Был поздний вечер. Беседа больше походила на дружеский разговор, чем на рабочий доклад. Президент был без галстука.
Михаил Павлович не позволял себе расслабиться. Знал: то, о чем вот-вот проинформирует президента, разрушит приподнятое настроение.
– Казалось бы, меньше чем за сутки ситуация измениться не могла. Экономика государства – инертный механизм. Перемены требуют времени. Тем не менее они произошли немедленно! – президент удовлетворенно пристукнул ребром ладони по столу. – Основные биржевые показатели отреагировали на телеобращение. Аналитики заговорили… – президент сделал паузу. – Как фамилия этого комментатора на первом канале?
Гараничев пожал плечами.
– Мне понравилось выражение, которое он употребил, – президент улыбнулся. – «Вектор ожиданий изменился…» Акции поползли вверх!.. Народ воспрял. Я пробудил в нем надежду!.. – закончил глава государства.
Напряженное выражение лица Гараничева показалось ему странным.
– Что-то не так?.. Вы чем-то озабочены, Михаил Павлович? – вежливо осведомился президент.
– Да, – негромко проговорил Гараничев. – В течение последних часов я пытался лично встретиться с вами, но… Меня не пропускали. Мы получили информацию чрезвычайного свойства… Вернее, я получил. Прочтите этот документ… – офицер вынул вдвое лист бумаги. Протянул президенту. – Здесь разгадка истории!.. Меры уже приняты…
Дача
Рудалев распахнул дверцу, неспеша выбрался из «мерседеса». Участок дороги, отделявший его от небольшого огороженного забором участка, не был заасфальтирован. От тяжелых шагов на раскисшей земле оставался глубокий след. Через десяток метров ботинки и низ брючин были залеплены грязью.
Калитка замкнута на большой черный замок.
Вставив ключ в скважину, Рудалев провернул его: один конец толстой дужки отпал от корпуса. Медленно, словно бы испытывая усталость после тяжкого пути, он вынул замок из петель, повесил на перекладину. Глянув на «мерседес», напрочь перегораживавший узкую колею, зашел на участок.
Пешеходная дорожка выложена провалившимися в землю камнями. Построенный полвека назад дом был давно не крашен. Крыльцо покосилось. Всюду на участке бросалось в глаза запустение.
Оказавшись у двери, Андрей выбрал из связки ключей еще один, вставил в замок. От несильного толчка дверь подалась…
Прямо перед входом на стареньком стуле в непринужденной позе развалился Холмогоров. Взгляд серых глаз с ненавистью сверлил лицо Андрея.
56.
Кремль. Рабочий кабинет президента
Президент оторвался от чтения брежневского письма.
– Как оно попало к вам? – спросил он Гараничева.
– Рудалев, мой ближайший помощник, достал из «волги» обе части послания. Прочитав их, он понял: второй листок бумаги кое для кого – опаснейшее свидетельство. Кое-кто даст большие деньги, чтобы заполучить и навсегда уничтожить завещание Генерального секретаря.
Дача
– Как видишь, мы оказались здесь быстрее тебя… – сказал Холмогоров.
Молодой мужчина смотрел на него, не произнося ни слова. На веранду из комнаты один за другим вышло несколько «морд». У себя за спиной Рудалев услышал шаги. Обернулся, через распахнутую дверь увидел: из-за покосившегося сарайчика появился человек со снайперской винтовкой. Она была нацелена ему в голову. Из-за поленницы дров, сложенной у противоположной стены сарайчика вышли еще два агента. В руках держали короткоствольные автоматы.
– Почему ты не поинтересуешься, как я опередил тебя? – продолжал монолог Анатолий Геннадиевич. Рудалев по-прежнему молча стоял на пороге. – Помнишь тот затор на перекрестке… Там начинается короткая дорога к правительственным дачам. Думал, пропускают кортеж с очередным премьер-министром зарубежного государства?.. Ты потерял целых двадцать минут. А это мы нарочно перекрыли трассу!.. – Холмогоров рассмеялся. Смотреть на Рудалева, в глазах которого – смертельная тоска, – доставляло ему наслаждение.
Кремль. Рабочий кабинет президента
– Компьютерный анализ, проведенный в вычислительном центре Академии наук дал неожиданный результат. Использовалась одна из моделей Математика. Она показала: текст про Зверя с мохнатыми лапами, очутившийся у нас в руках – лишь первая часть большого письма, – продолжал рассказывать Гараничев. – Неуловимые повороты фраз, интервалы в интонациях позволили программе определить: документ неполон. Где-то обязательно есть продолжение. Едва осознав это, Дробышев, программист, тут же перезвонил Петренко, но, на беду, не объяснил ему сути дела. Подробный рассказ приберег для Рудалева, – в службе безопасности работу Дробышева курировал именно он.
– Рудалев шел по лезвию бритвы! – заметил президент.
– Думаю, не предполагал, что бездушная математическая программа может быть настолько проницательной. В том, что эмоциональный Дробышев рассказал ему о своих выводах прямо по телефону я не сомневаюсь. Косвенно на это указывает длительность разговора, – ее мы считали с сервера коммуникационной станции. Разговор Дробышева с Петренко был не в пример короче.
– Итак, Рудалев убил программиста…
– Да. Приехав к зданию вычислительного центра, Андрей проник по пожарной лестнице на второй этаж, оттуда – в зал, где работал Дробышев. Убив его, Рудалев удалил из компьютера всю опасную для него информацию. Скорее всего, ничего не подозревавший программист сам показал ему файлы. Рудалев надеялся: никто не знает модель Математика так же глубоко, как Дробышев. А значит – не сможет придти к таким же выводам… Рудалев выбрался на улицу, обогнул, прячась от камер, здание. Прошел, будто только что появился, мимо поста охраны. Наверху «обнаружил» убитого им же Дробышева.
– Но как вы узнали, что у письма есть продолжение?
Дача
– Я хочу исповедоваться… Я скажу тебе то, чего не знает Гараничев. Только выслушай меня… Не надо всего… – Рудалев заплакал. Он вынул из кармана пистолет, бросил на пол. Подскочивший сзади Шастин поднял оружие. Обыскал агента. – Зачем весь этот антураж… Зачем поджидать меня здесь?.. Я устал… Я сам собирался все рассказать. Пусть оставят нас одних… – Андрей покосился на стоявших рядом с ним холмогоровских людей. – Я хочу исповедоваться.
Мучительные сомнения отразились в лице Холмогорова. Он не знал, как поступить…
Рудалев выглядел ужасно: спутанные волосы прилипли к потному лбу, под запавшими глазами – глубокие тени. Обычно подтянутый, спортивный мужчина ссутулился, руки бессильно повисли вдоль тела, как плети.
– Я не буду говорить при них. Только наедине. Дай мне шанс! – прошептал Андрей.
Холмогоров сдался. Желание узнать нечто неизвестное Гараничеву пересилило осторожность. Сделал знак подчиненным выйти.
Рудалев подошел к Анатолию Геннадиевичу. Вдруг обмяк, схватил Холмогорова за руку, из глаз Андрея потекли слезы, он пошатнулся. Навалился на собеседника, обхватил за плечи:
– Слушай, я исповедуюсь тебе!.. Я себя доконал!.. Я расскажу такое!..
Он зарыдал в голос. Холмогоров попытался освободиться от этих странных объятий, но Андрей зашептал ему в ухо…
Внутри некоторое время спустя
Студенистая блямба задергалась. Точно хотела оторваться от покатой ворсистой стенки, с которой срослась сотнями перемычек. Те были пронизаны, как нитями, бесчисленными канальцами, – по ним текла тягучая прозрачная жидкость.
Через несколько минут агонии блямба начала исторгать из себя маленькие, похожие на черные точки, шарики. Это не принесло облегчения. Продолжая дергаться, стала опухать, раздуваться. Цвет студня из белесого превращался в кроваво красный.
Черные шарики, – их жидкая среда, омывая со всех сторон блямбу, относила в сторону, – начали достигать ворсистой стенки. Они сталкивались с ней и упругая ткань глубоко вздрагивала. В пронизывавших ее желтых волокнах рождался импульс. Он преодолевал короткое расстояние, оказывался в серовато-белесом веществе. Вызывал десятки энергетических разрядов. В миллионах микроскопических полостей ускорялась химическая реакция. Вскоре в блямбу через канальцы стала поступать густая темно-коричневая жидкость. Она распухла еще сильнее, перестала дергаться, застыв в тягостном, смертельном оцепенении.
Холмогоров испытал тревогу: что с ним?! Странное недомогание, – поначалу объяснил его пищевым отравлением, – не проходило. Напротив: организм демонстрировал очередные тревожные симптомы.
Его опять вырвало, но эта неприятность стала уже привычной.
57.
Кремль. Рабочий кабинет президента
Гараничев продолжал рассказывать:
– Я передал текст письма в вычислительный центр службы безопасности. Не был уверен: смогут ли они эффективно использовать математическую модель. Ту, по которой вычислена «кривая судьбы». Но у них получилось! Правда, ребята не были уверены в выводе… От Гаспаряна я узнал: некто самостоятельно ищет контактов с Черным человеком. Артур записал номер машины. Мы проверили его. Все подтвердилось: авто зарегистрировано на родственника Рудалева. Больше сомнений не было!
Заиграл мобильник. В другой раз Гараничев не стал бы отвлекаться от разговора с президентом, но теперь…
– Извините… Да… – Михаил Павлович ответил на звонок. Несколько минут молча слушал. Дал отбой. Посмотрел на главу государства. – Это Холмогоров. Рудалев арестован. За документ собирался получить с этих людей шестьсот тысяч долларов… Приехал за спрятанной бумагой на дачу. Но я побывал там раньше всех.
Дача
Когда сотрудники службы безопасности вывели Рудалева на улицу, закрыли дверь, повели бывшего коллегу к микроавтобусу – тот уже стоял на дороге вслед за «мерседесом», – ковер, постеленный на полу в одной из комнат, начал бугриться. Стремительно взлетел вверх, соскользнул с квадратной крышки – сбитая из нескольких половиц прикрывала широкий лаз в подпол.
Когда крышка откинулась до конца, из подпола высунулась голова человека, одетого в теплый спортивный костюм. Усевшись на край Вихров осмотрелся. Встал, подошел к окну. Отодвинул угол занавески: участок был пуст.
Зайдя на кухню достал из работавшего холодильника хлеб, ветчину, сыр, несколько свежих помидоров, литровый пакет молока. Даже не закрыв холодильника, Вихров с жадностью набросился на еду.
* * *
Гараничев не стал рассказывать президенту об очень многом: угрозы от имени мистического Сада Коммунизма исходили все от того же Рудалева. Агент постарался сделать все, чтобы направить расследование по ложному следу, заставить шефа тратить огромные силы попусту. В этом черном деле Андрей успешно использовал отличное знание современных коммуникационных технологий… Про то, где появляется Черный человек Рудалев узнал от Холмогорова – агент вкратце передал ему рассказ Гаспаряна. После этого Андрей знал, кому предложить сделку.
Внутри
Электрические поля взвихрились сильнее. Крутые линии сталкивались друг с другом, волна набегала на волну. Там, где они сшибались, белковые шарики на мгновение приобретали блестящий радужный цвет. Все вместе, то расцвечиваясь, то угасая они образовывали завораживающую картину…
Шарики веселились на электрическом карнавале… Сильные электрополя, оживлявшие иллюминацию, были порождены пузырящимися всплесками химических реакций. Их обитель – бело-серые студенистые тельца. Они получали тревожащие импульсы через цепь канальцев, – с удесятеренной скоростью по ним сновали заряженные частицы.
В месте, где начиналась эта электрохимическая линия, картина была иной… Черная пещеристая масса набухла багровой жидкостью: в водно-солевом растворе – несколько видов белковых сгустков, перемешанных между собой в определенной пропорции. Значение ее непрерывно менялось.
Некоторых видов сгустков с каждым часом становилось все больше и больше. Другие, напротив, разваливались на почерневшие, неживые части, опадали вниз, застывали маленькими трупиками на дне маленьких пещерных озер, которые неуклонно превращалось из водоемов жизни в мертвые зоны.
Рудалев был в невероятном возбуждении. Хотелось непрерывно говорить. Тяжелая металлическая дверь с маленьким, задраенным форточкой окошком надолго оставила его без собеседников. Прошло несколько часов.
Андрей вдруг почувствовал слабость, апатию. Через какое-то время его вывернуло наизнанку и рвало неудержимо до самого утра. В узкой камере-одиночке были перепачканы стены и пол. Смрад говорил о близкой смерти.
Обессиленный человек лежал на железной кровати и застывшими глазами смотрел в крашеный серой краской потолок.
* * *
Черный автомобиль остановился возле здания научно-исследовательского института. Название учреждения – «Гранит» – одним не говорило ни о чем, для других же, помнивших времена «почтовых ящиков» – секретных «контор», работавших на армию, – было исполнено особым смыслом. «Гранит» переживал не лучшие времена, – вышедший из «вольво» Гараничев отметил обшарпанный фасад, грязные окна с потрескавшимися рамами. Однако несколько отделов института по-прежнему тесно сотрудничали с вооруженными силами.
С двадцатисекундным интервалом вслед за «вольво» к тротуару подрулил джип «мерседес». Едва тяжелая машина после резкого кивка вперед осела назад, двери распахнулись и оттуда стали вылезать подчинявшиеся недавно Холмогорову «морды». Оказавшись на асфальте, сперва смотрели на большое, но обветшалое институтское здание, на подъезд, к которому вели три стертые ступени, потом – на Гараничева.
Новый шеф взмахнул рукой – «Вперед!»
Разговор у стекла океанариума. Вспоминает Исаев
– Я первым открыл некоторые странности в поведении доисторических рыб!.. И первым использовал в изучении прошлого математические модели и вычислительную технику, – Виталий Брежнев разговаривал так, как будто заданный Исаевым вопрос о странностях поведения генсека в последний год жизни, ничуть не удивил его. – Но мне не давали работать над темой.
Профессор бросил короткий, полный тревоги взгляд на своих подопечных: рыбины за толстым стеклом огромного аквариума по-прежнему вели себя беспокойно.
– Ведь я пришел к неожиданным выводам: миллионы лет назад обитатели древнего океана уже проделали путь, которым с такими мучениями, спотыкаясь и блуждая впотьмах, бредет современное человечество. Я открыл: древние рыбы уже проходили стадию коммунизма. Она принесла им гибель. О своей гипотезе: Советский Союз обречен по самым примитивным, биологическим причинам, я написал в ЦК партии. Я был безбашенный идеалист! Меня бы упекли в психушку, но Леонид Ильич был моим родственником, правда дальним, – родня не поддерживала контакта. Родство спасло меня от худшего: я не был мгновенно растоптан. Тему закрыли. Тогда я написал генсеку лично. К тому времени, я пришел к еще одному выводу: коллективизм в столкновении с индивидуализмом обречен. Это тоже следствие эволюционных процессов. Писем было несколько. Мне казалось, я должен предупредить обо всем могущественного Брежнева. Сознаю, я поставил его в трудное положение: защищая меня, он противоречил устоям собственного царства. Я получил конверт от… Не буду говорить кого… Это был его близкий человек. Там говорилось: мои послания убивают и без того смертельно нездорового человека…
Профессор замолчал, как бы придавленный подробностями, восставшими из памяти.
Петренко сунул ему под нос Брежневу записку предпоследнего советского генсека.
– Этот знак о чем-нибудь говорит вам?
Профессор встрепенулся. Взял в руки листочек. Смотрел на него не больше пары секунд.
– Да, конечно! Это схематическое изображение рыбы. Рыба по-гречески «ихтис» – составленные вместе начальные буквы греческих слов «Иисус Христос, сын божий, спаситель». На заре христианства, когда эта религия была под запретом, таким был тайный знак Иисуса Христа!
58.
Антон вошел в президентский кабинет. Глава государства сидел за рабочим столом. Увидев молодого человека, поднялся, с улыбкой, как старому знакомому, крепко пожал ему руку.
Они расположились за маленьким столиком.
– Твое заточение кончилось. Брат Юрий тоже свободен…
– Пока везли сюда мне сообщили…
Президент внимательно вглядывался в лицо Рубцова. С прошлого раза оно изменилось. По углам рта появились складки. Во взгляде молодого человека читалась до сих пор неизжитая боль. Больше не выглядел вчерашним студентом. Теперь это молодой мужчина, кое-что испытавший в жизни.
– Еще одно сообщение. Знаю, тебе этого не говорили. Агата жива…
Антон вздрогнул…
– Голос в телефонной трубке обманул тебя. Подруга брата умудрилась сбежать, когда охрана отвлеклась. Угнала их машину… Ушла от преследования. Потом, когда за ней никто не гнался, по иронии судьбы попала в аварию. Некоторое время оставалась без сознания.
– А как же фото?! Я видел тогда… На Соборной площади.
– Все правильно: они нарочно это разыграли – доказать тебе серьезность своих намерений… Сотрудники службы безопасности, увы, повелись на трюк, – президент замолчал. – На снимках была другая женщина… – произнес он после паузы. – Вернее, то, что от нее осталось… Определить подмену в тот момент было невозможно. Две девушки – похожи. А лицо жертвы изуродовано до неузнаваемости… Только ведь я позвал тебя не только для того, чтобы рассказать все это…
– Вы уже знаете разгадку? – встрепенулся Антон. Сам он ее не знал.
– Да, – подтвердил президент.
* * *
Теперь оставалось сделать последний шаг: открыть люк. Приказ об этом следовало отдать Титову. Но командир экипажа медлил…
Наконец Джонсон не выдержал:
– Ну же, командир! Сами настаивали на стыковке, а теперь… Трусите?
Титов сверкнул глазами: слова американца через чур дерзки. Но отвечать ему не стал.
– Открывай люк!
Отдавая Джонсону команду, подумал: «Уж если кто до смерти и трусит, так это ты!»
Американец двинулся к люку. Движения его, обычно раскрепощенные и ловкие, скованы. Титов испытал тревогу: экипаж, которым он командовал, был в плохой форме. Подспудный страх и нервное напряжение последнего дня сделали свое дело.
Мироненко не шевелился, но его лицо с глубоко запавшими и окруженными черными тенями глазами выдавало ожидание чего-то ужасного, что может произойти вот-вот.
«Надо же, как они переменились в эти часы! А недавно смотрелись заправскими космическими волками!»
Видимо, Титов и сам был на пределе психических сил. Ему показалось: несколько долгих мгновений был словно в отключке. Когда очнулся от мимолетного сна с открытыми глазами – Джонсон тянул массивный люк на себя.
В атмосфере воцарилось страшное напряжение. Сейчас это произойдет!..
Кремль. Рабочий кабинет президента
– Помнишь, я говорил тебе: в последнее время жизнь как будто становится все хуже и хуже. Причем не только у нас…
– Да, вы еще сказали: друг Джордж Буш тоже сталкивается с серьезными проблемами.
Президент утвердительно кивнул головой.
– Я тебе рассказывал: мы серьезно занимаемся историей и пришли к выводу – существует некая непонятная закономерность, словно бы нарочно закамуфлированная так, чтобы ее трудно было обнаружить… Короче, не только я или мой друг Джордж Буш сталкивались с подобными проблемами. Мы поняли: в мире существует некая странная последовательность повторяющихся событий… Линия…
Орбитальная космическая станция
Ничего!.. И самое главное – никого. Люк распахнут Джонсоном до конца, но людей за ним не видно. Точно корабль болтался по орбитам и совершал маневрирования на автопилоте.
– Где они, командир?!.. – зрачки американца, когда он повернулся к Титову, были расширены страхом.
Он тут же крутанулся назад, – опасался неожиданного удара с корабельной стороны. Но там по-прежнему пусто.
– Мироненко!.. – проговорил Титов.
Космонавт напряженно смотрел на пустой зев люка, даже не повернулся на голос.
– Иди в «Союз»! – приказал Титов.
Мироненко, по-прежнему не глядя в его сторону, подчинился: встал, ссутулившись, опустив вниз плечи, свесив руки двинулся вперед. Он выглядел зомби, роботом. «Старается не думать – одолеть страх?» – спросил себя Титов.
Вот он у преддверия лаза, не посмотрев на Джонсона, торопливо скакнувшего в сторону, карабкается внутрь. У порога корабля Мироненко на краткое время задерживается, словно о чем-то задумавшись. Неловко взбрыкивая ногами лезет дальше.
Еще несколько мгновений оставшиеся в станции двое могли видеть его. Затем он скрылся за массивными металлическими обводами.
Титов почувствовал: его начинает бить мелкая нервная дрожь. Время ожидания пошло…
В какой-то момент взглянул на часы, потом еще, перевел взгляд на американца.
– Командир, он исчез… – высказал его мысли Джонсон, тут же попятился от люка.
* * *
«Морды» двинулись к подъезду. Шедший первым Носырев с силой распахнул дверь. Вахтер, дежуривший в стеклянной кабине – она стояла посреди вестибюля, справа и слева – турникеты, – едва не подскочил на стуле от неожиданности.
Широкими шагами преодолев расстояние до окошка, Носырев протянул удостоверение. Взяв его, вахтер потянулся к телефонной трубке.
– Предупреждать собрался, гнида?!.. – закричал Носырев.
Вахтер тут же одернул руку. К окошку, – «морды» расступались, пропуская его, – неторопясь шел Гараничев.
Не показывая удостоверения, он спросил:
– Здесь есть еще выходы?..
– Никак нет! – испуганно ответил вахтер. – На окнах первого этажа – решетки. Территория обнесена забором. Поверху – колючая проволока.
Гараничев удовлетворенно кивнул головой.
– Останешься на проходной! – велел он Носыреву. – Если каким-то чудом ему удастся с нами разминуться, здесь его встретишь ты. Узнаешь в лицо? Ты же видел фото – у него очень необычная внешность.
– Не в лицо, так по пропуску… – агент был в себе не уверен. – Не успеет же он переписать фамилию!..
Шеф опять кивнул головой. Оставив Носырева у турникетов вся группа двинулась к лифтам. Они знали этаж и номер комнаты, в которой проводил рабочее время тот, за кем они пришли.
Набившись в один большой лифт, агенты поехали наверх…
Коридор, в который они вышли, был узким и извилистым. В двух местах были ступеньки: сначала спустились вниз, потом поднялись вверх. Комната четыреста семнадцать выскочила из-за угла неожиданно. Большая, гораздо выше человеческого роста двустворчатая дверь была обита черным дерматином. Широкие медные шляпки гвоздей выглядели старомодно.
59.
Кремль. Рабочий кабинет президента
– В чем же эта линия? – Антон в задумчивости смотрел на президента. Кажется, он начинал догадываться. По позвоночнику побежал холодок.
– Люди в своей массе не такие дураки, как многим иногда кажется. Да и правительства, даже самые бездарные и бездеятельные все же не являются кучками идиотов, зацикленных на самоуничтожении. Когда речь идет об удержании власти даже самый ленивый чиновник становится деятелен. Даже самое отвратительное государство не хочет погибать и защищается, используя все возможные резервы. Ему не так-то просто исчезнуть, Антон, этому государству!.. – президент подался вперед. Теперь он едва не касался грудью стола. Приблизил лицо к лицу молодого человека. – Знаешь, сколько людей кровно заинтересованы, чтобы государство существовало?!.. Очень умных людей!.. И все же оно погибает! Мы пришли к выводу: власть земных царей обречена!.. – неожиданно повысив голос произнес глава государства.
Антон встрепенулся: не понимал сказанного.
– Вы тоже земной царь… – проговорил он. – Не небесный!.. Значит…
– Совершенно правильно рассуждаешь!.. Когда первый раз ожидалась звезда Полынь?..
– Не понимаю, что это?! – Антон окончательно растерялся. – Я не силен в астрономии…
– Звезду, предвещавшую Апокалипсис, ждали в Римской империи. Ее земные цари – кесари – обладали мощнейшим военно-полицейским аппаратом. Многие административные механизмы в Риме прекрасно работали до самого последнего дня. До ужасного конца!.. Огромная империя, в чьих границах уместился почти весь древний мир, исчезла. Почему?.. Неужели она была так слаба?!..
– Что же получается, ее сгубила какая-то там звезда?!..
Орбитальная космическая станция
Еще секунда – двигающемуся впереди Джонсону откроются внутренности корабля, до сих пор невидимые. Американец замер.
Приказ ЦУПа показался непродуманным. Раз Мироненко исчез, зачем еще и им лезть в пристыкованный «Союз»? Выручить товарища?!.. Но кто знает, что с ним. Будет ли лучше?
Титов пробирался следом. В ушах американца еще звучали его слова: «У двоих больше шансов не пропасть!» Перед тем, как они были сказаны, в течение пятнадцати минут со стороны корабля не донеслось ни звука.
Джонсон смотрел на Мироненко. Тот дернул головой: «Двигайся вперед!»
Американец полез дальше. Вот голова его осторожно просунулась внутрь «Союза». Замер. На него наткнулся двигавшийся сзади командир.
Вержбицкий как ни в чем ни бывало сидел у покатой стенки. Их глаза встретились. Космонавт не произносил ни слова. Американец не мог отвести взгляда, Вержбицкий упорно смотрел ему в лицо.
Хотя пространства, в которое попал, Джонсон толком не оглядел, мог поклясться: двух других нет… Мироненко пропал!..
– Тихо!.. – прошептал Вержбицкий. – Не шевелись. Ничего не говори. Возвращайся обратно. Попытаюсь выйти к вам. Тут такое…
Американец попятился назад.
Командир моментально повторил его движение.
* * *
Ударом ноги Гараничев, – он редко вел себя столь несдержанно, – распахнул дверь. В большой комнате с высокими потолками находились два человека. Один – молодой мужчина атлетического телосложения. Он был одет в джинсы, спортивные тапочки и майку с коротким рукавом. Его стол располагался у окна с широким подоконником из грязно-серого камня. Стоявшие на нем стопки книг были сдвинуты и одна из створок приоткрыта. Через нее в комнату врывался с улицы холодный воздух, обдувая «спортсмена» в майке. Он читал глянцевый журнал, посвященный, судя по фотографиям иномарок на открытом развороте, автомобильной тематике.