Соколова Елена. Следы во времени

   Росток потянулся к свету и, пробившись в трещину между камнями, глотнул свежего воздуха, который прибавил ему сил. Он расправил сначала один листок, потом другой и замер от восторга: над ним было Небо!
   Ростку очень захотелось подняться вверх, к Небу, и он принялся старательнее вытягивать влагу из почвы корешками, которые все глубже проникали между камнями.
   Солнце, которое давно заметило маленький росток, согревало почву вокруг него и посылало свои самые яркие и нежные лучи.
   Когда понадобился дождь, приплыло облако, которое когда-то было снегом, укрывающим семечко всю зиму.
   Облако щедро пролилось дождем.
   Солнце и Небо были счастливы, что в таком мрачном городе зародилась новая жизнь.
   Постепенно росток становился крепче, а листьев на нем появлялось больше.
   Чем взрослее он становился, тем острее ощущал свое одиночество. Кроме того, постоянно быть у всех на виду – невыносимо, ведь были видны все ошибки роста. А учиться было не у кого.
   Однажды после теплого дождя росток почувствовал, как что-то шевелится на его стебле. Пушистое, теплое, а главное – живое!
   – Какое замечательное деревце! Какая здоровая зелень! Это как раз то, что я так давно искала! – проговорило тихо и трепетно это «что-то».
   – Кто ты? – спросил росток. Он был счастлив, что появился кто-то, с кем можно поговорить.
   – Я гусеница. И уж в чем, в чем, а в деревьях я разбираюсь. Ты замечательный экземпляр!
   – О, гусеничка, милая, я так рад, что кто-то понимает меня…
   – Пожалуй, я останусь с тобой. Ты мне очень понравился. Я даже тебя полюбила.
   Гусеница удобно уселась на нижний листок.
   – Только откуда ты взялся здесь? – спросила она.
   – О, это долгая история…
   И росток рассказал гусенице обо всем, что с ним случилось, обо всем, что пришлось ему пережить, и о том, как он одинок и беззащитен.
   Гусеница внимательно выслушала, размышляя о том, как ей повезло, что семечко занесло именно сюда. Она поблагодарила небеса, устроилась поудобнее и вдруг сжала челюсти, прокусив самый большой листок. Росток вздрогнул и проговорил:
   – Что это? Мне больно.
   – А как же ты думаешь дружить? Дружить – это жертвовать, – набив полный рот, сказала гусеница.
   Все, что происходило, ростку казалось кошмарным сном.
   Неизвестно, сколько прошло времени. Гусеница дожевала последний листок и проворчала, что деревце выпустило слишком мало листьев. Поэтому с ним нельзя долго дружить и она, гусеница, вынуждена уйти.
   Деревце съежилось, до боли осознав, что не может быть настоящим другом и именно поэтому ему так одиноко.
   Проходящая мимо мама сказала своему сыночку:
   – Вот, видишь, что бывает с теми, кто не слушается.
   А папа добавил:
   – Потому что дружит с кем попало.
   – Жизнь не справедлива, – прошептал росток и сквозь хруст челюстей гусеницы вдруг услышал страшный грохот.
   Огромная машина раскидывала странную горячую землю и укатывала ее, делая твердой как камень.
   С ужасом росток почувствовал, как его придавило слоем этой земли, как прокатился по нему каток, и услышал он, как мама сказала своему сыночку:
   – Вот и совсем пропал. Потому что нельзя убегать из дома.
   Только гусеничка уже ничего не могла сказать.
   Росток погибал. Он вспомнил время, когда был семечком, вспомнил родной лес, крики птиц и бурю, которая оторвала его от всего того, что было для него близко и дорого.
   Росток понимал, что больше никогда не сможет ничего понять и увидеть, но самым невыносимым было то, что он больше никогда не сможет увидеть Небо.
   Слезы потекли по согнувшемуся стеблю.
   Слезы текли и текли, пока не достигли корней.
   Больше влаги не было, и корни впитали эту. Сок побежал по стволу, и деревце из последних сил рванулось вверх!
   Если бы хоть кто-нибудь оказался рядом, если бы было с кем посоветоваться, росток никогда бы не решился на такой поступок. Но он решился, и произошло невероятное… Асфальт, – а ведь именно асфальт был той горячей землей, которая засыпала росток, – так вот, асфальт вздыбился и треснул с таким шумом, что росток от страха и ослепившего его яркого света сначала ничего не понял.
   А случилось то, что он пробил толщу асфальта! Его окружало солнечное тепло. Он увидел Небо!
   Люди, спешащие по своим делам, останавливались и с восхищением смотрели на побег, пробившийся к свету. Старики качали головами, дети прибегали со стаканами воды и поливали деревце, а мама сказала своему сыночку:
   – Смотри, что может совершить любовь к Небу и дружба с Ним!..
   Прошло много лет. Дерево выросло. Это была сильная береза с прямым стволом и развесистыми ветвями.
   Под березой влюбленные парочки назначали свидания, дети играли, а старики отдыхали. И отцы рассказывали своим сыновьям о том, как неожиданно появилось это дерево в их пыльном городе, как много радости оно подарило людям и как многое помогло понять в жизни.
   Многое смогло понять и само дерево, обретя личный, им самим созданный и Небом укрытый мир.
   Дерево выглядело крепким и мужественным, только никто не мог понять, почему оно дрожит от страха при малейших порывах ветра…

Бабочка

   Звучала музыка. Очень странная музыка, больше похожая на шепот или на шелест крыльев. Музыка не плыла, не разливалась. Она кружилась, рассыпаясь на маленькие прозрачные бисеринки, и каждая бисеринка сама становилась источником этой таинственной мелодии.
   Крупинки, окутанные нежной оболочкой, качались на ветвях старого дерева, давно привыкшего и приспособившегося к тому, чтобы становиться колыбелью, укрытием и пищей.
   Весна. Вся природа включилась в извечную гонку – дать больше света, влаги, чтобы прорастить семена, чтобы помочь всем живым существам после зимней летаргии проснуться и укрепиться в этом огромном мире с его жесткими законами. И все разнообразие живого мира, в конечном итоге, создаст великолепный гармоничный оркестр с его скрипками, флейтами и ударными. И каждое доброе сердце наполнится восторгом перед силой, нежностью и властью изначально сущего и за всем наблюдающего дарителя жизни.
   Под теплыми лучами солнца жизнь почувствовала, наконец, что ей тесно в маленьких бисеринках. Оболочки растаяли, и по листочкам дерева расползлись маленькие, чуть заметные, нелепые существа – простые червячки.
   Один из червячков оказался на самом краю листика и свалился на землю.
   Червячок испуганно уцепился за край травинки и, дрожа от страха, быстро пополз вверх. Мимо него прокатилась капля росы, в которой червячок успел увидеть свое отражение, и чуть не расплакался:
   – Какой ужас!
   По травинке полз светлячок:
   – Здравствуй, – сказал он к червячку.
   Червячок молчал, не зная, куда спрятаться от взгляда светлячка, чтобы тот не испугался его ужасной внешности.
   – Ты что не отвечаешь? Строишь из себя! Ты кто вообще? Червяк! – обиделся светлячок и исчез.
   Червячок еще быстрее пополз вверх, чтобы не обидеть или не испугать еще кого-нибудь своей внешностью.
   – Скорее, скорее, – подгонял сам себя червячок.
   Вдруг он услышал:
   – Сам с собой разговариваешь? Ты что, ненормальный?
   Это сказала муха, которая запуталась в паутине и от нечего делать глазела по сторонам.
   – Вам помочь? – предложил червячок.
   – А можешь? – спросила муха.
   Червячок перелез на соседнюю травинку, которая под его весом прогнулась к самой паутине. Муха уцепилась за травинку лапками и смогла выбраться.
   – Слушай, ужастик, а ты ничего… – прожужжала муха и улетела.
   «Червяк», «ненормальный», «ужастик» – это все, что узнал червячок о себе в первые минуты своей жизни. С этой правдой ему предстояло существовать. Но все печальные мысли перекрывало непереносимое чувство голода.
   Наконец червячок вскарабкался на дерево и закрепился на зеленом листике.
   Открыв безобразно широкий рот, червячок принялся есть. Он ел, ел, ел и не мог остановиться. Ему очень хотелось есть.
   Вдруг послышался не просто смех, а настоящий хохот. С набитым ртом и вытаращенными глазами червячок поднял голову. Перед собой он увидел жуков.
   – Жирный! – хохотали они. А один добавил: – Ты не отвлекайся. Кушай, кушай.
   – Ижвиничи, – проговорил червячок, – шпешу я.
   – Шпешуя? Это что, имя у тебя такое? – еще громче рассмеялись жуки, – да ты сейчас лопнешь!
   Самым ужасным было то, что червячок действительно лопнул, а под лопнувшей оболочкой оказалась другая оболочка, и червячок стал не червячком, а гусеницей.
   – Надо же! Все продуманно! – катались от смеха жуки. Можешь кушать дальше…
   Гусеница готова была раствориться, исчезнуть – все, что угодно, только бы не слышать этих насмешек. Она перестала есть и свернулась клубочком. Это оказалось кстати, потому что над деревом пролетал стриж.
   Стриж схватил клювом одного из жуков, который хохотал громче всех и, покатываясь по листку, выставил на всеобщее обозрение свое ярко-желтое брюшко.
   Жуки расползлись, и гусеница осталась одна.
   – Умру, а есть больше не стану, – твердо проговорила она себе.
   Гусеница закрыла глаза, и неожиданно какая-то сладкая истома охватила все ее жирное зеленое существо. Что-то странное слышалось ей, что-то похожее на шепот или шелест тонких крыльев.
   Когда-то где-то она уже слышала эту странную мелодию. Гусеничке стало весело, она развернулась, встала на все свои маленькие уродливые ножки и открыла огромный прожорливый рот.
   Гусеница знала, что сегодня весь смысл ее жизни – в еде. Она обязана есть. Для чего, она не знала. Но ясно чувствовала, что если не будет есть, то кого-то предаст.
   Проходил день за днем, гусеница все меньше двигалась, и ей захотелось спать. Она не могла сопротивляться этому желанию и стала искать какое-нибудь укрытие, чтобы никто не увидел, как она укутается одеялом и немного поспит.
   У себя за щекой она обнаружила ниточку.
   Эту ниточку гусеница крепко-накрепко прикрепила к черенку листка, чтобы ее не унесло с дерева, пока она спит.
   Засыпая, гусеница расслабилась и, отцепившись от листика, полетела вниз с дерева. Она повисла на ниточке, и под тяжестью жирного тела ниточка стала вытягиваться.
   Чтобы не разбиться, гусенице пришлось кружиться вокруг ниточки, которая все вытягивалась и вытягивалась.
   Гусеница хотела остановиться, зацепиться за что-нибудь, но не могла, потому что ее ножки запутались, и от страха она чувствовала себя беспомощной и несчастной.
   Она все кружилась, кружилась и кружилась, потеряв счет времени, и была все более беспомощной и несчастной.
   Наконец гусеница остановилась и поняла, что нить закончилась.
   Гусеница полностью закуталась в кокон из этой нити, которая вытянулась из ее собственного жирного брюшка.
   – Не надо было столько есть! – заплакала в коконе гусеничка и в этот момент почувствовала, что падает.
   Ударившись о землю, гусеничка прошептала:
   – Все. Теперь меня увидят птицы и склюют… Ну и пусть.
   Она не знала, что уже наступила осень, что все листья с дерева облетели и надежно укрыли ее.
   Куколка осталась одна в полной тишине и в полном мраке. У нее болели ножки, тело затекло оттого, что она лежала все время в одном положении, и через какое-то время она потеряла все ориентиры и перестала понимать, где низ, где верх, где право, где лево.
   Гусеничка растворялась, исчезала, испытывая невыносимую боль, и чем сильнее становилась боль, тем отчетливее слышалась музыка, словно нанизанная на опутавшую ее тело ниточку.
   Музыка, похожая на шепот или шелест тонких крыльев. Окутанная загадочной и сладкой истомой, куколка из последних сил выдохнула из самой глубины своего маленького сердца:
   – И это пройдет…
   Почему-то, несмотря на нелепость своего положения, она была уверена, что это не конец, что что-то великое и прекрасное ждет ее после всех испытаний.
   Гусеничка не знала, что лежала под толстым слоем снега. Она спала и не слышала, сколько бурь пронеслось над ней и сколько морозных ночей сменили снежные дни.
   Однажды гусеница проснулась. Она глубоко вздохнула, и ей захотелось расправить… но что расправить?
   Гусеница пошевелила лапками, лапки оказались цепкими и сильными. Гусеница старательно принялась рыхлить ими кокон.
   Через появившееся в коконе отверстие пробился луч весеннего солнца! Тяжело дыша, плача и смеясь, гусеница выбиралась из темницы.
   – Скорее, скорее!
   Увидев над собой ярко-желтый цветок, гусеница потянулась к нему и выползла из кокона. Выползая, она чувствовала, как что-то нежное и тонкое тянется за ней.
   – Нельзя спешить, – почему-то подумала гусеничка, – а то все пропадет… Что пропадет?
   Гусеница заползла на цветок. Луч солнца согрел ее измученное тело…
   Она повернула голову влево, вправо и вдруг увидела роскошные крылья. Она не сразу поверила, что эта роскошь не что иное, как часть ее самой, что кровь, бегущая по ее телу, бежит и по этим прекрасным крыльям.
   Держась за кусочек паутинки, мимо пролетел паучок. Оглянувшись, он помахал лапкой и крикнул:
   – С первым днем весны, бабочка-красавица!
   И БАБОЧКА взмахнула крыльями и полетела.
   Она летела над лугом, и самые красивые цветы поворачивались к ней, желая поймать на себе ее взгляд.