Страница:
Когда кокосовый кораблик скатился к самой воде, мышки выглянули из орешка и увидели огромный ОКЕАН! Зеленый…
Сначала все решили, что это им кажется, потому что они сильно ушиблись, когда свалились на землю с пальмы, но оказалось, что океан действительно был зеленым, как трава.
Когда исследователи вернулись домой и сообщили всем, что океан зеленый, как трава, им не поверили.
– Вы просто умничаете. Вы бунтовщики! Вы хотите унизить учителя! – кричали мышки со всех сторон с презрением.
Сам Маус тихо проговорил:
– Я готов умереть за истину! Я видел своими глазами, что океан синий. Он абсолютно синий!
Тех, кто поверил путешественникам, стали называть «зелеными», а тех, кто остался верным школе Мауса, называли «синими».
Самое печальное – что школы враждовали между собой. Дошло до того, что пришлось все мышиное царство разделить на две части: синюю и зеленую.
Однажды, во время сильного дождя, затопило одну из норок, и ее жильцам пришлось спешно выбираться наружу.
Целое семейство мышей оказалось под открытым небом.
Спасаясь от воды, мыши вскарабкались на холм.
Был вечер. Огромное красное солнце уходило за горизонт. Под тяжелыми струями дождя листья на тропических деревьях наклонились, и с холма мышки увидели огромный ОКЕАН! Красный…
В глубоком молчании и в полной растерянности мышки стояли, прижимаясь друг к другу, но необходимо было искать укрытие, и они разбежались в поисках сухих норок.
Эти мышки никому не говорили о своем открытии. Они боялись, что их выгонят. Так «красные» мыши ушли в подполье.
Однажды в норку к мышкам случайно попал червячок, который умел говорить по-мышиному.
– Ты откуда взялся? – спросили его мышки.
– Сам не понимаю. Я живу, вообще-то, у самой кромки воды, на берегу огромного океана.
– Прямо у самого синего океана? – восхищенно спросил один мышонок.
– Прямо у самого зеленого океана? – крикнул сердито другой мышонок.
«Красные» мышки многозначительно молчали.
Червячок долго изумленно смотрел на мышей, потом спросил:
– Откуда вы набрались такой ереси?
Мыши непонимающе молчали.
– Океан абсолютно белый! – твердо заявил червячок.
Дело в том, что червячок выползал на поверхность земли только в полнолуние.
Мыши были в полной растерянности. Все это было не смешно.
– Я предлагаю, – сказал один мышонок, – взять кусочек океана во что-нибудь и принести в норку!
Но в чем?
Пообещав никогда не разорять их гнезда, мышки упросили паучков сплести плотный мешок.
Паучки трудились добросовестно, и, когда плотный мешок был готов, мышки уложили его в кокосовый кораблик и отправились к океану.
Вы, наверное, хотите узнать к какому? К черному. На небе собралась огромная туча.
Отважных мышек это не испугало. Они, оказавшись у океана, наполнили водой мешок, втащили его на корабль и доставили в норку.
Каково же было всеобщее разочарование, когда «синие», «зеленые» и «красные» мышки увидели в мешке абсолютно прозрачную воду, ничем не отличающуюся по цвету от дождевой!
Растерянные мышки расходились по своим гнездышкам. Там, засыпая, они слышали шум океана, который больше не привлекал и не интересовал их.
А океан не уставал восхищать и радовать необъяснимостью тех, кто любил его в разное время суток, в разное время года, в шторм и штиль.
Огромный океан, который разбивал волны о камни и мирно плескался в бухте, играл с дельфинами и убаюкивал икринки разноцветных рыбок, – ОКЕАН продолжал жить своей жизнью.
Живая вода
Муравейник
Луч
Сначала все решили, что это им кажется, потому что они сильно ушиблись, когда свалились на землю с пальмы, но оказалось, что океан действительно был зеленым, как трава.
Когда исследователи вернулись домой и сообщили всем, что океан зеленый, как трава, им не поверили.
– Вы просто умничаете. Вы бунтовщики! Вы хотите унизить учителя! – кричали мышки со всех сторон с презрением.
Сам Маус тихо проговорил:
– Я готов умереть за истину! Я видел своими глазами, что океан синий. Он абсолютно синий!
Тех, кто поверил путешественникам, стали называть «зелеными», а тех, кто остался верным школе Мауса, называли «синими».
Самое печальное – что школы враждовали между собой. Дошло до того, что пришлось все мышиное царство разделить на две части: синюю и зеленую.
Однажды, во время сильного дождя, затопило одну из норок, и ее жильцам пришлось спешно выбираться наружу.
Целое семейство мышей оказалось под открытым небом.
Спасаясь от воды, мыши вскарабкались на холм.
Был вечер. Огромное красное солнце уходило за горизонт. Под тяжелыми струями дождя листья на тропических деревьях наклонились, и с холма мышки увидели огромный ОКЕАН! Красный…
В глубоком молчании и в полной растерянности мышки стояли, прижимаясь друг к другу, но необходимо было искать укрытие, и они разбежались в поисках сухих норок.
Эти мышки никому не говорили о своем открытии. Они боялись, что их выгонят. Так «красные» мыши ушли в подполье.
Однажды в норку к мышкам случайно попал червячок, который умел говорить по-мышиному.
– Ты откуда взялся? – спросили его мышки.
– Сам не понимаю. Я живу, вообще-то, у самой кромки воды, на берегу огромного океана.
– Прямо у самого синего океана? – восхищенно спросил один мышонок.
– Прямо у самого зеленого океана? – крикнул сердито другой мышонок.
«Красные» мышки многозначительно молчали.
Червячок долго изумленно смотрел на мышей, потом спросил:
– Откуда вы набрались такой ереси?
Мыши непонимающе молчали.
– Океан абсолютно белый! – твердо заявил червячок.
Дело в том, что червячок выползал на поверхность земли только в полнолуние.
Мыши были в полной растерянности. Все это было не смешно.
– Я предлагаю, – сказал один мышонок, – взять кусочек океана во что-нибудь и принести в норку!
Но в чем?
Пообещав никогда не разорять их гнезда, мышки упросили паучков сплести плотный мешок.
Паучки трудились добросовестно, и, когда плотный мешок был готов, мышки уложили его в кокосовый кораблик и отправились к океану.
Вы, наверное, хотите узнать к какому? К черному. На небе собралась огромная туча.
Отважных мышек это не испугало. Они, оказавшись у океана, наполнили водой мешок, втащили его на корабль и доставили в норку.
Каково же было всеобщее разочарование, когда «синие», «зеленые» и «красные» мышки увидели в мешке абсолютно прозрачную воду, ничем не отличающуюся по цвету от дождевой!
Растерянные мышки расходились по своим гнездышкам. Там, засыпая, они слышали шум океана, который больше не привлекал и не интересовал их.
А океан не уставал восхищать и радовать необъяснимостью тех, кто любил его в разное время суток, в разное время года, в шторм и штиль.
Огромный океан, который разбивал волны о камни и мирно плескался в бухте, играл с дельфинами и убаюкивал икринки разноцветных рыбок, – ОКЕАН продолжал жить своей жизнью.
Живая вода
В дальних краях, в неведомых далях, недалеко от села Сетово, в труднопроходимом лесу находился колодец с живой водой.
Как появился он в этих краях? Помнили старцы и рассказывали молодым, что очень давно из дальних мест, где солнце восходит над землей, пришел странник и поселился прямо в лесу. Он и выкопал этот чудесный колодец.
Отчего вода в нем стала живой, для всех осталось тайной.
Жители села Сетово отличались крепким здоровьем, долголетием и мужеством. А еще, невозможно было противостоять им ни в каком споре. Каждый был силен в убеждении.
Все жители села добрым словом вспоминали давнего поселенца, оставившего им бесценный дар. Нужно сказать, что пить воду можно было только возле самого колодца. С собой в ведре не возьмешь – терялся живительный дар.
Трудно поверить, но там же в лесу находился колодец с мертвой водой, и по указанию, оставленному странником, прежде чем испить живой воды, необходимо было сначала испить воды мертвой.
Почему? Потому что живая вода животворила все – и доброе, и худое, а после глотка мертвой воды живая вода воскрешала только чистые намерения и только добрые порывы.
Колодец с мертвой водой все обходили стороной, и он зарос травой. Пили сразу живую воду.
Село Сетово небольшое, но добротно отстроенное. Жителей в нем человек триста, не больше.
На дворе Игната всегда порядок. Все домашние следили за чистотой и вышколены были так, что лишней песчинки во дворе не отыскать.
Стоял Игнат и любовался только что выкрашенным домом. Потом позвал жену:
– Полина! Иди-ка, посмотри, как дом смотрится.
– Да я ж видела, – прокричала жена из коровника.
– А ты еще посмотри. Иди, иди сюда, корова подождет.
Полина поднялась с табуретки, подставленной к корове, отодвинула ведро и, вытирая о передник руки, вышла из коровника.
– Хорош, хорош, – сказала она, взглянув на дом, и собралась снова отправиться в хлев.
– Что ты спешишь? Постоять с мужем не хочешь? Посмотри, похвали.
Полина, чуть не плача, сказала:
– Корову я дою.
– А и ступай к своей корове, раз она тебе дороже меня и всего, что я для тебя делаю.
Игнат двинулся к дому. Полина, расстроенная, опустив голову пошла в хлев. Корова с норовом, к ней просто так не подойдешь. Она сердито замычала.
Полина стала уговаривать корову, погладила ее по спине, села на табуретку и, подставив ведро, принялась доить.
– Стой смирно, Манька, ты у меня умница.
Прошло полчаса.
– Полина! – позвал Игнат и вошел в коровник.
– Ты что, еще не закончила? – удивился он. – Ну ты даешь! С коровой управиться не можешь. У тебя там рагу на плите не переварится?
– Рагу не переварится, – ответила Полина, чуть не плача, потому что Манька начала нервно дергать ногой и вертеть мордой.
– Ты сразу за несколько дел хватаешься и ничего не успеваешь. Я пойду посмотрю, не попало ли в сети что, а насчет рагу предупредил, так что сама за ним теперь смотри.
Во двор с шумом вбежали дети Игната и Полины, два мальчика-близнеца шести лет. У них из-под ног шарахнулись куры. Разлетелись по всему двору.
– Смотри, дети-то какие чумазые! Как корову подоишь, отмой их, а то перед соседями стыдно.
Высказав замечания, Игнат ушел на реку, а вернувшись, потряс перед Полиной связкой лещей:
– Почисти да пожарь к ужину. Поешь хоть свеженькой рыбки. Для тебя все стараюсь.
Полина отставила в сторону маслобойку, в которую только что залила снятые с молока сливки, и занялась рыбой.
Начистив и пожарив, выставила рыбу на стол.
– Умаялся я сегодня, – с набитым ртом сказал Игнат, – хочется на чистую постельку лечь. Ты уж поменяй белье.
– Я ж три дня, как меняла, Игнат! – чуть не расплакалась Полина.
– Твое дело слушать, а не говорить! Кто в доме глава? – резко прервал Игнат.
Постелив чистое белье, Полина принялась отмывать чугунки и сковородки. Закончив, она в полном изнеможении наконец улеглась на высокую кровать и с наслаждением вытянулась на мягкой перине. Игнат проснулся и, почувствовав пружинистое тело жены, раздраженно прошептал:
– Отодвинься от меня. Мне отдохнуть нужно. С утра к колодцу иду.
Полина не слышала слов мужа. Она заснула, как только коснулась головой подушки.
– Это не женщина, а просто похоть ходячая, – пробормотал Игнат.
Рано утром Игнат разбудил Полину:
– Иди, проводи меня до калитки.
На улице было туманно и сыро. Полина, съежившись под пуховым платком, стояла на крыльце. Спускаться на траву, покрытую холодной росой, не хотелось.
Игнат поцеловал жену и ушел. Полина должна была смотреть ему вслед.
Когда Игнат скрылся из вида, Полина вернулась в дом.
От колодца Игнат вернулся к полудню. Полина уже приготовила обед, намыла полы в доме и позанималась с детьми математикой и письмом.
– Корми мужа! – весело скомандовал Игнат.
К столу подбежали ребятишки.
– А вы потом поедите. Видите, отец устал. Ты, Полина, распустила их совсем. Порядка не знают, – сказал Игнат, усаживаясь за стол.
– Детям с тобой за столом побыть хочется…
– Детям отца нужно научиться слушаться!
В окно постучали. Полина подошла посмотреть, кто это. Во дворе стоял Филька, сосед.
Полина махнула ему рукой, чтоб заходил.
– Здоровы будьте, – весело сказал Филька хозяевам, тряхнув кудрями. – Игнат, дай мне лошадь в город съездить. Настька моя вышивать-то стала, а ей алых ниток не хватило.
Игнат, уронив с ложки выловленную из супа фрикадельку, воскликнул:
– Ты что, из-за каких-то ниток в город поедешь?
– А что ж делать-то? Полин, может, у тебя есть такие нитки?
– Нет, Филипп, мне нет времени вышивать.
– Ну так что, Игнат, лошадь дашь?
– Ты, Филька, подкаблучник. Смотреть на тебя стыдно. Это ж из-за каких-то бабьих капризов в город тащиться!
Филипп возмутился:
– Тебе лошадь жалко?
– Не в лошади дело. Дело в принципе. Если б тебе в поле надо было поехать или хлеба съездить купить – другое дело, но чтобы из-за алых ниток?! Филька, ты что? Ты мужик, аль кто?
– По-твоему, если я мужик, то Настьку должен в город отправлять?
– Без ниток она обойдется, а купишь как-нибудь по пути, когда в городе будешь.
Филипп развернулся и вышел.
Полина выглянула в окно и увидела, как Филипп что-то объясняет расстроенной Насте.
– И что же ты, Игнат, лошадь не дал Филиппу? – спросила Полина.
Игнат удивленно уставился на жену:
– Моя лошадь! Он из-за своей Настьки не то что на лошадь, на козу не может заработать. Все при ней держится. Вот и пусть знает.
– Любит он ее, – вздохнула Полина.
– Если б любил, заработал бы и на лошадь, и на корову для жены-то любимой.
– Так с ней он быть хочет и работой загружать боится.
– Ну, давай и я работать не стану и рядом с тобой сяду. Посмотрим, не наскучит ли? А кушать что станем потом?
– Да, ты-то, если рядом сядешь, меня совсем измучаешь. Тебе то поджарь, то постели, то проводи. Филька-то, небось, ласковые слова, дома сидючи, говорит. Им обоим и без работы не скучно.
– Настьке позавидовала?!
– Да не Настьке я позавидовала, а не хочу против них говорить ничего. Лошадь надо было дать Фильке! Вот!
У Игната округлились глаза. Он шумно задышал, потом схватил кепку и выскочил из дома. Полина высунулась в окно и крикнула:
– Игнат, ты куда?
Игнат, не обернувшись, вышел со двора и зашагал в сторону леса. Никогда еще не чувствовал он такой необходимости в живой воде. Ему нужно было немедленно пополнить запас сил и мужества, чтобы доказать свою правоту!
– Это же надо! – бормотал он себе под нос. – Для нее все делаешь, так еще и не хорош остался.
От обиды хотелось разрыдаться. Но только какой же он будет мужчина, если плакать начнет?
Яркое солнце, добросовестно пронизывая лучами каждый листок и каждую травинку, не могло победить тень.
Сражаясь с темнотой, солнце словно стремилось сжечь траву. Подул ветерок, и трава закачалась, листья зашевелились и зашелестели, прося пощады.
Солнце, словно очнувшись, увидело жизнь, которую должно было согревать, а не уничтожать, ослабило лучи и улыбнулось нежно, с благодарностью за напоминание.
И всякая самая примитивная жизнь имела право голоса в этом огромном мире и имела право сражаться за свое сохранение. И никто не имел права судить желание живого жить.
Пройдя километра три, Игнату захотелось пить. Он шел все медленнее.
Потеряв мир в душе, Игнат не заметил, что сбился с пути.
Спотыкаясь о коряги и путаясь в высокой траве, Игнат ударился обо что-то твердое бедром, не удержался на ногах, упал сначала на колени, потом плюхнулся лицом в воду…
– Вода! Вода?
Игнат, не поднимаясь, принялся пить. Он фыркал, тряс головой. Никогда прежде вода не казалась ему такой вкусной.
Наконец, напившись, Игнат встал на ноги и, отчего-то почувствовав слабость во всем теле, замертво рухнул в траву.
Дело в том, что пил Игнат из заброшенного всеми колодца с мертвой водой.
Не умер сам Игнат, а умерли все укоренившиеся в нем убеждения, которыми жил он и которые им двигали.
Пролежал Игнат без движения три дня и три ночи, а когда открыл глаза, прошептал:
– Пить.
Встав на четвереньки, Игнат, не поняв в чем дело, снова прильнул к колодцу, снова напился и снова рухнул без движения. Пролежав до самого вечера, очнулся и увидел над собой звезды.
Игнат очень удивился, но почему-то не испугался. Он поднялся на ноги, подошел к колодцу, испил водицы и, вытерев рукавом подбородок, попытался определить, где находится.
Невдалеке Игнат увидел странное сияние и пошел на этот свет. Оказалось, что светился колодец с живой водой!
В самой воде отражалось небо, но не ночное, а ясное голубое небо, и там, в колодце, всеми семью цветами переливалась радуга. Никогда раньше не видел Игнат живую воду такой.
Руки Игната сами потянулись к воде. По воде разошлись ровные круги и зазвучала музыка.
Игнат слушал музыку и плакал. Он бережно зачерпнул воды и стал пить. Постепенно, с каждым глотком, прояснялись мысли и появлялись ответы на все вопросы, а вместе с этим выправлялась кривизна души.
Игнат медленно отошел от колодца и направился в сторону своего дома.
Выйдя к полю, Игнат случайно спугнул чибиса, который, взлетев с гнезда, стал кружить над дорогой и над краем поля, отвлекая от гнезда Игната.
Игнат рассмеялся:
– Ты не бойся, чибис, я не трону твоих птенцов.
Чибис летал, расправив сильные крылья. Игнат представил, как где-то в траве сидят взъерошенные, неоперившиеся птенцы.
– Вот ведь, ответственность какая, – думал Игнат, – это ж нужно птенцов на крыло поднять!
– Игнат! А где ты пропадал? – услышал он.
Это был пастух Иван, который возвращался из совхозной овчарни.
– Полина твоя извелась вся. Решила, что ты помер. Мы тебя три дня искали. Вот ведь, радость какая, что живой!
– Да, чем упрямее за свою дурноту держишься, тем смертельнее. Иной раз мир под себя повернуть хочется, – сказал Игнат больше себе, чем Ивану.
– А о чем задумался-то? – спросил простодушно Иван, пропустив мимо ушей непонятную реплику Игната.
– Да вот, думаю, как сложно вырастить взрослую птицу.
– А чего там сложного? – рассмеялся пастух, – пусть за отцом повторяет, учится крыльями махать.
– Не в этом дело. Мы-то детей своих все торопим, перьев от них ждем там, где еще пух. А перья-то ведь не втыкаются. Они изнутри растут. Детей взрастить, вырастить нужно. Чтобы и смелость, и стойкость, и мудрость житейская изнутри исходила, а не нами наторкана была. Чтобы стала частью тела и тогда… Крылья расправил и полетел… Изучать законы надо, а не птенца. Мне отец жесткие правила оставил. Вникать нужно и в закон, и в птенца, чтобы едиными стали, чтобы законы жили и действовали не над птенцом, а в птенце. Тогда закон защитит его, как корабль на море. Море оно сильное, а корабль в нем не тонет. А самолеты? Ты смотри, какой ум нужен, чтоб самолет в небе удержался! А птице-то и думать об этом не надобно. В ней это все. Законы эти…
– Странный ты, Игнат, я тебя бояться начинаю, а пропадал-то где?
– Сам не знаю, знаю только, что другим вернулся.
– А это хорошо?
– Что вернулся?
– Что «другим».
– Еще не понял, только чувствую, что выздоравливаю.
– А ты болел?
– Да, Иван, смертельно.
– А теперь как?
– Теперь я умер.
Иван уставился на Игната и перекрестился, а Игнат рассмеялся и сказал:
– Мое «я» умерло.
– Так что ж за болезнь-то была?
– Страсть менять всех и всех перевоспитывать. Очень тяжелое заболевание. Настоящее бремя. Непосильное.
– А теперь что?
– Теперь сердце мое для людей открылось, Иван!
Иван вздрогнул и отшатнулся от Игната.
– Иван! – добавил Игнат, – колодец-то с мертвой водой мы зря забросили. Протоптать к нему дорожку надо.
Как появился он в этих краях? Помнили старцы и рассказывали молодым, что очень давно из дальних мест, где солнце восходит над землей, пришел странник и поселился прямо в лесу. Он и выкопал этот чудесный колодец.
Отчего вода в нем стала живой, для всех осталось тайной.
Жители села Сетово отличались крепким здоровьем, долголетием и мужеством. А еще, невозможно было противостоять им ни в каком споре. Каждый был силен в убеждении.
Все жители села добрым словом вспоминали давнего поселенца, оставившего им бесценный дар. Нужно сказать, что пить воду можно было только возле самого колодца. С собой в ведре не возьмешь – терялся живительный дар.
Трудно поверить, но там же в лесу находился колодец с мертвой водой, и по указанию, оставленному странником, прежде чем испить живой воды, необходимо было сначала испить воды мертвой.
Почему? Потому что живая вода животворила все – и доброе, и худое, а после глотка мертвой воды живая вода воскрешала только чистые намерения и только добрые порывы.
Колодец с мертвой водой все обходили стороной, и он зарос травой. Пили сразу живую воду.
Село Сетово небольшое, но добротно отстроенное. Жителей в нем человек триста, не больше.
На дворе Игната всегда порядок. Все домашние следили за чистотой и вышколены были так, что лишней песчинки во дворе не отыскать.
Стоял Игнат и любовался только что выкрашенным домом. Потом позвал жену:
– Полина! Иди-ка, посмотри, как дом смотрится.
– Да я ж видела, – прокричала жена из коровника.
– А ты еще посмотри. Иди, иди сюда, корова подождет.
Полина поднялась с табуретки, подставленной к корове, отодвинула ведро и, вытирая о передник руки, вышла из коровника.
– Хорош, хорош, – сказала она, взглянув на дом, и собралась снова отправиться в хлев.
– Что ты спешишь? Постоять с мужем не хочешь? Посмотри, похвали.
Полина, чуть не плача, сказала:
– Корову я дою.
– А и ступай к своей корове, раз она тебе дороже меня и всего, что я для тебя делаю.
Игнат двинулся к дому. Полина, расстроенная, опустив голову пошла в хлев. Корова с норовом, к ней просто так не подойдешь. Она сердито замычала.
Полина стала уговаривать корову, погладила ее по спине, села на табуретку и, подставив ведро, принялась доить.
– Стой смирно, Манька, ты у меня умница.
Прошло полчаса.
– Полина! – позвал Игнат и вошел в коровник.
– Ты что, еще не закончила? – удивился он. – Ну ты даешь! С коровой управиться не можешь. У тебя там рагу на плите не переварится?
– Рагу не переварится, – ответила Полина, чуть не плача, потому что Манька начала нервно дергать ногой и вертеть мордой.
– Ты сразу за несколько дел хватаешься и ничего не успеваешь. Я пойду посмотрю, не попало ли в сети что, а насчет рагу предупредил, так что сама за ним теперь смотри.
Во двор с шумом вбежали дети Игната и Полины, два мальчика-близнеца шести лет. У них из-под ног шарахнулись куры. Разлетелись по всему двору.
– Смотри, дети-то какие чумазые! Как корову подоишь, отмой их, а то перед соседями стыдно.
Высказав замечания, Игнат ушел на реку, а вернувшись, потряс перед Полиной связкой лещей:
– Почисти да пожарь к ужину. Поешь хоть свеженькой рыбки. Для тебя все стараюсь.
Полина отставила в сторону маслобойку, в которую только что залила снятые с молока сливки, и занялась рыбой.
Начистив и пожарив, выставила рыбу на стол.
– Умаялся я сегодня, – с набитым ртом сказал Игнат, – хочется на чистую постельку лечь. Ты уж поменяй белье.
– Я ж три дня, как меняла, Игнат! – чуть не расплакалась Полина.
– Твое дело слушать, а не говорить! Кто в доме глава? – резко прервал Игнат.
Постелив чистое белье, Полина принялась отмывать чугунки и сковородки. Закончив, она в полном изнеможении наконец улеглась на высокую кровать и с наслаждением вытянулась на мягкой перине. Игнат проснулся и, почувствовав пружинистое тело жены, раздраженно прошептал:
– Отодвинься от меня. Мне отдохнуть нужно. С утра к колодцу иду.
Полина не слышала слов мужа. Она заснула, как только коснулась головой подушки.
– Это не женщина, а просто похоть ходячая, – пробормотал Игнат.
Рано утром Игнат разбудил Полину:
– Иди, проводи меня до калитки.
На улице было туманно и сыро. Полина, съежившись под пуховым платком, стояла на крыльце. Спускаться на траву, покрытую холодной росой, не хотелось.
Игнат поцеловал жену и ушел. Полина должна была смотреть ему вслед.
Когда Игнат скрылся из вида, Полина вернулась в дом.
От колодца Игнат вернулся к полудню. Полина уже приготовила обед, намыла полы в доме и позанималась с детьми математикой и письмом.
– Корми мужа! – весело скомандовал Игнат.
К столу подбежали ребятишки.
– А вы потом поедите. Видите, отец устал. Ты, Полина, распустила их совсем. Порядка не знают, – сказал Игнат, усаживаясь за стол.
– Детям с тобой за столом побыть хочется…
– Детям отца нужно научиться слушаться!
В окно постучали. Полина подошла посмотреть, кто это. Во дворе стоял Филька, сосед.
Полина махнула ему рукой, чтоб заходил.
– Здоровы будьте, – весело сказал Филька хозяевам, тряхнув кудрями. – Игнат, дай мне лошадь в город съездить. Настька моя вышивать-то стала, а ей алых ниток не хватило.
Игнат, уронив с ложки выловленную из супа фрикадельку, воскликнул:
– Ты что, из-за каких-то ниток в город поедешь?
– А что ж делать-то? Полин, может, у тебя есть такие нитки?
– Нет, Филипп, мне нет времени вышивать.
– Ну так что, Игнат, лошадь дашь?
– Ты, Филька, подкаблучник. Смотреть на тебя стыдно. Это ж из-за каких-то бабьих капризов в город тащиться!
Филипп возмутился:
– Тебе лошадь жалко?
– Не в лошади дело. Дело в принципе. Если б тебе в поле надо было поехать или хлеба съездить купить – другое дело, но чтобы из-за алых ниток?! Филька, ты что? Ты мужик, аль кто?
– По-твоему, если я мужик, то Настьку должен в город отправлять?
– Без ниток она обойдется, а купишь как-нибудь по пути, когда в городе будешь.
Филипп развернулся и вышел.
Полина выглянула в окно и увидела, как Филипп что-то объясняет расстроенной Насте.
– И что же ты, Игнат, лошадь не дал Филиппу? – спросила Полина.
Игнат удивленно уставился на жену:
– Моя лошадь! Он из-за своей Настьки не то что на лошадь, на козу не может заработать. Все при ней держится. Вот и пусть знает.
– Любит он ее, – вздохнула Полина.
– Если б любил, заработал бы и на лошадь, и на корову для жены-то любимой.
– Так с ней он быть хочет и работой загружать боится.
– Ну, давай и я работать не стану и рядом с тобой сяду. Посмотрим, не наскучит ли? А кушать что станем потом?
– Да, ты-то, если рядом сядешь, меня совсем измучаешь. Тебе то поджарь, то постели, то проводи. Филька-то, небось, ласковые слова, дома сидючи, говорит. Им обоим и без работы не скучно.
– Настьке позавидовала?!
– Да не Настьке я позавидовала, а не хочу против них говорить ничего. Лошадь надо было дать Фильке! Вот!
У Игната округлились глаза. Он шумно задышал, потом схватил кепку и выскочил из дома. Полина высунулась в окно и крикнула:
– Игнат, ты куда?
Игнат, не обернувшись, вышел со двора и зашагал в сторону леса. Никогда еще не чувствовал он такой необходимости в живой воде. Ему нужно было немедленно пополнить запас сил и мужества, чтобы доказать свою правоту!
– Это же надо! – бормотал он себе под нос. – Для нее все делаешь, так еще и не хорош остался.
От обиды хотелось разрыдаться. Но только какой же он будет мужчина, если плакать начнет?
Яркое солнце, добросовестно пронизывая лучами каждый листок и каждую травинку, не могло победить тень.
Сражаясь с темнотой, солнце словно стремилось сжечь траву. Подул ветерок, и трава закачалась, листья зашевелились и зашелестели, прося пощады.
Солнце, словно очнувшись, увидело жизнь, которую должно было согревать, а не уничтожать, ослабило лучи и улыбнулось нежно, с благодарностью за напоминание.
И всякая самая примитивная жизнь имела право голоса в этом огромном мире и имела право сражаться за свое сохранение. И никто не имел права судить желание живого жить.
Пройдя километра три, Игнату захотелось пить. Он шел все медленнее.
Потеряв мир в душе, Игнат не заметил, что сбился с пути.
Спотыкаясь о коряги и путаясь в высокой траве, Игнат ударился обо что-то твердое бедром, не удержался на ногах, упал сначала на колени, потом плюхнулся лицом в воду…
– Вода! Вода?
Игнат, не поднимаясь, принялся пить. Он фыркал, тряс головой. Никогда прежде вода не казалась ему такой вкусной.
Наконец, напившись, Игнат встал на ноги и, отчего-то почувствовав слабость во всем теле, замертво рухнул в траву.
Дело в том, что пил Игнат из заброшенного всеми колодца с мертвой водой.
Не умер сам Игнат, а умерли все укоренившиеся в нем убеждения, которыми жил он и которые им двигали.
Пролежал Игнат без движения три дня и три ночи, а когда открыл глаза, прошептал:
– Пить.
Встав на четвереньки, Игнат, не поняв в чем дело, снова прильнул к колодцу, снова напился и снова рухнул без движения. Пролежав до самого вечера, очнулся и увидел над собой звезды.
Игнат очень удивился, но почему-то не испугался. Он поднялся на ноги, подошел к колодцу, испил водицы и, вытерев рукавом подбородок, попытался определить, где находится.
Невдалеке Игнат увидел странное сияние и пошел на этот свет. Оказалось, что светился колодец с живой водой!
В самой воде отражалось небо, но не ночное, а ясное голубое небо, и там, в колодце, всеми семью цветами переливалась радуга. Никогда раньше не видел Игнат живую воду такой.
Руки Игната сами потянулись к воде. По воде разошлись ровные круги и зазвучала музыка.
Игнат слушал музыку и плакал. Он бережно зачерпнул воды и стал пить. Постепенно, с каждым глотком, прояснялись мысли и появлялись ответы на все вопросы, а вместе с этим выправлялась кривизна души.
Игнат медленно отошел от колодца и направился в сторону своего дома.
Выйдя к полю, Игнат случайно спугнул чибиса, который, взлетев с гнезда, стал кружить над дорогой и над краем поля, отвлекая от гнезда Игната.
Игнат рассмеялся:
– Ты не бойся, чибис, я не трону твоих птенцов.
Чибис летал, расправив сильные крылья. Игнат представил, как где-то в траве сидят взъерошенные, неоперившиеся птенцы.
– Вот ведь, ответственность какая, – думал Игнат, – это ж нужно птенцов на крыло поднять!
– Игнат! А где ты пропадал? – услышал он.
Это был пастух Иван, который возвращался из совхозной овчарни.
– Полина твоя извелась вся. Решила, что ты помер. Мы тебя три дня искали. Вот ведь, радость какая, что живой!
– Да, чем упрямее за свою дурноту держишься, тем смертельнее. Иной раз мир под себя повернуть хочется, – сказал Игнат больше себе, чем Ивану.
– А о чем задумался-то? – спросил простодушно Иван, пропустив мимо ушей непонятную реплику Игната.
– Да вот, думаю, как сложно вырастить взрослую птицу.
– А чего там сложного? – рассмеялся пастух, – пусть за отцом повторяет, учится крыльями махать.
– Не в этом дело. Мы-то детей своих все торопим, перьев от них ждем там, где еще пух. А перья-то ведь не втыкаются. Они изнутри растут. Детей взрастить, вырастить нужно. Чтобы и смелость, и стойкость, и мудрость житейская изнутри исходила, а не нами наторкана была. Чтобы стала частью тела и тогда… Крылья расправил и полетел… Изучать законы надо, а не птенца. Мне отец жесткие правила оставил. Вникать нужно и в закон, и в птенца, чтобы едиными стали, чтобы законы жили и действовали не над птенцом, а в птенце. Тогда закон защитит его, как корабль на море. Море оно сильное, а корабль в нем не тонет. А самолеты? Ты смотри, какой ум нужен, чтоб самолет в небе удержался! А птице-то и думать об этом не надобно. В ней это все. Законы эти…
– Странный ты, Игнат, я тебя бояться начинаю, а пропадал-то где?
– Сам не знаю, знаю только, что другим вернулся.
– А это хорошо?
– Что вернулся?
– Что «другим».
– Еще не понял, только чувствую, что выздоравливаю.
– А ты болел?
– Да, Иван, смертельно.
– А теперь как?
– Теперь я умер.
Иван уставился на Игната и перекрестился, а Игнат рассмеялся и сказал:
– Мое «я» умерло.
– Так что ж за болезнь-то была?
– Страсть менять всех и всех перевоспитывать. Очень тяжелое заболевание. Настоящее бремя. Непосильное.
– А теперь что?
– Теперь сердце мое для людей открылось, Иван!
Иван вздрогнул и отшатнулся от Игната.
– Иван! – добавил Игнат, – колодец-то с мертвой водой мы зря забросили. Протоптать к нему дорожку надо.
Муравейник
Над лесом поднялось солнце. Жители огромного муравейника засуетились. Нужно было успеть сделать много дел.
Руководил организацией и реализацией ежедневных планов самый старый и опытный муравей, которого все звали Вожаком. Много раз, благодаря ему, муравьи спасались от гибели, а муравейник сохранялся от разрушений.
Сегодня с самого утра Вожак почувствовал слабость во всех лапках и созвал муравьев в главный зал.
– Друзья мои! – голос Вожака дрожал, – я прожил долгую жизнь. Старался быть справедливым и хочу сказать вам важную вещь. Не ссорьтесь, берегите друг друга, бойтесь обижать и притеснять, потому что Бог есть.
Вожак закончил говорить совсем тихо и умер. Маленький муравьишка, который стоял рядом, едва расслышал его слова.
Муравьи зашумели.
– Конечно, Бог есть, и Он обязательно накажет того, кто украл у меня альбом с фантиками от конфет.
– Да-да, и разберется с тем, кто меня вчера с лестницы столкнул.
– А помнишь, ты мне в прошлом году дверь не открыл, когда я один соломинку тащил тяжелую?!
– А ты съел комара, которого мы вместе с болота притащили!
Маленький муравьишка пытался всем что-то сказать, но на него никто не обращал внимания. Все забыли о работе, о детях, о надвигающейся осени. Толпа ссорившихся муравьев переместилась на самую вершину муравейника.
Неожиданно пошел сильный дождь и залил шумную толпу. Муравьишку подхватило струей воды и понесло далеко от муравейника.
От страха муравьишка потерял сознание, а когда очнулся, увидел вокруг себя незнакомую ему поляну. Он закрыл глаза и заплакал. Он не знал, в какую сторону идти. Вдруг кто-то коснулся его усика.
Муравьишка вздрогнул и увидел перед собой маленькую муравьиху.
– Откуда ты? – спросил ее муравьишка.
– Шел сильный дождь, я не успела добежать до своего дома, а теперь не могу найти дорогу. Все так изменилось после дождя.
– Послушай, – вытер слезы муравьишка, – давай построим свой муравейник!
Муравьихе выбирать было не из чего, и они вдвоем приступили к работе. Уже к вечеру под высокой сосной появилась горстка сосновых иголок. В этой хибарке муравьишка с муравьихой переночевали, а наутро снова принялись за работу.
Через несколько дней к ним присоединились другие муравьи, по какой-либо причине оставшиеся без крова над головой.
Все включались в работу и усердно строили дом.
Однажды муравьишка увидел с дерева, на которое залез в поисках чего-нибудь съестного, что в сторону их поляны идет медведь.
Муравьишка быстро спустился и скомандовал всем немедленно покинуть муравейник.
Был слышен треск веток под медвежьими лапами. Муравьи сбились в кучку, а муравьишка прошептал:
– Мы погибли…
День был жаркий. Недалеко от муравейника загорелся сухой лист, когда-то упавший с дерева. От него занялась трава вокруг.
Медведь, от жары совсем рассвирепевший, почувствовал запах дыма и резко остановился. В глазах рябило, в носу щекотало и щипало.
Медведь кинулся обратно в чащу.
Загоревшуюся траву муравьи быстро потушили, а вечером весело отпраздновали свое спасение.
– Ты настоящий герой! – кричали муравьи, с восхищением глядя на муравьишку.
– Так ведь я ничего и не сделал. Мне самому не понятно, как все произошло.
– Что бы там ни было и как бы там ни было, только мы не ошиблись, оставшись с тобой!
В дверь муравейника кто-то постучался. Это оказался старый хромой муравей из муравейника, в котором когда-то жил муравьишка-герой.
Гостя встретили приветливо и усадили за стол.
– Как ты забрел к нам? – спросил муравьишка.
– Дело в том, – сказал пришелец грустно, – что дела у нас в муравейнике совсем плохи. Я пошел искать помощь и набрел на ваш дом. Ваш муравейник в порядке, и вы все такие дружные, а у нас полный развал. Мы совсем не готовы к зиме. Помогите нам.
На следующий день рано утром муравьишка вместе с гостем отправился в путь к старому муравейнику. Дошли они до него только к вечеру.
Муравьишка чуть не заплакал, увидев горы мусора, полуразвалившиеся стены, а в самом муравейнике пустые кладовые.
Жители муравейника разделились на группки.
Муравьишка отправился в главный зал и ударил в колокол. Все муравьи стали собираться сюда.
Муравьишка объявил:
– Друзья мои! Я давно хотел сказать вам то, что слышал от Вожака в день его смерти. Я стоял рядом с ним и слышал все слова. Вожак сказал: «Бог есть любовь!»
В зале наступила глубокая тишина. Потом раздался чей-то голос:
– Так что, Он и меня любит? А ведь я альбом с обертками от конфет украл…
Кто-то сказал:
– Извини меня, пожалуйста, за то, что я дверь тебе не открыл, когда ты соломинку нес.
– Да ладно, ты же с краской возился…
– Ты знаешь, – сказал кто-то кому-то, – я так долго обижался на тебя за комара, которого ты съел. – Извини меня…
– Это ты извини меня…
Рано утром все словно по команде вернулись к своим обязанностям.
Нужно было проветрить помещения, погулять с детьми, отремонтировать перегородки.
Муравьишка распрощался со старыми друзьями и отправился в обратный путь.
Над ним ярко светило огромное солнце, оно согревало землю и дарило свои лучи всему живому.
Руководил организацией и реализацией ежедневных планов самый старый и опытный муравей, которого все звали Вожаком. Много раз, благодаря ему, муравьи спасались от гибели, а муравейник сохранялся от разрушений.
Сегодня с самого утра Вожак почувствовал слабость во всех лапках и созвал муравьев в главный зал.
– Друзья мои! – голос Вожака дрожал, – я прожил долгую жизнь. Старался быть справедливым и хочу сказать вам важную вещь. Не ссорьтесь, берегите друг друга, бойтесь обижать и притеснять, потому что Бог есть.
Вожак закончил говорить совсем тихо и умер. Маленький муравьишка, который стоял рядом, едва расслышал его слова.
Муравьи зашумели.
– Конечно, Бог есть, и Он обязательно накажет того, кто украл у меня альбом с фантиками от конфет.
– Да-да, и разберется с тем, кто меня вчера с лестницы столкнул.
– А помнишь, ты мне в прошлом году дверь не открыл, когда я один соломинку тащил тяжелую?!
– А ты съел комара, которого мы вместе с болота притащили!
Маленький муравьишка пытался всем что-то сказать, но на него никто не обращал внимания. Все забыли о работе, о детях, о надвигающейся осени. Толпа ссорившихся муравьев переместилась на самую вершину муравейника.
Неожиданно пошел сильный дождь и залил шумную толпу. Муравьишку подхватило струей воды и понесло далеко от муравейника.
От страха муравьишка потерял сознание, а когда очнулся, увидел вокруг себя незнакомую ему поляну. Он закрыл глаза и заплакал. Он не знал, в какую сторону идти. Вдруг кто-то коснулся его усика.
Муравьишка вздрогнул и увидел перед собой маленькую муравьиху.
– Откуда ты? – спросил ее муравьишка.
– Шел сильный дождь, я не успела добежать до своего дома, а теперь не могу найти дорогу. Все так изменилось после дождя.
– Послушай, – вытер слезы муравьишка, – давай построим свой муравейник!
Муравьихе выбирать было не из чего, и они вдвоем приступили к работе. Уже к вечеру под высокой сосной появилась горстка сосновых иголок. В этой хибарке муравьишка с муравьихой переночевали, а наутро снова принялись за работу.
Через несколько дней к ним присоединились другие муравьи, по какой-либо причине оставшиеся без крова над головой.
Все включались в работу и усердно строили дом.
Однажды муравьишка увидел с дерева, на которое залез в поисках чего-нибудь съестного, что в сторону их поляны идет медведь.
Муравьишка быстро спустился и скомандовал всем немедленно покинуть муравейник.
Был слышен треск веток под медвежьими лапами. Муравьи сбились в кучку, а муравьишка прошептал:
– Мы погибли…
День был жаркий. Недалеко от муравейника загорелся сухой лист, когда-то упавший с дерева. От него занялась трава вокруг.
Медведь, от жары совсем рассвирепевший, почувствовал запах дыма и резко остановился. В глазах рябило, в носу щекотало и щипало.
Медведь кинулся обратно в чащу.
Загоревшуюся траву муравьи быстро потушили, а вечером весело отпраздновали свое спасение.
– Ты настоящий герой! – кричали муравьи, с восхищением глядя на муравьишку.
– Так ведь я ничего и не сделал. Мне самому не понятно, как все произошло.
– Что бы там ни было и как бы там ни было, только мы не ошиблись, оставшись с тобой!
В дверь муравейника кто-то постучался. Это оказался старый хромой муравей из муравейника, в котором когда-то жил муравьишка-герой.
Гостя встретили приветливо и усадили за стол.
– Как ты забрел к нам? – спросил муравьишка.
– Дело в том, – сказал пришелец грустно, – что дела у нас в муравейнике совсем плохи. Я пошел искать помощь и набрел на ваш дом. Ваш муравейник в порядке, и вы все такие дружные, а у нас полный развал. Мы совсем не готовы к зиме. Помогите нам.
На следующий день рано утром муравьишка вместе с гостем отправился в путь к старому муравейнику. Дошли они до него только к вечеру.
Муравьишка чуть не заплакал, увидев горы мусора, полуразвалившиеся стены, а в самом муравейнике пустые кладовые.
Жители муравейника разделились на группки.
Муравьишка отправился в главный зал и ударил в колокол. Все муравьи стали собираться сюда.
Муравьишка объявил:
– Друзья мои! Я давно хотел сказать вам то, что слышал от Вожака в день его смерти. Я стоял рядом с ним и слышал все слова. Вожак сказал: «Бог есть любовь!»
В зале наступила глубокая тишина. Потом раздался чей-то голос:
– Так что, Он и меня любит? А ведь я альбом с обертками от конфет украл…
Кто-то сказал:
– Извини меня, пожалуйста, за то, что я дверь тебе не открыл, когда ты соломинку нес.
– Да ладно, ты же с краской возился…
– Ты знаешь, – сказал кто-то кому-то, – я так долго обижался на тебя за комара, которого ты съел. – Извини меня…
– Это ты извини меня…
Рано утром все словно по команде вернулись к своим обязанностям.
Нужно было проветрить помещения, погулять с детьми, отремонтировать перегородки.
Муравьишка распрощался со старыми друзьями и отправился в обратный путь.
Над ним ярко светило огромное солнце, оно согревало землю и дарило свои лучи всему живому.
Луч
Преодолевая немыслимые расстояния, пронизывая космические пространства и не вписываясь ни в какие временные единицы, луч солнца ворвался в плотные слои атмосферы планеты Земля.
Ему дан был один день жизни, и за этот подаренный день луч хотел успеть как можно больше. Он хотел насладиться всеми земными радостями.
Луч метался по земле, хватаясь за все сразу. Он щекотал носы работающим в поле крестьянам и заставлял их щуриться, а потом смеялся над ними, когда они смешно чихали.
Луч скользил по листьям деревьев, освещая букашек, прячущихся от птиц. Букашки в страхе разбегались, и это было очень забавно.
Луч солнца скользил по водной глади озера, обнаруживая рыбешек, забившихся под камни от хищников.
Всю свою энергию луч так и растратил бы на баловство, но в полдень поднялось высоко над землей огромное, грозное и совсем не беззаботное солнце. Оно мгновенно отыскало каждый луч, отправленный им. Под взглядом всевидящего, луч вытянулся в струнку, собрался и с трепетом принялся искать свое призвание.
Сначала луч увидел своего брата, просушивающего скошенное для скота сено.
– Вот мое предназначение! – прошептал луч и присоединился к брату-близнецу.
Он сосредоточился, изобразил серьезность и занялся просушкой.
Через несколько мгновений лучик заметил в куче сена лягушонка.
Лягушонок забавно перебирал лапками, волочил толстое брюшко по сену и испуганно таращил глазки.
Лучик погладил лягушонка по спинке.
– Ты чем занят? – раздался голос брата-луча.
Луч, полный раскаяния, снова сосредоточился на просушке. Он старался быть серьезным, насколько мог, но прилетела стрекоза, и луч залюбовался, запутался в ее хрустальных крылышках. На такую красоту он мог смотреть вечно.
– Ты снова не при деле! – возмутился луч-трудяга. – Иди отсюда, бездельник, и меня не отвлекай!
Луч, стараясь спрятаться от пронизывающего взгляда палящего солнца, увидел другой луч, который прогревал землю на грядках, и присоединился к нему. Почувствовав свою значимость, захотел он, чтобы солнце заметило и оценило его.
Луч забрался на макушку подсолнуха. Через некоторое время подсолнух опустил голову и заплакал.
– Ты что это делаешь?! – закричал луч, прогревавший землю на грядках, – ты же высушишь его!
– Так ведь можно и сушить. Вон, тот луч просушкой как раз занимается…
– Какой же ты бестолковый! Время сушить и время согревать, время будить ото сна и время склонять ко сну. Иди лучше отсюда!
На небе сияло грозное всевидящее солнце, и наш луч, стараясь быть незаметным, проскользнул в детскую пластмассовую леечку с водой и спрятался в ней.
Леечку эту несла в руке маленькая девочка.
Бабушка рассказывала ей, что когда-то далеко-далеко, на окраине деревни, цвели удивительные цветы. Но наступила лютая зима, и цветы вымерзли.
Девочка каждый день поливала из лейки холмик, на котором когда-то росли эти цветы. Все жители в деревне смеялись над девочкой и над бабушкой, рассказывающей небылицы, и называли их юродивыми.
Луч солнца раскачивался в воде при каждом шаге девочки, а когда лейка наклонилась и вода полилась из носика, лучик вместе с водой проник в почву и, понимая, что это его последние мгновения, все тепло и всю свою энергию отдал маленьким корешкам, со стыдом поняв, что так и не смог ничего великого совершить за свой короткий век, который закончился гораздо раньше, чем подаренный ему день.
Проходили дни за днями, приходила с лейкой маленькая девочка, смеялись над девочкой и ее бабушкой сельчане, но однажды из-под земли поднялись и распустились необыкновенной красоты цветы. И все злопыхатели умолкли.
Ему дан был один день жизни, и за этот подаренный день луч хотел успеть как можно больше. Он хотел насладиться всеми земными радостями.
Луч метался по земле, хватаясь за все сразу. Он щекотал носы работающим в поле крестьянам и заставлял их щуриться, а потом смеялся над ними, когда они смешно чихали.
Луч скользил по листьям деревьев, освещая букашек, прячущихся от птиц. Букашки в страхе разбегались, и это было очень забавно.
Луч солнца скользил по водной глади озера, обнаруживая рыбешек, забившихся под камни от хищников.
Всю свою энергию луч так и растратил бы на баловство, но в полдень поднялось высоко над землей огромное, грозное и совсем не беззаботное солнце. Оно мгновенно отыскало каждый луч, отправленный им. Под взглядом всевидящего, луч вытянулся в струнку, собрался и с трепетом принялся искать свое призвание.
Сначала луч увидел своего брата, просушивающего скошенное для скота сено.
– Вот мое предназначение! – прошептал луч и присоединился к брату-близнецу.
Он сосредоточился, изобразил серьезность и занялся просушкой.
Через несколько мгновений лучик заметил в куче сена лягушонка.
Лягушонок забавно перебирал лапками, волочил толстое брюшко по сену и испуганно таращил глазки.
Лучик погладил лягушонка по спинке.
– Ты чем занят? – раздался голос брата-луча.
Луч, полный раскаяния, снова сосредоточился на просушке. Он старался быть серьезным, насколько мог, но прилетела стрекоза, и луч залюбовался, запутался в ее хрустальных крылышках. На такую красоту он мог смотреть вечно.
– Ты снова не при деле! – возмутился луч-трудяга. – Иди отсюда, бездельник, и меня не отвлекай!
Луч, стараясь спрятаться от пронизывающего взгляда палящего солнца, увидел другой луч, который прогревал землю на грядках, и присоединился к нему. Почувствовав свою значимость, захотел он, чтобы солнце заметило и оценило его.
Луч забрался на макушку подсолнуха. Через некоторое время подсолнух опустил голову и заплакал.
– Ты что это делаешь?! – закричал луч, прогревавший землю на грядках, – ты же высушишь его!
– Так ведь можно и сушить. Вон, тот луч просушкой как раз занимается…
– Какой же ты бестолковый! Время сушить и время согревать, время будить ото сна и время склонять ко сну. Иди лучше отсюда!
На небе сияло грозное всевидящее солнце, и наш луч, стараясь быть незаметным, проскользнул в детскую пластмассовую леечку с водой и спрятался в ней.
Леечку эту несла в руке маленькая девочка.
Бабушка рассказывала ей, что когда-то далеко-далеко, на окраине деревни, цвели удивительные цветы. Но наступила лютая зима, и цветы вымерзли.
Девочка каждый день поливала из лейки холмик, на котором когда-то росли эти цветы. Все жители в деревне смеялись над девочкой и над бабушкой, рассказывающей небылицы, и называли их юродивыми.
Луч солнца раскачивался в воде при каждом шаге девочки, а когда лейка наклонилась и вода полилась из носика, лучик вместе с водой проник в почву и, понимая, что это его последние мгновения, все тепло и всю свою энергию отдал маленьким корешкам, со стыдом поняв, что так и не смог ничего великого совершить за свой короткий век, который закончился гораздо раньше, чем подаренный ему день.
Проходили дни за днями, приходила с лейкой маленькая девочка, смеялись над девочкой и ее бабушкой сельчане, но однажды из-под земли поднялись и распустились необыкновенной красоты цветы. И все злопыхатели умолкли.