Страница:
— А сейчас сколько?
— Без двадцати девять.
— К десяти? Конечно.
— Можно к вам сейчас заглянет один человек? Принесет вам кое — что.
— Пожалуйста.
— Хорошо, тогда до встречи.
Гроуфилд положил трубку и, поеживаясь, вылез из постели.
Он все еще нервничал после кошмарного сна, а оттого передвигался нетвердыми шагами и слегка дрожал, но мало — помалу это прошло.
Несмотря на усталость, накануне вечером он никак не мог уснуть и после ухода Кена долго лежал на подушках и смотрел «Долгий сон» с французским переводом. То и дело в фильм вклинивались рекламные ролики, прославляющие канадские железные дороги, причем тоже по — французски. Они были сделаны весьма искусно. Горы и водопады надоедают сами по себе, а тут еще их виды сопровождались бесконечными диалогами на незнакомом языке, поэтому к концу «Долгого сна» Гроуфилд был вполне готов ко сну. Он выключил телевизор и свет и отключился сам — до тех пор, пока телефон и китаец не вернули его в реальный (или, наоборот, нереальный) мир.
Гроуфилд быстро оделся и стал чистить зубы, когда послышался стук в дверь. Он пересек комнату с щеткой за правой щекой и пеной на губах, как будто был загримирован под буйнопомешанного. Открыв дверь, Гроуфилд увидел улыбающегося коридорного с подносом, на котором лежал конверт.
Гроуфилд взял конверт и, роясь. по карманам в поисках четвертака, попытался выговорить «спасибо», но не смог — помешала щетка и зубная паста. Он нашел четвертак, который, как известно, лучше всяких слов, положил его на поднос, закрыл дверь и вскрыл конверт. Внутри лежала квитанция и короткая записка:
«Машина будет ждать у входа в десять часов».
Гроуфилд сунул квитанцию в бумажник, а конверт и записку швырнул в корзину для мусора, после чего вернулся в ванную дочистить зубы. Но, уже полоща рот, он передумал и выудил записку из корзины. Что с ней делать? Проглотить? Нет, всему есть предел. Сжечь? Слишком мелодраматично. Он чувствовал бы себя дураком, глядя, как она горит. В конце концов Гроуфилд отнес записку в ванную и спустил в унитаз. К счастью, на конверте значились только его имя и номер комнаты, да и те были отпечатаны на машинке, поэтому Гроуфилд оставил его в корзине.
Он позавтракал в гостинице, не увидев ни одного знакомого лица, и в десять часов вышел на улицу через парадную дверь. Протянув квитанцию распорядителю, Гроуфилд услышал: «Минутку, сэр» и стал ждать.
Прошло минут пять, наконец появился зеленый «додж полара», за рулем которого сидел неряшливого вида человек в синей рабочей одежде. Он одарил Гроуфилда счетом за стоянку на сумму два доллара. Гроуфилд порылся в бумажнике и извлек розоватую канадскую двухдолларовую купюру, которую обменял на ключи от «доджа». Потом сел за руль и выехал с гостиничного двора.
Он затормозил на первой попавшейся автостоянке и огляделся по сторонам, но поблизости не было ни Марбы, ни других знакомых.
Ну — с, и что же делать?
Несколько минут Гроуфилд как дурак сидел за рулем, но потом догадался заглянуть в «бардачок» и обнаружил там небольшой коричневый конверт с выведенной на нем чернилами заглавной буквой «Г.», которая, несомненно, означала «Гроуфилд». Вскрыв конверт, он вытащил план города и клочок бумаги с отпечатанной на нем строчкой: «Остановитесь, когда увидите человека в оранжевом костюме».
Вот как? Ладно.
Гроуфилд развернул карту и увидел проведенную чернилами линию, тщательно отмечавшую его маршрут от «Шато Фронтенак» до городской черты. Следовало пересечь старый город, обнесенный стеной, добраться до гавани и выехать по мосту Святой Анны на шоссе № 54. Дальше линия тянулась вдоль шоссе до верхнего обреза карты, где заканчивалась маленькой стрелочкой, указывавшей на север. Значит, надо выехать из города и искать человека в оранжевом.
Квебек — один из двух североамериканских городов (второй — Новый Орлеан), которые называют странными. Его живописный центр сохранился в первозданном виде и окружен квадратными милями скучных однообразных новостроек. Миновав с полдюжины кварталов, Гроуфилд выехал из этого города, который про себя называл Квебеком. Дальше начинался то ли Кливленд, то ли Хьюстон, то ли Сиэтл. Безликие районы расползались во все стороны.
Поток машин тоже выглядел весьма шаблонно. Теперь не было нужды медленно и чуть ли не ощупью пробираться по извилистым древним улочкам. Теперь дорога была забита машинами, управляемыми рассеянными домохозяйками. Они то и дело резко выворачивали баранки, без предупреждения занимая левый ряд, а когда на светофоре загорался зеленый, их приходилось подгонять гудками. Гроуфилд плелся вперед, терпеливо дожидаясь, пока поредеет поток машин, со всех сторон окружавший его «додж». Когда он добрался до точки, отмеченной на карте стрелочкой, почти все домохозяйки остались позади. Шоссе № 54 было главной дорогой в горы Святого Лаврентия, возвышавшиеся над городом и тянувшиеся на север до канадских лесов. Какое — то время шоссе оставалось четырехполосным, но примерно в десяти милях от Квебека сузилось вдвое.
Утро было ясное, солнечное и морозное, по обеим сторонам дороги тянулись плотные белые сугробы. Иногда навстречу проезжали красные или серо — стальные грузовики с блестящими на солнце ветровыми стеклами, большей же частью дорога была пустынна, и Гроуфилд катил по ней в одиночестве. Дважды его обгоняли легковушки, набитые мужчинами в охотничьих куртках. Они ехали на север, где водился канадский лось. Правда, машин, которые бы направлялись в город с трофеями, Гроуфилд не видел.
Отъехав миль на двадцать от Квебека, он заметил стоящий на правой обочине грязнющий и облупленный грузовичок с кузовом, покрытым зеленой парусиной. Гроуфилд обратил на него внимание лишь тогда, когда увидел, как из кабины вылезает человек в ярко — оранжевой куртке. Спрыгнув с подножки, человек подошел к заднему борту.
Тот ли? А может, это просто осторожный охотник, который не хочет, чтобы в кустах его спутали с лосем? Гроуфилд сбавил скорость, подъехал ближе, и тут человек в оранжевом костюме взмахом руки велел ему притормозить позади грузовика. Гроуфилд остановился, но продолжал сидеть в машине, не заглушая мотор. Человек подошел, и Гроуфилд опустил стекло.
У незнакомца была круглая физиономия, густые усы и южноамериканский выговор.
— Гаспадин Марба есть в гр — рузовик.
— Где именно?
— Вы падазревает? Вы пагадите.
Он кивнул и тяжелой поступью вернулся к заднему борту своего грузовика, зеленая холстина заколыхалась. Гроуфилд взялся за рычаг переключения передач, готовый удрать, если что не так.
Из — под холстины высунулась чья — то голова. Ее обладатель наскоро посовещался с человеком в оранжевой куртке, потом взглянул на Гроуфилда, кивнул и исчез. Спустя минуту из кузова высунулся Марба и жестом попросил Гроуфилда подойти.
— Ладно, — сказал Гроуфилд, хотя никто не мог услышать его. Заглушив мотор, он выбрался из машины и подошел к грузовику. Человек в оранжевой куртке одобрительно сказал:
— Карашо. Падазревает — это карашо.
— Благодарствую, — ответил Гроуфилд и, едва заметно кивнув, взялся за борт.
— Минутку, — сказал Марба. — У нас тут есть приставная лесенка.
Он снова скрылся из виду, и мгновение спустя из — за зеленой холстины показался конец лестницы. Поставив ее на землю, Гроуфилд забрался в кузов. На скобе вверху висела тусклая лампа, а в кузове было полно людей и вещей, которые отбрасывали многочисленные тени. Тем не менее Гроуфилд разглядел грустную и немного виноватую улыбку на лице Марбы и дула двух пистолетов в руках его дружков. Гроуфилд показал им свои руки, в которых ничего не было, и застыл на месте, не делая резких движений.
— Зачем это? — спросил он.
— Маленькая предосторожность, — ответил Марба. — Извините за причиняемые неудобства. Разденьтесь, пожалуйста.
— Что?
— Мы припасли для вас новую одежду, — Марба указал на карточный стол, стоявший посреди кузова. На нем лежала груда разного барахла, в том числе носки и нижнее белье.
Гроуфилд огляделся. Кроме двух латиноамериканцев, наставивших на него пистолеты, и их соплеменника на улице, тут был какой — то тип восточного обличья, он стоял между Гроуфилдом и задним бортом. Ближе к кабине расположились еще четыре представителя разных рас и народностей. Они доставали из ящиков ручные пулеметы.
— Вы слишком умны, чтобы помышлять о бегстве, Гроуфилд, тихо сказал Марба.
— Зачем вам моя одежда?
— Мы не сразу поняли, что вы имели в виду, когда сказали Карлсону, что намерены надеть свое радио. Не включить, а именно надеть. Разумеется, мы не услышали никакого звука, похожего на шум работающего приемника.
— О — о! — воскликнул Гроуфилд. — Верно, вы же подслушивали.
— И с немалой выгодой для себя, — сказал Марба. — Кстати, мы немного торопимся, поэтому буду очень вам признателен, если вы согласитесь одновременно и переодеваться, и вести переговоры.
— Сейчас мне нечего вам сказать, — заявил Гроуфилд и неохотно переоделся.
Все пришлось ему впору, только ботинки жали.
— Я был в своих башмаках, — сообщил он Марбе. — Люди Карлсона мне их не давали.
— Лучше не рисковать, — ответил Марба. — Уж не обессудьте. — Эти слишком жмут. — Может быть, разносятся?
— Вы причиняете мне неудобства, — сказал Гроуфилд, завязывая шнурки. Тем временем его одежду свернули в узел и отдали человеку, стоявшему возле грузовика.
— Этот тюк поедет в другое место? — спросил Гроуфилд.
— И мы тоже, — ответил Марба. — К сожалению, не могу предложить вам лучшего сиденья, чем вот эта доска у борта. Устраивайтесь.
— Все же лучше, чем стоять в таких ботинках.
— Мы пытались найти башмаки вашего размера. Мне очень жаль.
— Мне тоже, — сказал Гроуфилд и уселся на доску, прибитую к борту грузовика. Марба сел рядом и кивнул одному из своих людей. Тот постучал дулом пистолета по кабине, и через несколько секунд машина тронулась.
— Наверное, не имеет смысла спрашивать, куда мы едем, сказал Гроуфилд.
— Отчего же? Мы едем на север, в леса. — Марба едва заметно улыбнулся. — Не унывайте, Гроуфилд, мы вас не убивать везем.
— Тогда зачем?
— Мы решили, что лучше всего подержать вас под замком до тех пор, пока наши дела не будут закончены. В понедельник вас выпустят.
— Вы собираетесь запереть меня на трое суток?
— Да.
— В северных лесах, среди зимы, в башмаках, которые хуже колодок?
Марба улыбнулся и похлопал Гроуфилда по коленке.
— Я уверен, что чувство юмора поможет вам перенести все тяготы, — сказал он.
— Без двадцати девять.
— К десяти? Конечно.
— Можно к вам сейчас заглянет один человек? Принесет вам кое — что.
— Пожалуйста.
— Хорошо, тогда до встречи.
Гроуфилд положил трубку и, поеживаясь, вылез из постели.
Он все еще нервничал после кошмарного сна, а оттого передвигался нетвердыми шагами и слегка дрожал, но мало — помалу это прошло.
Несмотря на усталость, накануне вечером он никак не мог уснуть и после ухода Кена долго лежал на подушках и смотрел «Долгий сон» с французским переводом. То и дело в фильм вклинивались рекламные ролики, прославляющие канадские железные дороги, причем тоже по — французски. Они были сделаны весьма искусно. Горы и водопады надоедают сами по себе, а тут еще их виды сопровождались бесконечными диалогами на незнакомом языке, поэтому к концу «Долгого сна» Гроуфилд был вполне готов ко сну. Он выключил телевизор и свет и отключился сам — до тех пор, пока телефон и китаец не вернули его в реальный (или, наоборот, нереальный) мир.
Гроуфилд быстро оделся и стал чистить зубы, когда послышался стук в дверь. Он пересек комнату с щеткой за правой щекой и пеной на губах, как будто был загримирован под буйнопомешанного. Открыв дверь, Гроуфилд увидел улыбающегося коридорного с подносом, на котором лежал конверт.
Гроуфилд взял конверт и, роясь. по карманам в поисках четвертака, попытался выговорить «спасибо», но не смог — помешала щетка и зубная паста. Он нашел четвертак, который, как известно, лучше всяких слов, положил его на поднос, закрыл дверь и вскрыл конверт. Внутри лежала квитанция и короткая записка:
«Машина будет ждать у входа в десять часов».
Гроуфилд сунул квитанцию в бумажник, а конверт и записку швырнул в корзину для мусора, после чего вернулся в ванную дочистить зубы. Но, уже полоща рот, он передумал и выудил записку из корзины. Что с ней делать? Проглотить? Нет, всему есть предел. Сжечь? Слишком мелодраматично. Он чувствовал бы себя дураком, глядя, как она горит. В конце концов Гроуфилд отнес записку в ванную и спустил в унитаз. К счастью, на конверте значились только его имя и номер комнаты, да и те были отпечатаны на машинке, поэтому Гроуфилд оставил его в корзине.
Он позавтракал в гостинице, не увидев ни одного знакомого лица, и в десять часов вышел на улицу через парадную дверь. Протянув квитанцию распорядителю, Гроуфилд услышал: «Минутку, сэр» и стал ждать.
Прошло минут пять, наконец появился зеленый «додж полара», за рулем которого сидел неряшливого вида человек в синей рабочей одежде. Он одарил Гроуфилда счетом за стоянку на сумму два доллара. Гроуфилд порылся в бумажнике и извлек розоватую канадскую двухдолларовую купюру, которую обменял на ключи от «доджа». Потом сел за руль и выехал с гостиничного двора.
Он затормозил на первой попавшейся автостоянке и огляделся по сторонам, но поблизости не было ни Марбы, ни других знакомых.
Ну — с, и что же делать?
Несколько минут Гроуфилд как дурак сидел за рулем, но потом догадался заглянуть в «бардачок» и обнаружил там небольшой коричневый конверт с выведенной на нем чернилами заглавной буквой «Г.», которая, несомненно, означала «Гроуфилд». Вскрыв конверт, он вытащил план города и клочок бумаги с отпечатанной на нем строчкой: «Остановитесь, когда увидите человека в оранжевом костюме».
Вот как? Ладно.
Гроуфилд развернул карту и увидел проведенную чернилами линию, тщательно отмечавшую его маршрут от «Шато Фронтенак» до городской черты. Следовало пересечь старый город, обнесенный стеной, добраться до гавани и выехать по мосту Святой Анны на шоссе № 54. Дальше линия тянулась вдоль шоссе до верхнего обреза карты, где заканчивалась маленькой стрелочкой, указывавшей на север. Значит, надо выехать из города и искать человека в оранжевом.
Квебек — один из двух североамериканских городов (второй — Новый Орлеан), которые называют странными. Его живописный центр сохранился в первозданном виде и окружен квадратными милями скучных однообразных новостроек. Миновав с полдюжины кварталов, Гроуфилд выехал из этого города, который про себя называл Квебеком. Дальше начинался то ли Кливленд, то ли Хьюстон, то ли Сиэтл. Безликие районы расползались во все стороны.
Поток машин тоже выглядел весьма шаблонно. Теперь не было нужды медленно и чуть ли не ощупью пробираться по извилистым древним улочкам. Теперь дорога была забита машинами, управляемыми рассеянными домохозяйками. Они то и дело резко выворачивали баранки, без предупреждения занимая левый ряд, а когда на светофоре загорался зеленый, их приходилось подгонять гудками. Гроуфилд плелся вперед, терпеливо дожидаясь, пока поредеет поток машин, со всех сторон окружавший его «додж». Когда он добрался до точки, отмеченной на карте стрелочкой, почти все домохозяйки остались позади. Шоссе № 54 было главной дорогой в горы Святого Лаврентия, возвышавшиеся над городом и тянувшиеся на север до канадских лесов. Какое — то время шоссе оставалось четырехполосным, но примерно в десяти милях от Квебека сузилось вдвое.
Утро было ясное, солнечное и морозное, по обеим сторонам дороги тянулись плотные белые сугробы. Иногда навстречу проезжали красные или серо — стальные грузовики с блестящими на солнце ветровыми стеклами, большей же частью дорога была пустынна, и Гроуфилд катил по ней в одиночестве. Дважды его обгоняли легковушки, набитые мужчинами в охотничьих куртках. Они ехали на север, где водился канадский лось. Правда, машин, которые бы направлялись в город с трофеями, Гроуфилд не видел.
Отъехав миль на двадцать от Квебека, он заметил стоящий на правой обочине грязнющий и облупленный грузовичок с кузовом, покрытым зеленой парусиной. Гроуфилд обратил на него внимание лишь тогда, когда увидел, как из кабины вылезает человек в ярко — оранжевой куртке. Спрыгнув с подножки, человек подошел к заднему борту.
Тот ли? А может, это просто осторожный охотник, который не хочет, чтобы в кустах его спутали с лосем? Гроуфилд сбавил скорость, подъехал ближе, и тут человек в оранжевом костюме взмахом руки велел ему притормозить позади грузовика. Гроуфилд остановился, но продолжал сидеть в машине, не заглушая мотор. Человек подошел, и Гроуфилд опустил стекло.
У незнакомца была круглая физиономия, густые усы и южноамериканский выговор.
— Гаспадин Марба есть в гр — рузовик.
— Где именно?
— Вы падазревает? Вы пагадите.
Он кивнул и тяжелой поступью вернулся к заднему борту своего грузовика, зеленая холстина заколыхалась. Гроуфилд взялся за рычаг переключения передач, готовый удрать, если что не так.
Из — под холстины высунулась чья — то голова. Ее обладатель наскоро посовещался с человеком в оранжевой куртке, потом взглянул на Гроуфилда, кивнул и исчез. Спустя минуту из кузова высунулся Марба и жестом попросил Гроуфилда подойти.
— Ладно, — сказал Гроуфилд, хотя никто не мог услышать его. Заглушив мотор, он выбрался из машины и подошел к грузовику. Человек в оранжевой куртке одобрительно сказал:
— Карашо. Падазревает — это карашо.
— Благодарствую, — ответил Гроуфилд и, едва заметно кивнув, взялся за борт.
— Минутку, — сказал Марба. — У нас тут есть приставная лесенка.
Он снова скрылся из виду, и мгновение спустя из — за зеленой холстины показался конец лестницы. Поставив ее на землю, Гроуфилд забрался в кузов. На скобе вверху висела тусклая лампа, а в кузове было полно людей и вещей, которые отбрасывали многочисленные тени. Тем не менее Гроуфилд разглядел грустную и немного виноватую улыбку на лице Марбы и дула двух пистолетов в руках его дружков. Гроуфилд показал им свои руки, в которых ничего не было, и застыл на месте, не делая резких движений.
— Зачем это? — спросил он.
— Маленькая предосторожность, — ответил Марба. — Извините за причиняемые неудобства. Разденьтесь, пожалуйста.
— Что?
— Мы припасли для вас новую одежду, — Марба указал на карточный стол, стоявший посреди кузова. На нем лежала груда разного барахла, в том числе носки и нижнее белье.
Гроуфилд огляделся. Кроме двух латиноамериканцев, наставивших на него пистолеты, и их соплеменника на улице, тут был какой — то тип восточного обличья, он стоял между Гроуфилдом и задним бортом. Ближе к кабине расположились еще четыре представителя разных рас и народностей. Они доставали из ящиков ручные пулеметы.
— Вы слишком умны, чтобы помышлять о бегстве, Гроуфилд, тихо сказал Марба.
— Зачем вам моя одежда?
— Мы не сразу поняли, что вы имели в виду, когда сказали Карлсону, что намерены надеть свое радио. Не включить, а именно надеть. Разумеется, мы не услышали никакого звука, похожего на шум работающего приемника.
— О — о! — воскликнул Гроуфилд. — Верно, вы же подслушивали.
— И с немалой выгодой для себя, — сказал Марба. — Кстати, мы немного торопимся, поэтому буду очень вам признателен, если вы согласитесь одновременно и переодеваться, и вести переговоры.
— Сейчас мне нечего вам сказать, — заявил Гроуфилд и неохотно переоделся.
Все пришлось ему впору, только ботинки жали.
— Я был в своих башмаках, — сообщил он Марбе. — Люди Карлсона мне их не давали.
— Лучше не рисковать, — ответил Марба. — Уж не обессудьте. — Эти слишком жмут. — Может быть, разносятся?
— Вы причиняете мне неудобства, — сказал Гроуфилд, завязывая шнурки. Тем временем его одежду свернули в узел и отдали человеку, стоявшему возле грузовика.
— Этот тюк поедет в другое место? — спросил Гроуфилд.
— И мы тоже, — ответил Марба. — К сожалению, не могу предложить вам лучшего сиденья, чем вот эта доска у борта. Устраивайтесь.
— Все же лучше, чем стоять в таких ботинках.
— Мы пытались найти башмаки вашего размера. Мне очень жаль.
— Мне тоже, — сказал Гроуфилд и уселся на доску, прибитую к борту грузовика. Марба сел рядом и кивнул одному из своих людей. Тот постучал дулом пистолета по кабине, и через несколько секунд машина тронулась.
— Наверное, не имеет смысла спрашивать, куда мы едем, сказал Гроуфилд.
— Отчего же? Мы едем на север, в леса. — Марба едва заметно улыбнулся. — Не унывайте, Гроуфилд, мы вас не убивать везем.
— Тогда зачем?
— Мы решили, что лучше всего подержать вас под замком до тех пор, пока наши дела не будут закончены. В понедельник вас выпустят.
— Вы собираетесь запереть меня на трое суток?
— Да.
— В северных лесах, среди зимы, в башмаках, которые хуже колодок?
Марба улыбнулся и похлопал Гроуфилда по коленке.
— Я уверен, что чувство юмора поможет вам перенести все тяготы, — сказал он.
Глава 14
Грузовик остановился. Гроуфилд встряхнулся, отгоняя мрачные мысли.
— Где мы?
— Нет, нет, — с улыбкой ответил Марба. — Ехать еще долго.
Мы просто остановились перекусить.
— Перекусить? — Гроуфилд взглянул на запястье, но часов не было, они исчезли вместе с не в меру болтливой одеждой.
— Почти час дня, — сообщил Марба. — Идемте? Остальные уже вылезли из кузова, и Гроуфилд с Марбой присоединились к обществу. Они спустились на залитую холодным солнечным светом тихую улочку какого — то городка, похожего на поселок в Новой Англии.
— Мне позволено узнать, где я? — спросил Гроуфилд.
— Разумеется. Это Роберваль, что на берегу озера Святого Иоанна. Мы примерно в ста семидесяти милях к северу от Квебека.
— Что — то не вижу я никакого озера.
— Надо думать, оно вон в той стороне.
— А что находится к северу отсюда?
— Почти ничего. Леса, горы, озера.
— Дороги? Марба улыбнулся.
— Со временем проложат и дороги, — сказал он и взял Гроуфилда под руку. — Угощаем, разумеется, мы.
Ресторан располагался в небольшом белом дощатом домике, который прежде был жилым. В уголке сидели за бутылкой красного вина трое бородачей в охотничьих куртках. Они вели беседу по — французски. Всего в грузовике ехало десять человек — водитель и девять пассажиров. Теперь они заняли три столика, разбившись по национальной принадлежности. За один сели трое выходцев с Востока. Водитель был с Кавказа, наверное, из Армении. Он сел вместе с двумя латиноамериканцами. Марба и еще двое чернокожих устроились за столиком у окна, выходившего в переулок, где стоял грузовик, и Гроуфилд присоединился к ним, стараясь держаться поближе к Марбе.
Официантка говорила только по — французски, но оказалось, что Марба владеет этим языком, и сложностей не возникло. Гроуфилд заказал телячью отбивную и спросил:
— Вам отпущены деньги на вино?
— Да уж наверное, — ответил Марба и заказал вина. Пока они дожидались своих блюд, Гроуфилд попытался завязать разговор с двумя чернокожими спутниками Марбы, но последний сказал:
— Извините, они не знают английского.
Гроуфилд взглянул на их бесстрастные физиономии. Оба негра были молодыми парнями, крепкими на вид, с широкими плечами и мощными шеями. Телохранители. Им и не положено изъясняться словами.
— А французский они знают?
— Нет. Только свой диалект, о котором вы сроду не слыхали. — Мог ли я услышать его на той пленке? — спросил Гроуфилд. — На пленке? — растерялся Марба.
— На той, которую вы мне крутили.
— О — о! Гроуфилд, я ведь уже сказал, что мы не убивали вашего дружка Карлсона.
— Сами — то вы эту пленку слушали?
— Разумеется.
— Вы распознали язык?
— В самом конце записи?
— Когда убивали Карлсона. Марба покачал головой.
— Нет, не распознал. Но не думаю, чтобы это было какое — нибудь африканское наречие. Ничего общего с известными мне африканскими языками.
Гроуфилд оглядел зал.
— У нас тут есть и азиаты, — сказал он, — и латиноамериканцы. И Бог знает, кто еще. Марба улыбнулся.
— Весьма разношерстная компания. Но мы прокручивали пленку разным людям, и никто ничего не понял. Язык, скорее всего, не восточный и уж наверняка не испанский или португальский и не производный от них. Значит, Латинская Америка тут ни при чем. — По — вашему выходит, что весь мир ни при чем, — ответил Гроуфилд.
— Не совсем так. А вот и наше вино! Когда официантка разлила вино по фужерам и ушла, Гроуфилд спросил:
— Какая же часть света нам остается?
— Есть несколько укромных уголков, — ответил Марба и отпил глоточек вина. — Весьма недурно. — Он поставил фужер. — Главным образом, конечно Восточная Европа. Ну, вот и еда.
— Где мы?
— Нет, нет, — с улыбкой ответил Марба. — Ехать еще долго.
Мы просто остановились перекусить.
— Перекусить? — Гроуфилд взглянул на запястье, но часов не было, они исчезли вместе с не в меру болтливой одеждой.
— Почти час дня, — сообщил Марба. — Идемте? Остальные уже вылезли из кузова, и Гроуфилд с Марбой присоединились к обществу. Они спустились на залитую холодным солнечным светом тихую улочку какого — то городка, похожего на поселок в Новой Англии.
— Мне позволено узнать, где я? — спросил Гроуфилд.
— Разумеется. Это Роберваль, что на берегу озера Святого Иоанна. Мы примерно в ста семидесяти милях к северу от Квебека.
— Что — то не вижу я никакого озера.
— Надо думать, оно вон в той стороне.
— А что находится к северу отсюда?
— Почти ничего. Леса, горы, озера.
— Дороги? Марба улыбнулся.
— Со временем проложат и дороги, — сказал он и взял Гроуфилда под руку. — Угощаем, разумеется, мы.
Ресторан располагался в небольшом белом дощатом домике, который прежде был жилым. В уголке сидели за бутылкой красного вина трое бородачей в охотничьих куртках. Они вели беседу по — французски. Всего в грузовике ехало десять человек — водитель и девять пассажиров. Теперь они заняли три столика, разбившись по национальной принадлежности. За один сели трое выходцев с Востока. Водитель был с Кавказа, наверное, из Армении. Он сел вместе с двумя латиноамериканцами. Марба и еще двое чернокожих устроились за столиком у окна, выходившего в переулок, где стоял грузовик, и Гроуфилд присоединился к ним, стараясь держаться поближе к Марбе.
Официантка говорила только по — французски, но оказалось, что Марба владеет этим языком, и сложностей не возникло. Гроуфилд заказал телячью отбивную и спросил:
— Вам отпущены деньги на вино?
— Да уж наверное, — ответил Марба и заказал вина. Пока они дожидались своих блюд, Гроуфилд попытался завязать разговор с двумя чернокожими спутниками Марбы, но последний сказал:
— Извините, они не знают английского.
Гроуфилд взглянул на их бесстрастные физиономии. Оба негра были молодыми парнями, крепкими на вид, с широкими плечами и мощными шеями. Телохранители. Им и не положено изъясняться словами.
— А французский они знают?
— Нет. Только свой диалект, о котором вы сроду не слыхали. — Мог ли я услышать его на той пленке? — спросил Гроуфилд. — На пленке? — растерялся Марба.
— На той, которую вы мне крутили.
— О — о! Гроуфилд, я ведь уже сказал, что мы не убивали вашего дружка Карлсона.
— Сами — то вы эту пленку слушали?
— Разумеется.
— Вы распознали язык?
— В самом конце записи?
— Когда убивали Карлсона. Марба покачал головой.
— Нет, не распознал. Но не думаю, чтобы это было какое — нибудь африканское наречие. Ничего общего с известными мне африканскими языками.
Гроуфилд оглядел зал.
— У нас тут есть и азиаты, — сказал он, — и латиноамериканцы. И Бог знает, кто еще. Марба улыбнулся.
— Весьма разношерстная компания. Но мы прокручивали пленку разным людям, и никто ничего не понял. Язык, скорее всего, не восточный и уж наверняка не испанский или португальский и не производный от них. Значит, Латинская Америка тут ни при чем. — По — вашему выходит, что весь мир ни при чем, — ответил Гроуфилд.
— Не совсем так. А вот и наше вино! Когда официантка разлила вино по фужерам и ушла, Гроуфилд спросил:
— Какая же часть света нам остается?
— Есть несколько укромных уголков, — ответил Марба и отпил глоточек вина. — Весьма недурно. — Он поставил фужер. — Главным образом, конечно Восточная Европа. Ну, вот и еда.
Глава 15
Спустя двадцать минут после отъезда из Роберваля грузовик остановился. Гроуфилд поднял голову.
— Что, опять будем закусывать?
— Нет, сменим вид транспорта, — ответил Марба. — Идемте.
Вся компания вылезла из кузова. Кроме Марбы и Гроуфилда, все были вооружены до зубов. За спинами болтались пулеметы, на поясных ремнях — патронташах висели пистолеты. Гроуфилд чувствовал себя как «язык», захваченный партизанской разведгруппой.
— Вы что, собираетесь отнять Квебек у Канады? — спросил он.
Марба изумленно взглянул на него.
— Скажете тоже! Как вам такое в голову пришло?
— А почем мне знать, может, вы в сговоре с квебекскими сепаратистами. Я тут человек новый.
Марба улыбнулся и похлопал Гроуфилда по плечу.
— Не волнуйтесь, — сказал он. — Территориальная экспансия не стоит у нас в повестке дня. Пошли.
Гроуфилд увидел широкое скованное льдом озеро, а на нем — небольшой двухмоторный самолет с полозьями вместо колес. Он пошел следом за честной компанией, продрался сквозь сугроб и, оказавшись на льду, зашагал к самолету вместе со всеми, за исключением водителя грузовика. Когда Гроуфилд оглянулся, грузовик уже разворачивался, готовясь отправиться в обратный путь.
Гроуфилд посмотрел по сторонам и не увидел вокруг ничего радующего глаз. Впереди — самолет и бело — голубое замерзшее озеро; справа, слева и за спиной — заснеженные берега. Вдалеке виднелись несколько домов, похоже, нежилых.
Господи, как же его угораздило вляпаться в такую кучу?
Даже если удастся смыться от Марбы и его шайки, идти все равно некуда. Даже будь у него какое — нибудь пристанище, ему все равно нечего сказать членам шайки Кена. А Кен и без того крепко его недолюбливает и ухватится за любой предлог, чтобы вернуть Гроуфилда в Штаты и засадить за ограбление.
А если он попробует улизнуть и от Марбы, и от Кена? Марба, возможно, посмотрит на это сквозь пальцы, но Кен — нет. Все шпионы Соединенных Штатов бросятся на поиски Алана Гроуфилда, актера и гоп — стопника. И как бы ни были они беспомощны в борьбе с Третьим миром, против него эти рыцари плаща и кинжала будут бороться изо всех сил и не подкачают. Гроуфилд думал об этом с мрачной убежденностью, хотя думать, а тем более строить какие — то планы было бессмысленно. У него нет выбора, и все планы уже составлены другими людьми.
От него требуется только смотреть в оба и постараться дожить до понедельника.
Моторы самолета уже работали. Вся компания вскарабкалась на борт. Гроуфилд, привыкший к жизни в эпоху реактивных двигателей, испытал странное ощущение при виде вращающихся пропеллеров на крыльях. Пока он забирался в самолет, пропеллер швырял снег ему в лицо. Гроуфилд поймал себя на том, что боится этого самолета и не доверяет ему. Он уже представлял себе, как погибнет на каком — нибудь далеком заснеженном горном склоне где — то у Полярного круга.
Самолет лишь с натяжкой можно было назвать пассажирским.
Вдоль бортов были откидные сиденья, поэтому пассажиры сидели рядком, лицом друг к другу. Отопления не было вовсе, и Гроуфилд ощущал холод сиденья даже сквозь пальто. Он засунул руки в карманы, нахохлился и угрюмо следил за облачками пара от дыхания попутчиков. Самолет тронулся почти мгновенно, но очень медленно и неохотно. Он долго тащился по льду, подпрыгивая и дрожа. Казалось, его задачей было не взлететь, а рассыпаться на части. В конце концов он, очевидно, счел эту задачу невыполнимой и все — таки поднялся в воздух. Наверное, никакой другой самолет в мире никогда не был так тяжел на подъем и ленив, поэтому перед мысленным взором Гроуфилда опять замаячил заснеженный склон на краю света.
Тем не менее, набрав высоту, самолет повел себя прилично и полетел ровно, целеустремленно. Гроуфилд извернулся и, выглянув в маленький иллюминатор, увидел внизу отдаленные заснеженные горные склоны; кое — где блестел лед, озаренный солнцем. Снег, озера, потом — темная зелень. Северные канадские леса.
В самолете стоял шум, который был громче, чем в вагоне нью — йоркской подземки, но Гроуфилд все равно попытался завязать разговор, прокричав Марбе на ухо:
— Долго нам лететь?
Ответ Марбы он разобрал только со второй попытки:
— Меньше часа!
Что ж, дела не так уж плохи.
Гроуфилд только теперь понял, как он привык к часам. Без них он чувствовал себя затерянным в дебрях времени. Он не знал, давно ли взлетел самолет, и был уверен, что с тех пор прошло не меньше полутора — двух часов. Расспрашивать Марбу ему не хотелось: Гроуфилд считал, что это было признанием своей слабости, а таких вещей следовало избегать.
Тем не менее, он уже был на пределе и решил медленно досчитать до ста. Если за это время самолет не начнет снижаться, он все — таки спросит Марбу, который час. Гроуфилд начал считать и, когда дошел до трехсот двадцати семи, самолет резко лег на правое крыло. Гроуфилда прижало к борту, он вздрогнул и встрепенулся.
Остальные, как выяснилось, тоже. Все принялись переглядываться, обмениваясь виноватыми улыбками, выглядевшими довольно странно на фоне артиллерии, которой были обвешаны улыбающиеся люди. Гроуфилд оторвал взгляд от этой построенной на контрастах картины и посмотрел в иллюминатор. Далеко внизу виднелось еще одно замерзшее озеро, на берегу которого стояла горстка домов. Над двумя или тремя трубами вился дымок.
Самолет сделал один плавный круг, словно шел по невидимому пологому спиральному желобу, и нырнул вниз, к озеру. Казалось, теперь он летел слишком быстро, вокруг мелькали заснеженные горы, поросшие соснами. Посадка вышла весьма жесткой, самолет негодующе заскрипел и застонал. Он был похож на куль картошки, который бросили на пандус на овощной базе. Потом он пошел юзом, но пилоту удалось совладать со штурвалом, и он более — менее гладко довел самолет до стоянки.
Когда смолк шум моторов, наступила тишина, которая показалась Гроуфилду полной странных глухих звуков. У него заложило уши, и он зевнул, прогоняя боль. Звуки сменили тональность, но не исчезли, и Гроуфилд сказал:
— Я невысокого мнения о ваших военно — воздушных силах.
Марба улыбнулся.
— Приходится довольствоваться крохами со стола великих держав, — ответил он, поднимаясь, и Гроуфилд последовал его примеру.
Их никто не встречал. Было не больше трех часов дня, но красный солнечный диск в чистом небе висел уже низко, и в домах на берегу озера горел свет. С виду они казались уютными, удобными и теплыми, и Гроуфилд с радостью зашагал по запорошенному снегом льду следом за своими спутниками.
— Что это за место? — спросил он у Марбы.
— Наверное, бывший лагерь лесорубов, — ответил тот. Потом его превратили в охотничий приют, а сейчас сдали нам в аренду.
— Кто сдал?
— Один сочувствующий, — с холодной улыбкой проговорил Марба.
— Мне нравится ваша манера отвечать на вопросы, — сказал Гроуфилд.
— Еще бы. Я ничего от вас не утаиваю.
Заслышав рев моторов, Гроуфилд оглянулся. Проклятье!
Самолет разворачивался и полз по льду, очевидно, намереваясь взлететь навстречу ветру.
— Он что, улетает? — спросил Гроуфилд.
— Ничего, нас отсюда вывезут, — ответил Марба и взял его за локоть. — Пойдемте в дом, там тепло.
— Что, опять будем закусывать?
— Нет, сменим вид транспорта, — ответил Марба. — Идемте.
Вся компания вылезла из кузова. Кроме Марбы и Гроуфилда, все были вооружены до зубов. За спинами болтались пулеметы, на поясных ремнях — патронташах висели пистолеты. Гроуфилд чувствовал себя как «язык», захваченный партизанской разведгруппой.
— Вы что, собираетесь отнять Квебек у Канады? — спросил он.
Марба изумленно взглянул на него.
— Скажете тоже! Как вам такое в голову пришло?
— А почем мне знать, может, вы в сговоре с квебекскими сепаратистами. Я тут человек новый.
Марба улыбнулся и похлопал Гроуфилда по плечу.
— Не волнуйтесь, — сказал он. — Территориальная экспансия не стоит у нас в повестке дня. Пошли.
Гроуфилд увидел широкое скованное льдом озеро, а на нем — небольшой двухмоторный самолет с полозьями вместо колес. Он пошел следом за честной компанией, продрался сквозь сугроб и, оказавшись на льду, зашагал к самолету вместе со всеми, за исключением водителя грузовика. Когда Гроуфилд оглянулся, грузовик уже разворачивался, готовясь отправиться в обратный путь.
Гроуфилд посмотрел по сторонам и не увидел вокруг ничего радующего глаз. Впереди — самолет и бело — голубое замерзшее озеро; справа, слева и за спиной — заснеженные берега. Вдалеке виднелись несколько домов, похоже, нежилых.
Господи, как же его угораздило вляпаться в такую кучу?
Даже если удастся смыться от Марбы и его шайки, идти все равно некуда. Даже будь у него какое — нибудь пристанище, ему все равно нечего сказать членам шайки Кена. А Кен и без того крепко его недолюбливает и ухватится за любой предлог, чтобы вернуть Гроуфилда в Штаты и засадить за ограбление.
А если он попробует улизнуть и от Марбы, и от Кена? Марба, возможно, посмотрит на это сквозь пальцы, но Кен — нет. Все шпионы Соединенных Штатов бросятся на поиски Алана Гроуфилда, актера и гоп — стопника. И как бы ни были они беспомощны в борьбе с Третьим миром, против него эти рыцари плаща и кинжала будут бороться изо всех сил и не подкачают. Гроуфилд думал об этом с мрачной убежденностью, хотя думать, а тем более строить какие — то планы было бессмысленно. У него нет выбора, и все планы уже составлены другими людьми.
От него требуется только смотреть в оба и постараться дожить до понедельника.
Моторы самолета уже работали. Вся компания вскарабкалась на борт. Гроуфилд, привыкший к жизни в эпоху реактивных двигателей, испытал странное ощущение при виде вращающихся пропеллеров на крыльях. Пока он забирался в самолет, пропеллер швырял снег ему в лицо. Гроуфилд поймал себя на том, что боится этого самолета и не доверяет ему. Он уже представлял себе, как погибнет на каком — нибудь далеком заснеженном горном склоне где — то у Полярного круга.
Самолет лишь с натяжкой можно было назвать пассажирским.
Вдоль бортов были откидные сиденья, поэтому пассажиры сидели рядком, лицом друг к другу. Отопления не было вовсе, и Гроуфилд ощущал холод сиденья даже сквозь пальто. Он засунул руки в карманы, нахохлился и угрюмо следил за облачками пара от дыхания попутчиков. Самолет тронулся почти мгновенно, но очень медленно и неохотно. Он долго тащился по льду, подпрыгивая и дрожа. Казалось, его задачей было не взлететь, а рассыпаться на части. В конце концов он, очевидно, счел эту задачу невыполнимой и все — таки поднялся в воздух. Наверное, никакой другой самолет в мире никогда не был так тяжел на подъем и ленив, поэтому перед мысленным взором Гроуфилда опять замаячил заснеженный склон на краю света.
Тем не менее, набрав высоту, самолет повел себя прилично и полетел ровно, целеустремленно. Гроуфилд извернулся и, выглянув в маленький иллюминатор, увидел внизу отдаленные заснеженные горные склоны; кое — где блестел лед, озаренный солнцем. Снег, озера, потом — темная зелень. Северные канадские леса.
В самолете стоял шум, который был громче, чем в вагоне нью — йоркской подземки, но Гроуфилд все равно попытался завязать разговор, прокричав Марбе на ухо:
— Долго нам лететь?
Ответ Марбы он разобрал только со второй попытки:
— Меньше часа!
Что ж, дела не так уж плохи.
Гроуфилд только теперь понял, как он привык к часам. Без них он чувствовал себя затерянным в дебрях времени. Он не знал, давно ли взлетел самолет, и был уверен, что с тех пор прошло не меньше полутора — двух часов. Расспрашивать Марбу ему не хотелось: Гроуфилд считал, что это было признанием своей слабости, а таких вещей следовало избегать.
Тем не менее, он уже был на пределе и решил медленно досчитать до ста. Если за это время самолет не начнет снижаться, он все — таки спросит Марбу, который час. Гроуфилд начал считать и, когда дошел до трехсот двадцати семи, самолет резко лег на правое крыло. Гроуфилда прижало к борту, он вздрогнул и встрепенулся.
Остальные, как выяснилось, тоже. Все принялись переглядываться, обмениваясь виноватыми улыбками, выглядевшими довольно странно на фоне артиллерии, которой были обвешаны улыбающиеся люди. Гроуфилд оторвал взгляд от этой построенной на контрастах картины и посмотрел в иллюминатор. Далеко внизу виднелось еще одно замерзшее озеро, на берегу которого стояла горстка домов. Над двумя или тремя трубами вился дымок.
Самолет сделал один плавный круг, словно шел по невидимому пологому спиральному желобу, и нырнул вниз, к озеру. Казалось, теперь он летел слишком быстро, вокруг мелькали заснеженные горы, поросшие соснами. Посадка вышла весьма жесткой, самолет негодующе заскрипел и застонал. Он был похож на куль картошки, который бросили на пандус на овощной базе. Потом он пошел юзом, но пилоту удалось совладать со штурвалом, и он более — менее гладко довел самолет до стоянки.
Когда смолк шум моторов, наступила тишина, которая показалась Гроуфилду полной странных глухих звуков. У него заложило уши, и он зевнул, прогоняя боль. Звуки сменили тональность, но не исчезли, и Гроуфилд сказал:
— Я невысокого мнения о ваших военно — воздушных силах.
Марба улыбнулся.
— Приходится довольствоваться крохами со стола великих держав, — ответил он, поднимаясь, и Гроуфилд последовал его примеру.
Их никто не встречал. Было не больше трех часов дня, но красный солнечный диск в чистом небе висел уже низко, и в домах на берегу озера горел свет. С виду они казались уютными, удобными и теплыми, и Гроуфилд с радостью зашагал по запорошенному снегом льду следом за своими спутниками.
— Что это за место? — спросил он у Марбы.
— Наверное, бывший лагерь лесорубов, — ответил тот. Потом его превратили в охотничий приют, а сейчас сдали нам в аренду.
— Кто сдал?
— Один сочувствующий, — с холодной улыбкой проговорил Марба.
— Мне нравится ваша манера отвечать на вопросы, — сказал Гроуфилд.
— Еще бы. Я ничего от вас не утаиваю.
Заслышав рев моторов, Гроуфилд оглянулся. Проклятье!
Самолет разворачивался и полз по льду, очевидно, намереваясь взлететь навстречу ветру.
— Он что, улетает? — спросил Гроуфилд.
— Ничего, нас отсюда вывезут, — ответил Марба и взял его за локоть. — Пойдемте в дом, там тепло.
Глава 16
Это была длинная, просто обставленная комната с высоким сводчатым потолком и двумя пылающими очагами. Стены украшали лосиные головы и акварельные рисунки, изображающие горные озера, на полу тут и там лежали шкуры, мебель тоже была покрыта мехами. В комнате кучками сидели или стояли люди всех цветов кожи, сгрудившиеся главным образом возле очагов. Середина комнаты оставалась незаселенной.
Когда дверь открылась и вновь прибывшие вошли, кое — кто оглянулся, но вскоре люди опять принялись потягивать горячее питье и возобновили свои негромкие разговоры. Только один человек — очень толстый коротышка в буром мундире с золотым шитьем и многочисленными медалями, позвякивавшими на груди, с длинной саблей на левом боку, отделился от группы у камина справа и подошел к Гроуфилду. Он широко развел руки, готовясь заключить гостя в медвежьи объятия.
— Гроуфилд! — воскликнул коротышка с мелодраматическим воодушевлением и испанским акцентом. — Спаситель мой!
Еще несколько человек повернули головы и, привлеченные воплями коротышки, принялись рассматривать Гроуфилда. Толстяк тем временем облапил своего спасителя и уткнулся физиономией ему в грудь. От него несло бренди, закуской и потом.
— Приветствую вас, генерал, — проговорил Гроуфилд, стараясь сохранить равновесие. Похоже, генерал забыл, что после их единственной встречи они так и не стали закадычными друзьями. Встреча состоялась на борту генеральской яхты, когда ее владелец валялся на койке, поправляясь после пулевого ранения в грудь.
Но если теперь генералу приспичило считать Гроуфилда приятелем, с которым он давно не виделся, что ж, прекрасно. Вреда от этого не будет. Поэтому Гроуфилд сказал:
— Приятно снова видеть вас, генерал. Вы вполне здоровы?
— Конечно! — заорал генерал, отпуская Гроуфилда и делая шаг назад, чтобы ударить себя кулаком в грудь. — Неужели жалкая свинья способна убить генерала Позоса? Вздор!
Тут он разглядел рядом с Гроуфилдом Марбу и выкрикнул:
— Вы знаете этого человека! Разве я не присылал его к вам в Пуэрто — Рико?
— Разумеется, присылали, — ответил Марба. — Присматривать за ним было одно удовольствие.
Генерал набычился и многозначительно посмотрел на Марбу из — под насупленных бровей. Потом сказал совершенно другим тоном:
— Нам нужно поговорить.
— Несомненно, — сухо ответил Марба.
— Ваш полковник — большой упрямец.
— Согласен, — сказал Марба. — Но не думаю, что нам следует обсуждать дела в присутствии нашего друга Гроуфилда.
— Не обращайте на меня внимания, — пробормотал Гроуфилд. Генерал взглянул на него. Радость встречи улетучилась.
Глазки Позоса стали холодными и нетерпеливыми.
— Подите прочь, — велел он.
— Я попрошу кого — нибудь показать вам вашу комнату, сказал Марба. Он повернулся к одному из негров и заговорил с ним на том же языке, на котором общался с Вивьен Камдела в двуколке. Негр кивнул и взмахом руки пригласил Гроуфилда следовать за собой.
— До встречи, генерал, — попрощался Гроуфилд. Они вошли в библиотеку, занятую книжными полками и отапливаемую большим очагом. Несколько человек читали тут книги и не обратили внимания на Гроуфилда и его проводника.
За библиотекой находилась прихожая, а дальше — дверца во внешний мир. На дворе в снегу была протоптана длинная кривая тропка, которая вела к соседнему приземистому дому. Вход в него был с торца, а интерьер представлял собой длинный коридор со множеством дверей. Дом походил на мотель пятого разряда, с комнатами, разделенными дешевыми фанерными перегородками. Черный линолеум на полу положили, очевидно, прямо поверх досок, потолок тоже был дощатый, и под ним висели лампы дневного света.
Когда дверь открылась и вновь прибывшие вошли, кое — кто оглянулся, но вскоре люди опять принялись потягивать горячее питье и возобновили свои негромкие разговоры. Только один человек — очень толстый коротышка в буром мундире с золотым шитьем и многочисленными медалями, позвякивавшими на груди, с длинной саблей на левом боку, отделился от группы у камина справа и подошел к Гроуфилду. Он широко развел руки, готовясь заключить гостя в медвежьи объятия.
— Гроуфилд! — воскликнул коротышка с мелодраматическим воодушевлением и испанским акцентом. — Спаситель мой!
Еще несколько человек повернули головы и, привлеченные воплями коротышки, принялись рассматривать Гроуфилда. Толстяк тем временем облапил своего спасителя и уткнулся физиономией ему в грудь. От него несло бренди, закуской и потом.
— Приветствую вас, генерал, — проговорил Гроуфилд, стараясь сохранить равновесие. Похоже, генерал забыл, что после их единственной встречи они так и не стали закадычными друзьями. Встреча состоялась на борту генеральской яхты, когда ее владелец валялся на койке, поправляясь после пулевого ранения в грудь.
Но если теперь генералу приспичило считать Гроуфилда приятелем, с которым он давно не виделся, что ж, прекрасно. Вреда от этого не будет. Поэтому Гроуфилд сказал:
— Приятно снова видеть вас, генерал. Вы вполне здоровы?
— Конечно! — заорал генерал, отпуская Гроуфилда и делая шаг назад, чтобы ударить себя кулаком в грудь. — Неужели жалкая свинья способна убить генерала Позоса? Вздор!
Тут он разглядел рядом с Гроуфилдом Марбу и выкрикнул:
— Вы знаете этого человека! Разве я не присылал его к вам в Пуэрто — Рико?
— Разумеется, присылали, — ответил Марба. — Присматривать за ним было одно удовольствие.
Генерал набычился и многозначительно посмотрел на Марбу из — под насупленных бровей. Потом сказал совершенно другим тоном:
— Нам нужно поговорить.
— Несомненно, — сухо ответил Марба.
— Ваш полковник — большой упрямец.
— Согласен, — сказал Марба. — Но не думаю, что нам следует обсуждать дела в присутствии нашего друга Гроуфилда.
— Не обращайте на меня внимания, — пробормотал Гроуфилд. Генерал взглянул на него. Радость встречи улетучилась.
Глазки Позоса стали холодными и нетерпеливыми.
— Подите прочь, — велел он.
— Я попрошу кого — нибудь показать вам вашу комнату, сказал Марба. Он повернулся к одному из негров и заговорил с ним на том же языке, на котором общался с Вивьен Камдела в двуколке. Негр кивнул и взмахом руки пригласил Гроуфилда следовать за собой.
— До встречи, генерал, — попрощался Гроуфилд. Они вошли в библиотеку, занятую книжными полками и отапливаемую большим очагом. Несколько человек читали тут книги и не обратили внимания на Гроуфилда и его проводника.
За библиотекой находилась прихожая, а дальше — дверца во внешний мир. На дворе в снегу была протоптана длинная кривая тропка, которая вела к соседнему приземистому дому. Вход в него был с торца, а интерьер представлял собой длинный коридор со множеством дверей. Дом походил на мотель пятого разряда, с комнатами, разделенными дешевыми фанерными перегородками. Черный линолеум на полу положили, очевидно, прямо поверх досок, потолок тоже был дощатый, и под ним висели лампы дневного света.