И реально жертвой приведённых злыхразрушительно-самоубийственных поэтических строк стал и их автор — сам А.Галич: эмигрировав из СССР, он погиб в результате короткого замыкания в магнитофоне, с которым работал (для его самоликвидации хватило незнания им всего лишь мелкой бытовой проблематики, а не глобальной общечеловеческой, на знание которой он всё же претендовал вопреки своему же брошенному в общество кличу травить тех, кто знает «как надо»).
   Жертвой своего коленопреклонённого согласия с А.Галичем стал и Н.И.Рыжков, который с таким разрушительно-самоубийственным отношением к жизни и людям оказался на посту главы правительства СССР вследствие чего, во-первых, нажил себе к январю 1991 г. инфаркт (в этом проявилась самоубийственность нравственно обусловленногомировоззрения), и во-вторых, он воспользовался инфарктом как благовидным предлогом для того, чтобы оставить этот пост и трусливо бежать с поля боя за нашу Советскую Родину, предав тем самым миллионы тех, кто оказался под властью извращённой партийно-советской государственности (в этом проявилась разрушительность этого мировоззрения по отношению к обществу и среде обитания).
   Кто-то может возразить: А что мог поделать один Н.И.Рыжков?И на этот вопрос есть ответ: с таким мировоззрением и отношением к Жизни он ничего благодетельного действительно не мог и не может сделать, а кроме того такое мировоззрение обрекает общество на разобщение и потому каждый, кто его несёт в себе и не может от него освободиться, — обречён на одиночество, даже если он и член какой-либо корпорации.
   Поэтому реально вопрос в другом: А что Н.И.Рыжков не сделал для того, чтобы мочь (в том числе и в одиночку)? -однако этот вопрос не только к нему, но и к большинству наших современников.
   Жертвой выраженного А.Галичем отношения к вопросу об истине и ей сопричастных в обществе пал и весь «советский народ», который взрастил в себе целое поколение рвачей-карьеристов, к началу перестройки возглавивших правящую партию, государственность, науку, которые и сами не знали «как надо», и гнали тех, кто знал хотя бы как не надо и думал над тем, как надо.Это и привело не к десяти годам, а к длящейся и поныне [15]эпохе великих потрясений. И череда техногенных катастроф от Чернобыля 26 апреля 1986 г. до гибели АПЛ “Курск” 12 августа 2000 г. — результат того, что гнали тех, кто если ещё и не знал, «как надо», то уже точно знал, как не надо,и был способен дать безопасный для жизни общества ответ на вопрос «как надо?», удовлетворяющий требованиям времени.
    А.Галич и солидарные с ним не желают знать ответы на вопрос «как надо».И потому они готовы без устали драть горло, чтобы уверить всех, что это — единственный вопрос, на который нет и не может быть ответа. А не желают они знать ответ на этот вопрос единственно потому, что хотят, чтобы “хорошо” было исключительно каждому из них за счёт угнетения других,но не всем людям без исключения на основе взаимной щедрости каждого.Именно “благодаря” господству в обществе мировоззренческой позиции, злобно-агрессивно и точно выраженной А.Галичем, к праведному образу жизни человечество переходит через эпоху катастроф (революций и контрреволюций), а не «эволюционно», т.е. без великих потрясений.
   Но вне зависимости от того, позволяется ли по-воландовски снисходительно придерживаться всякого мнения безотносительно к тому, в чём оно ошибочно, либо по-галичевски открыто бросается клич без веры и без раздумий травить тех, кто прямо заявляет о своей сопричастности Правде-Истине, демонизм, включая и сатанизм, всегда по существу уклоняется от того, чтобы следовать в жизни тому, что есть истина,даже в тех случаях, когда истина неоспоримо известна.
   Бог же не признаёт за человеком права уклоняться от этого вопроса или уходить от него ответом «не могу и не хочу знать».
   Бог не признаёт за человеком права упиваться ложными мнениями, одной из разновидностей которых являются откровенно атеистические убеждения (материалистический атеизм), в которых выражается демонизм вообще, а не только сатанизм — как целеустремлённая оппозиция Божьему Промыслу. Но Бог не поддерживает и ложные вероучения о Нём самом (идеалистический атеизм), которые плодят в культуре разноликие системы подавления человека социальной магией, изображающей из себя истинное богослужение. Иными словами:
   · материалистический атеизм прямо провозглашает бытие Божие плодом вымыслов людей;
   · идеалистический атеизм, прямо провозглашая бытие Божие как объективную данность ,однако порождает вероучения, следуя которым человек оказывается не в ладу с Богом и в конфликте с Божьим Промыслом, тем более остром, чем более он убеждён в истинности вероучения и чем более непреклонно следует ему в жизни.
   И в том, что все исторически реальные культы, провозглашающие Библию в её исторически сложившихся редакциях «священным писанием», истинно передающим «слово Божие», являются по их существу системами социальной магии, порабощающими людей и уводящими их от Бога, состоит точка зрения богословия Русской цивилизации, подтверждаемая исторически: то есть единством религиозной и светской истории человечества.
   Однако Бог признаёт за человеком право на ошибку [16], а признавая за человеком право ошибаться, Он приводит к истине всякого, кто не противится Его водительству на пути освобождения как личности, так и общества от заведомой лжи и ошибок [17]. Но на этом пути людям приходится отказываться от свойственных им прежде ошибочных и заведомо ложных мнений и от ошибочной и ложной этики, в которой повседневно выражаются их нравственно-мировоззренческие ошибки, в том числе и в вопросах веры и религии.
   Тем не менее многие — вследствие не осознаваемого ими (а равно и осознаваемого) свойственного им же демонизма— воспринимают необходимость отказа от прежних и нравственно приятных им мнений как посягательство на их свободу, на свободу их самовыражения. И это особенно характерно для представителей , сложившейся на основе взаимной поддержки индивидуалистов — большей частью носителей демонического строя психики.
   Соответственно гласно провозглашённое Сатаной разрешение пребывать при каких угодно мнениях безотносительно к тому, истинны эти мнения либо ложны,вызывает радостный отклик во всякой демонической душе, являющейся невольницей ставших её достоянием мнений и уклоняющейся на их основе от поисков истины и, как следствие, — от очищения культуры и коллективной психики общества от заведомой лжи и искренних заблуждений. Это обстоятельство и объясняет как популярность романа “Мастер и Маргарита” в неправедном обществе, так и одну из причин того, почему “свободолюбцы” с радио «Свобода» провозгласили его «романом ХХ века».
   И хотя погибший в начале романа Михаил Александрович Берлиоз тоже придерживался тех мнений, каких ему хотелось по его нравам, однако его пример показывает, что такого рода демоническая этика и признание права на “свободомыслие” у Воланда предназначены для общих деклараций, а сам он придерживается их далеко не во всех конкретных случаях и по отношению не ко всем конкретным персонам. А накопившаяся статистика исключений из этого провозглашаемого во все века сатанистами абстрактно-общего “правила” объективно показывает, что сам Воланд руководствуется иным мировоззрением и придерживается иной этики.
   Как можно понять из дальнейших событий романа, М.А.Берлиоз погиб под колёсами трамвая вследствие того, что при посещении Москвы Воланд принял решение остановиться в его комнатах коммунальной квартиры и при этом не желал “стеснять своим присутствием” её постоянных жильцов. Соседу Берлиоза по коммуналке — директору театра Варьете Степе Лиходееву — повезло больше, нежели Берлиозу (его вышвырнули в Ялту на всё время визита Воланда в Москву).
   Однако, противодействуя Всеблагому, Сатана знает, что есть пределы дозволенного ему Свыше, и потому целенаправленно заботится о том, чтобы самому, когда он подталкивает к «генеральному наступлению на грабли» других, не наступить на те же или на рядом положенные «грабли». Прослушав изрядную часть беседы почти что уже погибшего М.А.Берлиоза с пока ещё литератором, а в перспективе профессором-историком, Иваном Николаевичем Бездомным-Поныревым [18], Воланд, не обладающий всеведением Бога, вторгается в их разговор, чтобы уточнить важнейшее для всей его деятельности в обществе людей обстоятельство:
   «Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? — спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зелёный глаз.
   — Нет не ослышались, — учтиво ответил Берлиоз, — именно это я и говорил.
   — Ах, как интересно! — воскликнул иностранец.
   «А какого черта ему надо?» — подумал Бездомный и нахмурился.
   — А вы соглашались с вашим собеседником? — осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездомному «Воланд сел на скамейку между ними: наше пояснение при цитировании».
   — На все сто! — подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.
   — Изумительно! — воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: — Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, ещё и не верите в Бога? [19]— Он сделал испуганные глаза и прибавил: — Клянусь, я никому не скажу.
   — Да, мы не верим в Бога, — чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз, — но об этом можно говорить совершенно свободно.
   Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:
   — Вы — атеисты?!
   — Да, мы — атеисты, — улыбаясь, ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»
   — Ох, какая прелесть! — вскричал удивлённый иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.
   — В нашей стране атеизм никого не удивляет, — дипломатично вежливо сказал Берлиоз, — большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге [20].
   Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумлённому редактору руку, произнеся при этом слова:
   — Позвольте вас поблагодарить от всей души!
   — За что это вы его благодарите? — заморгав, осведомился Бездомный.
   — За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, — многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак».
   Именно признавшись Сатане в своём неверии в Бога и , М.А.Берлиоз сам утвердил смертный приговор, вынесенный ему даже не Сатаной, а стечением жизненных обстоятельств, в которых он оказался. Разница между ним и Воландом в одном: Воланд, обладая более мощной системой чувств, знал, что «Аннушка уже пролила масло», и видел один из многих вариантов алгоритма дальнейшего возможного течения событий, который он и намеревался осуществить; а М.А.Берлиоз, не только не знал сам, что «Аннушка уже пролила масло», но и не придал должного значения этому сообщению Воланда, когда тот уведомил его об уже свершившемся, как оказалось в последствии, — убийственном для него — пролитии масла. К сожалению, самонадеянность, какую явил в этом эпизоде М.А.Берлиоз, не редкостна, а типична для современного общества и в России, и на Западе.
   В силу своего намерения остановиться без помех в квартире М.А.Берлиоза, о чём Воланд также уведомил ещё только будущего покойника (гл. 3), он стоял перед вопросом: сможет ли он реализовать эту возможность в отношении М.А.Берлиоза, либо при такого рода попытке с его стороны будет иметь место прямое адресное вмешательство Свыше, в результате чего М.А.Берлиоз благополучно разминётся с трамваем. М.А.Берлиоз успокоил Воланда своим заверением в приверженности атеизму, и Воланд поблагодарил его за эти сведения — действительно очень важные для осуществления его намерений.
   При этом надо отдать должное: по житейским меркам современности Воланд — не крохобор подобно многим другим демоническим сущностям. Он даже проявил своего рода великодушие: оставшееся до встречи Берлиоза и трамвая время Воланд посвятил просвещению Берлиоза и Бездомного-Понырева в вопросах существа бытия и отношений человека и человечества с Богом, что в принципе могло бы спасти Берлиоза и Бездомного ото всех постигших их в дальнейшем неприятностей, если бы они отнеслись к рассказанному им с должным пониманием.
   В частности, Воланд напомнил Берлиозу и довёл до сознания беспредельно невежественного ещё в то время Бездомного важнейшие богословские сведения:
   «— Но, позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?
   — Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.
   — Браво! — вскричал иностранец, — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила Канта по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!
   — Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус [21]просто смеялся над этим доказательством».
   Здесь действительно сказано основное: все интеллектуально-рассудочные доказательства, а равно опровержения бытия Божия — вздорны.
   Разум всякого индивида, включая и человека, и Воланда — ограничен, ограничены и их знания. Вследствие этого всегда есть то, что остаётся принимать на веру. Отказ от составляющей верыв мировоззрении и миропонимании влечёт за собой их ущербность, т.е. неполноту, ограниченность. Вера же позволяет расширить мировоззрение и миропонимание до границ Объективной реальности, будучи способной объять всё. Однако принятие чего-либо на веру обладает своей спецификой: принятие на веру, а равно и отказ принять на веру ту или иную определённую информацию, определённый смысл в конечном итоге обусловлены в психике индивида его истинной нравственностью, которая также определяет и алгоритмику его сознательной и бессознательной интеллектуально-рассудочной деятельности.
   То есть объективно порочная нравственность позволяет принять на веру в качестве истинных ошибочную и заведомо ложную информацию, а праведная нравственность исключает принятие лжи и ошибок на веру в качестве истины. Смысл религиозной жизни — приведение нравственности к объективной праведности, а веры к истине, что достижимо только с Божией помощью, поскольку Бог всемогущ и всеведущ.
   Но вопреки тому, что многие думают, что доказательств бытия Божиего нет, они всё же есть и неоспоримы для тех, кто внимателен к жизни:
   Бог даёт доказательство Своего бытия на веру, а не на разум. Оно носит по его существу нравственно-этический характер и состоит в том, что Всевышний отвечает молитве верующего Ему тем, что обстоятельства его жизни изменяются соответственно смыслу его молитв тем более ярко и явственно, чем более он сам нравственно праведен и отзывчив Богу, когда Бог обращается к нему персонально через его совесть, через других людей, через памятники культуры или как-то иначе на языке жизненных знамений [22]. Бог всегда отвечает искренней осмысленной молитве: и даже если не происходит изменения жизненных обстоятельств в соответствии с её смыслом, то даётся тот или иной ответ на вопрос «почему?». В этом диалоге разум индивида только осмысляет даваемое Свыше, вводя его в систему миропонимания индивида, изменяя его нравственность и мировоззрение в направлении объективной праведности либо в направлении дальнейшего уклонения от неё.
   Собственно седьмое — нравственно-этическое — доказательство бытия Божия и было предъявлено Берлиозу и Бездомному в форме смерти под колесами трамвая Берлиоза, отрекшегося от Бога и безнадёжного в своём неверии. Этот результат соответствовал , которые более знающий Воланд и описал ему в основных чертах:
   «— Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
   — Сам человек и управляет, — поспешил сердито ответить Бездомный, на этот признаться, не очень ясный вопрос».
   И Воланд, снизойдя к непониманию Бездомного, пояснил и принципиальные вопросы практики управления:
   «— Виноват, — мягко отозвался неизвестный, — для того, чтобы управлять, нужно как-никак иметь точный план на некоторый сколько-нибудь приличный срок. Позвольте вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишён возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И, в самом деле, — тут неизвестный повернулся к Берлиозу, — вообразите, что вы, например, начнёте управлять, распоряжаться и другими, и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома лёгкого… (…) А бывает ещё хуже: только человек соберётся съездить в Кисловодск, — тут иностранец прищурился на Берлиоза, — пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему возьмёт — поскользнется и попадёт под трамвай! Неужели вы скажите, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? — и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.
   Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про саркому и трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его».
   Но вместо того, чтобы постараться понять изложенные ему общие принципы управления и их практическое применение Воландом к детальному программированию психики самого Берлиоза на самоликвидацию его под колесами трамвая; вместо того, чтобы задуматься о своих взаимоотношениях с Тем, Кто действительно управляет бытием всех, включая и бытие его собеседника, занявшегося просвещением их с Иваном в богословских и житейско-управленческих вопросах, он сосредоточил всё своё рассуждение на незнакомце:
   «Он не иностранец! Он не иностранец! Он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?»
   Интерес к вопросу «А ты кто такой?» в сочетании с нежеланием вникнуть в суть происходящегосвойственен как многим литературным героям, так и реальным людям. Как должны помнить читатели “Золотого теленка” И.Ильфа и Е.Петрова, М.С.Паниковский бросился с кулаками на О.И.Бендера с боевым кличем «А ты кто такой?!!» и тут же получил по морде. Хотя М.А.Берлиоз, в отличие от М.С.Паниковского, остался в рамках светского этикета, но аналогичная алгоритмика психической деятельности привела и его к куда бoльшим неприятностям. Это сосредоточение интересов на персоне (персонах), а не на сути происходящего, закономерно приводящее субъекта к бoльшим или меньшим неприятностям, можно назвать «синдромом Паниковского».
   С позволения сказать, «интеллектуальные» усилия Берлиоза, охваченного «синдромом Паниковского», были бесполезны несмотря на данную ему Воландом подсказку: чтобы управлять — необходимо иметь план, причём не просто план, а точный пландействий на весь период предполагаемого управления. Для составления плана, как можно догадаться самостоятельно, необходимо достаточно хорошо знать наличествующее стечение обстоятельств в настоящем, а кроме того — предвидеть их дальнейшее многовариантно-возможное течение в будущем, поскольку в противном случае невозможно даже сформировать хоть какое-то управляющее воздействие, а не то, чтобы осознанноосуществить успешное управление до достижения намеченных целей.
   На необходимость предсказуемости последствий для осуществления управления Воланд также указал своим слушателям. Начав своё объяснение вхождением в поток мыслей самого Берлиоза, Воланд перехватил его мысль и довёл её до избранного им завершения:
   «— Да, человек смертен(выделенное курсивом — начало мысли Берлиоза, которую он не успел развить до конца, поскольку его прервал Воланд: наше пояснение при цитировании), но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно [23]смертен, вот в чём фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
   “Какая нелепая постановка вопроса…” — подумал Берлиоз и возразил…»
   А возражать по существу было нечего, поскольку вопрос о предсказуемости последствий с достаточной для осуществления управления точностью — основной вопрос всякой философии, хотя в каждой практической философииопределение полезности и оценок качества управления в мировоззрении индивидов остаётся субъективным и обусловлено их реальной нравственностью.
   После всего рассказанного Воландом его собеседникам оставалось только самим догадаться:
   · что план-сценарий иерархически наивысшего всеобъемлющего управления в отношении всего и вся в сотворённом Богом Мироздании называется Божье Предопределение;
   · что Предопределение Божие многовариантно, иначе бы в нём не было свободы, но мера свободы (количество степеней свободы и доступный объём каждой из них) — у всех разная, соразмерная положению каждого индивида перед Богом;
   · что знание многовариантности обстоятельств и предвидение Божие всеобъемлющи и не ограничены ничем и никем;
   · что все остальные сотворённые Богом субъекты ограничены как в знаниях, так и в возможности предвидения, и потому они могут успешно действовать только в предопределённых для каждого из них Свыше границах, выход за которые неизбежно обрекает их управленческие действия на крах;
   · что Сатана действует в соответствии с этими же принципами, из которых не делает тайны потому, что до них может своим умом дойти всякий внимательный к жизни человек;
   · что действуя так, Сатана не признaется в том, что в основе его деятельности в обществе людей лежит оценка им же самим — на его страх и риск — Божеского попущения [24]в отношении каждого. И если Сатана ошибается в своих оценках Божеского попущения, то он не достигает успеха в осуществлении своих намерений. Но поскольку связь души человека и Бога — по латыни она называется «религия» [25]— сокровенна, в силу чего Сатана не может перехватить диалог верующего и Бога, а также и прямое обращение Бога к кому бы то ни было, то для предельно точной оценки попущения ему остаётся единственное средство: поговорить с самим объектом предполагаемого воздействия на религиозные темы, либо спровоцировать (или выслушать самопроизвольный) разговор между собой людей, которые стали объектом его интересов, или как-то иначе прояснить для себя этот вопрос. Потому-то Воланд и встрял в разговор двух собеседников, придав ему интересующую его направленность, и обрадовался, узнав, что он имеет дело с атеистами: ему можно действовать без каких-либо самоограничений в отношении обоих [26].
   И всё рассказанное Воландом в беседе с двумя самонадеянно спесивымиинтеллигентами на Патриарших прудах показывает, что он — по житейским меркам нашего общества — действительно не крохобор, да «корм» оказался «не в коней». Но это приводит к вопросу:
   Почему широкая читательская аудитория может узнать и понять всё это и многое другое из художественного произведения, которое оценивается многими в качестве гимна демонизму и сатанизму, но не могла узнать этого и другого на уроках «закона Божьего» до 1917 г., и не может узнать этого и ныне при возобновлении после краха безбожной идеологии в СССР беспрепятственной деятельности всевозможных вероучителей? — ведь механизм революционных потрясений начала века и потрясений перестройки и реформ конца ХХ века основан на принципах, показанных несостоявшимся богословом М.А.Булгаковым в романе, написанном и вышедшем в свет в годы мракобесия материалистического атеизма.

2. Патриаршие запруды

   По возвращении же к сюжетным линиям романа, следует признать, что не Бог оставил М.А.Берлиоза, но прежде того сам М.А.Берлиоз отказался от Бога и сам счёл за благо для себя прибегнуть к Сатане:
   «Напившись „тёплой абрикосовой газировки: наше пояснение при цитировании“, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.