Страница:
Но больше вроде ничего. Грофилд неохотно оставил чемодан и снова оглядел комнату, которая была все такой же пустой, как прежде. Он прошел в ванную, небольшую белую комнатку с вентиляционным отверстием вместо окна. Там тоже ничего не нашлось.
Вернувшись в комнату, Грофилд сказал:
— Ну, ладно, приспособим то, что у нас есть.
— Но у нас же ничего нет, — сказала девушка.
— Ш-ш-ш, тихо.
Грофилд побродил по комнате, глядя туда-сюда и думая, думая... Подойдя по очереди к обеим дверям в смежные комнаты, он прислушался и уловил за дверью слева звуки радио, а справа — приглушенный разговор. Вот, значит, какая расстановка сил — двое и один.
Девушка сказала:
— Они не хотят убивать нас, но непременно убьют, если возникнет необходимость.
— Я тоже так думаю, — согласился Грофилд. Он вытащил шнур торшера из розетки, взял ножницы и перерезал провод у самой лампочки. Оголив проводки, он прикрепил их к круглой металлической ручке и замку двери, из-за которой доносились звуки радио, а второй конец снова воткнул в розетку. Девушка спросила:
— Разве это не опасно для жизни?
— Не знаю. Возможно. А может, он просто отключится. Сюда он не войдет, это я вам обещаю.
— Кажется, вы меня пугаете, — сказала она. Грофилд одарил ее лучезарной улыбкой победителя.
— Всего лишь природа, — сказал он. — Львица защищает львенка, патриот — свою страну, а я пытаюсь вернуть мой чемодан. Вы даже не знаете, сколько месяцев свободы от треволнений искусства может обеспечить этот чемодан.
— Искусства? Вы художник?
— Искусство искусству рознь, — объяснил Грофилд. Он разочаровался в ней. Но тут же снова улыбнулся и похлопал ее по щеке. — Не берите в голову, маленькая мисс. На плантацию мы еще успеем попасть.
— Но она уже никогда не будет такой, как прежде. Никогда.
Девушка снова ему понравилась. Он засмеялся и сказал:
— Вперед. Шаг-два.
Среди ее туалетных принадлежностей оказался кусок свежего, сладко пахнущего мыла. Грофилд взял его и белый носок и отнес все это в ванную, потом наполнил раковину горячей водой — такой, что рука не могла терпеть. Он сунул мыло в носок и повесил его на край раковины, чтобы мыло оказалось под водой.
Сбитая с толку, девушка наблюдала за ним, потом спросила:
— Что все это значит?
— Навыки, приобретенные в юности, — ответил Грофилд. — Пусть полежит минут пять, потом проверим.
— Когда-нибудь, — сказала она, — вам придется рассказать мне все о себе. Он засмеялся.
— Сразу после того, как вы расскажете мне о себе. — Он вернулся в гостиную и выглянул из окна. Шел дождь.
— Наверное, уже около четырех.
У него за спиной она бросила взгляд на часы и сказала:
— Пять минут пятого. А как вы узнали? Он указал пальцем на окно.
— Дождь. Летом тут всегда начинает лить в четыре часа.
— Правда? Я приехала только нынче утром. Я... не может быть, чтобы это была правда. Каждый день?
— Почти. Через пять—десять минут дождь кончится и снова выглянет солнце. — Он оглядел комнату. В дождь здесь было довольно сумрачно, даже без оконных штор. — Нам, пожалуй, лучше убраться, пока он не кончился.
— Что вы собираетесь сделать?
— Один старый фокус. Я хочу застонать и сделать вид, будто мне плохо. Я буду в постели, а вы барабаньте в дверь, только вот в эту, а не в ту, что под током. И зовите на помощь. Они...
— Они не поверят, — заявила она. — Даже я бы не поверила. Такое бывает во всех вестернах.
— Я знаю. Но я болен, и им это известно, так что с их точки зрения все чин-чинарем. Кроме того, я буду орать как оглашенный, и они поспешат заткнуть мне рот.
— Ну что ж, — согласилась она. — Попробовать стоит. Итак, они входят. Что дальше?
— Входят один или двое, — ответил он. — Во всяком случае, мы можем рассчитывать, что только один из них приблизится ко мне. Второй останется в дверях, а возможно, сделает шаг или два в комнату. Значит так: тот, который подходит к кровати, мой. — Он взял баллончик с лаком для волос и сказал: — Я использую это против него, едва он сунется ко мне.
— А если он не приблизится?
— Приблизится. Я буду так вопить, что приблизится.
— Ладно, а мне что делать?
— Вы возьмете на себя второго.
— Какая же я умница, — сказала она.
— И впрямь умно. Подойдите сюда, давайте посмотрим, все ли готово.
Они снова ушли в ванную, и Грофилд вытащил носок из воды.
— Сойдет, — сказал он, придирчиво изучив его. — Дайте-ка мне полотенце, мы его подсушим. Она протянула ему полотенце и сказала:
— Я по-прежнему ничего не понимаю. Я глупа?
— Нет. Просто вам не хватает воображения. — Он обернул носок полотенцем, похлопал, чтобы из него вышла вода, и вернулся в спальню. — Это у нас дубинка собственного изготовления.
— Вот как?
— Именно. Горячая вода немного размягчила внешний слой мыла, и теперь, когда оно снова затвердеет, носок опять прилипнет к нему, и у вас в руках окажется изумительная дубинка, не хуже свинцовой. — Он поднял носок за верхний конец и показал ей. — Еще можно набить носок песком, но песка у нас нет.
— И это в самом деле сработает?
— Ручаюсь. Просто размахнитесь что есть сил. Если он будет стоять к вам спиной, на что мы очень надеемся, бейте по голове. Если окажется к вам лицом, бейте в живот. Затем, когда он согнется пополам, нанесите ему второй удар, по голове.
— Я не уверена, что смогу...
— Акапулько.
— Я знаю, — сказала она. — Но я никогда ничего подобного не делала.
— Тут нет ничего сложного, — заверил ее Грофилд. — Просто опустите руки вдоль тела, когда эти двое войдут, чтобы мешка не было видно за вашей юбкой. Когда я зашевелюсь, начинайте обрабатывать второго парня.
— А если я не справлюсь?
— Об этом не беспокойтесь. Знайте себе размахивайте мешком, рано или поздно попадете. К тому же я довольно быстро завладею пистолетом второго. В худшем случае вы хоть чем-то займете вашего, пока я управлюсь с его дружком.
Она покачала головой.
— Не знаю. Вылезти из окна было гораздо легче.
— С пятого этажа? Уж если тогда не испугались, сейчас-то чего бояться?
— Я испугалась, уж поверьте.
— И тем не менее полезли. Короче, вы обязательно справитесь. — Он лег на кровать, прижал к правому бедру баллончик с лаком. Дверь находилась слева, и баллончик можно было увидеть только в самое последнее мгновение. Он посмотрел на девушку, стоявшую у двери, и спросил: — Вы готовы?
Она тускло улыбнулась ему, пожала плечами и кивнула.
— Ну что ж. Дайте мне сначала немного постенать, настроиться, а уж тогда стучите в дверь.
Она снова кивнула.
Грофилд закрыл глаза и стал вживаться в роль.
Профессиональный вор оставил план побега из этой комнаты, а профессиональному актеру предстояло осуществить его на деле.
Кто же он? Где же он? Эта комната без удобств, этот голый матрац, окно без занавесок, девушка, в задумчивости стоящая у закрытой двери... Франция, 1942 год. По улице только что проехали два грузовика с немецкими солдатами, следуя за “джипом”, набитым гестаповцами. Здесь, на этой ферме, лежит раненый британский летчик, которого укрыла и пользует семья фермера и его красивая дочь. Сейчас главное — не издать ни звука, но он в беспамятстве и бредит, его лихорадит из-за страшной раны...
Грофилд принялся метаться, зажмурился и застонал.
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Вернувшись в комнату, Грофилд сказал:
— Ну, ладно, приспособим то, что у нас есть.
— Но у нас же ничего нет, — сказала девушка.
— Ш-ш-ш, тихо.
Грофилд побродил по комнате, глядя туда-сюда и думая, думая... Подойдя по очереди к обеим дверям в смежные комнаты, он прислушался и уловил за дверью слева звуки радио, а справа — приглушенный разговор. Вот, значит, какая расстановка сил — двое и один.
Девушка сказала:
— Они не хотят убивать нас, но непременно убьют, если возникнет необходимость.
— Я тоже так думаю, — согласился Грофилд. Он вытащил шнур торшера из розетки, взял ножницы и перерезал провод у самой лампочки. Оголив проводки, он прикрепил их к круглой металлической ручке и замку двери, из-за которой доносились звуки радио, а второй конец снова воткнул в розетку. Девушка спросила:
— Разве это не опасно для жизни?
— Не знаю. Возможно. А может, он просто отключится. Сюда он не войдет, это я вам обещаю.
— Кажется, вы меня пугаете, — сказала она. Грофилд одарил ее лучезарной улыбкой победителя.
— Всего лишь природа, — сказал он. — Львица защищает львенка, патриот — свою страну, а я пытаюсь вернуть мой чемодан. Вы даже не знаете, сколько месяцев свободы от треволнений искусства может обеспечить этот чемодан.
— Искусства? Вы художник?
— Искусство искусству рознь, — объяснил Грофилд. Он разочаровался в ней. Но тут же снова улыбнулся и похлопал ее по щеке. — Не берите в голову, маленькая мисс. На плантацию мы еще успеем попасть.
— Но она уже никогда не будет такой, как прежде. Никогда.
Девушка снова ему понравилась. Он засмеялся и сказал:
— Вперед. Шаг-два.
Среди ее туалетных принадлежностей оказался кусок свежего, сладко пахнущего мыла. Грофилд взял его и белый носок и отнес все это в ванную, потом наполнил раковину горячей водой — такой, что рука не могла терпеть. Он сунул мыло в носок и повесил его на край раковины, чтобы мыло оказалось под водой.
Сбитая с толку, девушка наблюдала за ним, потом спросила:
— Что все это значит?
— Навыки, приобретенные в юности, — ответил Грофилд. — Пусть полежит минут пять, потом проверим.
— Когда-нибудь, — сказала она, — вам придется рассказать мне все о себе. Он засмеялся.
— Сразу после того, как вы расскажете мне о себе. — Он вернулся в гостиную и выглянул из окна. Шел дождь.
— Наверное, уже около четырех.
У него за спиной она бросила взгляд на часы и сказала:
— Пять минут пятого. А как вы узнали? Он указал пальцем на окно.
— Дождь. Летом тут всегда начинает лить в четыре часа.
— Правда? Я приехала только нынче утром. Я... не может быть, чтобы это была правда. Каждый день?
— Почти. Через пять—десять минут дождь кончится и снова выглянет солнце. — Он оглядел комнату. В дождь здесь было довольно сумрачно, даже без оконных штор. — Нам, пожалуй, лучше убраться, пока он не кончился.
— Что вы собираетесь сделать?
— Один старый фокус. Я хочу застонать и сделать вид, будто мне плохо. Я буду в постели, а вы барабаньте в дверь, только вот в эту, а не в ту, что под током. И зовите на помощь. Они...
— Они не поверят, — заявила она. — Даже я бы не поверила. Такое бывает во всех вестернах.
— Я знаю. Но я болен, и им это известно, так что с их точки зрения все чин-чинарем. Кроме того, я буду орать как оглашенный, и они поспешат заткнуть мне рот.
— Ну что ж, — согласилась она. — Попробовать стоит. Итак, они входят. Что дальше?
— Входят один или двое, — ответил он. — Во всяком случае, мы можем рассчитывать, что только один из них приблизится ко мне. Второй останется в дверях, а возможно, сделает шаг или два в комнату. Значит так: тот, который подходит к кровати, мой. — Он взял баллончик с лаком для волос и сказал: — Я использую это против него, едва он сунется ко мне.
— А если он не приблизится?
— Приблизится. Я буду так вопить, что приблизится.
— Ладно, а мне что делать?
— Вы возьмете на себя второго.
— Какая же я умница, — сказала она.
— И впрямь умно. Подойдите сюда, давайте посмотрим, все ли готово.
Они снова ушли в ванную, и Грофилд вытащил носок из воды.
— Сойдет, — сказал он, придирчиво изучив его. — Дайте-ка мне полотенце, мы его подсушим. Она протянула ему полотенце и сказала:
— Я по-прежнему ничего не понимаю. Я глупа?
— Нет. Просто вам не хватает воображения. — Он обернул носок полотенцем, похлопал, чтобы из него вышла вода, и вернулся в спальню. — Это у нас дубинка собственного изготовления.
— Вот как?
— Именно. Горячая вода немного размягчила внешний слой мыла, и теперь, когда оно снова затвердеет, носок опять прилипнет к нему, и у вас в руках окажется изумительная дубинка, не хуже свинцовой. — Он поднял носок за верхний конец и показал ей. — Еще можно набить носок песком, но песка у нас нет.
— И это в самом деле сработает?
— Ручаюсь. Просто размахнитесь что есть сил. Если он будет стоять к вам спиной, на что мы очень надеемся, бейте по голове. Если окажется к вам лицом, бейте в живот. Затем, когда он согнется пополам, нанесите ему второй удар, по голове.
— Я не уверена, что смогу...
— Акапулько.
— Я знаю, — сказала она. — Но я никогда ничего подобного не делала.
— Тут нет ничего сложного, — заверил ее Грофилд. — Просто опустите руки вдоль тела, когда эти двое войдут, чтобы мешка не было видно за вашей юбкой. Когда я зашевелюсь, начинайте обрабатывать второго парня.
— А если я не справлюсь?
— Об этом не беспокойтесь. Знайте себе размахивайте мешком, рано или поздно попадете. К тому же я довольно быстро завладею пистолетом второго. В худшем случае вы хоть чем-то займете вашего, пока я управлюсь с его дружком.
Она покачала головой.
— Не знаю. Вылезти из окна было гораздо легче.
— С пятого этажа? Уж если тогда не испугались, сейчас-то чего бояться?
— Я испугалась, уж поверьте.
— И тем не менее полезли. Короче, вы обязательно справитесь. — Он лег на кровать, прижал к правому бедру баллончик с лаком. Дверь находилась слева, и баллончик можно было увидеть только в самое последнее мгновение. Он посмотрел на девушку, стоявшую у двери, и спросил: — Вы готовы?
Она тускло улыбнулась ему, пожала плечами и кивнула.
— Ну что ж. Дайте мне сначала немного постенать, настроиться, а уж тогда стучите в дверь.
Она снова кивнула.
Грофилд закрыл глаза и стал вживаться в роль.
Профессиональный вор оставил план побега из этой комнаты, а профессиональному актеру предстояло осуществить его на деле.
Кто же он? Где же он? Эта комната без удобств, этот голый матрац, окно без занавесок, девушка, в задумчивости стоящая у закрытой двери... Франция, 1942 год. По улице только что проехали два грузовика с немецкими солдатами, следуя за “джипом”, набитым гестаповцами. Здесь, на этой ферме, лежит раненый британский летчик, которого укрыла и пользует семья фермера и его красивая дочь. Сейчас главное — не издать ни звука, но он в беспамятстве и бредит, его лихорадит из-за страшной раны...
Грофилд принялся метаться, зажмурился и застонал.
Глава 2
— Помогите! Помогите!
Получилось у нее здорово, она орала и барабанила кулаками по двери. На кровати Грофилд верещал, как дух — предвестник смерти, — и потрясал правой рукой.
Дверь открылась так быстро и неожиданно, что Элен Мэри едва успел отпрянуть прочь и спрятать “мыльную свинчатку”. Грофилд играл как по нотам, он повысил голос еще на одну октаву и пропорол своим воем потолок.
Громилы ворвались в комнату с пистолетами на изготовку. Это были Болтун и один из его помощников.
— Заткнитесь! — заорал Болтун на всех сразу, стараясь перекричать пронзительное верещание Грофилда. — Смотри за ней! — бросил он своему помощнику. — А ты закрой варежку!
Он подбежал к кровати. Второй разинул рот и стоял посреди комнаты, не обращая внимания на Эллен Мэри. Он просто таращился на Грофилда. Поднятая рука Грофилда упала вдоль тела, пальцы сжали баллончик с лаком.
Но у Болтуна были свои методы. Плевать он хотел, что за беда у Грофилда, ему просто надо было заткнуть пленнику рот, поэтому он подбежал к кровати, схватил пистолет за ствол и размахнулся, норовя огреть Грофилда по голове. Сквозь полуприкрытые веки тот заметил пистолет как раз вовремя, чтобы увернуться. Он дернулся так резко, что показалось, будто по ране полоснули ножом — во всяком случае, так больно ему не было уже два дня. Рукоять пистолета врезалась в матрац возле уха Грофилда.
Он потерял баллончик. Тот валялся где-то рядом, но палец никак не попадал на кнопку распылителя. Наконец Грофилд просто схватил баллон и замахнулся им.
Болтун нависал над кроватью, не успев разогнуться после свинга. Его взбешенное лицо оказалось прямо над лицом Грофилда. Не дав громиле вернуться в вертикальное положение, Грофилд размахнулся и врезал ему баллончиком по зубам.
Но баллончик оказался слишком легким. Удар ошеломил болтуна, но и только. Грофилд проворно врезал ему еще дважды, один раз — по челюсти, второй — по носу, отчего на баллончике образовалась вмятина. Но тут он наконец нащупал кнопку и включил распылитель.
Только слишком поздно. Болтун уже пятился от кровати и снова овладел положением; он опять держал пистолет за рукоять, направив на Грофилда длинный ствол. Грофилду удалось рассечь ему губу, но этого было явно недостаточно.
К тому же он не успел спрыгнуть с кровати. Сжимая в руке бесполезный баллончик, Грофилд с трудом извернулся, пытаясь встать. Левая рука совершенно не хотела работать, делать хоть что-то.
Болтун стоял перед ним, но слишком далеко. Он нацелил на Грофилда пистолет и сказал:
— Прощай, ублюдок хитрожопый... — И... рухнул ничком.
Грофилду наконец удалось покинуть ложе, перевалившись через край. Они с Болтуном упали на пол одновременно. Пистолет Болтуна подпрыгнул и приземлился возле щеки Грофилда. Тот поднял глаза и увидел, что над ним стоит Эллен Мэри, единственный человек в комнате, сохранивший вертикальное положение.
Она покачала головой и взвесила на ладони “свинчатку”.
— Даже не знаю, что бы вы без меня делали, — сказала она.
— Вы оглушили его?
— Обоих.
— Благослови вас Господь, Элли, вы чудный ребенок.
— Тут поговаривали, будто это высобирались помочь мне, —сказала она.
— Моральную поддержку я оказал, — ответил Грофилд. — Кроме того, я помогу вам надеть плащ. Не поднимете меня? Полагаю, на сегодня с меня довольно унижений.
Она помогла ему встать на ноги и протянула пистолет Болтуна, затем указала на другую дверь.
— Оттуда не донеслось ни звука. Мы ведь должны были что-нибудь услышать, правда же?
— Что?
— Не знаю. Может, крик.
— Или шипение жарящегося мяса?
— Ах, не говорите так!
— Подождите здесь, — велел он, — я схожу осмотрюсь.
— А что если эти двое снова очухаются? — спросила она.
— Врежьте им еще разок.
— А это не страшно?
— Нет, мыло — оно же мягкое. Не порежет кожу.
— А если сотрясение мозга?
— Не знаю, — признался он, — как насчет сотрясения. Подождите здесь, я сейчас вернусь.
— Хорошо.
Он миновал смежную комнату, вышел в холл, прошагал мимо запертой двери комнаты, где его держали в заточении, и попробовал открыть дверь третьей комнаты. Та оказалась незапертой, а в комнате ничком лежал третий громила.
Грофилд подошел, посмотрел на него и увидел, что тот стал совсем серым и страшным. Он крикнул через дверь:
— Выдерните эту штуку из розетки.
— Хорошо. Подождите секунду. Грофилд дождался сообщения о том, что все в порядке, отпер и открыл дверь.
— Ну вот, — сказал он. — Теперь путей на волю сколько угодно.
Она заглянула через его плечо и спросила:
— А он не... он не?..
— Не знаю. Это имеет какое-нибудь значение?
— Да, имеет. Я еще сроду... сроду не была замешана в... Вы не можете пойти посмотреть, как он?
— Ну, разве что из уважения к вам. — Грофилд подошел, опустился на колени возле тела и осмотрел его. — Дышит, — сказал он. — Правда, слабо.
— Я рада.
Он поднял на нее глаза и увидел, что она говорила серьезно. По его разумению, она вела себя не совсем последовательно. Только что она спускалась из окна на простынях и оглушала вооруженных бандитов самодельным кистенем, и вот уже она — Луиза Мей Элкотт.
И тут же, снова выйдя из роли Элкотт, она с нажимом сказала:
— Может, нам лучше поторопиться? Ведь еще предстоит сматываться.
— Всему свое время, милая. Помогите мне оттащить этого парня в другую комнату.
После внезапной и кипучей деятельности он чувствовал упадок сил. К тому же от воплей разболелось горло. Когда они оттащили обмякшее тело в соседнюю комнату, Грофилда всего трясло от слабости, хотя ему помогала Эллен Мэри. Он присел на кровать, хватая ртом воздух, и сказал:
— Надо передохнуть. Слушайте, пройдите через вон ту боковую комнату, заприте за собой дверь, а ключ заберите, потом вернитесь сюда по коридору, ладно?
— Как вы себя чувствуете?
— Я чувствую себя прекрасно. Просто мне надо минутку посидеть, только и всего.
— У вас все лицо потное. Сейчас принесу полотенце.
— Вы такая лапочка.
Она принесла ему полотенце и ушла запирать дверь в смежную комнату. Грофилд промокнул лицо и взглянул на тех спящих красавцев.
— Хотел бы я, ребята, — сказал он им, — встретиться с вами как-нибудь, когда я буду в ударе.
Эллен Мэри вернулась из коридора и спросила:
— Что дальше?
— Заберите их пистолеты, бумажники и все документы, которые могут при них оказаться, и сложите в свой чемодан. Потом отправимся.
— Хорошо. Но куда?
— Во-первых, за моим чемоданом, во-вторых, прочь из этой гостиницы. Сядем в такси и—в агентство по прокату автомобилей, где вы возьмете машину. В-третьих, куда-нибудь подальше от Мехико-Сити.
— Я не могу поехать в Акапулько, — заявила она. — Я не смею появиться там раньше пятницы. Там таких, — она указала на троицу на полу, — еще больше. Потому-то я и приехала сюда. Я думала, что смогу спокойно отсидеться до пятницы.
— Но они вас подкараулили.
— Да.
— Значит, поедем куда-нибудь еще. — Грофилд уже немного отдохнул. Он самостоятельно встал, почти не шатаясь при этом, и сказал: — В одно местечко, о котором я наслышан. Оно нам обоим понравится. Идемте. Они заперли громил и ушли.
Получилось у нее здорово, она орала и барабанила кулаками по двери. На кровати Грофилд верещал, как дух — предвестник смерти, — и потрясал правой рукой.
Дверь открылась так быстро и неожиданно, что Элен Мэри едва успел отпрянуть прочь и спрятать “мыльную свинчатку”. Грофилд играл как по нотам, он повысил голос еще на одну октаву и пропорол своим воем потолок.
Громилы ворвались в комнату с пистолетами на изготовку. Это были Болтун и один из его помощников.
— Заткнитесь! — заорал Болтун на всех сразу, стараясь перекричать пронзительное верещание Грофилда. — Смотри за ней! — бросил он своему помощнику. — А ты закрой варежку!
Он подбежал к кровати. Второй разинул рот и стоял посреди комнаты, не обращая внимания на Эллен Мэри. Он просто таращился на Грофилда. Поднятая рука Грофилда упала вдоль тела, пальцы сжали баллончик с лаком.
Но у Болтуна были свои методы. Плевать он хотел, что за беда у Грофилда, ему просто надо было заткнуть пленнику рот, поэтому он подбежал к кровати, схватил пистолет за ствол и размахнулся, норовя огреть Грофилда по голове. Сквозь полуприкрытые веки тот заметил пистолет как раз вовремя, чтобы увернуться. Он дернулся так резко, что показалось, будто по ране полоснули ножом — во всяком случае, так больно ему не было уже два дня. Рукоять пистолета врезалась в матрац возле уха Грофилда.
Он потерял баллончик. Тот валялся где-то рядом, но палец никак не попадал на кнопку распылителя. Наконец Грофилд просто схватил баллон и замахнулся им.
Болтун нависал над кроватью, не успев разогнуться после свинга. Его взбешенное лицо оказалось прямо над лицом Грофилда. Не дав громиле вернуться в вертикальное положение, Грофилд размахнулся и врезал ему баллончиком по зубам.
Но баллончик оказался слишком легким. Удар ошеломил болтуна, но и только. Грофилд проворно врезал ему еще дважды, один раз — по челюсти, второй — по носу, отчего на баллончике образовалась вмятина. Но тут он наконец нащупал кнопку и включил распылитель.
Только слишком поздно. Болтун уже пятился от кровати и снова овладел положением; он опять держал пистолет за рукоять, направив на Грофилда длинный ствол. Грофилду удалось рассечь ему губу, но этого было явно недостаточно.
К тому же он не успел спрыгнуть с кровати. Сжимая в руке бесполезный баллончик, Грофилд с трудом извернулся, пытаясь встать. Левая рука совершенно не хотела работать, делать хоть что-то.
Болтун стоял перед ним, но слишком далеко. Он нацелил на Грофилда пистолет и сказал:
— Прощай, ублюдок хитрожопый... — И... рухнул ничком.
Грофилду наконец удалось покинуть ложе, перевалившись через край. Они с Болтуном упали на пол одновременно. Пистолет Болтуна подпрыгнул и приземлился возле щеки Грофилда. Тот поднял глаза и увидел, что над ним стоит Эллен Мэри, единственный человек в комнате, сохранивший вертикальное положение.
Она покачала головой и взвесила на ладони “свинчатку”.
— Даже не знаю, что бы вы без меня делали, — сказала она.
— Вы оглушили его?
— Обоих.
— Благослови вас Господь, Элли, вы чудный ребенок.
— Тут поговаривали, будто это высобирались помочь мне, —сказала она.
— Моральную поддержку я оказал, — ответил Грофилд. — Кроме того, я помогу вам надеть плащ. Не поднимете меня? Полагаю, на сегодня с меня довольно унижений.
Она помогла ему встать на ноги и протянула пистолет Болтуна, затем указала на другую дверь.
— Оттуда не донеслось ни звука. Мы ведь должны были что-нибудь услышать, правда же?
— Что?
— Не знаю. Может, крик.
— Или шипение жарящегося мяса?
— Ах, не говорите так!
— Подождите здесь, — велел он, — я схожу осмотрюсь.
— А что если эти двое снова очухаются? — спросила она.
— Врежьте им еще разок.
— А это не страшно?
— Нет, мыло — оно же мягкое. Не порежет кожу.
— А если сотрясение мозга?
— Не знаю, — признался он, — как насчет сотрясения. Подождите здесь, я сейчас вернусь.
— Хорошо.
Он миновал смежную комнату, вышел в холл, прошагал мимо запертой двери комнаты, где его держали в заточении, и попробовал открыть дверь третьей комнаты. Та оказалась незапертой, а в комнате ничком лежал третий громила.
Грофилд подошел, посмотрел на него и увидел, что тот стал совсем серым и страшным. Он крикнул через дверь:
— Выдерните эту штуку из розетки.
— Хорошо. Подождите секунду. Грофилд дождался сообщения о том, что все в порядке, отпер и открыл дверь.
— Ну вот, — сказал он. — Теперь путей на волю сколько угодно.
Она заглянула через его плечо и спросила:
— А он не... он не?..
— Не знаю. Это имеет какое-нибудь значение?
— Да, имеет. Я еще сроду... сроду не была замешана в... Вы не можете пойти посмотреть, как он?
— Ну, разве что из уважения к вам. — Грофилд подошел, опустился на колени возле тела и осмотрел его. — Дышит, — сказал он. — Правда, слабо.
— Я рада.
Он поднял на нее глаза и увидел, что она говорила серьезно. По его разумению, она вела себя не совсем последовательно. Только что она спускалась из окна на простынях и оглушала вооруженных бандитов самодельным кистенем, и вот уже она — Луиза Мей Элкотт.
И тут же, снова выйдя из роли Элкотт, она с нажимом сказала:
— Может, нам лучше поторопиться? Ведь еще предстоит сматываться.
— Всему свое время, милая. Помогите мне оттащить этого парня в другую комнату.
После внезапной и кипучей деятельности он чувствовал упадок сил. К тому же от воплей разболелось горло. Когда они оттащили обмякшее тело в соседнюю комнату, Грофилда всего трясло от слабости, хотя ему помогала Эллен Мэри. Он присел на кровать, хватая ртом воздух, и сказал:
— Надо передохнуть. Слушайте, пройдите через вон ту боковую комнату, заприте за собой дверь, а ключ заберите, потом вернитесь сюда по коридору, ладно?
— Как вы себя чувствуете?
— Я чувствую себя прекрасно. Просто мне надо минутку посидеть, только и всего.
— У вас все лицо потное. Сейчас принесу полотенце.
— Вы такая лапочка.
Она принесла ему полотенце и ушла запирать дверь в смежную комнату. Грофилд промокнул лицо и взглянул на тех спящих красавцев.
— Хотел бы я, ребята, — сказал он им, — встретиться с вами как-нибудь, когда я буду в ударе.
Эллен Мэри вернулась из коридора и спросила:
— Что дальше?
— Заберите их пистолеты, бумажники и все документы, которые могут при них оказаться, и сложите в свой чемодан. Потом отправимся.
— Хорошо. Но куда?
— Во-первых, за моим чемоданом, во-вторых, прочь из этой гостиницы. Сядем в такси и—в агентство по прокату автомобилей, где вы возьмете машину. В-третьих, куда-нибудь подальше от Мехико-Сити.
— Я не могу поехать в Акапулько, — заявила она. — Я не смею появиться там раньше пятницы. Там таких, — она указала на троицу на полу, — еще больше. Потому-то я и приехала сюда. Я думала, что смогу спокойно отсидеться до пятницы.
— Но они вас подкараулили.
— Да.
— Значит, поедем куда-нибудь еще. — Грофилд уже немного отдохнул. Он самостоятельно встал, почти не шатаясь при этом, и сказал: — В одно местечко, о котором я наслышан. Оно нам обоим понравится. Идемте. Они заперли громил и ушли.
Глава 3
Машина оказалась японской, “датсун” с автоматической коробкой. Этот двухдверный седан был тесноват для длинноногого Грофилда, но, в общем, неплох. Этот семейный автомобиль для пикников, надежный и прочный, был не очень скоростной. Сидевший за рулем Грофилд вскоре обнаружил, что ему трудно оставить позади даже какого-нибудь настырного мотоциклиста.
И тем не менее машинка была очень милая, размером примерно с американскую малолитражку. Багаж лежал на заднем сиденье. Теперь у каждого из них было по два чемодана. Грофилд не пожалел времени и купил кое-что из одежды, а заодно приобрел и чемодан.
В Мехико-Сити вечерело. Тут всегда хорошо в это время суток, после дождя, когда умытое солнце смотрит на мир свежим взглядом. Грофилд ехал на запад по Пасео-де-ла-Реформа, одной из двух здешних главных улиц, причем наиболее красивой. Вдоль восьмиполосной проезжей части с двусторонним движением тянулись широкие зеленые газоны, на которых рядком стояли скульптуры и скамейки, бежали пешеходные дорожки; за ними находились узкие проезды, идущие параллельно улице, вдоль которых — наконец-то — высились здания. Кинотеатры, банки, гостиницы, государственные учреждения стояли по обе стороны Пасео-де-ла-Реформа. Там же располагались “Хилтон” Мехико-Сити и американское посольство. Каждый большой перекресток представлял собой круглую площадь, посреди которой стоял какой-нибудь здоровенный памятник: Карлу IV, Колумбу, Куаутемоку и, наконец, монумент Независимости, большая золотокрьшая фигура, называемая “Ангелом”.
Дальше к западу Ла-Реформа поворачивала наискосок вправо и проходила через парк Чапультепек. Высокие деревья склонялись над дорогой, образуя над ней зеленый полог, так что путь пролегал по чередованию пятен света и тени. Парк простирался и справа, и слева от дороги.
Мимо проносились попутные и встречные дешевые такси “песерос” — красные, желтые, темно-зеленые; движение было оживленное, машины ехали на удивление быстро. Эллен Мэри закурила две сигареты, протянула одну Грофилду и сказала:
— Красивый город. Пожалуй, когда-нибудь стоило бы приехать сюда просто так.
— Когда у вас будет возможность полюбоваться им, вы это имеете в виду?
— В общем, да.
Грофилд посмотрел на нее. Она безмятежно и непринужденно сидела рядом. Свет — тень, свет — тень, солнце подчеркивало прелесть ее волос.
— Все никак не пойму, в какую же переделку вы влипли, — сказал он.
— И не пытайтесь. Прошу вас. Грофилд пожал плечами.
— Терпение — мое второе имя, — сказал он.
— А Алан — первое и настоящее?
— Да.
— Спасибо, спасибо вам за помощь, Алан.
— Ради Бога. Но что же я сделал?
— Вы соорудили “кистень”. Грофилд расплылся в улыбке.
— Это я завсегда, — ответил он.
В конце парка Чапультепек, у огромной статуи-фонтана, которая смахивала на самую большую в мире подставку для книг, Грофилд свернул с Реформы на авеню Мануэль Авила Комачо. В агентстве по прокату автомобилей он провел пять минут, изучая дорожную карту, и теперь удивлялся тому, что ей так легко следовать.
Девушка сказала:
— Вы еще не сообщили мне, куда мы едем. Задумали преподнести мне сюрприз?
— Нам обоим. Я никогда еще там не был, но наслышан об этом местечке. Оно к северу отсюда, примерно...
— К северу? Но ведь Акапулько на юге. Может, нам следовало бы ехать в сторону Акапулько и остановиться до пятницы где-нибудь по пути туда?
— Нет, ничего подобного. Я посмотрел карту, и, похоже, в Акапулько ведет только одна дорога. Она проходит через Тахко и сворачивает на юг, к побережью. В Акапулько можно попасть только по ней из любого другого места, значит, нашим приятелям только и надо, что ехать по ней, пока они не найдут нас.
— О-о. Я этого не знала. Только одна эта дорога?
— Только одна эта дорога.
— Но это же нелепо. Акапулько — большой город, курорт.
— Одна дорога.
— Боже милостивый, да ведь нет такого города, чтобы к нему вела всего одна дорога! Должны же быть дороги, которые идут с севера на юг и с востока на запад, так всегда бывает. А это уже две, даже четыре, потому что ехать можно во всех направлениях.
— Только не в Акапулько. Согласно карте, туда есть только дорога из Мехико-Сити, и все. Она ведет в Акапулько с севера и обрывается. Южнее Акапулько лишь океан. На востоке и западе — побережье, но вдоль него нет дороги. Возможно, в один прекрасный день она появится, но сейчас ее нет.
— Тогда как же мы доберемся туда?
— Над этим мы еще успеем поломать голову, — ответил Грофилд. — А сейчас едем на север, в одно местечко под названием Сан-Мигель-де-Альенде. Мы останемся там до... Когда вам надо быть в Акапулько? В какое время дня в пятницу?
— Около полуночи.
— Хорошо. В пятницу рано утром мы покинем Сан-Мигель и направимся в Акапулько, а там видно будет.
— Но если существует только одна эта дорога...
— Там будет видно.
— Ну что ж, — согласилась она. — Там будет видно.
И тем не менее машинка была очень милая, размером примерно с американскую малолитражку. Багаж лежал на заднем сиденье. Теперь у каждого из них было по два чемодана. Грофилд не пожалел времени и купил кое-что из одежды, а заодно приобрел и чемодан.
В Мехико-Сити вечерело. Тут всегда хорошо в это время суток, после дождя, когда умытое солнце смотрит на мир свежим взглядом. Грофилд ехал на запад по Пасео-де-ла-Реформа, одной из двух здешних главных улиц, причем наиболее красивой. Вдоль восьмиполосной проезжей части с двусторонним движением тянулись широкие зеленые газоны, на которых рядком стояли скульптуры и скамейки, бежали пешеходные дорожки; за ними находились узкие проезды, идущие параллельно улице, вдоль которых — наконец-то — высились здания. Кинотеатры, банки, гостиницы, государственные учреждения стояли по обе стороны Пасео-де-ла-Реформа. Там же располагались “Хилтон” Мехико-Сити и американское посольство. Каждый большой перекресток представлял собой круглую площадь, посреди которой стоял какой-нибудь здоровенный памятник: Карлу IV, Колумбу, Куаутемоку и, наконец, монумент Независимости, большая золотокрьшая фигура, называемая “Ангелом”.
Дальше к западу Ла-Реформа поворачивала наискосок вправо и проходила через парк Чапультепек. Высокие деревья склонялись над дорогой, образуя над ней зеленый полог, так что путь пролегал по чередованию пятен света и тени. Парк простирался и справа, и слева от дороги.
Мимо проносились попутные и встречные дешевые такси “песерос” — красные, желтые, темно-зеленые; движение было оживленное, машины ехали на удивление быстро. Эллен Мэри закурила две сигареты, протянула одну Грофилду и сказала:
— Красивый город. Пожалуй, когда-нибудь стоило бы приехать сюда просто так.
— Когда у вас будет возможность полюбоваться им, вы это имеете в виду?
— В общем, да.
Грофилд посмотрел на нее. Она безмятежно и непринужденно сидела рядом. Свет — тень, свет — тень, солнце подчеркивало прелесть ее волос.
— Все никак не пойму, в какую же переделку вы влипли, — сказал он.
— И не пытайтесь. Прошу вас. Грофилд пожал плечами.
— Терпение — мое второе имя, — сказал он.
— А Алан — первое и настоящее?
— Да.
— Спасибо, спасибо вам за помощь, Алан.
— Ради Бога. Но что же я сделал?
— Вы соорудили “кистень”. Грофилд расплылся в улыбке.
— Это я завсегда, — ответил он.
В конце парка Чапультепек, у огромной статуи-фонтана, которая смахивала на самую большую в мире подставку для книг, Грофилд свернул с Реформы на авеню Мануэль Авила Комачо. В агентстве по прокату автомобилей он провел пять минут, изучая дорожную карту, и теперь удивлялся тому, что ей так легко следовать.
Девушка сказала:
— Вы еще не сообщили мне, куда мы едем. Задумали преподнести мне сюрприз?
— Нам обоим. Я никогда еще там не был, но наслышан об этом местечке. Оно к северу отсюда, примерно...
— К северу? Но ведь Акапулько на юге. Может, нам следовало бы ехать в сторону Акапулько и остановиться до пятницы где-нибудь по пути туда?
— Нет, ничего подобного. Я посмотрел карту, и, похоже, в Акапулько ведет только одна дорога. Она проходит через Тахко и сворачивает на юг, к побережью. В Акапулько можно попасть только по ней из любого другого места, значит, нашим приятелям только и надо, что ехать по ней, пока они не найдут нас.
— О-о. Я этого не знала. Только одна эта дорога?
— Только одна эта дорога.
— Но это же нелепо. Акапулько — большой город, курорт.
— Одна дорога.
— Боже милостивый, да ведь нет такого города, чтобы к нему вела всего одна дорога! Должны же быть дороги, которые идут с севера на юг и с востока на запад, так всегда бывает. А это уже две, даже четыре, потому что ехать можно во всех направлениях.
— Только не в Акапулько. Согласно карте, туда есть только дорога из Мехико-Сити, и все. Она ведет в Акапулько с севера и обрывается. Южнее Акапулько лишь океан. На востоке и западе — побережье, но вдоль него нет дороги. Возможно, в один прекрасный день она появится, но сейчас ее нет.
— Тогда как же мы доберемся туда?
— Над этим мы еще успеем поломать голову, — ответил Грофилд. — А сейчас едем на север, в одно местечко под названием Сан-Мигель-де-Альенде. Мы останемся там до... Когда вам надо быть в Акапулько? В какое время дня в пятницу?
— Около полуночи.
— Хорошо. В пятницу рано утром мы покинем Сан-Мигель и направимся в Акапулько, а там видно будет.
— Но если существует только одна эта дорога...
— Там будет видно.
— Ну что ж, — согласилась она. — Там будет видно.
Глава 4
Элли вылезла из бассейна, поправила трусики купальника, отбросила руками мокрые волосы с лица и подошла к Грофилду.
Грофилд сидел на травке на солнцепеке, в плавках, с бутылкой пива “Карта Бланка” и был вполне доволен жизнью. Предполуденное солнце припекало, воздух был чист, вокруг — красота; рана его не беспокоила, а девушка, шагавшая к нему, выглядела невероятно привлекательной в голубом бикини.
Грофилд праздно улыбнулся, махнул бутылкой, взглянул на девушку сквозь стекла новеньких солнцезащитных очков и сказал:
— Здравствуй, товарищ. Заколдуй-ка меня.
— Товарищ, — повторила она, плюхаясь рядом с ним на землю, отобрала у него бутылку, сделала изрядный глоток и вернула ее Грофилду.
— Вам надо бы окунуться.
— А повязка?
— Ее все равно придется менять. Кроме того, вода из источника теплая, и от нее ране вреда не будет.
— Хватит с меня и солнца. Я доволен.
Элли посмотрела на него и рассудительно кивнула.
— Вы набрались сил? — спросила она.
— Милая, я же сказал вам, что никогда не был в Сан-Мигеле. Я наслышан о нем от друзей. Они говорили мне, что это мексиканский Гринвич-Виллидж, тут полно американских художников, писателей, композиторов и еще черт-те кого, и все живут здесь по шестимесячным туристическим визам, потому что тут якобы все дешево и роскошно...
— И уродливо, — закончила она.
— Нет. И красиво. Я беседовал с барменом, он говорит, что Сан-Мигель — это национальный памятник, музей под открытым небом. В Мексике их два: этот и Тахко, национальное достояние. Тут ничего нельзя строить и сносить без разрешения правительства.
— Потому-то они не ремонтируют улицы?
— Булыжник. Это старая Мексика, сохранившаяся доныне. Мне и самому кажется, что она прекрасно смотрится.
Девушка кивнула.
— Мне тоже. Я рада, что мы проехали через Тахко, это было очень приятно. Я могла бы всю жизнь любоваться им, но житьтам не стала бы ни минуты. По-моему, тамошняя гостиница слишком уж старо-мексиканская. Новая Америка — вот это по мне, — Она потянулась, и это получилось у нее очень изящно. — Одна отрада: Хоннеру и в голову не придет искать нас там.
— Хоннеру?
— Тому, которого вы обрызгали.
— Хоннер.
Она снова потянулась.
— Ну, что будем делать теперь?
— Подождем. Вечером можем снова съездить в город, поглядим на ночную жизнь.
— Могу представить, какая там ночная жизнь. Хотя ладно, съездим.
— Я вас не принуждаю.
— Так вы пойдете купаться?
— Может, чуть позже.
— А я пойду сейчас, я не хочу обгореть.
— Валяйте.
Она встала и опять потянулась. В другом конце бассейна, закругленном, с теплой водой, сидели двое стариков, они смотрели на Элли и качали головами, смотрели на нее и чесали животы, смотрели на нее и болтали ногами в воде. Грофилд наблюдал, как они смотрят, как она идет к бассейну с теплой водой и ныряет. Потом они отвернулись и возобновили беседу о недвижимости, а Грофилд снова глотнул пива.
Местечко было что надо, милях в шести к северу от города. Сюда можно было добраться по проселку от шоссе между Сан-Мигелем и городком под названием Долорес-Идальго. Сама гостиница называлась “Табоада-Бальнеарьо” и стояла на отшибе, на засушливой равнине. Дома были длинные, приземистые и сочетали в себе индейский и испанский стили; крыши красные, черепичные; между домами — деревья с толстыми стволами. Тут было два бассейна, питаемых подземными источниками, горячим и чуть теплым. Были тут и большая столовая со стеклянной стеной, выходившей на главную лужайку, и бассейны. Раз в день автобус привозил из Сан-Мигеля туристов, которые делали снимки и плавали в бассейне. Но пока заведение было почти безлюдно.
Наткнулись они на гостиницу, можно сказать, случайно. Въезжая накануне в город примерно в семь тридцать вечера, оба никак не ожидали, что национальный памятник окажется таким невзрачным. Они заглянули в две гостиницы, в одной из которых был просторный внутренний двор, но Элли наотрез отказалась и от той и от другой. А потом Грофилд заметил, как какой-то “линкольн” лавандового цвета медленно пробирается по узкой улочке, будто пантера в лабиринте. На “линкольне” были калифорнийские номера, поэтому Грофилд остановил его и попросил водителя присоветовать какое-нибудь заведение. Водитель — заносчивый с виду мужчина лет пятидесяти — оглядел Грофилда с ног до головы, сказал: “Среднего достатка”, будто обращаясь к самому себе, а потом сообщил ему о “Табоада-Бальнеарьо”.
На Элли напала вялость — нервная реакция на пережитое напряжение, — она сделалась раздражительной и то и дело вздрагивала. Когда Грофилд предложил ей проехаться и посмотреть гостиницу, она даже не поняла его. Наконец Грофилд мысленно послал ее к черту и поехал. Он снял две смежные комнаты, даже предварительно не взглянув на них, запихнул в одну Элли и ее пожитки, а сам устроился в другой и тотчас завалился спать.
Но утром все было просто прекрасно. Оба отдохнули и чувствовали себя бодро, отель оказался великолепным, хотя слово “отель”, возможно, тут не совсем подходило: комнаты скорее напоминали мотель и располагались вереницей, каждая имела свой вход. Но Грофилд еще сроду не видел мотеля с кирпичным потолком. Причем самым настоящим кирпичным потолком; утром Грофилд провел примерно с час в постели, глядя на потолок и гадая, почему он не падает. Потолок напоминал кирпичную стену, только горизонтальную.
В отеле было все на американский лад, включая еду. Грофилд и Элли неспешно и с удовольствием позавтракали вместе, затем прогулялись и переоделись в купальные костюмы.
После того как Элли снова пошла купаться, Грофилд остался сидеть на месте. Он пил пиво, ощущая спиной приятное тепло солнечных лучей, и все больше и больше приходил в норму.
Грофилд сидел на травке на солнцепеке, в плавках, с бутылкой пива “Карта Бланка” и был вполне доволен жизнью. Предполуденное солнце припекало, воздух был чист, вокруг — красота; рана его не беспокоила, а девушка, шагавшая к нему, выглядела невероятно привлекательной в голубом бикини.
Грофилд праздно улыбнулся, махнул бутылкой, взглянул на девушку сквозь стекла новеньких солнцезащитных очков и сказал:
— Здравствуй, товарищ. Заколдуй-ка меня.
— Товарищ, — повторила она, плюхаясь рядом с ним на землю, отобрала у него бутылку, сделала изрядный глоток и вернула ее Грофилду.
— Вам надо бы окунуться.
— А повязка?
— Ее все равно придется менять. Кроме того, вода из источника теплая, и от нее ране вреда не будет.
— Хватит с меня и солнца. Я доволен.
Элли посмотрела на него и рассудительно кивнула.
— Вы набрались сил? — спросила она.
— Милая, я же сказал вам, что никогда не был в Сан-Мигеле. Я наслышан о нем от друзей. Они говорили мне, что это мексиканский Гринвич-Виллидж, тут полно американских художников, писателей, композиторов и еще черт-те кого, и все живут здесь по шестимесячным туристическим визам, потому что тут якобы все дешево и роскошно...
— И уродливо, — закончила она.
— Нет. И красиво. Я беседовал с барменом, он говорит, что Сан-Мигель — это национальный памятник, музей под открытым небом. В Мексике их два: этот и Тахко, национальное достояние. Тут ничего нельзя строить и сносить без разрешения правительства.
— Потому-то они не ремонтируют улицы?
— Булыжник. Это старая Мексика, сохранившаяся доныне. Мне и самому кажется, что она прекрасно смотрится.
Девушка кивнула.
— Мне тоже. Я рада, что мы проехали через Тахко, это было очень приятно. Я могла бы всю жизнь любоваться им, но житьтам не стала бы ни минуты. По-моему, тамошняя гостиница слишком уж старо-мексиканская. Новая Америка — вот это по мне, — Она потянулась, и это получилось у нее очень изящно. — Одна отрада: Хоннеру и в голову не придет искать нас там.
— Хоннеру?
— Тому, которого вы обрызгали.
— Хоннер.
Она снова потянулась.
— Ну, что будем делать теперь?
— Подождем. Вечером можем снова съездить в город, поглядим на ночную жизнь.
— Могу представить, какая там ночная жизнь. Хотя ладно, съездим.
— Я вас не принуждаю.
— Так вы пойдете купаться?
— Может, чуть позже.
— А я пойду сейчас, я не хочу обгореть.
— Валяйте.
Она встала и опять потянулась. В другом конце бассейна, закругленном, с теплой водой, сидели двое стариков, они смотрели на Элли и качали головами, смотрели на нее и чесали животы, смотрели на нее и болтали ногами в воде. Грофилд наблюдал, как они смотрят, как она идет к бассейну с теплой водой и ныряет. Потом они отвернулись и возобновили беседу о недвижимости, а Грофилд снова глотнул пива.
Местечко было что надо, милях в шести к северу от города. Сюда можно было добраться по проселку от шоссе между Сан-Мигелем и городком под названием Долорес-Идальго. Сама гостиница называлась “Табоада-Бальнеарьо” и стояла на отшибе, на засушливой равнине. Дома были длинные, приземистые и сочетали в себе индейский и испанский стили; крыши красные, черепичные; между домами — деревья с толстыми стволами. Тут было два бассейна, питаемых подземными источниками, горячим и чуть теплым. Были тут и большая столовая со стеклянной стеной, выходившей на главную лужайку, и бассейны. Раз в день автобус привозил из Сан-Мигеля туристов, которые делали снимки и плавали в бассейне. Но пока заведение было почти безлюдно.
Наткнулись они на гостиницу, можно сказать, случайно. Въезжая накануне в город примерно в семь тридцать вечера, оба никак не ожидали, что национальный памятник окажется таким невзрачным. Они заглянули в две гостиницы, в одной из которых был просторный внутренний двор, но Элли наотрез отказалась и от той и от другой. А потом Грофилд заметил, как какой-то “линкольн” лавандового цвета медленно пробирается по узкой улочке, будто пантера в лабиринте. На “линкольне” были калифорнийские номера, поэтому Грофилд остановил его и попросил водителя присоветовать какое-нибудь заведение. Водитель — заносчивый с виду мужчина лет пятидесяти — оглядел Грофилда с ног до головы, сказал: “Среднего достатка”, будто обращаясь к самому себе, а потом сообщил ему о “Табоада-Бальнеарьо”.
На Элли напала вялость — нервная реакция на пережитое напряжение, — она сделалась раздражительной и то и дело вздрагивала. Когда Грофилд предложил ей проехаться и посмотреть гостиницу, она даже не поняла его. Наконец Грофилд мысленно послал ее к черту и поехал. Он снял две смежные комнаты, даже предварительно не взглянув на них, запихнул в одну Элли и ее пожитки, а сам устроился в другой и тотчас завалился спать.
Но утром все было просто прекрасно. Оба отдохнули и чувствовали себя бодро, отель оказался великолепным, хотя слово “отель”, возможно, тут не совсем подходило: комнаты скорее напоминали мотель и располагались вереницей, каждая имела свой вход. Но Грофилд еще сроду не видел мотеля с кирпичным потолком. Причем самым настоящим кирпичным потолком; утром Грофилд провел примерно с час в постели, глядя на потолок и гадая, почему он не падает. Потолок напоминал кирпичную стену, только горизонтальную.
В отеле было все на американский лад, включая еду. Грофилд и Элли неспешно и с удовольствием позавтракали вместе, затем прогулялись и переоделись в купальные костюмы.
После того как Элли снова пошла купаться, Грофилд остался сидеть на месте. Он пил пиво, ощущая спиной приятное тепло солнечных лучей, и все больше и больше приходил в норму.