Спиллейн Микки. Майк Хаммер и Артур Берин-Гротер

   Развернув перед собой, как экран, газету, я достал удостоверение и значок. Полицейский, увидев их, нахмурился.
   - Майк Хаммер, частный детектив. - Я говорил тихо, не переставая жевать. - За меня может поручиться Пат Чамберс. Мы работаем вместе по одному делу.
   Он еще больше помрачнел, и на его лице появилось недоверие.
   - Мне нужно найти Кобби Беннета, - продолжал я. - Немедленно. Вы знаете, где он?
   Полицейский разменял мелочь, прошел в телефонную будку и закрыл за собой дверь.
   Через минуту он вернулся и вновь принялся за корнбиф. Затем отодвинул тарелку, придвинул к себе кофе и, казалось, впервые заметил меня.
   - Прочитали газету, приятель?
   - Да.
   Я передал газету. Он выбрал из кармана очки в роговой оправе и углубился в бейсбольные счета. Губы его шевелились, как бы при чтении:
   - Кобби Беннет прячется в доме кварталом западнее. Испуган до смерти.
   У нас забрали грязную посуду. Я взял пирог и еще кофе, не спеша поел, потом заплатил и вышел из бара. Полицейский все еще читал газету. Он ни разу не оторвал от нее взгляда и будет сидеть так вероятно еще минут десять.
   Я нашел дом, а Кобби Беннет нашел меня. Он выглянул из окна" и я заметил белое, искаженное ужасом лицо.
   - Сюда, сюда, Майк!
   Теперь я внимательно смотрел, куда иду. Здесь было полно подозрительных углов. Едва я добрался до площадки, как Кобби схватил меня за рукав и втянул в комнату.
   - Господи, как ты меня нашел?! Я никому... Кто тебе сказал, что я здесь?
   Я оттолкнул его.
   - Тебя не трудно найти, Кобби. При достаточной сноровке можно найти любого.
   - Не говори так" Майк! Боже, ты меня нашел, это плохо. Предположим...
   - Заткнись! Ты хотел меня видеть? Я здесь.
   Кобби задвинул засов на двери и забегал по комнате, теребя руками лицо и волосы.
   - Они меня ищут, Майк. Я вовремя убрался.
   - Кто "они"?
   - Ты должен мне помочь. Господи, Майк, из-за тебя я влип, ты меня должен и вытянуть. Меня ищут понимаешь? Надо смыться из города!
   - Кто "они"? - повторил я.
   До него, наконец, дошло.
   - В городе, что-то готовится... Не понимаю, что однако одно: мне каюк, потому что меня видели с тобой. Что делать, Майк? Здесь оставаться нельзя. Ты их не знаешь. У них не бывает осечек.
   Я встал и потянулся, стараясь показать, что мне это надоело.
   - Ничего не могу тебе посоветовать, Кобби, пока ты все не расскажешь. А не хочешь - пошел к черту.
   Он схватил мой рукав и повис на нем.
   - Нет, Майк" не надо... Я все скажу, только я ничего не знаю. Я просто что-то почувствовал. Насчет Рыжей. Прошлым вечером видел в городе кое-каких людей. Не местные. Они приезжали сюда прежде, когда были неприятности, и после этого исчезло несколько парней. Ясно, зачем они явились - за мной... и за тобой, возможно.
   - Продолжай.
   - Существует рэкет, понимаешь? Мы платим за защиту, и платим немало. Пока мы платим, все идет гладко. Но, черт побери, кто-то видел, как я с тобой болтаю, и вот...
   - Как они узнали, что ты мне говорил?
   Лицо Кобби стало мертвенно-белым. - Кого это волнует? Я связан с тобой, а ты связан с этой, Рыжей!.. Почему она не сдохла раньше?!
   Я ухватил его за рубашку и подтащил к себе.
   - Заткнись, - процедил я сквозь зубы.
   - Ах, Майк, я не хотел... Я только пытаюсь рассказать...
   Я отпустил его, и он попятился назад, вытирая лоб рукавом. В слезинке, покатившейся по щеке, блеснул лучик света.
   - Я не хочу умирать, Майк. Ты можешь что-нибудь сделать?
   - Не исключено.
   Кобби с надеждой посмотрел на меня и облизал пересохшие губы.
   - Да?
   - Думай, Кобби, думай. Думай о парнях, которых ты видел. Кто они такие?
   Морщины на его лице углубились.
   - Убийцы. Мне кажется, из Детройта.
   - На кого они работают?
   - Наверно на того, кто заправляет всем рэкетом.
   - Имена, Кобби.
   Он беспомощно покачал головой.
   - Я маленькая сошка, Майк. Откуда мне знать? Каждую неделю я передаю четверть выручки парню, который передает ее дальше по цепочке. Я даже не хочу знать. Я... я боюсь, Майк. Ты единственный, к кому я могу обратиться. От меня теперь будут шарахаться, как от чумы.
   - Кто-нибудь знает, что ты здесь?
   - Ни одна живая душа.
   - А домохозяйка?
   - Я не представлялся. И ей все равно. Как ты нашел меня, Майк?
   - Не беспокойся, этим способом твои знакомые не воспользуются. Вот что нужно тебе сделать: сиди тихо из комнаты носа не высовывай, даже на лестницу. И к окну не подходи и убедись, что двери заперты.
   Кобби схватил мою руку, глаза его расшились.
   - У тебя есть план? Ты думаешь, я смогу выбраться?
   - Посмотрим... Еды достаточно?
   - Консервы и две бутылки пива.
   - Хватит. Запоминай: завтра вечером ровно в девять тридцать ты должен отсюда выйти. Спускайся по улице, заверни направо и иди себе, будто ни в чем не бывало. Здоровайся с каждым знакомым. Только все время иди. Понял?
   Маленькие капли пота выступили у него па лбу.
   - Господи, ты хочешь, чтобы меня убили? Я не могу...
   - Тогда тебя пристукнут здесь... если не подохнешь раньше с голоду.
   - Нет, Майк я не возражаю! Но, боже, идти по улице!..
   - Ты согласен? У меня нет времени, Кобби.
   Он рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
   - Д-да. Да. В девягь тридцать. - Его голова дернулась, на глазах навернулись слезы. - Что ты придумал!? Ты можешь мне сказать?
   - Не могу. Делай, что велено. Тогда исчезнешь из города и спасешь свою шкуру. Но я хочу, чтобы ты кое-что хорошенько запомнил.
   - Что?
   - Никогда не возвращайся.
   Я оставил его плачущим и дрожащим.
   На город спустились преждевременные сумерки, небо застилали тяжелые тучи. Не успел я дойти до станции, как вновь зарядил дождь. Поезд только что ушел, и в оставшиеся пять минут я позвонил Лоле. Никто не ответил. Тогда я набрал номер конторы, и Вельда сообщила, что день выдался на редкость спокойный. Трубку пришлось повесить, прежде чем она начала задавать вопросы: уже подходил поезд.
   На Пятьдесят девятой я схватил такси и приехал к стоянке, где бросил машину. Мне показалось, что навстречу идет знакомый, и ничего не оставалось делать, как спрятаться. Неприятно все-таки играть покойника.
   Усилился ветер, больно хлестали косые струи дождя. Редкие незадачливые пешеходы пытались ловить неостанавливающиеся такси и жались под навесы. Каждый раз, стоя перед светофором, я видел размытые очертания бледных лиц за витринами магазинов. Все с тоской глядели на низвергающиеся потоки воды...
   Дождь мог сильно затруднить поиски камеры, а время так дорого! Проклятая камера. Зачем она вообще понадобилась Рыжей? Стоп! Лола говорила о работе в каком-то ателье, вроде "Момент"... Я подъехал к магазину, дождался секундного затишья, выскочил из машины и пробился через небольшую толпу, собравшуюся у входа.
   В телефонном справочнике ничего похожего па "Момент" не оказалось. Я купил сигарет и спросил у продавца, нет ли у него старого манхеттенского указателя. Он сперва покачал головой, потом скрылся в задней комнате и вернулся с потрепанной книгой, покрытой пылью.
   - Обычно их забирают, - пояснил он, - но эту забыли. Вчера случайно заметил ее на полке.
   Я принялся листать. Вот телефон и адрес на Седьмой авеню. Когда я набрал номер, раздались потрескивания, и оператор сообщил, что такого абонента нет.
   Вот и все. Почти. Может быть контора еще существует только без телефона.
   Узнав, что я еду в центр, один парень попросил подвезти его. Всю дорогу он развлекал меня непрекращающейся болтовней, которую я не слышал, затем поблагодарил меня и, шлепая по лужам, исчез в дожде.
   Сзади прозвучали сердитые гудки и предупреждающий свисток полицейского. Я очнулся и стал внимательнее смотреть по сторонам. А через минуту не сдержал грязного слова: в киоске у метро продавали вечерние газеты, и каждая кричала на весь мир, что полиция начала чистить город.
   Кто-то заговорил.
   Остановившись у очередного светофора, я крикнул мальчишке, чтобы принес газету и дал ему доллар за труды. Ну да, вот: шапки, заголовки и подзаголовки. Полиция располагает сведениями о гигантской преступной организации.
   Дадут деру! Черт бы побрал эти газеты! Почему они не могут помолчать?
   Зажегся зеленый свет, и я тронулся с места. Пришлось объехать квартал с односторонним движением и втиснуться между грязным грузовиком и маленьким седаном. Нужный мне дом оказался старым, обшарпанным зданием с заколоченной лавкой тканей на первом этаже.
   Я позвонил; через минуту зашумел лифт. Открылась узкая дверь, и на меня выжидательно посмотрел парень с недельной щетиной на лице.
   - Где можно найти сторожа?
   - Фто фы фосисе?
   Я вытащил значок и монету.
   - Частный детектив.
   Он сплюнул табачную жвачку в шахту лифта и засунул монету в карман.
   - Я сторож. Слушаю вас.
   - Меня интересует ателье "Момент". Оно было зарегистрировано здесь.
   - Э-э, конда еще... Уже больше года, как выехали.
   - Теперь никого нет?
   - Никого. Какой идиот захочет арендовать помещение в такой дыре?
   - Можно посмотреть?
   - Конечно, пойдемте.
   Мы поднялись на четвертый этаж. Здесь сторож остановился и включил свет в коридоре.
   - Комната 209.
   Дверь была заперта. Парень поколдовал над выключателем, и комната осветилась.
   Кто-то убирался отсюда в такой спешке, будто за ним по пятам гнался дьявол. На полу, покрытом паутиной, валялись пленки и негативы. Занавесей на окнах не было, но толстый слой грязи надежно защищал от солнечных лучей. И повсюду тончайшей пудрой лежал гипосульфит.
   Я поднял несколько фотографий: парочки, гуляющие под ручку; парочки на скамейках парка; парочки, выходящие из бродвейских театров. На обратной стороне снимков карандашом были проставлены номера.
   Боковую стену занимал стеллаж е выдвижными ящиками. На одном было написано: "Нэнси Сэнфорд". Там лежали квитанции и смятая записка напоминание заказать пленку. Изящный почерк, очень женственный. Наверняка Нэнси. Я взял записку и положил ее в карман.
   Сторож торчал в дверях, молча за мной наблюдая. Он несколько раз вздохнул и, наконец, промямлил:
   - Знаете, это место было не таким, когда они выезжали.
   Я замер.
   - Не понял.
   Он сплюнул на пол.
   - Тогда все аккуратно было сложено в углу. А сейчас будто расшвыряли.
   - Кому принадлежало дело?
   - Забыл имя этого типа. - Он пожал плечами. - Однажды прикатил сюда на нескольких машинах, сложился, заявил, что выезжает - и только его и видели. Жмот страшный - за все время и цента не дал.
   - Ну, а люди, которые у него работали?
   - Ха, пришли и, обнаружив, что он смылся, развонялись на всю округу. Ну, а я тут при чем? Что мне им, зарплату платить?
   Я пожевал спичку, оглядел в последний раз комнату и вышел. Сторож закрыл дверь, снова поколдовал над выключателем, затем зашел за мной в лифт, и мы спустились.
   - Узнали, что хотели? - спросил он.
   - У меня, собственно, не было определенной цели. Я... э-э... проверяю владельца. Он задолжал некоторуюо сумму. За пленку.
   - Тут внизу еще что-то есть. Меня попросили оставить кое-какие вещи. Я разрешил, когда она дала мне доллар.
   - Она?
   - Ну. Здесь работала. Рыженькая такая... милая крошка.
   Он снова плюнул сквозь коричневые, как глина, зубы, и плевок разбился о стену.
   - Ты газеты читаешь? - спросил я.
   - Иногда смотрю карикатурки. Четыре года назад разбил очки и все никак не соберусь заказать новые. А что?
   - Да так, ничего. Пойдем, взглянем на эти вещи.
   Я сунул ему еще пятерку, и она исчезла в том же кармане.
   Мы опустились в подвал. Воздух здесь был сырой и пыльный, с затхлым душком, почти как в морге. Ко всем прелестям добавлялся еще и непрекращающийся шорох крыс. Свет не горел, однако у парня оказался фонарь, которым он освещал стены. В темноте блестели бусинки глаз. По спине у меня поползли мурашки.
   Луч перешел на пол, и мы остановились перед ящиком, поломанной мебелью и всякой хранимой годами дрянью. Мой гид поворошил этот хлам ручкой метлы, но только вспугнул несколько крыс. Вдоль стен стояли заваленные бумагами полки. Счета и расписки, ветхие гроссбухи и пачки серых листов.
   Свет ушел в сторону, и сторож произнес:
   - Кажется, вот.
   Я подержал фонарь, а парень вытащил скособоченную коробку, перевязанную бечевой. Сверху красным фломастером на ней был)о выведено: "Осторожно!"
   - Точно.
   Он кивнул и сжал губы, выискивая, куда бы сплюнуть. Наконец увидел крысу и выпустил заряд. Я услышал, как крыса дернулась, поскребла лапками и свалилась в груду бумаги. Эта штука, которую он жевал, была отравлена, не иначе.
   Я развязал веревку. Возможно, я ожидал слишком многого. Моя рука с фонариком слегка дрожала, и, нагнувшись, я затаил дыхание.
   Коробка была выложена промокательной бумагой, чтобы поглощать влагу. А на дне, аккуратно разделены карточками с датой съемки, в два ряда стояли фотографии.
   Я разразился всеми грязными словами, которые только знал. Еще одна куча снимков с улыбающимися в объектив парочками!.. Я бы их бросил там, если бы не вспомнил, что они стоили мне пять зелененьких.
   У лифта сторож попросил меня расписаться в книге посетителей. Я нацарапал "Дж. Джонсон" и вышел.
   В четверть девятого я позвонил Пату домой. Он еще не приходил, и пришлось искать его па работе. Как только я услышал его голос, то понял: что-то стряслось.
   - Майк? Ты где?
   - Тут поблизости. Что-нибудь новенького?
   - Да. - Он глотал слова. - Я хочу с тобой поговорить. Можешь подойти через десять минут в грилль-бар?
   - А что?..
   - Узнаешь, - перебил Пат и бросил трубку.
   Ровно через десять минут я был на месте и нашел Пата в отдельном кабинете. На лбу у него собрались морщины, которых прежде я не замечал. Это его старило. Увидев меня, он выдавил слабую улыбку и махнул на кресло.
   На столике лежала расстеленная вечерняя газета. Пат выразительно постучал по кричащему заголовку.
   - Что ты об этом скажешь?
   Я сунул в рот сигарету и закурил.
   - Тебе лучше знать, Пат.
   Он скомкал газету и в ярости отшвырнул ее.
   Официант принес два пива, и Пат прикончил свое и заказал еще, прежде чем тот ушел.
   - На меня давят, приятель. Знаешь, сколько на свете пройдох? Миллионы. Девять десятых из них живут в нашем городе. И все могут голосовать. Они звонят какой-нибудь шишке и говорят, чего хотят. Очень скоро эта шишка получает много одинаковых звонков; значит, надо реагировать. И вот начинается давление. Здорово, да. У тебя на руках такой материал, а ты должен его бросить!
   Второе пиво последовало за первым. Я никогда не видел Пата в таком состоянии.
   - Я старался быть настоящим полицейским, - продолжал он. - Я старался следовать букве закона и честно выполнять свой долг. Какой обман... Мне звонят, напоминают, что я всего лишь полицейский капитан. Сиди, мол, тихо и не рыпайся!
   - Ближе к делу, Пат.
   - Все сводится к одному: убийство Энн Минор, конечно, можно расследовать, но без далеко идущих последствий.
   Я стряхнул пепел с сигареты.
   - Ты хочешь сказать, что с системой "девушек по вызову" связаны большие люди, которые не желают чтобы всплыли их имена?
   - Да. Или я продолжаю работу и самым милым образом получаю отставку, или сдаюсь и спасаю свою шкуру.
   Я насмешливо покачал головой.
   - Такова плата за честность... Что же ты выбираешь?
   - Не знаю, Майк.
   - Скоро тебе придется решать.
   Наши взгляды встретились, и Пат медленно кивнул. Скверная улыбка раздвинула его губы.
   - Подсказал.
   - Ты делаешь свое дело, а я позабочусь о тех, кто тебя беспокоит. Если понадобится, я вколочу им зубы в глотку с превеликим удовольствием. Дорогостоящие девицы - только одна сторона организованной проституции. Рэкет, шантаж - все тесно переплелось. И ниточки тянутся на самый верх. Но стоит развязать один узел, как посыплется вся сеть. Надо поймать кого-нибудь, кто расколется, и, чтобы спасти шею, начнут колоться остальные. Так мы получим доказательства.
   Я стукнул рукой по столу и сжал пальцы в кулак так, что кожа на суставах побелела.
   - Сейчас они испуганы, заметают следы. Это паника, а в панике неизбежны ошибки. Нам нужно лишь быть наготове и ждать.
   - Да, но сколько?
   - Один из их людей взят ими на заметку, потому что болтал со мной. Завтра вечером, ровно в девять тридцать субъект по имени Кобби Беннет покинет дом, где сейчас прячется, и пойдет по улице; где-то они его обязательно засекут. Вот и все: накрыв их там, мы откроем счет. Это снова здорово напугает их. Надо показать, что политикам не удалось замять дело.
   - Беннет знает о плане?
   - Он понимает, что должен сыграть роль подсадной утки. Это его единственный шанс остаться в живых, другого выхода нет. Ты расставишь по пути своих людей, готовых вмешаться... А Беннет пусть потом убирается. Больше он не вернется.
   Я написал на обратной стороне конверта адрес Кобби, пометил маршрут, каким он пойдет, и протянул конверт Пату. Тот осмотрел его и сунул в карман.
   - Это может стоить мне работы.
   - Это может стоить тебе и головы, - напомнил я ему. - Но если выйдет, звонить и предупреждать не будут, а поспешат смыться из города. Мы ничего не переделаем - игра стара, как Ева, - но кто-то одумается и станет жить нормально, а кто-то поскорее сдохнет.
   - И все из-за одной рыжеволосой девушки.
   - Да. Из-за Нэнси. Все из-за того, что ее убили.
   - Мы этого не знаем.
   - Брось, Нэнси была приговорена. Но я чувствую что-то еще...
   - Страховая компания согласна выплатить родственникам, если таковые найдутся.
   - Тут-то и зарыта собака, как сказал поэт. - Я поднялся и допил пиво. - Позвоню тебе завтра утром, Пат. Я хочу присутствовать на операции. Дашь мне знать, если расшифруете книжечку.
   Он все еще ухмылялся; а в глазах его уже горел огонь, от которого у кого угодно душа могла уйти в пятки.
   - Кое-что получается. У Кандида нашли заметки, сейчас их сравнивают с символами в книжке.. Так что ему придется попотеть, когда мы его найдем. Я застыл с открытым ртом.
   - То есть как это "найдем"?
   - Мюррей Кандид исчез, - сказал Пат.
   12
   Сев в машину, я начал думать над тем, что сообщил мне Пат. Исчез Мюррей? Почему? Проклятье, вечно "почему"!.. Удрал на всякий случай? Или его убрали - слишком много знал? Мюррей ловкач и наверняка имел подстраховку - объемистую папку в сейфе адвоката, которая в случае гибели владельца попадает в полицию. Большие люди вынуждены оставить его в живых из боязни замарать себя.
   Нет, Мюррей целехонек. Город достаточно велик, чтобы спрятать даже его, но рано или поздно он покажется. Пат предусмотрел это, и теперь каждый автобус, каждый поезд осматривают полицейские. Готов поспорить: не одна только крыса Мюррей спешит покинуть тонущий корабль.
   На улице шел дождь - моросящий, холодный, противный. Вечерние толпы заметно поредели. Магазин у дома Лолы еще работал, а буженина выглядела слишком привлекательной, чтобы пройти мимо. Нагрузившись таким количеством продовольствия, которое невозможно съесть и за месяц, я прикрыл голову целофановым пакетом и побежал к подъезду.
   Лола лежала в постели с влажным полотенцем на лбу.
   - Это я, милая.
   - А, я подумала, это лошадь несется по ступеням. Я положил пакет на стул и присел на край постели, потянувшись к полотенцу. Лола улыбнулась.
   - О, Майк, как хорошо тебя видеть!
   Она обняла меня за шею, закрыла глаза и потерлась волосами о мое лицо.
   - Тяжелый день, крошка?
   - Ужасный, - пожаловалась она. - Я промокла, выбилась из сил и чертовски голодна. А камеру не нашла.
   - По крайней мере, я могу тебя накормить. Все закуплено. И ничего не надо готовить.
   - Ты прекрасный человек" Майк. Я бы хотела...
   - Что?
   - Ничего. Давай поедим.
   Я подхватил ее на руки и поднял. Глаза Лолы заблестели, что могло означать многое.
   - А ты, оказывается, большая девочка.
   - Я должна быть такой... для тебя. На кухню, н-поо-о!
   Она игриво ударила меня по спине.
   Среди тарелок были салфетки, между ними лежал нож. Наши колени, когда мы сели, соприкасались.
   - Расскажи мне, как прошел день.
   - Не о чем рассказывать. Я начала с самого начала списка и обошла пятнадцать магазинов. Ни в одном из них камеры не было и нет. А продавцы встречались такие предприимчивые, что чуть не уговаривали меня купить другую.
   - Сколько еще осталось?
   - Работы на неделю, Майк. Не слишком ли долго?
   - Ничего другого не остается.
   - Хорошо. Не беспокойся, я беру это на себя. Между прочим, камеру искал кто-то еще.
   Моя чашка застыла в воздухе.
   - Кто?
   - Какой-то мужчина. Причем - я расспросила продавцов, - его интересовала именно эта камера.
   Теперь стоило хорошенько подумать, прежде чем пускать Лолу на поиски.
   - Возможно, совпадение... но вряд ли.
   - Я не боюсь, Майк.
   - Если это не случайность, он скоро узнает про тебя и где-нибудь подстережет. Нет, мне это не нравится.
   Она помрачнела.
   - Как ты сказал, Майк, я большая девочка. Мне не впервой справляться с мужчиной, если он пристает на улице. Точный удар коленом может наделать много хлопот для парня, а если это не сработает, ну... громкий крик соберет массу героев, готовых защитить честь девушки.
   Я рассмеялся.
   - Хорошо, хорошо. После такой речи мне страшно будет поцеловать тебя на ночь.
   - Майк, с тобой я беспомощней котенка и нема как рыба. Пожалуйста, поцелуй меня на ночь, ладно?
   - Я подумаю. Сперва нам предстоит работа.
   - Какая?
   - Смотреть на фотографии. У меня целая куча снимков, сделанных Нэнси. За них уплачены деньги. так что грех бездельничать.
   Мы расчистили стол, и я выбрал фотографии из коробки.
   - Половину смотришь ты, половину я. Будь внимательна, вдруг что-нибудь найдем.
   Лола кивнула и взяла верхнюю; я сделал то же самое. Сперва я рассматривал каждую карточку очень тщательно, но фотографии следовали одному образцу, и вскоре я заторопился. Лица и еще раз лица; улыбки, порой удивленные, нарочитые позы... Все снято опять на Бродвее.
   На двух снимках мужчина пытался загородить лицо; камера остановила его движение. Я отложил их в сторону - открытая часть лица казалась мне знакомой.
   - Майк... - внезапно произнесла Лола.
   Она прикусила губу и указала на фотографию: приятная молоденькая девушка улыбалась мужчине средних лет, который сосредоточенно хмурился в объектив.
   - Она... одна из нас. Мы вместе... вместе ходили на "задания".
   - А мужчина?
   - Его я не знаю.
   Через пять минут Лола нашла другой снимок: кукольная девушка с застывшими чертами манекена и мужчина, низенький и толстый, в одежде, которая должна была сделать его выше и худее, но делала только еще более низеньким и толстым.
   - Она тоже, Лола?
   - Да. Но в Нью-Йорке пробыла недолго - умная игра позволила ей выйти замуж. Помню и этого мужчину. У него игорный дом в городе. Кроме того, он немного занимается политикой и на свидания обычно приезжал в государственной машине.
   Вот оно. Детали, объясняющие почему. Мелкие подробности, способные превратиться в вопросы первостепенной важности. Стопка откладываемых фотографий росла. Может быть, каждый снимок имел непонятное для нас значение; может быть, большинство из них - лишь камуфляж для обмана посторонних.
   Я перевернул снимок и увидел надпись, сделанную карандашом: "Смотри С-5".
   Нэнси вела досье.
   Осколки начали складываться в одно целое, и уже можно было представить всю картину.
   Со следующей фотографией повезло мне. Я так ненавидел некоторых людей, что их лица запечатлелись в памяти как живые. Со снимка улыбалась молодая двадцатилетняя пара, лучилась надеждой юности, у которой впереди жизнь. Но меня интересовал задний план: мой клиент входил в какое-то здание. На его руке висела трость; за ним закрыл дверцу машины Финней Ласт в униформе шофера. Но главным было выражение лица Ласта - ядовитая ухмылка, полная ненависти, с которой он смотрел на проходящего мимо человека.
   А тот был обуян ужасом; даже на снимке было заметно, что он пятится от Финнея.
   Да, ему стоило бояться. Его звали Росс Боуэн, и позже он был найден изрешеченный пулями.
   Мои челюсти сжались, кожа на висках напряглась. Лола что-то сказала, но я не расслышал. Тогда она схватила мою руку и заставила посмотреть на себя.
   - Что случилось, Майк? У тебя такой вид...
   Я положил перед ней снимок и показал группу на заднем плане.
   - Этот парень мертв. А рядом - Финней Ласт. глаза медленно, недоверчиво расширились. Она покачала головой.
   - Финней... Не может быть.
   - Не спорь, малышка. Это Финней Ласт. Фотография сделана, когда он работал у мистера Берина.
   Лола внимательно посмотрела на меня. Затем ее взгляд переместился на снимок, и она снова покачала головой.
   - Его имя Миллер, Пол Миллер. Он один из тех, кто... кто снабжает дома девушками.
   - Что?
   - Да. Мне показала его одна подруга. Он работал на Западном побережье - подбирал их там и посылал на восток в синдикат. Я уверена, что это он!
   Хорошо, Финней, думал я, очень хорошо. Респектабельная работа для прикрытия темных делишек. Боже мой, если б об этом узнал нетерпимо-щепетильный Берин-Гротин!.. А снимок отличный. Я даже разобрал надпись над дверью здания: "Альбино-клуб". Очевидно, любимое место мистера Берина.
   - Тебе известен этот, перепуганный?
   - Да. Он заправлял несколькими домами. Его убили, да?
   - Убили...
   Лола закрыла глаза и склонила голову. Потом глубоко вздохнула и произнесла:
   - На обратной стороне что-то есть.
   Другая надпись. "Смотри Т 9-20". Значит, с фотографией связаны одиннадцать страниц какого-то досье.
   Подробности убийства Росса Боуэна? Возможно ли, что Рыжая знала о них? Если так, то вмешательство Финнея не удивительно.
   Больше я ничего не смог найти. Тогда мы с Лолой поменялись снимками и начали все сначала. Я опять ничего не обнаружил, зато Лола отложила с дюжину фотографий и предложила мне обратить внимание на женщин. Все бывшие подруги. Она знала в лицо и некоторых мужчин. Их одежда была дорогой, на пальцах блестели перстни.