Страница:
Микки Спиллейн
Я, гангстер
* * *
Они подстерегли меня в баре, что на Второй авеню. Выждали, пока схлынет вечерняя толпа, и тогда только взяли. Двое этих улыбающихся верзил в модных шляпах с узкими полями легко могли затеряться среди молодых клерков. Но кто понимает, сразу бы заметил едва видимый перекос плеча, возникающий от привычки носить оружие всегда с одной стороны, и это накладывало особый отпечаток на их облик.Подойдя ко мне вплотную, они придвинули табуретки и только собрались открыть рот, как я избавил их от излишних хлопот: допил, сунул в карман сдачу и поднялся.
— Пошли?
Один из них, голубоглазый, согласился с улыбочкой:
— Пошли.
Я ухмыльнулся, кивнул на прощанье бармену и направился к двери. На улице аккуратный толчок в бок повернул меня направо, другой такой же толчок заставил меня завернуть за угол. Там нас ждала машина. Один из них сел за руль, другой — справа от меня. Я не ощущал боком оружия на парне справа, из чего сделал вывод, что он его держит в руках.
* * *
В дверях, широко расставив ноги и сунув руки в карманы, стоял приземистый мужчина, смотревший вроде бы в никуда, но замечавший все. Другой молча сидел на подоконнике за моей спиной. Слышно было, как уличные часы на площади пробили девять. Позади меня приоткрылась дверь, ведущая, очевидно, в кабинет, и чей-то голос сказал:— Введите его.
Улыбчивый верзила пропустил меня вперед, сам вошел следом и прикрыл за собой дверь.
И тут я в первый раз пожалел, что оказался не в меру сообразительным. “Тоже мне, умник нашелся”, — думал я, почувствовав холодок, пробежавший по спине. Я плотно сжал губы и ухмыльнулся, ибо стоило мне произнести хоть слово, они бы сразу поняли, как я к ним отношусь.
Легавые. В штатском, но легавые. Пятеро передо мной, один сзади. Да еще в соседней комнате двое. Но эти пятеро выделяются, это сразу заметно. Выправка та же, но они мягче. Если у них и есть острые углы, то они надежно спрятаны. До поры до времени.
Пятеро мужчин, пять разных однобортных синих или серых костюмов, пять темных галстуков и белых рубашек — официальный стиль, хотя и не встречающийся в обычной полицейской практике. Пять пар бесстрастных и в то же время внимательных глаз, казавшихся, впрочем, усталыми и невосприимчивыми к юмору.
Тощий, сидевший в конце стола, был другого типа, и, присмотревшись к нему повнимательнее, я понял, что он ненавидит меня так же сильно, как и я его.
Стоя у двери, улыбчивый верзила спросил.
— Он нас узнал. Ждал нас.
В голосе тощего заметны были и полутона.
— Ты слишком сообразителен для... шпаны.
— Я — не та шпана, с которой вы привыкли иметь дело.
— Ну и давно ты понял?
Я пожал плечами:
— С самого начала. Недели две.
Они переглянулись. Это им явно не понравилось. Один слегка пригнулся к столу, лицо его покраснело.
— А как ты это понял?
— Я же сказал вам. Я — не совсем обычная шпана.
— Тебе, по-моему, задали вопрос.
Я поглядел на малого, который пригнулся к столу. Его руки были крепко сжаты и побелели в суставах, но лицо уже пылало.
— Я уже играл в эти игры, — пояснил я. — Животное всегда знает, что у него есть хвост, даже если он короткий. Я тоже знал, что за мной хвост — с того момента, как вы его ко мне приставили.
Малый посмотрел мимо меня на улыбчивого верзилу:
— А ты это знал?
Мой приятель у двери секунду помешкал:
— Нет, сэр.
— Но хоть подозревал?
Он снова помешкал:
— Нет, сэр. И в рапорте наших сменщиков этого тоже не было.
— Поразительно, — сказал мой собеседник. — Просто поразительно. — Тут он снова взглянул на меня:
— А ты мог оторваться от хвоста?
— В любой момент.
— Понимаю. — Он замолчал и немного пососал губу. — И все-таки решил этого не делать. Почему?
— Из любопытства. Скажем так.
— Ну, а если б за тобой ходил кто-то, чтобы тебя убить, тебе тоже было бы любопытно?
— Конечно, — сказал я. — Вы же сами знаете, я — дурак.
— Ну-ну, парнишка, выбирай выражения.
Я снова ухмыльнулся, да так, что почувствовал свой шрам на спине.
— Идите вы все к дьяволу!
— Послушай...
— Нет, это ты послушай, козел паршивый... и не указывай мне, какие выбирать выражения. И вообще ничего мне не указывай, не то сейчас пойдешь... туда, где ни разу не бывал. И не смей меня запугивать, хоть у меня и была уже одна ходка...
Верзила позади меня перестал улыбаться и подсказал им:
— Дайте ему выговориться.
— Да, черт возьми, дайте мне выговориться. Все равно у вас нет выбора. Это вам не вола гонять с карманником или шлюхой, у которых при виде легавых коленки трясутся. Я вообще ненавижу легавых, а вас, козлов, и подавно.
— Все? Закончил?
— Нет, — возразил я. — Но я уже наигрался. Я въехал в ваши игры, чтобы выяснить, в чем дело, и дело оказалось мерзкое. Так что я спрыгиваю. Если вы думаете, что у меня это не получится, то попробуйте меня удержать. Но тогда, правда, придется объяснить ваше поведение паре-тройке газет, в которых у меня есть хорошие друзья.
Тощий спросил:
— Все?
— Да. А теперь я с вами прощаюсь.
— Погоди прощаться.
Я остановился на ходу и взглянул на него вопросительно. Никто даже не пытался помешать мне уйти. Но в воздухе что-то висело: во всей их игре было что-то мне непонятное. Я снова ощутил, как у меня напряглась спина, и спросил:
— Ну, что еще?
Тощий развернулся в кресле:
— У меня сложилось впечатление, что ты любознательный малый.
Я вернулся к столу:
— Ладно, друзья. Но пока вы меня в это дело не вписали, позвольте задать вам пару вопросиков.
Тощий бесстрастно кивнул.
— Вы — легавые?
Он снова кивнул, но в его глазах мелькнуло новое выражение.
— Хорошо. Допустим. Мы — легавые, но... особого рода.
Тогда я спросил:
— А я кто, по-вашему?
Он ответил медленно и спокойно:
— Райен, Ирландец. Шестнадцать приводов, одна судимость за оскорбление действием. Подозревался в соучастии в нескольких убийствах, нескольких ограблениях и трижды проходил свидетелем по делам об убийствах. Связан с известными преступниками, не имеешь никаких очевидных источников дохода, за исключением небольшой пенсии из-за нетрудоспособности, полученной после Второй мировой войны. Проживаешь по адресу...
— Достаточно, — прервал я его.
Тощий немного помолчал, откинувшись в кресле:
— И еще — ты весьма неглуп.
— Благодарю. Все-таки два года колледжа.
— Это тоже имело отношение к криминальной сфере?
— Это не имело никакого отношения вообще ни к чему. Вышибли под зад коленкой.
Он постучал пальцами по столу:
— Итак, ты заметил, что за тобой две недели ходил хвост. А знаешь почему?
— Сначала я решил, что вы хотите втянуть меня в какую-нибудь историю и сделать стукачом. Если так, то зря стараетесь. На это у вас мозгов не хватит.
— Думаешь, у тебя больше мозгов, чем у целого подразделения полиции?
Они внимательно наблюдали за мной. Никто не проронил ни слова.
Наконец я сказал:
— Ладно. Я действительно любознательный. Объясните все сами, но только доступным языком. Чтобы я мог уловить нюансы.
По кивку тощего все остальные вышли из комнаты.
— Надо выполнить одно задание, — сказал он. — По ряду обстоятельств мы не можем этого сделать сами. Одно из этих обстоятельств очевидно: по всей вероятности, мы достаточно хорошо известны... противоположной стороне. Кроме того, есть еще и психологический фактор.
— Очевидно, там завязана красотка, — вставил я.
Он сделал вид, будто не расслышал.
— У нас работают крутые профессионалы. И хотя нам предлагают дополнительные силы, и тоже из профессионалов высокого класса, все же... они связаны некоторыми условностями своего... сословия. Я думаю, ты сам можешь догадаться об остальном.
— Несомненно, — согласился я. — Попробую угадать. Вам нужен зверь. Вы выродились в такое лощеное стадо, что вынуждены нанимать гангстера, чтобы наживить свой крючок. Ну, я попал?
— Очень близко к десятке, — подтвердил он.
— Что ж, продолжаю с интересом слушать.
— Нам нужен признанный талант. Вроде тебя. Кто-то, кто может на равных иметь дело с... противоположной стороной. Кто-то, чьи криминальные способности можно направить в нужное нам русло.
— То есть зверь, — подсказал я, — но не крупный и благородный, а так, вроде шакала. Чтобы бегал по джунглям вместе с крупными, но они бы его не съели.
— Ну что ж, можно сказать и так.
— Но это еще не все. Главное, что если его... ну, съедят, то не жалко, никто этого даже не заметит.
Подумав немного, он ответил:
— Это то, что ты называешь “доступным языком”?
— Но ведь я попал в точку?
— В общем-то в точку, — печально подтвердил он.
Я медленно покачал головой. Потом отодвинулся от стола и выпрямился во весь рост.
— Ты, приятель, слегка ошибся в терминологии. Тут есть не психологический, а философский фактор. А вот обращение ко мне и впрямь является задачей для психолога. Зданьице-то не из легких.
— М-да... Но я думаю, что вряд ли имеет смысл апеллировать к патриотизму.
— Это ты правильно угадал. Государственный флаг и прочий хлам временно можно не вытаскивать.
— Так что ж тогда может тебя привлечь?
— Ну, во-первых, конечно, моя собственная любознательность, но есть и еще кое-что. Деньги.
— Сколько?
Тут уж я улыбнулся во весь рот:
— Десять штук. Чистыми. Без, знаете ли, налогов и удержаний. Мелкими бумажками, и не новыми.
— А ты понимаешь, что я от тебя хочу? Теперь уж я все выложил начистоту:
— Ты уже сам раскрылся. Патриотизм не существует в городском масштабе. Так что мы выходим на международную арену. И я вижу три сферы, где дубинноголовые легавые могут меня использовать: наркотики, идущие через Италию, Мексику или Китай, контрабанда золота и красные.
Тощий молчал.
— Ну, так сколько? — переспросил я.
— Ты получишь свои десять штук.
— Только не забудь: без вычетов и мелкими банкнотами...
— Все, как ты сказал.
— Еще один пунктик.
— Спрашивай, — разрешил он.
— Почему вы решили, что я за это возьмусь?
— Потому что ты ненавидишь легавых и политиков, а тут получишь возможность вдоволь над ними поиздеваться.
Я прищурился:
— Что-то ты, дружище, недоговариваешь.
— Ты, Ирландец, прав. Хорошо соображаешь. Деньги — важный мотиватор, но голыми руками никого не возьмешь. Ты получишь и яд, и противоядие. Итак? Согласен?
Я кивнул:
— Да. А чего вы от меня ждали?
— Да ничего иного и не ждали. — Он вытащил бумажку из кармана и развернул ее настолько, чтобы я увидел нижнюю часть листа с его подписью. Затем он протянул мне ручку: — Подписывай.
Я невольно рассмеялся. Он даже не предложил мне прочитать. Для меня моя собственная подпись не значила ровно ничего, и мне было гораздо интереснее сперва подписать, а потом прочитать. Я подписал.
— В чем смысл этой бумаженции? — поинтересовался все же я.
— Ничего особенного. На случай отдаленных последствий она должна подтвердить, что ты обладаешь определенными полномочиями.
— Какого рода?
— Такого рода, как если б ты сам был легавым, — пояснил он.
Тут уж я высказался напрямую, и говорил медленно и четко, чтобы он не упустил ни единого словечка. Когда я наконец остановился, он слегка побледнел и крепко сжал губы.
— Ты все, сказал? — спросил он.
— Это все, что я могу сказать “доступным языком”.
— Честно говоря, мне наша сделка тоже не очень нравится. И если бы мы могли обойтись своими силами, я бы никогда на это не пошел. Но теперь ты с нами.
— Предположим, я выйду из игры?
— Этого ты не сделаешь.
— Ну, ладно. Это я так спросил. Ну и что теперь? Я, наверное, получу ценные указания?
— Ничего подобного. Ты получишь только одно имя. Надо найти этого человека. А что для этого потребуется сделать... ты сделаешь.
— Черт подери, нельзя ли все-таки объяснить, что к чему?
Улыбка снова появилась на его лице.
— Вот ты как раз и объяснишь, что к чему. Это твоя работа. Шаг за шагом все прояснится. Сам поймешь, что надо делать.
— Конечно. Это вы грандиозно придумали. Так кто же?
— Его имя — Лодо.
— И это все?
— Все. Его надо найти. Сам поймешь, что надо делать.
— И все деньги тогда?
— Да. Куча денег. Больше, чем ты имел за всю свою жизнь.
— Сколько у меня есть времени?
— Время не ограничивается.
Я весело рассмеялся. Глядя на меня, он снова весь напрягся.
— Ну и еще один вопрос напоследок, потом уже будет не до того. Кто вас на меня навел?
— Некто по имени Биллингз. Генри Биллингз. Слыхал?
Смешок застрял у меня в горле.
— Да, я его знаю.
"Знаю ли я его? Этот жалкий подонок в сорок пятом донес военной полиции, что я нашел десять тысяч золотом, припрятанных каким-то фрицем. И пока патруль искал у меня по карманам меченые монеты, сам скрылся со всей добычей. День нашей встречи станет для него последним днем его жизни”.
Немного успокоившись, я спросил:
— А где я мог бы его найти?
— В Бруклине... на кладбище.
Мне хотелось кусать стену. Не для того я так долго мечтал об этой мести, чтобы он от меня ускользнул. Я ждал двадцать лет.
— А что с ним случилось?
— Его застрелили.
— Хм...
— Он не менял своего имени.
— Хм... — снова сказал я.
— А перед смертью он рекомендовал нам тебя. Сказал, что единственный человек, который еще больший негодяй, чем он сам, — это ты.
— Это он приврал.
— Так ты по-прежнему согласен?
— Безусловно.
«Теперь-то я ни за что не откажусь. Когда-то Биллингз купил что-то на эти десять штук, а это по праву принадлежало мне. Какая мне разница, у кого я это отберу?»
— С чего начинать?
— С телефонного номера. Он был найден у Биллингза.
— Чей номер?
— Вот это ты и выясни. Нам не удалось.
И снова он полез в карман. Достал оттуда блокнот и записал номер телефона откуда-то из Мюррей-Хилл. Показал его мне, затем разорвал и поджег спичкой.
* * *
Выйдя на улицу, я поймал такси и стал тщательно обдумывать ситуацию, в которой невольно оказался. По многим признакам она напоминала ловушку, но все же я решил рискнуть. Я — Ирландец из Бруклина, старик Райен, буду биться за обещанный мне приз."Черт возьми, — думал я, — я ведь не новичок в этом деле. Я давно уже плаваю в этих водах и научился без труда лавировать между рифами. Даже грозные рыбы из крупных стай оставляют меня в покое”.
Угол Сорок девятой улицы и Шестой авеню. Я расплатился с шефом и направился к заведению Джо Ди Нуццио. Я пошел сразу в дальнюю комнату, где ожидал встретить Арта Шея, и подсел к нему.
Арт — странный малый. Он пишет сценарии для какого-то объединения, хотя мог бы быть первоклассным телерепортером, если в не испортил отношения на телевидении еще в сорок пятом. Сейчас он все время сует свой нос в крутые дела и явно из кожи вон лезет, чтобы угодить под пулю.
Он считывал какие-то гранки, но тем не менее посмотрел на меня с явным интересом.
— Ну, над чем работаем?
— Со мной приключилась забавная история, — усмехнулся я.
— Насколько я понимаю, не впервые. Кто на этот раз включил тебя в список жертв?
— Арт, — сказал я, — расскажи мне кое-что. Тебе приходилось слышать о том, чтобы такого, как я, использовали для чего-то иного, кроме наушничества?
Уголки его глаз сузились.
— Пожалуй, нет. А что случилось?
— Ничего особенного. Просто меня кое-что интересует.
— Что-нибудь занятное?
— Возможно.
— Хочешь поговорить?
— Пока нет. Ситуация еще не прояснилась. Может, там и для тебя место найдется. Слышал когда-нибудь о некоем Биллингзе?
В его глазах снова мелькнул интерес.
— Тот, которого подстрелили пару дней тому назад? Я кивнул.
— Что-то было в газетах. Считается, что в него стрельнул кто-то из дружков. — Вдруг Арт замолчал и серьезно на меня посмотрел. — Райен... по-моему, лет десять тому назад ты говорил, что хочешь убить парня с таким именем. Это ты его?..
— К сожалению, старина, мне это так и не удалось. Кто-то другой постарался.
— Страшно интересный разговор, Райен, рассказывай дальше.
— Хорошо, прочти вот это. Биллингза пристукнули не по ерунде. Тут такое крупное дело, что не сойдет с первых страниц минимум неделю.
— Какого рода? Я покачал головой:
— Я сам еще не знаю.
— А ты-то здесь при чем?
— Биллингз знал что-то такое, из-за чего и меня могли убить. Это было последнее, что он сделал в своей жизни, но сделал он это неплохо. После того случая паршивцу приходилось всю жизнь ужом вертеться, чтобы избежать расплаты, но он таки вывернулся. — Тут я помолчал и улыбнулся во весь рот. — По крайней мере, он так считал.
Арт опустил подбородок на руки:
— А чем я могу помочь?
— Как аккредитованный журналист, ты можешь добыть кое-какую официальную информацию. Постарайся разузнать обстоятельства его смерти. Сможешь?
— Это будет нетрудно. На это дело наверняка есть досье. — Он немного помолчал, потом добавил:
— Ты мне предлагаешь мелкого червячка на большой крючок.
— Благодарю, — я поднялся. — Слышал когда-нибудь о некоем Лодо?
Он подумал и произнес с расстановкой:
— Нет. А это важно?
— Кто знает. Но ты подумай об этом.
— Хорошо, как мне с тобой связаться?
— Помнишь старый трехэтажный особняк Папы Мэнни?
— На Второй улице?
— Он теперь мой. Я живу на первом этаже.
* * *
Цифры, полученные от тощего, не были собственно телефонным номером. Это был зашифрованный пароль. Он давал доступ в подпольный тотализатор, принимавший ставки прямо на Бродвее. Не только легавые, но даже профессиональные жулики могли этого не знать.Но я это знал. Не так давно мне с ними приходилось иметь дело...
Парень, стоявший в дверях, подмигнул мне и сказал:
— Привет, Райен, заходи. На какую лошадку сегодня будешь ставить?
Здесь кое-что изменилось. Они явно разбогатели. Еды стало больше, в баре давали выпить, а вместо деревянных скамей стояли мягкие кресла.
Из-за кассы вышел Джейк Макгафни и, увидев меня, подошел.
— Что, может, поменяемся работой, малыш?
— Не со мной. Меня моя вполне устраивает. Люблю надежность.
— Этого добра и у нас хватает, — рассмеялся, он. — Что тебе нужно?
Я толкнул его под руку и отвел за угол кассы.
— Вас кто-нибудь обижает?
— Ты знаешь, как это делается, Райен. Мы же не процветаем. Конечно, легавые знают, что мы работаем, но им за нами не угнаться.
— А кто-нибудь пытается соваться?
— Да брось ты, что им соваться. С тех пор как я им один раз кое-что подсказал, они дали мне полную свободу. Конечно, в определенных границах, но меня это устраивает. Никто меня не обижает. А что, ты что-нибудь прослышал?
— Ты знал Биллингза?
— Конечно. Но его замочили. — Тут он замолчал, и лицо его помрачнело. — А что, он оставил сюда след?
— Да в общем-то нет. Только старый код написал.
Джейк осклабился, взял из пепельницы свой бычок и раскурил его. Пуская дым, он спокойно сказал:
— Ну, тогда все в порядке. С этим они до меня не скоро доберутся.
— Слушай, Джейк... как ты думаешь, за что его пришили?
— “Думаешь”? — рассмеялся он искренне. — Я не думаю, а знаю.
— Так почему, Джейк?
— Он ушел отсюда с двенадцатью штуками в кармане. Круто зарядил на одну старую клячу — Энниз Фут, а она возьми и приди первой.
— А долго он сюда таскался?
— С месяц, наверное. Я его с первого раза заприметил.
— А кто его вписал-то сюда?
— Гонзалес. Ты его знаешь, крошка Хуан Гонзалес... помнишь, он спас ребенка, упавшего в Гудзон, и его рожу пропечатали все газеты. Он как раз кайфовал в своем доке, а тут эта баба как завопит и...
— А где он сейчас?
— Гонзалес? — Мой собеседник, казалось, удивился. — Он погиб три недели тому назад. Напился и вышел на улицу прямо под грузовик. Умер быстро. Не долго валандался.
— У него была семья? — спросил я.
— Нет, только какая-то баба. Подожди... Сейчас я тебе все дам.
Он стал рыться в картотеке, пока не нашел нужную карточку. Познакомившись с краткой историей Хуана Гонзалеса, я запомнил все данные и вернул карточку.
— Хочешь, оставь себе.
— Не нужно.
* * *
Хуан Гонзалес жил на Пятьдесят четвертой улице, в нескольких домах от Десятой авеню. Это на окраине, где большое скопление бедноты и люмпенов создавало весьма благоприятную атмосферу для процветания преступности. У Люсинды Гонзалес была квартира на втором этаже. В домах такого сорта звонки никогда не работают, так что я просто поднялся по лестнице и постучал в дверь. Дверь открылась через цепочку, и в щели показалось симпатичное смуглое личико.— Да... кто это?
— Люсинда Гонзалес?
— Да.
— Я хочу слегка с тобой побазарить о Хуане. Можно войти?
Она поколебалась, пожала плечами и наконец открыла цепочку. Я вошел, а она прислонилась спиной к двери.
— Сразу видно, что ты не легавый.
— Это уж точно.
— Но ты и не из дружков Хуана.
— Откуда ты знаешь?
— Все его друзья — свиньи. Даже не бандиты, а просто свиньи.
— Благодарю.
— А чего тебе надо?
— Хочу узнать кое-что про Хуана. Вы повенчаны?
Она состроила довольно кислую физиономию:
— Не в церкви. Но ты ведь не за этим пришел.
Тут я ей улыбнулся:
— Хорошо, киска... Скажем так... Хуан надрался и погиб. Он...
— Он? — В ее голосе было достаточно сарказма. — Хуан не пил, ясно вам, сеньор!
— Ну что ты так разволновалась?
— Из-за тебя. — Она крепко обхватила грудь руками, и бюст ее вздымался из-под платья. — На мой взгляд, ты похож на тех, кто мог это сделать.
— Что сделать?
— Перепугать Хуана до смерти. А может, гнаться за ним, чтобы он выскочил как оглашенный на мостовую прямо под грузовик. Я все это время ждала, и я знала, что рано или поздно кто-нибудь придет. Им ведь надо сюда прийти. Больше некуда. И вот ты здесь, сеньор, и я наконец могу тебя убить, ведь я этого ждала.
Она разжала руки. В одной руке у нее был пистолет, и маловероятно, чтобы она промахнулась с такого расстояния.
— Киска, а ты уверена? — спросил я.
После истерики голос ее начал стихать. В глазах появилось усталое, тоскливое выражение, что явно свидетельствовало о том, что она выдохлась. Я тоже.
— Я в этом уверена, сеньор.
— Это еще почему? — спросил я с умыслом.
— Я ведь знаю, каких людей Хуан боялся. Ты как раз из них. Ты думал, что деньги при нем, когда его убивал. Эти десять тысяч долларов, сеньор... а они были здесь.
— Десять тысяч, — повторил я тихо, но она услышала. Теперь на ее устах играла злобная улыбка.
— Но сейчас они не здесь. Они в надежном месте. Лежат в банке и принадлежат мне. И из-за таких-то бабок Хуан отдал концы! А теперь и ты можешь последовать за ним.
Но она не спешила стрелять. Сначала она подумала о Хуане и в самый неподходящий момент прослезилась. Я стукнул ее по руке, и пистолет выпал. Когда она начала визжать, я шлепнул ее по губам и толкнул в кресло. Она попробовала было завизжать еще раз, но я повторил процедуру, и тогда истерика окончательно прошла. Люсинда смотрела на меня испуганно.
Выдержав паузу, я сказал:
— Успокойся. Никто не собирается делать тебе ничего плохого.
Она мне не верила. Слишком долго вынашивала свою идею.
— Люсинда... Я в жизни не видел Хуана. И мне не нужны его деньги. Ясно?
Она кивнула.
— Где он достал эти десять штук?
На ее лице вновь появилось вызывающее выражение. И все началось снова: страх, недоверие, ненависть, вызов.
— Послушай, солнышко, — сказал я. — Если бы мне было надо, я бы сумел тебя разговорить. Это не так трудно. Я бы мог заставить тебя рыдать и снова рассказывать. Ты это понимаешь?
Она понуро опустила голову.
— Но я вовсе не хочу тебя мучить. Не собираюсь, понимаешь?
— Да.
— Тогда начнем сначала... Где он взял эти десять штук?
Она нервно теребила пальцами волосы.
— Однажды он вернулся с верфи и сказал, что вскоре мы сможем вернуться на Айленд. Но только на этот раз мы поселимся не в мазанке, а в красивом доме. Он еще сказал, что теперь у нас будет много денег. И что мы сможем поехать в кругосветное путешествие.
— Когда это было?
— За неделю до его смерти, сеньор.
— И он их тогда же и получил?
— Нет. — Она встала, подошла к столу, повернулась ко мне. — Но он их тогда доставал. Он был в прекрасном настроении. Но он совсем не пил. — Она пожала плечами. — Он переменился. Начал бояться. А мне ничего не говорил. Вообще ничего. И в ту ночь... когда он... погиб... — Она замолчала и обхватила лицо руками. — Он пришел и взял отсюда что-то, что он прятал в шкафу.
— Что это было?
— Не знаю. Что-то не очень большое. Думаю, оружие. Когда-то он там, в тряпье, держал пистолет. Но мне не показал. И ушел примерно на час. А потом вернулся с деньгами. Отдал мне, велел спрятать подальше. И снова ушел.
— Зачем?
— Чтобы погибнуть, сеньор. Он сказал, что ему надо... как это говорится... все устроить.
— А тебе остались деньги.
— Вы думаете, они мои?
Я подкинул рукой пистолет и потом положил его на стол.
— Конечно твои, — сказал я, — а почему нет?
Она взяла пистолет, внимательно рассмотрела и положила на место.
— Простите, я ведь могла вас убить.
— Тебе самой было бы хуже. Твое личико украсило бы первые страницы всех завтрашних газет. Она хмуро улыбнулась:
— Да. Как Хуана.
Она открыла ящик буфета, вытащила оттуда две газетенки и протянула их мне. В одной из них Хуан — герой, в другой — покойник.