Но Инна поблагодарила, сказав, что ее, должно быть, обедать ждут, и ушла. Она не прочь была побеседовать с тетей Валей, но не в присутствии Альбины, Демьяна и других ребят.
– По-моему, очень симпатичная дамочка, – сказала тетя Валя и снова заулыбалась. – А наш Данила Акимович не дурак. Вы глядите, без малого сорок лет прожил, и на всех ноль внимания, а тут приглядел себе – и красивая, и скромная, и, видать, образование есть.
Помолчали.
– Красивая-то красивая, – вздохнула Надя. – Только увезет она Акимыча, и школа без директора останется.
– Без директора школа не останется, другого назначат, – возразила тетя Валя. – А Даниле Акимовичу в самом деле пора свою личную жизнь устраивать. Мало он, что ли, на таких охламонов лет потратил, пора и своих детишек заводить.
– Ну, и пусть себе! – вдруг обиженно закричала Альбина. – Ну, и пусть уезжает себе, если ему какая-то личная жизнь дороже, чем школа. Единоличник! Это слово Альбина подслушала в разговоре отца с матерью и решила, что здесь оно придется весьма кстати.
В это время на пороге появилась Ядвига Михайловна.
– Добрый вечер! – сказала она.
– Добрый день, Ядвига Михайловна, – поправила ее тетя Валя. – Ведь мы с вами еще не обедали.
Ядвига Михайловна посмотрела на небо, подергала подбородком.
– Да. Действительно. Добрый день. – Бочком, опираясь на палку, она стала спускаться с крыльца. Ваня и Надя вскочили, чтобы помочь ей, но она отстранила их: – Не надо. Благодарю. Я сама. Я уж как-нибудь сама.
Когда Ядвига Михайловна спустилась, тетя Валя спросила ее, куда она идет. Ядвига Михайловна приостановилась, обернулась.
– Я на свою старую квартиру. Я там тарелку забыла. Это еще мамина тарелка. От старого сервиза дедушки осталась. Мама ею очень дорожила.
– Ядвига Михайловна, вас проводить? – предложила Надя.
– Благодарю! Я теперь в пространстве кое-как научилась ориентироваться. А вот со временем у меня что-то не получается. Путаю день с вечером, обед с ужином. Словом, не та уже голова.
И она пошла со двора, опираясь на палку, слегка опустив голову и улыбаясь каким-то своим мыслям. Все молча смотрели ей вслед, а когда она скрылась за углом, тетя Валя сказала:
– Вот так-то! Одна тарелочка осталась на память о родне. – Она сердито уставилась на Альбину и Демьяна, стоявших перед крыльцом. – А эти да еще тут некоторые, у которых солома в голове, такую же судьбу Даниле Акимовичу уготовили.
– Это почему – уготовили? – хмуро спросил Иванов.
Тетя Валя постукала себя пальцем по лбу.
– А ты сам сообразить не можешь? Разве пойдет она за Акимыча, когда про него такого наговорили?
И пьяница он, и не в своем уме, просто чудо, как его в директорах держут! Она первым же рейсом отсюда махнет.
– Ну и пусть, – сказала Надя. – Акимыч завтра другую найдет.
Это замечание так взъярило тетю Валю, что она приподнялась, но тут же снова села.
– Надежда! – почти закричала она. – Ну, вокруг тебя дети, ребята... Но ты-то, ты! Ты ведь без пяти минут невеста! Тебе бы уж пора разбираться!
– В чем разбираться? – буркнула Надя.
– В людях! Ну, ты пойми, что Акимыч за человек! Сколько женщин на него заглядывались, а он на них и смотреть не хотел. А уж если приглянулась одна, так уж это на всю жизнь. Думаешь, если она улетит, так он на другой женится? Нет, матушка, таких людей однолюбами зовут. Теперь останется бобылем до самой старости. Как Ядвига Михайловна. – Тут тетя Валя протянула указательный палец в сторону Альбины и Демьяна. – И все это вы сделали: решили судьбу человека, который на вас столько сил положил.
Круглоголовая, с короткой светлой челкой Альбина тихо заплакала, а довольно косматый Демьян прикусил нижнюю губу, чтобы не последовать ее примеру.
Внезапно в разговор вмешалась Томка Зырянова:
– Тетя Валя! Ну зачем вы людей зря расстраиваете?! У Ядвиги Михайловны из родни никого нет, а у Акимыча – сестра.
– "Сестра"! – передразнила ее тетя Валя. – У сестры кто всегда на первом месте? Муж да ребята собственные. Престарелому брату она-то будет помогать, это, конечно, да только так, как мы Ядвиге Михайловне помогаем. А вот жена, если она настоящая, она с мужем до гроба не расстанется.
И тут Надя вдруг переметнулась на сторону тети Вали. Она сузила глаза, не вставая со ступеньки, всем корпусом подалась в сторону Альбины и Демьяна и загремела на весь двор:
– Ну, что? Добились своего, да?! Испортили жизнь человеку, да?! Ну, вот теперь радуйтесь, радуйтесь, хвалитесь перед всеми! А что он вам сделал худого, Акимыч? Ну, что?
Альбина завыла тоненьким голоском и поплелась к воротам, Демьян заплакал молча и побрел в противоположную сторону. Скоро она скрылась за одним углом, а он – за другим.
Глава 22
Глава 23
– По-моему, очень симпатичная дамочка, – сказала тетя Валя и снова заулыбалась. – А наш Данила Акимович не дурак. Вы глядите, без малого сорок лет прожил, и на всех ноль внимания, а тут приглядел себе – и красивая, и скромная, и, видать, образование есть.
Помолчали.
– Красивая-то красивая, – вздохнула Надя. – Только увезет она Акимыча, и школа без директора останется.
– Без директора школа не останется, другого назначат, – возразила тетя Валя. – А Даниле Акимовичу в самом деле пора свою личную жизнь устраивать. Мало он, что ли, на таких охламонов лет потратил, пора и своих детишек заводить.
– Ну, и пусть себе! – вдруг обиженно закричала Альбина. – Ну, и пусть уезжает себе, если ему какая-то личная жизнь дороже, чем школа. Единоличник! Это слово Альбина подслушала в разговоре отца с матерью и решила, что здесь оно придется весьма кстати.
В это время на пороге появилась Ядвига Михайловна.
– Добрый вечер! – сказала она.
– Добрый день, Ядвига Михайловна, – поправила ее тетя Валя. – Ведь мы с вами еще не обедали.
Ядвига Михайловна посмотрела на небо, подергала подбородком.
– Да. Действительно. Добрый день. – Бочком, опираясь на палку, она стала спускаться с крыльца. Ваня и Надя вскочили, чтобы помочь ей, но она отстранила их: – Не надо. Благодарю. Я сама. Я уж как-нибудь сама.
Когда Ядвига Михайловна спустилась, тетя Валя спросила ее, куда она идет. Ядвига Михайловна приостановилась, обернулась.
– Я на свою старую квартиру. Я там тарелку забыла. Это еще мамина тарелка. От старого сервиза дедушки осталась. Мама ею очень дорожила.
– Ядвига Михайловна, вас проводить? – предложила Надя.
– Благодарю! Я теперь в пространстве кое-как научилась ориентироваться. А вот со временем у меня что-то не получается. Путаю день с вечером, обед с ужином. Словом, не та уже голова.
И она пошла со двора, опираясь на палку, слегка опустив голову и улыбаясь каким-то своим мыслям. Все молча смотрели ей вслед, а когда она скрылась за углом, тетя Валя сказала:
– Вот так-то! Одна тарелочка осталась на память о родне. – Она сердито уставилась на Альбину и Демьяна, стоявших перед крыльцом. – А эти да еще тут некоторые, у которых солома в голове, такую же судьбу Даниле Акимовичу уготовили.
– Это почему – уготовили? – хмуро спросил Иванов.
Тетя Валя постукала себя пальцем по лбу.
– А ты сам сообразить не можешь? Разве пойдет она за Акимыча, когда про него такого наговорили?
И пьяница он, и не в своем уме, просто чудо, как его в директорах держут! Она первым же рейсом отсюда махнет.
– Ну и пусть, – сказала Надя. – Акимыч завтра другую найдет.
Это замечание так взъярило тетю Валю, что она приподнялась, но тут же снова села.
– Надежда! – почти закричала она. – Ну, вокруг тебя дети, ребята... Но ты-то, ты! Ты ведь без пяти минут невеста! Тебе бы уж пора разбираться!
– В чем разбираться? – буркнула Надя.
– В людях! Ну, ты пойми, что Акимыч за человек! Сколько женщин на него заглядывались, а он на них и смотреть не хотел. А уж если приглянулась одна, так уж это на всю жизнь. Думаешь, если она улетит, так он на другой женится? Нет, матушка, таких людей однолюбами зовут. Теперь останется бобылем до самой старости. Как Ядвига Михайловна. – Тут тетя Валя протянула указательный палец в сторону Альбины и Демьяна. – И все это вы сделали: решили судьбу человека, который на вас столько сил положил.
Круглоголовая, с короткой светлой челкой Альбина тихо заплакала, а довольно косматый Демьян прикусил нижнюю губу, чтобы не последовать ее примеру.
Внезапно в разговор вмешалась Томка Зырянова:
– Тетя Валя! Ну зачем вы людей зря расстраиваете?! У Ядвиги Михайловны из родни никого нет, а у Акимыча – сестра.
– "Сестра"! – передразнила ее тетя Валя. – У сестры кто всегда на первом месте? Муж да ребята собственные. Престарелому брату она-то будет помогать, это, конечно, да только так, как мы Ядвиге Михайловне помогаем. А вот жена, если она настоящая, она с мужем до гроба не расстанется.
И тут Надя вдруг переметнулась на сторону тети Вали. Она сузила глаза, не вставая со ступеньки, всем корпусом подалась в сторону Альбины и Демьяна и загремела на весь двор:
– Ну, что? Добились своего, да?! Испортили жизнь человеку, да?! Ну, вот теперь радуйтесь, радуйтесь, хвалитесь перед всеми! А что он вам сделал худого, Акимыч? Ну, что?
Альбина завыла тоненьким голоском и поплелась к воротам, Демьян заплакал молча и побрел в противоположную сторону. Скоро она скрылась за одним углом, а он – за другим.
Глава 22
Между двенадцатью и часом Луиза, Юра и Ленька подошли к дому Хмелевых, продолжая обсуждать план действий. Прежде всего Чебоксаров узнал, в какое из окон (все они были сейчас закрыты) ему предстояло залезать. Затем Леня предупредил, что дорожка, ведущая от калитки к дому, хорошо просматривается с веранды и по ней Юре идти не стоит. Он указал Чебоксарову дыру в штакетнике, где не хватало трех планок. Сквозь нее можно было свободно пролезть и без всякой опасности подобраться к окну. Потом договорились о сигнале, который должен был известить Чебоксарова о том, что плацдарм подготовлен. После этого Чебоксаров перешел на противоположный тротуар и стал прохаживаться в стороне от дома Хмелевых. Луиза пошла домой.
С большой тоской на душе Леня отпер дверь веранды и вошел в пустой дом. Полина Александровна дежурила сегодня в аэропорту и там же обедала. В такие дни Хмелев сам разогревал приготовленный накануне обед, затем мыл посуду. Сегодня он должен был угощать обедом Инну Сергеевну, предварительно подготовив плацдарм для Юрки. Этим Леня попытался заняться сразу, не теряя времени. Он подергал ручку двери в комнату Инны, но та оказалась запертой. Выходило, что подготовкой плацдарма придется заниматься, когда в доме будет "эта самая". Леньку охватила еще большая тоска.
Выйдя на веранду, он увидел, что перед его калиткой стоит Луиза, что-то жует и вертит золотоволосой головой то вправо, то влево, напоминая синицу, которая схватила что-то вкусное и теперь поглядывает, как бы ее самое не сцапали. Леня подошел к ней.
– Уже пообедала? – сказал он уныло.
– Ага, – Луиза перестала жевать. – Что, не пришла еще?
– Не...
Маячивший в стороне Чебоксаров похлопал себя по запястью левой руки, где обычно носят часы: мол, пора бы уже, почему так долго?
Леня в ответ только плечами пожал. И тут Луиза, взглянув налево, вдруг шепнула:
– Идет!
Она мгновенно отошла от калитки, а Ленька побежал в дом. Там он зашел в кухню, взял стопку тарелок и вышел в коридор, который вел на веранду. Услышав шаги на ступеньках, он выбежал со своими тарелками и очутился на веранде одновременно с Инной.
– Здрасте, Инна Сергеевна! Мы как, сейчас обедать будем или погодим?
– Не погодим, а подождем. Перед обедом обычно руки моют.
Ленька весь напрягся.
– А я... а я, между прочим, уже руки вымыл, – с истеричной веселостью провозгласил он, – и вообще как следует умылся, именно как следует, потому что жара...
– Ну и молодец, – сказала Инна.
Ленька почти не дыша следил, как она вынула из белой сумочки ключ, открыла дверь и исчезла за ней. Он бросился на веранду, расставил тарелки на столе и принялся смотреть в коридор. Инна задержалась в комнате дольше, чем Хмелев предполагал. Но вот она вышла с полотенцем через плечо и мыльницей в руке. Вместо брючного костюма на ней был теперь короткий пестрый халатик. Пропустив Инну мимо себя, Ленька стал следить за ней сквозь стекла веранды. Он увидел, как Инна повесила полотенце на сучке рядом с умывальником, положила мыльницу на полочку, прибитую к сосне, но умываться она не стала, а направилась к деревянной будочке в дальнем углу двора. Ленька возликовал: на какую-то минуту у него прибавилось времени. Он вбежал в комнату Инны.
Сразу ему бросилась в глаза белая сумочка, небрежно брошенная на серое шерстяное одеяло. У него появилась мысль: а что, если самому заглянуть в эту сумочку?! Ленька схватил ее, попробовал открыть, но замок на ней оказался какой-то чудной, не такой, как на сумочке его мамы, и Ленька не стал терять драгоценные секунды. Положив сумочку на кровать, он подошел к окну. Рама была заперта, но лишь на один нижний крючок, привинченный к подоконнику. Ленька попытался выдернуть его из петли на раме, но не тут-то было: крючок не поддавался, он слишком туго сидел в петле. Хмелев сделал еще одну попытку, другую, третью... Сердце у него колотилось, он весь взмок от страха и от физических усилий. Наконец он догадался встать на цыпочки, левой рукой изо всех сил дернуть раму на себя, а правой рвануть крючок. И крючок сдался, выскочил из петли. Ленька толкнул тугую раму, чтобы чуть приоткрыть ее, и выскочил из комнаты. Первый этап подготовки плацдарма был завершен. Теперь надо было дождаться, когда "эта самая" вплотную примется за еду, и сигнализировать Чебоксарову.
Инна умывалась долго. Когда она вернулась, стол на веранде был полностью накрыт, а на плитке стояла сковорода с поджаренной утром рыбой.
– Пожалуйста, Инна Сергеевна! Сначала холодной окрошечки...
– Подожди. Я полотенце пока отнесу.
Ленька обмер. Вдруг она заметит, что рама слегка приоткрыта. Но Инна вернулась быстро и совершенно спокойная.
– Ну... Чем ты меня будешь кормить?
– Вот, Инна Сергеевна... сначала окрошечки... Соседи говорят, что у мамы самая лучшая окрошка получается.
Инна наполнила свою тарелку окрошкой, только что вынутой из холодильника, попробовала.
– Действительно, очень вкусно! – она придвинулась поближе к столу и с увлечением принялась за еду. "Пора!" – подумал Ленька.
– Извините, Инна Сергеевна, я на минуточку... Бросив на Инну дикий взгляд через плечо, он вышел на крыльцо. – Луиза-а-а! – закричал он. – Ты на речку после обеда пойдешь?
Это был условный сигнал для Чебоксарова. Ленька вернулся на веранду, сел на свой стул перед пустой тарелкой, но есть не стал. Он мысленно следил за тем, что в данный момент делает Чебоксаров. Вот он, должно быть, уже пролез сквозь дыру в заборе... Интересно: заметили это с улицы? Вот теперь подбирается к окну... А сейчас, наверное, уже открывает окно... Как бы его не увидели с улицы, когда будет лезть!
– А ты почему не ешь? – вдруг спросила Инна.
Леня вздрогнул.
– Я? А! Да!.. Я просто... я просто задумался. – Он плеснул себе немного окрошки, но есть опять-таки не стал. – Инна Сергеевна, хотите, я вам одну историю расскажу? Просто ужасная история! Прямо-таки очень ужасная история!
Он не успел придумать, какую ужасную историю рассказать, чтобы "эта самая" подольше оставалась за столом. Инна снова обратилась к нему.
– Ты что, купался?
– Я? В каком смысле – купался?
– У тебя волосы мокрые. Да и сам ты... как будто только что из воды.
Хмелев пощупал волосы. Действительно, они были влажные. От волнения, от спешки, от суеты перед гостьей он весь взмок, словно и правда искупался.
– Не, Инна Сергеевна, я не купался, это я просто вспотел. Ведь тут жарко как!..
– Да. Духотища ужасная, – согласилась Инна. – А ты не мог бы открыть вон ту раму, что у тебя за спиной? Ветер как раз с той стороны.
– Во! Правильно! Это мы в одну минуточку, Инна Сергеевна.
Оба они сидели боком к входной двери. Ленька – спиной к застекленной стене веранды, позади Инны были окно кухни, выходившее на веранду, и дверь, ведущая в коридор. Шпингалет, запиравший решетчатую раму, был расположен высоко, поэтому Ленька встал на свой табурет.
– Сейчас, Инна Сергеевна, это мы в одну минуточку... – Тут он услышал, что Инна отодвинула свой стул, и оглянулся. Секунды на две он замер от ужаса, и за это время Инна успела войти в коридор. – Инна Сергеевна, вы куда?! – завопил Ленька.
– Хочу свою комнату проветрить. Там настоящая душегубка.
– Инна Сергеевна, да вы не беспокойтесь! Инна Сергеевна, давайте я сам... – Ленька споткнулся о высокий порог, растянулся на полу в коридоре и, уже лежа, увидел, как Инна распахнула дверь в комнату.
С большой тоской на душе Леня отпер дверь веранды и вошел в пустой дом. Полина Александровна дежурила сегодня в аэропорту и там же обедала. В такие дни Хмелев сам разогревал приготовленный накануне обед, затем мыл посуду. Сегодня он должен был угощать обедом Инну Сергеевну, предварительно подготовив плацдарм для Юрки. Этим Леня попытался заняться сразу, не теряя времени. Он подергал ручку двери в комнату Инны, но та оказалась запертой. Выходило, что подготовкой плацдарма придется заниматься, когда в доме будет "эта самая". Леньку охватила еще большая тоска.
Выйдя на веранду, он увидел, что перед его калиткой стоит Луиза, что-то жует и вертит золотоволосой головой то вправо, то влево, напоминая синицу, которая схватила что-то вкусное и теперь поглядывает, как бы ее самое не сцапали. Леня подошел к ней.
– Уже пообедала? – сказал он уныло.
– Ага, – Луиза перестала жевать. – Что, не пришла еще?
– Не...
Маячивший в стороне Чебоксаров похлопал себя по запястью левой руки, где обычно носят часы: мол, пора бы уже, почему так долго?
Леня в ответ только плечами пожал. И тут Луиза, взглянув налево, вдруг шепнула:
– Идет!
Она мгновенно отошла от калитки, а Ленька побежал в дом. Там он зашел в кухню, взял стопку тарелок и вышел в коридор, который вел на веранду. Услышав шаги на ступеньках, он выбежал со своими тарелками и очутился на веранде одновременно с Инной.
– Здрасте, Инна Сергеевна! Мы как, сейчас обедать будем или погодим?
– Не погодим, а подождем. Перед обедом обычно руки моют.
Ленька весь напрягся.
– А я... а я, между прочим, уже руки вымыл, – с истеричной веселостью провозгласил он, – и вообще как следует умылся, именно как следует, потому что жара...
– Ну и молодец, – сказала Инна.
Ленька почти не дыша следил, как она вынула из белой сумочки ключ, открыла дверь и исчезла за ней. Он бросился на веранду, расставил тарелки на столе и принялся смотреть в коридор. Инна задержалась в комнате дольше, чем Хмелев предполагал. Но вот она вышла с полотенцем через плечо и мыльницей в руке. Вместо брючного костюма на ней был теперь короткий пестрый халатик. Пропустив Инну мимо себя, Ленька стал следить за ней сквозь стекла веранды. Он увидел, как Инна повесила полотенце на сучке рядом с умывальником, положила мыльницу на полочку, прибитую к сосне, но умываться она не стала, а направилась к деревянной будочке в дальнем углу двора. Ленька возликовал: на какую-то минуту у него прибавилось времени. Он вбежал в комнату Инны.
Сразу ему бросилась в глаза белая сумочка, небрежно брошенная на серое шерстяное одеяло. У него появилась мысль: а что, если самому заглянуть в эту сумочку?! Ленька схватил ее, попробовал открыть, но замок на ней оказался какой-то чудной, не такой, как на сумочке его мамы, и Ленька не стал терять драгоценные секунды. Положив сумочку на кровать, он подошел к окну. Рама была заперта, но лишь на один нижний крючок, привинченный к подоконнику. Ленька попытался выдернуть его из петли на раме, но не тут-то было: крючок не поддавался, он слишком туго сидел в петле. Хмелев сделал еще одну попытку, другую, третью... Сердце у него колотилось, он весь взмок от страха и от физических усилий. Наконец он догадался встать на цыпочки, левой рукой изо всех сил дернуть раму на себя, а правой рвануть крючок. И крючок сдался, выскочил из петли. Ленька толкнул тугую раму, чтобы чуть приоткрыть ее, и выскочил из комнаты. Первый этап подготовки плацдарма был завершен. Теперь надо было дождаться, когда "эта самая" вплотную примется за еду, и сигнализировать Чебоксарову.
Инна умывалась долго. Когда она вернулась, стол на веранде был полностью накрыт, а на плитке стояла сковорода с поджаренной утром рыбой.
– Пожалуйста, Инна Сергеевна! Сначала холодной окрошечки...
– Подожди. Я полотенце пока отнесу.
Ленька обмер. Вдруг она заметит, что рама слегка приоткрыта. Но Инна вернулась быстро и совершенно спокойная.
– Ну... Чем ты меня будешь кормить?
– Вот, Инна Сергеевна... сначала окрошечки... Соседи говорят, что у мамы самая лучшая окрошка получается.
Инна наполнила свою тарелку окрошкой, только что вынутой из холодильника, попробовала.
– Действительно, очень вкусно! – она придвинулась поближе к столу и с увлечением принялась за еду. "Пора!" – подумал Ленька.
– Извините, Инна Сергеевна, я на минуточку... Бросив на Инну дикий взгляд через плечо, он вышел на крыльцо. – Луиза-а-а! – закричал он. – Ты на речку после обеда пойдешь?
Это был условный сигнал для Чебоксарова. Ленька вернулся на веранду, сел на свой стул перед пустой тарелкой, но есть не стал. Он мысленно следил за тем, что в данный момент делает Чебоксаров. Вот он, должно быть, уже пролез сквозь дыру в заборе... Интересно: заметили это с улицы? Вот теперь подбирается к окну... А сейчас, наверное, уже открывает окно... Как бы его не увидели с улицы, когда будет лезть!
– А ты почему не ешь? – вдруг спросила Инна.
Леня вздрогнул.
– Я? А! Да!.. Я просто... я просто задумался. – Он плеснул себе немного окрошки, но есть опять-таки не стал. – Инна Сергеевна, хотите, я вам одну историю расскажу? Просто ужасная история! Прямо-таки очень ужасная история!
Он не успел придумать, какую ужасную историю рассказать, чтобы "эта самая" подольше оставалась за столом. Инна снова обратилась к нему.
– Ты что, купался?
– Я? В каком смысле – купался?
– У тебя волосы мокрые. Да и сам ты... как будто только что из воды.
Хмелев пощупал волосы. Действительно, они были влажные. От волнения, от спешки, от суеты перед гостьей он весь взмок, словно и правда искупался.
– Не, Инна Сергеевна, я не купался, это я просто вспотел. Ведь тут жарко как!..
– Да. Духотища ужасная, – согласилась Инна. – А ты не мог бы открыть вон ту раму, что у тебя за спиной? Ветер как раз с той стороны.
– Во! Правильно! Это мы в одну минуточку, Инна Сергеевна.
Оба они сидели боком к входной двери. Ленька – спиной к застекленной стене веранды, позади Инны были окно кухни, выходившее на веранду, и дверь, ведущая в коридор. Шпингалет, запиравший решетчатую раму, был расположен высоко, поэтому Ленька встал на свой табурет.
– Сейчас, Инна Сергеевна, это мы в одну минуточку... – Тут он услышал, что Инна отодвинула свой стул, и оглянулся. Секунды на две он замер от ужаса, и за это время Инна успела войти в коридор. – Инна Сергеевна, вы куда?! – завопил Ленька.
– Хочу свою комнату проветрить. Там настоящая душегубка.
– Инна Сергеевна, да вы не беспокойтесь! Инна Сергеевна, давайте я сам... – Ленька споткнулся о высокий порог, растянулся на полу в коридоре и, уже лежа, увидел, как Инна распахнула дверь в комнату.
Глава 23
...Распахнула и оцепенела. Посреди комнаты стоял красивый, с тонким лицом, паренек, держа раскрытую белую сумочку и запустив в нее руку.
В отличие от Инны, Юра давно уже оцепенел, со страхом прислушиваясь к голосам в коридоре. Но через какое-то мгновение немая сцена кончилась. Бросив сумочку на пол, Юра вскочил на подоконник, скрючился, чтобы пролезть в тесное окно, и пропал за ним. Инна недаром занималась в секции легкой атлетики. Она бросилась сквозь окно вслед за Чебоксаровым, но подол ее халатика зацепился за крючок на подоконнике, это чуть-чуть задержало ее, и Чебоксаров успел выскочить за калитку. Однако Инна была не из тех, от кого легко уйти. Размашистым, спортивным бегом она быстро настигла Юру и схватила его правой рукой за шиворот, левой – за локоть. Чебоксаров стал вырываться.
– Граждане, помогите! – крикнула Инна.
– Держим, держим, гражданочка. – И в руку Юры вцепился высокий старик в линялой красно-черной ковбойке и в старой форменной фуражке речника.
– Держитя, держитя его! – услышала Инна еще один голос, и к ним вразвалочку подбежала толстая немолодая женщина. – Я своими глазами видела, как он из хмелевского окошка сиганул.
– А я, что ль, не видел?! – заметил старик. Женщина остановилась прямо перед Юрой.
– Такой молодой, а уже по квартирам лазит! Нет, брат, таких делов у нас в городе не прощают. В старину за такие дела самостоятельно до смерти били, а теперь – в милицию и под суд. – Она оглянула Инну, ее халатик и тапочки. – Вы, милая, выбегли по-домашнему, а в милицию так идти не годится. Пойдите переоденьтесь, а мы его подержим, никуда от нас не уйдет.
– Спасибо! – сказала Инна. – Я буквально через пять минут. Кстати, документы захвачу.
Когда она подбежала к калитке, над ней торчала голова Хмелева с лицом бескровным, как у покойника. Он отскочил от калитки, чтобы пропустить Инну, и засеменил за ней.
– Инна Сергеевна, что случилось? – пропищал он незнакомым ему самому голосом.
– Сам знаешь, что случилось, – прорычала Инна. Она поднялась на веранду, Ленька последовал за ней, но в коридор не вошел, остался на веранде полумертвый от страха.
Скоро Инна вышла из комнаты в брючном костюме, в берете, с белой сумочкой, висящей на плече.
– Где мой паспорт? – грозно спросила она.
– Так ведь... мама его в комод... а ключ у нее...
– Передай матери, что я у нее больше не живу. Сегодня вечером рассчитаюсь и верну ключ. Ворье несчастное! – Инна сбежала с крыльца.
– Инна Сергеевна! Ну, как вы можете так говорить? – захныкал Ленька.
– А вот могу! Я хорошо помню, как запирала окно. Я все пальцы себе ободрала об этот крючок.
Чебоксарова повели в милицию. Впереди шел сам Юра и высокий старик, вцепившийся ему в руку повыше локтя, сзади – Инна и толстая женщина, которая приговаривала:
– Вот и доигрался, милок! Раньше озоровал только да шуточки шутил, а теперь...
– Какие к черту шуточки! – перебил ее старик. – Я из-за него чуть не утоп в одночасье, а потом две недели лодку чинил. Фулюган известный, его милиция знает.
Юра молчал и думал о том, как он будет разговаривать с дежурным по отделению милиции. Сказать, что хотел проверить, кто из ребят прав: ведь одни утверждают, что гражданка – корреспондент областной или даже центральной газеты, а другие говорят, что ничего подобного, это просто знакомая директора школы Бурундука. Но кто же в такое поверит?!
Когда Чебоксаров и его конвоиры достаточно удалились, Хмелев подбежал к дому Мокеевых. Луиза, как и он минуту назад, стояла за калиткой, вцепившись руками в штакетник.
– Видала?
– А то нет?! – Луиза всхлипнула.
– Надо Юрку спасать.
– А как?
– Пошли в милицию и все расскажем: так, мол, и так, хотели проверить.
– Ага! Так тебе и поверят! Проверяльщик нашелся!
Хмелев обозлился:
– Ты что, не понимаешь?! Ведь Юрку судить будут за воровство! И меня вместе с ним. Эта тетка сказала, что знает, кто открыл окно.
Луиза молчала, прикусив губу.
– Ну, и сиди тут, трусиха! А я пошел. Сам на себя заявлять пошел и Юрку спасать. – Ленька повернулся и быстро зашагал прочь. Луиза открыла калитку, захлопнула ее за собой и молча пошла за Хмелевым.
Они пришли в милицию, когда Инна успела изложить дежурному суть дела и теперь женщина и старик давали свои показания. Остановившись у двери в комнату дежурного, возле которой стоял милиционер, ребята услышали, как старик говорил:
– Я, товарищ лейтенант, своими глазами видел, как этот прохвост из окна скакнул, а следом за ним вот эта гражданочка выпрыгнула. И ведь моментом она его настигла! Вот что значит современная молодежь! Физкультура, так сказать!
Милиционер у двери, как видно, был сам заинтересован происходящим и не сразу заметил Луизу с Хмелевым, потому что стоял к ним спиной, а те, не решаясь войти, прослушали дальнейший разговор.
– Ну, Чебоксаров Юрий – личность нам известная, – сказал сидевший за барьером дежурный. – Документов у него требовать не будем...
Инна слегка вздрогнула. Она взяла с собой стенограмму выступления завроно Лыкова, где тот расхваливал Бурундука, перечитывала ее в самолете и хорошо запомнила имя и фамилию Чебоксарова, которого Бурундук якобы чудесным образом перевоспитал.
– А у вас, гражданка, придется попросить документы, – продолжал дежурный. – Для протокола.
– Мой паспорт заперт у хозяйки дома Хмелевой, где я остановилась, а она на работе, – ответила Инна. – Но вот мое командировочное удостоверение от редакции, а вот – корреспондентский билет.
Ребята переглянулись. Дежурный пробормотал невнятно, что командировка почему-то не отмечена, а Инна отчеканила:
– Сегодня в райкоме отмечу. По билету аэрофлота можно понять, когда я прибыла.
Дежурный явно проникся к Инне уважением. Он вернул ей документы.
– Ну, так, товарищ Шапошникова. Давайте займемся. Изложите, пожалуйста, еще раз, как было дело.
Тут зазевавшийся милиционер наконец оглянулся и увидел ребят.
– А вам что здесь нужно? Кино смотреть пришли? А ну давайте отсюда, тут вам не кино.
Но Хмелев не ушел, а, наоборот, перешагнул порог. За ним перешагнула Мокеева.
– Извините, пожалуйста!.. Разрешите, пожалуйста!.. – то ли пропищал, то ли прохрипел Ленька.
– Мы не в кино, а мы... мы как свидетели, – пролепетала Луиза.
– Скажи лучше, как сообщники, – заметила Инна, оглянувшись на Леньку.
– Кто это там? А ну-ка, граждане, посторонитесь! – сказал дежурный. Старик с Чебоксаровым подвинулись в одну сторону, Инна с женщиной – в другую, и ребята увидели молодого дежурного, сидевшего за барьером. У него были рыжеватые усики и большие, почти круглые глаза. Он взглянул на ребят и тут же обратился к Инне:
– Как вы сказали? Сообщники?
– По крайней мере, вот этот, – Инна кивнула на Леньку и объяснила, почему она уверена, что это именно он открыл Чебоксарову окно.
Дежурный обратился к Леньке:
– Ну, а ты что скажешь?
И Хмелева вдруг обуяла храбрость.
– Да! – сказал он звонко, – я признаю, я сам открыл окно, чтобы Чебоксаров в него залез... Только мы не для воровства, а чтобы проверить...
Круглые глаза дежурного были неподвижны, как днем у совы.
– Что проверить?
– Документы у этой гражданки.
– Зачем?
Ленька молчал. Ведь для того, чтобы объяснить, почему все так получилось, надо было начать рассказ с "доисторических времен" – с того самого момента, когда у ребят зародилось подозрение о том, что Бурундук собирается жениться. Хмелев сознавал, что говорить он не мастер и, если начнет излагать всю эту историю, так запутается, что никто ничего не поймет. Выручила Мокеева, которая тоже набралась храбрости. Она решила обойтись без подробностей.
– Хотели проверить, потому что эта гражданка показалась подозрительной, сказала она. – Все чего-то расспрашивает, расспрашивает, а кто она сама такая, толком не говорит.
– Неправда! – возразила Инна. – Я сказала, что я знакомая Бурундука.
Тут Ленька даже немножко обнаглел.
– Вот интересненько, – обратился он к Инне, – почему вы прилетели к Даниле Акимовичу, а сами даже не знали, что его в городе нет?
– Это не твое дело, – процедила сквозь зубы Инна, а дежурный спросил:
– Ну, а Чебоксаров здесь при чем?
– А он... он помог нам, чтобы... вот... проверить, – неуверенно сказала Луиза.
Старик и женщина негромко засмеялись. Усмехнулся и дежурный:
– Да-а! Врать вы еще не научились.
– Не научились, молоды еще, – подтвердил старик.
– А Леньку-то родители и не научат, – сказала женщина, – я знаю их, сколько лет из окна в окно живем.
Дежурный сказал Хмелеву с Луизой:
– Пока мы ваши фамилии запишем, а потом родителей вызовем. – Он записал имена и фамилии ребят и велел им идти домой.
Прямо от комнаты дежурного шел длинный коридор с рядами дверей, а буквально в двух метрах налево был еще один совсем короткий коридорчик. Он вел к выходу на улицу. Ленька и Луиза свернули в него и остановились за углом. Отсюда было слышно все, что говорилось в дежурной.
Инна давала показания медленно. Дежурный повторял каждую ее фразу, потом умолкал, как видно записывая, затем говорил:
– Так! Продолжайте.
Это повторилось с женщиной и со стариком. Наконец дошла очередь до Чебоксарова.
– Ну, а ты что скажешь? – спросил его дежурный.
– А что мне говорить? Как ребята сказали, так все и было.
– Так. Запишем, значит: "Забрался через окно в комнату гражданки Шапошниковой и открыл ее сумочку с целью проверить документы". Так?
– Ну, так.
– Добавить нечего?
– Добавить нечего, – угрюмо ответил Юра. Он понимал, что ему все равно не поверят.
– Нам можно идти? – спросила Инна. – Минутку, товарищ Шапошникова. Дежурный обратился к Юре: – Вот тут распишись. – Он помолчал, как видно, пока Чебоксаров расписывался, и заговорил снова: – Вот так! Раньше мы тебя только задерживали в детской комнате, а теперь тебе придется погостить у нас. Поживешь денечка три, а там – как прокурор решит. Путин, проводи его.
И Луиза с Леней увидели, как по коридору прошел Юра, а за ним милиционер. Ребят Чебоксаров не заметил.
– Пошли! – сказал Хмелев. – А то сейчас эта выйдет.
Очнувшись на улице, ребята зашагали в сторону своей Луговой. Они говорили вполголоса, хотя и знали, что никто их не подслушивает.
– Слышал, как дежурный сказал: "Погостишь денечка три, а там – как прокурор решит"?
– Юрку судить, наверно, будут, – отозвался Хмелев. – За эту... за квартирную кражу.
– А что с Акимычем будет? Ты понимаешь, что теперь с Акимычем будет?! заговорила Луиза, еще больше понизив голос. – Ведь она же его в газете опозорит! Может быть, на всю жизнь! – Несколько секунд Луиза помолчала угрюмо и добавила: – Теперь нам не видать Акимыча: его из школы прогонят, и он уедет к сестре. Без всяких там невест.
Ленька не удержался, чтобы не съязвить:
– Вот тебе твоя "святая ложь"! Луиза вскипела:
– Ну, что ты пристал ко мне: "святая ложь, святая ложь"! Все мы дураки кругом, а ты, думаешь, умнее всех? Ты не только дурак, но еще и трус: побоялся сам в сумочку заглянуть, и теперь из-за тебя Юрка за решеткой сидит.
От таких упреков Хмелев побледнел, а шагавшая рядом Луиза, наоборот, раскраснелась.
– Ты вот лучше думай, как распутать всю эту чепуху: и Юрку спасти, и Акимыча выручить.
После этого они шли молча очень долго, потому что оба думали. Но вот Луиза остановилась.
– Надо, значит, так: собрать ребят, которые все это заварили, прийти к "этой самой" вроде как делегацией и объяснить: так, мол, и так – ошибка получилась.
– Ага! А куда ты Чебоксарова денешь? Кто поверит, что он из любопытства полез?! Так что давай придумай что-нибудь еще.
– И ты думай.
Они опять молча зашагали, и вдруг Ленька сказал:
– К Акимычу надо ехать.
– Куда?
– Сама знаешь, что у них базовый лагерь там, где Луканиха в Иленгу впадает. Мы уже и так сколько дров наломали и можем еще хуже наломать. А вот Акимыч, если ему все рассказать, он что-нибудь придумает, как эту кашу расхлебать.
– Это верно, – задумчиво согласилась Луиза. Потом помолчала и вдруг оживилась: – И знаешь, если корреспондентка только взглянет на Акимыча, она сразу поймет, что это за человек. Значит, поедешь?
– Поеду. Если ты со мной поедешь. Луиза приуныла.
– А ты что, один боишься?
– Да, вот боюсь, – с вызовом ответил Ленька. – Пятьдесят километров вверх по Иленге, думаешь – шутка. И еще движок у нашей лодки старенький, папа все собирался его перебрать, да так и не перебрал. Что я буду делать один, если движок забарахлит, да еще ночью?! Да еще на такой реке! Скорость течения семь или восемь километров! А я по этим движкам не очень-то специалист.
– Ладно. А как я тебе помогу?
– Ну, ты вроде как за матроса будешь... В случае чего, подгребешь маленько, пока я движок налаживать буду. И потом... и потом, ну Лиз!.. Ну, я признаю: ведь страшно там ночью одному!
Луиза сказала, что родители очень волноваться будут. Ленька ответил, что им записку надо оставить, чтобы не волновались. Луиза вздохнула.
– Попадет мне за это. Ох, попадет!..
– А меня, думаешь, мороженым угостят?
– Ладно. Что брать с собой?
– Теплые вещи и еды дня на два. Мало ли что в дороге случится.
В отличие от Инны, Юра давно уже оцепенел, со страхом прислушиваясь к голосам в коридоре. Но через какое-то мгновение немая сцена кончилась. Бросив сумочку на пол, Юра вскочил на подоконник, скрючился, чтобы пролезть в тесное окно, и пропал за ним. Инна недаром занималась в секции легкой атлетики. Она бросилась сквозь окно вслед за Чебоксаровым, но подол ее халатика зацепился за крючок на подоконнике, это чуть-чуть задержало ее, и Чебоксаров успел выскочить за калитку. Однако Инна была не из тех, от кого легко уйти. Размашистым, спортивным бегом она быстро настигла Юру и схватила его правой рукой за шиворот, левой – за локоть. Чебоксаров стал вырываться.
– Граждане, помогите! – крикнула Инна.
– Держим, держим, гражданочка. – И в руку Юры вцепился высокий старик в линялой красно-черной ковбойке и в старой форменной фуражке речника.
– Держитя, держитя его! – услышала Инна еще один голос, и к ним вразвалочку подбежала толстая немолодая женщина. – Я своими глазами видела, как он из хмелевского окошка сиганул.
– А я, что ль, не видел?! – заметил старик. Женщина остановилась прямо перед Юрой.
– Такой молодой, а уже по квартирам лазит! Нет, брат, таких делов у нас в городе не прощают. В старину за такие дела самостоятельно до смерти били, а теперь – в милицию и под суд. – Она оглянула Инну, ее халатик и тапочки. – Вы, милая, выбегли по-домашнему, а в милицию так идти не годится. Пойдите переоденьтесь, а мы его подержим, никуда от нас не уйдет.
– Спасибо! – сказала Инна. – Я буквально через пять минут. Кстати, документы захвачу.
Когда она подбежала к калитке, над ней торчала голова Хмелева с лицом бескровным, как у покойника. Он отскочил от калитки, чтобы пропустить Инну, и засеменил за ней.
– Инна Сергеевна, что случилось? – пропищал он незнакомым ему самому голосом.
– Сам знаешь, что случилось, – прорычала Инна. Она поднялась на веранду, Ленька последовал за ней, но в коридор не вошел, остался на веранде полумертвый от страха.
Скоро Инна вышла из комнаты в брючном костюме, в берете, с белой сумочкой, висящей на плече.
– Где мой паспорт? – грозно спросила она.
– Так ведь... мама его в комод... а ключ у нее...
– Передай матери, что я у нее больше не живу. Сегодня вечером рассчитаюсь и верну ключ. Ворье несчастное! – Инна сбежала с крыльца.
– Инна Сергеевна! Ну, как вы можете так говорить? – захныкал Ленька.
– А вот могу! Я хорошо помню, как запирала окно. Я все пальцы себе ободрала об этот крючок.
Чебоксарова повели в милицию. Впереди шел сам Юра и высокий старик, вцепившийся ему в руку повыше локтя, сзади – Инна и толстая женщина, которая приговаривала:
– Вот и доигрался, милок! Раньше озоровал только да шуточки шутил, а теперь...
– Какие к черту шуточки! – перебил ее старик. – Я из-за него чуть не утоп в одночасье, а потом две недели лодку чинил. Фулюган известный, его милиция знает.
Юра молчал и думал о том, как он будет разговаривать с дежурным по отделению милиции. Сказать, что хотел проверить, кто из ребят прав: ведь одни утверждают, что гражданка – корреспондент областной или даже центральной газеты, а другие говорят, что ничего подобного, это просто знакомая директора школы Бурундука. Но кто же в такое поверит?!
Когда Чебоксаров и его конвоиры достаточно удалились, Хмелев подбежал к дому Мокеевых. Луиза, как и он минуту назад, стояла за калиткой, вцепившись руками в штакетник.
– Видала?
– А то нет?! – Луиза всхлипнула.
– Надо Юрку спасать.
– А как?
– Пошли в милицию и все расскажем: так, мол, и так, хотели проверить.
– Ага! Так тебе и поверят! Проверяльщик нашелся!
Хмелев обозлился:
– Ты что, не понимаешь?! Ведь Юрку судить будут за воровство! И меня вместе с ним. Эта тетка сказала, что знает, кто открыл окно.
Луиза молчала, прикусив губу.
– Ну, и сиди тут, трусиха! А я пошел. Сам на себя заявлять пошел и Юрку спасать. – Ленька повернулся и быстро зашагал прочь. Луиза открыла калитку, захлопнула ее за собой и молча пошла за Хмелевым.
Они пришли в милицию, когда Инна успела изложить дежурному суть дела и теперь женщина и старик давали свои показания. Остановившись у двери в комнату дежурного, возле которой стоял милиционер, ребята услышали, как старик говорил:
– Я, товарищ лейтенант, своими глазами видел, как этот прохвост из окна скакнул, а следом за ним вот эта гражданочка выпрыгнула. И ведь моментом она его настигла! Вот что значит современная молодежь! Физкультура, так сказать!
Милиционер у двери, как видно, был сам заинтересован происходящим и не сразу заметил Луизу с Хмелевым, потому что стоял к ним спиной, а те, не решаясь войти, прослушали дальнейший разговор.
– Ну, Чебоксаров Юрий – личность нам известная, – сказал сидевший за барьером дежурный. – Документов у него требовать не будем...
Инна слегка вздрогнула. Она взяла с собой стенограмму выступления завроно Лыкова, где тот расхваливал Бурундука, перечитывала ее в самолете и хорошо запомнила имя и фамилию Чебоксарова, которого Бурундук якобы чудесным образом перевоспитал.
– А у вас, гражданка, придется попросить документы, – продолжал дежурный. – Для протокола.
– Мой паспорт заперт у хозяйки дома Хмелевой, где я остановилась, а она на работе, – ответила Инна. – Но вот мое командировочное удостоверение от редакции, а вот – корреспондентский билет.
Ребята переглянулись. Дежурный пробормотал невнятно, что командировка почему-то не отмечена, а Инна отчеканила:
– Сегодня в райкоме отмечу. По билету аэрофлота можно понять, когда я прибыла.
Дежурный явно проникся к Инне уважением. Он вернул ей документы.
– Ну, так, товарищ Шапошникова. Давайте займемся. Изложите, пожалуйста, еще раз, как было дело.
Тут зазевавшийся милиционер наконец оглянулся и увидел ребят.
– А вам что здесь нужно? Кино смотреть пришли? А ну давайте отсюда, тут вам не кино.
Но Хмелев не ушел, а, наоборот, перешагнул порог. За ним перешагнула Мокеева.
– Извините, пожалуйста!.. Разрешите, пожалуйста!.. – то ли пропищал, то ли прохрипел Ленька.
– Мы не в кино, а мы... мы как свидетели, – пролепетала Луиза.
– Скажи лучше, как сообщники, – заметила Инна, оглянувшись на Леньку.
– Кто это там? А ну-ка, граждане, посторонитесь! – сказал дежурный. Старик с Чебоксаровым подвинулись в одну сторону, Инна с женщиной – в другую, и ребята увидели молодого дежурного, сидевшего за барьером. У него были рыжеватые усики и большие, почти круглые глаза. Он взглянул на ребят и тут же обратился к Инне:
– Как вы сказали? Сообщники?
– По крайней мере, вот этот, – Инна кивнула на Леньку и объяснила, почему она уверена, что это именно он открыл Чебоксарову окно.
Дежурный обратился к Леньке:
– Ну, а ты что скажешь?
И Хмелева вдруг обуяла храбрость.
– Да! – сказал он звонко, – я признаю, я сам открыл окно, чтобы Чебоксаров в него залез... Только мы не для воровства, а чтобы проверить...
Круглые глаза дежурного были неподвижны, как днем у совы.
– Что проверить?
– Документы у этой гражданки.
– Зачем?
Ленька молчал. Ведь для того, чтобы объяснить, почему все так получилось, надо было начать рассказ с "доисторических времен" – с того самого момента, когда у ребят зародилось подозрение о том, что Бурундук собирается жениться. Хмелев сознавал, что говорить он не мастер и, если начнет излагать всю эту историю, так запутается, что никто ничего не поймет. Выручила Мокеева, которая тоже набралась храбрости. Она решила обойтись без подробностей.
– Хотели проверить, потому что эта гражданка показалась подозрительной, сказала она. – Все чего-то расспрашивает, расспрашивает, а кто она сама такая, толком не говорит.
– Неправда! – возразила Инна. – Я сказала, что я знакомая Бурундука.
Тут Ленька даже немножко обнаглел.
– Вот интересненько, – обратился он к Инне, – почему вы прилетели к Даниле Акимовичу, а сами даже не знали, что его в городе нет?
– Это не твое дело, – процедила сквозь зубы Инна, а дежурный спросил:
– Ну, а Чебоксаров здесь при чем?
– А он... он помог нам, чтобы... вот... проверить, – неуверенно сказала Луиза.
Старик и женщина негромко засмеялись. Усмехнулся и дежурный:
– Да-а! Врать вы еще не научились.
– Не научились, молоды еще, – подтвердил старик.
– А Леньку-то родители и не научат, – сказала женщина, – я знаю их, сколько лет из окна в окно живем.
Дежурный сказал Хмелеву с Луизой:
– Пока мы ваши фамилии запишем, а потом родителей вызовем. – Он записал имена и фамилии ребят и велел им идти домой.
Прямо от комнаты дежурного шел длинный коридор с рядами дверей, а буквально в двух метрах налево был еще один совсем короткий коридорчик. Он вел к выходу на улицу. Ленька и Луиза свернули в него и остановились за углом. Отсюда было слышно все, что говорилось в дежурной.
Инна давала показания медленно. Дежурный повторял каждую ее фразу, потом умолкал, как видно записывая, затем говорил:
– Так! Продолжайте.
Это повторилось с женщиной и со стариком. Наконец дошла очередь до Чебоксарова.
– Ну, а ты что скажешь? – спросил его дежурный.
– А что мне говорить? Как ребята сказали, так все и было.
– Так. Запишем, значит: "Забрался через окно в комнату гражданки Шапошниковой и открыл ее сумочку с целью проверить документы". Так?
– Ну, так.
– Добавить нечего?
– Добавить нечего, – угрюмо ответил Юра. Он понимал, что ему все равно не поверят.
– Нам можно идти? – спросила Инна. – Минутку, товарищ Шапошникова. Дежурный обратился к Юре: – Вот тут распишись. – Он помолчал, как видно, пока Чебоксаров расписывался, и заговорил снова: – Вот так! Раньше мы тебя только задерживали в детской комнате, а теперь тебе придется погостить у нас. Поживешь денечка три, а там – как прокурор решит. Путин, проводи его.
И Луиза с Леней увидели, как по коридору прошел Юра, а за ним милиционер. Ребят Чебоксаров не заметил.
– Пошли! – сказал Хмелев. – А то сейчас эта выйдет.
Очнувшись на улице, ребята зашагали в сторону своей Луговой. Они говорили вполголоса, хотя и знали, что никто их не подслушивает.
– Слышал, как дежурный сказал: "Погостишь денечка три, а там – как прокурор решит"?
– Юрку судить, наверно, будут, – отозвался Хмелев. – За эту... за квартирную кражу.
– А что с Акимычем будет? Ты понимаешь, что теперь с Акимычем будет?! заговорила Луиза, еще больше понизив голос. – Ведь она же его в газете опозорит! Может быть, на всю жизнь! – Несколько секунд Луиза помолчала угрюмо и добавила: – Теперь нам не видать Акимыча: его из школы прогонят, и он уедет к сестре. Без всяких там невест.
Ленька не удержался, чтобы не съязвить:
– Вот тебе твоя "святая ложь"! Луиза вскипела:
– Ну, что ты пристал ко мне: "святая ложь, святая ложь"! Все мы дураки кругом, а ты, думаешь, умнее всех? Ты не только дурак, но еще и трус: побоялся сам в сумочку заглянуть, и теперь из-за тебя Юрка за решеткой сидит.
От таких упреков Хмелев побледнел, а шагавшая рядом Луиза, наоборот, раскраснелась.
– Ты вот лучше думай, как распутать всю эту чепуху: и Юрку спасти, и Акимыча выручить.
После этого они шли молча очень долго, потому что оба думали. Но вот Луиза остановилась.
– Надо, значит, так: собрать ребят, которые все это заварили, прийти к "этой самой" вроде как делегацией и объяснить: так, мол, и так – ошибка получилась.
– Ага! А куда ты Чебоксарова денешь? Кто поверит, что он из любопытства полез?! Так что давай придумай что-нибудь еще.
– И ты думай.
Они опять молча зашагали, и вдруг Ленька сказал:
– К Акимычу надо ехать.
– Куда?
– Сама знаешь, что у них базовый лагерь там, где Луканиха в Иленгу впадает. Мы уже и так сколько дров наломали и можем еще хуже наломать. А вот Акимыч, если ему все рассказать, он что-нибудь придумает, как эту кашу расхлебать.
– Это верно, – задумчиво согласилась Луиза. Потом помолчала и вдруг оживилась: – И знаешь, если корреспондентка только взглянет на Акимыча, она сразу поймет, что это за человек. Значит, поедешь?
– Поеду. Если ты со мной поедешь. Луиза приуныла.
– А ты что, один боишься?
– Да, вот боюсь, – с вызовом ответил Ленька. – Пятьдесят километров вверх по Иленге, думаешь – шутка. И еще движок у нашей лодки старенький, папа все собирался его перебрать, да так и не перебрал. Что я буду делать один, если движок забарахлит, да еще ночью?! Да еще на такой реке! Скорость течения семь или восемь километров! А я по этим движкам не очень-то специалист.
– Ладно. А как я тебе помогу?
– Ну, ты вроде как за матроса будешь... В случае чего, подгребешь маленько, пока я движок налаживать буду. И потом... и потом, ну Лиз!.. Ну, я признаю: ведь страшно там ночью одному!
Луиза сказала, что родители очень волноваться будут. Ленька ответил, что им записку надо оставить, чтобы не волновались. Луиза вздохнула.
– Попадет мне за это. Ох, попадет!..
– А меня, думаешь, мороженым угостят?
– Ладно. Что брать с собой?
– Теплые вещи и еды дня на два. Мало ли что в дороге случится.