- Не хочешь прогуляться? - сказала она, стоя в передней. - Глупо дома торчать, когда такая погода.
У Миши кольнуло сердце. Он почувствовал, что его Не Такая Как Все хочет прогуляться в надежде встретить этого патлатого, этого неполноценного с интересным, по ее мнению, лицом. Ему захотелось сказать Ольге, чтобы та шла дышать свежим воздухом одна, но он тут же понял, что глупо отступать так быстро.
- Пойдем, прогуляемся. Только одну минуту!.. - Он пошел в комнату за спичками и сигаретами, потом надел белую кепку с пластиковым козырьком: под ней были незаметны его золотистые кудряшки.
Во дворе вдоль корпусов тянулись асфальтированные проезды, а между ними была широкая полоса земли, на которой кое-где росли сбереженные строителями тополя и клены. Здесь начали устраивать что-то вроде продолговатого сквера или короткого бульварчика. В середине его уже была готова площадка с песочницей для малышей и ярко окрашенными скамейками по краям. Едва Оля с Мишей вошли на эту площадку, как Огурцов тронул Олю за локоть и тихо сказал:
- Вон! Алкоголики!
Оля взглянула, куда указывал Миша, и увидела Красилиных, стоявших у подъезда. Теперь на Феде были черные брюки и белоснежная рубашка с отложным воротничком, а на Нюре - джинсы и синяя трикотажная кофта, которая очень шла к ее светло-желтым волосам.
Отец их рано утром уехал на работу, а мать, Вера Семеновна, взяла отгул, и ребята помогали ей устраиваться в квартире. Но в полдень она сказала:
- Хватит вкалывать! Ступайте погуляйте. Может, товарищей себе найдете.
Брат и сестра переглянулись, усмехаясь. Они-то знали, с какими "товарищами" им предстоит знакомство. Но погулять они не отказались, быстренько умылись и переоделись. В тот момент, когда их заметил Миша, Нюра увидела его и Олю.
- Гляди! Твоя краля чумовая, - пробормотала она тихо.
Федя даже не обиделся за "кралю". Он кивнул.
Оля и Миша сели на одной из скамеек, а брат с сестрой стали прохаживаться по асфальту вдоль корпуса. Когда они проходили мимо площадки, обе пары поглядывали одна на другую, изображая, однако, на лицах полнейшее равнодушие. Оля и Миша не спешили завести знакомство с "алкоголиками". Федя очень бы хотел познакомиться с Олей, но, во-первых, он робел перед ней, во-вторых, знал, что Нюра терпеть не может "чумовую", да и знакомство с Огурцовым его не привлекало. Нюра заметила, что к ним приглядываются довольно внимательно.
- Ишь зыркают! - сказала она. - Чего мы тут ходим, как будто боимся! Пошли!
Оба прошли на площадку и сели на скамью по другую сторону песочницы. Посидев немного, Нюра прошипела:
- Ну что ты сидишь, как в гостях?! Сядь как люди сидят.
Дело в том, что она обратила внимание, как сидят Оля с Мишей. Оля сидела, положив ногу на ногу, откинувшись на спинку скамьи и скрестив на груди руки. Миша широко расставил ноги, распростер обе руки вдоль спинки скамьи и попыхивал дымом, держа сигарету в зубах.
И Федя тоже расставил ноги и привалился к спинке, но только он не протянул руки вдоль спинки, а лишь положил на нее локти. Нюра скрестила руки на груди, как Оля, но, пользуясь тем, что она в джинсах, положила правую пятку на левое колено.
Обе пары не замечали, что за ними издали наблюдает кучка ребят помладше. Это был скуластый, с раскосыми глазами Демьян - недавняя гроза своего переулочка, его брат Степка, очень похожий на Демьяна, и востроносенький блондинчик Шурик. Младшие мальчишки слушали, как Матильда говорила Демьяну:
- Вон тот здоровенный и его сестра грозились меня в Москве-реке утопить.
- За что? - спросил Демьян.
- Ну уж этого я не могу сказать. А то меня на мясо продадут.
- Как это продадут?
- Это у них выражение такое. Укокошат, одним словом. А вон та, красивенькая, - она взрослых прохожих одним ударом сшибает. Правда, Шурик?
Шурик молча кивнул. Он был просто поражен: каким образом так быстро распространилось то, что он наврал вчера Семке?
- А вон тот... - начала было Матильда, указывая глазами на Мишу, и вдруг умолкла, внезапно повернув голову в другую сторону. - Вон! Сам Тараскин идет!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Вернемся немного назад. Леша выглянул во двор в девятый или в десятый раз и увидел иную картину. На площадке, по обе стороны песочницы, сидели, развалясь на скамьях, четверо. Слева - парень в легком тренировочном костюме, в белой кепке, надвинутой на глаза. Рядом с ним довольно красивая девчонка в черной юбке и голубой кофточке. А напротив, по другую сторону песочницы, еще двое: белобрысый верзила и, судя по сходству, его сестра, только гораздо меньшего роста, распустившая светло-желтые волосы по плечам. Леше трудно было угадать, кто есть кто: он помнил, что девушка, у которой "ненорма", хороша собой и, как видно, дочь интеллигентных родителей. Но вот кто же эти парни? Кто же из них недавно вышел из колонии? А может быть, никто из них? Может быть, он еще не приехал или просто сидит себе дома?
Леша вернулся в комнату. Он понимал, что наступила пора действовать. И он понимал также, что действовать, играть ту роль, которую он играл перед зеркалом, он просто не в состоянии. Он чувствовал, как у него слабеют ноги при одной мысли о встрече с белобрысым верзилой. Его охватило отчаяние. Неужели он никогда-никогда не переборет себя? Неужели он навсегда останется вот таким размазней? Леша еще раз прошел в большую комнату и, сделав свирепое лицо, посмотрел на себя в зеркало. Нет! Он все-таки должен выйти. Если он сейчас не победит себя, не сделает этого, тогда все, тогда решится его судьба как человека!
Леша вспомнил такое выражение, как "выпить для храбрости", и с сожалением подумал, что вино в их доме бывает лишь по праздникам. Но в ванной висел белый шкафчик с аптечкой, а там, среди других лекарств, стоял пузырек с валериановыми каплями, которые бабушка принимала, когда поволнуется. Леша вышел в переднюю, прислушался. Антонина Егоровна хозяйничала в кухне. Он бесшумно проскользнул в ванную, вынул из стакана тюбик с пастой и зубную щетку и налил в него немного воды. А сколько надо принять этих капель, чтобы успокоить нервы - пять, десять или все пятьдесят? Для начала он решил ограничиться пятью. Принял и, вернувшись в большую комнату, стал там бродить, ожидая, когда нервы успокоятся. Но они не успокаивались. Поняв, что доза слишком мала, Леша повторил прием, хватив сразу тридцать капель. Храбрости не прибавилось, но появился то ли туман в голове, то ли шум какой-то, который мешал соображать.
Леша вышел в лоджию, надеясь, что те четверо ушли и он получит хотя бы временную передышку. Но они продолжали торчать во дворе. И вдруг в мозгу у Леши, словно световая реклама, стали вспыхивать слова: "Теперь или никогда! Теперь или никогда!"
- Теперь или никогда! - произнес он вслух, прошел в большую комнату к зеркалу, выпятив нижнюю челюсть и чуть подогнув колени, еще больше взъерошил волосы, взглянул на свое отражение безумным взглядом и, нащупав в кармане ключи от квартиры, выскочил на лестницу.
Между тем четверо, сидевшие на площадке перед песочницей, постепенно успокаивались. По площадке время от времени проходили взрослые, но Нюра не заметила, чтобы "чумовая" проявила по отношению к ним какую-нибудь агрессивность. Как видно, и ее спутник не был склонен сейчас к каким-либо хулиганским выходкам. А Оля с Мишей в свою очередь отметили, что "алкоголики" не проявляют ни малейших признаков опьянения и не собираются распивать что-либо спиртное. Да и на лицах у них не видно было печати порока или преступности. Единственное, что не нравилось в них Оле с Мишей, так эта манера сидеть на скамейке: развалились, как будто только они здесь хозяева и на весь мир им наплевать. Красилиным в свою очередь не понравилось такое же поведение Оли и Миши.
Наконец Нюре стало скучно, и она поднялась.
- Ну, чо мы будем тут сидеть? Пойдем пройдемся, мы же еще ничего не посмотрели вокруг.
Федя тоже встал, и вот тут брат и сестра увидели, что к площадке, слегка подогнув колени, выпятив нижнюю челюсть, приближается всклокоченный малый в пестрой рубашке, завязанной на животе узлом, и с какой-то штуковиной, которая болтается на цепочке перед его голой грудью.
- Привет, ха... ханурики! - прокричал Леша на весь двор, и тут же в его сознании пронеслось, что кричит он слишком визгливо. И при чем тут какое-то идиотское слово "ханурики"? Но в следующий момент он оглядел площадку, увидел, что самый могучий из всех - Федя, и с душой, ушедшей в пятки, направился к нему. - Бонжур, мюсьё! - крикнул Леша почему-то по-французски, хотя у них в школе проходили английский.
- Чего? - переспросил Федя.
- Ты что, русского языка не понимаешь? - еще громче прокричал Леша, ожидая, что его сейчас трахнут по голове и убьют. - Я говорю, бонжур, мюсьё!
Федя озадаченно взглянул на сестру и слегка попятился.
"Не ударил! Неужели боится?!" - мелькнуло в Лешкином взбаламученном мозгу, и он, выпятив грудь, шагнул к Феде.
- Ты что, пре... пренебрегаешь? Может, я вам это... может, я вам несимпатичен, сэр? Может, я тебе не нравлюсь? Ну, так дай мне по морде, ну, дай! Ну, ударь!
Федя совсем растерялся. Как большинство очень сильных людей, он не любил драться. Ему ничего не стоило бы отмахнуться даже не кулаком, а просто ладонью от этой назойливой мухи, но Федя помнил за собой один недостаток: он не всегда мог рассчитать свою силу, и это приводило к неприятностям. Как-то раз он шутя боролся одновременно с двумя одноклассниками, сжал одного чуть сильней, чем следовало, и тот улетел на санитарном самолете в больницу со сломанным ребром.
А Леша между тем продолжал грудью лезть на Красилина и вопил уже почти в истерике:
- Ну, ударь! Ну, ударь, говорю! А то сейчас как... как дам вот!..
- Ну чего я тебе сделал?! - сказал наконец Федя. - Ну чего?!
И Леша вдруг застыл и умолк. В голове у него как-то сразу все прояснилось. "Испугался! - подумал он уже совершенно отчетливо. - Меня испугался! Отец, выходит, прав!"
В этот момент Нюра сердито оттолкнула брата и шагнула к Леше.
- Ну, ты! Психованный! Ты думаешь, тут никто драться не любит?! А ну, попробуй, меня ударь! Как тресну по шее!..
Сердце у Леши все еще отчаянно колотилось, но он уже овладел собой и смекнул, как надо ответить. Он слегка попятился от Нюры.
- А я... - провозгласил он чуть заикаясь, но достаточно громко, - а я, извините, синьора, с женщинами не дерусь. При... принципиально.
Нюра с некоторым удивлением посмотрела на него и проворчала:
- Принципиальный какой нашелся! - Она повернулась и подошла к брату.
Некоторое время на площадке царила тишина. Чувствуя, что назревает драка, Оля с Мишей поднялись со скамьи и теперь стояли по другую сторону песочницы. А на асфальте, не рискуя войти на площадку, стояли как зачарованные Демьян, Матильда, Шурик и Степа. Все они оцепенели, ожидая, чем завершится драка между богатырем Красилиным и сравнительно щуплым Тараскиным. И хоть драка даже не началась, все были потрясены отчаянной храбростью последнего, и особенно был потрясен Демьян. Задирая ребят в своем переулочке или в школе, он бессознательно выбирал таких, которые были наверняка слабее его, а в то же время он воображал себя удивительно сильным, ловким и отважным, вроде героя какого-нибудь ковбойского фильма. Но теперь он увидел перед собой человека, на которого так мечтал походить, который хотел подраться с верзилой, бывшим, наверно, втрое сильнее его. Степа тоже проникся уважением к Тараскину, а Шурик подумал: все-таки это очень хорошо, что Тараскин принципиально не дерется с женщинами. А то бы Ольге не помог слушок, который он пустил насчет ее каратэ.
Молчание на площадке длилось полминуты. Леша думал, что же ему делать дальше. Об этом думали и Красилины. Миша с Олей тоже не знали, как им себя вести. Первым решил эту проблему Миша. Не спеша, вразвалочку он обогнул песочницу, приблизился к Тараскину и вынул из кармана пачку сигарет.
- Тяни! - сказал он.
- Что? - переспросил Леша.
- Закуривай!
- А!.. Спасибо!.. - Леша взял сигарету, сунул ее в рот и похлопал себя по карманам. - Черт!.. Спички забыл.
Миша дал ему прикурить и обратился к Красилиным:
- Курите?
- Спасибочко! - сказала Нюра, беря сигарету. - Я свои дома оставила. Потом отдам.
- Мишка, а про меня ты забыл? - сказала Оля.
Когда она тоже закурила, Миша предложил пачку Феде, тот как-то нерешительно потянулся к ней, но сестра ударила его по руке.
- Федька, ты что, забыл?! - прикрикнула она на брата и пояснила остальным: - Он завязал. Силу воли испытывает.
- Ага, - догадался подтвердить Федя. - Уже месяц почти.
У себя в поселке Нюра из любопытства однажды попробовала закурить и даже затянулась по-настоящему. Ей это не понравилось, но особой беды не принесло, а Федю сразу начало тошнить от одного лишь вкуса табака во рту.
Некоторое время курильщики молча курили. Наблюдательный Миша с досадой отметил, что белобрысая и Тараскин курят по-настоящему, не так, как они с Олей: набирают в рот дым да выпускают. Действительно, Леша тоже временами покуривал тайком в компании ребят. Сейчас, то ли от первых затяжек сигаретой, то ли от сочетания их с валерьянкой, голова его снова затуманилась, но на этот раз очень приятно. В нем клокотала радость, ведь он на глазах у всех хулиганов, психопатов и уголовников заставил отступить такого огромного парня! Эх, если бы отец видел его в этот момент!
- Леша! - неожиданно услышал он голос бабушки.
Антонина Егоровна стояла у входа на площадку, прижимая сумочку к груди, и пристально глядела на него.
Леша помертвел. Он был уверен, что бабушка сейчас накинется на него, спросит, с каких это пор он начал курить, станет отчитывать, как заурядного маменькиного сынка... Но Антонина Егоровна не сделала этого.
- Леша, я иду к магазину, мне надо позвонить, - сказала она громко и спокойно, словно всю жизнь видела внука с сигаретой во рту. - Ключи у тебя с собой?
- С собой, бабушка.
Антонина Егоровна ушла, а Леша с благодарностью подумал, что из четырех его бабушек эта самая умная.
Однако радоваться было некогда. Надо было подумать, как вести себя дальше, как завязать отношения со всей этой бражкой. И Леша придумал. Он обратился к Феде:
- Ты извини, конечно... Я, конечно, погорячился. Характер такой дурацкий: распсихуешься ни с того ни с сего, вот и кидаешься на первого встречного.
- Ничего. Бывает, - сказал Федя.
Леша протянул ему руку:
- Будем знакомы. Тараскин Алексей.
Федя назвал себя. Леша напряг все силы, чтобы стиснуть и встряхнуть широкую ладонь Красилина, а тот, наоборот, пожал его руку очень осторожно, словно боясь раздавить.
Познакомился Леша и с остальными. Он теперь не выпячивал челюсть, не подгибал колени, словом, не строил из себя Волка из "Ну, погоди!", и Миша заметил, что Ольга слегка покраснела, пожимая руку Тараскину и внимательно вглядываясь в его лицо.
А Леша все больше ликовал. Он понимал, что никто не заметил, что он выкрикивал нелепые фразы и лез грудью на Федю, когда у него все поджилки тряслись. Ведь недаром же этот Мишка Огурцов ему первому предложил закурить, и ведь ясно, что все смотрят на него хоть и без особой симпатии, но и отнюдь не презрительно.
Леша радовался, а Нюра злилась на своего лопуха Федьку, который на глазах у всех стушевался перед "психованным". "Вот теперь, - думала она, - нам надо что-нибудь такое учудить, чтобы эти московские рты поразевали".
- Ну, чего? Может, со знакомством это самое... бутылочку?
Оля с Мишей переглянулись.
- Не возражаю, - быстро ответил Миша. - Только у меня с собой денег ни копейки.
- И не надо. Мы угощаем. Федька, сколько там у тебя?
Федя вынул из кармана кошелек и подсчитал. Там оказалось три рубля сорок копеек.
- Однако хватит, - сказала Нюра. - А то и на две, если чего подешевле.
Миша с Олей запротестовали, сказали, что деньги у них есть, но только дома, и они сейчас принесут. То же самое сказал и Леша, только ему нужно было дождаться возвращения бабушки, которая вот-вот придет.
- Да ладно, после вернете, - сказала Нюра. - Федька, пошли!
Красилины пошли с площадки, но возле младших ребят Нюра приостановилась.
- Эй! Кто подскажет, где тут купить? А то мы ведь не знаем здесь ничего.
Матильда двинулась было к ней, но Демьян опередил ее и подскочил первым.
- Я провожу. Я тут все знаю.
Они втроем направились в сторону универсама, Леша медленно двинулся в том же направлении, надеясь встретить бабушку, а Оля, прежде чем уйти с Мишей в свой подъезд, обратилась к Матильде:
- Между прочим, ты не знаешь, за что этот Тараскин в колонию попал?
- Ножом пырнул, - сорвалось с языка у Матильды.
- Кого? - спросил Миша.
Тут Матильда немножко поколебалась.
- Девочку одну, - наконец решила она.
- Девочку? - живо спросила Оля. - За что?
- Из ревности, - брякнула Матильда.
Оля посмотрела на Мишу загоревшимися глазами.
- Слышишь?! Тут есть что-то романтическое. - Она снова обратилась к Матильде. - Ну а подробности?.. Ты какие-нибудь подробности знаешь?
Вот такой вопрос Матильде не понравился. Ведь придумывать подробности - на это же требуется некоторое время!
Матильда опустила голову и стала водить носком кеда по асфальту.
- Н-ну... Это долго рассказывать, - сказала она.
И тут, сам того не подозревая, ее выручил Миша. Его все больше и больше бесил интерес, который Ольга проявляет к патлатому, и он ей сказал:
- Знаешь!.. Давай-ка лучше сначала сходим и раздобудем денег, а потом уж будем слушать романтические истории.
Оля согласилась, и оба они ушли, а Матильда стала бродить по двору, погруженная в глубокое раздумье. С одной стороны, она придумала, что Леша уголовник, но с другой, она ведь правильно предсказала, что это самый отчаянный человек во дворе. И в голове Матильды помимо ее воли стала складываться история несчастной Леши Тараскина любви.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Антонина Егоровна, мывшая в кухне посуду, не расслышала, как хлопнула дверь. Когда она вышла из кухни, то обратила внимание на тишину в квартире. Заглянула в одну комнату, в другую, в третью - нигде внука не было. Страшная догадка осенила ее: значит, Леша ушел во двор к царящему там хулиганью. Она побежала в лоджию, взглянула вниз и обмерла: ее внук, ее Леша, лез грудью на какого-то белобрысого верзилу, истерически выкрикивая: "Может, я тебе не нравлюсь? Ну, так дай мне по морде, ну ударь! Ну ударь, говорю!"
Антонина Егоровна не сомневалась: ее внука сейчас будут бить. Она рванулась было в переднюю, но тут вспомнила, что на ней очень старый, рваный халат, который надевался для самых грязных работ по дому. Она сбросила этот халат, выхватила из шкафа и надела первое попавшееся платье, но тут в квартире запахло горелым, и Антонина Егоровна догадалась, что это убежало молоко. Пришлось броситься в кухню, выключить газ, дуть на горячую пену...
Когда Антонина Егоровна вышла, наконец, во двор, она увидела такую картину: Леша, живой и невредимый, стоит в окружении парней и девчонок, которых она видела сверху, держит в зубах сигарету, а один из мальчишек, чиркнув спичкой, дает ему прикурить.
То, что Лешу не побили, конечно, обрадовало Антонину Егоровну, то, что он курит, - огорчило.
Но она сообразила, что ее внук каким-то образом завоевал расположение этих юных подонков, и теперь думала, что ей делать дальше. В руках у нее была сумочка с ключами от квартиры, а в сумочке, кроме ключей, были деньги, и она решила позвонить двум другим Лешиным бабушкам, рассказать о своих волнениях, посоветоваться. И вот тут она встретилась взглядом с Лешей, и вот тут ей чутье подсказало не обращать внимания на сигарету и спокойно сообщить внуку, что она идет звонить по телефону.
На обратном пути она встретила верзилу, на которого кричал Леша, крупную желтоволосую девчонку, похожую на верзилу, и мальчишку помладше. Потом увидела и Лешу.
Он брел очень медленно, обдумывая предстоящий разговор с бабушкой. И вот этот разговор состоялся.
- Баба Тоня, - сказал Леша, - во-первых, спасибо тебе за сигарету... Не за сигарету, а что ты не обратила внимания. А теперь... мне нужен рубль.
- Зачем? - по привычке спросила Антонина Егоровна.
Леша подумал, что хоть бабушка сдержалась при виде сигареты, разговор о предстоящей выпивке может вывести ее из себя.
- Бабушка, мне нужно! Понимаешь, очень нужно! - сказал он уже твердо и торопливо добавил: - И вообще, баба Тоня, могу я иметь карманные деньги так, чтобы никто меня не спрашивал, куда я их трачу?!
И снова Антонина Егоровна проявила необычайную сдержанность. Она открыла сумочку и вынула из нее рубль.
- Возьми! - сухо сказала она и зашагала своей дорогой.
В то время как Матильда создавала любопытную репутацию Леши в глазах у Ольги и Михаила, в том же направлении поработал и Демьян, просвещая на этот счет Красилиных. Правда, у него это получилось скромнее. Нюра его спросила по дороге к магазину:
- Ты этого психованного знаешь? Ну, который с висюлькой на груди?
- Про него-то я знаю, - ответил Демьян. - Только я его сегодня первый раз видел, как и вы тоже.
- Откуда он такой взялся? - спросила Нюра.
- Из колонии.
- Откуда?
- Из колонии. Для малолетних.
Нюра быстро обернулась к Феде.
- Слыхал? Оно и видно! - сказала она брату и снова обратилась к Демьяну. - А за что его туда?
Демьян фантазировать не умел, а Матильда, разговаривая с ним, еще не успела ничего придумать о ноже, о девочке, о ревности, и он ответил, пожав плечами:
- Чего не знаю - того не знаю. Сидел за что-то...
"Да, - подумала Нюра, - с таким бутылкой не обойдешься, тут надо что-нибудь пошибче придумать".
Винный магазин находился в одном здании с универсамом, но вход туда был отдельный, и никакого самообслуживания там не было, вино отпускала продавщица. Перед дверью этого магазина Демьян сказал тихо:
- Вы идите, а я вас тут подожду.
Красилины вошли. Возле прилавка стояла небольшая очередь, человек пять, по углам неприглядного вида мужики о чем-то тихо разговаривали и пересчитывали деньги. Но что сразу бросилось в глаза обоим Красилиным это объявление, висевшее за спиной продавщицы: "Лицам в нетрезвом виде, в спецодежде и несовершеннолетним вино не отпускается".
Нюра дернула Федю за рукав.
- Видишь?
Федя молча кивнул. Брат и сестра потоптались на одном месте, пошушукались и решили, что покупать должен Федя: как-никак, а по росту он не отличается от многих находящихся в магазине.
- Ты лицо-то прикрой, будто зубы болят, - пробормотала Нюра, косясь на пожилую полную продавщицу. - А то эта сразу догадается.
Они наметили бутылку портвейна ровно за три рубля, и Федя стал в очередь, прикрыв растопыренной пятерней правую щеку, правый глаз и часть носа. Однако это не помогло. Когда подошла его очередь, голос продавщицы уже не предвещал ничего доброго:
- Ну а тебе, мальчик, чего тут надо?
- Портвейн за тви вубля, - прошепелявил Федя себе в ладонь, протягивая левой рукой деньги.
- Ну-ка иди, мальчик! Я за тебя отвечать не собираюсь.
Федя подумал было, что надо изобразить возмущение, сказать, что он готов сходить домой за паспортом, сказать, что ему осенью в армию идти, но он не успел этого сделать. Продавщица повысила голос:
- Иди, иди, мальчик, не задерживай людей! Я вас за версту вижу, акселератов.
В очереди засмеялись, загалдели, и Федя, красный как рак, не отрывая руки от лица, ушел из магазина. Но еще раньше, за несколько секунд до брата, оттуда выскочила Нюра. Она была очень расстроена. Ну вот как им теперь вернуться во двор?! Что сказать Тараскину и всем прочим?! Мы, мол, пошли в магазин, а нам вина не дали. Почему? Потому, что мы еще маленькие... Это же позор, прямо срамота какая-то! И в этот момент Нюра услышала тихий голос:
- Паренек! Ты для папаши хотел или себе?
Нюра обернулась и увидела, что перед Федей стоит какой-то тип с полуседой щетиной примерно недельной давности, в мятом и грязном пиджаке, бывшем когда-то синим, и в брюках совершенно неопределенного цвета. На голове его, несмотря на теплую погоду, топорщился голубой берет из жесткого фетра, заляпанный какой-то белой краской.
"Бич! Ну, законный бич!" - подумала Нюра и шагнула к брату. А "бич", оглянувшись на нее, понял, что Федя не один, и обратился с тем же вопросом уже к Нюре:
- Так вы как? Вас кто послал или для себя?
- Для себя, - поколебавшись, ответила Нюра. Она еще не была уверена, что ей следует заводить знакомство с этим человеком.
А "бич" продолжал расспрашивать:
- Вы чего хотите взять?
- Портвейна. За три рубля, - ответил Федя.
"Бич" помолчал немного, о чем-то думая.
- А если я вам возьму, меня третьим примете? - сказал он, глядя куда-то в сторону. - Только у меня сорок копеек.
Расчетливую Нюру возмутила такая наглость.
- Да вы что?! За сорок копеек рубль хотите?! А во-вторых, нас не двое, а пятеро. Там еще трое ждут.
"Бич" вздернул приплюснутый красный нос и обиженно заморгал на Нюру маленькими глазками.
- Эх, красавица!.. Я же на какой риск иду за твои шестьдесят копеек! Мне же срок могут дать за такое дело, что я с вами связался. - И он отошел, бормоча себе под нос: - Сопляки! Бутылку на шестерых! Тут и мараться нечего.
Но Нюра не хотела сдаваться. Она увидела, что в сторонке деликатно стоит Демьян, не вмешиваясь в разговоры старших, и окликнула его. Тот подскочил и вытянулся, как солдат перед командиром.
- Где тут еще какой магазин? - спросила Нюра.
Демьян огорченно поднял плечи и признался, что он здесь человек тоже новый и, кроме этого магазина, другого не знает. "Бич" услышал этот разговор, как видно, понял, что ребятам некуда деться, и снова подошел к ним.
У Миши кольнуло сердце. Он почувствовал, что его Не Такая Как Все хочет прогуляться в надежде встретить этого патлатого, этого неполноценного с интересным, по ее мнению, лицом. Ему захотелось сказать Ольге, чтобы та шла дышать свежим воздухом одна, но он тут же понял, что глупо отступать так быстро.
- Пойдем, прогуляемся. Только одну минуту!.. - Он пошел в комнату за спичками и сигаретами, потом надел белую кепку с пластиковым козырьком: под ней были незаметны его золотистые кудряшки.
Во дворе вдоль корпусов тянулись асфальтированные проезды, а между ними была широкая полоса земли, на которой кое-где росли сбереженные строителями тополя и клены. Здесь начали устраивать что-то вроде продолговатого сквера или короткого бульварчика. В середине его уже была готова площадка с песочницей для малышей и ярко окрашенными скамейками по краям. Едва Оля с Мишей вошли на эту площадку, как Огурцов тронул Олю за локоть и тихо сказал:
- Вон! Алкоголики!
Оля взглянула, куда указывал Миша, и увидела Красилиных, стоявших у подъезда. Теперь на Феде были черные брюки и белоснежная рубашка с отложным воротничком, а на Нюре - джинсы и синяя трикотажная кофта, которая очень шла к ее светло-желтым волосам.
Отец их рано утром уехал на работу, а мать, Вера Семеновна, взяла отгул, и ребята помогали ей устраиваться в квартире. Но в полдень она сказала:
- Хватит вкалывать! Ступайте погуляйте. Может, товарищей себе найдете.
Брат и сестра переглянулись, усмехаясь. Они-то знали, с какими "товарищами" им предстоит знакомство. Но погулять они не отказались, быстренько умылись и переоделись. В тот момент, когда их заметил Миша, Нюра увидела его и Олю.
- Гляди! Твоя краля чумовая, - пробормотала она тихо.
Федя даже не обиделся за "кралю". Он кивнул.
Оля и Миша сели на одной из скамеек, а брат с сестрой стали прохаживаться по асфальту вдоль корпуса. Когда они проходили мимо площадки, обе пары поглядывали одна на другую, изображая, однако, на лицах полнейшее равнодушие. Оля и Миша не спешили завести знакомство с "алкоголиками". Федя очень бы хотел познакомиться с Олей, но, во-первых, он робел перед ней, во-вторых, знал, что Нюра терпеть не может "чумовую", да и знакомство с Огурцовым его не привлекало. Нюра заметила, что к ним приглядываются довольно внимательно.
- Ишь зыркают! - сказала она. - Чего мы тут ходим, как будто боимся! Пошли!
Оба прошли на площадку и сели на скамью по другую сторону песочницы. Посидев немного, Нюра прошипела:
- Ну что ты сидишь, как в гостях?! Сядь как люди сидят.
Дело в том, что она обратила внимание, как сидят Оля с Мишей. Оля сидела, положив ногу на ногу, откинувшись на спинку скамьи и скрестив на груди руки. Миша широко расставил ноги, распростер обе руки вдоль спинки скамьи и попыхивал дымом, держа сигарету в зубах.
И Федя тоже расставил ноги и привалился к спинке, но только он не протянул руки вдоль спинки, а лишь положил на нее локти. Нюра скрестила руки на груди, как Оля, но, пользуясь тем, что она в джинсах, положила правую пятку на левое колено.
Обе пары не замечали, что за ними издали наблюдает кучка ребят помладше. Это был скуластый, с раскосыми глазами Демьян - недавняя гроза своего переулочка, его брат Степка, очень похожий на Демьяна, и востроносенький блондинчик Шурик. Младшие мальчишки слушали, как Матильда говорила Демьяну:
- Вон тот здоровенный и его сестра грозились меня в Москве-реке утопить.
- За что? - спросил Демьян.
- Ну уж этого я не могу сказать. А то меня на мясо продадут.
- Как это продадут?
- Это у них выражение такое. Укокошат, одним словом. А вон та, красивенькая, - она взрослых прохожих одним ударом сшибает. Правда, Шурик?
Шурик молча кивнул. Он был просто поражен: каким образом так быстро распространилось то, что он наврал вчера Семке?
- А вон тот... - начала было Матильда, указывая глазами на Мишу, и вдруг умолкла, внезапно повернув голову в другую сторону. - Вон! Сам Тараскин идет!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Вернемся немного назад. Леша выглянул во двор в девятый или в десятый раз и увидел иную картину. На площадке, по обе стороны песочницы, сидели, развалясь на скамьях, четверо. Слева - парень в легком тренировочном костюме, в белой кепке, надвинутой на глаза. Рядом с ним довольно красивая девчонка в черной юбке и голубой кофточке. А напротив, по другую сторону песочницы, еще двое: белобрысый верзила и, судя по сходству, его сестра, только гораздо меньшего роста, распустившая светло-желтые волосы по плечам. Леше трудно было угадать, кто есть кто: он помнил, что девушка, у которой "ненорма", хороша собой и, как видно, дочь интеллигентных родителей. Но вот кто же эти парни? Кто же из них недавно вышел из колонии? А может быть, никто из них? Может быть, он еще не приехал или просто сидит себе дома?
Леша вернулся в комнату. Он понимал, что наступила пора действовать. И он понимал также, что действовать, играть ту роль, которую он играл перед зеркалом, он просто не в состоянии. Он чувствовал, как у него слабеют ноги при одной мысли о встрече с белобрысым верзилой. Его охватило отчаяние. Неужели он никогда-никогда не переборет себя? Неужели он навсегда останется вот таким размазней? Леша еще раз прошел в большую комнату и, сделав свирепое лицо, посмотрел на себя в зеркало. Нет! Он все-таки должен выйти. Если он сейчас не победит себя, не сделает этого, тогда все, тогда решится его судьба как человека!
Леша вспомнил такое выражение, как "выпить для храбрости", и с сожалением подумал, что вино в их доме бывает лишь по праздникам. Но в ванной висел белый шкафчик с аптечкой, а там, среди других лекарств, стоял пузырек с валериановыми каплями, которые бабушка принимала, когда поволнуется. Леша вышел в переднюю, прислушался. Антонина Егоровна хозяйничала в кухне. Он бесшумно проскользнул в ванную, вынул из стакана тюбик с пастой и зубную щетку и налил в него немного воды. А сколько надо принять этих капель, чтобы успокоить нервы - пять, десять или все пятьдесят? Для начала он решил ограничиться пятью. Принял и, вернувшись в большую комнату, стал там бродить, ожидая, когда нервы успокоятся. Но они не успокаивались. Поняв, что доза слишком мала, Леша повторил прием, хватив сразу тридцать капель. Храбрости не прибавилось, но появился то ли туман в голове, то ли шум какой-то, который мешал соображать.
Леша вышел в лоджию, надеясь, что те четверо ушли и он получит хотя бы временную передышку. Но они продолжали торчать во дворе. И вдруг в мозгу у Леши, словно световая реклама, стали вспыхивать слова: "Теперь или никогда! Теперь или никогда!"
- Теперь или никогда! - произнес он вслух, прошел в большую комнату к зеркалу, выпятив нижнюю челюсть и чуть подогнув колени, еще больше взъерошил волосы, взглянул на свое отражение безумным взглядом и, нащупав в кармане ключи от квартиры, выскочил на лестницу.
Между тем четверо, сидевшие на площадке перед песочницей, постепенно успокаивались. По площадке время от времени проходили взрослые, но Нюра не заметила, чтобы "чумовая" проявила по отношению к ним какую-нибудь агрессивность. Как видно, и ее спутник не был склонен сейчас к каким-либо хулиганским выходкам. А Оля с Мишей в свою очередь отметили, что "алкоголики" не проявляют ни малейших признаков опьянения и не собираются распивать что-либо спиртное. Да и на лицах у них не видно было печати порока или преступности. Единственное, что не нравилось в них Оле с Мишей, так эта манера сидеть на скамейке: развалились, как будто только они здесь хозяева и на весь мир им наплевать. Красилиным в свою очередь не понравилось такое же поведение Оли и Миши.
Наконец Нюре стало скучно, и она поднялась.
- Ну, чо мы будем тут сидеть? Пойдем пройдемся, мы же еще ничего не посмотрели вокруг.
Федя тоже встал, и вот тут брат и сестра увидели, что к площадке, слегка подогнув колени, выпятив нижнюю челюсть, приближается всклокоченный малый в пестрой рубашке, завязанной на животе узлом, и с какой-то штуковиной, которая болтается на цепочке перед его голой грудью.
- Привет, ха... ханурики! - прокричал Леша на весь двор, и тут же в его сознании пронеслось, что кричит он слишком визгливо. И при чем тут какое-то идиотское слово "ханурики"? Но в следующий момент он оглядел площадку, увидел, что самый могучий из всех - Федя, и с душой, ушедшей в пятки, направился к нему. - Бонжур, мюсьё! - крикнул Леша почему-то по-французски, хотя у них в школе проходили английский.
- Чего? - переспросил Федя.
- Ты что, русского языка не понимаешь? - еще громче прокричал Леша, ожидая, что его сейчас трахнут по голове и убьют. - Я говорю, бонжур, мюсьё!
Федя озадаченно взглянул на сестру и слегка попятился.
"Не ударил! Неужели боится?!" - мелькнуло в Лешкином взбаламученном мозгу, и он, выпятив грудь, шагнул к Феде.
- Ты что, пре... пренебрегаешь? Может, я вам это... может, я вам несимпатичен, сэр? Может, я тебе не нравлюсь? Ну, так дай мне по морде, ну, дай! Ну, ударь!
Федя совсем растерялся. Как большинство очень сильных людей, он не любил драться. Ему ничего не стоило бы отмахнуться даже не кулаком, а просто ладонью от этой назойливой мухи, но Федя помнил за собой один недостаток: он не всегда мог рассчитать свою силу, и это приводило к неприятностям. Как-то раз он шутя боролся одновременно с двумя одноклассниками, сжал одного чуть сильней, чем следовало, и тот улетел на санитарном самолете в больницу со сломанным ребром.
А Леша между тем продолжал грудью лезть на Красилина и вопил уже почти в истерике:
- Ну, ударь! Ну, ударь, говорю! А то сейчас как... как дам вот!..
- Ну чего я тебе сделал?! - сказал наконец Федя. - Ну чего?!
И Леша вдруг застыл и умолк. В голове у него как-то сразу все прояснилось. "Испугался! - подумал он уже совершенно отчетливо. - Меня испугался! Отец, выходит, прав!"
В этот момент Нюра сердито оттолкнула брата и шагнула к Леше.
- Ну, ты! Психованный! Ты думаешь, тут никто драться не любит?! А ну, попробуй, меня ударь! Как тресну по шее!..
Сердце у Леши все еще отчаянно колотилось, но он уже овладел собой и смекнул, как надо ответить. Он слегка попятился от Нюры.
- А я... - провозгласил он чуть заикаясь, но достаточно громко, - а я, извините, синьора, с женщинами не дерусь. При... принципиально.
Нюра с некоторым удивлением посмотрела на него и проворчала:
- Принципиальный какой нашелся! - Она повернулась и подошла к брату.
Некоторое время на площадке царила тишина. Чувствуя, что назревает драка, Оля с Мишей поднялись со скамьи и теперь стояли по другую сторону песочницы. А на асфальте, не рискуя войти на площадку, стояли как зачарованные Демьян, Матильда, Шурик и Степа. Все они оцепенели, ожидая, чем завершится драка между богатырем Красилиным и сравнительно щуплым Тараскиным. И хоть драка даже не началась, все были потрясены отчаянной храбростью последнего, и особенно был потрясен Демьян. Задирая ребят в своем переулочке или в школе, он бессознательно выбирал таких, которые были наверняка слабее его, а в то же время он воображал себя удивительно сильным, ловким и отважным, вроде героя какого-нибудь ковбойского фильма. Но теперь он увидел перед собой человека, на которого так мечтал походить, который хотел подраться с верзилой, бывшим, наверно, втрое сильнее его. Степа тоже проникся уважением к Тараскину, а Шурик подумал: все-таки это очень хорошо, что Тараскин принципиально не дерется с женщинами. А то бы Ольге не помог слушок, который он пустил насчет ее каратэ.
Молчание на площадке длилось полминуты. Леша думал, что же ему делать дальше. Об этом думали и Красилины. Миша с Олей тоже не знали, как им себя вести. Первым решил эту проблему Миша. Не спеша, вразвалочку он обогнул песочницу, приблизился к Тараскину и вынул из кармана пачку сигарет.
- Тяни! - сказал он.
- Что? - переспросил Леша.
- Закуривай!
- А!.. Спасибо!.. - Леша взял сигарету, сунул ее в рот и похлопал себя по карманам. - Черт!.. Спички забыл.
Миша дал ему прикурить и обратился к Красилиным:
- Курите?
- Спасибочко! - сказала Нюра, беря сигарету. - Я свои дома оставила. Потом отдам.
- Мишка, а про меня ты забыл? - сказала Оля.
Когда она тоже закурила, Миша предложил пачку Феде, тот как-то нерешительно потянулся к ней, но сестра ударила его по руке.
- Федька, ты что, забыл?! - прикрикнула она на брата и пояснила остальным: - Он завязал. Силу воли испытывает.
- Ага, - догадался подтвердить Федя. - Уже месяц почти.
У себя в поселке Нюра из любопытства однажды попробовала закурить и даже затянулась по-настоящему. Ей это не понравилось, но особой беды не принесло, а Федю сразу начало тошнить от одного лишь вкуса табака во рту.
Некоторое время курильщики молча курили. Наблюдательный Миша с досадой отметил, что белобрысая и Тараскин курят по-настоящему, не так, как они с Олей: набирают в рот дым да выпускают. Действительно, Леша тоже временами покуривал тайком в компании ребят. Сейчас, то ли от первых затяжек сигаретой, то ли от сочетания их с валерьянкой, голова его снова затуманилась, но на этот раз очень приятно. В нем клокотала радость, ведь он на глазах у всех хулиганов, психопатов и уголовников заставил отступить такого огромного парня! Эх, если бы отец видел его в этот момент!
- Леша! - неожиданно услышал он голос бабушки.
Антонина Егоровна стояла у входа на площадку, прижимая сумочку к груди, и пристально глядела на него.
Леша помертвел. Он был уверен, что бабушка сейчас накинется на него, спросит, с каких это пор он начал курить, станет отчитывать, как заурядного маменькиного сынка... Но Антонина Егоровна не сделала этого.
- Леша, я иду к магазину, мне надо позвонить, - сказала она громко и спокойно, словно всю жизнь видела внука с сигаретой во рту. - Ключи у тебя с собой?
- С собой, бабушка.
Антонина Егоровна ушла, а Леша с благодарностью подумал, что из четырех его бабушек эта самая умная.
Однако радоваться было некогда. Надо было подумать, как вести себя дальше, как завязать отношения со всей этой бражкой. И Леша придумал. Он обратился к Феде:
- Ты извини, конечно... Я, конечно, погорячился. Характер такой дурацкий: распсихуешься ни с того ни с сего, вот и кидаешься на первого встречного.
- Ничего. Бывает, - сказал Федя.
Леша протянул ему руку:
- Будем знакомы. Тараскин Алексей.
Федя назвал себя. Леша напряг все силы, чтобы стиснуть и встряхнуть широкую ладонь Красилина, а тот, наоборот, пожал его руку очень осторожно, словно боясь раздавить.
Познакомился Леша и с остальными. Он теперь не выпячивал челюсть, не подгибал колени, словом, не строил из себя Волка из "Ну, погоди!", и Миша заметил, что Ольга слегка покраснела, пожимая руку Тараскину и внимательно вглядываясь в его лицо.
А Леша все больше ликовал. Он понимал, что никто не заметил, что он выкрикивал нелепые фразы и лез грудью на Федю, когда у него все поджилки тряслись. Ведь недаром же этот Мишка Огурцов ему первому предложил закурить, и ведь ясно, что все смотрят на него хоть и без особой симпатии, но и отнюдь не презрительно.
Леша радовался, а Нюра злилась на своего лопуха Федьку, который на глазах у всех стушевался перед "психованным". "Вот теперь, - думала она, - нам надо что-нибудь такое учудить, чтобы эти московские рты поразевали".
- Ну, чего? Может, со знакомством это самое... бутылочку?
Оля с Мишей переглянулись.
- Не возражаю, - быстро ответил Миша. - Только у меня с собой денег ни копейки.
- И не надо. Мы угощаем. Федька, сколько там у тебя?
Федя вынул из кармана кошелек и подсчитал. Там оказалось три рубля сорок копеек.
- Однако хватит, - сказала Нюра. - А то и на две, если чего подешевле.
Миша с Олей запротестовали, сказали, что деньги у них есть, но только дома, и они сейчас принесут. То же самое сказал и Леша, только ему нужно было дождаться возвращения бабушки, которая вот-вот придет.
- Да ладно, после вернете, - сказала Нюра. - Федька, пошли!
Красилины пошли с площадки, но возле младших ребят Нюра приостановилась.
- Эй! Кто подскажет, где тут купить? А то мы ведь не знаем здесь ничего.
Матильда двинулась было к ней, но Демьян опередил ее и подскочил первым.
- Я провожу. Я тут все знаю.
Они втроем направились в сторону универсама, Леша медленно двинулся в том же направлении, надеясь встретить бабушку, а Оля, прежде чем уйти с Мишей в свой подъезд, обратилась к Матильде:
- Между прочим, ты не знаешь, за что этот Тараскин в колонию попал?
- Ножом пырнул, - сорвалось с языка у Матильды.
- Кого? - спросил Миша.
Тут Матильда немножко поколебалась.
- Девочку одну, - наконец решила она.
- Девочку? - живо спросила Оля. - За что?
- Из ревности, - брякнула Матильда.
Оля посмотрела на Мишу загоревшимися глазами.
- Слышишь?! Тут есть что-то романтическое. - Она снова обратилась к Матильде. - Ну а подробности?.. Ты какие-нибудь подробности знаешь?
Вот такой вопрос Матильде не понравился. Ведь придумывать подробности - на это же требуется некоторое время!
Матильда опустила голову и стала водить носком кеда по асфальту.
- Н-ну... Это долго рассказывать, - сказала она.
И тут, сам того не подозревая, ее выручил Миша. Его все больше и больше бесил интерес, который Ольга проявляет к патлатому, и он ей сказал:
- Знаешь!.. Давай-ка лучше сначала сходим и раздобудем денег, а потом уж будем слушать романтические истории.
Оля согласилась, и оба они ушли, а Матильда стала бродить по двору, погруженная в глубокое раздумье. С одной стороны, она придумала, что Леша уголовник, но с другой, она ведь правильно предсказала, что это самый отчаянный человек во дворе. И в голове Матильды помимо ее воли стала складываться история несчастной Леши Тараскина любви.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Антонина Егоровна, мывшая в кухне посуду, не расслышала, как хлопнула дверь. Когда она вышла из кухни, то обратила внимание на тишину в квартире. Заглянула в одну комнату, в другую, в третью - нигде внука не было. Страшная догадка осенила ее: значит, Леша ушел во двор к царящему там хулиганью. Она побежала в лоджию, взглянула вниз и обмерла: ее внук, ее Леша, лез грудью на какого-то белобрысого верзилу, истерически выкрикивая: "Может, я тебе не нравлюсь? Ну, так дай мне по морде, ну ударь! Ну ударь, говорю!"
Антонина Егоровна не сомневалась: ее внука сейчас будут бить. Она рванулась было в переднюю, но тут вспомнила, что на ней очень старый, рваный халат, который надевался для самых грязных работ по дому. Она сбросила этот халат, выхватила из шкафа и надела первое попавшееся платье, но тут в квартире запахло горелым, и Антонина Егоровна догадалась, что это убежало молоко. Пришлось броситься в кухню, выключить газ, дуть на горячую пену...
Когда Антонина Егоровна вышла, наконец, во двор, она увидела такую картину: Леша, живой и невредимый, стоит в окружении парней и девчонок, которых она видела сверху, держит в зубах сигарету, а один из мальчишек, чиркнув спичкой, дает ему прикурить.
То, что Лешу не побили, конечно, обрадовало Антонину Егоровну, то, что он курит, - огорчило.
Но она сообразила, что ее внук каким-то образом завоевал расположение этих юных подонков, и теперь думала, что ей делать дальше. В руках у нее была сумочка с ключами от квартиры, а в сумочке, кроме ключей, были деньги, и она решила позвонить двум другим Лешиным бабушкам, рассказать о своих волнениях, посоветоваться. И вот тут она встретилась взглядом с Лешей, и вот тут ей чутье подсказало не обращать внимания на сигарету и спокойно сообщить внуку, что она идет звонить по телефону.
На обратном пути она встретила верзилу, на которого кричал Леша, крупную желтоволосую девчонку, похожую на верзилу, и мальчишку помладше. Потом увидела и Лешу.
Он брел очень медленно, обдумывая предстоящий разговор с бабушкой. И вот этот разговор состоялся.
- Баба Тоня, - сказал Леша, - во-первых, спасибо тебе за сигарету... Не за сигарету, а что ты не обратила внимания. А теперь... мне нужен рубль.
- Зачем? - по привычке спросила Антонина Егоровна.
Леша подумал, что хоть бабушка сдержалась при виде сигареты, разговор о предстоящей выпивке может вывести ее из себя.
- Бабушка, мне нужно! Понимаешь, очень нужно! - сказал он уже твердо и торопливо добавил: - И вообще, баба Тоня, могу я иметь карманные деньги так, чтобы никто меня не спрашивал, куда я их трачу?!
И снова Антонина Егоровна проявила необычайную сдержанность. Она открыла сумочку и вынула из нее рубль.
- Возьми! - сухо сказала она и зашагала своей дорогой.
В то время как Матильда создавала любопытную репутацию Леши в глазах у Ольги и Михаила, в том же направлении поработал и Демьян, просвещая на этот счет Красилиных. Правда, у него это получилось скромнее. Нюра его спросила по дороге к магазину:
- Ты этого психованного знаешь? Ну, который с висюлькой на груди?
- Про него-то я знаю, - ответил Демьян. - Только я его сегодня первый раз видел, как и вы тоже.
- Откуда он такой взялся? - спросила Нюра.
- Из колонии.
- Откуда?
- Из колонии. Для малолетних.
Нюра быстро обернулась к Феде.
- Слыхал? Оно и видно! - сказала она брату и снова обратилась к Демьяну. - А за что его туда?
Демьян фантазировать не умел, а Матильда, разговаривая с ним, еще не успела ничего придумать о ноже, о девочке, о ревности, и он ответил, пожав плечами:
- Чего не знаю - того не знаю. Сидел за что-то...
"Да, - подумала Нюра, - с таким бутылкой не обойдешься, тут надо что-нибудь пошибче придумать".
Винный магазин находился в одном здании с универсамом, но вход туда был отдельный, и никакого самообслуживания там не было, вино отпускала продавщица. Перед дверью этого магазина Демьян сказал тихо:
- Вы идите, а я вас тут подожду.
Красилины вошли. Возле прилавка стояла небольшая очередь, человек пять, по углам неприглядного вида мужики о чем-то тихо разговаривали и пересчитывали деньги. Но что сразу бросилось в глаза обоим Красилиным это объявление, висевшее за спиной продавщицы: "Лицам в нетрезвом виде, в спецодежде и несовершеннолетним вино не отпускается".
Нюра дернула Федю за рукав.
- Видишь?
Федя молча кивнул. Брат и сестра потоптались на одном месте, пошушукались и решили, что покупать должен Федя: как-никак, а по росту он не отличается от многих находящихся в магазине.
- Ты лицо-то прикрой, будто зубы болят, - пробормотала Нюра, косясь на пожилую полную продавщицу. - А то эта сразу догадается.
Они наметили бутылку портвейна ровно за три рубля, и Федя стал в очередь, прикрыв растопыренной пятерней правую щеку, правый глаз и часть носа. Однако это не помогло. Когда подошла его очередь, голос продавщицы уже не предвещал ничего доброго:
- Ну а тебе, мальчик, чего тут надо?
- Портвейн за тви вубля, - прошепелявил Федя себе в ладонь, протягивая левой рукой деньги.
- Ну-ка иди, мальчик! Я за тебя отвечать не собираюсь.
Федя подумал было, что надо изобразить возмущение, сказать, что он готов сходить домой за паспортом, сказать, что ему осенью в армию идти, но он не успел этого сделать. Продавщица повысила голос:
- Иди, иди, мальчик, не задерживай людей! Я вас за версту вижу, акселератов.
В очереди засмеялись, загалдели, и Федя, красный как рак, не отрывая руки от лица, ушел из магазина. Но еще раньше, за несколько секунд до брата, оттуда выскочила Нюра. Она была очень расстроена. Ну вот как им теперь вернуться во двор?! Что сказать Тараскину и всем прочим?! Мы, мол, пошли в магазин, а нам вина не дали. Почему? Потому, что мы еще маленькие... Это же позор, прямо срамота какая-то! И в этот момент Нюра услышала тихий голос:
- Паренек! Ты для папаши хотел или себе?
Нюра обернулась и увидела, что перед Федей стоит какой-то тип с полуседой щетиной примерно недельной давности, в мятом и грязном пиджаке, бывшем когда-то синим, и в брюках совершенно неопределенного цвета. На голове его, несмотря на теплую погоду, топорщился голубой берет из жесткого фетра, заляпанный какой-то белой краской.
"Бич! Ну, законный бич!" - подумала Нюра и шагнула к брату. А "бич", оглянувшись на нее, понял, что Федя не один, и обратился с тем же вопросом уже к Нюре:
- Так вы как? Вас кто послал или для себя?
- Для себя, - поколебавшись, ответила Нюра. Она еще не была уверена, что ей следует заводить знакомство с этим человеком.
А "бич" продолжал расспрашивать:
- Вы чего хотите взять?
- Портвейна. За три рубля, - ответил Федя.
"Бич" помолчал немного, о чем-то думая.
- А если я вам возьму, меня третьим примете? - сказал он, глядя куда-то в сторону. - Только у меня сорок копеек.
Расчетливую Нюру возмутила такая наглость.
- Да вы что?! За сорок копеек рубль хотите?! А во-вторых, нас не двое, а пятеро. Там еще трое ждут.
"Бич" вздернул приплюснутый красный нос и обиженно заморгал на Нюру маленькими глазками.
- Эх, красавица!.. Я же на какой риск иду за твои шестьдесят копеек! Мне же срок могут дать за такое дело, что я с вами связался. - И он отошел, бормоча себе под нос: - Сопляки! Бутылку на шестерых! Тут и мараться нечего.
Но Нюра не хотела сдаваться. Она увидела, что в сторонке деликатно стоит Демьян, не вмешиваясь в разговоры старших, и окликнула его. Тот подскочил и вытянулся, как солдат перед командиром.
- Где тут еще какой магазин? - спросила Нюра.
Демьян огорченно поднял плечи и признался, что он здесь человек тоже новый и, кроме этого магазина, другого не знает. "Бич" услышал этот разговор, как видно, понял, что ребятам некуда деться, и снова подошел к ним.