Страница:
— Ох, неважно вышло, — вздохнул боярин. К месту сражения бежали люди. Они были уже близко. Тут атаман отдышался и вновь схватился за выпавшую из рук саблю. С ревом кинулся в атаку.
— Не трогать его, управлюсь! — приказал слугам боярин и начал наступать на Романа.
Теперь он действовал аккуратнее. Так как владел оружием значительно лучше атамана, то вскоре прижал его к избушке и крикнул:
— Бросай саблю, все кончено!
— Не брошу, пока башку тебе не снесу! — с трудом прохрипел вспотевший, покрасневший от натуги, тяжело дышавший Роман.
Матвей дождался все же момента и, когда атаман сделал глубокий выпад, ударил его сильно по клинку и выбил оружие, после чего схватил Романа крепконакрепко и повалился с ним на землю. Вскоре изрыгающий проклятия атаман безуспешно пытался вырваться из крепких рук челядинцев Матвея.
— Ну все, — устало произнес дворянин и вытер ладонью пот со лба.
Он огляделся и увидел…
Воевода полз по земле, ловя ртом воздух. На его губах пузырилась красная пена. Он должен был уже умереть, но будто какая-то бесовская сила поддерживала в нем угасающую, кончающуюся жизнь. Он полз, сжимая в пальцах измятые листки, полз прямо к костру.
— Стой, анафема!
Матвей кинулся к нему, но не успел. Листки полетели в костер, и в мгновение ока огонь пожрал их. Воевода оскалился в жуткой улыбке, уронил голову и в сей миг испустил дух.
— Ха-ха! — засмеялся Роман. — Утер твой воевода тебе нос, Матвей.
— О себе лучше подумай, покойничек. Как после пытки огнем смеяться будешь… Тьфу! — боярин сплюнул на землю. — Обвел все же вокруг пальца воевода…
АТЛАНТИДА. ЗАПАХ КОЛДОВСТВА
РУСЬ. ВСТРЕЧА В СЕДОМ ЛОГЕ
АТЛАНТИДА. ПЯТЫЙ КРИСТАЛЛ
РУСЬ. СУДЬБА ЧЕРНОКНИЖНИКА
— Не трогать его, управлюсь! — приказал слугам боярин и начал наступать на Романа.
Теперь он действовал аккуратнее. Так как владел оружием значительно лучше атамана, то вскоре прижал его к избушке и крикнул:
— Бросай саблю, все кончено!
— Не брошу, пока башку тебе не снесу! — с трудом прохрипел вспотевший, покрасневший от натуги, тяжело дышавший Роман.
Матвей дождался все же момента и, когда атаман сделал глубокий выпад, ударил его сильно по клинку и выбил оружие, после чего схватил Романа крепконакрепко и повалился с ним на землю. Вскоре изрыгающий проклятия атаман безуспешно пытался вырваться из крепких рук челядинцев Матвея.
— Ну все, — устало произнес дворянин и вытер ладонью пот со лба.
Он огляделся и увидел…
Воевода полз по земле, ловя ртом воздух. На его губах пузырилась красная пена. Он должен был уже умереть, но будто какая-то бесовская сила поддерживала в нем угасающую, кончающуюся жизнь. Он полз, сжимая в пальцах измятые листки, полз прямо к костру.
— Стой, анафема!
Матвей кинулся к нему, но не успел. Листки полетели в костер, и в мгновение ока огонь пожрал их. Воевода оскалился в жуткой улыбке, уронил голову и в сей миг испустил дух.
— Ха-ха! — засмеялся Роман. — Утер твой воевода тебе нос, Матвей.
— О себе лучше подумай, покойничек. Как после пытки огнем смеяться будешь… Тьфу! — боярин сплюнул на землю. — Обвел все же вокруг пальца воевода…
АТЛАНТИДА. ЗАПАХ КОЛДОВСТВА
Отряд стражников под предводительством Картанага остановился перед массивными железными воротами замка Первого мага. Высокие стены, крепкий металл ворот делали замок неприступной крепостью. Советник готовился к худшему повороту событий, поэтому солдаты принесли с собой длинные штурмовые лестницы — их должно хватить, чтобы забраться наверх.
— Начнут сопротивляться, будем брать замок всей армией Атлантиды, — сказал командир.
— Чтобы сопротивляться, надо иметь гарнизон. У Хакмаса его нет.
Командир пожал плечами — мол, ему-то все равно, как скажут. Шел он сюда без всякого энтузиазма. В отличие от плебса он считал, что по большому счету Видящий маг не сделал Атлантиде ничего плохого. Единственное, за что его можно не любить, так это за то, что, имея силу, он не убил, не сверг слизнякаимператора. Но, естественно, подобные мысли вслух высказывать было нельзя. А еще — офицер предпочитал не связываться с магами.
— Убить мага! Убить! — заскандировала толпа, продолжавшая стойко дежурить перед воротами.
— Дайте его нам! — орали люди.
— Наконец-то решились убить его!
— Нам Хакмаса! Нам!
Сперва Картанаг хотел воспользоваться энергией толпы, но потом пришел к выводу, что для подобного она не лучший помощник. Ничего, для задуманного сгодится и отряд стражи.
— Нам! Нам! — глотки у плебса луженые.
— Разогнать, — приказал Картанаг.
Офицер с готовностью кивнул и обернулся к толпе. Он ненавидел толпу в принципе. И был рад раздать всем пинков.
— Разойдитесь! — закричал он.
— Отдайте мага! Отдайте! Отдайте!
— Мы отдадим его в руки правосудия, грязные свиньи! — крикнул офицер.
— Они врут! Они будут лизать ему зад! — заорал худой бродяга.
— Эти псы используют его, чтобы насылать на нас порчу!
— Он будет трясти землю! Но под присмотром Императора!
— Долой мага! Долой Императора! — заорал пузан. Он бросился вперед, за ним последовало несколько единомышленников. Остальные неуверенно толпились.
— Пустите нас! — заорал пузан.
Картанаг брезгливо посмотрел на него. Вытащил меч. И вогнал его в толстое пузо. Для уверенности повернул его там, выдернул.
Солдаты бросились на толпу, орудуя древками копий. Агрессивность толпы сменилась страхом, и люди побежали со всех ног.
Картанаг усмехнулся, подошел к двери в воротах, постучал приделанным к ней медным кольцом и заорал:
— Открывайте! Приказ Императора Атлантиды! Никакого эффекта его слова не возымели. Картанаг вновь начал колотить медным кольцом. По его расчетам, которые он составил со слов своего шпиона, ритуал извлечения Саамарита уже должен завершиться. Теперь нужно лишь проникнуть в замок и вытрясти у Видящего мага амулет амулетов. Придется, похоже, воспользоваться лестницами.. Картанаг зло ударил ногой дверь. И она подалась ненамного. Он надавил на нее плечом, и дверь со скрипом отворилась.
— Они не заперли ее! — воскликнул офицер.
— Ну что ж, прекрасно, — произнес Картанаг, отступая.
— За незапертыми дверьми часто бывают ловушки.
— Я слышу голос труса? — -осведомился Картанаг. — Вперед.
Сам он не собирался проявлять чудеса храбрости и предоставил это занятие солдатам. Те ворвались во двор. И не произошло ничего. Только тогда Картанаг пересек границу владений Первого мага.
Картанаг как бы преодолел некий барьер. Он почувствовал, как по волосам будто прошла чья-то рука и в солнечном сплетении стало холодно. Здесь был другой мир — в нем происходило что-то.
Замок и парк вокруг него жили своей жизнью, отделенной от жизни остального Перполиса. Тут было теплее, чем за воротами. Неслышные снаружи странные звуки складывались в мелодию непонятных инструментов. Пахло колдовством. Притом таким, с которым Картанаг не сталкивался и столкнуться с которым даже не мечтал. Первое желание было — отступить, скрыться. Здесь билась какая-то первобытная, невероятная мощь, боролись гигантские силы — не на жизнь, а на смерть. Картанаг вдруг почувствовал себя маленьким и слабым. Он не имел ни мудрости, ни умений, чтобы ввязываться в подобные игры. Но… Но его гнало вперед честолюбие. И жажда заполучить Саамарит.
— Что встали, как плебс перед раздачей монет? Вперед! — крикнул Картанаг.
Солдаты никак не отреагировали на его требование.
— Тут сама преисподня! — крикнул один из солдат.
— Маги скормят нас собакам на ужин!
— Я точно скормлю вас на ужин! — крикнул Картанаг. — Вместе с семьями завтра же лишитесь своих тупых голов! Вперед!
Угроза возымела действие. Солдаты двинулись вперед.
Картанаг шел первым. Он обогнул замок, спустился по освещенной световыми шарами лестнице, преодолел небольшую рощу оливковых деревьев. И остановился как вкопанный.
Ему открылся Монумент старых богов. На нем стоял предмет, похожий на подсвечник, сияли четыре камня, соединенных между собой лучами. От них луч бил в сердце Видящего мага.
Картанаг ощутил, что Хакмасу сейчас очень плохо, что его сердце терзает боль. И сознание этого наполнило советника злобным торжеством.
Картанаг понял, что происходит. Хакмас пытается с помощью камней сорвать проклятие. Он ведет борьбу. Он освобождает Саамарит.
Резким жестом Картанаг велел солдатам оставаться на месте. Но те и так не горели желанием двинуться туда. Они стояли, расширив глаза, с ужасом взирая на творящееся здесь. Двое из них успели исчезнуть и сейчас пробирались к воротам.
В двоих людях, стоящих рядом с Хакмасом, Картанаг узнал принца и Пантеомона.
Он сделал несколько шагов к ним. Почувствовал что-то неладное. Подался назад. Его объяло одно желание — бежать отсюда. Но он не успел.
Луч, бьющий от камней, на миг пропал. А потом ударил в грудь Картанага.
— Начнут сопротивляться, будем брать замок всей армией Атлантиды, — сказал командир.
— Чтобы сопротивляться, надо иметь гарнизон. У Хакмаса его нет.
Командир пожал плечами — мол, ему-то все равно, как скажут. Шел он сюда без всякого энтузиазма. В отличие от плебса он считал, что по большому счету Видящий маг не сделал Атлантиде ничего плохого. Единственное, за что его можно не любить, так это за то, что, имея силу, он не убил, не сверг слизнякаимператора. Но, естественно, подобные мысли вслух высказывать было нельзя. А еще — офицер предпочитал не связываться с магами.
— Убить мага! Убить! — заскандировала толпа, продолжавшая стойко дежурить перед воротами.
— Дайте его нам! — орали люди.
— Наконец-то решились убить его!
— Нам Хакмаса! Нам!
Сперва Картанаг хотел воспользоваться энергией толпы, но потом пришел к выводу, что для подобного она не лучший помощник. Ничего, для задуманного сгодится и отряд стражи.
— Нам! Нам! — глотки у плебса луженые.
— Разогнать, — приказал Картанаг.
Офицер с готовностью кивнул и обернулся к толпе. Он ненавидел толпу в принципе. И был рад раздать всем пинков.
— Разойдитесь! — закричал он.
— Отдайте мага! Отдайте! Отдайте!
— Мы отдадим его в руки правосудия, грязные свиньи! — крикнул офицер.
— Они врут! Они будут лизать ему зад! — заорал худой бродяга.
— Эти псы используют его, чтобы насылать на нас порчу!
— Он будет трясти землю! Но под присмотром Императора!
— Долой мага! Долой Императора! — заорал пузан. Он бросился вперед, за ним последовало несколько единомышленников. Остальные неуверенно толпились.
— Пустите нас! — заорал пузан.
Картанаг брезгливо посмотрел на него. Вытащил меч. И вогнал его в толстое пузо. Для уверенности повернул его там, выдернул.
Солдаты бросились на толпу, орудуя древками копий. Агрессивность толпы сменилась страхом, и люди побежали со всех ног.
Картанаг усмехнулся, подошел к двери в воротах, постучал приделанным к ней медным кольцом и заорал:
— Открывайте! Приказ Императора Атлантиды! Никакого эффекта его слова не возымели. Картанаг вновь начал колотить медным кольцом. По его расчетам, которые он составил со слов своего шпиона, ритуал извлечения Саамарита уже должен завершиться. Теперь нужно лишь проникнуть в замок и вытрясти у Видящего мага амулет амулетов. Придется, похоже, воспользоваться лестницами.. Картанаг зло ударил ногой дверь. И она подалась ненамного. Он надавил на нее плечом, и дверь со скрипом отворилась.
— Они не заперли ее! — воскликнул офицер.
— Ну что ж, прекрасно, — произнес Картанаг, отступая.
— За незапертыми дверьми часто бывают ловушки.
— Я слышу голос труса? — -осведомился Картанаг. — Вперед.
Сам он не собирался проявлять чудеса храбрости и предоставил это занятие солдатам. Те ворвались во двор. И не произошло ничего. Только тогда Картанаг пересек границу владений Первого мага.
Картанаг как бы преодолел некий барьер. Он почувствовал, как по волосам будто прошла чья-то рука и в солнечном сплетении стало холодно. Здесь был другой мир — в нем происходило что-то.
Замок и парк вокруг него жили своей жизнью, отделенной от жизни остального Перполиса. Тут было теплее, чем за воротами. Неслышные снаружи странные звуки складывались в мелодию непонятных инструментов. Пахло колдовством. Притом таким, с которым Картанаг не сталкивался и столкнуться с которым даже не мечтал. Первое желание было — отступить, скрыться. Здесь билась какая-то первобытная, невероятная мощь, боролись гигантские силы — не на жизнь, а на смерть. Картанаг вдруг почувствовал себя маленьким и слабым. Он не имел ни мудрости, ни умений, чтобы ввязываться в подобные игры. Но… Но его гнало вперед честолюбие. И жажда заполучить Саамарит.
— Что встали, как плебс перед раздачей монет? Вперед! — крикнул Картанаг.
Солдаты никак не отреагировали на его требование.
— Тут сама преисподня! — крикнул один из солдат.
— Маги скормят нас собакам на ужин!
— Я точно скормлю вас на ужин! — крикнул Картанаг. — Вместе с семьями завтра же лишитесь своих тупых голов! Вперед!
Угроза возымела действие. Солдаты двинулись вперед.
Картанаг шел первым. Он обогнул замок, спустился по освещенной световыми шарами лестнице, преодолел небольшую рощу оливковых деревьев. И остановился как вкопанный.
Ему открылся Монумент старых богов. На нем стоял предмет, похожий на подсвечник, сияли четыре камня, соединенных между собой лучами. От них луч бил в сердце Видящего мага.
Картанаг ощутил, что Хакмасу сейчас очень плохо, что его сердце терзает боль. И сознание этого наполнило советника злобным торжеством.
Картанаг понял, что происходит. Хакмас пытается с помощью камней сорвать проклятие. Он ведет борьбу. Он освобождает Саамарит.
Резким жестом Картанаг велел солдатам оставаться на месте. Но те и так не горели желанием двинуться туда. Они стояли, расширив глаза, с ужасом взирая на творящееся здесь. Двое из них успели исчезнуть и сейчас пробирались к воротам.
В двоих людях, стоящих рядом с Хакмасом, Картанаг узнал принца и Пантеомона.
Он сделал несколько шагов к ним. Почувствовал что-то неладное. Подался назад. Его объяло одно желание — бежать отсюда. Но он не успел.
Луч, бьющий от камней, на миг пропал. А потом ударил в грудь Картанага.
РУСЬ. ВСТРЕЧА В СЕДОМ ЛОГЕ
— Конец мне. Я потерял ее. На веки вечные. — Гришка приподнялся и сел на колени. Он не плакал — слез не было. А было какое-то отупение и засевшая в сердце боль. И прорвись эта боль наружу — затопит, погребет под собой Гришкин разум.
— Да брось, — Беспалый присел около него. — Жива она. Видишь, трупа нет. Значит, в плен ее взяли.
— Казнят… Сначала пытать будут, а потом казнят.
— Баба же. Может, помилуют.
— Если помилуют, так сначала пытать будут, а потом на реку Лену сошлют. Я Варю знаю. Она не выносит боли. От пыток погибнет. Как жить? Хоть в омут.
Слова эти звучали вполне серьезно, и Сила обеспокоенно похлопал Гришку по плечу.
— Да брось ты. Какой омут? Вытащили раз твою Варвару, вытащим и теперь.
— Как ее теперь вытащишь? Небось под строжайшей охраной в остроге ее держат.
— Это ничего. В остроге тоже двери и окна имеются. Вытащим.
— Правда? — Гришка поднял глаза, в них мелькнула искорка надежды. Он понимал, что дело это почти невозможное, но с надеждой, коли она согрела тебе душу, расстаться бывает ох как нелегко.
— А когда я тебя обманывал, Гриша?
— Спасибо, — вздохнул он, опуская плечи. — Спасибо, Сила. Но ведь это смертельно. Ты не должен… Так ведь недолго и голову сложить.
— А когда я голову свою жалел? Поэтому и живу до сей поры, что не боялся ее подставлять. Помнишь, татарин говаривал, что любой разбойник зажился на этом свете. А тебе без Варвары жизнь не в жизнь. Помогу.
— Не знаю, что бы я делал без тебя, — всхлипнул Гришка и уткнулся в широкую грудь Силы.
— Ничего, малой. — Сила потрепал Гришку по волосам и вздохнул. — Все у тебя еще устроится. Ты молодой — поживешь еще всласть. А я… Прав татарин — зажился…
— Не говори так. Сила. Это неправда.
— Ну ладно, неправда так неправда.
Гришка немного воспрянул духом. Они осмотрели пепелище, но ничего ценного не нашли — лишь немного еды, которой перекусили без всякого удовольствия.
— Нечего нам здесь больше делать. Могут стрельцы вернуться, — сказал Сила.
Солнце клонилось к лесу. Они прошли по трясине, но не напрямую, а кружной дорогой. На соседнем острове Сила выкопал из земли туго набитый кошель, припасенный на черный день. Сегодня этот черный день настал, и деньги вскоре очень пригодятся. Хотя бы для освобождения Варвары. Охранники ведь тоже не железные, у них тоже семеро по лавкам, да еще голова от похмелья гудит. Сделать все возможное для освобождения девушки и, если удастся, кого-нибудь из братвы — это Сила решил твердо.
— Нам бы где денек схорониться, пока шум не уляжется. Потом и за дело браться, — сказал Сила, вытирая о траву испачканные болотной жижей сапоги. — Придется, наверное, в лесу ночевать.
— Живет невдалеке человек один, можно у него, — предложил Гришка.
— Нет, от селений нам подальше держаться надо — неровен час староста везде людей своих оставил, чтобы подозрительных забирали. Он же знает, что двое разбойников в бегах.
— Нет, это не в селе — в лесу.
— А где?
— Да в Седом логе.
Сила перекрестился и с опаской произнес:
— Место уж очень дурное. Слухи о нем разные ходят.
— А какие слухи о болоте нашем ходят! Ну а мы там жили и не тужили. В Седом логе человек Божий живет — от злобы людской да от длинных языков скрывается. Добрый человек, увидишь.
— Это ты о колдуне? — Лицо Силы стало озабоченным. Он немало был наслышан о лесном отшельнике. Якобы люди, кто забредает в Седой лог, никогда не возвращаются — колдун их со свету сводит хитростью и колдовством черным. И будто бы он там с чертями водку пьет, и в ад он, как на ярмарку, летает, а кто увидит его и разозлит — окаменеет, души лишится.
— Лучше уж в лесу, чем к нехристю, — покачал головой Беспалый.
— Наговаривают, вранье все это. Он и Христа, и заповеди его почитает. И икона со свечкой у него — с утра до вечера поклоны бьет перед ней. И не колдун он вовсе, а истинный пустынник. Его всяка тварь лесная слушается, да еще Бог силу немалую дал и острый глаз. Добрый человек.
— Но, — Сила пожал плечами. Никого из людей на белом свете он никогда не боялся, а вот нечистая сила, чертовщина разная приводила его в ужас. Он верил свято в приметы, сглазы, наговоры, как и любой русский мужик.
— Кроме того, — продолжал Гришка, — он умный совет может дать. Все, что он говорит, — сбывается.
— Ну ладно, — неуверенно сказал Сила. — Ежели так, то пошли.
До лога добрались уже к ночи. В лунном свете и поляна выглядела зловеще. Недобрые чувства Беспалого не только не развеялись, но и укрепились. Он упрямо тряхнул головой.
— Не пойду туда. Чую, место на самом деле гиблое.
— Да брось ты, пошли.
— Ни за что.
Сила перекрестился и сделал шаг назад.
— Задурили тебя, Гришка. Вижу, все здесь нечистым духом пропитано.
Он беспокойно заозирался, и тут его глаза полезли на лоб, челюсть отвисла, а рука в крестном знамении потянулась ко лбу.
— Чур меня!
Прямо на него из леса шла белая бестелесная фигура с развевающейся бородой.
— Чем ты напуган, добрый человек? — Голос отшельника звучал мягко и немного насмешливо. — Невежливо, в дом не войдя, обратно спешить. Тем более я уже битый час стою и вас поджидаю.
— Здравствуй, дед Агафон.
— 3-здравствуй, — зубы у Силы стучали, он схватил крест на своей груди и сжал пальцами так, что тот врезался в кожу.
— Да не бойся ты, — усмехнулся отшельник. — Не бес я, а слуга Христов… Что-то гляжу встревожены вы, Небось стрельцы ватагу вашу пощипали и логово сожгли, вот и бродите вы неприкаянные.
— А ты откуда знаешь? — с подозрением осведомился Сила, наконец убедившийся в том, что отшельник живой человек.
— Ему все известно, — сказал Гришка.
— Ну, все не все… И что же вы делать собрались? Варвару из острога освобождать?
— Собрались, — кивнул Беспалый. Он уже решил ничему не удивляться, поверил, что отшельнику все известно и судьбы он как по писаному читает. — Коль тебе настоящее и будущее ведомо, то скажи — получится у нас что с этим делом или на погибель идем?
— Может, и на погибель. Немного я дам за то, что затея ваша удастся. Ну как, все равно пойдете?
— А куда же денешься? — вздохнул Сила.
— Пойдем, — кивнул Гришка.
— Кто другу верен, у кого сердце любовью согрето — тому даже накрепко запертые двери открыты, у того все удачей завершится.
Голос отшельника звучал торжественно, и сам он был неприступен, величествен. Верилось, что он провозвестник самой судьбы. Гришке и Беспалому стало легче от его ободряющих слов, вновь загорелась надежда, что все получится по-задуманному.
— А впрочем, — сказал отшельник уже совершенно другим голосом и весело улыбнулся, — может, никуда ходить и не надобно.
Гришка услышал сзади шорох и обернулся. Он увидел… Навстречу им шла Варвара. В белом сарафане, с развевающимися волосами, она казалась порождением леса, его духом.
Когда Гришка обнимал ее и целовал, то чувствовал губами, что лицо ее мокро от слез.
— Я думала, что не увижу тебя, — всхлипнула она, — И я думал, что не увижу.
— Меня в логове не было, когда налетели стрельцы. В лесу была. Притаилась, видела, как по лесу ведут оставшихся. Слышала разговоры о том, что в обозе сделали засаду…
Обезумевшая от горя Варвара вскоре была у отшельника. Выслушав ее, тот вытащил серебряное блюдце, налил воду, взял Варю за руку.
— Смотри в воду. Что видишь?
— Ничего.
— Лучше смотри.
— Лес…
— Еще?
— Я и Гришка идем по этому лесу.
— Жив он, и все будет нормально. Перед приходом гостей отшельник напрягся, взгляд его устремился в одну точку. Он сказал:
— Сейчас будут здесь.
Решил по привычке разыграть их…
— Да брось, — Беспалый присел около него. — Жива она. Видишь, трупа нет. Значит, в плен ее взяли.
— Казнят… Сначала пытать будут, а потом казнят.
— Баба же. Может, помилуют.
— Если помилуют, так сначала пытать будут, а потом на реку Лену сошлют. Я Варю знаю. Она не выносит боли. От пыток погибнет. Как жить? Хоть в омут.
Слова эти звучали вполне серьезно, и Сила обеспокоенно похлопал Гришку по плечу.
— Да брось ты. Какой омут? Вытащили раз твою Варвару, вытащим и теперь.
— Как ее теперь вытащишь? Небось под строжайшей охраной в остроге ее держат.
— Это ничего. В остроге тоже двери и окна имеются. Вытащим.
— Правда? — Гришка поднял глаза, в них мелькнула искорка надежды. Он понимал, что дело это почти невозможное, но с надеждой, коли она согрела тебе душу, расстаться бывает ох как нелегко.
— А когда я тебя обманывал, Гриша?
— Спасибо, — вздохнул он, опуская плечи. — Спасибо, Сила. Но ведь это смертельно. Ты не должен… Так ведь недолго и голову сложить.
— А когда я голову свою жалел? Поэтому и живу до сей поры, что не боялся ее подставлять. Помнишь, татарин говаривал, что любой разбойник зажился на этом свете. А тебе без Варвары жизнь не в жизнь. Помогу.
— Не знаю, что бы я делал без тебя, — всхлипнул Гришка и уткнулся в широкую грудь Силы.
— Ничего, малой. — Сила потрепал Гришку по волосам и вздохнул. — Все у тебя еще устроится. Ты молодой — поживешь еще всласть. А я… Прав татарин — зажился…
— Не говори так. Сила. Это неправда.
— Ну ладно, неправда так неправда.
Гришка немного воспрянул духом. Они осмотрели пепелище, но ничего ценного не нашли — лишь немного еды, которой перекусили без всякого удовольствия.
— Нечего нам здесь больше делать. Могут стрельцы вернуться, — сказал Сила.
Солнце клонилось к лесу. Они прошли по трясине, но не напрямую, а кружной дорогой. На соседнем острове Сила выкопал из земли туго набитый кошель, припасенный на черный день. Сегодня этот черный день настал, и деньги вскоре очень пригодятся. Хотя бы для освобождения Варвары. Охранники ведь тоже не железные, у них тоже семеро по лавкам, да еще голова от похмелья гудит. Сделать все возможное для освобождения девушки и, если удастся, кого-нибудь из братвы — это Сила решил твердо.
— Нам бы где денек схорониться, пока шум не уляжется. Потом и за дело браться, — сказал Сила, вытирая о траву испачканные болотной жижей сапоги. — Придется, наверное, в лесу ночевать.
— Живет невдалеке человек один, можно у него, — предложил Гришка.
— Нет, от селений нам подальше держаться надо — неровен час староста везде людей своих оставил, чтобы подозрительных забирали. Он же знает, что двое разбойников в бегах.
— Нет, это не в селе — в лесу.
— А где?
— Да в Седом логе.
Сила перекрестился и с опаской произнес:
— Место уж очень дурное. Слухи о нем разные ходят.
— А какие слухи о болоте нашем ходят! Ну а мы там жили и не тужили. В Седом логе человек Божий живет — от злобы людской да от длинных языков скрывается. Добрый человек, увидишь.
— Это ты о колдуне? — Лицо Силы стало озабоченным. Он немало был наслышан о лесном отшельнике. Якобы люди, кто забредает в Седой лог, никогда не возвращаются — колдун их со свету сводит хитростью и колдовством черным. И будто бы он там с чертями водку пьет, и в ад он, как на ярмарку, летает, а кто увидит его и разозлит — окаменеет, души лишится.
— Лучше уж в лесу, чем к нехристю, — покачал головой Беспалый.
— Наговаривают, вранье все это. Он и Христа, и заповеди его почитает. И икона со свечкой у него — с утра до вечера поклоны бьет перед ней. И не колдун он вовсе, а истинный пустынник. Его всяка тварь лесная слушается, да еще Бог силу немалую дал и острый глаз. Добрый человек.
— Но, — Сила пожал плечами. Никого из людей на белом свете он никогда не боялся, а вот нечистая сила, чертовщина разная приводила его в ужас. Он верил свято в приметы, сглазы, наговоры, как и любой русский мужик.
— Кроме того, — продолжал Гришка, — он умный совет может дать. Все, что он говорит, — сбывается.
— Ну ладно, — неуверенно сказал Сила. — Ежели так, то пошли.
До лога добрались уже к ночи. В лунном свете и поляна выглядела зловеще. Недобрые чувства Беспалого не только не развеялись, но и укрепились. Он упрямо тряхнул головой.
— Не пойду туда. Чую, место на самом деле гиблое.
— Да брось ты, пошли.
— Ни за что.
Сила перекрестился и сделал шаг назад.
— Задурили тебя, Гришка. Вижу, все здесь нечистым духом пропитано.
Он беспокойно заозирался, и тут его глаза полезли на лоб, челюсть отвисла, а рука в крестном знамении потянулась ко лбу.
— Чур меня!
Прямо на него из леса шла белая бестелесная фигура с развевающейся бородой.
— Чем ты напуган, добрый человек? — Голос отшельника звучал мягко и немного насмешливо. — Невежливо, в дом не войдя, обратно спешить. Тем более я уже битый час стою и вас поджидаю.
— Здравствуй, дед Агафон.
— 3-здравствуй, — зубы у Силы стучали, он схватил крест на своей груди и сжал пальцами так, что тот врезался в кожу.
— Да не бойся ты, — усмехнулся отшельник. — Не бес я, а слуга Христов… Что-то гляжу встревожены вы, Небось стрельцы ватагу вашу пощипали и логово сожгли, вот и бродите вы неприкаянные.
— А ты откуда знаешь? — с подозрением осведомился Сила, наконец убедившийся в том, что отшельник живой человек.
— Ему все известно, — сказал Гришка.
— Ну, все не все… И что же вы делать собрались? Варвару из острога освобождать?
— Собрались, — кивнул Беспалый. Он уже решил ничему не удивляться, поверил, что отшельнику все известно и судьбы он как по писаному читает. — Коль тебе настоящее и будущее ведомо, то скажи — получится у нас что с этим делом или на погибель идем?
— Может, и на погибель. Немного я дам за то, что затея ваша удастся. Ну как, все равно пойдете?
— А куда же денешься? — вздохнул Сила.
— Пойдем, — кивнул Гришка.
— Кто другу верен, у кого сердце любовью согрето — тому даже накрепко запертые двери открыты, у того все удачей завершится.
Голос отшельника звучал торжественно, и сам он был неприступен, величествен. Верилось, что он провозвестник самой судьбы. Гришке и Беспалому стало легче от его ободряющих слов, вновь загорелась надежда, что все получится по-задуманному.
— А впрочем, — сказал отшельник уже совершенно другим голосом и весело улыбнулся, — может, никуда ходить и не надобно.
Гришка услышал сзади шорох и обернулся. Он увидел… Навстречу им шла Варвара. В белом сарафане, с развевающимися волосами, она казалась порождением леса, его духом.
Когда Гришка обнимал ее и целовал, то чувствовал губами, что лицо ее мокро от слез.
— Я думала, что не увижу тебя, — всхлипнула она, — И я думал, что не увижу.
— Меня в логове не было, когда налетели стрельцы. В лесу была. Притаилась, видела, как по лесу ведут оставшихся. Слышала разговоры о том, что в обозе сделали засаду…
Обезумевшая от горя Варвара вскоре была у отшельника. Выслушав ее, тот вытащил серебряное блюдце, налил воду, взял Варю за руку.
— Смотри в воду. Что видишь?
— Ничего.
— Лучше смотри.
— Лес…
— Еще?
— Я и Гришка идем по этому лесу.
— Жив он, и все будет нормально. Перед приходом гостей отшельник напрягся, взгляд его устремился в одну точку. Он сказал:
— Сейчас будут здесь.
Решил по привычке разыграть их…
АТЛАНТИДА. ПЯТЫЙ КРИСТАЛЛ
Боль была выше всякого разумения. Картанаг упал на колени. Он хотел закричать. И он закричал. Ему казалось, что его крик мощен, способен выдирать с корнем деревья и колоть камни, поднимать волны на озерах и сметать замки. Но на деле из груди вырвался лишь сдавленный сип.
Потом к Картанагу вернулась на миг ясность сознания. Он поднял руку, которая, казалось, весила как подъемный мост. Он не знал больше способов избавиться от боли. В отличие от Видящего мага он не хотел ее. Он не знал, как ей распорядиться. Для него это была просто боль, а не биение гигантских сил.
Он поднес руку к груди. Пальцы сжали медальон с «Лунным осколком». Резкий рывок разорвал золотую цепь. «Лунный осколок» полетел на землю. И боль ушла. Мгновенно. Остались только слабость и опустошение.
Видящий маг стоял спокойный, полный достоинства. «Лунный осколок» валялся у его ног. Хакмас нагнулся, поднял его, приладил на место в «подсвечнике».
— Ты, «Лунный осколок», камень стихии огня, — торжественно произнес он. — Ты занял положенное тебе место. Ты вобрал темный голубой пламень спутника Земли. В тебе отражение его света. В тебе его силы. Призываю тебя!
Он помолчал и закричал:
— Призываю вас всех!
Теперь «Лунный осколок» принимал на себя вместе с остальными камнями тяжесть проклятий демонов Темной Реальности. Картанаг подарил Видящему магу жизнь.
На месте Круга Мудрости вспыхнул огненный лиловый шар. Хакмас простер ладони, и шар начал меняться, разрастаться. Он порхнул в руки к магу, и тот бросил его обратно, в Монумент старых богов.
Холм, у подножия которого стоял Монумент, раскололся под звучащую ниоткуда, продирающую до костей музыку сфер.
Точнее, казалось, что он раскололся. Что происходило, не укладывалось ни в какие понятия. Принц нечто подобное ощущал во время путешествия в нижнем астрале, когда боролся с великаном-карликом. В этой точке сошлись два мира.
В ярко малиновом свете холм осыпался, как разбитый витраж. Разноцветные осколки в свою очередь раскалывались на новые. И изнутри вырастал из синих и зеленых кристаллов каменный цветок. В бутоне чернело нечто. Кусок тьмы. И тьма эта была не тьмой холода, страха и зла. Это была обещающая, теплая темнота Великой Пустоты.
Длилось это всего лишь мгновение. А потом холм закрылся. И напоминанием о происшедшем был лежащий на камне деревянный диск размером чуть меньше ладони. Обычный человек прошел бы мимо него и не потрудился бы даже нагнуться. Но тот, кому дано видеть и ощущать невидимое, кинув взор на этот диск, с трудом бы оторвал его. Взор тонул в нем, погружался в неведомые глубины, которые невозможно постичь.
— Саамарит! — воскликнул Картанаг и бросился вперед.
Принц и Пантеомон двинулись ему навстречу, стремясь остановить, не дать дотянуться до амулета амулетов, но Видящий маг жестом остановил их:
— Пусть берет!
Он спокойно направился в сторону замка. Поднялся по каменной лестнице. Его спутники шли за ним. Они не оборачивались и не видели, что Картанаг хохочет, как сумасшедший, держа в руке Саамарит, и как по его щекам текут слезы.
— Стой, — неожиданно возопил он, взглянув на Видящего мага.
Хакмас не обратил на него никакого внимания.
— Стой. Именем Императора!
Они продолжали подниматься по лестнице.
— Взять их! — крикнул Картанаг страже. Солдаты, раздавленные всем увиденным, не шелохнулись.
— За мной, — прикрикнул Картанаг. С тем же успехом.
— Передушу, как щенков! — заорал он истошно.. Крик вывел солдат из оцепенения, и они громко загалдели:
— Поищи дураков!
— Маг убьет нас одним взором!
— Нет! Иди сам, собачий потрох! Картанаг кивнул. Выдернул меч. Рубанул им по шее ближнего солдата.
— Или вы идете за мной! Или за ним! — крикнул он, пнув ногой корчащееся в судорогах тело.
Солдаты молча смотрели на советника. Они раздумывали — или выполнить приказание, или разорвать этого крикуна на части.
А потом поплелись за ним…
Потом к Картанагу вернулась на миг ясность сознания. Он поднял руку, которая, казалось, весила как подъемный мост. Он не знал больше способов избавиться от боли. В отличие от Видящего мага он не хотел ее. Он не знал, как ей распорядиться. Для него это была просто боль, а не биение гигантских сил.
Он поднес руку к груди. Пальцы сжали медальон с «Лунным осколком». Резкий рывок разорвал золотую цепь. «Лунный осколок» полетел на землю. И боль ушла. Мгновенно. Остались только слабость и опустошение.
Видящий маг стоял спокойный, полный достоинства. «Лунный осколок» валялся у его ног. Хакмас нагнулся, поднял его, приладил на место в «подсвечнике».
— Ты, «Лунный осколок», камень стихии огня, — торжественно произнес он. — Ты занял положенное тебе место. Ты вобрал темный голубой пламень спутника Земли. В тебе отражение его света. В тебе его силы. Призываю тебя!
Он помолчал и закричал:
— Призываю вас всех!
Теперь «Лунный осколок» принимал на себя вместе с остальными камнями тяжесть проклятий демонов Темной Реальности. Картанаг подарил Видящему магу жизнь.
На месте Круга Мудрости вспыхнул огненный лиловый шар. Хакмас простер ладони, и шар начал меняться, разрастаться. Он порхнул в руки к магу, и тот бросил его обратно, в Монумент старых богов.
Холм, у подножия которого стоял Монумент, раскололся под звучащую ниоткуда, продирающую до костей музыку сфер.
Точнее, казалось, что он раскололся. Что происходило, не укладывалось ни в какие понятия. Принц нечто подобное ощущал во время путешествия в нижнем астрале, когда боролся с великаном-карликом. В этой точке сошлись два мира.
В ярко малиновом свете холм осыпался, как разбитый витраж. Разноцветные осколки в свою очередь раскалывались на новые. И изнутри вырастал из синих и зеленых кристаллов каменный цветок. В бутоне чернело нечто. Кусок тьмы. И тьма эта была не тьмой холода, страха и зла. Это была обещающая, теплая темнота Великой Пустоты.
Длилось это всего лишь мгновение. А потом холм закрылся. И напоминанием о происшедшем был лежащий на камне деревянный диск размером чуть меньше ладони. Обычный человек прошел бы мимо него и не потрудился бы даже нагнуться. Но тот, кому дано видеть и ощущать невидимое, кинув взор на этот диск, с трудом бы оторвал его. Взор тонул в нем, погружался в неведомые глубины, которые невозможно постичь.
— Саамарит! — воскликнул Картанаг и бросился вперед.
Принц и Пантеомон двинулись ему навстречу, стремясь остановить, не дать дотянуться до амулета амулетов, но Видящий маг жестом остановил их:
— Пусть берет!
Он спокойно направился в сторону замка. Поднялся по каменной лестнице. Его спутники шли за ним. Они не оборачивались и не видели, что Картанаг хохочет, как сумасшедший, держа в руке Саамарит, и как по его щекам текут слезы.
— Стой, — неожиданно возопил он, взглянув на Видящего мага.
Хакмас не обратил на него никакого внимания.
— Стой. Именем Императора!
Они продолжали подниматься по лестнице.
— Взять их! — крикнул Картанаг страже. Солдаты, раздавленные всем увиденным, не шелохнулись.
— За мной, — прикрикнул Картанаг. С тем же успехом.
— Передушу, как щенков! — заорал он истошно.. Крик вывел солдат из оцепенения, и они громко загалдели:
— Поищи дураков!
— Маг убьет нас одним взором!
— Нет! Иди сам, собачий потрох! Картанаг кивнул. Выдернул меч. Рубанул им по шее ближнего солдата.
— Или вы идете за мной! Или за ним! — крикнул он, пнув ногой корчащееся в судорогах тело.
Солдаты молча смотрели на советника. Они раздумывали — или выполнить приказание, или разорвать этого крикуна на части.
А потом поплелись за ним…
РУСЬ. СУДЬБА ЧЕРНОКНИЖНИКА
Боярин Матвей решил доставить в первопрестольную изловленного им атамана Романа самолично, поскольку теперь не доверял никому в этом городе. В сопровождении верных слуг закованного в цепи предводителя разбойников привез он в хмурый, туманный день в столицу и там передал его самолично дьяку Разбойного приказа. В тот же день о том стало известно царю Михаилу, который проявил к этому делу живейший интерес.
Незамедлительно Роман был подвергнут пыткам. Сопротивлялся он недолго и почти сразу же выдал всю свою историю, а потом ползал на коленях и умолял простить его, обещая, чем может послужить государю. Создавалось впечатление, что он полностью сломлен и уничтожен, не способен теперь к каким-либо решительным поступкам. И куда только девался жестокий и решительный Роман Окаянный, державший в страхе не одно воеводство.
Происходил Роман из знатного рода, проживал в городе на западной окраине государства Российского, занимал почетный пост. Когда ринулась на Русь вражья польская сила, то иные держались твердо и стойко, другие же, как собаки, поджали хвосты и лизали пятки самозванцу. Чернь и продажные бояре, соблазненные посулами и испуганные угрозами, преподносили врагам ключи от русских городов. Потом говорили, что Лжедмитрий ни одного города не взял силой оружия, а все подметными письмами.
Когда самозванец приближался к его городу. Роман, значительно обедневший от гулянок и празднеств, запутавшийся в делах, подрастерявший богатства из-за неподобающего разгульного образа жизни, почуял, что можно будет поживиться. С другими такими же мерзавцами убил воеводу, подбил на бунт самый никчемный народишко и открыл ворота города, за что был принят и обласкан новым «царем».
В молодости Роман баловался чернокнижеством, но получалось у него это неважно. Колдун, учивший его уму-разуму, говорил, что в одной чаше в Кремле скрывается древняя вещица, сила которой неизмерима. Владеющий ею станет самым сильным колдуном, не будет ему равных. Не будет преград у него на пути к власти и богатству. На западе эта вещица именовалась Чашей Грааля. По легенде в эту чашу Иосиф Аримафеский, снявший с креста тело Иисуса Христа, набрал кровь Спасителя. По легенде же эта чаша первоначально служила Христу и апостолам для первых литургий. По другим сказаниям — это и не чаша, а блюдо, на котором преподнесли голову Иоанна Крестителя. С того момента, как Роман услышал о чаше, ее поиск стал для него главным смыслом жизни. Он и сам не мог понять почему. Нечто гораздо более сильное, чем просто его страсть и стремление — что-то данное свыше, будто бы отголоски иных жизней, нечто очень важное и непонятное гнало его за Святым Граалем. И иногда откуда-то издалека приходило слово — Саамарит. Ему казалось, что когда-то давно это слово было для него самым важным в мире. Но где и когда это было?
При новом «царе» Роман пришелся ко двору. Там тоже баловались черным колдовством. Не только лестью и подлостью он завоевал себе положение. Был отважен, свиреп и слишком падок до денег. Когда началась неразбериха, пытался перебежать на сторону противника, потом вернулся обратно. А когда погнали поляков, то, понимая, что за ним числится много злодейств, отправился в Польшу вместе с обозом с награбленными ценностями. Роман знал — чаша где-то в обозе. И он собирался завладеть ею при первом же удобном случае. Вот только случай был не на его стороне.
В дороге пересеклись с русским войском, началась ожесточенная сеча, часть обоза в самый тяжелый момент ушла, а Роман, раненный и истерзанный, выбрался все же живым. Брел, спотыкаясь, по лесу и неожиданно наткнулся на остатки обоза — всего четверых шляхтичей и двоих русских. С их слов понял, что все богатства они надежно захоронили до лучших времен, поскольку довести в безопасности до Польши надежды не было никакой. И место, где спрятаны сокровища, было вычерчено на листах книги «Апостол».
Но в те дни невезение, казалось, накрепко вцепилось в многострадальный обоз. Русский отряд под предводительством боярина Матвея вновь настиг остатки его. Ждать пощады не приходилось, бились крепко, но силы были неравны. Из всех удалось уйти лишь Роману, который в последний миг сумел выдрать листы из книги, но, рассматривая их, к ужасу своему понял, что вырвал лишь два, когда рисунок был на четырех. Боярин Матвей в пылу боя узнал своего старого врага Романа и с тех пор был убежден, что именно он знает тайну пропавшего обоза и из него надлежит выбить сведения о его местоположении.
Отныне ходу к честной и сытой жизни для Романа не было. Или в Польшу бежать, где он был бы не слишком желанный гость, поскольку пользы теперь от него не было, или остаться в России. Но здесь он был врагом, и немало нашлось бы тех, кто с удовольствием вздернул бы его на первом попавшемся суку. Оставалось перейти к жизни тайной и заняться разбоем, в чем он быстро преуспел и, кажется, нашел себя.
Однажды все же попался он государеву человеку в полон и грозили ему большие неприятности. В мыслях распрощался Роман с жизнью. Но изловивший его оказался не кто иной, как воевода Семен Иванович. Роман быстро понял, как найти с ним общий язык. Красочно расписал несметные богатства, которые были в обозе, закинув крючок, что неплохо было бы вместе распорядиться ими, заявил, что имеет план. Рассказал и о потерянной книге. И воевода заглотил наживку. Притом не просто заглотил, а вспомнил, что видел где-то такую книгу. Подобные книги на Руси — редкость и ценность, поэтому найти ее оказалось задачей не очень трудной. И был заключен договор. Воевода, предварительно разузнавший все о Романе и убедившийся, что тот имел отношение к обозу, уговорился заняться поиском вместе. Отпустил разбойника, взяв у него одну часть плана. Не думавший, что попадет в такой оборот, копию тот снять опасался.
Незамедлительно Роман был подвергнут пыткам. Сопротивлялся он недолго и почти сразу же выдал всю свою историю, а потом ползал на коленях и умолял простить его, обещая, чем может послужить государю. Создавалось впечатление, что он полностью сломлен и уничтожен, не способен теперь к каким-либо решительным поступкам. И куда только девался жестокий и решительный Роман Окаянный, державший в страхе не одно воеводство.
Происходил Роман из знатного рода, проживал в городе на западной окраине государства Российского, занимал почетный пост. Когда ринулась на Русь вражья польская сила, то иные держались твердо и стойко, другие же, как собаки, поджали хвосты и лизали пятки самозванцу. Чернь и продажные бояре, соблазненные посулами и испуганные угрозами, преподносили врагам ключи от русских городов. Потом говорили, что Лжедмитрий ни одного города не взял силой оружия, а все подметными письмами.
Когда самозванец приближался к его городу. Роман, значительно обедневший от гулянок и празднеств, запутавшийся в делах, подрастерявший богатства из-за неподобающего разгульного образа жизни, почуял, что можно будет поживиться. С другими такими же мерзавцами убил воеводу, подбил на бунт самый никчемный народишко и открыл ворота города, за что был принят и обласкан новым «царем».
В молодости Роман баловался чернокнижеством, но получалось у него это неважно. Колдун, учивший его уму-разуму, говорил, что в одной чаше в Кремле скрывается древняя вещица, сила которой неизмерима. Владеющий ею станет самым сильным колдуном, не будет ему равных. Не будет преград у него на пути к власти и богатству. На западе эта вещица именовалась Чашей Грааля. По легенде в эту чашу Иосиф Аримафеский, снявший с креста тело Иисуса Христа, набрал кровь Спасителя. По легенде же эта чаша первоначально служила Христу и апостолам для первых литургий. По другим сказаниям — это и не чаша, а блюдо, на котором преподнесли голову Иоанна Крестителя. С того момента, как Роман услышал о чаше, ее поиск стал для него главным смыслом жизни. Он и сам не мог понять почему. Нечто гораздо более сильное, чем просто его страсть и стремление — что-то данное свыше, будто бы отголоски иных жизней, нечто очень важное и непонятное гнало его за Святым Граалем. И иногда откуда-то издалека приходило слово — Саамарит. Ему казалось, что когда-то давно это слово было для него самым важным в мире. Но где и когда это было?
При новом «царе» Роман пришелся ко двору. Там тоже баловались черным колдовством. Не только лестью и подлостью он завоевал себе положение. Был отважен, свиреп и слишком падок до денег. Когда началась неразбериха, пытался перебежать на сторону противника, потом вернулся обратно. А когда погнали поляков, то, понимая, что за ним числится много злодейств, отправился в Польшу вместе с обозом с награбленными ценностями. Роман знал — чаша где-то в обозе. И он собирался завладеть ею при первом же удобном случае. Вот только случай был не на его стороне.
В дороге пересеклись с русским войском, началась ожесточенная сеча, часть обоза в самый тяжелый момент ушла, а Роман, раненный и истерзанный, выбрался все же живым. Брел, спотыкаясь, по лесу и неожиданно наткнулся на остатки обоза — всего четверых шляхтичей и двоих русских. С их слов понял, что все богатства они надежно захоронили до лучших времен, поскольку довести в безопасности до Польши надежды не было никакой. И место, где спрятаны сокровища, было вычерчено на листах книги «Апостол».
Но в те дни невезение, казалось, накрепко вцепилось в многострадальный обоз. Русский отряд под предводительством боярина Матвея вновь настиг остатки его. Ждать пощады не приходилось, бились крепко, но силы были неравны. Из всех удалось уйти лишь Роману, который в последний миг сумел выдрать листы из книги, но, рассматривая их, к ужасу своему понял, что вырвал лишь два, когда рисунок был на четырех. Боярин Матвей в пылу боя узнал своего старого врага Романа и с тех пор был убежден, что именно он знает тайну пропавшего обоза и из него надлежит выбить сведения о его местоположении.
Отныне ходу к честной и сытой жизни для Романа не было. Или в Польшу бежать, где он был бы не слишком желанный гость, поскольку пользы теперь от него не было, или остаться в России. Но здесь он был врагом, и немало нашлось бы тех, кто с удовольствием вздернул бы его на первом попавшемся суку. Оставалось перейти к жизни тайной и заняться разбоем, в чем он быстро преуспел и, кажется, нашел себя.
Однажды все же попался он государеву человеку в полон и грозили ему большие неприятности. В мыслях распрощался Роман с жизнью. Но изловивший его оказался не кто иной, как воевода Семен Иванович. Роман быстро понял, как найти с ним общий язык. Красочно расписал несметные богатства, которые были в обозе, закинув крючок, что неплохо было бы вместе распорядиться ими, заявил, что имеет план. Рассказал и о потерянной книге. И воевода заглотил наживку. Притом не просто заглотил, а вспомнил, что видел где-то такую книгу. Подобные книги на Руси — редкость и ценность, поэтому найти ее оказалось задачей не очень трудной. И был заключен договор. Воевода, предварительно разузнавший все о Романе и убедившийся, что тот имел отношение к обозу, уговорился заняться поиском вместе. Отпустил разбойника, взяв у него одну часть плана. Не думавший, что попадет в такой оборот, копию тот снять опасался.