Станюкович Константин Михайлович. В море !

   - Конечно, надо покончить, - согласился и Неглинный.
   - А как это сделать? Раскинь-ка умом, Вася.
   Неглинный целую минуту добросовестно ерошил волосы, тер свой большой лоб, хмурил брови и в конце концов предложил Скворцову написать адмиральше письмо.
   - Изложи в нем все основательно, логично и деликатно. Объясни, как нехорошо основывать свое благополучие на несчастии других... Одним словом, убеди ее... Она поймет...
   Скворцов ядовито усмехнулся и безнадежно махнул рукой.
   - Убедить? На нее никакая логика не подействует... Она потребует личного объяснения.
   - Ну, что же, сходи, объяснись...
   - Тогда я, брат, пропал... Ты не знаешь адмиральши... Никто не устоит против ее слез... И, наконец, если она в самом деле так безумно меня любит, как уверяет...
   - Так что?
   - Как подействует мое письмо?.. Если вдруг что-нибудь случится... Понимаешь?.. Она - необыкновенно впечатлительная... Ведь тогда я на всю жизнь с укором на совести! - проговорил Скворцов, не желавший брать на душу такого греха.
   - Ты думаешь, может что-нибудь случиться? - озабоченно спросил Неглинный.
   - Кто ее знает... Она сумасшедшая... Раз уже грозила, что отравится, если я ее разлюблю...
   - Однако обманывает же она адмирала и... ничего... переносит это невозможное положение! - заметил Неглинный.
   - Но зато как страдает, если бы ты знал! Она часто об этом говорит и всегда называет адмирала "бедный Ванечка"...
   - Гм... Стра-да-ет? - протянул Неглинный и прибавил тоном искреннего сожаления: - Бедняжка!.. А я и не догадывался... По виду она такая веселая и радостная... Значит, скрывает...
   - То-то и есть... Нет, брат, все эти письма и объяснения ни к черту. Необходимы дипломатические средства...
   - Например?
   - Удрать от нее, но так, брат, удрать, чтобы дерка эта была, так сказать, не по моей воле. Понимаешь? Если б были деньги, сказал бы, что мифическая тетка саратовская заболела и вызывает меня, и прожил бы где-нибудь месяца три-четыре... все бы лучше было... но на что уедешь? Денег нет.
   - И у меня, брат, нет. И достать негде.
   - Если бы попасть в дальнее плавание, этак годика на три...
   - Отлично бы. Но как попасть?
   - Насчет этого я и ломаю голову. "Так, мол, и так, ваше высокопревосходительство, изнываю на берегу и ни разу не ходил в дальнее плаванье!" Как ты думаешь?
   - Не выгорит... А вот, брат, мысль! - воскликнул Неглинный. - Попытаюсь-ка я уговорить своего влиятельного дядюшку Осокина, чтобы он попросил министра о тебе. Правда, мой дядя самолюбивый чинодрал и не любит хлопотать, если не уверен в успехе, но я попробую... Спрос не беда.
   - Вот бы удружил, голубчик! - проговорил Скворцов и весь просиял.
   - Да ты не радуйся заранее... Надежда у меня небольшая... Дядя с нашим министром, кажется, не в особенных ладах... Попробуем!.. Завтра же, после экзамена, пойду к дяде...
   - Ах, если б пофартило, а то ведь видишь, какое положение... И адмиральша, и долги...
   - Да, брат, скверное твое положение, - участливо проговорил Неглинный. - Я и не думал, что ты так влопался... Ну, как тут, после этого, не бояться женщин! - неожиданно прибавил он и объявил, что ему надо заниматься, - завтра экзамен.
   IV
   Облегчив свою душу в откровенной беседе с другом, Скворцов ушел от него повеселевший и несколько обнадеженный возможностью удрать в плавание. Чем черт не шутит! Неглинный, конечно, пристанет к дяде, как смола, за друга, и тот, пожалуй, поедет к министру. А дядя Неглинного - особа. Попросит и... министр назначит сверх комплекта... Мало ли было таких примеров!
   С такими радужными мыслями Скворцов зашел к Доминику, скромно там позавтракал, затем побывал у замужней сестры и, покорный воле адмиральши, в исходе третьего часа уже был в Гостином дворе, пробираясь в толпе к условному месту свидания. Он несколько недоумевал, к чему его зовет адмиральша, но дал себе слово вести себя самым покорным образом. Пусть в ней не будет ни малейшего подозрения, что он затевает против нее каверзу. Так-то лучше. И благоразумная осторожность молодого человека была так велика, что, заметив в толпе одну знакомую молодую хорошенькую даму, он нарочно отвернулся, чтобы не подойти к ней, хотя ему и очень хотелось. Адмиральша могла увидеть его разговаривающим с барыней и непременно задала бы ему "бенефис", подозревая, что он приехал в Петербург именно для свидания с ней.
   Уж он был в нескольких шагах от магазина, у которого должен был встретиться с адмиральшей, как вдруг столкнулся нос к носу с адмиралом.
   - Вы куда, Николай Алексеевич? Что покупать?
   - Так, гуляю, - ответил, несколько оторопев, Скворцов.
   - А я, батенька, Ниночку отыскиваю. Не видали ее?
   - Нет-с, не видал...
   - Так пойдемте вместе ее искать!
   И, взявши под руку Скворцова, адмирал направился с ним совсем в противоположную сторону.
   Молодой человек облегченно вздохнул.
   - А я раньше, чем предполагал, окончил деловые свидания и не знал, что с собой делать, - говорил адмирал, медленно шагая и слегка переваливаясь своим тучным телом, - думаю: пройду-ка в Гостиный двор... верно Ниночка еще там. Авось встречу и отправимся вместе обедать... Проголодался, а она обещала быть в гостинице только к пяти часам... Эка, дам здесь сколько! - прибавил адмирал, озираясь по сторонам. - Ну, а вы что делали? Как здоровье Неглинного?
   - Гораздо лучше.
   - Ну и слава богу. Очень рад. Что у него было?
   - Инфлюенца, ваше превосходительство.
   - Ишь, бедняга! Хорошо, что без осложнений, а то осложнения бывают. Вы кланяйтесь от меня да скажите, чтобы берегся, а то долго ли получить воспаление легких, - участливо говорил адмирал. - Славный он малый, этот Неглинный.
   - Превосходный человек, ваше превосходительство! - отвечал Скворцов и подумал: "То-то рвет и мечет теперь адмиральша!"
   - Напрасно он только в ученые хочет... Оно, конечно, хорошо и ученым быть, но все-таки... какая ж это карьера для морского офицера?.. Смотрите, Николай Алексеевич, вот у витрины блондиночка... ведь недурненькая, а? - понизил голос адмирал, приостанавливаясь и подталкивая Скворцова.
   И, поглядев на хорошенькое личико, адмирал прибавил шагу и продолжал:
   - Да... не одобряю его выбора... То ли дело быть настоящим моряком, ходить в море... а то что корпеть на берегу за книгами... Вы сказали бы Неглинному, право... Сейчас вот в штабе говорили, что на "Грозном" открывается вакансия. Один офицер списывается по болезни. Вот бы просился... Его наверное назначат. У него протекция - дядя. Уехал бы в Средиземное море, поплавал бы там года два, и никаких инфлюэнций бы не было...
   - Я ему передам.
   - Вот и вы, бедняга, сидите на берегу, даже и во внутреннее плавание не попали... Впрочем, вы, кажется, очень любите береговую жизнь?.. В море, куда-нибудь на простор, в дальнее плавание, вас не тянет, а?..
   - Помилуйте, ваше превосходительство. Очень тянет... Я бы с радостью пошел...
   При этих словах адмирал взглянул на молодого человека долгим пристальным взглядом. И Скворцову показалось, что в этих маленьких заплывших глазках блеснуло лукавое выражение недоверия.
   "Неужели он догадывается!" - в страхе подумал Скворцов.
   - С радостью? - повторил адмирал, отводя взгляд. - А я думал, что вы... того... не любите моря...
   - Напротив, люблю, ужасно люблю, ваше превосходительство! - с какой-то особенной порывистостью проговорил Скворцов, взглядывая на пухлое, снова, казалось, добродушно спокойное лицо толстяка. И в голове у него блеснула смелая мысль - обратиться за протекцией к этому самому адмиралу, который в большом фаворе у министра. В самом деле, как ему раньше не пришла в голову такая гениальная комбинация! Если адмирал подозревает его, то, разумеется, будет самым усердным ходатаем, а если ни о чем не догадывается, то все равно по доброте своей не откажет... Вот бы отлично на "Грозный" попасть! Но надо только обработать это дело так, чтобы адмиральша ничего не знала. Необходимо прежде взять с адмирала слово, что он сохранит в абсолютной тайне его просьбу... Мотивировку можно придумать... Кредиторы, что ли, или, наконец, какая-нибудь петербургская дамочка... Что-нибудь в этом роде... Выберу удобный момент завтра же и поговорю с адмиралом у него в кабинете?
   Значительно повеселевший молодой человек с какою-то особенной приязнью поглядывал теперь на адмирала, видя в нем своего спасителя.
   Они медленно двигались, обходя Гостиный двор и перекидываясь словами, как вдруг адмирал, издали завидя жену своими зоркими морскими глазами, весело воскликнул:
   - А вот и Ниночка несется под всеми парусами... Глядите, как она спешит и озирается... И какая она однако сердитая... Видно, подлецы приказчики раздражили!
   И адмирал, пыхтя и подсапывая носом, заторопился навстречу к адмиральше.
   V
   Адмиральша изумилась, увидавши перед собой мужа и Скворцова, и пытливо взглянула на адмирала.
   - А мы, Ниночка, искали тебя, - начал было адмирал.
   - Искали? - перебила адмиральша. - Это, конечно, очень любезно, но я ведь сказала, что буду дома к пяти часам.
   - Я думал, что ты раньше отделаешься, и мы поскорей поедем обедать. Пришел сюда, гляжу - и Николай Алексеевич здесь...
   - А вы зачем сюда попали? - с самым невинным видом обратилась адмиральша к Скворцову.
   - Гулял он, Ниночка, и на хорошеньких дам заглядывался... Ну, мы вместе и пошли тебя искать. Думали: авось, встретим... И увидали: глядим, ты идешь такая сердитая... Верно, устала, Ниночка, а?
   - Еще бы! побегал бы ты по магазинам, как я... И эти приказчики... За все запрашивают... Однако, что же мы стоим? Мне еще много покупок. Идемте! А вот вам, Николай Алексеевич! - промолвила адмиральша, передавая Скворцову несколько свертков.
   После посещения двух-трех лавок, тучный адмирал еле волочил ноги и вдобавок ему страшно хотелось есть. А жена, как нарочно, спешила, переходила из магазина в магазин и все не могла окончить своих покупок. И Иван Иванович, наконец, объявил, что поедет в гостиницу и заморит до обеда червяка, и попросил молодого человека походить с Ниночкой по магазинам и привезти ее в гостиницу.
   - За что же, Ванечка, ты наказываешь бедного Николая Алексеича?
   - Как наказываю?..
   - Посмотри, какое у него вдруг сделалось кислое лицо! - со смехом проговорила адмиральша и прибавила: - Идите, идите, Николай Алексеич. Я и без вас обойдусь.
   - Молодой человек обязан угождать дамам. По крайней мере, нас в старину так учили... Так уж вы, Николай Алексеевич, не бунтуйте и останьтесь с Ниночкой, помогите ей и милости просим вместе пообедать. А после обеда мы вас не задержим: не опоздаете в Аркадию, - шутливо прибавил адмирал.
   Скворцов поблагодарил, но от приглашения отказался. Он сегодня обедает у сестры.
   - Могли бы завтра у ней обедать, - заметила адмиральша, бросая значительный взгляд на Скворцова, который говорил: "обедай у нас!"
   - Извините, Нина Марковна, я дал слово, - отважно соврал молодой человек.
   - Дали слово, так надо держать. Слово - великое дело, Николай Алексеич, сентенциозно промолвил адмирал. - Но, по крайней мере, до обеда вы будете кавалером Ниночки, не правда ли?
   Несколько удивленный такой настойчивой просьбой и вообще сбитый с толку отношением адмирала, который, казалось, несмотря на свою кажущуюся простоту, что-то подозревал, - Скворцов поспешил ответить, стараясь скрыть смущение, что он охотно останется около Нины Марковны до половины шестого. Сестра обедает в шесть часов.
   - Ну, и отлично. Привезите Ниночку ко мне и не давайте приказчикам ее обижать, - добродушно сказал Иван Иванович и, пожав крепко руку молодого человека и приветливо кивнув головой жене, сел на извозчика и уехал.
   - Наконец-то! - шепнула адмиральша и вся просияла.
   И, подхватив под руку Скворцова, машинально глядевшего вслед уезжавшему адмиралу с каким-то чувством виноватости, она проговорила своим мягким, бархатным голосом:
   - Пойдем отсюда куда-нибудь. Здесь толкотня.
   - А покупки?
   - Никаких больше нет, я все сделала. Это я нарочно, чтоб остаться с тобой, - прибавила она, лукаво поводя взглядом.
   Они вышли из Гостиного двора и, оба молодые, свежие и красивые, шли по Садовой, рука об руку, точно муж и жена.
   - Куда мы пойдем? - спросил Скворцов.
   - Куда хочешь. А то не поедем ли на острова? Возьмем карету и покатаемся... Хочешь?
   - Что ты? - испуганно воскликнул Скворцов. - Ведь поздно - четыре часа, а к пяти ты обещала вернуться домой. Будь благоразумнее.
   - И то правда... поздно... А ведь я рассчитывала на эту прогулку. Теперь так хорошо на островах. Эта встреча с Ванечкой все расстроила! - капризно, с видом балованного ребенка, проговорила Нина Марковна. - Но все равно... Я так рада, что с тобой... Где ты был? Что делал все утро? Рассказывай!
   Скворцов, добросовестно дал отчет о проведенном утре, и адмиральша спросила:
   - Как это ты встретился с мужем? Он не догадался, зачем ты в Гостином дворе? Конечно, нет! Он не особенно догадливый, этот бедный Ванечка... Как тяжело его обманывать! - вздохнула она, и ее подвижное хорошенькое личико на секунду омрачилось. - А я тебя ждала... чего только не передумала... Думала, что ты вдруг меня разлюбил и не придешь... Какие глупости лезут в голову, когда любишь так, как я тебя люблю... Не правда ли, глупости? Ведь ты любишь свою Ниночку!..
   Голос ее звучал чарующей нежностью, и глаза были полны выражением страстной любви.
   - Разве можно не любить такую обворожительную женщину! - промолвил тронутый этой любовью молодой человек.
   - Но ты, Ника, кажется, не рад, что мы одни? Твои мысли где-то далеко? допрашивала Нина Марковна, по-видимому, не вполне удовлетворенная краткостью уверений своего любовника, и с подозрительной пытливостью взглянула ему в глаза.
   - Бог с тобой!.. С чего ты взяла? - несколько смущенно проговорил молодой человек, мысли которого, действительно, не вполне принадлежали адмиральше.
   - У тебя сегодня такое невеселое лицо... Тебя точно что-то гнетет... Что с тобой, мой ненаглядный?..
   Скворцов решил сказать половину правды и проговорил:
   - Знаешь, что меня беспокоит?
   - Что, милый? - тревожно спросила Нина Марковна.
   - Мне кажется, что Иван Иваныч догадывается о нашей любви.
   - Только-то?.. Успокойся. Бедный Ванечка ничего не подозревает.
   - Ты уверена?
   - Мне ли его не знать? Я сама прежде думала, но убедилась, что мои тревоги напрасны. Он убежден, что мы дружны, что ты мой поклонник, но что больше ничего нет... И он очень привязан к тебе. Когда тебя нет день, другой, он всегда спрашивает: отчего тебя нет? По счастью, бедный Ванечка совсем не ревнивый, и если б ты знал, какой добрый и хороший человек...
   - И как безгранично любит тебя, - вставил Скворцов.
   - И я его очень люблю и уважаю, как прелестного человека... деликатного, который балует меня... Да, люблю его, как отца... Нет, Ника, он не ревнует... Да и не имеет права. Несмотря на свою привязанность, ведь он понимает, что виноват передо мной...
   - Он виноват?
   - Глупый! Разве не понимаешь? Он женился, когда ему было сорок пять, а мне... двадцать, - проговорила, слегка запнувшись, Нина Марковна, так как утаила три года. - Теперь ему пятьдесят пять, а мне... тридцать. Я - молода; он - старик. Он совсем отжил и не знает страсти, а мне еще жить хочется... И разве я виновата, что полюбила тебя?..
   И, странное дело, несмотря на решение Скворцова покончить с этой связью, слова Нины Марковны радовали его.
   - Надеюсь, и ты, Ника, только мой и ничей больше? - продолжала адмиральша. - Ты не обманываешь меня?..
   Скворцов уже боялся, как бы эта мирная прогулка не омрачилась вспышкой ревности и сценой. Обыкновенно сцены начинались именно с такого вопроса, и подозрительная адмиральша, возбуждавшаяся своими же словами, которые диктовало ей фантастическое воображение, приходила в то состояние подозрительной, слепой ревности, которое разрешалось гневными, самыми невозможными обвинениями и упреками, слезами и мольбой, рядом с угрозами и требованиями клятв именем "покойной матери" в том, что любимый человек любит ее безгранично и находится, так сказать, в полной ее собственности, весь, со всеми своими помышлениями, и должен вечно помнить, что она для него всем пожертвовала. Ах, он хорошо знал эти сцены и хорошо знал свое подневольное положение, и все это, главным образом, и отравляло его любовь. Знал он, что после всех таких бурь и отчаянных клятв и именем "покойной матери", и именем здравствующего отца, происходила финальная сцена примирения в таких жгучих, необузданных поцелуях (если тому не мешали обстоятельства), что он уходил хотя и счастливый, но несколько утомленный и от этих бурных шквалов ревности, и от такого избытка страстной любви.
   Была ли сегодня Нина Марковна в "штилевом" настроении, или улица несколько сдерживала ее ревнивые чувства, но только она на этот раз удовлетворилась простым уверением Скворцова, что кроме Нины Марковны для него не существует на свете женщин.
   Они уже незаметно прошли всю Садовую. Радостная и довольная Нина Марковна говорила о близости счастливого времени, когда они могут на даче проводить целые дни, не тяготясь присутствием Ванечки.
   - И знаешь что? - неожиданно прибавила она, - ты живи у меня на даче... К чему тебе ездить из Кронштадта?
   - Что ты, с ума сошла, Нина? - испуганно воскликнул Скворцов.
   Нина Марковна усмехнулась.
   - Ты знаешь, кто подал эту счастливую мысль?
   - Кто?
   - Ванечка... Он еще сегодня говорил мне об этом, жалел, что ты будешь жить в пыльном, душном Кронштадте, и сам тебе предложил перебраться на дачу... Ты разве не рад этому?
   - Иван Иванович предложил? - изумился Скворцов, решительно не понимавший, до чего может идти простота адмирала. - Ты говоришь, Иван Иванович? - повторил он.
   - Чему ты так удивляешься?
   - Но это невозможно... Это скандал... Я ни за что не перееду к тебе. Я не хочу тебя компрометировать. И, наконец, разве можно так злоупотреблять доверием Ивана Ивановича?
   Адмиральша сделала недовольную гримаску. Напрасно Ника так боится всего. И с каких пор он сделался таким осторожным?
   Однако она не настаивала на этот раз. Он может приезжать и иногда оставаться. Не правда ли?
   "Я, может быть, буду далеко в это время!" - подумал Скворцов и, вероятно вследствие этого нежно ответил, что, конечно, будет приезжать так часто, как только возможно.
   - Однако, уже без четверти пять... Едем!
   Они взяли извозчика и поехали в гостиницу.
   - И ты думаешь, что мы так и расстанемся, а я тебя оставлю одного, чтоб ты поехал в Аркадию? - вдруг сказала Нина Марковна.
   - Но я не собираюсь в Аркадию... Я вечер буду у сестры.
   - Нет, ты будешь со мной! - радостно воскликнула Нина Марковна. - У меня явился великолепный план. Это вместо утренней поездки. Я останусь в Петербурге. Скажу Ванечке, что не успела все купить, что нужно. Мы проведем вечер одни... Совсем одни... Ведь это так редко бывает... Поедем на острова, оттуда ко мне чай пить.
   - А Иван Иванович?
   - Ванечка сегодня вечером уезжает. Ему непременно надо быть в Кронштадте завтра рано утром. Ну что, доволен, что я останусь? Доволен? - понижая голос, полный страсти, говорила молодая женщина, прижимаясь к молодому человеку.
   Она была очаровательна, эта маленькая, ослепительно свежая женщина, с ласкающим взглядом своих черных блестящих глаз, изящная, благоухающая, такая любящая и кроткая в эту минуту, что Скворцов, собиравшийся так коварно бежать от нее в дальние моря, почувствовал угрызения совести. И, охваченный чувством жалости и нежности и внезапным приливом молодой страсти, он глядел на нее загоревшимися, влюбленными глазами, которые красноречивее слов говорили, доволен ли он.
   - Так будь у меня в восемь часов, ни минуткой позже, - весело говорила Нина Марковна. - Найми карету... Смотри же, жду тебя, мой желанный, прибавила она нежным шепотом, прощаясь со Скворцовым у подъезда гостиницы.
   В означенный час он был у нее в номере с букетом цветов и конфетами. Они тотчас же поехали на острова, обменявшись долгим поцелуем. В карете адмиральша сняла перчатки. Она знала, что "Ника" любит ее маленькие ручки. И он мог, сколько угодно, целовать их. На островах они пробыли недолго. Обоим им казалось, что сыро, и тянуло домой. И дорогой молодой человек, без всякого вызова со стороны адмиральши, расточал клятвы и целовал ее. Разговор как-то не вязался и, к удивлению Скворцова, сегодня Нина Марковна не начинала сцен только осведомилась, кто был у его сестры, и даже поверила, что Скворцов не видал там ни одной посторонней особы женского пола. Она не говорила и о том, что всем для него пожертвовала, и только глядела на молодого лейтенанта с восторженной любовью... Они вернулись в гостиницу в десятом часу и весело пили чай...
   И молодой человек малодушно забыл и адмирала, и ревнивые шквалы с дождем, и свое рабство, и свое решение, чувствуя себя в полной власти этой женщины...
   VI
   За полночь возвращался Скворцов к Неглинному и был в задумчивом настроении. Он всю дорогу анализировал свои чувства к адмиральше и, неблагодарный, думал теперь о ней без влюбленной восторженности. Она ему, конечно, нравится, эта обольстительная женщина, но все-таки необходимо вырваться из-под ее дьявольских чар во что бы то ни стало. Он сознавал, что его любовь не "настоящая". Обязательно надо удирать к общему благополучию. Любовь адмиральши в разлуке, наверное, пройдет; Нина полюбит другого и будет счастлива, а он, наконец, избавится от этого кошмара и будет свободен, как ветер...
   "Да и что такое, собственно говоря, любовь? - задал себе вопрос молодой человек. - Ведь вот, всего несколько минут тому назад, он совершенно искренно клялся в любви, а теперь чувствует какую-то унизительность этой любви и готов с радостью разорвать ее цепи".
   Размышлял он и об адмирале и, обманывая его, в то же время жалел. Неужели, в самом деле, он - такой простофиля, как говорит Нина Марковна, что даже зовет жить на дачу? Возможно ли, чтобы он не догадывался?.. И у него любовь к этой женщине... и какая еще любовь!
   Неглинный еще занимался, когда к нему вошел Скворцов. Диван для него уже был постлан, и молодой человек с удовольствием взглянул на него. Он пожал руку товарища и, раздеваясь, спросил:
   - Вася! Что такое, по-твоему, истинная любовь к женщине, а?
   Неглинный поднял с книги усталое бледное лицо и удивленно взглянул на Скворцова своими вдумчивыми закрасневшимися глазами. По обыкновению, прежде чем решить такой неожиданный вопрос, имевший мало общего с небесной механикой, которую он штудировал, Неглинный стал ерошить длинными худыми пальцами свои рыжие волосы и, после минуты-другой раздумья, во время которой Скворцов успел уже юркнуть под одеяло, - заговорил слегка докторальным тоном, точно он отвечал на экзамене:
   - Истинная любовь есть полное гармоническое сочетание духовной и физической привязанности. Необходимо любить женщину и как человека, и как женщину. Если доминирует лишь одна духовная сторона, это, в некотором роде, уродство, и женщина должна быть несчастна... От этого, вероятно, жены многих великих ученых убегали от своих мужей. А если в любви преобладает одно лишь животное чувство, это, по-моему, гнусно и должно унижать достоинство порядочной женщины.
   - Ну, значит, я порядочная скотина, Вася! - проговорил Скворцов, протягиваясь.
   Неглинный не противоречил и снова опустил глаза на книгу.
   - Но только ты, брат, слишком теоретичен и не знаешь женщин. Есть развитые и умные женщины, которые любят красивых балбесов без всякого внутреннего содержания... Мало ли таких жен... И они нисколько не считают себя униженными... Напротив, счастливы... Ты, верно, никогда не женишься!
   - Пока не думаю.
   - Трудно, брат, найти такой идеал любви...
   - Можно стремиться к его приближению. Однако, не мешай!..
   Некоторое время Скворцов молчал и снова спросил:
   - Ты, Вася, любил когда-нибудь?
   - Любил, - отвечал, несколько конфузясь, Неглинный.
   - Замужнюю или девушку?
   - Да ты чего допрашиваешь!.. Ну, замужнюю.
   - И она тебя любила?
   - Она и не знала, что я ее люблю...
   - Зачем же ты не сказал ей?..
   - К чему смущать несвободную женщину... И вообще, знаешь ли, я как-то боюсь их... Какое имею я право навязываться с своею любовью?
   - Ты, Вася, фефела порядочная! - рассмеялся Скворцов. - Играя в молчанку, ты никогда не вызовешь любви... Она тебя любила?
   - Не думаю. Но расположена была, это несомненно.
   - И ты все молчал?.. Даже и рук не целовал?
   - Циник!.. Не говори пошлостей!.. - воскликнул Неглинный.
   И, внезапно оживляясь, проговорил:
   - Я ее так любил целых три года, Коля, что ради нее готов был перенести какие угодно страдания. Ах, что это за светлое, прелестное создание!.. А ты, свинья: "целовал ли руки?"
   "Совсем фефела!" - подумал про себя Скворцов и спросил:
   - Хорошенькая?
   - Мне казалось в то время, что краше нее нет женщины на свете...
   - А муж молодой или старик? Каков он?..
   - Муж? - переспросил Неглинный, и Скворцов увидал с дивана, что лицо его друга омрачилось. - Я не стану о нем говорить, так как могу быть пристрастным. Мне он не нравится. Он был молодой и очень красивый, - прибавил Неглинный.
   - И она его любила?
   - Кажется, не очень... Едва ли она счастлива.
   - Ты продолжаешь бывать у них?
   - Их здесь нет. Они три года как уехали...
   - Д-д-да, - протянул Скворцов, - это была, значит, настоящая любовь... Такой бескорыстной, возвышенной любви я еще не испытал... А все-таки, Вася, ты какой-то пентюх с женщинами... Боишься их, молчишь, краснеешь, точно красная девица... Так, братец, никакая женщина тебя не полюбит.
   - И пусть, - промолвил угрюмо Неглинный...
   - И, несмотря на свои возвышенные идеалы, ты женишься лет в сорок на какой-нибудь кухарке...