– Ты же сама согласилась, что поездка в Пограничье – отличная идея, – проворчал наконец король, смотревший куда угодно, только не на жену. – В следующем году торжества не оставят в казне медного талера и обернутся для нас сущим наказанием. Совершеннолетие Конни, двадцатилетие нашей свадьбы… Тарантия станет одним большим постоялым двором!
   – Знаю, – негромко отозвалась Зенобия и через плечо взглянула на торжественно пыливший вслед за ними караван. – Десять лет я не была на родине, но сейчас меня подмывает крикнуть: «Вернемся обратно!». Я боюсь за Конни.
   – Он не маленький мальчик, – бросил Конан и уже мягче добавил: – Мы не сможем всю жизнь за ним присматривать. Йен, перестань изображать взволнованную клушу и понапрасну трепыхать крыльями. Лучше скажи – ты проследила, чтобы в Парадной Опочивальне навели порядок? Конни со своей подружкой ведь непременно туда переберутся. Будет досадно, если они наткнутся на наши следы. Ты вот вечно разбрасываешь свои вещи куда попало. Недавно зашвырнула нижнюю юбку прямо на геральдического льва, что торчит на спинке кровати. Замио аж покраснел, бедняга, когда увидел такое безобразие.
   Королева растерянно моргнула, закусила губу, но все-таки не выдержала и рассмеялась. В такие моменты она переставала чувствовать себя Зенобией Аквилонской и становилась просто чуток повзрослевшей Дженной – девчонкой из Пограничья, которая, пусть и вышла замуж, обзавелась тремя детьми и целыми днями хлопочет по хозяйству, все еще способна на сумасбродства. Долой скверные предчувствия! Они отлично проведут время, навестят старинных друзей и с наступлением осени вернутся обратно.
   3 день Первой летней луны, поздний вечер.
   Сидевший в нарушение всяких приличий верхом на стуле Ротан Юсдаль с любопытством взирал на разворачивающееся перед ним занимательное действо: почтенный мэтр Ариен, ворча и кряхтя, ползал на четвереньках по полу, волоча следом ведро с белой краской. Месьор Делле старательно вырисовывал широкой кистью поверх светло-желтых и розовых плашек драгоценного мозаичного паркета не совсем ровную окружность, в центре которой громоздилось неподъемное старинное кресло с ножками в виде львиных лап. Время от времени Ариен сосредоточенно изучал пожелтевшие страницы внушительного вида фолианта, распластанного на сиденье кресла, и добавлял к своему творению причудливо выглядевшие символы.
   – А пентакль-то вам зачем понадобился? – устало осведомился Гиллем Ларбера, который уже седмицу пытался отговорить принца Аквилонии и его приятелей от безумного замысла. Переубедить Коннахара ему не удалось. Вдобавок дие Ларбера запоздало обнаружил, что сам по уши втянут в готовящееся предприятие и благодарить за это может одну чрезмерно начитанную особу по имени Меллис Юсдаль. – Для красоты или ради пущей внушительности?
   – Для усиления магических свойств заклинания и ограничения действия демонических сил, буде те вознамерятся проникнуть в пределы нашей Сферы, – пропыхтел в ответ Ариен. – Еще свечей! Ничего не вижу!
   – Ах, вдобавок ожидается вторжение орды злобных демонов, – вполголоса съязвил Гиллем и присоединился к Юсдалю-младшему, щелкая кресалом и зажигая настенные шандалы. Вечерний полусумрак слегка рассеялся, открывая небольшую пустующую комнату, со стенами, обтянутыми зеленоватым шелком, и узкими стрельчатыми окнами. Из предметов обстановки здесь оставались только упомянутое кресло и массивный стол, явно принесенные из иного помещения. В углу возвышался свернутый ковер, подле него стояла совершенно неуместная плетеная клетка с парой сонно квохчущих куриц внутри. Стол украшали коробки со свечами, стопка книг, кувшины, бокалы и огромное серебряное блюдо, а внизу скромно пряталась обитая потрескавшейся жестью грубоватая разделочная колода, временно позаимствованная с дворцовой кухни.
   – Готово, – с выражением чрезвычайного самодовольства изрек месьор Делле, с усилием поднимаясь на ноги и обозревая магический круг. – Ротан, сколько времени?
   – Четверть до одиннадцатого послеполуденного, – сообщил взглянувший на меланхолично позванивавшую клепсидру Ротан и прислушался. – Ага, идут.
   В коридоре простучали быстрые, слегка вороватые шаги, словно кто-то бежал на цыпочках, и в Зеленую гостиную ворвались двое: Меллис Юсдаль и Эвье Коррент, принесший с собой кожаный мешок, издававший при встряхивании приглушенное лязганье.
   – Конни и Айлэ сейчас будут, а Невдер заявил, что не желает принимать участие в замыслах безумцев, – быстро проговорила Меллис и нервно прыснула: – Извините меня, но все это напоминает сборище заговорщиков или недоучившихся некромантов. Может, для полного сходства нам натянуть черные маски и плащи с капюшонами?
   – А заодно перебраться в подвал и нарисовать пентакль человеческой кровью? – поддержал сестру Ротан. – Кстати, объясните туповатому адепту – почему колдовать нужно обязательно ночью, а не днем?
   – Потому что сегодня новолуние, – отрезал Делле, в глубине души наверняка вообразивший себя великим магом древности. – Самая подходящая пора для свершения различных обрядов.
   – И потому что надо закончить дело, раз уж взялись, – Эвье вывалил содержимое своей ноши на стол, где оно рассыпалось с шипящим шелестом. Сообщество с изумлением уставились на десяток разнообразной формы ножей и кинжалов.
   – Зачем так много? – недоуменно осведомился Ариен.
   – Откуда мне знать, какой именно нож требуется для жертвоприношения? – дернул плечом Эвье. – Мне сказали, они должны необычно выглядеть, и я принес, что сумел отыскать. Эти два, – он ткнул в зловеще поблескивающие лезвия, изогнутые в виде лунного серпа, – из дворцовой Галереи Древностей, остальные – из трофеев Оружейного зала. Что, не подходят?
   – Сойдет, – вынес приговор месьор Делле и испробовал остроту ножа на собственном ногте, едва не отхватив полпальца. Меллис забрала у достопочтенного преподавателя Обители Мудрости кинжал, положила на место и спросила:
   – Где бедные обреченные жертвы?
   – Томятся в застенке, – Гиллем указал ей на клетку. – Растолковать беднягам, какая высокая честь им выпала? В вашей книге не раз подчеркивалось, что жертва должна быть не принудительной, а добровольной.
   – Вот и займись, – буркнул Ариен, в очередной раз убеждаясь, что компанию подростков невозможно заставить вести себя серьезно.
   Они не осознавали, с чем пытаются играть, да и сам месьор Делле не слишком верил в благополучный исход рискованной затеи. Допустим, теперь они действовали не наобум – благодаря внезапной щедрости Озимандии у них появилась тоненькая, но все же путеводная нить. Сам Ариен, впервые увидев «Осколки», задумался, решая – какую цель мог преследовать хитромудрый маг, отдавая в руки Конни редкостный фолиант со всеми его тайнами? Вряд ли Озимандия хотел, чтобы наследник короны вкупе с единомышленниками завершили свой план по избавлению баронетты Монброн от Проклятия Рабиров. Предусмотрительный старец дал им возможность убедиться в безуспешности предыдущих попыток снять древнее заклятие, тем самым рассчитывая охладить не в меру горячие головы.
   Разумеется, Конни поступил по-своему. Изучил труд Тувима вдоль и поперек, извлек из описания проводимых ритуалов то, что принесло хоть какую-то пользу, и в довершение прочего наткнулся на продолжение заклятия, недавно услышанного от месьора Делле. Принц расценил это совпадение как счастливый знак, а проникшийся всеобщим духом авантюризма Ариен с ним согласился.
   Теперь это заклинание, на которое возлагалось больше всего надежд, переведенное на кхарийское наречие и тщательно переписанное, лежало на самом видном месте столешницы, придавленное для верности бронзовым подсвечником. Братство Охотничьей залы намеревалось сделать вторую попытку, учтя предыдущие ошибки и заранее приготовившись к возможным неприятностям.
   Хлопнула дверь – явились главные виновники ночного бдения, Коннахар и Айлэ диа Монброн, оба донельзя встревоженные, но старающиеся не выказывать испуга пополам с нетерпеливым ожиданием.
   – Все в сборе? – Конни, словно полководец перед боем, оглядел чуть посерьезневших соратников. – Ничего не забыли? Мэтр Делле, можно приступать?
   Ариен выглянул в окно, убедился в полном отсутствии лунного диска и в том, что созвездие Меченосца зависло над полуночной частью горизонта – как указывалось в туранских магических трактатах, такое расположение небесных тел способствовало достижению успеха в делах, связанных с привлечением колдовских сил – несколько раз глубоко вздохнул и как можно деловитее скомандовал:
   – Гиллем, расставляй свечи. Вот на этот знак ставишь белую, на следующий – красную, и далее посолонь. Эвье, помоги ему. Ротан, вытащи из клетки куриц… сиречь жертвенных животных. Госпожа Айлэ займет кресло. Никаких украшений, как я просил?
   Девушка подняла руки, показывая, что на них нет ни колец, ни браслетов, и боязливо устроилась на туго набитом кожаном сиденье.
   – Привязать ее или не стоит? – озадаченно спросил сам у себя Делле, вспомнив, как в прошлый раз рабирийка едва не исполосовала оказавшихся поблизости когтями. – Коннахар, как полагаешь?
   – Мне это не нравится, – откликнулся наследник трона. – Но лучше не рисковать понапрасну. Айлэ, ты не против?
   Выражение лица Айлэ говорило яснее всяких слов, однако девушка вымученно качнула головой, соглашаясь. Конни и Меллис принялись осторожно приматывать ее руки к подлокотникам широкими холщовыми лентами.
   – Цепями надежнее, – жизнерадостно предложил Ротан, и еле увернулся от разгневанной сестрицы, вознамерившейся влепить младшему брату заслуженный подзатыльник. – Досточтимый господин колдун, а кто будет резать… э-э, приносить жертву? И какого зверя возьмем? Есть на выбор черный и белый, оба женского полу.
   – Обычно жертвователем выступает проситель, в нашем случае таковым является Коннахар, – рассудил Ариен. – Орудия для свершения ритуала лежат на столе, выбирай подходящее. Когда я начну читать, отрубишь голову черной курице. На последних строчках – белой.
   – Жестокий тиран, вошедший в историю Аквилонии под именем Конна Кровавого, начинал с того, что в юности самолично расправлялся с неповинными домашними тварями, – нараспев продекламировал Эвье. – Не гневайтесь, мой принц. Мне как-то раньше не доводилось участвовать в магических ритуалах, и мое злословие происходит исключительно от волнения.
   – С завтрашнего же дня начну тиранствовать, – сердито пригрозил Конни. – И ты станешь первым мучеником во славу короны. Прекратите нести чушь! Айлэ, не слушай их и ничего не бойся.
   – Я не боюсь, – беззвучно отозвалась рабирийка, неотрывно смотревшая в сторону открытого окна.
   Три десятка трепещущих огоньков очертили вокруг кресла широкое кольцо, остальные свечи по распоряжению Ариена погасили. Маленькое сообщество заговорщиков встало вдоль начерченной белой линии. Вооружившийся коротким широким тесаком Коннахар занял место слева от проводившего церемонию месьора Делле, сжав в левой руке дергающиеся лапки курицы в черном оперении и аккуратно пристроив трепыхавшуюся птицу на срезе колоды.
   «Должно получиться, – повторял Конни, вглядываясь в бледные пятна лиц своих друзей. – Мы ведь не хотим ничего плохого, не обращаемся к темным силам, просто пытаемся спасти одного-единственного человека из-под власти древнего проклятия».
   Ариен, державший перед собой свиток с текстом заклинания, легонько ткнул Конни в плечо. Лезвие ножа поднялось и с силой опустилось, противно скрежетнув по жести. Голова курицы, продолжавшая бессмысленно разевать желтоватый клюв и таращить остекленелые круглые глаза, свалилась вниз, угодив в подставленное блюдо. Спустя миг раздалось отрывистое звяканье и шлепанье падающих капель крови.
   «Отец узнает – убьет, – с веселой безнадежностью подумал Коннахар. – Вкупе с Озимандией. Но теперь уже ничего не исправишь».
* * *
   Струйка холодного воздуха прошелестела по комнате уже где-то на середине первого четверостишия. Никто не придал этому значения, решив, что это всего лишь случайный порыв ветра из окна, и увлеченно ожидая иных, более заметных проявлений действенности ритуала.
   Когда одна за другой начали гаснуть свечи, Меллис невольно поежилась и осторожными шажками направилась туда, где стоял Гиллем дие Ларбера, сбивчиво бормоча: «Это чересчур. Для меня это чересчур. Надо их остановить».
   Она бросила случайный взгляд вниз и на собственном опыте поняла, что такое «оцепенеть».
   Рядом с ее узконосой туфелькой на полу бледно, еле различимо светилась голубоватая полоса и старательно вычерченный месьором Ариеном знак, похожий на изображение летящей птицы. Девушка зачарованно смотрела на мерцающий символ, по-детски приоткрыв рот и склонив голову набок. Из отсутствующего состояния ее вывел только отрывистый стук лезвия, разлучившего с жизнью вторую курицу. Монотонный голос Делле, зачитывавшего строку за строкой, умолк.
   – Я не стану визжать, – еле слышно проговорила Меллис и вяло пошарила в воздухе руками, надеясь ухватиться за кого-нибудь из стоявших рядом друзей. Ей повезло – пальцы коснулись шершавого сукна, и приглушенный голос Ларберы с легкой тревогой спросил: «Кто это?»
   – Меллис, – девушка вдруг осознала, что несколько последних мгновений задерживала дыхание, словно она боялась быть услышанной бродящими поблизости врагами… или чудовищами.
   Кто-то – кажется, Эвье – нерешительным шепотом поинтересовался:
   – Ариен, все идет правильно?
   – Откуда мне знать? – раздраженно прошипел в ответ самозваный волшебник.
   – По-моему, стало слишком темно, – заметил Ротан, не потерявший ни крохи всегдашней бодрости. – Не пора зажигать свечи? Или потерпим еще немного? Айлэ, ты жива? Скажи что-нибудь! Конни, отзовись!
   Словно пробужденными звуками человеческих голосов, призрачный голубоватый блеск вспыхнул, до рези в глазах высветив каждую мельчайшую деталь и подробность, вплоть до трещин в облицовке окон, взъерошенных перьев на тушках куриц и поблескивающей горки ножей на столе. Меллис в испуге отшатнулась назад, вскидывая руки и увлекая за собой державшего ее за талию Гиллема. На другой стороне круга она успела различить стоявших бок о бок Эвье и Ротана, а потом ее взгляд словно цепями приковали к середине комнаты.
   Айлэ диа Монброн металась на сиденье, далеко запрокидывая голову и беззвучно крича. Ее лицо походило на лицедейскую маску, изображающую полуденного демона Смерти – обтянутый кожей скелет, оскаленные клыки и разлохматившиеся черные пряди волос. Голубые отсветы тянулись к ней, отдергивались, кружились вокруг ножек кресла, точно водяные струи, сливались в плещущееся озерцо, посреди которого одинокой неприступной скалой высилось старинное кресло. Когти рабирийки с яростью скребли по толстым подлокотникам, выдирая длинные щепки, ноги молотили по полу, одна туфля слетела и упала возле самой границы нарисованного Ариеном круга, опрокинув погасшую свечу. Полосы холста, удерживавшего руки Айлэ, медленно поддавались, ослабевая и грозя вот-вот соскользнуть. Она билась, как угодившая в сеть и вытащенная на мелководье рыба, в полнейшей тишине, и Меллис, не выдержав, завопила в полный голос:
   – Прекратите, пожалуйста! Хватит! Перестаньте!
   К мучительно-яркому свету добавился звук – тонкий, надрывный свист, продлившийся всего три или четыре удара сердца. Пронзительная голубизна померкла, и в темной тишине, кажущейся особенно непроглядной после недавней вспышки, раздался звук падающего тела, сменившийся вполне внятным проклятием и яростным требованием, принадлежавшим Конни:
   – Мне нужна свеча! Айлэ! Зажгите же свет, кто-нибудь! Айлэ, скажи хоть слово! Айлэ!..
   Ответа он не дождался, но неподалеку мелькнула живая оранжевая искорка, обернувшаяся привычной желтой каплей на кончике фитиля. Рабирийка висела, безжизненной куклой наклонившись через ручку кресла, и на полу под ней натекла маленькая лужица крови, казавшейся при свете одинокой свечи совсем черной.

Глава шестая. Приглашение

   6 день Первой летней луны.
   Учитывая, что вместе с привилегиями регента Аквилонии на него обрушится множество неразрывно связанных с этим высоким титулом обязанностей, Конни не слишком задумывался, сколько их всего будет. Уже на второй день он вспомнил справедливое замечание отца: править государством – вовсе не такое веселое и легкое занятие, как кажется на первый взгляд.
   К счастью, уезжая, Конан мудро избавил сына от необходимости собирать Королевский Совет или выслушивать объяснения канцлера по поводу грядущего осеннего сбора налогов. Зато прочие остальные церемонии, требующие непременного присутствия лица королевской крови, никто отменять не собирался.
   Увидев длинный перечень грозящих ему торжественных встреч, парадных обедов, представлений юных отпрысков знатных семейств и приемов гвардейских построений, Конни внезапно ощутил сильнейшее желание повернуть время вспять и снова оказаться под замком. Отец и матушка сговорились, решив уподобить любимого старшего отпрыска навьюченному ослу! Что за время такое – сплошные неудачи! А теперь еще и наступающий День Прошений!
   Поговаривали, будто в начале своего правления Конан Аквилонский по самоуверенности нрава едва не довел число Дней Прошений до четырех в седмицу, но вовремя осознал – дворцу грозит неминуемое превращение в Судебную Палату, а кляузам, и доносам не видать конца. Теперь таковой День случался три или четыре раза за луну, и количество просителей по возможности ограничивалось, хотя в Своде Уложений королевства красовалось горделивое: «… любой подданный короны Аквилонии должен быть беспрепятственно допущен к трону, дабы открыто высказать свои обиды пред ликом власть предержащих».
   – А отложить День до возвращения отца никак не получится? – с плохо скрываемым отчаянием в голосе вопросил Конни у Стиллиса дие Лорана, исчерпав запас подходящих отговорок.
   – На целое лето? – недоуменно уточнил пуантенец. – Такое пренебрежение нуждами подвластных вам людей просто недопустимо, Ваше высочество, – и, перейдя с официального тона на обычный человеческий, присовокупил: – Мы нарочно подобрали довольно легкие и простые случаи, не нуждающиеся в углубленном знании законов. Коннахар, ты же понимаешь…
   – Это требуется для поддержания блистающего ореола монархии в глазах верноподданных, – безрадостно довершил фразу наследник короны.
   – Вот именно. Не труднее обычного дворцового приема. Если возникнет непредвиденный спор или, не попусти Митра, скандал – я его улажу. Тебе всего-навсего придется смирно посидеть на троне, внимательно слушая и делая вид, будто ты чрезвычайно заинтересован. Справишься?
   – Иду строить рожи зеркалам, прикидываясь умником, – молодой человек сгреб обильно начиненный бумагами твердый кожаный переплет.
   – Когда начинается мое мучение во славу Аквилонии?
   – Ровно в полдень, – Стиллис кивком головы указал на размеренно помахивающую маятником клепсидру. – Не забудь переодеться и самое главное – не опоздай. Церемония проходит в Бронзовом зале.
   Весьма похоже изобразив жалобный вой собаки с прищемленным хвостом, Конни выскочил за дверь. Старший Советник проводил его взглядом, в котором, если присмотреться, мелькала тень легкого сочувствия. По мнению Стиллиса, принц отлично бы справлялся со своими обязанностями, не занимай его мысли нечто иное. Несмотря на заверения Озимандии, Коннахар и Малый двор упрямо продолжали свои загадочные изыскания в библиотеке, а третьего дня умудрились каким-то образом безвозвратно испортить паркет в Зеленой гостиной.
   Вняв скорбным причитаниям дворцового управителя, дие Лоран сходил лично взглянуть на это чудо – выжженный непонятной силой ровный круг пяти локтей в поперечнике, посредине коего отыскались тщательно затертые, но все же угадываемые следы крови – и всерьез заподозрил, что интересы наследника трона уклоняются не в сторону поиска ответов на исторические загадки, а в сторону, опасных шалостей с магией. Надо будет непременно переговорить с любимчиками Коннахара – младшими Юсдалями и Эвье Коррентом, настоятельно посоветовав им всегда помнить о том, что здесь не школа для начинающих колдунов. И с девицей Монброн, вообразившей себя некоронованной принцессой. Подумать только, эта выскочка так уверена в собственной безнаказанности, что недавно открыто переселилась в покои наследника!
* * *
   Баронетта Монброн действительно перебралась в занимаемую Коннахаром башню, но по причинам, весьма далеким от взаимной сердечной привязанности. Рабирийке требовалось место, где никто бы не стал ее беспокоить, и она могла постепенно придти в себя после попытки снять с нее Проклятие.
   Два дня Айлэ пребывала в состоянии, похожем на глубокий сон. Конни порывался вызвать к ней лекаря, но девушка не казалась больной либо умирающей. Просто спала. Да и какой лекарь взялся бы исцелять столь непохожее на человека создание?
   Очнулась она только сегодняшним утром. Сразу непреложно выяснилось – старания Братства Охотничьей залы не достигли цели. Айлэ оставалась гулем. Мало того – она чувствовала себя очень голодным и ослабевшим гулем.
   – Старший кухарь наверняка решил, что мы спятили и готовим себе обеды самостоятельно, на огне в камине, – доложил Ротан, отправленный за надлежащим провиантом. Словно нарочно, он опять притащил в корзинке черную и белую куриц.
   Живая кровь подействовала. Когда перед началом церемонии подачи прошений Коннахар заглянул навестить подругу, Айлэ чинно лежала в постели, обсуждая что-то с сидевшей рядом Меллис.
   – Мы пытаемся понять, какую ошибку допустили на сей раз, – заявила госпожа Юсдаль-младшая после того, как стихли положенные охи и ахи, вызванные зрелищем наследника престола, страдающего в полагающемся по этикету парадном наряде. – Видишь ли, Конни, твоя дама настаивает, будто по сути прочитанное месьором Делле заклинание было истинным. – Она повысила голос и нахмурилась, – я вам твердо говорю: еще одно подобное испытание, и Айлэ можно будет укладывать в гроб и везти на кладбище. Это выше человеческих сил!
   – Объясните, – потребовал Конни, осторожно присаживаясь на край постели.
   – Я боюсь только одного – вдруг у меня не достало выдержки потерпеть еще чуть-чуть? – мягко произнесла рабирййка. – Да, в какой-то миг мне стало очень больно… и страшно… но если за болью и страхом должно следовать исцеление?
   Она подняла левую руку и неловко пошевелила двумя перевязанными пальцами.
   – Я сломала когти – те, втяжные. Знаете, почему? У меня возникло твердое убеждение, будто они сами вот-вот отвалятся. Я хотела, чтобы это случилось побыстрее, и скребла подлокотники. Еще клыки… – она запнулась, жалобно посмотрев на Конни и Меллис. – У меня никогда в жизни зубы не болели, а тут заныли так, словно прогнили до самых корней. Мне показалось – хотя я могла это придумать – что я в самом деле меняюсь…
   – Что же мы сделали неправильно? – повторил Коннахар, выслушав короткий сбивчивый рассказ. – Выбрали для церемонии неподходящее место? Или время? Говорили не те слова?
   – К сожалению, у нас есть только заклятие, составленное Ариеном, – напомнила Меллис. – Вы по-прежнему цепляетесь за намерение совершить этот рискованный шаг? Знаете, что в таком случае посоветовал бы мой отец, знавший секреты многих волшебников?
   – Прекратить заниматься глупостями? – уныло предположил Конни.
   – И это тоже. Но в первую очередь он бы рассудил, что обряд нужно совершать в месте, где все началось. Само собой, нам нельзя навестить развалины Полуночной Цитадели, ибо они покоятся давно на дне морском. Зато мы в силах отправиться туда, где обитают сородичи Айлэ, также пребывающие под влиянием Проклятия. Если так можно выразиться о магических силах, там они наверняка гуще всего, – девушка смешала руками нечто невидимое и подвела итог: – Думаю, нужно съездить в Рабиры и попытаться осуществить ритуал там.
   – Легко сказать, – хмыкнул принц Аквилонии. – Благородные девицы, вы, случаем, не позабыли, что кое-кто весьма могущественный настрого запретил мне покидать Тарантийский замок? Или вы рассчитываете справиться самостоятельно? Думаете, вас встретят в Рабирах с распростертыми объятиями?
   – Я просто предложила, – обиделась Меллис, вставая.
   – Не сердись, – Конни поймал ее за длинный рукав платья и усадил обратно. – Мне кажется, ты очень хорошо все придумала. Если б не воля отца, мы завтра же скакали бы в Пуантен. Вряд ли нам выдастся иной подходящий случай – король в отъезде, мы сами себе хозяева.
   – Где нельзя нарушить, там можно обойти, – как бы невзначай проронила Айлэ, лукаво блеснув зелеными глазами.
   Незамысловатые слова упрямо звучали в голове Коннахара всю дорогу до Бронзового зала, пока их не оттеснила в сторону необходимость вникать в сущность обсуждаемых прошений. Церемония затянулась почти до пятого послеполуденного колокола, и внезапно Конни поймал себя на том, что поиски наилучшего решения доставляют ему удовольствие. Он даже рискнул пренебречь советом месьора Стиллиса, размашисто начертанном поперек очередного листа, рассудив затянувшуюся тяжбу о земельных владениях в Полуденном предместье столицы по-своему. Дие Лоран на миг вопросительно поднял бровь, но более ничем своего удивления или несогласия не выразил.