллинге, где запросто может натолкнуться на Чарли, Саймона, Гиббса, Пруста – то есть любого из тех, с кем Селлерс должен в это самое время болтаться на «тарзанке» и ползать по грязи в деревенской глухомани. Чарли только поражалась, что Селлерсу так долго удается двойная жизнь – учитывая его неуклюжее вранье.
– То есть ты не возражаешь против отеля без бассейна и кондиционеров? – уточнила Чарли. Проблема решалась подозрительно легко, где-то таилась ловушка.
– Я возражаю против того, что солнца нет. И против того, что здесь холоднее, чем в Лондоне. – Оливия сидела на барном стуле скрестив ноги, выпрямив спину и выглядела невозможно элегантной, но глубоко разочарованной. Точь-в-точь соблазненная и брошенная дама из фильмов, которые Чарли ненавидела, – длинных, нудных, полных шляпок и запятнанных репутаций. – Однако с этим я ничего поделать не могу и уж точно не намерена валяться у бассейна под ливнем. – Ее глаза вдруг загорелись: – А нет случайно отеля с миленьким крытым бассейном? И еще хочу спа! Да-да, спа – это было бы чудесно! Обожаю сухую флотацию, обертывания и всякое такое.
У Чарли сердце ухнуло в желудок. Ну почему хоть раз не удалось обойтись без нервотрепки? Неужели она слишком много просит? Общаться с Оливией – одно удовольствие, но лишь в идеальных условиях.
– Такие отели я не смотрела, но если свободные номера и найдутся, нам они не по карману.
– Плевать на деньги, – парировала Оливия.
У Чарли внутри будто засела сжатая пружина, которую надо держать что есть сил, иначе выстрелит и сокрушит все.
– А мне, к большому сожалению, не плевать. Если хочешь, могу, конечно, поискать номера в разных отелях…
С финансами у Оливии дела обстояли куда хуже, чем у Чарли. Журналист на вольных хлебах, она выплачивала колоссальную ипотеку за квартиру, а семь лет назад ей поставили диагноз рак яичников. Операция по удалению яичников и матки была неизбежна и спасла ей жизнь. И с тех пор Оливия сорила деньгами, как избалованное дитя аристократов. Не вылезала из-за руля своего «БМВ-Z5», а случались с машиной неполадки – не моргнув глазом катила на такси через весь город. От подземки она во всеуслышание отказалась навсегда, наряду с глажкой одежды и упаковкой подарков. Тревога за финансовую ситуацию сестры нередко аукалась Чарли бессонницей. Ее тяготила мысль, что Оливия безнадежно утонула в долгах.
– Раз с отелями ничего не выходит, пожалуй, надо придумать нечто противоположное, – поразмыслив, протянула Оливия.
– В каком смысле – противоположное? – удивленно вскинулась Чарли.
Сестра давно и однозначно наложила вето на самообслуживание в кормежке, хотя Чарли и обещала закупать продукты и готовить на двоих. С точки зрения Чарли, сварганить полдюжины тостов утром и миску салата днем – невелик труд. Сестричке бы день-другой побыть в шкуре полицейского.
– В смысле – кардинально. Турпоход, к примеру, палаточный лагерь, все такое.
– Турпоход? – Чарли не верила собственным ушам. Услышать такое от женщины, которую не затянешь в Гластонбери, где в отеле туалетная бумага не того сорта?
– Ну это же вынужденно. Я хотела отдохнуть в симпатичном испанском отеле, под ласковым июньским солнцем. Похоже, это невыполнимо, а издеваться над своей мечтой я не позволю. Уж лучше тогда гнить в палатке. Дерьмо оно и есть дерьмо. Туристам положено спать на голой земле под рваной тряпкой и всухомятку уминать разную гадость из пакетов…
– Боюсь, попытка закончится плачевно. Ты растаешь, как злая волшебница из страны Оз – только грязная лужа и останется.
– Ладно. Тогда махнем к родителям, а? Мы лет сто вдвоем у них не были. Мама спит и видит, что мы приедем. Они оба постоянно спрашивают, когда меня ждать, – и между строк я улавливаю легкую угрозу лишить наследства.
Чарли поморщилась. Родители недавно вышли на пенсию и переехали в Фенвик, деревеньку на побережье Нортумберленда, где обнаружили в себе страсть к гольфу, несовместимую с самой идеей игры, предполагающей приятный досуг. Оба вели себя так, словно их приняли на работу под названием «гольф» и уволят в случае недостаточного усердия. Оливия побывала с ними в клубе и доложила сестре, что «мама с папой расслабились на полную катушку – примерно как наркокурьеры на таможне в аэропорту».
Чарли сильно сомневалась, что ей достанет жизненных сил, чтобы выдержать всех трех самых близких родственников разом. Отдых и родители несовместимы. Но ведь она и вправду сто лет к ним не выбиралась. Может, Оливия и права.
Бармен сделал музыку погромче. «Первой раны глубже нет», – сладко хрипел Род Стюарт.
– Моя любимая. – Старик подмигнул Чарли. – У меня и майка есть со словами «Бог по имени Род». Всегда ее ношу. А сегодня вот не та. – Он в изумлении уставился на свою грудь.
Род Стюарт, обои в клеточку… Чарли вдруг осенило.
– Знаю! – воскликнула она. – В Шотландию поедешь?
– Да куда угодно, лишь бы нормально отдохнуть. Но почему именно в Шотландию?
– Почти рядом с родителями, можно к ним пару раз выбраться, но без ночевок. Проглотим мамин фирменный ланч – и улизнем…
– Куда?
– У меня случайно оказался проспект одного пансионата. Там шале…
– Господи!
– Нет, сначала выслушай. Место вполне приличное.
– Угу, – капризно простонала Оливия. – С мерзкой жрачкой.
– «По желанию клиента – блюда домашней кухни», – процитировала Чарли.
– Три раза в день? Завтрак, обед и ужин?
Черт. Может ли человек мечтать о порции выпивки, да покрепче, в тот самый момент, когда алкоголь обжигает горло? Чарли снова закурила.
– Давай позвоним и все узнаем. Но если честно, Лив, реклама мне понравилась. Кровати кинг-сайз и прочая роскошь. Одним словом, шале класса люкс.
Оливия расхохоталась:
– Ты не клиент, а мечта жуликов. Теперь все кому не лень называют себя «люкс». Любая занюханная ночлежка, любой…
– Я точно помню, что там и спа имеется, – оборвала ее Чарли.
– Перевожу: сарай-развалюха с ледяной лужей внутри.
– Ты, кажется, жаждешь особых процедур? Могу устроить сухую флотацию. Поднимемся в номер, я скину тебя с балкона, идет?
Верно говорят, что в каждой шутке подстежка серьезная.
– Да, я осторожничаю. И не смей меня за это обвинять. – Оливия оглядела сестру с ног до головы, будто впервые увидела. – С какой стати я должна верить сумасшедшей, – она понизила голос до свирепого шепота, – которая придумала себе любовника!
Чарли отвернула лицо, выпустила колечко дыма. Господи, ну почему ее так тянет всем делиться с сестрой? Знает же прекрасно, что в ответ та выдаст убойный залп насмешек.
– Имя ему, конечно, дала? – поинтересовалась Оливия.
– Я не хочу продолжать эту тему. Дала. Грэм.
– Грэм?! Господи!
– Завтракала в то утро хлопьями «Голден Грэм». Выжата была как лимон – не до фантазий.
– Интересный подход. Если б я последовала твоему примеру, то бегала бы на свидания с Яблочно-коричным Рулетом. И что, Саймон тебе поверил?
– Не знаю. Надеюсь. Кажется, да. В любом случае он не очень вслушивался.
– Как насчет фамилии нашего Грэма? Обезжиренное Молоко?
Качая головой, Чарли без энтузиазма улыбнулась. Способность посмеяться над собой считается достойным качеством. Вот только Оливия слишком часто испытывала это качество на прочность.
Знать бы, рассказал ли Саймон ее историю Селлерсу и Гиббсу. Или инспектору Прусту. Всему отделу известно, что Чарли – стихийное бедствие в сфере любви. Ни для кого не было секретом, что она сохнет по Саймону, а он ее послал. И каждый из коллег был в курсе: за последние три года Чарли переспала с таким количеством мужиков, что лучше не считать.
Чарли уже прикипела к своей лжи, срослась с новым статусом и вытекающим из него чувством собственного достоинства. Пусть бы Саймон поверил в то, что у нее появился приятель. Не для разового перепихона, а возлюбленный. Настоящий. Как у большой девочки.
Чарли не рассказала сестре про Элис Фэнкорт и Саймона. Слишком было больно. С чего вдруг Саймон вспомнил об Элис – после почти двухлетней разлуки? Ничего из их встречи хорошего не выйдет. Чарли рассчитывала, что он забыл Элис или на пути к тому, чтобы забыть.
Между ними ведь ровным счетом ничего не произошло.
Саймон объявил ей, что намерен позвонить Элис, с торжественно-мрачным видом, заранее отметая ее протест. Конечно, он понимал, что его решение будет неприятно Чарли. Спустя несколько дней, небрежно обронив имя Грэма, Чарли поняла, что ошибалась: ничего Саймон не понимал.
Оливия не уставала напоминать об этом сестре, хотя Чарли забыть и так не грозило.
– Саймону до лампочки, есть у тебя кто или нет. С чего ты взяла, что можешь заставить его ревновать? Хотел бы он тебя – давным-давно заполучил бы.
А вдруг Саймон обнаружит, что Грэм – не более чем ее фантазия? Только не это. Такого Чарли не перенесет.
– Так звонить насчет шале? – устало спросила она.
– Хуже этой дыры наверняка не будет, – с утрированным шотландским акцентом отозвалась Оливия. – Почему нет, крошка?
Глава пятая
Он хмурит лоб, глядя на лист бумаги в руках, словно тот подскажет ему, как со мной надо себя вести.
– И кого изнасиловали?
– Меня.
– Когда? – Судя по резкому тону, он мне не верит.
– Три года назад. Тридцатого марта 2003 года.
Надеюсь, повторять дату не придется.
Констебль Уотерхаус по-прежнему стоит у двери и садиться будто не намерен. Комната для допросов немногим больше моей ванной. Плакаты на бледно-голубых стенах сообщают о токсикомании, домашнем насилии, мошенничестве и видеопиратстве. Неужто кого-нибудь действительно волнует, что люди продают нелегальные копии фильмов? Впрочем, полиция обязана пресекать любые преступления, даже смехотворные. Эмблема полиции в нижнем правом углу каждого плаката наводит меня на мысль, что в этом здании есть целый отдел, где художники-дизайнеры решают, какого цвета должен быть фон на плакате о фальшивых страховках.
Рисунок – любимая часть моей работы. Меня тоска берет, если клиент приходит со своим эскизом. Предпочитаю тех, кто доверяет дизайн мне. Обожаю выбирать латинскую фразу для девиза, цвет, фурнитуру и камень. Фурнитура – это все, что напрямую не относится к определению времени, любой декоративный штрих.
Я мало что рассказывала тебе о своей работе. Ты ведь о своей молчишь, и я боюсь, что ты подумаешь, будто я считаю свою работу важнее. Однажды я сделала ошибку, спросив, почему ты стал зарабатывать на жизнь грузовыми перевозками.
– То есть по-твоему, мне следовало выбрать занятие получше, – моментально отозвался ты.
Я так и не поняла, ты обиделся – или выдал собственные мысли за мои?
– Ничего подобного, – сказала я, не покривив душой.
Стоило только дать себе труд подумать – и я нашла массу преимуществ в твоей профессии. Прежде всего, ты сам себе хозяин. Целыми днями можешь слушать любимые диски или радио. В итоге я даже решила, что в наших занятиях больше сходства, чем различий. С чего я взяла, что все водители грузовиков – тупые пузатые мужланы с бритой головой, равнодушные ко всему, кроме цен на горючее? Врожденный снобизм виноват, не иначе.
– Мне нравятся дороги и не нравится от кого-то зависеть. – Ты пожал плечами; для тебя ответ был прост и очевиден. – Да, я вожу фуру, но я не кретин.
Как будто такое могло прийти мне в голову! Умнее тебя я никого в жизни не встречала. Образование ни при чем. Не знаю, закончил ли ты среднюю школу, подозреваю, что нет. И ты не рисуешься, как многие умники, – совсем наоборот, мне надо очень постараться, чтобы вытянуть из тебя мнение о чем-нибудь. Свои взгляды ты высказываешь с виноватым видом и очень неохотно. Любовь ко мне – единственная тема, которую ты готов развивать бесконечно.
– Я сам по себе, – добавил ты. – Только я и мой грузовик. Куда лучше, чем все эти комми.
Я не знала, что ты против коммунистов. За все время, что мы знакомы, ты вообще единственный раз коснулся политики. Мне было интересно, с чего вдруг, но я не спросила, чтобы не тратить последние минуты свидания.
– Вы пожелали встретиться именно со мной или сержантом Зэйлер, – говорит Уотерхаус. – Почему? Я думал, вы пришли по поводу Роберта Хейворта.
– И не ошиблись. Роберт и есть тот человек, который меня изнасиловал.
Ложь дается легко. Мною владеет безумная, мощная уверенность, что отныне все пойдет по моим правилам. Кто меня остановит? У кого хватит фантазии постичь безграничные возможности моей фантазии?
Такой уж я человек – способна на то, о чем другие и помыслить не могут.
Внезапно холодею от жуткой мысли.
– Неужели я опоздала? – спрашиваю Уотерхауса.
– В каком смысле?
– Миссис Джульетта Хейворт?
Блондинка кивнула.
– Роберт Хейворт, ваш муж, дома? Он мне нужен на пару слов.
– А вы?…
Саймон терпеть не мог называть себя, ненавидел собственное имя, произнесенное собственным голосом. Детский заскок, о котором, он надеялся, никто не пронюхает.
– Детектив-констебль Саймон Уо…
Джульетта рассмеялась, оборвав его на полуслове.
– Роберта нет. Вы полицейский? Детектив? Вот дьявольщина!
– Вы знаете, где он?
– В Кенте, гостит у друзей. – Она покачала головой. – Наоми заявила, что он исчез, так? Потому вы здесь?
– Давно мистер Хейворт находится в Кенте?
– Несколько дней. Слушайте, у этой потаскушки Наоми не все дома. Черт возьми, да она просто…
– Когда мистер Хейворт вернется? – прервал ее Саймон.
– В понедельник. Желаете, чтобы я привела его в участок в качестве доказательства, что мой муж жив и я не забила его до смерти в приступе ревности? – Джульетта Хейворт скривила губы.
Любопытно, подумал Саймон. Она признает, что ревность имела место, или издевается над самой мыслью о ревности к Наоми?
– Да, было бы неплохо, если бы он подъехал в участок. Где именно он гостит?
– В Сиссинхерсте. Дать точный адрес?
– Да, если вас не затруднит.
Ответ Джульетте не понравился.
– Даннишер-роуд, дом двадцать два, – процедила она.
Саймон достал блокнот, аккуратно записал.
– Вы вообще в курсе, что она чокнутая? – злобно выпалила Джульетта. – Вы ведь видели ее? Значит, в курсе. Роберт черт знает сколько времени пытался с ней порвать, а до нее не доходит. Это даже хорошо, что вы пришли. В полицию я должна была обращаться, а не она. Как мне отвадить ее от моего дома? Что сделать, чтобы она не торчала под окнами? Имею я право подать иск, чтобы суд запретил ей приближаться к нам?
– Сколько раз она здесь появлялась против вашей воли?
– Вчера была, – сообщила Джульетта, будто не поняла вопроса. – Я случайно выглянула из окна спальни и увидела ее в саду. Эта дрянь чуть не сбежала, пока я спускалась по лестнице.
– То есть она была здесь один раз. Никакой суд не вынесет запрет на таком основании.
– А я на будущее интересуюсь. – Джульетта заговорщически понизила голос и прищурила один глаз. – Если Роберт никаких авансов ей не выдаст, а он с ней мириться не собирается, то Наоми Дженкинс разобьет палатку у нас в саду, помяните мое слово. – Джульетта рассмеялась. Перспектива ее, похоже, веселила, а не тревожила.
За все время она и полшага назад не сделала, чтобы пригласить Саймона в дом, – так и стояла в дверном проеме. За ее спиной в прихожей Саймон видел светло-коричневый палас в мелкую полоску, красный телефон на столике, разбросанную по полу обувь, мужскую и женскую. Зеркало, чем-то испачканное в самом центре, просто прислонили к выщербленной стене. Справа от зеркала висел узкий длинный календарь с фотографией Силсфордского замка и «бегунком», отмечающим дни недели, но без каких-либо записей. Ни Джульетта, ни Роберт не делали заметок на память.
– Грузовик мистера Хейворта стоит у дома, – произнес Саймон.
– Разумеется. Я сказала, что Роберт в Кенте, а не его грузовик.
– У него есть другая машина?
– Да, «вольво». И не трудитесь применять навыки детектива – сразу сообщаю, что «вольво» тоже здесь. Роберт уехал в Сиссинхерст на поезде. За рулем он работает, поэтому отдыхает без машины.
– Могу я позвонить туда, где он остановился? Вы знаете номер телефона?
– Нет. – Лицо Джульетты стало каменным. – У него есть мобильник.
Саймон насторожился.
– Если не ошибаюсь, вы сказали, что он гостит у друзей. И вам неизвестен их домашний номер?
– Это друзья Роберта, а не мои, – отрезала Джульетта и демонстративно поджала губы: мол, не стала бы якшаться с такой публикой, даже если бы муж умолял.
– Когда вы в последний раз говорили с мистером Хейвортом?
Джульетта Хейворт так откровенно пыталась от него отделаться, что в Саймоне проснулся дух противоречия.
– Не хотелось бы грубить, но вам-то что за дело? Вчера вечером, подходит? Он звонил мне вчера вечером.
– По словам Наоми Дженкинс, он не отвечает на звонки на свой мобильный.
Новость определенно воодушевила Джульетту. Ледяная маска слетела с ее лица, на губах заиграла улыбка.
– Ха! Небось эта шлюха волосы на себе рвет. Роберт не отвечает на ее звонки – конец света!
Ревность многих превращает в дикарей, с Саймоном тоже такое случалось, и не раз. Налет цивилизованности исчезает, уступая место первобытному собственничеству. Перед его глазами мелькнула картинка: Джульетта Хейворт хищно облизывает губы, склонившись над окровавленной жертвой. Хотя возможно, он несправедлив к Джульетте. Если на то пошло, Наоми Дженкинс хотела увести у нее мужа – есть от чего прийти в ярость.
Вчера Наоми записала номер мобильника Роберта. Вернусь в участок, решил Саймон, отправлю ему эсэмэску с просьбой перезвонить. Напишу что-нибудь неофициальное, даже легкомысленное, в духе Колина Селлерса.
– Можно попросить вас об одолжении? – сказала Джульетта. – Будьте так любезны, передайте Наоми, что мобильник у Роберта с собой и работает превосходно. Пусть стерва знает, что мой муж все ее сообщения получает, но игнорирует. – Она притянула к себе дверь, загораживая от Саймона прихожую. Теперь он видел лишь полукруглый столик с телефоном.
Саймон достал визитку:
– Когда мистер Хейворт вернется, попросите его немедленно связаться со мной.
– Я вам это уже пообещала. Теперь я могу идти? Вернее, не могли бы вы уйти?
Саймон без труда представил, как Джульетта разрыдается, едва закрыв за ним дверь. Она явно на грани истерики – слишком много вызова в ее поведении, слишком много театральности. Словно актриса на сцене. Быть может, Роберт Хейворт отправился в Кент, чтобы принять окончательное решение: Наоми или Джульетта? Если так, состояние его жены вполне объяснимо.
А Наоми Дженкинс, возможно, в этот самый миг, оцепенело уставившись в окно своего дома, пытается найти логику в том, что Роберт бросил ее. Только почему Саймону стало жаль именно Наоми – вот вопрос. Почему не законную жену?
– Наоми думала, что я ничего про нее не знаю. – Джульетта ехидно ухмыльнулась. – Безмозглая сучка. Само собой, я знала. Увидела ее фотографию в мобильнике Роберта. Точнее, их снимок вдвоем, в обнимку, на какой-то заправке. Романтика. Я не шпионила за мужем, просто случайно нашла фото. Роберт оставил сотовый на полу, а я украшала дом к Рождеству и наступила на него. В ужасе, что сломала, бросилась нажимать на все кнопки подряд, тут картинка и выплыла. Чудесный рождественский сюрприз, – пробормотала она скорее самой себе, чем Саймону. Взгляд ее остекленел. – А теперь меня еще и полиция дергает. По мне, так эту Наоми Дженкинс пристрелить мало.
Саймон невольно отступил от двери. Каким образом, интересно, Роберт Хейворт устраивал свои еженедельные свидания с Наоми, если жена еще до Рождества узнала о его романе? Узнай она на прошлой неделе – это могло бы объяснить его поспешное бегство к друзьям в Кент.
В глубине сознания Саймона замаячил вопрос, но обрести четкую форму не успел.
– С меня довольно! – заявила Джульетта Хейворт и захлопнула дверь.
Саймон мог бы подписаться под этими словами. Он поднял руку к звонку – и передумал. Продолжить расспросы значило бы превысить полномочия; все, что мог на данный момент, он сделал. Облегченно выдохнув, Саймон вернулся к машине, повернул ключ зажигания и ручку приемника, настроенного на Радио-4, и к первому же перекрестку выбросил из головы Роберта Хейворта с его любовным треугольником.
Чарли влетела в бар отеля «Плайя Верде», закинула сумку на высокую спинку барного стула и уселась рядом с сестрой. Хорошо еще, Оливия дождалась ее, не исполнив угрозу первым же рейсом умотать в Нью-Йорк. Господи, в этом своем черном платье с голыми плечами она здесь совершенно не к месту. Чего, собственно, Лив ожидала, если они перед самым отъездом ухватили за четыре сотни фунтов последний оставшийся вариант?
– Пусто, – сообщила Чарли, подолом юбки протирая очки от дождевых капель.
– Как это – пусто? В Испании миллион отелей. Держу пари, любой из них лучше этой гнусной конуры. – Оливия придирчиво изучила бокал с вином на свет и лишь убедившись, что он чист, поднесла к губам.
Ни одна из сестер не подумала понизить голос, хотя неподалеку стоял бармен – старик, у которого на плечах были вытатуированы большие темно-синие бабочки. Чарли уже подслушала, как он делился с одним из посетителей историей своей жизни. Родом из Суонси, два десятка лет проработал инструктором по вождению, а потом перебрался сюда. «И не скучаю, – сказал он. – Британия уже не та. Изгадили страну». Выражая преданность новой родине, бармен считал своим долгом сообщать каждому переступившему порог бара, что бутылка сангрии до конца недели продается за полцены.
Этим вечером Чарли с Оливией были его единственными клиентами, помимо четы толстяков с кожей цвета апельсиновой цедры. Сидя в окружении чемоданов, супруги нависли над серебряным блюдцем с горсткой арахиса и время от времени тыкали толстыми пальцами в орешки, будто надеясь, что те оживут. Бармен включил Рода Стюарта, но так тихо, что желающим разобрать голос певца пришлось бы напрячь слух.
Стены бара «Арена» пестрели обоями в синекрасно-зеленую клетку, металлические рейки подвесного потолка пожелтели от табачного дыма. Но тем, кого нелегкая занесла в «Плайя Верде», приходилось мириться с «Ареной»: здесь хотя бы продавали спиртное. В крохотном номере, куда поселили Чарли с Оливией, отсутствовал мини-бар. Этот чудовищный факт едва не доконал Оливию; она никак не желала поверить, открывала дверцы шкафа, выдвигала ящик за ящиком, заглядывала внутрь каждого и все твердила: «Так не бывает. Наверняка где-то здесь».
Тюлевую занавеску, провонявшую застарелым табаком и пылью, определенно стирали в прошлом тысячелетии. Кровать, выбранная Оливией из-за близости к ванной, почти загораживала вход. Если бы Чарли приспичило ночью в сортир, пришлось бы лезть через голову сестры. Днем Чарли протиснулась в туалет и обнаружила засохшую пасту на одном из пластиковых стаканчиков и мокрый волос в сливном отверстии ванны. Пожарная сигнализация уже успела сработать дважды без видимых причин и выла по три четверти часа, прежде чем кто-то из служащих додумывался ее отключить.
– В Интернете искала? – спросила Оливия.
– А где я, по-твоему, провела последние два часа?
Чарли вздохнула и заказала имбирный бренди, с фальшивой улыбкой вновь отклонив щедрое предложение бармена взять сангрию по дешевке. Тот не забыл в очередной раз напомнить, что ей следует поторопиться: специальная цена действует только до конца недели. Решив, что в подобных условиях сигареты вряд ли повредят здоровью, Чарли закурила и глубоко затянулась. Конец недели казался не ближе конца света, а значит, у нее масса времени, чтобы убить себя, если ситуация не изменится к лучшему. Может, устроить теракт и подорваться вместе с дерьмовым отелем?
– Поверь мне, ничего из того, что предлагают в Интернете, ты не одобрила бы.
– Ага! Значит, все-таки отели со свободными номерами есть?
– Несколько. Но либо без бассейна, либо без кондиционеров, либо не на самом берегу, либо одноразовое питание в буфете…
– Какие, к чертям, кондиционеры с бассейнами. Ты глянь, что за окном творится, – дождь и холод. Говорила же тебе, что в Испании еще не сезон.
Тугой горячий ком грозил взорваться в груди Чарли.
– А еще ты говорила, что не вынесешь долгого перелета.
Оливия предложила отдохнуть в июне, чтобы не напороться, по ее выражению, на погодную и людскую горячку. Чарли идея пришлась по душе, потому что ей меньше всего улыбалось наблюдать, как сестричка в шесть утра выпрыгивает из постели, скачет к окну и рычит: «Видеть больше солнца не могу!» Увы, инспектор Пруст разметал их планы в прах. Сказал, что в июне и так слишком многих не будет. У Гиббса медовый месяц, а Селлерс еще раньше застолбил «левый» отпуск со своей подружкой Зуки. Официальная версия гласит, что он примет участие в загородном командном тренинге. Его законная жена Стейси будет в Спиллинге, где запросто может натолкнуться на Чарли, Саймона, Гиббса, Пруста – то есть любого из тех, с кем Селлерс должен в это самое время болтаться на «тарзанке» и ползать по грязи в деревенской глухомани. Чарли только поражалась, что Селлерсу так долго удается двойная жизнь – учитывая его неуклюжее вранье.
– То есть ты не возражаешь против отеля без бассейна и кондиционеров? – уточнила Чарли. Проблема решалась подозрительно легко, где-то таилась ловушка.
– Я возражаю против того, что солнца нет. И против того, что здесь холоднее, чем в Лондоне. – Оливия сидела на барном стуле скрестив ноги, выпрямив спину и выглядела невозможно элегантной, но глубоко разочарованной. Точь-в-точь соблазненная и брошенная дама из фильмов, которые Чарли ненавидела, – длинных, нудных, полных шляпок и запятнанных репутаций. – Однако с этим я ничего поделать не могу и уж точно не намерена валяться у бассейна под ливнем. – Ее глаза вдруг загорелись: – А нет случайно отеля с миленьким крытым бассейном? И еще хочу спа! Да-да, спа – это было бы чудесно! Обожаю сухую флотацию, обертывания и всякое такое.
У Чарли сердце ухнуло в желудок. Ну почему хоть раз не удалось обойтись без нервотрепки? Неужели она слишком много просит? Общаться с Оливией – одно удовольствие, но лишь в идеальных условиях.
– Такие отели я не смотрела, но если свободные номера и найдутся, нам они не по карману.
– Плевать на деньги, – парировала Оливия.
У Чарли внутри будто засела сжатая пружина, которую надо держать что есть сил, иначе выстрелит и сокрушит все.
– А мне, к большому сожалению, не плевать. Если хочешь, могу, конечно, поискать номера в разных отелях…
С финансами у Оливии дела обстояли куда хуже, чем у Чарли. Журналист на вольных хлебах, она выплачивала колоссальную ипотеку за квартиру, а семь лет назад ей поставили диагноз рак яичников. Операция по удалению яичников и матки была неизбежна и спасла ей жизнь. И с тех пор Оливия сорила деньгами, как избалованное дитя аристократов. Не вылезала из-за руля своего «БМВ-Z5», а случались с машиной неполадки – не моргнув глазом катила на такси через весь город. От подземки она во всеуслышание отказалась навсегда, наряду с глажкой одежды и упаковкой подарков. Тревога за финансовую ситуацию сестры нередко аукалась Чарли бессонницей. Ее тяготила мысль, что Оливия безнадежно утонула в долгах.
– Раз с отелями ничего не выходит, пожалуй, надо придумать нечто противоположное, – поразмыслив, протянула Оливия.
– В каком смысле – противоположное? – удивленно вскинулась Чарли.
Сестра давно и однозначно наложила вето на самообслуживание в кормежке, хотя Чарли и обещала закупать продукты и готовить на двоих. С точки зрения Чарли, сварганить полдюжины тостов утром и миску салата днем – невелик труд. Сестричке бы день-другой побыть в шкуре полицейского.
– В смысле – кардинально. Турпоход, к примеру, палаточный лагерь, все такое.
– Турпоход? – Чарли не верила собственным ушам. Услышать такое от женщины, которую не затянешь в Гластонбери, где в отеле туалетная бумага не того сорта?
– Ну это же вынужденно. Я хотела отдохнуть в симпатичном испанском отеле, под ласковым июньским солнцем. Похоже, это невыполнимо, а издеваться над своей мечтой я не позволю. Уж лучше тогда гнить в палатке. Дерьмо оно и есть дерьмо. Туристам положено спать на голой земле под рваной тряпкой и всухомятку уминать разную гадость из пакетов…
– Боюсь, попытка закончится плачевно. Ты растаешь, как злая волшебница из страны Оз – только грязная лужа и останется.
– Ладно. Тогда махнем к родителям, а? Мы лет сто вдвоем у них не были. Мама спит и видит, что мы приедем. Они оба постоянно спрашивают, когда меня ждать, – и между строк я улавливаю легкую угрозу лишить наследства.
Чарли поморщилась. Родители недавно вышли на пенсию и переехали в Фенвик, деревеньку на побережье Нортумберленда, где обнаружили в себе страсть к гольфу, несовместимую с самой идеей игры, предполагающей приятный досуг. Оба вели себя так, словно их приняли на работу под названием «гольф» и уволят в случае недостаточного усердия. Оливия побывала с ними в клубе и доложила сестре, что «мама с папой расслабились на полную катушку – примерно как наркокурьеры на таможне в аэропорту».
Чарли сильно сомневалась, что ей достанет жизненных сил, чтобы выдержать всех трех самых близких родственников разом. Отдых и родители несовместимы. Но ведь она и вправду сто лет к ним не выбиралась. Может, Оливия и права.
Бармен сделал музыку погромче. «Первой раны глубже нет», – сладко хрипел Род Стюарт.
– Моя любимая. – Старик подмигнул Чарли. – У меня и майка есть со словами «Бог по имени Род». Всегда ее ношу. А сегодня вот не та. – Он в изумлении уставился на свою грудь.
Род Стюарт, обои в клеточку… Чарли вдруг осенило.
– Знаю! – воскликнула она. – В Шотландию поедешь?
– Да куда угодно, лишь бы нормально отдохнуть. Но почему именно в Шотландию?
– Почти рядом с родителями, можно к ним пару раз выбраться, но без ночевок. Проглотим мамин фирменный ланч – и улизнем…
– Куда?
– У меня случайно оказался проспект одного пансионата. Там шале…
– Господи!
– Нет, сначала выслушай. Место вполне приличное.
– Угу, – капризно простонала Оливия. – С мерзкой жрачкой.
– «По желанию клиента – блюда домашней кухни», – процитировала Чарли.
– Три раза в день? Завтрак, обед и ужин?
Черт. Может ли человек мечтать о порции выпивки, да покрепче, в тот самый момент, когда алкоголь обжигает горло? Чарли снова закурила.
– Давай позвоним и все узнаем. Но если честно, Лив, реклама мне понравилась. Кровати кинг-сайз и прочая роскошь. Одним словом, шале класса люкс.
Оливия расхохоталась:
– Ты не клиент, а мечта жуликов. Теперь все кому не лень называют себя «люкс». Любая занюханная ночлежка, любой…
– Я точно помню, что там и спа имеется, – оборвала ее Чарли.
– Перевожу: сарай-развалюха с ледяной лужей внутри.
– Ты, кажется, жаждешь особых процедур? Могу устроить сухую флотацию. Поднимемся в номер, я скину тебя с балкона, идет?
Верно говорят, что в каждой шутке подстежка серьезная.
– Да, я осторожничаю. И не смей меня за это обвинять. – Оливия оглядела сестру с ног до головы, будто впервые увидела. – С какой стати я должна верить сумасшедшей, – она понизила голос до свирепого шепота, – которая придумала себе любовника!
Чарли отвернула лицо, выпустила колечко дыма. Господи, ну почему ее так тянет всем делиться с сестрой? Знает же прекрасно, что в ответ та выдаст убойный залп насмешек.
– Имя ему, конечно, дала? – поинтересовалась Оливия.
– Я не хочу продолжать эту тему. Дала. Грэм.
– Грэм?! Господи!
– Завтракала в то утро хлопьями «Голден Грэм». Выжата была как лимон – не до фантазий.
– Интересный подход. Если б я последовала твоему примеру, то бегала бы на свидания с Яблочно-коричным Рулетом. И что, Саймон тебе поверил?
– Не знаю. Надеюсь. Кажется, да. В любом случае он не очень вслушивался.
– Как насчет фамилии нашего Грэма? Обезжиренное Молоко?
Качая головой, Чарли без энтузиазма улыбнулась. Способность посмеяться над собой считается достойным качеством. Вот только Оливия слишком часто испытывала это качество на прочность.
Знать бы, рассказал ли Саймон ее историю Селлерсу и Гиббсу. Или инспектору Прусту. Всему отделу известно, что Чарли – стихийное бедствие в сфере любви. Ни для кого не было секретом, что она сохнет по Саймону, а он ее послал. И каждый из коллег был в курсе: за последние три года Чарли переспала с таким количеством мужиков, что лучше не считать.
Чарли уже прикипела к своей лжи, срослась с новым статусом и вытекающим из него чувством собственного достоинства. Пусть бы Саймон поверил в то, что у нее появился приятель. Не для разового перепихона, а возлюбленный. Настоящий. Как у большой девочки.
Чарли не рассказала сестре про Элис Фэнкорт и Саймона. Слишком было больно. С чего вдруг Саймон вспомнил об Элис – после почти двухлетней разлуки? Ничего из их встречи хорошего не выйдет. Чарли рассчитывала, что он забыл Элис или на пути к тому, чтобы забыть.
Между ними ведь ровным счетом ничего не произошло.
Саймон объявил ей, что намерен позвонить Элис, с торжественно-мрачным видом, заранее отметая ее протест. Конечно, он понимал, что его решение будет неприятно Чарли. Спустя несколько дней, небрежно обронив имя Грэма, Чарли поняла, что ошибалась: ничего Саймон не понимал.
Оливия не уставала напоминать об этом сестре, хотя Чарли забыть и так не грозило.
– Саймону до лампочки, есть у тебя кто или нет. С чего ты взяла, что можешь заставить его ревновать? Хотел бы он тебя – давным-давно заполучил бы.
А вдруг Саймон обнаружит, что Грэм – не более чем ее фантазия? Только не это. Такого Чарли не перенесет.
– Так звонить насчет шале? – устало спросила она.
– Хуже этой дыры наверняка не будет, – с утрированным шотландским акцентом отозвалась Оливия. – Почему нет, крошка?
Глава пятая
Вторник, 4 апреля
– Я хочу сделать заявление об изнасиловании, – говорю я констеблю Уотерхаусу.Он хмурит лоб, глядя на лист бумаги в руках, словно тот подскажет ему, как со мной надо себя вести.
– И кого изнасиловали?
– Меня.
– Когда? – Судя по резкому тону, он мне не верит.
– Три года назад. Тридцатого марта 2003 года.
Надеюсь, повторять дату не придется.
Констебль Уотерхаус по-прежнему стоит у двери и садиться будто не намерен. Комната для допросов немногим больше моей ванной. Плакаты на бледно-голубых стенах сообщают о токсикомании, домашнем насилии, мошенничестве и видеопиратстве. Неужто кого-нибудь действительно волнует, что люди продают нелегальные копии фильмов? Впрочем, полиция обязана пресекать любые преступления, даже смехотворные. Эмблема полиции в нижнем правом углу каждого плаката наводит меня на мысль, что в этом здании есть целый отдел, где художники-дизайнеры решают, какого цвета должен быть фон на плакате о фальшивых страховках.
Рисунок – любимая часть моей работы. Меня тоска берет, если клиент приходит со своим эскизом. Предпочитаю тех, кто доверяет дизайн мне. Обожаю выбирать латинскую фразу для девиза, цвет, фурнитуру и камень. Фурнитура – это все, что напрямую не относится к определению времени, любой декоративный штрих.
Я мало что рассказывала тебе о своей работе. Ты ведь о своей молчишь, и я боюсь, что ты подумаешь, будто я считаю свою работу важнее. Однажды я сделала ошибку, спросив, почему ты стал зарабатывать на жизнь грузовыми перевозками.
– То есть по-твоему, мне следовало выбрать занятие получше, – моментально отозвался ты.
Я так и не поняла, ты обиделся – или выдал собственные мысли за мои?
– Ничего подобного, – сказала я, не покривив душой.
Стоило только дать себе труд подумать – и я нашла массу преимуществ в твоей профессии. Прежде всего, ты сам себе хозяин. Целыми днями можешь слушать любимые диски или радио. В итоге я даже решила, что в наших занятиях больше сходства, чем различий. С чего я взяла, что все водители грузовиков – тупые пузатые мужланы с бритой головой, равнодушные ко всему, кроме цен на горючее? Врожденный снобизм виноват, не иначе.
– Мне нравятся дороги и не нравится от кого-то зависеть. – Ты пожал плечами; для тебя ответ был прост и очевиден. – Да, я вожу фуру, но я не кретин.
Как будто такое могло прийти мне в голову! Умнее тебя я никого в жизни не встречала. Образование ни при чем. Не знаю, закончил ли ты среднюю школу, подозреваю, что нет. И ты не рисуешься, как многие умники, – совсем наоборот, мне надо очень постараться, чтобы вытянуть из тебя мнение о чем-нибудь. Свои взгляды ты высказываешь с виноватым видом и очень неохотно. Любовь ко мне – единственная тема, которую ты готов развивать бесконечно.
– Я сам по себе, – добавил ты. – Только я и мой грузовик. Куда лучше, чем все эти комми.
Я не знала, что ты против коммунистов. За все время, что мы знакомы, ты вообще единственный раз коснулся политики. Мне было интересно, с чего вдруг, но я не спросила, чтобы не тратить последние минуты свидания.
– Вы пожелали встретиться именно со мной или сержантом Зэйлер, – говорит Уотерхаус. – Почему? Я думал, вы пришли по поводу Роберта Хейворта.
– И не ошиблись. Роберт и есть тот человек, который меня изнасиловал.
Ложь дается легко. Мною владеет безумная, мощная уверенность, что отныне все пойдет по моим правилам. Кто меня остановит? У кого хватит фантазии постичь безграничные возможности моей фантазии?
Такой уж я человек – способна на то, о чем другие и помыслить не могут.
Внезапно холодею от жуткой мысли.
– Неужели я опоздала? – спрашиваю Уотерхауса.
– В каком смысле?