Можно было и не разрешить, но я думаю, что Настя сболтнула девочкам, что у нее можно собираться всегда, что она мной похваливалась, хоть и не сказала мне. Я бы не разрешила - и подвела ее, а ведь это мой друг, друга нельзя подвести. Она, я думаю, и сама испытывала угрызения совести, что мне пришлось еще что-то, кроме необходимого, делать, я сужу по тому, как она старательно мне помогала в тот день, просто из кожи вон лезла. Сказав "а", надо сказать и "б": раз уж я согласилась устроить детям праздник, то это и должен быть праздник - для детей, а не для меня. Когда приходят взрослые гости, я оставляю за ними право веселиться так, как они хотят, значит, и дети имеют это право. Ну, а вот торчать в качестве надзирателя, мне кажется, необязательно, а уж делать вид, что я в восторге, и просто вредно в воспитательном отношении. И, по-моему, хорошо, что мальчики не постеснялись пойти наперекор "общественному мнению", сидеть на кухне с мамой (сами ведь пришли - я не звала их) вместо того, чтоб демонстрировать свою "современность".
Как-то мы смотрели передачу, где интеллигентная журналистка лет тридцати пыталась беседовать на лестнице в подъезде с диковинным животным "современным подростком". "Чего вы хотите в жизни?" - спрашивает дамочка. "Качаться", - не прекращая жевать жвачку, выпускает ей в лицо струю дыма акселерат. Она не поняла: "Что?" И, когда наконец сообразила, радостно и умильно заулыбалась: "Ребята, вы хотите заниматься спортом, а вам не дают, да?"
И тут мой сын говорит: "А вдруг сейчас телевизор смотрит его мать? Мам, а что, если б это был я? Нет, даже интересно, что бы ты сделала?" Он не сомневается в том, что я сказала бы: ему, паршивцу, любопытно, что бы я сделала! "Не знаю, сынок. Понятия не имею и представить не могу", непедагогично сказала я, как есть. Не знаю, как изменить пустое и самодовольное лицо шестнадцатилетнего человека на вдумчивое и заинтересованное - это другая тема. Я, мне кажется, знаю, как не допустить, чтоб оно таким было, мне кажется, что мои дети не могут быть такими: вот же удивительно Сане, что у этого парня есть мать, подумал же он о ее реакции и пожалел ее!
Когда говорят: "Современная молодежь такая и современная молодежь сякая", я не могу это слушать. Она, эта молодежь, всегда была и такая, и сякая, и разная, помнится, и Окуджава был чуть ли не запретным, но мы же пели и буги-вуги танцевали. И сейчас не всем молодым нравится брейк, не все курят и делают прическу "взрыв на макаронной фабрике" - в той студенческой группе, где я работаю, таких просто нет. Пришли мои студенты в гости к нам, так Настя не отлипала от одной девочки, тоже Насти, так и сидели в обнимку, пели студенческие песни, говорили о воспитании, ну и танцевали, конечно, почему же не танцевать? Только у нее, у моей Насти, как и у Сани, есть (надеюсь, что есть) внутренний предел - дальше нельзя. Она так хочет, чтоб ее любили, она подвержена влиянию, так сказать, "улицы" больше, чем Саня, но и собственное мнение для нее иметь - естественно. Она запросто может сказать: "Какое безобразие!" про самого модного певца - это та самая смелость, которая бросает ее на Саниного здорового обидчика с кулаками. Ей нужна настоящая любовь, а не видимость ее. "У нас в классе многие дружат из-за того, что подружка дает жвачку, или дает списать, или чтоб командовать, а я так не хочу!" - говорит она. И солидный Саня: "Мы недавно проходили согласование, управление и примыкание. Так вот: дружба за жвачку это примыкание, дружба, чтоб командовать, - это управление, а настоящая дружба - это согласование".
Боже мой, неужели я что-то сделала? Или оно сделалось само собой? Сидят мои дети, и обсуждают вопрос о дружбе, и думают о ней, как я, и одинаково (такие разные!), и Аська что-то непонятное поет, заливается - может, это и есть счастье? "Асенька, что ты поешь?" - И она возмущенно: "Это Тото Кутуньо, разве ты не знаешь?"
СУП С БАТОНОМ
Поступок ребенка не может быть судим по взрослым меркам, т. е. как данность: брать чужое плохо, например. Надо, мне кажется, посмотреть, что там, в основе поступка, а потом расценивать - хорошо-плохо, а чаще всего нейтрально, т. е. естественно. Ну как пеленки грудного младенца - хорошо ли, что он их пачкает? Естественно, вот и все.
Я собирала в школу своего первого первоклассника и вдруг обнаружила у него в кармане деньги, 6 рублей, как сейчас помню, пятерка и рубль. Я растерялась, сердце упало: "Украл!", но сын опаздывал, и расследование было отложено до после уроков. Все у меня валилось из рук, я пила валерьянку, и к его приходу из школы скандал был готов: с призывами к совести, литературными и жизненными примерами, презрением, возмущением и прочая, и прочая, и прочая...
Теперь я знаю: это просто такой период, где-то лет в 6-7 ребенок вдруг делает открытие - эти бумажки что-то могут. В самом деле, мы просто привыкли, потому и не удивляемся: даем ненужную бумажку - берем нужную колбасу. Или замечательную игрушечную машину. Или что захотим. За одну и ту же совершенно бесполезную бумажку - разные, какие угодно, какие выберем сами вещи.
"Нет-нет, моя дочь никогда в жизни не брала чужого", - патетически воскликнула моя подруга, когда мы обсуждали этот вопрос. Ну, что ж, может быть. Есть же дети, которые встают на ноги, минуя стадию ползания, но и ползают, прежде чем начнут ходить, многие. Когда в семье несколько детей, ситуации повторяются, и я стала гораздо меньше переживать, когда набегала очередная волна "денежной лихорадки". Как-то исчезла у меня десятка. Ну, я уже следствие провела, как знаток. Говорят: "Купили мороженое". "А остальное где?" - Не понимают вопроса, твердят: "Купили по порции мороженого". Пошла в ларек по соседству, где они покупали, и такая хорошая продавщица попалась, рассказывает: "Вы не ругайте их, они пришли утром, дают десятку и говорят: "Мороженого четыре порции". Я говорю: сдачи нет, а они мне: а вы без сдачи. Я мороженое дала и говорю: "А за сдачей вы через полчаса приходите". А они не пришли, а сдача у меня вот лежит, я ждала, что они придут или вы. Не ругайте их". И я последовала совету - не стала ругать, а стала объяснять, что такое деньги. (Это ведь они от меня слышали, я так часто прошу: "Яблок на два рубля, без сдачи, пожалуйста".) А не пришли за сдачей потому, что забыли. А взяли деньги - так я же сама твержу, что все общее, что все делим на всех, вот они и разделили. Но я поняла, что одними объяснениями ничего не добьешься, и я стала учить их практически: посылать в магазин сначала с определенным заданием (2 пакета молока и килограмм колбасы по два двадцать), а потом и с неопределенным (хлеба и чего-нибудь к ужину). С получки я даю им на всех рубль, и они покупают подарки. "Ну что там можно купить на рубль, какие еще подарки'" - возмутилась однажды продавщица и выгнала их из магазина: "Идите отсюда!" Это взрослым не купить, а дети очень даже могут: сдвижные картинки, блокноты, головоломки, пластмассовые игрушки, значки, марки, открытки - можно долго перечислять. Хочется вот того, но на то не хватит денег, так что купим, на что хватает, чтоб с учетом желаний, чтоб без обиды. Мне говорят: "Если б ты держала деньги под замком, они бы не брали". Какая же это честность - из-под замка не брать? Постоянный доступ к деньгам, отсутствие запрета реализовать их во что-либо снимают интерес к денежному волшебству, а стало быть, и тягу к так называемому воровству.
Мне понравилось, как одна мама поделилась со мной своей находкой: она наменяла три рубля медяками и дала пятилетнему сыну. Он сразу стал богачом: этакая прорва денег. Уж он их пересыпал и пересчитывал, налился газированной водой по самые уши, купил и значки, и ручку - и остыл.
Может, кто-нибудь еще что-то придумает, только надо, мне кажется, твердо помнить: мой ребенок хороший - он взял деньги, но он не вор, он получил двойку - но он не тупица, он подрался - но он не злодей.
Мамы часто жалуются: "Сын растет эгоистом. В песочнице кричит: "Мое! Мое!" - и отнимает все у всех". Это нормально - человек осознает себя человеком где-то в 2-2,5 года, понимает свою ценность и, следовательно, ценность своих желаний. Можно и так попробовать успокоить, и этак, но не надо панического страха: эгоист! Не эгоист - просто растет. Года в три будет период упрямства: надо или не надо, мама слышит в ответ: "Не буду!"
Когда упрямится первый ребенок, мать чуть ли не в отчаяние приходит, но потом тот же период у второго, у третьего - уже начинаешь улавливать закономерности, ожидаешь привычного и реагируешь гораздо спокойнее, а раз нет прямого запрета, то и упрямство сглаживается, конфликт затихает. Не надо стоять стеной: "Я сказала - делай!" - плохо будет в первую очередь себе, а значит, и ребенку.
У Мани слабый тип характера, она нуждается в приказании, для нее нет большего страдания, как услышать "делай, как хочешь". Плохо ли это? Не знаю. Уже до того дошло, что мужчины стоном стонут, в газеты пишут: "Женщины стали командирами, замучили нас!" Ну, тогда Маня - мечта, она будет подчиняться с радостью, если, конечно, найдется желающий быть не мнимым, а подлинным главой семьи.
Прибегает домой голоднющая: "А кушать что?" Садится и тут же находит причину не есть: либо суп не тот, либо тарелка не та, а то, может, Настя на нее посмотрела не так. И сразу: "Не буду!" Я никого не уговариваю: "Не хочешь - не ешь!" В слезы: "Я хочу!" - "Ну, ешь!" - Еще громче: "Не хочу!" "Не ешь!" - "Ну, ма-а-ма, я бу-у-ду!!" - "Ешь, если хочешь!" - И опять по кругу, пока мне не надоест, тогда я использую два методических приема: 1) Прикрикну: "Немедленно ешь!", и она вмиг опустошит тарелку - есть-то хочется. 2) Сурово: "Немедленно иди и вылей суп, если не хочешь есть! Сию минуту!" В слезах идет на кухню, там мгновенно успокаивается и стоя начинает стремительно работать ложкой. Результат достигнут в обоих случаях: ей приказали - она сделала (а что не вылила, а съела - это я как бы не знаю, мы с ней молчаливо так договорились, что я будто не знаю). Приходит с пустой тарелкой. Я строго: "Вылила?" - Она надуто: "Да!" - Я еще строже: "Давай дам второе, и хватит капризничать". Второе тоже стремительно перебирается в Манин животик.
Сейчас с едой стало спокойнее, потому что Маня нашла себе подругу, и обычно они приходят из школы вдвоем: Маня и Маша Хлебникова, по прозвищу Батон. Ее так все зовут, она совсем не обижается, даже я говорю: "О, Батончик пришел!" Ну и вот в этой дружбе Манька главная: она и придумывает шкоды, и командует Батоном, и защищает ее от всех. Ей нужно и главной быть с кем-нибудь, нельзя, постоянно соглашаясь, выполняя чью-то волю, чувствовать себя уверенно. Как бы плохо она ни поступила, ей надо чувствовать, что она ничего, хорошая. "Маня, почему у тебя двойка?" - "Ну и что? А у Иванова единица!"
Я всегда гордилась тем, что мои дети осознают себе членами единого коллектива - семьи, а с появлением Батона я увидела как бы оборотную сторону этой сплоченности. Они приняли девочку буквально в штыки: "Мама, почему она опять пришла?! Она мешает делать уроки!" Мешает, конечно, но дело было явно не в этом: они ревновали Маню! У всех есть друзья вне семьи, и у Сани, и у Насти, и Ваня постоянно то одного, то другого мальчика приведет обедать, даже Аська говорит: "Я с соседским Женей дружу". Но как-то сразу было видно, что Маша занимает в Манькиной жизни серьезное место. Маша приходит сразу после школы и уходит когда в шесть, а когда и полдевятого. Напрасно время от времени звонит ее мама: "А Маша у вас?" Напрасно я толкую, что мама ждет: мой ребенок твердит: сейчас, через минутку, через полчасика, а Маша молчит и улыбается, как будто не слышит.
"Мама, она ничего не понимает! - возмущаются дети. - Почему ты ее защищаешь?" - "Потому что она - Манина подруга! - объясняю я. - У тебя ведь тоже есть друзья, я же их не выгоняю". - "У меня не такие!" - "А у нее такие. Придется потерпеть". Как-то прихожу - Маня в слезах: Саня выгнал Батона. "Саня, почему?" - "Они с Маней по столу бегали!" - "Ну и что? Ты должен был объяснить, попросить, что угодно - а выгонять не имеешь права: она к Мане пришла". И я порадовалась, что Настя с ее жаждой справедливости стала на Манину сторону и поссорилась с братом: "Не имеешь права!" - и Маньку обняла, стала утешать. Любовь ревнива - ребят обижает, что их любви Мане не хватает, что ей нужен еще какой-то Батон. Плохо ли это? Думаю, что все-таки хорошо. И то, что Маня, такая податливая, стоит на своем и каждый день (каждый!) приводит свою Машу - хорошо, с моей точки зрения. Отстаивать свой внутренний мир, свое право быть собой, иметь свои взгляды - Саня это делает по-своему, Настя по-своему, Маня - по-своему. "Что это сегодня Батона нет? - ворчит Ваня. - И поколотить некого". Это они сдаются, Манька их победила, вот она с недовольным видом бормочет как будто просто сама себе "Заболела она. Какое тебе дело!"
"Друзья мои! Прекрасен наш союз!"
НАЧАЛО
Как-то в магазине я попросила продать мне без очереди детские туфельки. Мама, стоявшая у прилавка рядом со своей дочкой, буквально взорвалась: "Надоели эти многодетные, лезут и лезут, и все им мало!" Меня даже не грубость задела, поразило, что она и дочери-то своей не постеснялась. "Если вы так разговариваете при своем ребенке на людях, как же вы общаетесь дома?" - спросила я. Много ли детей будет у этой девочки с бантиками, молча наблюдавшей за происходящим? Вопрос, скорее всего, риторический. Думаю, вслед за мамой она увидит в материнстве не огромный и радостный труд, а ущемление своих интересов. "Я не кошка и не собака, мне хватит и одного ребенка, а до ваших мне дела нет", - сказала мне дама в норковой шапке уже в другой очереди, за детскими сапогами. "Из-за таких, как вы, до сих пор не построен коммунизм, - объяснила мне главврач детской поликлиники. - Нарожают детей, а работать не хотят, сидят на бюллетенях. Вот если бы все работали, как я!"
Я, очереденарушитель и очередевед, огрызаюсь и отсмеиваюсь, шучу и предъявляю документы воспитателям, стоящим в затылок друг за другом в сберкассе и в химчистке, в магазине и обувной мастерской, и, когда меня особенно обидят, вспоминаю про одного человека - как хочется верить, что он скоро пойдет в школу, может, и пошел уже.
Я "вытиснулась" из очереди, прижимая к груди какой-то дефицит, не остывшая от перебранки по поводу того, что мне положено и что нет, когда ко мне подошла молодая женщина. "Простите, - сказала она мне, - а вы не жалеете?" Я даже не поняла: "Что?" - "У вас пятеро детей, вы не жалеете об этом? - повторила она. - Только скажите, пожалуйста, честно". "Ни одной секунды. Честное слово", - и это в самом деле так и есть. "А я вот все думаю, оставлять ли мне", - сказала женщина. В толчее "Детского мира", у секции рубашек для мальчиков 5-7 лет тихонечко горела свечка жизни какого-то человека, и пламя ее, невидное в свете вечногорящих дневных ламп, слегка колебалось, готовясь разгореться или исчезнуть совсем, как будто и не было. "Послушайте, оставьте! - взмолилась я. - Такой маленький, такой хороший, кожица шелковая! Оставьте!" - "Вы так думаете? Мне тоже хочется, но знаете, обстоятельства". - Она смотрела такими тоскующими глазами. - "Ерунда! Подумаешь - обстоятельства! Ресницы, лапочки крошечные!" - "Да? Я, пожалуй, оставлю. Так вы не жалеете? Извините". И через секунду я потеряла ее из виду в водовороте очереди, и никогда не видела больше, и не знаю, что сталось с ее ребенком - сталось ли что-нибудь?
Зато я точно знаю, что мой второй крестник - мальчишка, и как зовут, знаю. Когда родилась Маня, ко мне пришла моя студентка-вечерница сдавать какую-то задолженность. Вообще-то я должна была принимать "хвост" в институте, но мы только выписались из больницы, а ей нужно было срочно сдать, вот так она и оказалась у меня. Мы довольно долго беседовали, пока не запищала двухнедельная Маруська. "Что это?" - спросила Алина. - "Моя новорожденная дочка". - "Но у вас же было трое детей!" - "Ну, а теперь, значит, четверо". Тогда она схватилась двумя руками за голову: "Боже мой! Какая же я негодяйка! Люди четвертого рожают, а я второго боюсь, уже и направление есть. Нет, не пойду и не пойду. У меня и свекровь хорошая, и старший уже подрос, и институт я скоро кончу. Ох, и второй, наверное, мальчишка будет, а я так хочу девочку, ну и что ж, пусть". Она была права родился второй сын на радость папе, но вообще-то не все ли равно, кого любить - сына или дочку. И я часто думаю: не будь у мамы "хвоста" - не было бы сына, или даже так - не будь "хвоста" по моему предмету. В текучке будней, в толкотне очередей и переполненных автобусах мы умудряемся забывать о том счастливом жребии, который выпал на нашу долю, - жить. Мы снимали дачу под Москвой, и я, злая и недовольная, шла от электрички медленнее всех тяжеленные сумки. Народ ушел вперед и разошелся в разные стороны, а я все тянула сумки, поеживаясь от особенно зловредных в лесу комаров, и тупо удивлялась какому-то постоянному странному звуку, доносившемуся издалека. Наконец я вышла на опушку, поставила сумки и тогда увидела - насколько хватало глаз, было волнующееся хлебное поле, за ним угадывалась деревня, куда я шла, а по узенькой дорожке поперек этого золотого качания, то исчезая, то опять мелькая светлой головенкой, бежал ко мне мой сын с громадной громыхающей за ним машиной и кричал без слов: "А-а!" Такой едва видный в этом сиянии, под огромным куполом синего неба, живая ликующая капелька жизни - и он бежал встречать меня.
Чего стоят наши натруженные плечи, пресловутая усталость, оттоптанные ноги, те французские духи - подарок мне, которые Настя вылила на своих кукол, та серебряная ложка, которую Маня перепилила пополам, свежеоклеенная обоями стена, залитая чернилами на метр от пола, - чего стоят все эти мелочи рядом со вздохом двухлетнего Ванюшки, которого я укладывала спать: "Мамочка, как хорошо жить!"
Как-то мы смотрели передачу, где интеллигентная журналистка лет тридцати пыталась беседовать на лестнице в подъезде с диковинным животным "современным подростком". "Чего вы хотите в жизни?" - спрашивает дамочка. "Качаться", - не прекращая жевать жвачку, выпускает ей в лицо струю дыма акселерат. Она не поняла: "Что?" И, когда наконец сообразила, радостно и умильно заулыбалась: "Ребята, вы хотите заниматься спортом, а вам не дают, да?"
И тут мой сын говорит: "А вдруг сейчас телевизор смотрит его мать? Мам, а что, если б это был я? Нет, даже интересно, что бы ты сделала?" Он не сомневается в том, что я сказала бы: ему, паршивцу, любопытно, что бы я сделала! "Не знаю, сынок. Понятия не имею и представить не могу", непедагогично сказала я, как есть. Не знаю, как изменить пустое и самодовольное лицо шестнадцатилетнего человека на вдумчивое и заинтересованное - это другая тема. Я, мне кажется, знаю, как не допустить, чтоб оно таким было, мне кажется, что мои дети не могут быть такими: вот же удивительно Сане, что у этого парня есть мать, подумал же он о ее реакции и пожалел ее!
Когда говорят: "Современная молодежь такая и современная молодежь сякая", я не могу это слушать. Она, эта молодежь, всегда была и такая, и сякая, и разная, помнится, и Окуджава был чуть ли не запретным, но мы же пели и буги-вуги танцевали. И сейчас не всем молодым нравится брейк, не все курят и делают прическу "взрыв на макаронной фабрике" - в той студенческой группе, где я работаю, таких просто нет. Пришли мои студенты в гости к нам, так Настя не отлипала от одной девочки, тоже Насти, так и сидели в обнимку, пели студенческие песни, говорили о воспитании, ну и танцевали, конечно, почему же не танцевать? Только у нее, у моей Насти, как и у Сани, есть (надеюсь, что есть) внутренний предел - дальше нельзя. Она так хочет, чтоб ее любили, она подвержена влиянию, так сказать, "улицы" больше, чем Саня, но и собственное мнение для нее иметь - естественно. Она запросто может сказать: "Какое безобразие!" про самого модного певца - это та самая смелость, которая бросает ее на Саниного здорового обидчика с кулаками. Ей нужна настоящая любовь, а не видимость ее. "У нас в классе многие дружат из-за того, что подружка дает жвачку, или дает списать, или чтоб командовать, а я так не хочу!" - говорит она. И солидный Саня: "Мы недавно проходили согласование, управление и примыкание. Так вот: дружба за жвачку это примыкание, дружба, чтоб командовать, - это управление, а настоящая дружба - это согласование".
Боже мой, неужели я что-то сделала? Или оно сделалось само собой? Сидят мои дети, и обсуждают вопрос о дружбе, и думают о ней, как я, и одинаково (такие разные!), и Аська что-то непонятное поет, заливается - может, это и есть счастье? "Асенька, что ты поешь?" - И она возмущенно: "Это Тото Кутуньо, разве ты не знаешь?"
СУП С БАТОНОМ
Поступок ребенка не может быть судим по взрослым меркам, т. е. как данность: брать чужое плохо, например. Надо, мне кажется, посмотреть, что там, в основе поступка, а потом расценивать - хорошо-плохо, а чаще всего нейтрально, т. е. естественно. Ну как пеленки грудного младенца - хорошо ли, что он их пачкает? Естественно, вот и все.
Я собирала в школу своего первого первоклассника и вдруг обнаружила у него в кармане деньги, 6 рублей, как сейчас помню, пятерка и рубль. Я растерялась, сердце упало: "Украл!", но сын опаздывал, и расследование было отложено до после уроков. Все у меня валилось из рук, я пила валерьянку, и к его приходу из школы скандал был готов: с призывами к совести, литературными и жизненными примерами, презрением, возмущением и прочая, и прочая, и прочая...
Теперь я знаю: это просто такой период, где-то лет в 6-7 ребенок вдруг делает открытие - эти бумажки что-то могут. В самом деле, мы просто привыкли, потому и не удивляемся: даем ненужную бумажку - берем нужную колбасу. Или замечательную игрушечную машину. Или что захотим. За одну и ту же совершенно бесполезную бумажку - разные, какие угодно, какие выберем сами вещи.
"Нет-нет, моя дочь никогда в жизни не брала чужого", - патетически воскликнула моя подруга, когда мы обсуждали этот вопрос. Ну, что ж, может быть. Есть же дети, которые встают на ноги, минуя стадию ползания, но и ползают, прежде чем начнут ходить, многие. Когда в семье несколько детей, ситуации повторяются, и я стала гораздо меньше переживать, когда набегала очередная волна "денежной лихорадки". Как-то исчезла у меня десятка. Ну, я уже следствие провела, как знаток. Говорят: "Купили мороженое". "А остальное где?" - Не понимают вопроса, твердят: "Купили по порции мороженого". Пошла в ларек по соседству, где они покупали, и такая хорошая продавщица попалась, рассказывает: "Вы не ругайте их, они пришли утром, дают десятку и говорят: "Мороженого четыре порции". Я говорю: сдачи нет, а они мне: а вы без сдачи. Я мороженое дала и говорю: "А за сдачей вы через полчаса приходите". А они не пришли, а сдача у меня вот лежит, я ждала, что они придут или вы. Не ругайте их". И я последовала совету - не стала ругать, а стала объяснять, что такое деньги. (Это ведь они от меня слышали, я так часто прошу: "Яблок на два рубля, без сдачи, пожалуйста".) А не пришли за сдачей потому, что забыли. А взяли деньги - так я же сама твержу, что все общее, что все делим на всех, вот они и разделили. Но я поняла, что одними объяснениями ничего не добьешься, и я стала учить их практически: посылать в магазин сначала с определенным заданием (2 пакета молока и килограмм колбасы по два двадцать), а потом и с неопределенным (хлеба и чего-нибудь к ужину). С получки я даю им на всех рубль, и они покупают подарки. "Ну что там можно купить на рубль, какие еще подарки'" - возмутилась однажды продавщица и выгнала их из магазина: "Идите отсюда!" Это взрослым не купить, а дети очень даже могут: сдвижные картинки, блокноты, головоломки, пластмассовые игрушки, значки, марки, открытки - можно долго перечислять. Хочется вот того, но на то не хватит денег, так что купим, на что хватает, чтоб с учетом желаний, чтоб без обиды. Мне говорят: "Если б ты держала деньги под замком, они бы не брали". Какая же это честность - из-под замка не брать? Постоянный доступ к деньгам, отсутствие запрета реализовать их во что-либо снимают интерес к денежному волшебству, а стало быть, и тягу к так называемому воровству.
Мне понравилось, как одна мама поделилась со мной своей находкой: она наменяла три рубля медяками и дала пятилетнему сыну. Он сразу стал богачом: этакая прорва денег. Уж он их пересыпал и пересчитывал, налился газированной водой по самые уши, купил и значки, и ручку - и остыл.
Может, кто-нибудь еще что-то придумает, только надо, мне кажется, твердо помнить: мой ребенок хороший - он взял деньги, но он не вор, он получил двойку - но он не тупица, он подрался - но он не злодей.
Мамы часто жалуются: "Сын растет эгоистом. В песочнице кричит: "Мое! Мое!" - и отнимает все у всех". Это нормально - человек осознает себя человеком где-то в 2-2,5 года, понимает свою ценность и, следовательно, ценность своих желаний. Можно и так попробовать успокоить, и этак, но не надо панического страха: эгоист! Не эгоист - просто растет. Года в три будет период упрямства: надо или не надо, мама слышит в ответ: "Не буду!"
Когда упрямится первый ребенок, мать чуть ли не в отчаяние приходит, но потом тот же период у второго, у третьего - уже начинаешь улавливать закономерности, ожидаешь привычного и реагируешь гораздо спокойнее, а раз нет прямого запрета, то и упрямство сглаживается, конфликт затихает. Не надо стоять стеной: "Я сказала - делай!" - плохо будет в первую очередь себе, а значит, и ребенку.
У Мани слабый тип характера, она нуждается в приказании, для нее нет большего страдания, как услышать "делай, как хочешь". Плохо ли это? Не знаю. Уже до того дошло, что мужчины стоном стонут, в газеты пишут: "Женщины стали командирами, замучили нас!" Ну, тогда Маня - мечта, она будет подчиняться с радостью, если, конечно, найдется желающий быть не мнимым, а подлинным главой семьи.
Прибегает домой голоднющая: "А кушать что?" Садится и тут же находит причину не есть: либо суп не тот, либо тарелка не та, а то, может, Настя на нее посмотрела не так. И сразу: "Не буду!" Я никого не уговариваю: "Не хочешь - не ешь!" В слезы: "Я хочу!" - "Ну, ешь!" - Еще громче: "Не хочу!" "Не ешь!" - "Ну, ма-а-ма, я бу-у-ду!!" - "Ешь, если хочешь!" - И опять по кругу, пока мне не надоест, тогда я использую два методических приема: 1) Прикрикну: "Немедленно ешь!", и она вмиг опустошит тарелку - есть-то хочется. 2) Сурово: "Немедленно иди и вылей суп, если не хочешь есть! Сию минуту!" В слезах идет на кухню, там мгновенно успокаивается и стоя начинает стремительно работать ложкой. Результат достигнут в обоих случаях: ей приказали - она сделала (а что не вылила, а съела - это я как бы не знаю, мы с ней молчаливо так договорились, что я будто не знаю). Приходит с пустой тарелкой. Я строго: "Вылила?" - Она надуто: "Да!" - Я еще строже: "Давай дам второе, и хватит капризничать". Второе тоже стремительно перебирается в Манин животик.
Сейчас с едой стало спокойнее, потому что Маня нашла себе подругу, и обычно они приходят из школы вдвоем: Маня и Маша Хлебникова, по прозвищу Батон. Ее так все зовут, она совсем не обижается, даже я говорю: "О, Батончик пришел!" Ну и вот в этой дружбе Манька главная: она и придумывает шкоды, и командует Батоном, и защищает ее от всех. Ей нужно и главной быть с кем-нибудь, нельзя, постоянно соглашаясь, выполняя чью-то волю, чувствовать себя уверенно. Как бы плохо она ни поступила, ей надо чувствовать, что она ничего, хорошая. "Маня, почему у тебя двойка?" - "Ну и что? А у Иванова единица!"
Я всегда гордилась тем, что мои дети осознают себе членами единого коллектива - семьи, а с появлением Батона я увидела как бы оборотную сторону этой сплоченности. Они приняли девочку буквально в штыки: "Мама, почему она опять пришла?! Она мешает делать уроки!" Мешает, конечно, но дело было явно не в этом: они ревновали Маню! У всех есть друзья вне семьи, и у Сани, и у Насти, и Ваня постоянно то одного, то другого мальчика приведет обедать, даже Аська говорит: "Я с соседским Женей дружу". Но как-то сразу было видно, что Маша занимает в Манькиной жизни серьезное место. Маша приходит сразу после школы и уходит когда в шесть, а когда и полдевятого. Напрасно время от времени звонит ее мама: "А Маша у вас?" Напрасно я толкую, что мама ждет: мой ребенок твердит: сейчас, через минутку, через полчасика, а Маша молчит и улыбается, как будто не слышит.
"Мама, она ничего не понимает! - возмущаются дети. - Почему ты ее защищаешь?" - "Потому что она - Манина подруга! - объясняю я. - У тебя ведь тоже есть друзья, я же их не выгоняю". - "У меня не такие!" - "А у нее такие. Придется потерпеть". Как-то прихожу - Маня в слезах: Саня выгнал Батона. "Саня, почему?" - "Они с Маней по столу бегали!" - "Ну и что? Ты должен был объяснить, попросить, что угодно - а выгонять не имеешь права: она к Мане пришла". И я порадовалась, что Настя с ее жаждой справедливости стала на Манину сторону и поссорилась с братом: "Не имеешь права!" - и Маньку обняла, стала утешать. Любовь ревнива - ребят обижает, что их любви Мане не хватает, что ей нужен еще какой-то Батон. Плохо ли это? Думаю, что все-таки хорошо. И то, что Маня, такая податливая, стоит на своем и каждый день (каждый!) приводит свою Машу - хорошо, с моей точки зрения. Отстаивать свой внутренний мир, свое право быть собой, иметь свои взгляды - Саня это делает по-своему, Настя по-своему, Маня - по-своему. "Что это сегодня Батона нет? - ворчит Ваня. - И поколотить некого". Это они сдаются, Манька их победила, вот она с недовольным видом бормочет как будто просто сама себе "Заболела она. Какое тебе дело!"
"Друзья мои! Прекрасен наш союз!"
НАЧАЛО
Как-то в магазине я попросила продать мне без очереди детские туфельки. Мама, стоявшая у прилавка рядом со своей дочкой, буквально взорвалась: "Надоели эти многодетные, лезут и лезут, и все им мало!" Меня даже не грубость задела, поразило, что она и дочери-то своей не постеснялась. "Если вы так разговариваете при своем ребенке на людях, как же вы общаетесь дома?" - спросила я. Много ли детей будет у этой девочки с бантиками, молча наблюдавшей за происходящим? Вопрос, скорее всего, риторический. Думаю, вслед за мамой она увидит в материнстве не огромный и радостный труд, а ущемление своих интересов. "Я не кошка и не собака, мне хватит и одного ребенка, а до ваших мне дела нет", - сказала мне дама в норковой шапке уже в другой очереди, за детскими сапогами. "Из-за таких, как вы, до сих пор не построен коммунизм, - объяснила мне главврач детской поликлиники. - Нарожают детей, а работать не хотят, сидят на бюллетенях. Вот если бы все работали, как я!"
Я, очереденарушитель и очередевед, огрызаюсь и отсмеиваюсь, шучу и предъявляю документы воспитателям, стоящим в затылок друг за другом в сберкассе и в химчистке, в магазине и обувной мастерской, и, когда меня особенно обидят, вспоминаю про одного человека - как хочется верить, что он скоро пойдет в школу, может, и пошел уже.
Я "вытиснулась" из очереди, прижимая к груди какой-то дефицит, не остывшая от перебранки по поводу того, что мне положено и что нет, когда ко мне подошла молодая женщина. "Простите, - сказала она мне, - а вы не жалеете?" Я даже не поняла: "Что?" - "У вас пятеро детей, вы не жалеете об этом? - повторила она. - Только скажите, пожалуйста, честно". "Ни одной секунды. Честное слово", - и это в самом деле так и есть. "А я вот все думаю, оставлять ли мне", - сказала женщина. В толчее "Детского мира", у секции рубашек для мальчиков 5-7 лет тихонечко горела свечка жизни какого-то человека, и пламя ее, невидное в свете вечногорящих дневных ламп, слегка колебалось, готовясь разгореться или исчезнуть совсем, как будто и не было. "Послушайте, оставьте! - взмолилась я. - Такой маленький, такой хороший, кожица шелковая! Оставьте!" - "Вы так думаете? Мне тоже хочется, но знаете, обстоятельства". - Она смотрела такими тоскующими глазами. - "Ерунда! Подумаешь - обстоятельства! Ресницы, лапочки крошечные!" - "Да? Я, пожалуй, оставлю. Так вы не жалеете? Извините". И через секунду я потеряла ее из виду в водовороте очереди, и никогда не видела больше, и не знаю, что сталось с ее ребенком - сталось ли что-нибудь?
Зато я точно знаю, что мой второй крестник - мальчишка, и как зовут, знаю. Когда родилась Маня, ко мне пришла моя студентка-вечерница сдавать какую-то задолженность. Вообще-то я должна была принимать "хвост" в институте, но мы только выписались из больницы, а ей нужно было срочно сдать, вот так она и оказалась у меня. Мы довольно долго беседовали, пока не запищала двухнедельная Маруська. "Что это?" - спросила Алина. - "Моя новорожденная дочка". - "Но у вас же было трое детей!" - "Ну, а теперь, значит, четверо". Тогда она схватилась двумя руками за голову: "Боже мой! Какая же я негодяйка! Люди четвертого рожают, а я второго боюсь, уже и направление есть. Нет, не пойду и не пойду. У меня и свекровь хорошая, и старший уже подрос, и институт я скоро кончу. Ох, и второй, наверное, мальчишка будет, а я так хочу девочку, ну и что ж, пусть". Она была права родился второй сын на радость папе, но вообще-то не все ли равно, кого любить - сына или дочку. И я часто думаю: не будь у мамы "хвоста" - не было бы сына, или даже так - не будь "хвоста" по моему предмету. В текучке будней, в толкотне очередей и переполненных автобусах мы умудряемся забывать о том счастливом жребии, который выпал на нашу долю, - жить. Мы снимали дачу под Москвой, и я, злая и недовольная, шла от электрички медленнее всех тяжеленные сумки. Народ ушел вперед и разошелся в разные стороны, а я все тянула сумки, поеживаясь от особенно зловредных в лесу комаров, и тупо удивлялась какому-то постоянному странному звуку, доносившемуся издалека. Наконец я вышла на опушку, поставила сумки и тогда увидела - насколько хватало глаз, было волнующееся хлебное поле, за ним угадывалась деревня, куда я шла, а по узенькой дорожке поперек этого золотого качания, то исчезая, то опять мелькая светлой головенкой, бежал ко мне мой сын с громадной громыхающей за ним машиной и кричал без слов: "А-а!" Такой едва видный в этом сиянии, под огромным куполом синего неба, живая ликующая капелька жизни - и он бежал встречать меня.
Чего стоят наши натруженные плечи, пресловутая усталость, оттоптанные ноги, те французские духи - подарок мне, которые Настя вылила на своих кукол, та серебряная ложка, которую Маня перепилила пополам, свежеоклеенная обоями стена, залитая чернилами на метр от пола, - чего стоят все эти мелочи рядом со вздохом двухлетнего Ванюшки, которого я укладывала спать: "Мамочка, как хорошо жить!"