Страница:
самой Думе, которая должна была собраться через несколько дней. Ясно, что съезд не мог возвращаться к прошлому и главное внимание должен был обратить на то, что представляет собой сама Дума и каким должно быть наше отношение к ней.
Итак, что такое нынешняя Дума и каково должно быть наше отношение к ней?
Еще из манифеста 17 октября было известно, что особенно больших прав Дума не имеет: это-собрание депутатов, которое «имеет право» совещаться, но «не имеет права» переступать существующие «основные законы»— За ней надзирает Государственный совет, который «имеет право» отменить любое постановление Думы. А на страже стоит вооруженное с ног до головы царское правительство, которое «имеет право» разогнать Думу, если она не удовольствуется совещательной ролью.
Что же касается лица Думы, то мы и до открытия съезда знали, из кого она будет состоять, мы и тогда знали, что Дума в большей части должна будет состоять из кадетов. Этим мы вовсе не хотим сказать, будто сами кадеты составили бы большинство в Думе, — мы лишь говорим, что приблизительно из пятисот членов Думы одну треть составили бы кадеты, другую треть составили бы промежуточные группы и правые («партия демократических реформ», умеренные элементы из беспартийных депутатов, октябристы и пр.), которые в моменты борьбы с крайними левыми (с рабочей группой и группой революционных крестьян) объединились бы вокруг кадетов и голосовали бы за них, и, таким образом, хозяевами положения в Думе были бы кадеты.
А кто такие кадеты? Можно ли их назвать революционерами? Конечно, нет! Тогда кто же такие кадеты? Кадеты — это партия соглашателей: они хотят ограничения прав царя, но не потому, что они якобы сторонники победы народа, — царское самодержавие кадеты хотят заменить самодержавием буржуазии, а не самодержавием народа (см. их программу), — а для того, чтобы в народ умерил свою революционность, взял обратно свои революционные требования и как-нибудь столковался с царем, кадеты хотят соглашения царя с народом.
Как видите, большинство Думы должно было составиться из соглашателей, а не революционеров. Это было само собой ясно еще в первой половине апреля.
Таким образом, бойкотируемая и бессильная, с ничтожными правами, с одной стороны, нереволюционная и соглашательская в своем большинстве, с другой, — вот что собой представляла Дума, Бессильные и без того обычно становятся на путь соглашательства, а если к тому же у них и устремления нереволюционные, то они тем скорее скатываются к соглашательству. То же самое должно было случиться и с Государственной думой. Она не могла целиком стать на сторону царя, так как она желает ограничения прав царя, но она не могла перейти и на сторону народа, так как народ выдвигает революционные требования. Поэтому она должна была стать между царем и народом и взяться за их примирение, т. е. заняться толчением воды в ступе. С одной стороны, она должна была убедить народ, чтобы он отказался от «чрезмерных требований» и как-нибудь столковался с царем, а, с другой стороны, она должна была явиться маклером перед царем, чтобы он малость уступил народу и тем самым положил конец «революционной смуте».
Вот с какой Думой имел дело Объединительный съезд партии.
Каково должно было быть отношение партии к такой Думе? Нечего и говорить, что партия не могла взять на себя поддержку такой Думы, так как поддержка Думы есть поддержка соглашательской политики, а соглашательская политика в корне противоречит задаче углубления революции — рабочая партия не должна брать на себя роль умиротворителя революции. Конечно, партия должна была использовать как самую Думу, так и конфликты Думы с правительством, но это еще не значит, что она должна поддерживать нереволюционную тактику Думы. Наоборот, разоблачение двуличия Думы, беспощадная критика ее, выставление на свет ее изменнической тактики — вот каково должно быть отношение партии к Государственной думе.
А если это так, то ясно, что кадетская Дума не является выразительницей воли народа, что она не может выполнить роль народного представительства, не может стать политическим центром страны и объединить вокруг себя народ.
При этом обязанностью партии было рассеять ложные надежды, возлагавшиеся на Думу, и во всеуслышание заявить, что Дума не является выразителем воли народа, что она, следовательно, не может стать орудием революции, что теперь главная арена борьбы — улица, а не Дума.
В то же время было ясно, что существующая в Думе крестьянская «трудовая группа», которая в сравнении с кадетами была малочисленна, не могла до конца следовать за соглашательской тактикой кадетов, не сегодня-завтра она должна была начать борьбу с ними, как с изменниками народа, и стать на путь революции. Обязанностью партии было поддержать «трудовую группу» в ее борьбе с кадетами, развить до конца ее революционные тенденции, противопоставить ее революционную тактику нереволюционной тактике кадетов и тем еще яснее вскрыть изменнические тенденции кадетов.
Как же поступил съезд, что сказал съезд Б своей резолюции о Государственной думе?
Резолюция съезда гласит, что Дума есть учреждение, вышедшее «из недр нации». То есть Дума, несмотря на ее недостатки, все же, дескать, является выразительницей воли народа.
Ясно, что съезд не сумел должным образом оценить кадетскую Думу, съезд забыл, что большинство Думы состоит из соглашателей, что соглашатели, как люди, отвергающие революцию, не могут выражать воли народа, и, следовательно, мы не вправе сказать, что Дума вышла «из недр нации».
Что по этому поводу говорили на съезде большевики?
Они говорили, что «Государственная дума с обрисовавшимся уже теперь кадетским (по преимуществу) составом ни в каком случае неможет выполнятьроли настоящего народного представительства». То есть нынешняя Дума не вышла из недр народа, что она является антинародной и потому не выражает воли народа (см. резолюцию большевиков).
Съезд в этом вопросе отклонил позицию большевиков.
Резолюция съезда гласит, что «Дума», несмотря на ее «мнимо-конституционный» характер, все же «превратится в орудие революции»… ее конфликты с правительством могут разрастись до пределов, «дающих возможность сделать их исходной точкой широких массовых движений, направленных к низвержению современного политического порядка». То есть Дума, дескать, может превратиться в политический центр, сплотить вокруг себя революционный народ и поднять знамя революции.
Вы слышите, рабочие: соглашательская кадетская Дума может, оказывается, превратиться в центр революции и очутиться во главе ее, — от собаки, оказывается, может родиться ягненок? Что вам тревожиться — отныне нет нужды ни в гегемонии пролетариата, ни в том, чтобы народ сплачивался именно вокруг пролетариата: нереволюционнаяДума сама сплотит вокруг себя революционныйнарод, и все будет в порядке! Вот, оказывается, как просто делается революция, вот как нужно, оказывается, доводить до конца нынешнюю революцию!
Очевидно, съезд не понял, что двуличная Дума с ее двуличными кадетами неизбежно застрянет между двух стульев, станет мирить между собой царя и народ, а затем, как всякий двуличный, вынуждена будет склониться на сторону того, кто больше пообещает!
Что по этому поводу говорили на съезде большевики?
Они заявили, что «нет еще условий для вступления нашей партии на парламентский путь», т. е. пока еще мы не можем начать спокойную парламентскую жизнь, главной ареной борьбы все еще остается улица, а не Дума (см. резолюцию большевиков).
Съезд и в этой части отклонил резолюцию большевиков.
Резолюция съезда ничего определенного не говорит о том, что в Думе существуют остающиеся в меньшинстве представители революционного крестьянства («трудовая группа»), которые вынуждены будут отвергнуть соглашательство кадетов и стать на путь революции, что необходимо ободрить их, поддержать их в борьбе с кадетами и помочь им еще более прочно утвердиться на революционном пути.
Очевидно, съезд не понял, что пролетариат и крестьянство являются двумя главными силами нынешней революции, что в настоящий момент пролетариат как вождь революции должен поддерживать революционных крестьян как на улице, так и в Думе, если только они поведут борьбу с врагами революции.
Что по этому поводу говорили на съезде большевики?
Они заявили, что социал-демократия должна беспощадно разоблачать «непоследовательность и шаткость кадетов, особенно внимательно следя за элементами крестьянской революционной демократии, объединяя их, противопоставляя их кадетам, поддерживая те их выступления, которые отвечают интересам пролетариата» (см. резолюцию).
Съезд не принял и этого предложения большевиков. Вероятно, потому, что здесь слишком явно выражена передовая роль пролетариата в нынешней борьбе, съезд же, как мы видели выше, к гегемонии пролетариата отнесся с недоверием, — крестьянство должно, дескать, сплачиваться вокруг Думы, а не вокруг пролетариата!
Вот почему буржуазная газета «Наша Жизнь» хвалит резолюцию съезда, вот почему кадеты из «Нашей Жизни» в один голос стали кричать: наконец-то социал-демократы одумались и отошли от бланкизма (см. «Наша Жизнь» № 432).
Очевидно, что не напрасно хвалят резолюцию съезда враги народа — кадеты! Не напрасно Бебель говорил: что нашим врагам нравится, то нам вредно!
Сегодня уже ни для кого не тайна, что выступление народа неминуемо. Если в городах и в деревнях кризис и голод растут, если брожение среди пролетариата и крестьянства с каждым днем усиливается, если царское правительство разлагается, если революция, стало быть, идет к подъему, — то само собой ясно, что жизнь готовит новое выступление народа, более широкое и могучее, чем октябрьское и декабрьское выступления. Желательно это новое выступление или нет, хорошо это или дурно — говорить сегодня об этом излишне: дело не в наших желаниях, а в том, что выступление народа назревает само собой* что оно неминуемо.
Но выступление выступлению рознь. Слов нет, что январская всеобщая стачка в Петербурге (1905 г.) была выступлением народа. Выступлением народа была также октябрьская всеобщая политическая стачка. Выступлением народа была и «декабрьская схватка»» в Москве и у латышей. Ясно, что между ними было также и различие. В то время как в январе (1905 г.) главную роль играла стачка, в декабре стачка послужила только началом и затем переросла в вооруженное восстание, уступив ему главную роль. Выступления в январе, октябре и декабре доказали, что как «мирно» ни начинай всеобщую стачку, как «деликатно» ни поступай при предъявлении требований, как безоружно ни выступай на поле битвы, дело все же должно кончиться схваткой (вспомните 9 января в Петербурге, когда народ шел с крестами и царским портретом), правительство все же прибегнет к пушкам и ружьям, народ все же возьмется за оружие, и, таким образом, общая стачка все же перерастет в вооруженное восстание. Что это означает? Только то, что будущее выступление народа будет не простое выступление, что оно обязательно примет вооруженныйхарактер, и, таким образом, решающая роль будет принадлежать вооруженномувосстанию. Желательно пролитие крови или нет, хорошо это или плохо, говорить об этом не приходится: повторяем — дело не в наших желаниях, а в том, что вооруженное восстание несомненно произойдет и избежать его невозможно.
Наша сегодняшняя задача — самодержавие народа. Мы хотим, чтобы бразды правления были переданы в руки пролетариата и крестьянства. Можно ли достигнуть этой цели всеобщей стачкой? Факты говорят, что нельзя (вспомните вышесказанное). Или, быть может, нам поможет Дума с ее велеречивыми кадетами и с помощью ее установится самодержавие народа? Факты говорят, что это также невозможно, ибо кадетская Дума хочет самодержавия крупной буржуазии, а не самодержавия народа (вспомните вышесказанное).
Ясно, что единственно надежный путь — вооруженное восстание пролетариата и крестьянства. Только путем вооруженного восстания может быть низвергнуто господство царя и установлено господство народа, разумеется, если это восстание закончится победой. А если это так, если без победы восстания победа народа ныне невозможна и если, с другой стороны, сама жизнь готовит вооруженное выступление народа, если это выступление неизбежно, — то само собой ясно, что задача социал-демократии — сознательно готовиться к этому выступлению, сознательно готовить его победу. Одно из двух: либо мы должны отвергнуть самодержавие народа (демократическую республику) и удовольствоваться конституционной монархией, — тогда мы вправе будем сказать, что не наше дело организовывать вооруженное восстание, либо же мы по-прежнему должны нашей сегодняшней целью поставить самодержавие народа (демократическую республику) и решительно отвергнуть конституционную монархию, — тогда мы не вправе будем сказать, что не наше дело сознательно организовывать стихийно нарастающее выступление.
Но как готовиться к вооруженному восстанию, как содействовать его победе?
Декабрьское выступление доказало, что мы, социал-демократы, помимо всех прочих грехов, повинны перед пролетариатом еще в одном большом грехе. Грех этот заключается в том, что мы не заботились или слишком мало заботились о вооружении рабочих и об организации красных отрядов. Вспомните декабрь. Кто не помнит возбужденный, поднявшийся на борьбу народ в Тифлисе, на западном Кавказе, на юге России, в Сибири, в Москве, в Петербурге, в Баку? Почему этот разъяренный народ удалось самодержавию так легко рассеять? Неужели потому, что народ не был еще уверен в негодности царского правительства? Конечно, нет! Так почему же?
Прежде всего потому, что у народа не было, либо было слишком мало оружия, — как бы вы сознательны ни были, голыми руками против пуль не устоять! Да, справедливо ругали нас, когда говорили: деньги берете, а оружия не видно.
Во-вторых, потому, что не было у нас обученных красных отрядов, которые повели бы за собой остальных, оружием добыли оружие и вооружили бы народ: в уличных боях народ — герой, но если его не ведут вооруженные братья и не показывают примера, то он может превратиться в толпу.
В-третьих, потому, что восстание было разрозненное и неорганизованное. Когда Москва боролась на баррикадах, Петербург безмолвствовал. Тифлис и Кутаис готовились к штурму, когда Москва была уже «покорена». Сибирь тогда взялась за оружие, когда Юг и латыши были уже «побеждены». Это значит, что борющийся пролетариат встретил восстание раздробленным на группы, вследствие чего правительству было сравнительно легко нанести ему «поражение».
В-четвертых, потому, что наше восстание придерживалось политики обороны, а не нападения. Правительство само вызвало декабрьское восстание, правительство само напало на нас, оно имело свой план, в то время как мы встретила это нападение правительства неподготовленными, у нас не было продуманного плана, мы вынуждены были держаться политики самообороны и, таким образом, плестись в хвосте за событиями. Если бы москвичи вначале же избрали политику нападения, они немедленно захватили бы в руки Николаевский вокзал, правительство не сумело бы перебросить войска из Петербурга в Москву, и, таким образом, московское восстание было бы более продолжительным, что оказало бы соответствующее влияние и на другие города. То же самое надо сказать и относительно латышей: если бы они вначале же стали на путь нападения, то в первую голову захватили бы орудия и подорвали бы силы администрации.
Недаром говорил Маркс:
«Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и переходить в наступление. Оборона есть смерть всякого вооруженного восстания… Надо захватить противника врасплох, пока его войска еще разрознены; надо ежедневно добиваться новых, хотя бы и небольших, успехов; надо удерживать моральный перевес, который дало тебе первое успешное движение восстающих; надо привлекать к себе те колеблющиеся элементы, которые всегда идут за более сильным и всегда становятся на более надежную сторону; надо принудить неприятеля к отступлению, раньше чем он мог собрать свои войска против тебя; одним словом, действуй по словам величайшего из известных до сих пор мастера революционной тактики, Дантона: смелость, смелость и еще раз смелость»(см. «Исторические очерки» К. Маркса, стр. 95).
Именно этой «смелости» и политики наступления не хватило у декабрьского восстания.
Нам скажут: этим не исчерпываются причины декабрьского «поражения», вы забыли, что в декабре крестьянство не сумело объединиться с пролетариатом, и это тоже одна из главных причин декабрьского отступления. Сущая истина, и мы не собираемся забывать об этом. Но почему крестьянство не сумело объединиться с пролетариатом, в чем была причина? Нам скажут: несознательность, Хорошо, но как же мы должны сделать крестьян сознательными? Распространением брошюр? Конечно, этого недостаточно. Так как же? Борьбой, вовлечением их в борьбу и нашим руководством во время борьбы. Сегодня деревней призван руководить город, крестьянином — рабочий, и если в городах дело восстания не будет организовано, крестьянство никогда в этом деле не пойдет с передовым пролетариатом.
Таковы факты.
Отсюда само собой ясно, как съезд должен был отнестись к вооруженному восстанию, какие лозунги од должен был дать партийным товарищам.
Партия хромала в деле вооружения, до сих пор вооружение у нее было заброшенным делом, — следовательно, съезд должен был сказать партии: вооружайтесь,обратите усиленное внимание на дело вооружения, чтобы хоть сколько-нибудь подготовленными встретить грядущее выступление.
Далее. Партия хромала в деле организации вооруженных отрядов, она не обращала должного внимания на умножение числа красных отрядов, — * следовательно, съезд должен был сказать партии: создавайте краевые отряды, распространяйте в народе военные знания, обратите усиленное внимание на дело организации красных отрядов, чтобы потом можно было оружием добыть оружие и расширить восстание.
Дальше. Декабрьское восстание пролетариат встретил раздробленным, об организации восстания никто всерьез не думал, — следовательно, съезд обязан был дать партии лозунг, чтобы она энергично приступила к объединению боевых элементов, приведению их в действие по единому плану, к активной организации вооруженного восстания.
Дальше. До сих пор в вооруженном восстании пролетариат придерживался политики обороны, он никогда не становился на путь наступления, а это обстоятельство мешало победе восстания, — следовательно, съезд обязан был указать партийным товарищам, что близится момент победы восстания и необходимо перейти к политике наступления.
Как же поступил съезд и какие лозунги он дал партии?
Съезд говорит, что «…основной задачей партии в настоящий момент является развитие революции путем расширения и усиления агитационной деятельности в широких слоях пролетариата, крестьянства, мелкой городской буржуазии и среди войск и вовлечения их в активную борьбу с правительством постоянным вмешательством социал-демократии и руководимого ею пролетариата во все проявления политической жизни страны…» Партия «не может принимать на себя возбуждающего ложные надежды обязательства вооружения народа и должна ограничить свои задачи содействием самовооружению населения и организацией и вооружением боевых дружин…» «На обязанности партии лежит противодействие всем попыткам вовлечь пролетариат в вооруженное столкновение при неблагоприятных условиях…» и т. д. и т. п. (см. резолюцию съезда).
Выходит, что сегодня, в данный момент, когда мы стоим на пороге нового выступления народа, для победы восстания самоегладкое дело — агитация, а вооружение и организация красных отрядов — нечто несущественное, чем мы не должны увлекаться и в отношении чего свою деятельность мы должны «ограничить» «содействием». А о том, что нужно организовать восстание, а не проводить его разрозненно, о том, что нам необходима политика наступления (вспомните слова Маркса), — об этом съезд не говорит ни слова. Ясно, что для него эти вопросы не имеют значения.
Факты говорят: вооружайтесь и всемерно укрепляйте красные отряды, съезд же отвечает: не очень-то увлекайтесь вооружением и организацией красных отрядов, «ограничьте» свою деятельность в этом отношении, так как самое главное дело — агитация.
Можно подумать, что до сих пор мы много заботились о вооружении, вооружили массу товарищей, организовали очень много отрядов, агитацию же забросили, — и вот съезд поучает нас: довольно вооружать* ел, хватит заботиться об этом, главная-де задача — агитация!
Разумеется, одним из главных орудий партии всегда и везде является агитация, но разве агитация будет решать победу предстоящего восстания? Если бы съезд сказал это четыре года тому назад, когда вопрос о восстании у нас не стоял в порядке дня, тогда это было бы еще понятно, но сегодня, когда мы стоим на пороге вооруженного восстания, когда вопрос о восстании поставлен в порядок дня, когда оно может начаться помимо и вопреки нашей воле, — что может сделать «главным образом» агитация, что можно успеть путем этой «агитации»?
Или еще: допустим, что мы расширили агитацию, допустим, что народ поднялся, что же дальше? Как может он бороться без оружия? Разве недостаточно пролито крови безоружного народа 1 Да и к чему народу оружие, если он не умеет им пользоваться, если у него не будет достаточного количества красных отрядов? Нам скажут: мы не отказываемся от вооружения и красных отрядов. Допустим, но если вы не будете обращать должного внимания на дело вооружения, если вы забрасываете его, — это значит, что вы фактически отказываетесь от него.
Мы уж не говорим о том, что съезд даже не заикнулся об организациивосстания и политике наступления, Впрочем, это так и должно было случиться, ибо резолюция съезда на четыре-пять лет отстала от жизни и для съезда восстание все еще было теоретическим вопросом.
Что говорили на съезде по этому вопросу большевики?
Они говорили, что «…в пропагандистской и агитационной работе партии должно быть обращено усиленное вниманиена изучение практического опыта декабрьского восстания, на военную критику его и извлечение непосредственных уроков для будущего», что « следует развить еще более энергичную деятельностьпо увеличению числа боевых дружин, улучшению организации их и снабжению их всякого рода оружием, причем, согласно указаниям опыта, следует организовать не только партийные боевые дружины, но также примыкающие к партии и совсем беспартийные…», что «ввиду нарастающего крестьянского движения, которое может в самом близком будущем вспыхнуть в целое восстание, желательно направить усилия на объединение действий рабочих и крестьяндля организации по возможности совместных и единовременных боевых выступлений…»,что, следовательно, «…в силу нарастания и обострения нового политического кризиса открывается переход от оборонительных ее наступательным формам вооруженной борьбы…»,что необходимы совместно с солдатами «… самые решительные наступательные действия против правительства…»и т. д. (см. резолюцию большевиков).
Так говорили большевики.
Но позиция большевиков была отклонена съездом, После этого нетрудно понять, почему резолюции съезда с таким восторгом были встречены либералами— кадетами (см. «Наша Жизнь» № 432): они поняли, что эти резолюциина несколько лет отстали от нынешней революции, что эти резолюции совершенно не выражают классовых задач пролетариата) что в сил) этих резолюцийпролетариат скорее может стать придатком либералов, нежели самостоятельной силой, — они поняли все это и потому-то расхваливают их.
Задача партийных товарищей состоит в том, чтобы критически отнестись к резолюциям съезда и в свое время внести в них соответствующие поправки.
Именно эту задачу мы имели в виду, когда брались писать эту брошюру.
Правда, мы здесь коснулись только двух резолюций: «Об отношении к Государственной думе» и «О вооруженном восстании», но несомненно, что эти две резолюции являются основными резолюциями, которые наиболее четко выражают тактическую позицию съезда.
Таким образом мы пришли к главному выводу, что вопрос поставлен в партии так: должен ли сознательный пролетариат быть гегемоном в нынешней революции, или он должен плестись в хвосте буржуазных демократов?
Мы видели, что от того или иного решения этого вопроса зависит решение и всех остальных вопросов.
Тем более тщательно должны взвесить товарищи существо этих двух позиций.
Печатается по тексту брошюры,
выпущенной издательством «Пролетариат» в 1906 г.
Подпись: Товарищ К.
Перевод с грузинского
ТИФЛИС, 30-го НОЯБРЯ 1905 г
Итак, что такое нынешняя Дума и каково должно быть наше отношение к ней?
Еще из манифеста 17 октября было известно, что особенно больших прав Дума не имеет: это-собрание депутатов, которое «имеет право» совещаться, но «не имеет права» переступать существующие «основные законы»— За ней надзирает Государственный совет, который «имеет право» отменить любое постановление Думы. А на страже стоит вооруженное с ног до головы царское правительство, которое «имеет право» разогнать Думу, если она не удовольствуется совещательной ролью.
Что же касается лица Думы, то мы и до открытия съезда знали, из кого она будет состоять, мы и тогда знали, что Дума в большей части должна будет состоять из кадетов. Этим мы вовсе не хотим сказать, будто сами кадеты составили бы большинство в Думе, — мы лишь говорим, что приблизительно из пятисот членов Думы одну треть составили бы кадеты, другую треть составили бы промежуточные группы и правые («партия демократических реформ», умеренные элементы из беспартийных депутатов, октябристы и пр.), которые в моменты борьбы с крайними левыми (с рабочей группой и группой революционных крестьян) объединились бы вокруг кадетов и голосовали бы за них, и, таким образом, хозяевами положения в Думе были бы кадеты.
А кто такие кадеты? Можно ли их назвать революционерами? Конечно, нет! Тогда кто же такие кадеты? Кадеты — это партия соглашателей: они хотят ограничения прав царя, но не потому, что они якобы сторонники победы народа, — царское самодержавие кадеты хотят заменить самодержавием буржуазии, а не самодержавием народа (см. их программу), — а для того, чтобы в народ умерил свою революционность, взял обратно свои революционные требования и как-нибудь столковался с царем, кадеты хотят соглашения царя с народом.
Как видите, большинство Думы должно было составиться из соглашателей, а не революционеров. Это было само собой ясно еще в первой половине апреля.
Таким образом, бойкотируемая и бессильная, с ничтожными правами, с одной стороны, нереволюционная и соглашательская в своем большинстве, с другой, — вот что собой представляла Дума, Бессильные и без того обычно становятся на путь соглашательства, а если к тому же у них и устремления нереволюционные, то они тем скорее скатываются к соглашательству. То же самое должно было случиться и с Государственной думой. Она не могла целиком стать на сторону царя, так как она желает ограничения прав царя, но она не могла перейти и на сторону народа, так как народ выдвигает революционные требования. Поэтому она должна была стать между царем и народом и взяться за их примирение, т. е. заняться толчением воды в ступе. С одной стороны, она должна была убедить народ, чтобы он отказался от «чрезмерных требований» и как-нибудь столковался с царем, а, с другой стороны, она должна была явиться маклером перед царем, чтобы он малость уступил народу и тем самым положил конец «революционной смуте».
Вот с какой Думой имел дело Объединительный съезд партии.
Каково должно было быть отношение партии к такой Думе? Нечего и говорить, что партия не могла взять на себя поддержку такой Думы, так как поддержка Думы есть поддержка соглашательской политики, а соглашательская политика в корне противоречит задаче углубления революции — рабочая партия не должна брать на себя роль умиротворителя революции. Конечно, партия должна была использовать как самую Думу, так и конфликты Думы с правительством, но это еще не значит, что она должна поддерживать нереволюционную тактику Думы. Наоборот, разоблачение двуличия Думы, беспощадная критика ее, выставление на свет ее изменнической тактики — вот каково должно быть отношение партии к Государственной думе.
А если это так, то ясно, что кадетская Дума не является выразительницей воли народа, что она не может выполнить роль народного представительства, не может стать политическим центром страны и объединить вокруг себя народ.
При этом обязанностью партии было рассеять ложные надежды, возлагавшиеся на Думу, и во всеуслышание заявить, что Дума не является выразителем воли народа, что она, следовательно, не может стать орудием революции, что теперь главная арена борьбы — улица, а не Дума.
В то же время было ясно, что существующая в Думе крестьянская «трудовая группа», которая в сравнении с кадетами была малочисленна, не могла до конца следовать за соглашательской тактикой кадетов, не сегодня-завтра она должна была начать борьбу с ними, как с изменниками народа, и стать на путь революции. Обязанностью партии было поддержать «трудовую группу» в ее борьбе с кадетами, развить до конца ее революционные тенденции, противопоставить ее революционную тактику нереволюционной тактике кадетов и тем еще яснее вскрыть изменнические тенденции кадетов.
Как же поступил съезд, что сказал съезд Б своей резолюции о Государственной думе?
Резолюция съезда гласит, что Дума есть учреждение, вышедшее «из недр нации». То есть Дума, несмотря на ее недостатки, все же, дескать, является выразительницей воли народа.
Ясно, что съезд не сумел должным образом оценить кадетскую Думу, съезд забыл, что большинство Думы состоит из соглашателей, что соглашатели, как люди, отвергающие революцию, не могут выражать воли народа, и, следовательно, мы не вправе сказать, что Дума вышла «из недр нации».
Что по этому поводу говорили на съезде большевики?
Они говорили, что «Государственная дума с обрисовавшимся уже теперь кадетским (по преимуществу) составом ни в каком случае неможет выполнятьроли настоящего народного представительства». То есть нынешняя Дума не вышла из недр народа, что она является антинародной и потому не выражает воли народа (см. резолюцию большевиков).
Съезд в этом вопросе отклонил позицию большевиков.
Резолюция съезда гласит, что «Дума», несмотря на ее «мнимо-конституционный» характер, все же «превратится в орудие революции»… ее конфликты с правительством могут разрастись до пределов, «дающих возможность сделать их исходной точкой широких массовых движений, направленных к низвержению современного политического порядка». То есть Дума, дескать, может превратиться в политический центр, сплотить вокруг себя революционный народ и поднять знамя революции.
Вы слышите, рабочие: соглашательская кадетская Дума может, оказывается, превратиться в центр революции и очутиться во главе ее, — от собаки, оказывается, может родиться ягненок? Что вам тревожиться — отныне нет нужды ни в гегемонии пролетариата, ни в том, чтобы народ сплачивался именно вокруг пролетариата: нереволюционнаяДума сама сплотит вокруг себя революционныйнарод, и все будет в порядке! Вот, оказывается, как просто делается революция, вот как нужно, оказывается, доводить до конца нынешнюю революцию!
Очевидно, съезд не понял, что двуличная Дума с ее двуличными кадетами неизбежно застрянет между двух стульев, станет мирить между собой царя и народ, а затем, как всякий двуличный, вынуждена будет склониться на сторону того, кто больше пообещает!
Что по этому поводу говорили на съезде большевики?
Они заявили, что «нет еще условий для вступления нашей партии на парламентский путь», т. е. пока еще мы не можем начать спокойную парламентскую жизнь, главной ареной борьбы все еще остается улица, а не Дума (см. резолюцию большевиков).
Съезд и в этой части отклонил резолюцию большевиков.
Резолюция съезда ничего определенного не говорит о том, что в Думе существуют остающиеся в меньшинстве представители революционного крестьянства («трудовая группа»), которые вынуждены будут отвергнуть соглашательство кадетов и стать на путь революции, что необходимо ободрить их, поддержать их в борьбе с кадетами и помочь им еще более прочно утвердиться на революционном пути.
Очевидно, съезд не понял, что пролетариат и крестьянство являются двумя главными силами нынешней революции, что в настоящий момент пролетариат как вождь революции должен поддерживать революционных крестьян как на улице, так и в Думе, если только они поведут борьбу с врагами революции.
Что по этому поводу говорили на съезде большевики?
Они заявили, что социал-демократия должна беспощадно разоблачать «непоследовательность и шаткость кадетов, особенно внимательно следя за элементами крестьянской революционной демократии, объединяя их, противопоставляя их кадетам, поддерживая те их выступления, которые отвечают интересам пролетариата» (см. резолюцию).
Съезд не принял и этого предложения большевиков. Вероятно, потому, что здесь слишком явно выражена передовая роль пролетариата в нынешней борьбе, съезд же, как мы видели выше, к гегемонии пролетариата отнесся с недоверием, — крестьянство должно, дескать, сплачиваться вокруг Думы, а не вокруг пролетариата!
Вот почему буржуазная газета «Наша Жизнь» хвалит резолюцию съезда, вот почему кадеты из «Нашей Жизни» в один голос стали кричать: наконец-то социал-демократы одумались и отошли от бланкизма (см. «Наша Жизнь» № 432).
Очевидно, что не напрасно хвалят резолюцию съезда враги народа — кадеты! Не напрасно Бебель говорил: что нашим врагам нравится, то нам вредно!
IV
Перейдем к вопросу о вооруженном восстании.Сегодня уже ни для кого не тайна, что выступление народа неминуемо. Если в городах и в деревнях кризис и голод растут, если брожение среди пролетариата и крестьянства с каждым днем усиливается, если царское правительство разлагается, если революция, стало быть, идет к подъему, — то само собой ясно, что жизнь готовит новое выступление народа, более широкое и могучее, чем октябрьское и декабрьское выступления. Желательно это новое выступление или нет, хорошо это или дурно — говорить сегодня об этом излишне: дело не в наших желаниях, а в том, что выступление народа назревает само собой* что оно неминуемо.
Но выступление выступлению рознь. Слов нет, что январская всеобщая стачка в Петербурге (1905 г.) была выступлением народа. Выступлением народа была также октябрьская всеобщая политическая стачка. Выступлением народа была и «декабрьская схватка»» в Москве и у латышей. Ясно, что между ними было также и различие. В то время как в январе (1905 г.) главную роль играла стачка, в декабре стачка послужила только началом и затем переросла в вооруженное восстание, уступив ему главную роль. Выступления в январе, октябре и декабре доказали, что как «мирно» ни начинай всеобщую стачку, как «деликатно» ни поступай при предъявлении требований, как безоружно ни выступай на поле битвы, дело все же должно кончиться схваткой (вспомните 9 января в Петербурге, когда народ шел с крестами и царским портретом), правительство все же прибегнет к пушкам и ружьям, народ все же возьмется за оружие, и, таким образом, общая стачка все же перерастет в вооруженное восстание. Что это означает? Только то, что будущее выступление народа будет не простое выступление, что оно обязательно примет вооруженныйхарактер, и, таким образом, решающая роль будет принадлежать вооруженномувосстанию. Желательно пролитие крови или нет, хорошо это или плохо, говорить об этом не приходится: повторяем — дело не в наших желаниях, а в том, что вооруженное восстание несомненно произойдет и избежать его невозможно.
Наша сегодняшняя задача — самодержавие народа. Мы хотим, чтобы бразды правления были переданы в руки пролетариата и крестьянства. Можно ли достигнуть этой цели всеобщей стачкой? Факты говорят, что нельзя (вспомните вышесказанное). Или, быть может, нам поможет Дума с ее велеречивыми кадетами и с помощью ее установится самодержавие народа? Факты говорят, что это также невозможно, ибо кадетская Дума хочет самодержавия крупной буржуазии, а не самодержавия народа (вспомните вышесказанное).
Ясно, что единственно надежный путь — вооруженное восстание пролетариата и крестьянства. Только путем вооруженного восстания может быть низвергнуто господство царя и установлено господство народа, разумеется, если это восстание закончится победой. А если это так, если без победы восстания победа народа ныне невозможна и если, с другой стороны, сама жизнь готовит вооруженное выступление народа, если это выступление неизбежно, — то само собой ясно, что задача социал-демократии — сознательно готовиться к этому выступлению, сознательно готовить его победу. Одно из двух: либо мы должны отвергнуть самодержавие народа (демократическую республику) и удовольствоваться конституционной монархией, — тогда мы вправе будем сказать, что не наше дело организовывать вооруженное восстание, либо же мы по-прежнему должны нашей сегодняшней целью поставить самодержавие народа (демократическую республику) и решительно отвергнуть конституционную монархию, — тогда мы не вправе будем сказать, что не наше дело сознательно организовывать стихийно нарастающее выступление.
Но как готовиться к вооруженному восстанию, как содействовать его победе?
Декабрьское выступление доказало, что мы, социал-демократы, помимо всех прочих грехов, повинны перед пролетариатом еще в одном большом грехе. Грех этот заключается в том, что мы не заботились или слишком мало заботились о вооружении рабочих и об организации красных отрядов. Вспомните декабрь. Кто не помнит возбужденный, поднявшийся на борьбу народ в Тифлисе, на западном Кавказе, на юге России, в Сибири, в Москве, в Петербурге, в Баку? Почему этот разъяренный народ удалось самодержавию так легко рассеять? Неужели потому, что народ не был еще уверен в негодности царского правительства? Конечно, нет! Так почему же?
Прежде всего потому, что у народа не было, либо было слишком мало оружия, — как бы вы сознательны ни были, голыми руками против пуль не устоять! Да, справедливо ругали нас, когда говорили: деньги берете, а оружия не видно.
Во-вторых, потому, что не было у нас обученных красных отрядов, которые повели бы за собой остальных, оружием добыли оружие и вооружили бы народ: в уличных боях народ — герой, но если его не ведут вооруженные братья и не показывают примера, то он может превратиться в толпу.
В-третьих, потому, что восстание было разрозненное и неорганизованное. Когда Москва боролась на баррикадах, Петербург безмолвствовал. Тифлис и Кутаис готовились к штурму, когда Москва была уже «покорена». Сибирь тогда взялась за оружие, когда Юг и латыши были уже «побеждены». Это значит, что борющийся пролетариат встретил восстание раздробленным на группы, вследствие чего правительству было сравнительно легко нанести ему «поражение».
В-четвертых, потому, что наше восстание придерживалось политики обороны, а не нападения. Правительство само вызвало декабрьское восстание, правительство само напало на нас, оно имело свой план, в то время как мы встретила это нападение правительства неподготовленными, у нас не было продуманного плана, мы вынуждены были держаться политики самообороны и, таким образом, плестись в хвосте за событиями. Если бы москвичи вначале же избрали политику нападения, они немедленно захватили бы в руки Николаевский вокзал, правительство не сумело бы перебросить войска из Петербурга в Москву, и, таким образом, московское восстание было бы более продолжительным, что оказало бы соответствующее влияние и на другие города. То же самое надо сказать и относительно латышей: если бы они вначале же стали на путь нападения, то в первую голову захватили бы орудия и подорвали бы силы администрации.
Недаром говорил Маркс:
«Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и переходить в наступление. Оборона есть смерть всякого вооруженного восстания… Надо захватить противника врасплох, пока его войска еще разрознены; надо ежедневно добиваться новых, хотя бы и небольших, успехов; надо удерживать моральный перевес, который дало тебе первое успешное движение восстающих; надо привлекать к себе те колеблющиеся элементы, которые всегда идут за более сильным и всегда становятся на более надежную сторону; надо принудить неприятеля к отступлению, раньше чем он мог собрать свои войска против тебя; одним словом, действуй по словам величайшего из известных до сих пор мастера революционной тактики, Дантона: смелость, смелость и еще раз смелость»(см. «Исторические очерки» К. Маркса, стр. 95).
Именно этой «смелости» и политики наступления не хватило у декабрьского восстания.
Нам скажут: этим не исчерпываются причины декабрьского «поражения», вы забыли, что в декабре крестьянство не сумело объединиться с пролетариатом, и это тоже одна из главных причин декабрьского отступления. Сущая истина, и мы не собираемся забывать об этом. Но почему крестьянство не сумело объединиться с пролетариатом, в чем была причина? Нам скажут: несознательность, Хорошо, но как же мы должны сделать крестьян сознательными? Распространением брошюр? Конечно, этого недостаточно. Так как же? Борьбой, вовлечением их в борьбу и нашим руководством во время борьбы. Сегодня деревней призван руководить город, крестьянином — рабочий, и если в городах дело восстания не будет организовано, крестьянство никогда в этом деле не пойдет с передовым пролетариатом.
Таковы факты.
Отсюда само собой ясно, как съезд должен был отнестись к вооруженному восстанию, какие лозунги од должен был дать партийным товарищам.
Партия хромала в деле вооружения, до сих пор вооружение у нее было заброшенным делом, — следовательно, съезд должен был сказать партии: вооружайтесь,обратите усиленное внимание на дело вооружения, чтобы хоть сколько-нибудь подготовленными встретить грядущее выступление.
Далее. Партия хромала в деле организации вооруженных отрядов, она не обращала должного внимания на умножение числа красных отрядов, — * следовательно, съезд должен был сказать партии: создавайте краевые отряды, распространяйте в народе военные знания, обратите усиленное внимание на дело организации красных отрядов, чтобы потом можно было оружием добыть оружие и расширить восстание.
Дальше. Декабрьское восстание пролетариат встретил раздробленным, об организации восстания никто всерьез не думал, — следовательно, съезд обязан был дать партии лозунг, чтобы она энергично приступила к объединению боевых элементов, приведению их в действие по единому плану, к активной организации вооруженного восстания.
Дальше. До сих пор в вооруженном восстании пролетариат придерживался политики обороны, он никогда не становился на путь наступления, а это обстоятельство мешало победе восстания, — следовательно, съезд обязан был указать партийным товарищам, что близится момент победы восстания и необходимо перейти к политике наступления.
Как же поступил съезд и какие лозунги он дал партии?
Съезд говорит, что «…основной задачей партии в настоящий момент является развитие революции путем расширения и усиления агитационной деятельности в широких слоях пролетариата, крестьянства, мелкой городской буржуазии и среди войск и вовлечения их в активную борьбу с правительством постоянным вмешательством социал-демократии и руководимого ею пролетариата во все проявления политической жизни страны…» Партия «не может принимать на себя возбуждающего ложные надежды обязательства вооружения народа и должна ограничить свои задачи содействием самовооружению населения и организацией и вооружением боевых дружин…» «На обязанности партии лежит противодействие всем попыткам вовлечь пролетариат в вооруженное столкновение при неблагоприятных условиях…» и т. д. и т. п. (см. резолюцию съезда).
Выходит, что сегодня, в данный момент, когда мы стоим на пороге нового выступления народа, для победы восстания самоегладкое дело — агитация, а вооружение и организация красных отрядов — нечто несущественное, чем мы не должны увлекаться и в отношении чего свою деятельность мы должны «ограничить» «содействием». А о том, что нужно организовать восстание, а не проводить его разрозненно, о том, что нам необходима политика наступления (вспомните слова Маркса), — об этом съезд не говорит ни слова. Ясно, что для него эти вопросы не имеют значения.
Факты говорят: вооружайтесь и всемерно укрепляйте красные отряды, съезд же отвечает: не очень-то увлекайтесь вооружением и организацией красных отрядов, «ограничьте» свою деятельность в этом отношении, так как самое главное дело — агитация.
Можно подумать, что до сих пор мы много заботились о вооружении, вооружили массу товарищей, организовали очень много отрядов, агитацию же забросили, — и вот съезд поучает нас: довольно вооружать* ел, хватит заботиться об этом, главная-де задача — агитация!
Разумеется, одним из главных орудий партии всегда и везде является агитация, но разве агитация будет решать победу предстоящего восстания? Если бы съезд сказал это четыре года тому назад, когда вопрос о восстании у нас не стоял в порядке дня, тогда это было бы еще понятно, но сегодня, когда мы стоим на пороге вооруженного восстания, когда вопрос о восстании поставлен в порядок дня, когда оно может начаться помимо и вопреки нашей воле, — что может сделать «главным образом» агитация, что можно успеть путем этой «агитации»?
Или еще: допустим, что мы расширили агитацию, допустим, что народ поднялся, что же дальше? Как может он бороться без оружия? Разве недостаточно пролито крови безоружного народа 1 Да и к чему народу оружие, если он не умеет им пользоваться, если у него не будет достаточного количества красных отрядов? Нам скажут: мы не отказываемся от вооружения и красных отрядов. Допустим, но если вы не будете обращать должного внимания на дело вооружения, если вы забрасываете его, — это значит, что вы фактически отказываетесь от него.
Мы уж не говорим о том, что съезд даже не заикнулся об организациивосстания и политике наступления, Впрочем, это так и должно было случиться, ибо резолюция съезда на четыре-пять лет отстала от жизни и для съезда восстание все еще было теоретическим вопросом.
Что говорили на съезде по этому вопросу большевики?
Они говорили, что «…в пропагандистской и агитационной работе партии должно быть обращено усиленное вниманиена изучение практического опыта декабрьского восстания, на военную критику его и извлечение непосредственных уроков для будущего», что « следует развить еще более энергичную деятельностьпо увеличению числа боевых дружин, улучшению организации их и снабжению их всякого рода оружием, причем, согласно указаниям опыта, следует организовать не только партийные боевые дружины, но также примыкающие к партии и совсем беспартийные…», что «ввиду нарастающего крестьянского движения, которое может в самом близком будущем вспыхнуть в целое восстание, желательно направить усилия на объединение действий рабочих и крестьяндля организации по возможности совместных и единовременных боевых выступлений…»,что, следовательно, «…в силу нарастания и обострения нового политического кризиса открывается переход от оборонительных ее наступательным формам вооруженной борьбы…»,что необходимы совместно с солдатами «… самые решительные наступательные действия против правительства…»и т. д. (см. резолюцию большевиков).
Так говорили большевики.
Но позиция большевиков была отклонена съездом, После этого нетрудно понять, почему резолюции съезда с таким восторгом были встречены либералами— кадетами (см. «Наша Жизнь» № 432): они поняли, что эти резолюциина несколько лет отстали от нынешней революции, что эти резолюции совершенно не выражают классовых задач пролетариата) что в сил) этих резолюцийпролетариат скорее может стать придатком либералов, нежели самостоятельной силой, — они поняли все это и потому-то расхваливают их.
Задача партийных товарищей состоит в том, чтобы критически отнестись к резолюциям съезда и в свое время внести в них соответствующие поправки.
Именно эту задачу мы имели в виду, когда брались писать эту брошюру.
Правда, мы здесь коснулись только двух резолюций: «Об отношении к Государственной думе» и «О вооруженном восстании», но несомненно, что эти две резолюции являются основными резолюциями, которые наиболее четко выражают тактическую позицию съезда.
Таким образом мы пришли к главному выводу, что вопрос поставлен в партии так: должен ли сознательный пролетариат быть гегемоном в нынешней революции, или он должен плестись в хвосте буржуазных демократов?
Мы видели, что от того или иного решения этого вопроса зависит решение и всех остальных вопросов.
Тем более тщательно должны взвесить товарищи существо этих двух позиций.
Печатается по тексту брошюры,
выпущенной издательством «Пролетариат» в 1906 г.
Подпись: Товарищ К.
Перевод с грузинского
ТИФЛИС, 30-го НОЯБРЯ 1905 г
Великая Русская Революция началась! Мы пережили уже первый грозный акт этой революции, завершившийся формально манифестом 17 октября. «Божьею милостью»» самодержавный царь преклонил свою «коронованную голову» перед революционным народом и обещал ему «незыблемые основы гражданской свободы»…