Страница:
— Но ты же просто гангстер.
— А мне так больше нравится. Я гангстер, я могу надуть мошенника, могу плевать на безмозглых политиков, которые нас всех в гроб вгонят ради собственных эгоистических интересов. Я могу не блеять вместе со всеми овцами по поводу того, что жизнь — сложная штука, а делать то, что считаю нужным. Будь сейчас год эдак 1776-й, я, наверное, был бы революционером; в те времена и сборщики налогов были честными парнями. А сейчас мне кажется совершенно бессмысленным бороться против врага, который хочет уничтожить страну, или быть функционером. Но и овцой я стать не собираюсь, так что закончим этот разговор.
Его серые глаза снова скользнули по моему лицу, и безжизненная улыбка слегка озарила его физиономию.
— Что ж, поговорим о Карин Синклер.
— Об океанографе? — ехидно переспросил я. — Или, может, вам бы больше понравился отрывок микрофильма с планом расположения подводных пусковых установок советских ракет, размещенных вблизи наших берегов?
С завидным хладнокровием Шаффер сложил руки и облокотился на стол.
— Я не думал, что это возможно. Не верил, что могут быть такие совпадения. Мы все старались сопоставить факты, но ничего не выходило.
— Должен заметить, что ее преследователи соображают побыстрее вашего.
Но он не обратил ни малейшего внимания на мою реплику, следя лишь за ходом собственной мысли.
— Итак, вот к кому это попало. Она смогла нам все рассказать, но не сумела тебя точно описать. Нам, конечно, приходило это в голову, но мы отбросили такой вариант, решив, что это невероятно.
— Но кто они, Шаффер?
— Ирландец, а где капсула?
— Кто они? — повторил я свой вопрос.
Шаффер снова улыбнулся своей жесткой, неприятной улыбкой.
— Манос Деккер. Глава организации, которую мы условно называем «План Фредди», в Аргентине; это он убил Карлоса Амегу в Мадриде, и он стоит за спиной организованного во Вьетнаме саботажа.
— А теперь он здесь, — уточнил я.
— Сейчас я тебе кое-что расскажу.
— Ну, скорее же.
— Они засекли наших людей, которые якобы занимались сугубо научными исследованиями океанического побережья. С помощью магнитной мины им удалось подорвать «Фэйруэй-2», но Карин Синклер с Тимом Ризом все-таки выбрались на берег вместе с картой, которую они успели сделать. В Майами Тим снял с нее микрофильм, а сам тут же попался, пленки остались у Карин, но она не смогла их передать, потому что они шли за ней по пятам. С горем пополам она добралась до Нью-Йорка. Очевидно, это было не самым удачным ходом, весь город кишит их агентами, которые только и ждали ее появления. К счастью, она их быстро заметила и решилась на отчаянный шаг. К несчастью, ей подвернулся именно ты. Так где же пленка?
— Обеспечьте мне безопасность, и тогда все найдется. Мягким движением он разжал пальцы и достал еще одну сигарету.
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю, где она. И, по всей вероятности, сумею ее достать. Но я не могу этого сделать, когда полицейские дышат мне в спину. Я не могу одновременно отбиваться и от обвинения в убийстве, и от Стипетто.
— Извини.
— Вы сами в этом заинтересованы: в противном случае вы потеряете агента и все, что она наработала.
— Черт побери, Ирландец...
— Так что сделайте, — сказал я, — не знаю как, но вы должны это сделать. Ваши ребята многое могут. Однажды им это удалось, но тогда я об этом не просил, а сейчас прошу, и, пожалуйста, постарайтесь, а то мне придется ворошить прошлое и воскрешать в печати подробности той истории.
— А как же патриотический долг?
— Не до него, когда приходится спасать собственную шкуру.
— А Карин Синклер? Мне показалось, что ты говоришь о ней с нежностью.
С нежностью? Да я забыть ее не могу. С тех пор как ее увидел, только о ней и думаю.
— Прекратите, Шаффер. Так вы согласны?
— Похоже, что на этот раз у меня нет выбора. Так ведь?
— Так.
— Но мне тоже хотелось бы кое-что узнать, — сказал он. — Ты, наверное, хочешь все сделать так, чтобы выйти сухим из воды?
Я внимательно смотрел на него и ждал. Шаффер улыбнулся, и лицо его стало совершенно непроницаемым.
— Я собираюсь снова дать тебе разрешение на пользование оружием. Так что мы снова вместе.
— Ну уж нет, черта с два!
— Ты ведь не читал, что было написано в бумаге, которую ты подписывал пару лет назад. Там было разрешение. Но и ответственность тоже — Ну и сволочи вы все. Я не собираюсь снова играть в полицейских...
— Не надо цепляться к словам. Так ты знаешь, как меня найти. Звони. Я постараюсь немного облегчить твою жизнь. А в остальном полагайся на себя. — Он медленно, с вялой улыбкой поднялся. — В конце концов, может, это и к лучшему, что из миллионной толпы она выбрала именно тебя. Ты достаточно умен, и циничен, и зол, чтобы сделать все так, как надо.
— Послушайте, Шаффер...
Но он уже не слушал. Он лишь покачал головой и поднял вверх руку, прощаясь со мной.
— Наши ребята тоже будут этим заниматься. Конечно, мы прочешем весь город в поисках Карин Синклер, но мы хорошо знаем, с кем имеем дело. Это ведь не простой киднеппинг, и выкупом тут не отделаешься. Вся операция была разумно спланирована и блестяще исполнена. Те, кто стоит за этим, имеют намного более веские мотивы и мощные ресурсы, чем простой криминальный элемент. Но все же они, безусловно, преступники, и, следовательно, их можно поймать. Итак, удачной охоты тебе, Ирландец. Если мы понадобимся, звони. А еще заходи посмотреть на некоторые фотопортреты из нашей коллекции.
Он повернулся и ушел, а я сидел и материл его все то время, что он шел к двери. Снова эти сволочи окрутили меня, и отступать некуда. Их так называемая помощь того совсем не стоила. Мне нравится мое положение в обществе, и я хочу остаться самим собой, а я снова оказался по другую сторону барьера.
Черт бы их всех побрал.
Шаффер предупредил своих сотрудников о моем визите. Они вели себя корректно, но все же наблюдали за тем, как я рассматривал фото, со скрытым неодобрением. На одном из столов лежало мое досье, и не могло быть сомнений, что все они только что ознакомились с моей фотографией во всех подробностях. Наибольшее впечатление я, по всей видимости, произвел на красотку, сидевшую за столом дежурной: при виде меня она задрала ножку чуть ли не выше головы, а передавая мне папку с фото, нагнулась чересчур низко, с явной целью продемонстрировать свой великолепный бюст, которому было тесно в узком платье. Заметив это, один из рослых парней нетерпеливо сжал губы и, швырнув прямо мне под нос три крупных фото, восемь на десять, махнул ей, чтобы она отошла.
— Вот это — Манос Деккер, — сказал он. Это были не студийные снимки, а фото, сделанные с очень дальнего расстояния через объектив, но все характерные черты его физиономии были схвачены. На ней отсутствовала печать какой-либо национальности, но непостижимым образом расположение глаз, дряблый, бесформенный рот и легкая горбинка на носу выдавали в нем убийцу, человека, который получает удовлетворение от такой работы. Мне не раз приходилось глядеть в такие лица, и у меня был на них безошибочный нюх.
Я запомнил это лицо и стал рассматривать лица других агентов, работавших в США. Пара физиономий оказалась мне очень хорошо знакома, это были достаточно известные личности. На одном из групповых снимков я тоже увидел человека, показавшегося мне знакомым, но никак не мог припомнить, где же мы с ним встречались.
— Это собрание коммунистов. Имени его мы определить не смогли, — пояснил парень, который через мое плечо рассматривал фотографию.
Я кивнул, еще раз просмотрел всю папку и закрыл ее.
— Извините за беспокойство, — сказал парень.
— Что вы, никакого беспокойства, — вежливо ответил я.
— Если вы увидите кого-нибудь из них, сообщите, пожалуйста.
— Обязательно. Увижу живым или мертвым?
— Нам не до шуток.
Итак, добраться до нее и чтобы при этом никто из команды Стипетто или их доброжелателей не донес, было нелегко, но, как я уже не раз говорил, Нью-Йорк — это и мой город тоже, и тут есть одному мне известные потайные тропки и боковые аллеи. Ориентировался я в этом пространстве ничуть не хуже этих людей. Передо мной стояла вполне посильная задача. В четыре утра я наконец разыскал ее в задней комнате большого потрепанного особняка. Сквозь дверь я услышал, как она напевает песенку из своего старого репертуара, и по голосу было ясно, что она пьяна. Я постучал в дверь, и эффект был такой, будто резко выключили проигрыватель. По возникшей вдруг тягостной тишине я понял: она стоит, прислушивается и дрожит от страха.
Наконец она произнесла:
— Да... да, кто там?
— Это Ирландец, крошка, открой, пожалуйста. Дверь очень медленно раскрылась, но только на цепочку, и она осторожно выглянула. Глаза ее были красны от бурно проведенной ночи, на лицо неряшливо свисал выбившийся из прически локон.
— Райен? — недоверчиво переспросила она. А удостоверившись, что это действительно я, она закусила зубами сустав пальца и молча покачала головой.
— Впусти меня, крошка.
— Нет... пожалуйста. Вдруг кто-нибудь увидит...
— Меня никто не видел, но если я буду здесь стоять, то наверняка увидит.
Это ее убедило. Она притворила дверь, сняла цепочку и неохотно впустила меня. Я быстро юркнул внутрь и тщательно закрыл за собой дверь, потом прошел по комнате и опустился на подлокотник кресла, стоявшего у занавешенного окна.
— Зачем... ты сюда пришел?
— Мне нужен Флай. Не знаешь, где он? Она открыла было рот, чтобы что-то соврать, но поняла, что делать это бесполезно, и беспомощно опустила голову на руки.
— И что Большой Степ не оставит его в покое? — всхлипнула она.
— Что он тебе плохого сделал, крошка? Лиза опустила руки, и они как плети повисли вдоль тела.
— Ничего плохого, только бил иногда. Но... это все было ничего, по мне — так пусть бьет. А вот тот новый, с Майами, его зовут Голубем, вот он действительно сделал. — Слезы потекли ручьями. Не глядя в мою сторону, она упала на стул с жесткой спинкой и уставилась в пол. — Этот, другой просто ненормальный. Извращенец... Он мне...
— Ты можешь мне об этом не рассказывать.
— Я никогда ничего подобного в жизни не делала, даже когда меня... Он взял и...
— Оставь это, Лиза.
Она посмотрела на меня каким-то скучным взглядом.
— Было ужасно больно. А Степ смеялся и смеялся. Он думает, что я помогла тебе уйти из-за той истории столетней давности. — Как в замедленной съемке, она подняла руку и пригладила волосы. В уголках ее рта появилась тень улыбки, и она сказала: — Когда-нибудь я убью его. Обязательно убью. Вот будет здорово. — Голос ее неожиданно сорвался на пение, и тут только я понял, насколько она пьяна. Из-за привычки к постоянному употреблению алкоголя и на редкость крепкого телосложения она все это время казалась почти трезвой, хотя на самом деле, очевидно, еле на ногах стояла. Страх помог ей поначалу скрыть свое состояние, но сейчас она уже не могла держать себя в руках.
— Лиза, где Флай? — ласково, насколько мог, спросил я.
Ей с трудом удалось остановить на мне взгляд.
— Флай — он хороший. Он всегда говорил мне, когда... я нужна Степу, и я тогда уходила. А когда я болела... он присылал ко мне врачей. Да, да. Он тогда целую неделю со мной жил.
— И как же ты ему отплатила, а, Лиза?
Она как-то неуверенно улыбнулась.
— Я... это не важно.
— В конце концов, Флай ничуть не лучше всех остальных, крошка. Кстати, где он?
— А ты не... ты ему ничего плохого не сделаешь?
— Нет. — Я наклонился к ней поближе, чтобы она лучше поняла, что я ей говорю. — Он взял у меня одну вещь. Я хочу ее вернуть.
Она наморщила лоб, собираясь с мыслями, потом скривилась и спросила:
— Так ты, Ирландец, тоже из этих? Ты-то, наверное, можешь порошок где угодно достать.
— Нет, крошка, я не «из этих». Но мне нужна капсула, которую взял Флай. Куда он ее спрятал?
— Но она ему тоже очень нужна. — В голосе ее прозвучала нотка неуверенности, и я понял, что на нее можно еще надавить.
— Там только сахар, понимаешь, Лиза. У него из-за этой штуки будут только лишние неприятности, больше ничего.
Конечно, не из-за самого Флая она так переживала. Она видела в нем такое же забитое, униженное существо, каким ощущала себя. Это было сложное чувство к человеку, оказавшемуся с ней в одной лисьей норе, такому же раненому и больному, как она.
— Ты... не врешь? Я покачал головой.
Казалось, она не плакала, но слезы снова ручьями потекли по ее щекам.
— Куда-то он ее припрятал. Сказал, что на черный день. Но сейчас он не может попасть к себе... Безразличным движением она утирала слезы.
— Он ведь знает, где Эрни Саут прячет свои запасы. Он хотел... туда пойти и... — Вдруг поток слез прекратился. — Ты знаешь Эрни Саута? — спросила она неожиданно трезвым голосом.
— Да, мы встречались. Он подонок. Она крепко сжала губы.
— Ирландец... — Она хотела было что-то сказать, но передумала и вялым голосом договорила:
— Он... у него... героин... это самая дрянь из всех.
— Флай не говорил тебе, куда идет?
— В кофейню Тарбуша. Флай... Он украл как-то раз у Эрни ключ и сделал себе копию.
— Ладно врать-то! Эрни на этом не проведешь! Она усмехнулась и чуть не съехала со стула. С полузакрытыми глазами она сказала: «Да?» — затем голова ее поникла, и я едва успел подхватить Лизу, прежде чем она стукнулась об пол. Тело ее безжизненно повисло на моих руках, но на губах все еще видна была удовлетворенная усмешка. Я поднял ее, положил на кровать и ушел, тщательно прикрыв за собой дверь.
Когда я собирался выходить из дома, то заметил, что с улицы к подъезду кто-то идет. Я прижался к стене, к счастью стоя в тени. Дверь распахнулась настежь, и видно было, что парень самодовольно усмехается. Когда он закрывал за собой дверь, я заметил, что в руке его что-то блеснуло. Он быстрым шагом направился к двери Лизы.
Когда я огрел его по затылку пистолетом, он обмяк, как увядший цветок, и я подхватил его под мышки, прежде чем он упал на пол. Даже в сумерках подъезда нельзя было не заметить следы порока на его неприятном лице. Покрой костюма выдавал в нем приезжего с юга. Я сунул руку ему в карман в поисках бумажника. Там я нашел водительские права на имя Уолтера Уэйра, Майами, Флорида.
— Привет, Голубь, — произнес я, засовывая ему в карман бумажник.
Он приехал на старом, десятилетней давности «бьюике» с флоридским номером. Никто не заметил, как я его выволок из подъезда, а если кто и заметил, то вряд ли обратил на нас внимание. В этих краях пьяные не в диковинку, даже в предрассветные часы. Уолтер Уэйр даже оказал мне услугу: мне не пришлось искать такси. Я сам проехал пару кварталов к кофейне Тарбуша. Это было странное заведение, вокруг которого паслось больше наркоманов, чем мошенников. Как-то раз Тарбуш попался на том, что продавал наркотики подросткам, и даже отсидел срок, но, судя по тому, что у него Эрни Саут хранил свои запасы, тюрьма его не исправила.
Голубь вовсе не собирался приходить в себя, и я спокойно оставил его в машине, только немного спустил на пол, чтобы его не было заметно. Заслышав приближающуюся патрульную машину, я и сам пригнулся к нему поближе, подождав, пока она проедет. Затем незаметно выскользнул из автомобиля и скрылся в узком проходе между кофейней Тарбуша и соседними гаражами.
В кофейне было только ночное освещение — одна слабая лампа, свет которой позволял разглядеть ряды пустых столов и стойку с огромными кофеварками. Но это помещение меня мало интересовало. Все боковые окна были зарешечены, а самая дальняя дверь, служебный вход, — укреплена стальным листом и выглядела совершенно неприступной. Я выругался про себя и машинально, на всякий случай, толкнул ее одним пальцем.
Дверь неожиданно открылась, не издав при этом ни звука. Пистолет в руках — и вот я уже внутри, за закрытой дверью и в кромешной тьме. Если здесь и был кто-то уже привыкший к темноте, то я представлял собой в эту минуту превосходную мишень, и стоит мне только шелохнуться, как я звуком выдам свое присутствие. И я остался стоять с пистолетом наготове, чтобы этот кто-то понял: стоит ему выстрелить, как в то же мгновение последует ответный выстрел, — и хорошенько подумал, стоит ли игра свеч.
Прошла целая минута, и до меня дошло, что здесь никого нет. Я осторожно выдохнул и снова прислушался к тишине, а потом зажег спичку. Да, я был один, но не совсем. На полу среди пустых картонных коробок и открытых жестянок с кофе в позе, не вызывавшей никаких сомнений, лежало тело Флая: глаза его были широко открыты, голова повернута набок, на шее огромный синий кровоподтек.
С Флаем обошлись грубо. Одежда на нем была разорвана, на теле — явные следы насилия, карманы вывернуты, и я-то хорошо знал, что искал убийца. Но, очевидно, он ничего не нашел. Обыскал все, что можно, не нашел и со злости пинал ногами мертвое тело.
Жестянки тоже явно открывал не Флай: он бы нашел то, за чем пришел. А в стороне валялись два небольших полиэтиленовых пакетика, содержимое которых также не оставляло ни малейших сомнений. Убийца нашел их за Флая, даже не подозревая об истинной цели его поисков.
Еще раз взглянув на труп, я заметил синяк под глазом и разбитые губы. Ногти рук были перемазаны кровью, и я понял, как его убивали. Манос Деккер выследил Флая, но не знал, что имеет дело с обезумевшим от ломки наркоманом, который затеет с ним драку. Эта драка стала для Флая последней. Его вырубили профессионально и быстро, и он даже не успел понять, что произошло.
Содержимое его карманов валялось тут же. Среди всякой всячины я заметил небольшой медный ключик. Спичка догорела. Я зажег другую, поднял ключ и попробовал вставить его во входную дверь снаружи. Дверь запиралась на ключ только снаружи, и внутри был огромный засов. Флай не закрыл за собой дверь и сам под ставился убийце.
Но погоня-то продолжалась.
Я запер дверь, сел в машину и подъехал к ближайшей станции метро. Остановившись около пожарного крана, взял нож, с которым этот подонок направлялся к Лизе, обернул его носовым платком и вставил ему по рукоятку в задницу. Голубь не издал ни звука, но завтра он взвоет и, думаю, сразу поймет намек. Затем я тщательно протер руль, вышел из машины и спустился в метро.
Глава 6
— А мне так больше нравится. Я гангстер, я могу надуть мошенника, могу плевать на безмозглых политиков, которые нас всех в гроб вгонят ради собственных эгоистических интересов. Я могу не блеять вместе со всеми овцами по поводу того, что жизнь — сложная штука, а делать то, что считаю нужным. Будь сейчас год эдак 1776-й, я, наверное, был бы революционером; в те времена и сборщики налогов были честными парнями. А сейчас мне кажется совершенно бессмысленным бороться против врага, который хочет уничтожить страну, или быть функционером. Но и овцой я стать не собираюсь, так что закончим этот разговор.
Его серые глаза снова скользнули по моему лицу, и безжизненная улыбка слегка озарила его физиономию.
— Что ж, поговорим о Карин Синклер.
— Об океанографе? — ехидно переспросил я. — Или, может, вам бы больше понравился отрывок микрофильма с планом расположения подводных пусковых установок советских ракет, размещенных вблизи наших берегов?
С завидным хладнокровием Шаффер сложил руки и облокотился на стол.
— Я не думал, что это возможно. Не верил, что могут быть такие совпадения. Мы все старались сопоставить факты, но ничего не выходило.
— Должен заметить, что ее преследователи соображают побыстрее вашего.
Но он не обратил ни малейшего внимания на мою реплику, следя лишь за ходом собственной мысли.
— Итак, вот к кому это попало. Она смогла нам все рассказать, но не сумела тебя точно описать. Нам, конечно, приходило это в голову, но мы отбросили такой вариант, решив, что это невероятно.
— Но кто они, Шаффер?
— Ирландец, а где капсула?
— Кто они? — повторил я свой вопрос.
Шаффер снова улыбнулся своей жесткой, неприятной улыбкой.
— Манос Деккер. Глава организации, которую мы условно называем «План Фредди», в Аргентине; это он убил Карлоса Амегу в Мадриде, и он стоит за спиной организованного во Вьетнаме саботажа.
— А теперь он здесь, — уточнил я.
— Сейчас я тебе кое-что расскажу.
— Ну, скорее же.
— Они засекли наших людей, которые якобы занимались сугубо научными исследованиями океанического побережья. С помощью магнитной мины им удалось подорвать «Фэйруэй-2», но Карин Синклер с Тимом Ризом все-таки выбрались на берег вместе с картой, которую они успели сделать. В Майами Тим снял с нее микрофильм, а сам тут же попался, пленки остались у Карин, но она не смогла их передать, потому что они шли за ней по пятам. С горем пополам она добралась до Нью-Йорка. Очевидно, это было не самым удачным ходом, весь город кишит их агентами, которые только и ждали ее появления. К счастью, она их быстро заметила и решилась на отчаянный шаг. К несчастью, ей подвернулся именно ты. Так где же пленка?
— Обеспечьте мне безопасность, и тогда все найдется. Мягким движением он разжал пальцы и достал еще одну сигарету.
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю, где она. И, по всей вероятности, сумею ее достать. Но я не могу этого сделать, когда полицейские дышат мне в спину. Я не могу одновременно отбиваться и от обвинения в убийстве, и от Стипетто.
— Извини.
— Вы сами в этом заинтересованы: в противном случае вы потеряете агента и все, что она наработала.
— Черт побери, Ирландец...
— Так что сделайте, — сказал я, — не знаю как, но вы должны это сделать. Ваши ребята многое могут. Однажды им это удалось, но тогда я об этом не просил, а сейчас прошу, и, пожалуйста, постарайтесь, а то мне придется ворошить прошлое и воскрешать в печати подробности той истории.
— А как же патриотический долг?
— Не до него, когда приходится спасать собственную шкуру.
— А Карин Синклер? Мне показалось, что ты говоришь о ней с нежностью.
С нежностью? Да я забыть ее не могу. С тех пор как ее увидел, только о ней и думаю.
— Прекратите, Шаффер. Так вы согласны?
— Похоже, что на этот раз у меня нет выбора. Так ведь?
— Так.
— Но мне тоже хотелось бы кое-что узнать, — сказал он. — Ты, наверное, хочешь все сделать так, чтобы выйти сухим из воды?
Я внимательно смотрел на него и ждал. Шаффер улыбнулся, и лицо его стало совершенно непроницаемым.
— Я собираюсь снова дать тебе разрешение на пользование оружием. Так что мы снова вместе.
— Ну уж нет, черта с два!
— Ты ведь не читал, что было написано в бумаге, которую ты подписывал пару лет назад. Там было разрешение. Но и ответственность тоже — Ну и сволочи вы все. Я не собираюсь снова играть в полицейских...
— Не надо цепляться к словам. Так ты знаешь, как меня найти. Звони. Я постараюсь немного облегчить твою жизнь. А в остальном полагайся на себя. — Он медленно, с вялой улыбкой поднялся. — В конце концов, может, это и к лучшему, что из миллионной толпы она выбрала именно тебя. Ты достаточно умен, и циничен, и зол, чтобы сделать все так, как надо.
— Послушайте, Шаффер...
Но он уже не слушал. Он лишь покачал головой и поднял вверх руку, прощаясь со мной.
— Наши ребята тоже будут этим заниматься. Конечно, мы прочешем весь город в поисках Карин Синклер, но мы хорошо знаем, с кем имеем дело. Это ведь не простой киднеппинг, и выкупом тут не отделаешься. Вся операция была разумно спланирована и блестяще исполнена. Те, кто стоит за этим, имеют намного более веские мотивы и мощные ресурсы, чем простой криминальный элемент. Но все же они, безусловно, преступники, и, следовательно, их можно поймать. Итак, удачной охоты тебе, Ирландец. Если мы понадобимся, звони. А еще заходи посмотреть на некоторые фотопортреты из нашей коллекции.
Он повернулся и ушел, а я сидел и материл его все то время, что он шел к двери. Снова эти сволочи окрутили меня, и отступать некуда. Их так называемая помощь того совсем не стоила. Мне нравится мое положение в обществе, и я хочу остаться самим собой, а я снова оказался по другую сторону барьера.
Черт бы их всех побрал.
Шаффер предупредил своих сотрудников о моем визите. Они вели себя корректно, но все же наблюдали за тем, как я рассматривал фото, со скрытым неодобрением. На одном из столов лежало мое досье, и не могло быть сомнений, что все они только что ознакомились с моей фотографией во всех подробностях. Наибольшее впечатление я, по всей видимости, произвел на красотку, сидевшую за столом дежурной: при виде меня она задрала ножку чуть ли не выше головы, а передавая мне папку с фото, нагнулась чересчур низко, с явной целью продемонстрировать свой великолепный бюст, которому было тесно в узком платье. Заметив это, один из рослых парней нетерпеливо сжал губы и, швырнув прямо мне под нос три крупных фото, восемь на десять, махнул ей, чтобы она отошла.
— Вот это — Манос Деккер, — сказал он. Это были не студийные снимки, а фото, сделанные с очень дальнего расстояния через объектив, но все характерные черты его физиономии были схвачены. На ней отсутствовала печать какой-либо национальности, но непостижимым образом расположение глаз, дряблый, бесформенный рот и легкая горбинка на носу выдавали в нем убийцу, человека, который получает удовлетворение от такой работы. Мне не раз приходилось глядеть в такие лица, и у меня был на них безошибочный нюх.
Я запомнил это лицо и стал рассматривать лица других агентов, работавших в США. Пара физиономий оказалась мне очень хорошо знакома, это были достаточно известные личности. На одном из групповых снимков я тоже увидел человека, показавшегося мне знакомым, но никак не мог припомнить, где же мы с ним встречались.
— Это собрание коммунистов. Имени его мы определить не смогли, — пояснил парень, который через мое плечо рассматривал фотографию.
Я кивнул, еще раз просмотрел всю папку и закрыл ее.
— Извините за беспокойство, — сказал парень.
— Что вы, никакого беспокойства, — вежливо ответил я.
— Если вы увидите кого-нибудь из них, сообщите, пожалуйста.
— Обязательно. Увижу живым или мертвым?
— Нам не до шуток.
* * *
Разыскать Лизу Вильямс было непросто. Она всегда находилась под рукой у Большого Степа, и он мог в любой момент послать ее к кому-нибудь из своих верных ребят. С тех пор как он разбил ей физиономию, она жила в вечном страхе, боялась его безумно, но и порвать с ним не могла: печать, оставленная Большим Степом на ее лице, навсегда отделила ее от другого общества. Иногда на Бродвее ей удавалось в вечерние часы получить немного денег от любителей приключений, но она тут же спускала их в близлежащей пивной.Итак, добраться до нее и чтобы при этом никто из команды Стипетто или их доброжелателей не донес, было нелегко, но, как я уже не раз говорил, Нью-Йорк — это и мой город тоже, и тут есть одному мне известные потайные тропки и боковые аллеи. Ориентировался я в этом пространстве ничуть не хуже этих людей. Передо мной стояла вполне посильная задача. В четыре утра я наконец разыскал ее в задней комнате большого потрепанного особняка. Сквозь дверь я услышал, как она напевает песенку из своего старого репертуара, и по голосу было ясно, что она пьяна. Я постучал в дверь, и эффект был такой, будто резко выключили проигрыватель. По возникшей вдруг тягостной тишине я понял: она стоит, прислушивается и дрожит от страха.
Наконец она произнесла:
— Да... да, кто там?
— Это Ирландец, крошка, открой, пожалуйста. Дверь очень медленно раскрылась, но только на цепочку, и она осторожно выглянула. Глаза ее были красны от бурно проведенной ночи, на лицо неряшливо свисал выбившийся из прически локон.
— Райен? — недоверчиво переспросила она. А удостоверившись, что это действительно я, она закусила зубами сустав пальца и молча покачала головой.
— Впусти меня, крошка.
— Нет... пожалуйста. Вдруг кто-нибудь увидит...
— Меня никто не видел, но если я буду здесь стоять, то наверняка увидит.
Это ее убедило. Она притворила дверь, сняла цепочку и неохотно впустила меня. Я быстро юркнул внутрь и тщательно закрыл за собой дверь, потом прошел по комнате и опустился на подлокотник кресла, стоявшего у занавешенного окна.
— Зачем... ты сюда пришел?
— Мне нужен Флай. Не знаешь, где он? Она открыла было рот, чтобы что-то соврать, но поняла, что делать это бесполезно, и беспомощно опустила голову на руки.
— И что Большой Степ не оставит его в покое? — всхлипнула она.
— Что он тебе плохого сделал, крошка? Лиза опустила руки, и они как плети повисли вдоль тела.
— Ничего плохого, только бил иногда. Но... это все было ничего, по мне — так пусть бьет. А вот тот новый, с Майами, его зовут Голубем, вот он действительно сделал. — Слезы потекли ручьями. Не глядя в мою сторону, она упала на стул с жесткой спинкой и уставилась в пол. — Этот, другой просто ненормальный. Извращенец... Он мне...
— Ты можешь мне об этом не рассказывать.
— Я никогда ничего подобного в жизни не делала, даже когда меня... Он взял и...
— Оставь это, Лиза.
Она посмотрела на меня каким-то скучным взглядом.
— Было ужасно больно. А Степ смеялся и смеялся. Он думает, что я помогла тебе уйти из-за той истории столетней давности. — Как в замедленной съемке, она подняла руку и пригладила волосы. В уголках ее рта появилась тень улыбки, и она сказала: — Когда-нибудь я убью его. Обязательно убью. Вот будет здорово. — Голос ее неожиданно сорвался на пение, и тут только я понял, насколько она пьяна. Из-за привычки к постоянному употреблению алкоголя и на редкость крепкого телосложения она все это время казалась почти трезвой, хотя на самом деле, очевидно, еле на ногах стояла. Страх помог ей поначалу скрыть свое состояние, но сейчас она уже не могла держать себя в руках.
— Лиза, где Флай? — ласково, насколько мог, спросил я.
Ей с трудом удалось остановить на мне взгляд.
— Флай — он хороший. Он всегда говорил мне, когда... я нужна Степу, и я тогда уходила. А когда я болела... он присылал ко мне врачей. Да, да. Он тогда целую неделю со мной жил.
— И как же ты ему отплатила, а, Лиза?
Она как-то неуверенно улыбнулась.
— Я... это не важно.
— В конце концов, Флай ничуть не лучше всех остальных, крошка. Кстати, где он?
— А ты не... ты ему ничего плохого не сделаешь?
— Нет. — Я наклонился к ней поближе, чтобы она лучше поняла, что я ей говорю. — Он взял у меня одну вещь. Я хочу ее вернуть.
Она наморщила лоб, собираясь с мыслями, потом скривилась и спросила:
— Так ты, Ирландец, тоже из этих? Ты-то, наверное, можешь порошок где угодно достать.
— Нет, крошка, я не «из этих». Но мне нужна капсула, которую взял Флай. Куда он ее спрятал?
— Но она ему тоже очень нужна. — В голосе ее прозвучала нотка неуверенности, и я понял, что на нее можно еще надавить.
— Там только сахар, понимаешь, Лиза. У него из-за этой штуки будут только лишние неприятности, больше ничего.
Конечно, не из-за самого Флая она так переживала. Она видела в нем такое же забитое, униженное существо, каким ощущала себя. Это было сложное чувство к человеку, оказавшемуся с ней в одной лисьей норе, такому же раненому и больному, как она.
— Ты... не врешь? Я покачал головой.
Казалось, она не плакала, но слезы снова ручьями потекли по ее щекам.
— Куда-то он ее припрятал. Сказал, что на черный день. Но сейчас он не может попасть к себе... Безразличным движением она утирала слезы.
— Он ведь знает, где Эрни Саут прячет свои запасы. Он хотел... туда пойти и... — Вдруг поток слез прекратился. — Ты знаешь Эрни Саута? — спросила она неожиданно трезвым голосом.
— Да, мы встречались. Он подонок. Она крепко сжала губы.
— Ирландец... — Она хотела было что-то сказать, но передумала и вялым голосом договорила:
— Он... у него... героин... это самая дрянь из всех.
— Флай не говорил тебе, куда идет?
— В кофейню Тарбуша. Флай... Он украл как-то раз у Эрни ключ и сделал себе копию.
— Ладно врать-то! Эрни на этом не проведешь! Она усмехнулась и чуть не съехала со стула. С полузакрытыми глазами она сказала: «Да?» — затем голова ее поникла, и я едва успел подхватить Лизу, прежде чем она стукнулась об пол. Тело ее безжизненно повисло на моих руках, но на губах все еще видна была удовлетворенная усмешка. Я поднял ее, положил на кровать и ушел, тщательно прикрыв за собой дверь.
Когда я собирался выходить из дома, то заметил, что с улицы к подъезду кто-то идет. Я прижался к стене, к счастью стоя в тени. Дверь распахнулась настежь, и видно было, что парень самодовольно усмехается. Когда он закрывал за собой дверь, я заметил, что в руке его что-то блеснуло. Он быстрым шагом направился к двери Лизы.
Когда я огрел его по затылку пистолетом, он обмяк, как увядший цветок, и я подхватил его под мышки, прежде чем он упал на пол. Даже в сумерках подъезда нельзя было не заметить следы порока на его неприятном лице. Покрой костюма выдавал в нем приезжего с юга. Я сунул руку ему в карман в поисках бумажника. Там я нашел водительские права на имя Уолтера Уэйра, Майами, Флорида.
— Привет, Голубь, — произнес я, засовывая ему в карман бумажник.
Он приехал на старом, десятилетней давности «бьюике» с флоридским номером. Никто не заметил, как я его выволок из подъезда, а если кто и заметил, то вряд ли обратил на нас внимание. В этих краях пьяные не в диковинку, даже в предрассветные часы. Уолтер Уэйр даже оказал мне услугу: мне не пришлось искать такси. Я сам проехал пару кварталов к кофейне Тарбуша. Это было странное заведение, вокруг которого паслось больше наркоманов, чем мошенников. Как-то раз Тарбуш попался на том, что продавал наркотики подросткам, и даже отсидел срок, но, судя по тому, что у него Эрни Саут хранил свои запасы, тюрьма его не исправила.
Голубь вовсе не собирался приходить в себя, и я спокойно оставил его в машине, только немного спустил на пол, чтобы его не было заметно. Заслышав приближающуюся патрульную машину, я и сам пригнулся к нему поближе, подождав, пока она проедет. Затем незаметно выскользнул из автомобиля и скрылся в узком проходе между кофейней Тарбуша и соседними гаражами.
В кофейне было только ночное освещение — одна слабая лампа, свет которой позволял разглядеть ряды пустых столов и стойку с огромными кофеварками. Но это помещение меня мало интересовало. Все боковые окна были зарешечены, а самая дальняя дверь, служебный вход, — укреплена стальным листом и выглядела совершенно неприступной. Я выругался про себя и машинально, на всякий случай, толкнул ее одним пальцем.
Дверь неожиданно открылась, не издав при этом ни звука. Пистолет в руках — и вот я уже внутри, за закрытой дверью и в кромешной тьме. Если здесь и был кто-то уже привыкший к темноте, то я представлял собой в эту минуту превосходную мишень, и стоит мне только шелохнуться, как я звуком выдам свое присутствие. И я остался стоять с пистолетом наготове, чтобы этот кто-то понял: стоит ему выстрелить, как в то же мгновение последует ответный выстрел, — и хорошенько подумал, стоит ли игра свеч.
Прошла целая минута, и до меня дошло, что здесь никого нет. Я осторожно выдохнул и снова прислушался к тишине, а потом зажег спичку. Да, я был один, но не совсем. На полу среди пустых картонных коробок и открытых жестянок с кофе в позе, не вызывавшей никаких сомнений, лежало тело Флая: глаза его были широко открыты, голова повернута набок, на шее огромный синий кровоподтек.
С Флаем обошлись грубо. Одежда на нем была разорвана, на теле — явные следы насилия, карманы вывернуты, и я-то хорошо знал, что искал убийца. Но, очевидно, он ничего не нашел. Обыскал все, что можно, не нашел и со злости пинал ногами мертвое тело.
Жестянки тоже явно открывал не Флай: он бы нашел то, за чем пришел. А в стороне валялись два небольших полиэтиленовых пакетика, содержимое которых также не оставляло ни малейших сомнений. Убийца нашел их за Флая, даже не подозревая об истинной цели его поисков.
Еще раз взглянув на труп, я заметил синяк под глазом и разбитые губы. Ногти рук были перемазаны кровью, и я понял, как его убивали. Манос Деккер выследил Флая, но не знал, что имеет дело с обезумевшим от ломки наркоманом, который затеет с ним драку. Эта драка стала для Флая последней. Его вырубили профессионально и быстро, и он даже не успел понять, что произошло.
Содержимое его карманов валялось тут же. Среди всякой всячины я заметил небольшой медный ключик. Спичка догорела. Я зажег другую, поднял ключ и попробовал вставить его во входную дверь снаружи. Дверь запиралась на ключ только снаружи, и внутри был огромный засов. Флай не закрыл за собой дверь и сам под ставился убийце.
Но погоня-то продолжалась.
Я запер дверь, сел в машину и подъехал к ближайшей станции метро. Остановившись около пожарного крана, взял нож, с которым этот подонок направлялся к Лизе, обернул его носовым платком и вставил ему по рукоятку в задницу. Голубь не издал ни звука, но завтра он взвоет и, думаю, сразу поймет намек. Затем я тщательно протер руль, вышел из машины и спустился в метро.
Глава 6
По статистике, большая часть преступлений раскрывается при помощи информации, получаемой от стукачей. Последние делятся на три категории: простые стукачи, заигрывающие с полицией; обыкновенные граждане, которые колются при нажиме на них со стороны легавых; и те, кто анонимно информирует полицию, исходя из собственных интересов.
Другие люди тоже знают много интересного, но их кодекс чести не позволяет им общаться с полицией. Я был таковым и всегда собираюсь таковым оставаться, что бы они обо мне ни думали.
В гостиницу я вернулся уже на рассвете.
За столом дежурного сидел ночной портье; руки его дрожали, и он с видом провинившегося ребенка испуганно поглядывал в сторону офиса. Вестибюль был пуст. Когда я шел к лифту, меня окликнул Эймс:
— У тебя в комнате что-нибудь есть?
— Да вроде ничего особенного, а что?
— Пол... один из наших коридорных видел, как к тебе заходил этот педераст, и рассказал об этом мне. Либо его одолело любопытство, либо деньги искал.
Я почувствовал, как у меня напряглись мышцы.
— Послушай...
— Не бойся. Он уже пробовал приставать к парню, который как-то здесь прятался от полиции. Он, видишь ли, решил, что к такому можно лезть с его дурацкими любовными шашнями. , — Я ему покажу шашни.
— В общем, не волнуйся, я сам его вздул. Но проверь, все ли на месте. Педерастам нельзя доверять.
— Хорошо.
Я хлопнул его по плечу и бросил брезгливый взгляд в сторону дежурного. Тот отвернулся с нервным смешком. Все мои вещи оказались на месте, но видно было, что их трогали. Ничего, я потом разберусь с этим парнем, да так, что у него навсегда пропадет любопытство.
Я позвонил вниз, успел застать Эймса, пока он еще не ушел, и попросил соединить меня с Питером-псом. Тот был в полусне, и я минуты две втолковывал ему, что именно мне нужно. Я хотел, чтобы он сообщил моим друзьям о похищении Карин Синклер из больницы. Нью-Йорк — город большой, что бы вы ни делали, всегда кто-то это видит, трудно лишь собрать показания очевидцев и сложить их в единую картину. Среди этих очевидцев наверняка есть верные мне люди. Питер обещал все разузнать, после чего я повалился на кровать и погрузился в сон.
Когда я проснулся, шел дождь. Мои часы показывали десять минут шестого; в эти дождливые сумерки учреждения уже начинали пустеть, и вечерняя публика заполняла такси и метро. Я умылся, побрился, оделся и направился к Гранд-Каньону.
На углу я купил газету и на ходу просмотрел ее: меня интересовало, не нашли ли труп Флая. Я готов был поспорить, что нет, и, судя по отсутствию какой бы то ни было информации на этот счет, был прав. Я подобрал какую-то коробочку, упаковал туда найденный накануне героин и послал по почте Ньюболдеру (на адрес полицейского участка). Надеюсь, им не составит труда по налипшим на пакетик крошкам кофе определить, откуда это взялось. У них там есть специальные ребята для такой работы, пусть покажут, на что способны.
Киоск Питера-пса мог служить ему прикрытием для чего угодно. Он всегда знал, кто под колпаком, кто и где прячет краденое, и если кто-то из его знакомых скрывался от полиции, он всегда был готов переправить ему весточку. Наш брат заботится о себе подобных. Я увидел его в тот момент, когда он вышел из киоска купить себе в ближайшей закусочной бутерброд. Я примостился на табурет рядом с ним.
— Какие новости, Пит? — спросил я и заказал себе кофе.
— Судя по всему, тебе попалась на этот раз крупная рыба. Хорошо еще, Ирландец, что у тебя есть друзья. Ты помнишь Милли Слейкер?
— Конечно, она все прежним занимается?
— Да. Так вот, она как раз уходила от клиента, и в этом месте они остановили свою «скорую помощь». Она видела, как эти парни оттуда вышли и подались на угол, где другая машина их ждала. Милли снова ушла в подъезд, потому что парни эти ей очень не понравились, но оттуда она слышала, как один другому сказал, что надо остановиться у «Биг Топа», что-нибудь перекусить и уже потом возвращаться. Тогда только Милли наконец ушла, но я говорил с ребятами из «Биг Топа», и Максин Чу их вспомнил, потому что оба они иностранцы. У Максина работает официантка, которая немного понимает по-польски, и она говорит, что вроде они упоминали заведение Мэта Кавольского, внизу у моста. И они еще будто бы спорили о том, идти ли им сейчас и подсчитать свои расходы или еще подождать. Потом она отошла прислуживать, а когда вернулась, то они уже обо всем договорились и ушли. Я еще посылал Бенни к Мэту, но к тому заходит много моряков с иностранных судов, и поэтому он не примечает новых людей, к тому же он всегда занят по горло и ему некогда с ними разговаривать.
— А ты не просил Милли их описать? — спросил я.
— Что я, немой, что ли? — возмутился он. — Конечно просил. По ее словам, один из них совершенно обыкновенный парень, ничем не отличающийся от других, кроме того, что у него отрезано пол-уха. Максин, наверное, видел его с другой стороны. Другой же выглядел сущим бандитом: грубый, с переломанным носом и так далее. Понимаешь?
— Кажется, да.
— И пойдешь туда?
— Ночью. Постарайся послать туда кого-нибудь из наших.
— Обязательно. Их, правда, придется поискать, но я уж постараюсь. Но только долго не тяни. Им ведь всем тоже надо зарабатывать себе на жизнь, а на чужой территории, сам знаешь, ничего не сделаешь.
Я посмотрел на часы:
— Уже пора спешить, — и бросил доллар на стойку. Вдруг Пит схватил меня за локоть:
— Послушай, Ирландец, а что, Большой Степ вроде помягчел?
— То есть?
— Карин сказал, что он ослабил контроль за Флаем. Может, он не злится больше на него? Ведь Мартино был поставлен у его квартиры, чтобы Флай не мог попасть домой, а теперь Мартино исчез.
Я мысленно стал складывать кусочки, и картина начинала вырисовываться. Наутро, придя в кофейню, Тарбуш обнаружил там труп Флая и тут же связался с Эрни. Конечно, они заметили пропажу героина, но у них не было времени на размышление. С помощью Большого Степа они переправили труп в квартиру самого Флая, чтобы его нашли именно там. При дневном свете это была задача не из легких, но вполне выполнимая. И как раз сейчас Эрни остался наедине с проблемой исчезновения его наркотиков. Жалко, что в спешке я не успел обчистить этот склад поосновательнее.
— Ты ошибаешься, дело совсем не в том, что он перестал злиться. Ну ладно, пока. Увидимся попозже, — сказал я.
— Пока, до встречи.
К тому времени, когда я добрался до притона Кавольского, уже совсем стемнело. Здесь, на перекрестке неподалеку от реки, было грязно, пахло канализацией, несвежим пивом и просто сыростью, но зато место было очень удобное, и сюда приходили все: и сотрудники близлежащей газеты, и портовые моряки, и рабочие с расположенной поблизости стройки. Я не бывал тут уже лет пять и не рисковал быть узнанным кем-либо из завсегдатаев, а сам Мэт старого приятеля никогда не подведет.
Другие люди тоже знают много интересного, но их кодекс чести не позволяет им общаться с полицией. Я был таковым и всегда собираюсь таковым оставаться, что бы они обо мне ни думали.
В гостиницу я вернулся уже на рассвете.
За столом дежурного сидел ночной портье; руки его дрожали, и он с видом провинившегося ребенка испуганно поглядывал в сторону офиса. Вестибюль был пуст. Когда я шел к лифту, меня окликнул Эймс:
— У тебя в комнате что-нибудь есть?
— Да вроде ничего особенного, а что?
— Пол... один из наших коридорных видел, как к тебе заходил этот педераст, и рассказал об этом мне. Либо его одолело любопытство, либо деньги искал.
Я почувствовал, как у меня напряглись мышцы.
— Послушай...
— Не бойся. Он уже пробовал приставать к парню, который как-то здесь прятался от полиции. Он, видишь ли, решил, что к такому можно лезть с его дурацкими любовными шашнями. , — Я ему покажу шашни.
— В общем, не волнуйся, я сам его вздул. Но проверь, все ли на месте. Педерастам нельзя доверять.
— Хорошо.
Я хлопнул его по плечу и бросил брезгливый взгляд в сторону дежурного. Тот отвернулся с нервным смешком. Все мои вещи оказались на месте, но видно было, что их трогали. Ничего, я потом разберусь с этим парнем, да так, что у него навсегда пропадет любопытство.
Я позвонил вниз, успел застать Эймса, пока он еще не ушел, и попросил соединить меня с Питером-псом. Тот был в полусне, и я минуты две втолковывал ему, что именно мне нужно. Я хотел, чтобы он сообщил моим друзьям о похищении Карин Синклер из больницы. Нью-Йорк — город большой, что бы вы ни делали, всегда кто-то это видит, трудно лишь собрать показания очевидцев и сложить их в единую картину. Среди этих очевидцев наверняка есть верные мне люди. Питер обещал все разузнать, после чего я повалился на кровать и погрузился в сон.
Когда я проснулся, шел дождь. Мои часы показывали десять минут шестого; в эти дождливые сумерки учреждения уже начинали пустеть, и вечерняя публика заполняла такси и метро. Я умылся, побрился, оделся и направился к Гранд-Каньону.
На углу я купил газету и на ходу просмотрел ее: меня интересовало, не нашли ли труп Флая. Я готов был поспорить, что нет, и, судя по отсутствию какой бы то ни было информации на этот счет, был прав. Я подобрал какую-то коробочку, упаковал туда найденный накануне героин и послал по почте Ньюболдеру (на адрес полицейского участка). Надеюсь, им не составит труда по налипшим на пакетик крошкам кофе определить, откуда это взялось. У них там есть специальные ребята для такой работы, пусть покажут, на что способны.
Киоск Питера-пса мог служить ему прикрытием для чего угодно. Он всегда знал, кто под колпаком, кто и где прячет краденое, и если кто-то из его знакомых скрывался от полиции, он всегда был готов переправить ему весточку. Наш брат заботится о себе подобных. Я увидел его в тот момент, когда он вышел из киоска купить себе в ближайшей закусочной бутерброд. Я примостился на табурет рядом с ним.
— Какие новости, Пит? — спросил я и заказал себе кофе.
— Судя по всему, тебе попалась на этот раз крупная рыба. Хорошо еще, Ирландец, что у тебя есть друзья. Ты помнишь Милли Слейкер?
— Конечно, она все прежним занимается?
— Да. Так вот, она как раз уходила от клиента, и в этом месте они остановили свою «скорую помощь». Она видела, как эти парни оттуда вышли и подались на угол, где другая машина их ждала. Милли снова ушла в подъезд, потому что парни эти ей очень не понравились, но оттуда она слышала, как один другому сказал, что надо остановиться у «Биг Топа», что-нибудь перекусить и уже потом возвращаться. Тогда только Милли наконец ушла, но я говорил с ребятами из «Биг Топа», и Максин Чу их вспомнил, потому что оба они иностранцы. У Максина работает официантка, которая немного понимает по-польски, и она говорит, что вроде они упоминали заведение Мэта Кавольского, внизу у моста. И они еще будто бы спорили о том, идти ли им сейчас и подсчитать свои расходы или еще подождать. Потом она отошла прислуживать, а когда вернулась, то они уже обо всем договорились и ушли. Я еще посылал Бенни к Мэту, но к тому заходит много моряков с иностранных судов, и поэтому он не примечает новых людей, к тому же он всегда занят по горло и ему некогда с ними разговаривать.
— А ты не просил Милли их описать? — спросил я.
— Что я, немой, что ли? — возмутился он. — Конечно просил. По ее словам, один из них совершенно обыкновенный парень, ничем не отличающийся от других, кроме того, что у него отрезано пол-уха. Максин, наверное, видел его с другой стороны. Другой же выглядел сущим бандитом: грубый, с переломанным носом и так далее. Понимаешь?
— Кажется, да.
— И пойдешь туда?
— Ночью. Постарайся послать туда кого-нибудь из наших.
— Обязательно. Их, правда, придется поискать, но я уж постараюсь. Но только долго не тяни. Им ведь всем тоже надо зарабатывать себе на жизнь, а на чужой территории, сам знаешь, ничего не сделаешь.
Я посмотрел на часы:
— Уже пора спешить, — и бросил доллар на стойку. Вдруг Пит схватил меня за локоть:
— Послушай, Ирландец, а что, Большой Степ вроде помягчел?
— То есть?
— Карин сказал, что он ослабил контроль за Флаем. Может, он не злится больше на него? Ведь Мартино был поставлен у его квартиры, чтобы Флай не мог попасть домой, а теперь Мартино исчез.
Я мысленно стал складывать кусочки, и картина начинала вырисовываться. Наутро, придя в кофейню, Тарбуш обнаружил там труп Флая и тут же связался с Эрни. Конечно, они заметили пропажу героина, но у них не было времени на размышление. С помощью Большого Степа они переправили труп в квартиру самого Флая, чтобы его нашли именно там. При дневном свете это была задача не из легких, но вполне выполнимая. И как раз сейчас Эрни остался наедине с проблемой исчезновения его наркотиков. Жалко, что в спешке я не успел обчистить этот склад поосновательнее.
— Ты ошибаешься, дело совсем не в том, что он перестал злиться. Ну ладно, пока. Увидимся попозже, — сказал я.
— Пока, до встречи.
К тому времени, когда я добрался до притона Кавольского, уже совсем стемнело. Здесь, на перекрестке неподалеку от реки, было грязно, пахло канализацией, несвежим пивом и просто сыростью, но зато место было очень удобное, и сюда приходили все: и сотрудники близлежащей газеты, и портовые моряки, и рабочие с расположенной поблизости стройки. Я не бывал тут уже лет пять и не рисковал быть узнанным кем-либо из завсегдатаев, а сам Мэт старого приятеля никогда не подведет.