Страница:
– Вы куда, Павел Иванович? – вскочил Глобов с кожаного дивана в приемной.
– На кудыкину гору! – огрызнулся тот.
Его раздражало все – рослые охранники, набившиеся в офис, испуганный вид менеджера, растерянная улыбка секретаря. Черт бы побрал их всех! Не уберегли Багирова, не уберегут и его. Жизнь – это казино, где все делают ставки, а судьбу решает рулетка. Какой смысл чего-то бояться? Пропади все пропадом! Он волен ехать, куда хочет, делать, что хочет. К черту охрану…
Водитель «мерса» только вскинул голову, когда Широков рявкнул:
– Выходи!
Парень раздумал возражать, увидев холодное бешенство во взгляде босса, и поспешно выскочил из машины.
– Так вы же выпивши… – взмахнул он руками вслед автомобилю. – Спиртным за версту несет…
Широков рванул с места и в мгновение ока скрылся за поворотом. Скорость бросила ему в кровь порцию адреналина. За окнами огни вечернего города сливались в сплошную полосу.
Только выехав из Москвы, Павел чуть успокоился. Бешенство сменилось непривычным возбуждением. Когда он чувствовал что-либо подобное? Очень давно… еще в юности, летя на подержанных «Жигулях» к Эльзе, на промышленную окраину. Оказывается, его сердце не омертвело, как он думал.
Это открытие взволновало Широкова, заставило его съехать с трассы, остановиться и выйти из машины. В воздухе пахло травами. Солнце садилось, оставляя на небе тусклое малиновое зарево. Что-то давно забытое отозвалось в душе Широкова при взгляде на этот тлеющий летний закат, на темный, глухой лес вдали…
Он медленно вернулся к машине, сел и опустил голову на руль. Лед внутри него тронулся, пошел рваными, тяжелыми трещинами, заскрипел и загрохотал. Широков все эти годы чего-то ждал. Состояние ожидания измучило его.
Солнце зашло. Небо померкло, все вокруг погрузилось в теплые зеленоватые сумерки. В кустах гортанно закричала какая-то птица…
Генеральский дом Широков нашел без труда. Лена вышла и открыла ворота, чтобы он смог въехать во двор. У дома стояла огромная ель, освещенная луной.
– Как вы относитесь к незваным гостям? – спросил Широков.
Лена пожала плечами и натянуто улыбнулась.
– Еще не знаю…
– Багиров умер, – без всякого перехода сказал Широков. – Его убили.
Улыбка сползла с лица Лены, сменилась мертвенной бледностью.
– Ка-ак?
– Мне обязательно нужно с вами поговорить. Может быть, пойдем в дом?
– Да, конечно…
Она пошла впереди, поднялась на крыльцо. В просторной прихожей на полу лежали домотканые половики, в высоких вазах стояли сухие цветы бессмертника. Из комнаты в коридор падал желтый свет.
– У вас уютно, – сказал гость. – Люблю деревянные дома.
Лена испытывала восторг и ужас. Она бы никогда не поверила, что такое бывает…
Глава 7
Таймыр
Глава 8
Глава 9
– На кудыкину гору! – огрызнулся тот.
Его раздражало все – рослые охранники, набившиеся в офис, испуганный вид менеджера, растерянная улыбка секретаря. Черт бы побрал их всех! Не уберегли Багирова, не уберегут и его. Жизнь – это казино, где все делают ставки, а судьбу решает рулетка. Какой смысл чего-то бояться? Пропади все пропадом! Он волен ехать, куда хочет, делать, что хочет. К черту охрану…
Водитель «мерса» только вскинул голову, когда Широков рявкнул:
– Выходи!
Парень раздумал возражать, увидев холодное бешенство во взгляде босса, и поспешно выскочил из машины.
– Так вы же выпивши… – взмахнул он руками вслед автомобилю. – Спиртным за версту несет…
Широков рванул с места и в мгновение ока скрылся за поворотом. Скорость бросила ему в кровь порцию адреналина. За окнами огни вечернего города сливались в сплошную полосу.
Только выехав из Москвы, Павел чуть успокоился. Бешенство сменилось непривычным возбуждением. Когда он чувствовал что-либо подобное? Очень давно… еще в юности, летя на подержанных «Жигулях» к Эльзе, на промышленную окраину. Оказывается, его сердце не омертвело, как он думал.
Это открытие взволновало Широкова, заставило его съехать с трассы, остановиться и выйти из машины. В воздухе пахло травами. Солнце садилось, оставляя на небе тусклое малиновое зарево. Что-то давно забытое отозвалось в душе Широкова при взгляде на этот тлеющий летний закат, на темный, глухой лес вдали…
Он медленно вернулся к машине, сел и опустил голову на руль. Лед внутри него тронулся, пошел рваными, тяжелыми трещинами, заскрипел и загрохотал. Широков все эти годы чего-то ждал. Состояние ожидания измучило его.
Солнце зашло. Небо померкло, все вокруг погрузилось в теплые зеленоватые сумерки. В кустах гортанно закричала какая-то птица…
Генеральский дом Широков нашел без труда. Лена вышла и открыла ворота, чтобы он смог въехать во двор. У дома стояла огромная ель, освещенная луной.
– Как вы относитесь к незваным гостям? – спросил Широков.
Лена пожала плечами и натянуто улыбнулась.
– Еще не знаю…
– Багиров умер, – без всякого перехода сказал Широков. – Его убили.
Улыбка сползла с лица Лены, сменилась мертвенной бледностью.
– Ка-ак?
– Мне обязательно нужно с вами поговорить. Может быть, пойдем в дом?
– Да, конечно…
Она пошла впереди, поднялась на крыльцо. В просторной прихожей на полу лежали домотканые половики, в высоких вазах стояли сухие цветы бессмертника. Из комнаты в коридор падал желтый свет.
– У вас уютно, – сказал гость. – Люблю деревянные дома.
Лена испытывала восторг и ужас. Она бы никогда не поверила, что такое бывает…
Глава 7
Таймыр
Жилеву повезло, и он сумел добраться до Хатанги, а оттуда до Сындасско быстрее, чем рассчитывал.
Тундра, прибрежные скалы и озера кишели птицами. Ивняки и ольховники позеленели, реликтовые торфяники выделялись на равнине обширными бурыми пятнами. В низкогорьях Бырранга белели маленькие леднички. Хмурые пейзажи гор с заснеженными ущельями и пестрыми лугами на склонах, глубокие разломные озера, долины горных рек вызывали чувство неохватности этих суровых просторов.
Степан Игнатьевич любил наблюдать с вертолета скудную и вместе с тем величественную природу Таймыра. Он представлял себе, как по этим равнинам и холодным предгорьям разгуливали стада мамонтов, любовался изрезанной линией побережья. Окраины острова, несомненно, испытали погружение – именно поэтому так сложен рисунок берегов. А сие означает…
Далее ученый пускался в свои зачастую фантастические рассуждения, которыми ни с кем не рисковал делиться. Поэтому он начал вести дневник, подражая легендарным полярным исследователям Лаптевым.
В Сындасско его ждали. Небольшое рыболовное судно доставило сюда через Хатангский залив часть экспедиции, которая занималась раскопками. Антон Шелест заболел: простудился и слег. С ним пришлось остаться врачу и одному из палеонтологов. Остальные отправились вдоль побережья на север полуострова, возглавляемые Петром Седовым, опытным полярником. Он оказался дальним родственником того самого Седова, который организовал экспедицию к Северному полюсу на судне «Святой Фока».
Через три недели ребятам пришлось возвращаться в Сындасско из-за странного недомогания, поразившего в разной степени всех членов археологической партии. Недомогание выражалось в общей слабости, головокружении и полном отсутствии аппетита. Здоровые и сильные мужчины буквально валились с ног и засыпали где попало. Вначале Седов списывал это на усталость после трудного перехода, но потом решил вернуться.
Археологи тащили с собой нехитрые приспособления для раскопок, поэтому вести масштабные исследования не представлялось возможным. Оставалось довольствоваться тем малым, что удалось обнаружить.
Еще до отъезда Жилева в Москву к ним наведался старый оленевод-долган.
– Моя слышала, русский ищет старая стоянка, – с достоинством заявил он, усевшись на деревянную скамейку у печки. – Моя знает один такой место, может показать.
Удалось выяснить у старика, что речь идет об остатках неизвестного поселения на другой стороне Хатангского залива. Жилев знал, что на здешних реках ранее обнаруживали следы древних поселений человека эпохи неолита. На территории Таймыра ранее проживали самодийские племена, – предки нынешних долганов и ненцев. Первые русские появились предположительно в 16 веке. Это были торговые и служилые люди. Они строили зимовья, скупали пушнину. Поселок Мангазея у устья реки Таз превратился в укрепленный город.
Степан Игнатьевич тщательно изучал чудом сохранившиеся документы того времени, данные таможенных книг. А вдруг первые поселенцы наткнулись в этих труднодоступных районах на что-нибудь… этакое… диковинное и непонятное, да и отписали о своей находке царю-батюшке? Чем черт не шутит!
Но записи велись в основном деловые, как это видно было из донесения 1616 года в Москву Тобольского воеводы Куракина: «От Архангельскова города в Мангазею во всея годы ходят кочами многие торговые и промышленные люди со всякими немецкими товарами и хлебом, а поспевают морем в Карскую губу от города в две недели, а из Карские губы в Мутную реку вверх до волоку ходят пять день, и волоком идти и кочи таскать версты полторы, а переволокши с волока, спустится кочами в Зеленую реку и идти вниз четыре дни, а от Зеленые реки в реку Таз, а Тазом в Мангазею. А от Мутные реки всего до Мангазеи ходу две недели».
Кроме Мангазеи появились и другие поселения – Туруханск, Хантайка, Дудинка, Хатанга, Волочанка. Но не это интересовало Жилева. Местные жители на его настойчивые расспросы разводили руками. Кроме костей мамонта, никто ничего необычного не находил. Так что визит старика-долгана вызвал в лагере археологов волнение. О поселении, которое упомянул оленевод, никто до сих пор не слышал. С учетом короткого таймырского лета решили срочно переправляться на другой берег Хатангского залива, благо подоспело рыболовное суденышко. Жилева отрядили в столицу за деньгами. Но сложилось все иначе.
Восемь человек под предводительством Седова высадились на пустынный берег.
– Старого долгана с собой брать не будем, – решил Седов. – Справимся сами. Я его подробно обо всем расспросил, найдем становище. Он говорит, что срубы до сих пор уцелели, только заросли кустами. Отыщем!
Шли три дня. Земля цвела, низкорослые полярные маки стелились под порывами ветра. По небу бежали сизые тучи. Осевший полуразваленный сруб заметили чудом, благодаря Сереже Линько, который собирал перья птиц. У него дома, в Москве, была огромная коллекция перьев и изделий из них.
– Смотрите! – крикнул он, показывая вперед. – Вон там летают пуночки. Наверное, у них близко гнезда. Пойдемте, проверим. Пуночки обожают гнездиться в заброшенных постройках.
Белогрудые пуночки – вестники арктической весны – действительно облюбовали для своих гнезд остатки человеческого жилья. Срубов было несколько: один большой и пара поменьше. Бревна почернели, покрылись мхом и лишайником, поросли цепким ольховником.
– Ну и что будем делать? – спросил Линько. – На остатки великой цивилизации атлантов эти бревна, извините, совершенно не похожи.
– Для начала поставим палатки, – сказал Седов. – И поужинаем. На сытый желудок лучше думается.
За едой рассуждали, кто и когда мог построить эти несколько изб. Версий было две: купцы или первые полярные исследователи. Может быть, сам Прончищев или Беринг зимовали тут, прятались от лютых арктических вьюг.
– Вроде бы маршруты Беринга здесь не пролегали, – возразил Седов. – Хотя… разве теперь разберешь, кто, куда и зачем ходил, что строил и почему потом бросил жилье?
– В смутные времена и забросили все, – предположил Гурин, молодой крепыш, заросший черной курчавой бородой по самые скулы.
Он занимался историей Сибири. Это увлечение и привело его в команду Жилева.
– Смутные времена? – не понял Линько.
– Начало семнадцатого века, – объяснил Гурин. – Польская интервенция, нашествие шведов… значительно ослабили военную мощь государства Российского. Возникла опасность захвата Сибири иностранцами. На Ямальском волоке установили стрелецкий кордон, откуда всех торгашей заворачивали обратно. «А буде которые русские люди пойдут морем, и немцы или какие иные иноземцы в Сибирь дорогу отыщут, и тем людям за их воровство и измену быти казненну злыми смертьми», – процитировал он. – Кому такое понравится? Заглохла торговля, не стало хлеба. Вот и пришло все в упадок, опустело.
Перед поездкой на Таймыр Гурин тщательно изучил все, что касалось ранней истории полуострова и прилегающих территорий. К сожалению, письменных материалов почти не сохранилось. Промысловики скрывали от воевод и приказных свои находки и сведения о новых землях. А письменные донесения воевод, которые раньше хранились в Сибирских архивах, погибли при пожарах или затерялись.
Собственно, первое описание морских берегов Сибири провела Великая Северная экспедиция, задуманная еще Петром I. К сожалению, ничего, касающегося Атлантиды, исследователи побережья не обнаружили. Вряд ли они вообще имели представление о чем-либо подобном.
После ужина, забравшись в палатку и спальный мешок, Гурин долго не мог уснуть. Найденные срубы, скорее всего – остатки бывшего торгового селения, какой-нибудь перевалочный пункт охотников или путешественников. Что здесь могут дать раскопки? В лучшем случае ребята откопают горшок для щей или печной ухват.
Утром их разбудил птичий гомон. Небо покрылось тучами, предвещавшими непогоду.
– Давайте исследуем развалины, – предложил Линько.
Наскоро позавтракали и принялись за работу.
При подборе людей, которые поедут на Таймыр, главными качествами считались энтузиазм и вера в существование цивилизации-призрака, с подачи Платона названной Атлантидой. Поэтому в команде Жилева оказались люди самых разных профессий: историк, биолог, полярники, любители экстремальных путешествий, два палеонтолога и даже представитель молодежной политической партии, борющейся за возрождение славянской культуры. Все они горели желанием сделать сенсационные открытия, но пока занимались рутинной работой. Раскопки велись большей частью по-дилетантски. Руководил археологическими исследованиями Гурин. Он хоть что-то понимал в этом непростом деле.
Остатки изб, состоящие из вросших в землю бревен срубов, покрытых мелкорослыми кустами и мхом, ни у кого не вызвали особого восторга.
– Копать будем здесь! – глубокомысленно заявил Гурин, тыча пальцем наугад между бревнами.
– Почему? – угораздило поинтересоваться любопытного Линько.
Гурин тут же прочитал ему короткую лекцию, сводившуюся к одному известному выражению: «Какое твое собачье дело?»
Линько все понял и принялся за работу. К обеду раскоп принес несколько находок – гнутую металлическую пряжку, железяку, похожую на обломок ножа, и что-то вроде проржавевшей дужки от бочонка.
– Богатый улов, – присвистнул молодой политик Ряшкин. – Исторический музей сдохнет от зависти!
Все понуро молчали, не глядя друг на друга.
– А чего вы ожидали? – взвился Гурин. – Это вам не гробница Тутанхамона! А всего-навсего купеческая изба или охотничье зимовье. Что вы тут собирались обнаружить, друзья мои? Надеюсь, не золотую корону императора Атлантиды?
Ряшкин хихикнул, на него зашикали. Обедали в полном молчании, изредка прерываемом хихиканьем молодежного лидера.
– Ты чего так развеселился, парень? – не выдержал Седов.
– Не плакать же! – ничуть не смутился молодой человек. – Пошли копать, братья по разуму.
После гречневой каши с тушенкой и горячего чая дело пошло веселее. Через пару часов из земли извлекли хорошо сохранившийся кожаный мешочек.
– Кисет, – предположил Линько, отряхивая находку. – Или пороховница.
Но оба варианта оказались ложными…
Тундра, прибрежные скалы и озера кишели птицами. Ивняки и ольховники позеленели, реликтовые торфяники выделялись на равнине обширными бурыми пятнами. В низкогорьях Бырранга белели маленькие леднички. Хмурые пейзажи гор с заснеженными ущельями и пестрыми лугами на склонах, глубокие разломные озера, долины горных рек вызывали чувство неохватности этих суровых просторов.
Степан Игнатьевич любил наблюдать с вертолета скудную и вместе с тем величественную природу Таймыра. Он представлял себе, как по этим равнинам и холодным предгорьям разгуливали стада мамонтов, любовался изрезанной линией побережья. Окраины острова, несомненно, испытали погружение – именно поэтому так сложен рисунок берегов. А сие означает…
Далее ученый пускался в свои зачастую фантастические рассуждения, которыми ни с кем не рисковал делиться. Поэтому он начал вести дневник, подражая легендарным полярным исследователям Лаптевым.
В Сындасско его ждали. Небольшое рыболовное судно доставило сюда через Хатангский залив часть экспедиции, которая занималась раскопками. Антон Шелест заболел: простудился и слег. С ним пришлось остаться врачу и одному из палеонтологов. Остальные отправились вдоль побережья на север полуострова, возглавляемые Петром Седовым, опытным полярником. Он оказался дальним родственником того самого Седова, который организовал экспедицию к Северному полюсу на судне «Святой Фока».
Через три недели ребятам пришлось возвращаться в Сындасско из-за странного недомогания, поразившего в разной степени всех членов археологической партии. Недомогание выражалось в общей слабости, головокружении и полном отсутствии аппетита. Здоровые и сильные мужчины буквально валились с ног и засыпали где попало. Вначале Седов списывал это на усталость после трудного перехода, но потом решил вернуться.
Археологи тащили с собой нехитрые приспособления для раскопок, поэтому вести масштабные исследования не представлялось возможным. Оставалось довольствоваться тем малым, что удалось обнаружить.
Еще до отъезда Жилева в Москву к ним наведался старый оленевод-долган.
– Моя слышала, русский ищет старая стоянка, – с достоинством заявил он, усевшись на деревянную скамейку у печки. – Моя знает один такой место, может показать.
Удалось выяснить у старика, что речь идет об остатках неизвестного поселения на другой стороне Хатангского залива. Жилев знал, что на здешних реках ранее обнаруживали следы древних поселений человека эпохи неолита. На территории Таймыра ранее проживали самодийские племена, – предки нынешних долганов и ненцев. Первые русские появились предположительно в 16 веке. Это были торговые и служилые люди. Они строили зимовья, скупали пушнину. Поселок Мангазея у устья реки Таз превратился в укрепленный город.
Степан Игнатьевич тщательно изучал чудом сохранившиеся документы того времени, данные таможенных книг. А вдруг первые поселенцы наткнулись в этих труднодоступных районах на что-нибудь… этакое… диковинное и непонятное, да и отписали о своей находке царю-батюшке? Чем черт не шутит!
Но записи велись в основном деловые, как это видно было из донесения 1616 года в Москву Тобольского воеводы Куракина: «От Архангельскова города в Мангазею во всея годы ходят кочами многие торговые и промышленные люди со всякими немецкими товарами и хлебом, а поспевают морем в Карскую губу от города в две недели, а из Карские губы в Мутную реку вверх до волоку ходят пять день, и волоком идти и кочи таскать версты полторы, а переволокши с волока, спустится кочами в Зеленую реку и идти вниз четыре дни, а от Зеленые реки в реку Таз, а Тазом в Мангазею. А от Мутные реки всего до Мангазеи ходу две недели».
Кроме Мангазеи появились и другие поселения – Туруханск, Хантайка, Дудинка, Хатанга, Волочанка. Но не это интересовало Жилева. Местные жители на его настойчивые расспросы разводили руками. Кроме костей мамонта, никто ничего необычного не находил. Так что визит старика-долгана вызвал в лагере археологов волнение. О поселении, которое упомянул оленевод, никто до сих пор не слышал. С учетом короткого таймырского лета решили срочно переправляться на другой берег Хатангского залива, благо подоспело рыболовное суденышко. Жилева отрядили в столицу за деньгами. Но сложилось все иначе.
Восемь человек под предводительством Седова высадились на пустынный берег.
– Старого долгана с собой брать не будем, – решил Седов. – Справимся сами. Я его подробно обо всем расспросил, найдем становище. Он говорит, что срубы до сих пор уцелели, только заросли кустами. Отыщем!
Шли три дня. Земля цвела, низкорослые полярные маки стелились под порывами ветра. По небу бежали сизые тучи. Осевший полуразваленный сруб заметили чудом, благодаря Сереже Линько, который собирал перья птиц. У него дома, в Москве, была огромная коллекция перьев и изделий из них.
– Смотрите! – крикнул он, показывая вперед. – Вон там летают пуночки. Наверное, у них близко гнезда. Пойдемте, проверим. Пуночки обожают гнездиться в заброшенных постройках.
Белогрудые пуночки – вестники арктической весны – действительно облюбовали для своих гнезд остатки человеческого жилья. Срубов было несколько: один большой и пара поменьше. Бревна почернели, покрылись мхом и лишайником, поросли цепким ольховником.
– Ну и что будем делать? – спросил Линько. – На остатки великой цивилизации атлантов эти бревна, извините, совершенно не похожи.
– Для начала поставим палатки, – сказал Седов. – И поужинаем. На сытый желудок лучше думается.
За едой рассуждали, кто и когда мог построить эти несколько изб. Версий было две: купцы или первые полярные исследователи. Может быть, сам Прончищев или Беринг зимовали тут, прятались от лютых арктических вьюг.
– Вроде бы маршруты Беринга здесь не пролегали, – возразил Седов. – Хотя… разве теперь разберешь, кто, куда и зачем ходил, что строил и почему потом бросил жилье?
– В смутные времена и забросили все, – предположил Гурин, молодой крепыш, заросший черной курчавой бородой по самые скулы.
Он занимался историей Сибири. Это увлечение и привело его в команду Жилева.
– Смутные времена? – не понял Линько.
– Начало семнадцатого века, – объяснил Гурин. – Польская интервенция, нашествие шведов… значительно ослабили военную мощь государства Российского. Возникла опасность захвата Сибири иностранцами. На Ямальском волоке установили стрелецкий кордон, откуда всех торгашей заворачивали обратно. «А буде которые русские люди пойдут морем, и немцы или какие иные иноземцы в Сибирь дорогу отыщут, и тем людям за их воровство и измену быти казненну злыми смертьми», – процитировал он. – Кому такое понравится? Заглохла торговля, не стало хлеба. Вот и пришло все в упадок, опустело.
Перед поездкой на Таймыр Гурин тщательно изучил все, что касалось ранней истории полуострова и прилегающих территорий. К сожалению, письменных материалов почти не сохранилось. Промысловики скрывали от воевод и приказных свои находки и сведения о новых землях. А письменные донесения воевод, которые раньше хранились в Сибирских архивах, погибли при пожарах или затерялись.
Собственно, первое описание морских берегов Сибири провела Великая Северная экспедиция, задуманная еще Петром I. К сожалению, ничего, касающегося Атлантиды, исследователи побережья не обнаружили. Вряд ли они вообще имели представление о чем-либо подобном.
После ужина, забравшись в палатку и спальный мешок, Гурин долго не мог уснуть. Найденные срубы, скорее всего – остатки бывшего торгового селения, какой-нибудь перевалочный пункт охотников или путешественников. Что здесь могут дать раскопки? В лучшем случае ребята откопают горшок для щей или печной ухват.
Утром их разбудил птичий гомон. Небо покрылось тучами, предвещавшими непогоду.
– Давайте исследуем развалины, – предложил Линько.
Наскоро позавтракали и принялись за работу.
При подборе людей, которые поедут на Таймыр, главными качествами считались энтузиазм и вера в существование цивилизации-призрака, с подачи Платона названной Атлантидой. Поэтому в команде Жилева оказались люди самых разных профессий: историк, биолог, полярники, любители экстремальных путешествий, два палеонтолога и даже представитель молодежной политической партии, борющейся за возрождение славянской культуры. Все они горели желанием сделать сенсационные открытия, но пока занимались рутинной работой. Раскопки велись большей частью по-дилетантски. Руководил археологическими исследованиями Гурин. Он хоть что-то понимал в этом непростом деле.
Остатки изб, состоящие из вросших в землю бревен срубов, покрытых мелкорослыми кустами и мхом, ни у кого не вызвали особого восторга.
– Копать будем здесь! – глубокомысленно заявил Гурин, тыча пальцем наугад между бревнами.
– Почему? – угораздило поинтересоваться любопытного Линько.
Гурин тут же прочитал ему короткую лекцию, сводившуюся к одному известному выражению: «Какое твое собачье дело?»
Линько все понял и принялся за работу. К обеду раскоп принес несколько находок – гнутую металлическую пряжку, железяку, похожую на обломок ножа, и что-то вроде проржавевшей дужки от бочонка.
– Богатый улов, – присвистнул молодой политик Ряшкин. – Исторический музей сдохнет от зависти!
Все понуро молчали, не глядя друг на друга.
– А чего вы ожидали? – взвился Гурин. – Это вам не гробница Тутанхамона! А всего-навсего купеческая изба или охотничье зимовье. Что вы тут собирались обнаружить, друзья мои? Надеюсь, не золотую корону императора Атлантиды?
Ряшкин хихикнул, на него зашикали. Обедали в полном молчании, изредка прерываемом хихиканьем молодежного лидера.
– Ты чего так развеселился, парень? – не выдержал Седов.
– Не плакать же! – ничуть не смутился молодой человек. – Пошли копать, братья по разуму.
После гречневой каши с тушенкой и горячего чая дело пошло веселее. Через пару часов из земли извлекли хорошо сохранившийся кожаный мешочек.
– Кисет, – предположил Линько, отряхивая находку. – Или пороховница.
Но оба варианта оказались ложными…
Глава 8
Подлипки
– У вас тут и камин есть? – удивился Широков.
– Папа настоял, – не слыша своего голоса, сказала Лена. – Хотел, чтобы в доме был живой огонь.
Визит «главного плохиша» казался ей сном. Сейчас она проснется, и ничего этого не будет – ни загородного дома, ни господина Широкова, ни ее самой.
Павел тоже чувствовал себя немного растерянным. И в самом деле, чего он приперся в эти Подлипки, в чужой дом, к чужой женщине? Она, поди, уже спать собралась ложиться, а тут незваный гость нагрянул. Он не мог понять, что привело его сюда. Нечистый попутал…
«Пожалуй, мне стоит извиниться и уйти», – подумал Широков и тут же представил себе, как глупо он будет выглядеть.
Здравствуйте, Лена! – До свидания, Лена! Приятно было проехаться, посмотреть на ваш милый домик. А теперь мне пора. Чао, бамбино! Помашите мне ручкой.
Она посчитает его полным идиотом. Нет уж. Приехал так приехал.
Широков вдруг ощутил внутренний жар и расстегнул пиджак, огляделся.
Деревянная дача внутри оказалась просторным благоустроенным домом с оштукатуренными стенами и паркетным полом. Из гостиной на второй этаж вела полукруглая лестница.
– Зачем же вы стены оштукатурили? – спросил Павел, чтобы прервать неловкое молчание. – Всю красоту погубили.
– На втором этаже у нас бревна, – улыбнулась Лена. – Хотите посмотреть?
У Широкова жар сменился легким ознобом, ему не хотелось подниматься по лестнице вверх.
– Можно я присяду? – спросил он.
– Конечно, – спохватилась Лена. – Я такая недотепа…
Она с облегчением вздохнула. От идеального порядка, наведенного перед отъездом генеральшей, не осталось и следа. В спальне на втором этаже были разбросаны вещи, а в кабинете и библиотеке – книги и журналы. Не самая подходящая обстановка для приема гостей. «Ты неряха и несносная девчонка! – прозвучал в ее ушах возмущенный голос матери. – Стыд и позор для нас с папой. Слуцкие – уважаемые люди. У них не может быть такой дурно воспитанной дочери!»
На этот раз Лене даже нечего было возразить. Она глянула на себя в зеркало и задохнулась от ужаса: материн японский халат не по размеру висел на ней мешком, а на прическу страшно смотреть. Разве так она видела в мечтах долгожданную встречу с Павлом? Она была настолько ошарашена его звонком, что впала в транс и забыла почистить перышки. Господи! Мумия Клеопатры, наверное, переворачивается в своем золотом саркофаге от такого безобразия!
– Давайте разведем огонь в камине, – предложил Широков.
Приятной беседы с хозяйкой дома не получалось. Ее явно шокировал поздний визит почти незнакомого мужчины. Небось в себя до сих пор не пришла. Он тоже хорош. Где его светская учтивость, галантные манеры? Он же всегда, независимо от обстоятельств, умел очаровывать женщин.
– Что? А… давайте, – вяло отозвалась Лена. – Вот дрова…
Она показала на березовые поленья, сложенные в углу на специальной подставке.
– Вы позволите?
Он снял пиджак и развязал узел галстука. Манжеты его безукоризненной рубашки украшали бриллиантовые запонки. «Подделка, наверное», – подумала Лена. Хорошо одетые мужчины приводили ее в замешательство. При них она чувствовала себя Золушкой, которую принц застал за чисткой печной сажи. Впрочем, не все ли равно?..
Пока Широков разжигал огонь, она сидела рядом в кресле, безучастная, погруженная в свои мысли. Интересно, зачем он приехал? Ему ведь доложили, что родители уехали, вот он и… Что «и»?
Дрова в камине занялись, затрещали от жара. Гость, довольный, уселся и посмотрел на Лену.
– Вы коньяк пьете? – спросил он.
– Пью. Только у меня нет… Впрочем, кажется, осталось немного водки… для компрессов. Нога еще побаливает. Принести?
– А как же компрессы? – усмехнулся Широков. – Подождите минуточку. Джинн сбегает за бутылкой.
Он сходил к машине и вернулся с большим пакетом, полным продуктов.
– Вы ужинали?
Лена покачала головой. Ей не хотелось есть. Но этикет требовал подняться, принести посуду, разложить еду и угостить гостя. Так она и поступила.
– Выпьем?
Широков налил коньяк в фужеры. Лена выпила все, не ощущая вкуса. Горло обожгло, она закашлялась.
– Я хотел, чтобы вы узнали о смерти Багирова от меня, – неожиданно сказал Павел.
У нее глаза от кашля наполнились слезами.
– Как это случилось? Почему?
Широков выпил и налил себе еще. Не углубляясь в детали, он рассказал о последних событиях, связанных с нападениями на его людей.
– Борис погиб из-за меня. Наверное, он напал на след, о чем-то догадывался. К сожалению, мой враг оказался более жестоким и хитрым, чем мой друг.
– Багиров был вашим другом?
Широков кивнул.
– Его ангел-хранитель сплоховал. В отличие от моего. – Он вздохнул. – Тогда во дворе вы спасли мне жизнь, Лена. Я ваш должник. Только вот не знаю, успею ли отблагодарить вас как следует. Наверное, мне не нужно было приезжать сюда. Своим присутствием я невольно подвергаю вас опасности…
– Нет! – возразила Лена. – Судьбу не обманешь.
Они пили коньяк и закусывали ананасом. Веселое пламя плясало в камине, освещая комнату. Дождливая ночь лила свои нескончаемые слезы, стуча в стекла приоткрытых окон.
– Вам нужно посоветоваться с очень мудрым человеком, – сказала Лена заплетающимся языком. Коньяк произвел свое действие, и она опьянела. – Никакая охрана не может защитить от судьбы.
– Вы верите в судьбу?
– Я подозреваю, что не все так просто… – и невпопад добавила: – Жизнь – это сплошные перевертыши. То, что мы считаем важным, на самом деле чепуха, а чепуха вдруг оказывается единственно важным.
Лена плохо владела своим телом, но мысли ее оставались ясными. Широков с возрастающим удивлением слушал ее.
– Знаете, убогое детство, полное лишений, заставило меня думать, что самое важное – достаток, деньги. Теперь они у меня есть, но я все еще продолжаю что-то искать, чего-то ждать. Странно, правда?
Он казался искренним и был очень красив. Черты его лица расплывались в багровом полумраке, закатанные рукава рубашки открывали сильные руки. На внутренней стороне правой руки, чуть выше локтевого сгиба, виднелась татуировка. В темноте нельзя было разобрать, что она изображает.
– Покажите, – попросила Лена, придвигаясь ближе. – Какая необычная штука. Это вилы?
– Трезубец, – усмехнулся Павел. – Родовой символ Рюриковичей.
Лена засмеялась. Коньяк придал ей храбрости.
– Ого! Вы считаете себя потомком Рюриков? Наглости вам не занимать.
– Я бандит, – без затей ответил Широков. – Вернее, был бандитом.
– И у вас есть бандитское прозвище?
– Что-то вроде того.
– Какое же?
– Варяг. Поэтому я сделал себе татуировку в виде трезубца. Скорее по наитию, чем осознанно. То, что это – герб-символ варяжских князей, я узнал гораздо позже. Получилось кстати.
Лена кивнула и задумалась. При близком знакомстве Широков понравился ей еще больше.
– Варяг… – шепотом повторила она. – Совсем не по-бандитски.
– Вообще-то меня еще в школе так прозвали. А насчет по-бандитски это звучит или нет… Варяги жили войной. Главным их промыслом были морские разбои. Они находились в вечной готовности к морским походам. Нередко варяги составляли ядро княжеских дружин, на их мечах держалась власть. Так что… бандитами их не назовешь… но и мирными землепашцами, согласитесь, тоже.
Гость налил себе коньяка и выпил. Он не пьянел, только на скулах выступали красные пятна.
– Что, не действует? – посочувствовала Лена. – Вам другим средством надо тоску лечить. Съездите в Сергиев-Посад, в лавру…
– На покаяние, что ли? – сверкнул глазами Широков. – Нет уж, простите. Этот фарс не по мне. Не приучен к подобному лицедейству.
– Тогда ступайте к отшельнику, в скит. Он вас каяться не заставит. А совет дельный даст, коли вы ему по сердцу придетесь.
Широков насторожился.
– В скит? – скривился он.
– Говорят, тот скит долго стоял пустой, еще до революции староверов из него то ли выгнали, то ли их перебили местные жители. Почудилось – в скиту злыми делами занимаются. Какими не знаю, врать не буду. Долго этот скит все за версту обходили. Потом… пришел откуда-то мужик седой и поселился там отшельником. Зовут его Харлампий. Моя сотрудница, Гришина, мужа своего туда возила.
– Зачем?
– Болезнь у него взялась непонятная. Сохнет и сохнет человек без всякой причины. А Харлампий его вылечил. Сказал, будто бы Гришин задолжал кому-то. Пусть долг вернет, тогда и начнет выздоравливать.
– В самом деле? – поднял брови Павел. – Только и всего?
– Ну… я подробностей не знаю. Муж Гришиной после разговора с Харлампием еще недельку поболел и стал поправляться. Уж раздал он долги или нет, Бог ведает… а по сей день жив и здоров.
Широков недоверчиво повел плечами.
– И где же такой скит? Может, адресок дадите?
– Нельзя… – прошептала Лена и оглянулась, как будто их могли подслушивать. – Я вам напишу. Блокнот есть?
Павел пошарил в кармане пиджака, нашел блокнот, раскрыл и подал ей ручку.
– Пишите…
Она старательно вывела «паркером» заветный адрес.
Широков, не ожидая того, слегка коснулся губами ее щеки. Коньяк все-таки оказался крепким…
– Папа настоял, – не слыша своего голоса, сказала Лена. – Хотел, чтобы в доме был живой огонь.
Визит «главного плохиша» казался ей сном. Сейчас она проснется, и ничего этого не будет – ни загородного дома, ни господина Широкова, ни ее самой.
Павел тоже чувствовал себя немного растерянным. И в самом деле, чего он приперся в эти Подлипки, в чужой дом, к чужой женщине? Она, поди, уже спать собралась ложиться, а тут незваный гость нагрянул. Он не мог понять, что привело его сюда. Нечистый попутал…
«Пожалуй, мне стоит извиниться и уйти», – подумал Широков и тут же представил себе, как глупо он будет выглядеть.
Здравствуйте, Лена! – До свидания, Лена! Приятно было проехаться, посмотреть на ваш милый домик. А теперь мне пора. Чао, бамбино! Помашите мне ручкой.
Она посчитает его полным идиотом. Нет уж. Приехал так приехал.
Широков вдруг ощутил внутренний жар и расстегнул пиджак, огляделся.
Деревянная дача внутри оказалась просторным благоустроенным домом с оштукатуренными стенами и паркетным полом. Из гостиной на второй этаж вела полукруглая лестница.
– Зачем же вы стены оштукатурили? – спросил Павел, чтобы прервать неловкое молчание. – Всю красоту погубили.
– На втором этаже у нас бревна, – улыбнулась Лена. – Хотите посмотреть?
У Широкова жар сменился легким ознобом, ему не хотелось подниматься по лестнице вверх.
– Можно я присяду? – спросил он.
– Конечно, – спохватилась Лена. – Я такая недотепа…
Она с облегчением вздохнула. От идеального порядка, наведенного перед отъездом генеральшей, не осталось и следа. В спальне на втором этаже были разбросаны вещи, а в кабинете и библиотеке – книги и журналы. Не самая подходящая обстановка для приема гостей. «Ты неряха и несносная девчонка! – прозвучал в ее ушах возмущенный голос матери. – Стыд и позор для нас с папой. Слуцкие – уважаемые люди. У них не может быть такой дурно воспитанной дочери!»
На этот раз Лене даже нечего было возразить. Она глянула на себя в зеркало и задохнулась от ужаса: материн японский халат не по размеру висел на ней мешком, а на прическу страшно смотреть. Разве так она видела в мечтах долгожданную встречу с Павлом? Она была настолько ошарашена его звонком, что впала в транс и забыла почистить перышки. Господи! Мумия Клеопатры, наверное, переворачивается в своем золотом саркофаге от такого безобразия!
– Давайте разведем огонь в камине, – предложил Широков.
Приятной беседы с хозяйкой дома не получалось. Ее явно шокировал поздний визит почти незнакомого мужчины. Небось в себя до сих пор не пришла. Он тоже хорош. Где его светская учтивость, галантные манеры? Он же всегда, независимо от обстоятельств, умел очаровывать женщин.
– Что? А… давайте, – вяло отозвалась Лена. – Вот дрова…
Она показала на березовые поленья, сложенные в углу на специальной подставке.
– Вы позволите?
Он снял пиджак и развязал узел галстука. Манжеты его безукоризненной рубашки украшали бриллиантовые запонки. «Подделка, наверное», – подумала Лена. Хорошо одетые мужчины приводили ее в замешательство. При них она чувствовала себя Золушкой, которую принц застал за чисткой печной сажи. Впрочем, не все ли равно?..
Пока Широков разжигал огонь, она сидела рядом в кресле, безучастная, погруженная в свои мысли. Интересно, зачем он приехал? Ему ведь доложили, что родители уехали, вот он и… Что «и»?
Дрова в камине занялись, затрещали от жара. Гость, довольный, уселся и посмотрел на Лену.
– Вы коньяк пьете? – спросил он.
– Пью. Только у меня нет… Впрочем, кажется, осталось немного водки… для компрессов. Нога еще побаливает. Принести?
– А как же компрессы? – усмехнулся Широков. – Подождите минуточку. Джинн сбегает за бутылкой.
Он сходил к машине и вернулся с большим пакетом, полным продуктов.
– Вы ужинали?
Лена покачала головой. Ей не хотелось есть. Но этикет требовал подняться, принести посуду, разложить еду и угостить гостя. Так она и поступила.
– Выпьем?
Широков налил коньяк в фужеры. Лена выпила все, не ощущая вкуса. Горло обожгло, она закашлялась.
– Я хотел, чтобы вы узнали о смерти Багирова от меня, – неожиданно сказал Павел.
У нее глаза от кашля наполнились слезами.
– Как это случилось? Почему?
Широков выпил и налил себе еще. Не углубляясь в детали, он рассказал о последних событиях, связанных с нападениями на его людей.
– Борис погиб из-за меня. Наверное, он напал на след, о чем-то догадывался. К сожалению, мой враг оказался более жестоким и хитрым, чем мой друг.
– Багиров был вашим другом?
Широков кивнул.
– Его ангел-хранитель сплоховал. В отличие от моего. – Он вздохнул. – Тогда во дворе вы спасли мне жизнь, Лена. Я ваш должник. Только вот не знаю, успею ли отблагодарить вас как следует. Наверное, мне не нужно было приезжать сюда. Своим присутствием я невольно подвергаю вас опасности…
– Нет! – возразила Лена. – Судьбу не обманешь.
Они пили коньяк и закусывали ананасом. Веселое пламя плясало в камине, освещая комнату. Дождливая ночь лила свои нескончаемые слезы, стуча в стекла приоткрытых окон.
– Вам нужно посоветоваться с очень мудрым человеком, – сказала Лена заплетающимся языком. Коньяк произвел свое действие, и она опьянела. – Никакая охрана не может защитить от судьбы.
– Вы верите в судьбу?
– Я подозреваю, что не все так просто… – и невпопад добавила: – Жизнь – это сплошные перевертыши. То, что мы считаем важным, на самом деле чепуха, а чепуха вдруг оказывается единственно важным.
Лена плохо владела своим телом, но мысли ее оставались ясными. Широков с возрастающим удивлением слушал ее.
– Знаете, убогое детство, полное лишений, заставило меня думать, что самое важное – достаток, деньги. Теперь они у меня есть, но я все еще продолжаю что-то искать, чего-то ждать. Странно, правда?
Он казался искренним и был очень красив. Черты его лица расплывались в багровом полумраке, закатанные рукава рубашки открывали сильные руки. На внутренней стороне правой руки, чуть выше локтевого сгиба, виднелась татуировка. В темноте нельзя было разобрать, что она изображает.
– Покажите, – попросила Лена, придвигаясь ближе. – Какая необычная штука. Это вилы?
– Трезубец, – усмехнулся Павел. – Родовой символ Рюриковичей.
Лена засмеялась. Коньяк придал ей храбрости.
– Ого! Вы считаете себя потомком Рюриков? Наглости вам не занимать.
– Я бандит, – без затей ответил Широков. – Вернее, был бандитом.
– И у вас есть бандитское прозвище?
– Что-то вроде того.
– Какое же?
– Варяг. Поэтому я сделал себе татуировку в виде трезубца. Скорее по наитию, чем осознанно. То, что это – герб-символ варяжских князей, я узнал гораздо позже. Получилось кстати.
Лена кивнула и задумалась. При близком знакомстве Широков понравился ей еще больше.
– Варяг… – шепотом повторила она. – Совсем не по-бандитски.
– Вообще-то меня еще в школе так прозвали. А насчет по-бандитски это звучит или нет… Варяги жили войной. Главным их промыслом были морские разбои. Они находились в вечной готовности к морским походам. Нередко варяги составляли ядро княжеских дружин, на их мечах держалась власть. Так что… бандитами их не назовешь… но и мирными землепашцами, согласитесь, тоже.
Гость налил себе коньяка и выпил. Он не пьянел, только на скулах выступали красные пятна.
– Что, не действует? – посочувствовала Лена. – Вам другим средством надо тоску лечить. Съездите в Сергиев-Посад, в лавру…
– На покаяние, что ли? – сверкнул глазами Широков. – Нет уж, простите. Этот фарс не по мне. Не приучен к подобному лицедейству.
– Тогда ступайте к отшельнику, в скит. Он вас каяться не заставит. А совет дельный даст, коли вы ему по сердцу придетесь.
Широков насторожился.
– В скит? – скривился он.
– Говорят, тот скит долго стоял пустой, еще до революции староверов из него то ли выгнали, то ли их перебили местные жители. Почудилось – в скиту злыми делами занимаются. Какими не знаю, врать не буду. Долго этот скит все за версту обходили. Потом… пришел откуда-то мужик седой и поселился там отшельником. Зовут его Харлампий. Моя сотрудница, Гришина, мужа своего туда возила.
– Зачем?
– Болезнь у него взялась непонятная. Сохнет и сохнет человек без всякой причины. А Харлампий его вылечил. Сказал, будто бы Гришин задолжал кому-то. Пусть долг вернет, тогда и начнет выздоравливать.
– В самом деле? – поднял брови Павел. – Только и всего?
– Ну… я подробностей не знаю. Муж Гришиной после разговора с Харлампием еще недельку поболел и стал поправляться. Уж раздал он долги или нет, Бог ведает… а по сей день жив и здоров.
Широков недоверчиво повел плечами.
– И где же такой скит? Может, адресок дадите?
– Нельзя… – прошептала Лена и оглянулась, как будто их могли подслушивать. – Я вам напишу. Блокнот есть?
Павел пошарил в кармане пиджака, нашел блокнот, раскрыл и подал ей ручку.
– Пишите…
Она старательно вывела «паркером» заветный адрес.
Широков, не ожидая того, слегка коснулся губами ее щеки. Коньяк все-таки оказался крепким…
Глава 9
Сольгер.
Двенадцать тысяч лет назад
Энару казалось, что он никак не может проснуться от тяжкого, нескончаемого сна, где его преследует тень. Это началось давно. Старая, как звезды, история.
Пришельцам пришлось бежать с Пеллактура, как когда-то они бежали из Города.
Файт не помог справиться с нападениями межгалактических пиратов, которые охотились за золотом, и противостояние переросло в военный конфликт. Ариания и Огр пали.
Дольше всех держался Пеллактур – главная резиденция Основателей. Они оградили себя непроницаемыми «экранами забвения» и отказались покидать планету. Тайная связь с ними поддерживалась Ольвиусом и Энаром: только они знали коды «экранов».
Для того чтобы существовал этот канал передачи информации, Кристаллы несколько земных лет накапливали энергию.
Их невозможно было спрятать, укрыть в глубоких подземельях по одной причине: без солнечного света они не продуцировали субстанцию для образования золота. Поэтому посвященные поступили по-другому. Кристаллы открыто находились на площади Храма Солнца. Их называли Глаза Трейи, невесты Солнца, и для всех это были культовые сооружения.
Об истинном предназначении Глаз Трейи знали только трое: Ольвиус, Эрарх и Энар. Они не делились этой тайной ни с кем. Даже император оставался в неведении. Правители менялись, а подлинные вожди Сольгера, владеющие способностью осознанно переходить из жизни в жизнь, оставались теми же. Они имели тайные имена, которые запрещалось произносить вслух, а лица скрывали под золотыми масками. Они были призраками, существующими в мире теней.
Призраки ведут особое существование. Они по-иному думают, чувствуют и поступают. Они – эхо забытого прошлого…
Замок Братства, где обитал Энар, представлял собой сооружение такое же непостижимое, как и его хозяин. Попасть внутрь можно было через парадную арку. Входящий сразу же оказывался в длинном коридоре со стенами из гладко отполированных панелей. Панели сливались с пространством коридора, так что бесчисленные повороты и ответвления становились невидимыми, и гостю оставалось полагаться на милость судьбы и собственную интуицию. Чистота помыслов была единственной гарантией его безопасности. В Замке было несколько входов и выходов, о которых знали только избранные. В подземных хранилищах располагался Арсенал – склад оружия. Маленькие изящные «раковины» из серебристого металла назывались цонами. Один цон мог уничтожить целый город. Столь сокрушительное оружие до сих пор не применялось. Его мощь являлась избыточной при том уровне развития, которого достигли здешние обитатели. Обычные «поглотители» – дрейзы – могли легко справиться с чем угодно. Сольгерийские оружейники изготавливали дрейзы на любой вкус – от миниатюрных, встроенных в перстни и наручные браслеты, до продолговатых подвесок, которые воины носили на поясе.
Пришельцам пришлось бежать с Пеллактура, как когда-то они бежали из Города.
Файт не помог справиться с нападениями межгалактических пиратов, которые охотились за золотом, и противостояние переросло в военный конфликт. Ариания и Огр пали.
Дольше всех держался Пеллактур – главная резиденция Основателей. Они оградили себя непроницаемыми «экранами забвения» и отказались покидать планету. Тайная связь с ними поддерживалась Ольвиусом и Энаром: только они знали коды «экранов».
Для того чтобы существовал этот канал передачи информации, Кристаллы несколько земных лет накапливали энергию.
Их невозможно было спрятать, укрыть в глубоких подземельях по одной причине: без солнечного света они не продуцировали субстанцию для образования золота. Поэтому посвященные поступили по-другому. Кристаллы открыто находились на площади Храма Солнца. Их называли Глаза Трейи, невесты Солнца, и для всех это были культовые сооружения.
Об истинном предназначении Глаз Трейи знали только трое: Ольвиус, Эрарх и Энар. Они не делились этой тайной ни с кем. Даже император оставался в неведении. Правители менялись, а подлинные вожди Сольгера, владеющие способностью осознанно переходить из жизни в жизнь, оставались теми же. Они имели тайные имена, которые запрещалось произносить вслух, а лица скрывали под золотыми масками. Они были призраками, существующими в мире теней.
Призраки ведут особое существование. Они по-иному думают, чувствуют и поступают. Они – эхо забытого прошлого…
Замок Братства, где обитал Энар, представлял собой сооружение такое же непостижимое, как и его хозяин. Попасть внутрь можно было через парадную арку. Входящий сразу же оказывался в длинном коридоре со стенами из гладко отполированных панелей. Панели сливались с пространством коридора, так что бесчисленные повороты и ответвления становились невидимыми, и гостю оставалось полагаться на милость судьбы и собственную интуицию. Чистота помыслов была единственной гарантией его безопасности. В Замке было несколько входов и выходов, о которых знали только избранные. В подземных хранилищах располагался Арсенал – склад оружия. Маленькие изящные «раковины» из серебристого металла назывались цонами. Один цон мог уничтожить целый город. Столь сокрушительное оружие до сих пор не применялось. Его мощь являлась избыточной при том уровне развития, которого достигли здешние обитатели. Обычные «поглотители» – дрейзы – могли легко справиться с чем угодно. Сольгерийские оружейники изготавливали дрейзы на любой вкус – от миниатюрных, встроенных в перстни и наручные браслеты, до продолговатых подвесок, которые воины носили на поясе.