Может, солярии, или теплица, или еще черт знает что. Справа тоже торчала пристройка — без окон. Пристройка над солярием имела модные нынче фигурные окна, в отличие от остального дома, снабженного по старинке квадратными. Еще пристройки — тут, там, сям. Большинство из них — почти из таких же досок, что и сам дом, только слева бетонная, да справа — алюминиевая плита, служившая одной из стен пристройки второго этажа.
На подходе к этому нагромождению построек и пристроек проселочная дорога перестала быть проселочной и сделалась асфальтированной. Пустошь под воздействием влаги и машинки для стрижки травы тоже постепенно превратилась в лужайку. Асфальтированная дорога пересекала эту лужайку, поворачивала возле дома направо, дабы пройти перед парадной дверью, а потом опять налево, огибая дом и заканчиваясь на задворках. У стены стоял на солнышке серый «линкольн-континенталь» и пялился на меня своими раскосыми китайскими глазами-фарами. Решетка радиатора словно осклабилась в злорадном предвкушении.
Я выбрался на асфальт. Никакой пальбы, никакой охраны, никаких сторожевых псов. Только тишина, солнце, бурый дом, я и этот «континенталь» восточного типа. Я шел вперед, время от времени даже дыша — в тех пределах, в каких это мне позволяло пересохшее горло.
Я добрался до парадной двери, и ничего не случилось. Тут я наконец остановился; дверь была на расстоянии вытянутой руки, и я начал раздумывать, что мне делать дальше.
Попросту постучать и подождать ответа? Но мне, наверное, откроет слуга или, возможно, телохранитель. Во всяком случае, не сам Фермер Агрикола, это уж точно. Я вполне мог представить себе, какой состоится разговор:
" — Господина Агриколу, пожалуйста.
— Как доложить?
— Чарли Пул.
Бух! Бух!"
Значит, надо действовать как-то иначе. Следовало как-нибудь проскользнуть в дом и посмотреть, не застану ли я Агриколу в одиночестве. А потом, если только сумею говорить достаточно быстро и убедительно, он, быть может, и выслушает меня.
Я пошел вправо от парадной двери, туда, где дорога огибает угол дома.
Миновав сверкающий серый «линкольн» и бурые пристройки, похожие на груду ящиков, я наконец обошел последний угол и оказался на задах фермы, где асфальтированная дорога превращалась во внушительных размеров площадку, похожую на черный пруд и служившую стоянкой. Грязно-рыжий покосившийся сарай соседствовал с приземистым алюминиевым гаражом на четыре машины, и им обоим было неловко от этого соседства. Дальше за площадкой тянулся просторный внутренний двор, выложенный разноцветным сланцем и заставленный трубчатой дачной мебелью, зеленой и желтой. Людей я не видел.
Мое внимание привлекла дверь рядом с углом дома. Я подошел к ней, открыл и оказался в прихожей, где висели пальто, шляпы, куртки и свитера прямо на гвоздях, вбитых в стены слева и справа от входа. На полу рядом стояли галоши и резиновые сапоги, в углу к стене была прислонена лопата для снега.
Я стоял и раздумывал о научной фантастике. Прежде чем начать заправлять баром, я провел часть своих праздных деньков лежа на спине и читая фантастику. Есть один рассказ, который разные авторы переделывали всяк на свой лад и который мне всегда нравился. Речь в нем шла о молодом человеке, жившем в каком-то обществе будущего и испытавшем множество опасных приключений; за ним гонялись какие-то таинственные личности, его жизнь не раз подвергалась опасности по милости некой загадочной организации, всегда державшейся в тени, а в конце рассказа выяснилось, что никто, в общем-то, и не желал этому юноше зла, а все его передряги были чем-то вроде проверки на годность в члены этой загадочной организации. Разумеется, молодой человек всякий раз оказывался годен.
Открывая дверь дома, я вспомнил все эти вариации и вдруг в приливе фантазерства вообразил себе, что здесь, внутри, стоят дядя Эл, господин Агрикола, патрульный Циккатта, Арти Декстер, Хло и двое из черной машины.
Сейчас они поздравят меня, я выдержал испытание на ура и стал членом организации.
Но что же я обнаружил за этой дверью в действительности? Галоши и фуфайки, вот что.
Тайные организации будущего, может, и станут пугать народ понарошку, забавы ради. Но в том обществе, в котором живем мы с вами, они угрожают людям на полном серьезе и никак иначе.
Ну ладно. Вот вторая дверь. Прямо передо мной. Я открыл ее и попал в просторную старую деревенскую кухню, набитую большими, новыми и вполне городскими механизмами. Как и все остальные здешние места, кухня была безлюдна. Я пересек ее, подошел к открытой двустворчатой двери, поднялся на цыпочки и двинулся по коридору.
Тут я наконец кое-кого встретил. В комнате справа от коридора сидели за столом три человека, занятые беседой. Негритянка размером с аэростат, очевидно, была кухаркой; белокурый красноносый, облаченный в серую ливрею, скорее всего шофер, а коренастый детина в белой рубахе со сломанным носом и пистолетом в наплечной кобуре, судя по всему, человек, с которым мне сейчас (да и не только сейчас) меньше всего хотелось бы встретиться.
Разговор шел о прогрессивном подоходном налоге, и все трое, похоже, были настроены против него. Я не стал задерживаться и выслушивать, какие беды он им приносит. Никто из этих троих не смотрел в мою сторону, и я прошмыгнул мимо двери, будто любовник во французском постельном фарсе, после чего пошел дальше по коридору.
Впереди кто-то, отвратительно фальшивя, наяривал на пианино. Я прошел еще несколько шагов. В комнатах слева и справа никого не было. Звуки музыки доносились из-за двойных раздвижных дверей, половинки которых не сходились.
Я прижался к двери и, заглянув в щелку, увидел девушку в пышном розовом наряде. Она сидела за пианино, залитая солнечным светом, и музицировала; ее проворные пальчики так и бегали по клавишам. Ее длинные желтовато-золотистые волосы ниспадали тонкими волнистыми прядями и были похожи на пожелтевший от солнечных лучей туман. Миловидное личико навело меня на мысль о поздравительной открытке, и мне показалось, что глаза у девушки голубые, хотя толком разглядеть их я не мог. Она была изящна — с хрупкими руками и тонкой талией, с длинными стройными ножками, заканчивавшимися породистыми щиколотками и маленькими ступнями в розовых бальных туфельках, нажимавших на педали инструмента. Лет ей было, наверное, восемнадцать или девятнадцать, и она являла собой ну просто невообразимо милое зрелище, а судя по мечтательному выражению лица, девушка грезила не иначе как о Скарлете.
Я отвернулся. Хоть мне и была видна лишь узкая полоска комнаты, выражение лица девушки свидетельствовало о том, что она там одна.
Слева от меня была лестница, ведущая наверх. Я был уверен, что заглянул еще не во все комнаты первого этажа, но мне не было известно их расположение. Проще всего было продолжать поиски наверху, и я решил поступить именно так.
И сразу же сорвал куш. Покрытая пестрым ковриком лестница вела в другой коридор, в правой стене которого была слегка приоткрытая дверь. Я заглянул в щелку и увидел кабинет, заставленный книжными шкафами. Тут был и письменный стол, и кожаный диван, и бар, и шкафчик с картотечными ящиками. Сидевший за столом утомленный человек смотрел на дверь горящими глазами, но ничего не видел, поскольку был погружен в глубокие раздумья. Наверное, это и был Фермер Агрикола. Коренастый, толстощекий, лет пятидесяти с небольшим, надменный, как и всякий человек, наделенный богатством и властью. Скорее всего это и был хозяин дома.
Я отпрянул, прежде чем он успел заметить меня, и принялся собираться с мыслями и набираться храбрости. И того, и другого было совсем мало, но я все же попытался возвести из них шаткое сооружение, призванное в отсутствие характера стать мне опорой. Я простоял в коридоре три или четыре минуты, бесшумно набирая в грудь побольше воздуха и так же бесшумно выдыхая его. До меня доносились мерзкие звуки, извлекаемые из пианино милой девушкой. В конце концов я заставил себя пошевелиться, двинулся вперед, толчком распахнул дверь и, чеканным шагом войдя в кабинет, остановился прямо в той точке, куда был устремлен сердитый взгляд хозяина дома.
— Мистер Агрикола, — затараторил я, — меня зовут Чарли Пул, и я должен поговорить с вами, потому что вы совершаете ужасную ошибку.
Он не шелохнулся. На лице его не было и тени удивления. Он просто сердито смотрел на меня, будто я стоял тут уже несколько часов, и это начинало ему надоедать.
Или он с первой минуты знал, что я здесь. Может, у меня за спиной сейчас стоит человек, ждущий только кивка его массивной головы?
— Мистер Агрикола, — повторил я и быстро повернул собственную голову.
Но за спиной никого не было, и я опять взглянул на хозяина. — Мне надо поговорить с вами, мистер Агрикола.
Никакой реакции.
В мозгу у меня зашевелилось подозрение. Жуткое подозрение.
— Мистер Агрикола? — позвал я.
Потом пошел вперед, пересек комнату. Агрикола не следил за мной глазами. Он по-прежнему сердито смотрел на дверь.
По спине у меня побежали мурашки, и холод тут был совсем ни при чем. Я даже начал слегка клацать зубами.
— Мистер... — проговорил я. — Мистер...
Комната была освещена довольно тускло. Даже весьма тускло. Толстые шторы на окнах задерживали почти все солнечные лучи, превращая яркое золото в бледную бронзу, а остатки света, казалось, поглощала тяжелая и громоздкая мебель, составлявшая убранство кабинета. Лишь устремленные на дверь глаза Агриколы грозно поблескивали в полумраке Я обошел стол, приблизился к Агриколе и увидел, что рукоятка ножа, торчавшего у него в спине, зацепилась за спинку кресла, не давая телу упасть. Создавалось впечатление, что Агрикола стоял возле стола, когда его пырнули, после чего он рухнул в кресло и повис на зацепившейся за спинку рукоятке ножа в последнем припадке бессильной ярости.
Это был первый труп, который я видел не по телевизору. Поэтому не знаю, долго ли я простоял возле него, завороженный, будто птичка, глядящая на змею, видом ножа, пронзившего в поддерживавшего тело. Знаю только, что даже не шелохнулся, когда от двери донеслось:
— Эй!
Потом я вздрогнул, очнулся и, повернув голову, увидел, как человек со сломанным носом вытаскивает из кобуры пистолет. Я поднял руки повыше и сказал.
— Не стреляйте.
Человек прицелился в меня, но стрелять не стал, а вместо этого заявил:
— Он у меня на мушке, мистер Агрикола.
— Уф-ф-ф, — вздохнул я, не зная, как бы поосторожней сообщить ему новость.
Но никакого сообщения не понадобилось. Этот кривоносый, конечно же, разбирался в покойниках куда лучше меня. Во всяком случае, ему понадобилось гораздо меньше времени, чтобы уразуметь, что один из них находится в этой комнате.
— Ого! — произнес он и добавил:
— Ну что ж, приятель...
— Это не я! — вскричал я.
И зря старался.
Я не шевелился. Я стоял на месте, подняв руки над головой, и гадал, что же теперь будет. Руки мои почти сразу устали, да и кривоносый вовсе не просил меня их поднимать, но я не хотел искушать судьбу. Поэтому просто стоял, потел и улыбался, будто наглядное пособие на лекции Дейла Карнеги.
Кривоносый отступил на несколько шагов и оказался за дверью, в коридоре. Не сводя с меня глаз, он позвал:
— Тим! Эй, Тим!
Откуда-то сразу донесся ответный клич, прозвучавший с вопросительной интонацией.
— Поднимись-ка на минутку! — крикнул кривоносый.
Я услышал скрежет раздвижных дверей внизу, а потом — чистый прекрасный голосок:
— Кларенс, что там у вас случилось?
Кривоносый, родители которого, похоже, были никудышными провидцами, если нарекли его Кларенсом[1], закричал в ответ:
— Все в порядке, мисс Алтея, ничего не случилось.
Кто-то тяжело затопал по покрытым ковром ступеням лестницы. Я надеялся, что это шаги Тима, а не мисс Алтеи: милым юным девушкам не пристало так топать.
Да, это был Тим, белокурый красноносый шофер. Теперь, после подъема по лестнице, он стал еще и краснощеким, но румянец вмиг сошел с его лица и даже с кончика носа, едва он увидел своего работодателя.
— Господи, что случилось? — проговорил Тим.
— Этот птенчик убил мистера Агриколу, — ответил Кларенс.
Я покачал головой, не опуская рук, и сказал:
— Когда я вошел, он уже был мертвый.
— Господи, — пробормотал Тим.
— Так дело не пойдет, — сказал мне Кларенс. — Его мог уделать только ты.
— Нет. Правда, нет.
Кларенс покачал головой с таким видом, будто сожалел о моей умственной отсталости.
— В доме больше никого нет, — сказал он. — Только я, Тим, кухарка Руби и мисс Алтея. И все мы были внизу.
— А эти двое в черной машине? — ответил я. — Она только что отъехала.
Может, они его и убили?
Кларенс опять покачал головой.
— Сейчас я тебе докажу, что так дело не пойдет, — заявил он. — Как ты ни старайся, ничего не получится. Мистер Агрикола спустился вниз вместе с теми двумя парнями, а после их отъезда опять поднялся к себе. Мы все это видели.
Тим, так и не оправившийся от потрясения, вдруг вздрогнул и, кивнув, сказал:
— Совершенно верно. Он подходил к двери комнаты, в которой мы сидели.
Все трое.
— Стало быть, это твоих рук дело, — подытожил Кларенс.
Я-то знал, что это не моих рук дело, однако слова Кларенса звучали очень убедительно.
— Почем вы знаете, что в доме больше никого нет? — спросил я. — Если я сумел сюда проникнуть, почему этого не могли сделать другие люди?
— Ну-ну, — обронил Кларенс.
Внезапно в дверях появилась мисс Алтея.
— Что случилось? — спросила она. — В чем дело? Кларенс? Папа?
Я оказался прав: глаза были синие. Кроме того, сейчас они были вытаращены.
Из всех людей, живущих на Земле, именно мисс Алтею мне больше всего хотелось убедить а своей невиновности. Стараясь говорить как можно искренне и проникновеннее, я сказал ей:
— Это не моих рук дело.
Тим и Кларенс тем временем пытались выставить ее вон из комнаты, но девушка отказывалась уходить.
— Папа! Папа! — воскликнула она, глаза ее при этом раскрывались все шире и шире.
— Руби! — взревел Кларенс. — Поднимись и забери мисс Алтею!
В этот миг мисс Алтея вскрикнула и упала в обморок.
Я по-прежнему знал, что никого не убивал, но не мог избавиться от ощущения, что именно я каким-то образом стал причиной всех этих неприятностей и треволнений, из-за которых чувствовал себя вконец растерянным и вообще по-дурацки. Я стоял с затекшими руками и страдальческой миной, и меня переполняло отчаянное желание очутиться где-нибудь подальше отсюда.
Я бы даже согласился попасть на заднее сиденье той черной машины, если бы мог такой ценой выбраться из этого дома.
Минуты две или три в комнате продолжалась суматошная возня. Тим поволок мисс Алтею прочь. Появилась Руби, но тотчас убежала приводить мисс Алтею в чувство. Потом вернулся Тим. И все это время черное дуло пистолета в руке Кларенса смотрело прямо на меня.
— Обыщи его, — велел кривоносый красноносому.
— Клянусь, я не убивал, — сказал я.
— Ну-ну, — ответил Кларенс. — Мы это уже проходили, помнишь?
Тим зашел мне за спину и принялся шарить по карманам, извлекая содержимое и раскладывая его на столе. Добра было негусто: бумажник, ключи, пачка «пэл-мэл», картонка со спичками, двадцать три цента серебром да бумажные салфетки.
— Ну, что нам скажет бумажник? — поинтересовался Кларенс.
— Можно мне опустить руки? — поинтересовался я.
— Валяй.
Я опустил руки и сказал:
— Благодарю вас.
Тем временем Тим раскрыл мой бумажник.
— Его зовут Чарльз Роберт Пул, — сказал он. — Проживает в Бруклине.
— Пул? — Кларенс взглянул на меня с вновь проснувшимся любопытством. Ты — тот самый племянничек, который заправляет в баре?
— Да. Я пришел...
— Ну кто бы мог подумать, — проговорил Кларенс. — А ты не робкого десятка, малыш. Ума у тебя маловато, но смелости хоть отбавляй.
— Послушайте, — в отчаянии воскликнул я, — я правда не...
Тим оборвал меня, обратившись к Кларенсу:
— Может, вызвать блюстителей закона?
— Нет, — ответил тот. — Если это племянничек, он слишком много знает.
Мы не можем допустить, чтобы он разговаривал с полицейскими.
Тим замахал руками.
— Я об этом знать ничего не желаю! Я шофер, только и всего. Вот кто я такой. Я ничего ни о чем не хочу знать.
— Конечно, — отозвался Кларенс и сказал мне:
— Суй свое барахло обратно в карманы.
Я рассовал свои пожитки по карманам. Меня так и подмывало спросить Кларенса, что он задумал и как намерен поступить, но я не стал задавать этот вопрос, потому что боялся получить ответ. Нет уж, лучше помолчу.
Кларенс снова попятился вон из комнаты и взмахнул пистолетом.
— Пошли, — сказал он.
— А как мне быть с мистером Агриколой? — осведомился Тим.
— Оставь его. Позвони мистеру Гроссу и скажи, что Фермер купил ферму.
Ты понял? Фермер купил ферму.
— Фермер купил ферму, — откликнулся Тим.
— Его номер в записной книжке на столе, — сказал Кларенс.
— Хорошо, — ответил Тим.
Я тем временем вышел в коридор. Кларенс вновь сосредоточил на мне все свое внимание.
— Пошел вниз, ты! — велел он.
Я возглавил шествие, и мы двинулись по лестнице.
— Позвольте мне объяснить... — начал я и умолк, поскольку подумал, что сейчас он меня перебьет. Но Кларенс не вымолвил ни слова, и я продолжал свою речь:
— Я не убивал мистера Агриколу, правда, не убивал. Вы только взгляните на меня и сразу увидите, что я не из тех, кто способен на такие дела. Я хотел только поговорить с...
— Направо.
Мы были уже внизу. Я повернул направо и пошел в сторону кухни.
— ...мистером Агриколой о том, что происходит и почему кто-то хочет убить меня, хотя я ничего не сделал. Кто-то где-то дал маху, и я хотел только поговорить с мистером Агриколой.
— Вон в ту дверь, — сказал Кларенс.
Я открыл дверь и вышел на солнышко. Черный асфальт, безлюдье и тишина навели на мысли о расстрельной бригаде.
— К сараю.
Я подошел к сараю.
— Зачем бы я стал его убивать? Богом клянусь, я не стал бы его убивать.
Я не стал бы никого убивать, — верещал я. — Зачем мне причинять зло мистеру Агриколе? Я просто хотел, чтобы он не приказывал тем двум парням убивать меня. Что мне проку от...
— Он не мог этого сделать, — сказал Кларенс. — Он выполнял приказ, как и все остальные. Открывай дверь и заходи внутрь.
Я потянул на себя двери сарая, которые при этом заскрипели и застонали, и вошел. Внутри было темно и стоял затхлый дух.
— Чей приказ? — спросил я.
— Неважно, — ответил Кларенс. — Ступай вперед.
Сарай не был приспособлен ни для каких нужд. Пустые стойла, пустые закрома, голые гвозди в стенах, пустой чердак над головой. Сквозь щели в стенах пробивались солнечные лучи, наполняя сарай тусклым неверным светом, похожим на тот, который видишь, когда плаваешь под водой в какой-нибудь лагуне.
В дальнем левом углу была оборудована тесная каморка без окон, сплошь увешанная полками из неструганных досок. Пустовала она недолго: Кларенс втолкнул меня туда и закрыл дверь. Я услышал, как он задвигает засов, и остался в одиночестве.
Ну, и что теперь? Наверное. Кларенс не может решить мою участь самостоятельно, вот и запер меня тут для пущей надежности, а сам тем временем отправится к мистеру Гроссу узнать, что и как. Кроме того, я решил, что мистер Гросс — человек более высокого ранга, чем мистер Агрикола, и что последний получил указания именно от него.
Значит, мне надо было искать встречи с мистером Гроссом, а не с мистером Агриколой.
Впрочем, вряд ли я сумел бы с ним повидаться. Я готов был спорить на все свои богатства, что теперь повидаюсь с теми двумя парнями, которые разъезжают на черной машине. И это будет моя последняя встреча с родом людским.
Собственно, не было никаких причин считать, что я смогу удрать из этого старого гнилого сарая. Я постучал ногой по внешним стенам — так, для пробы, но добился лишь того, что расшиб большой палец. Тогда я попытался сломать дверь плечом и ушиб плечо. Ударив ладонью по одной из внутренних перегородок, я ушиб ладонь.
И хотя у меня еще оставалось несколько неповрежденных членов, я решил бросить это занятие.
Сколько же все это протянется? Кларенс и мистер Гросс созвонятся и поговорят по телефону, используя очень осторожные выражения. Потом мистеру Гроссу предстоит разыскать тех двух парней с их черной машиной, и им придется опять ехать на Стейтен-Айленд. На это уйдет по меньшей мере час, а может, и два.
Я уселся на земляной пол и отдался своей кручине. Не прошло и четверти часа, как я услышал шум. Кто-то открывал дверь. Я медленно поднялся на ноги.
Горло у меня пересохло, а ладони, наоборот, сделались мокрыми. Я рычал и прокашливался, прочищая глотку, ведь когда дверь откроется, мне придется говорить так быстро, как я не говорил еще ни разу в жизни. А я даже толком не знал, что именно буду говорить.
Наконец дверь распахнулась, и передо мной предстала мисс Алтея, прекрасная и сказочная, будто героиня диснеевского мультфильма. Но прелестные черты ее были искажены ужасной гримасой скорби и ярости, на лице девушки пролегли глубокие сердитые морщины. Она подняла правую руку, вытянула ее в мою сторону, и я увидел пистолет — громадный автоматический пистолет. Маленькая ручонка девушки едва обхватывала рукоятку, и мисс Алтея была вынуждена помогать себе еще и левой рукой, чтобы пистолет не ходил из стороны в сторону.
— Эй! — воскликнул я. — Ты чего это?
— Ты убил моего отца, — прокряхтела мисс Алтея сдавленным от натуги голосом.
— Нет, нет, — ответил я. — Нет, я не убивал, нет.
— И сейчас я тебя прикончу, — заявила девушка и спустила курок.
Пистолет произнес: п-ф-ф-в-в-в-р-р-р-р-и-и-и-гг-г-г... и звук эхом заходил по каморке, равно как и по внутренностям моего черепа. Казалось, судья Артур Ранк колошматит в свой гонг Он всегда этим увлекался.
Я подумал, что наверняка застрелен, убит, пущен в расход. Но меня смутил тот факт, что я не падаю. Я стоял, ошеломленный и ошарашенный, и ума у меня хватило лишь на то, чтобы спросить себя, отчего же я не падаю.
А может, меня не застрелили?
П-Ф-Ф-В-В-В-Р-Р-Р-Р-И-Н-Н-Г-Г-Г-Г-Г-Г-Г... Девица сделала это опять, теперь она хмурилась не только яростно и скорбно, но еще и сосредоточенно.
Кончик ее языка торчал в уголке рта, хрупкие плечи сгорбились от усилий, но девица знай себе нажимала на курок.
Она сделала это дважды. Была ли хоть малейшая вероятность того, что я еще жив? Нас разделяло не больше шести футов. Это внушительное изделие оружейной промышленности плевалось и меня наглыми кусочками металла. Так есть ли у меня хоть какие-то причины полагать, что я еще жив?
Конечно, ствол пистолета раскачивался туда-сюда, будто голова кобры. И я по-прежнему не падал, это точно. Так, может (это только предположение), мисс Алтея не попадет в меня?
Но не вечно же она будет промахиваться, а? Я стоял перед ней, на расстоянии шести футов, и неважно, насколько она скверный стрелок. Рано или поздно одна из этих пуль, посылаемых ею куда попало, обретет приют в той или иной части моего тела.
Я бросился на нее.
Мисс Алтея была изящной, но крепкой девушкой и имела на удивление много острых граней. Ее локти, к примеру, были ну просто очень, очень остры. Равно как и зубы, которые тотчас впились в мое запястье. И коленки тоже. Они вовсю стремились доказать мне, что их обладательница — вовсе не леди.
Мне мешали жить не только острые части ее тела, но и мягкие тоже, поскольку я старался не притрагиваться к ним. Но если вы полагаете, что можете отобрать пистолет у девушки с острыми зубками и локтями, не прикасаясь к ее мягким местам, то вы сошли с ума.
Я обращался с мисс Алтеей так, как не посмел бы обращаться с давнишней подружкой, сидя в последнем ряду кинозала. И, поверьте мне, удовольствия я от этого не получил. Да и вообще, эта драка повергла меня в смятение, принесла кучу страданий и никакого ощущения опасности.
Короче, в конце концов я завладел пистолетом. Прокушенное левое запястье у меня было все в крови; я хромал, потому что мисс Алтея врезала мне ногой по правой голени; левый глаз слезился, поскольку она ткнула в него пальцем, а почкам моим требовался долгий спокойный отдых, чтобы забыть ее острые локотки.
Девушка стояла передо мной, задыхаясь и вызывающе сверкая глазами.
Яркий румянец горел на ее щеках, а правую руку она прикрывала левой с таким видом, будто это я ее избил, а не наоборот!
— Ты за это заплатишь, — заявила мисс Алтея. Стоит ли упоминать, что она процедила это сквозь стиснутые зубы? Наверное, не стоит.
— Послушайте, — сказал я, — не убивал я вашего отца, клянусь вам. Я в жизни никого не убивал. Это ваш отец пытался убить меня, если уж вы хотите внести ясность.
— Это смешно, — ответила она.
— А как тогда быть с двумя парнями в черной машине? Именно они хотели меня прикончить.
— Это деловые партнеры моего отца, — сказала девушка.
Но больше мне ничего сказать не удалось. Очевидно, пальбу услышали в доме. Дверь сарая распахнулась, и к нам ворвался Кларенс.
На подходе к этому нагромождению построек и пристроек проселочная дорога перестала быть проселочной и сделалась асфальтированной. Пустошь под воздействием влаги и машинки для стрижки травы тоже постепенно превратилась в лужайку. Асфальтированная дорога пересекала эту лужайку, поворачивала возле дома направо, дабы пройти перед парадной дверью, а потом опять налево, огибая дом и заканчиваясь на задворках. У стены стоял на солнышке серый «линкольн-континенталь» и пялился на меня своими раскосыми китайскими глазами-фарами. Решетка радиатора словно осклабилась в злорадном предвкушении.
Я выбрался на асфальт. Никакой пальбы, никакой охраны, никаких сторожевых псов. Только тишина, солнце, бурый дом, я и этот «континенталь» восточного типа. Я шел вперед, время от времени даже дыша — в тех пределах, в каких это мне позволяло пересохшее горло.
Я добрался до парадной двери, и ничего не случилось. Тут я наконец остановился; дверь была на расстоянии вытянутой руки, и я начал раздумывать, что мне делать дальше.
Попросту постучать и подождать ответа? Но мне, наверное, откроет слуга или, возможно, телохранитель. Во всяком случае, не сам Фермер Агрикола, это уж точно. Я вполне мог представить себе, какой состоится разговор:
" — Господина Агриколу, пожалуйста.
— Как доложить?
— Чарли Пул.
Бух! Бух!"
Значит, надо действовать как-то иначе. Следовало как-нибудь проскользнуть в дом и посмотреть, не застану ли я Агриколу в одиночестве. А потом, если только сумею говорить достаточно быстро и убедительно, он, быть может, и выслушает меня.
Я пошел вправо от парадной двери, туда, где дорога огибает угол дома.
Миновав сверкающий серый «линкольн» и бурые пристройки, похожие на груду ящиков, я наконец обошел последний угол и оказался на задах фермы, где асфальтированная дорога превращалась во внушительных размеров площадку, похожую на черный пруд и служившую стоянкой. Грязно-рыжий покосившийся сарай соседствовал с приземистым алюминиевым гаражом на четыре машины, и им обоим было неловко от этого соседства. Дальше за площадкой тянулся просторный внутренний двор, выложенный разноцветным сланцем и заставленный трубчатой дачной мебелью, зеленой и желтой. Людей я не видел.
Мое внимание привлекла дверь рядом с углом дома. Я подошел к ней, открыл и оказался в прихожей, где висели пальто, шляпы, куртки и свитера прямо на гвоздях, вбитых в стены слева и справа от входа. На полу рядом стояли галоши и резиновые сапоги, в углу к стене была прислонена лопата для снега.
Я стоял и раздумывал о научной фантастике. Прежде чем начать заправлять баром, я провел часть своих праздных деньков лежа на спине и читая фантастику. Есть один рассказ, который разные авторы переделывали всяк на свой лад и который мне всегда нравился. Речь в нем шла о молодом человеке, жившем в каком-то обществе будущего и испытавшем множество опасных приключений; за ним гонялись какие-то таинственные личности, его жизнь не раз подвергалась опасности по милости некой загадочной организации, всегда державшейся в тени, а в конце рассказа выяснилось, что никто, в общем-то, и не желал этому юноше зла, а все его передряги были чем-то вроде проверки на годность в члены этой загадочной организации. Разумеется, молодой человек всякий раз оказывался годен.
Открывая дверь дома, я вспомнил все эти вариации и вдруг в приливе фантазерства вообразил себе, что здесь, внутри, стоят дядя Эл, господин Агрикола, патрульный Циккатта, Арти Декстер, Хло и двое из черной машины.
Сейчас они поздравят меня, я выдержал испытание на ура и стал членом организации.
Но что же я обнаружил за этой дверью в действительности? Галоши и фуфайки, вот что.
Тайные организации будущего, может, и станут пугать народ понарошку, забавы ради. Но в том обществе, в котором живем мы с вами, они угрожают людям на полном серьезе и никак иначе.
Ну ладно. Вот вторая дверь. Прямо передо мной. Я открыл ее и попал в просторную старую деревенскую кухню, набитую большими, новыми и вполне городскими механизмами. Как и все остальные здешние места, кухня была безлюдна. Я пересек ее, подошел к открытой двустворчатой двери, поднялся на цыпочки и двинулся по коридору.
Тут я наконец кое-кого встретил. В комнате справа от коридора сидели за столом три человека, занятые беседой. Негритянка размером с аэростат, очевидно, была кухаркой; белокурый красноносый, облаченный в серую ливрею, скорее всего шофер, а коренастый детина в белой рубахе со сломанным носом и пистолетом в наплечной кобуре, судя по всему, человек, с которым мне сейчас (да и не только сейчас) меньше всего хотелось бы встретиться.
Разговор шел о прогрессивном подоходном налоге, и все трое, похоже, были настроены против него. Я не стал задерживаться и выслушивать, какие беды он им приносит. Никто из этих троих не смотрел в мою сторону, и я прошмыгнул мимо двери, будто любовник во французском постельном фарсе, после чего пошел дальше по коридору.
Впереди кто-то, отвратительно фальшивя, наяривал на пианино. Я прошел еще несколько шагов. В комнатах слева и справа никого не было. Звуки музыки доносились из-за двойных раздвижных дверей, половинки которых не сходились.
Я прижался к двери и, заглянув в щелку, увидел девушку в пышном розовом наряде. Она сидела за пианино, залитая солнечным светом, и музицировала; ее проворные пальчики так и бегали по клавишам. Ее длинные желтовато-золотистые волосы ниспадали тонкими волнистыми прядями и были похожи на пожелтевший от солнечных лучей туман. Миловидное личико навело меня на мысль о поздравительной открытке, и мне показалось, что глаза у девушки голубые, хотя толком разглядеть их я не мог. Она была изящна — с хрупкими руками и тонкой талией, с длинными стройными ножками, заканчивавшимися породистыми щиколотками и маленькими ступнями в розовых бальных туфельках, нажимавших на педали инструмента. Лет ей было, наверное, восемнадцать или девятнадцать, и она являла собой ну просто невообразимо милое зрелище, а судя по мечтательному выражению лица, девушка грезила не иначе как о Скарлете.
Я отвернулся. Хоть мне и была видна лишь узкая полоска комнаты, выражение лица девушки свидетельствовало о том, что она там одна.
Слева от меня была лестница, ведущая наверх. Я был уверен, что заглянул еще не во все комнаты первого этажа, но мне не было известно их расположение. Проще всего было продолжать поиски наверху, и я решил поступить именно так.
И сразу же сорвал куш. Покрытая пестрым ковриком лестница вела в другой коридор, в правой стене которого была слегка приоткрытая дверь. Я заглянул в щелку и увидел кабинет, заставленный книжными шкафами. Тут был и письменный стол, и кожаный диван, и бар, и шкафчик с картотечными ящиками. Сидевший за столом утомленный человек смотрел на дверь горящими глазами, но ничего не видел, поскольку был погружен в глубокие раздумья. Наверное, это и был Фермер Агрикола. Коренастый, толстощекий, лет пятидесяти с небольшим, надменный, как и всякий человек, наделенный богатством и властью. Скорее всего это и был хозяин дома.
Я отпрянул, прежде чем он успел заметить меня, и принялся собираться с мыслями и набираться храбрости. И того, и другого было совсем мало, но я все же попытался возвести из них шаткое сооружение, призванное в отсутствие характера стать мне опорой. Я простоял в коридоре три или четыре минуты, бесшумно набирая в грудь побольше воздуха и так же бесшумно выдыхая его. До меня доносились мерзкие звуки, извлекаемые из пианино милой девушкой. В конце концов я заставил себя пошевелиться, двинулся вперед, толчком распахнул дверь и, чеканным шагом войдя в кабинет, остановился прямо в той точке, куда был устремлен сердитый взгляд хозяина дома.
— Мистер Агрикола, — затараторил я, — меня зовут Чарли Пул, и я должен поговорить с вами, потому что вы совершаете ужасную ошибку.
Он не шелохнулся. На лице его не было и тени удивления. Он просто сердито смотрел на меня, будто я стоял тут уже несколько часов, и это начинало ему надоедать.
Или он с первой минуты знал, что я здесь. Может, у меня за спиной сейчас стоит человек, ждущий только кивка его массивной головы?
— Мистер Агрикола, — повторил я и быстро повернул собственную голову.
Но за спиной никого не было, и я опять взглянул на хозяина. — Мне надо поговорить с вами, мистер Агрикола.
Никакой реакции.
В мозгу у меня зашевелилось подозрение. Жуткое подозрение.
— Мистер Агрикола? — позвал я.
Потом пошел вперед, пересек комнату. Агрикола не следил за мной глазами. Он по-прежнему сердито смотрел на дверь.
По спине у меня побежали мурашки, и холод тут был совсем ни при чем. Я даже начал слегка клацать зубами.
— Мистер... — проговорил я. — Мистер...
Комната была освещена довольно тускло. Даже весьма тускло. Толстые шторы на окнах задерживали почти все солнечные лучи, превращая яркое золото в бледную бронзу, а остатки света, казалось, поглощала тяжелая и громоздкая мебель, составлявшая убранство кабинета. Лишь устремленные на дверь глаза Агриколы грозно поблескивали в полумраке Я обошел стол, приблизился к Агриколе и увидел, что рукоятка ножа, торчавшего у него в спине, зацепилась за спинку кресла, не давая телу упасть. Создавалось впечатление, что Агрикола стоял возле стола, когда его пырнули, после чего он рухнул в кресло и повис на зацепившейся за спинку рукоятке ножа в последнем припадке бессильной ярости.
Это был первый труп, который я видел не по телевизору. Поэтому не знаю, долго ли я простоял возле него, завороженный, будто птичка, глядящая на змею, видом ножа, пронзившего в поддерживавшего тело. Знаю только, что даже не шелохнулся, когда от двери донеслось:
— Эй!
Потом я вздрогнул, очнулся и, повернув голову, увидел, как человек со сломанным носом вытаскивает из кобуры пистолет. Я поднял руки повыше и сказал.
— Не стреляйте.
Человек прицелился в меня, но стрелять не стал, а вместо этого заявил:
— Он у меня на мушке, мистер Агрикола.
— Уф-ф-ф, — вздохнул я, не зная, как бы поосторожней сообщить ему новость.
Но никакого сообщения не понадобилось. Этот кривоносый, конечно же, разбирался в покойниках куда лучше меня. Во всяком случае, ему понадобилось гораздо меньше времени, чтобы уразуметь, что один из них находится в этой комнате.
— Ого! — произнес он и добавил:
— Ну что ж, приятель...
— Это не я! — вскричал я.
И зря старался.
* * *
— Не шевелись, — велел кривоносый. Его пистолет, казалось, призывал меня к тому же.Я не шевелился. Я стоял на месте, подняв руки над головой, и гадал, что же теперь будет. Руки мои почти сразу устали, да и кривоносый вовсе не просил меня их поднимать, но я не хотел искушать судьбу. Поэтому просто стоял, потел и улыбался, будто наглядное пособие на лекции Дейла Карнеги.
Кривоносый отступил на несколько шагов и оказался за дверью, в коридоре. Не сводя с меня глаз, он позвал:
— Тим! Эй, Тим!
Откуда-то сразу донесся ответный клич, прозвучавший с вопросительной интонацией.
— Поднимись-ка на минутку! — крикнул кривоносый.
Я услышал скрежет раздвижных дверей внизу, а потом — чистый прекрасный голосок:
— Кларенс, что там у вас случилось?
Кривоносый, родители которого, похоже, были никудышными провидцами, если нарекли его Кларенсом[1], закричал в ответ:
— Все в порядке, мисс Алтея, ничего не случилось.
Кто-то тяжело затопал по покрытым ковром ступеням лестницы. Я надеялся, что это шаги Тима, а не мисс Алтеи: милым юным девушкам не пристало так топать.
Да, это был Тим, белокурый красноносый шофер. Теперь, после подъема по лестнице, он стал еще и краснощеким, но румянец вмиг сошел с его лица и даже с кончика носа, едва он увидел своего работодателя.
— Господи, что случилось? — проговорил Тим.
— Этот птенчик убил мистера Агриколу, — ответил Кларенс.
Я покачал головой, не опуская рук, и сказал:
— Когда я вошел, он уже был мертвый.
— Господи, — пробормотал Тим.
— Так дело не пойдет, — сказал мне Кларенс. — Его мог уделать только ты.
— Нет. Правда, нет.
Кларенс покачал головой с таким видом, будто сожалел о моей умственной отсталости.
— В доме больше никого нет, — сказал он. — Только я, Тим, кухарка Руби и мисс Алтея. И все мы были внизу.
— А эти двое в черной машине? — ответил я. — Она только что отъехала.
Может, они его и убили?
Кларенс опять покачал головой.
— Сейчас я тебе докажу, что так дело не пойдет, — заявил он. — Как ты ни старайся, ничего не получится. Мистер Агрикола спустился вниз вместе с теми двумя парнями, а после их отъезда опять поднялся к себе. Мы все это видели.
Тим, так и не оправившийся от потрясения, вдруг вздрогнул и, кивнув, сказал:
— Совершенно верно. Он подходил к двери комнаты, в которой мы сидели.
Все трое.
— Стало быть, это твоих рук дело, — подытожил Кларенс.
Я-то знал, что это не моих рук дело, однако слова Кларенса звучали очень убедительно.
— Почем вы знаете, что в доме больше никого нет? — спросил я. — Если я сумел сюда проникнуть, почему этого не могли сделать другие люди?
— Ну-ну, — обронил Кларенс.
Внезапно в дверях появилась мисс Алтея.
— Что случилось? — спросила она. — В чем дело? Кларенс? Папа?
Я оказался прав: глаза были синие. Кроме того, сейчас они были вытаращены.
Из всех людей, живущих на Земле, именно мисс Алтею мне больше всего хотелось убедить а своей невиновности. Стараясь говорить как можно искренне и проникновеннее, я сказал ей:
— Это не моих рук дело.
Тим и Кларенс тем временем пытались выставить ее вон из комнаты, но девушка отказывалась уходить.
— Папа! Папа! — воскликнула она, глаза ее при этом раскрывались все шире и шире.
— Руби! — взревел Кларенс. — Поднимись и забери мисс Алтею!
В этот миг мисс Алтея вскрикнула и упала в обморок.
Я по-прежнему знал, что никого не убивал, но не мог избавиться от ощущения, что именно я каким-то образом стал причиной всех этих неприятностей и треволнений, из-за которых чувствовал себя вконец растерянным и вообще по-дурацки. Я стоял с затекшими руками и страдальческой миной, и меня переполняло отчаянное желание очутиться где-нибудь подальше отсюда.
Я бы даже согласился попасть на заднее сиденье той черной машины, если бы мог такой ценой выбраться из этого дома.
Минуты две или три в комнате продолжалась суматошная возня. Тим поволок мисс Алтею прочь. Появилась Руби, но тотчас убежала приводить мисс Алтею в чувство. Потом вернулся Тим. И все это время черное дуло пистолета в руке Кларенса смотрело прямо на меня.
— Обыщи его, — велел кривоносый красноносому.
— Клянусь, я не убивал, — сказал я.
— Ну-ну, — ответил Кларенс. — Мы это уже проходили, помнишь?
Тим зашел мне за спину и принялся шарить по карманам, извлекая содержимое и раскладывая его на столе. Добра было негусто: бумажник, ключи, пачка «пэл-мэл», картонка со спичками, двадцать три цента серебром да бумажные салфетки.
— Ну, что нам скажет бумажник? — поинтересовался Кларенс.
— Можно мне опустить руки? — поинтересовался я.
— Валяй.
Я опустил руки и сказал:
— Благодарю вас.
Тем временем Тим раскрыл мой бумажник.
— Его зовут Чарльз Роберт Пул, — сказал он. — Проживает в Бруклине.
— Пул? — Кларенс взглянул на меня с вновь проснувшимся любопытством. Ты — тот самый племянничек, который заправляет в баре?
— Да. Я пришел...
— Ну кто бы мог подумать, — проговорил Кларенс. — А ты не робкого десятка, малыш. Ума у тебя маловато, но смелости хоть отбавляй.
— Послушайте, — в отчаянии воскликнул я, — я правда не...
Тим оборвал меня, обратившись к Кларенсу:
— Может, вызвать блюстителей закона?
— Нет, — ответил тот. — Если это племянничек, он слишком много знает.
Мы не можем допустить, чтобы он разговаривал с полицейскими.
Тим замахал руками.
— Я об этом знать ничего не желаю! Я шофер, только и всего. Вот кто я такой. Я ничего ни о чем не хочу знать.
— Конечно, — отозвался Кларенс и сказал мне:
— Суй свое барахло обратно в карманы.
Я рассовал свои пожитки по карманам. Меня так и подмывало спросить Кларенса, что он задумал и как намерен поступить, но я не стал задавать этот вопрос, потому что боялся получить ответ. Нет уж, лучше помолчу.
Кларенс снова попятился вон из комнаты и взмахнул пистолетом.
— Пошли, — сказал он.
— А как мне быть с мистером Агриколой? — осведомился Тим.
— Оставь его. Позвони мистеру Гроссу и скажи, что Фермер купил ферму.
Ты понял? Фермер купил ферму.
— Фермер купил ферму, — откликнулся Тим.
— Его номер в записной книжке на столе, — сказал Кларенс.
— Хорошо, — ответил Тим.
Я тем временем вышел в коридор. Кларенс вновь сосредоточил на мне все свое внимание.
— Пошел вниз, ты! — велел он.
Я возглавил шествие, и мы двинулись по лестнице.
— Позвольте мне объяснить... — начал я и умолк, поскольку подумал, что сейчас он меня перебьет. Но Кларенс не вымолвил ни слова, и я продолжал свою речь:
— Я не убивал мистера Агриколу, правда, не убивал. Вы только взгляните на меня и сразу увидите, что я не из тех, кто способен на такие дела. Я хотел только поговорить с...
— Направо.
Мы были уже внизу. Я повернул направо и пошел в сторону кухни.
— ...мистером Агриколой о том, что происходит и почему кто-то хочет убить меня, хотя я ничего не сделал. Кто-то где-то дал маху, и я хотел только поговорить с мистером Агриколой.
— Вон в ту дверь, — сказал Кларенс.
Я открыл дверь и вышел на солнышко. Черный асфальт, безлюдье и тишина навели на мысли о расстрельной бригаде.
— К сараю.
Я подошел к сараю.
— Зачем бы я стал его убивать? Богом клянусь, я не стал бы его убивать.
Я не стал бы никого убивать, — верещал я. — Зачем мне причинять зло мистеру Агриколе? Я просто хотел, чтобы он не приказывал тем двум парням убивать меня. Что мне проку от...
— Он не мог этого сделать, — сказал Кларенс. — Он выполнял приказ, как и все остальные. Открывай дверь и заходи внутрь.
Я потянул на себя двери сарая, которые при этом заскрипели и застонали, и вошел. Внутри было темно и стоял затхлый дух.
— Чей приказ? — спросил я.
— Неважно, — ответил Кларенс. — Ступай вперед.
Сарай не был приспособлен ни для каких нужд. Пустые стойла, пустые закрома, голые гвозди в стенах, пустой чердак над головой. Сквозь щели в стенах пробивались солнечные лучи, наполняя сарай тусклым неверным светом, похожим на тот, который видишь, когда плаваешь под водой в какой-нибудь лагуне.
В дальнем левом углу была оборудована тесная каморка без окон, сплошь увешанная полками из неструганных досок. Пустовала она недолго: Кларенс втолкнул меня туда и закрыл дверь. Я услышал, как он задвигает засов, и остался в одиночестве.
Ну, и что теперь? Наверное. Кларенс не может решить мою участь самостоятельно, вот и запер меня тут для пущей надежности, а сам тем временем отправится к мистеру Гроссу узнать, что и как. Кроме того, я решил, что мистер Гросс — человек более высокого ранга, чем мистер Агрикола, и что последний получил указания именно от него.
Значит, мне надо было искать встречи с мистером Гроссом, а не с мистером Агриколой.
Впрочем, вряд ли я сумел бы с ним повидаться. Я готов был спорить на все свои богатства, что теперь повидаюсь с теми двумя парнями, которые разъезжают на черной машине. И это будет моя последняя встреча с родом людским.
Собственно, не было никаких причин считать, что я смогу удрать из этого старого гнилого сарая. Я постучал ногой по внешним стенам — так, для пробы, но добился лишь того, что расшиб большой палец. Тогда я попытался сломать дверь плечом и ушиб плечо. Ударив ладонью по одной из внутренних перегородок, я ушиб ладонь.
И хотя у меня еще оставалось несколько неповрежденных членов, я решил бросить это занятие.
Сколько же все это протянется? Кларенс и мистер Гросс созвонятся и поговорят по телефону, используя очень осторожные выражения. Потом мистеру Гроссу предстоит разыскать тех двух парней с их черной машиной, и им придется опять ехать на Стейтен-Айленд. На это уйдет по меньшей мере час, а может, и два.
Я уселся на земляной пол и отдался своей кручине. Не прошло и четверти часа, как я услышал шум. Кто-то открывал дверь. Я медленно поднялся на ноги.
Горло у меня пересохло, а ладони, наоборот, сделались мокрыми. Я рычал и прокашливался, прочищая глотку, ведь когда дверь откроется, мне придется говорить так быстро, как я не говорил еще ни разу в жизни. А я даже толком не знал, что именно буду говорить.
Наконец дверь распахнулась, и передо мной предстала мисс Алтея, прекрасная и сказочная, будто героиня диснеевского мультфильма. Но прелестные черты ее были искажены ужасной гримасой скорби и ярости, на лице девушки пролегли глубокие сердитые морщины. Она подняла правую руку, вытянула ее в мою сторону, и я увидел пистолет — громадный автоматический пистолет. Маленькая ручонка девушки едва обхватывала рукоятку, и мисс Алтея была вынуждена помогать себе еще и левой рукой, чтобы пистолет не ходил из стороны в сторону.
— Эй! — воскликнул я. — Ты чего это?
— Ты убил моего отца, — прокряхтела мисс Алтея сдавленным от натуги голосом.
— Нет, нет, — ответил я. — Нет, я не убивал, нет.
— И сейчас я тебя прикончу, — заявила девушка и спустила курок.
* * *
В этом замкнутом пространстве меня можно было бы убить одним грохотом.Пистолет произнес: п-ф-ф-в-в-в-р-р-р-р-и-и-и-гг-г-г... и звук эхом заходил по каморке, равно как и по внутренностям моего черепа. Казалось, судья Артур Ранк колошматит в свой гонг Он всегда этим увлекался.
Я подумал, что наверняка застрелен, убит, пущен в расход. Но меня смутил тот факт, что я не падаю. Я стоял, ошеломленный и ошарашенный, и ума у меня хватило лишь на то, чтобы спросить себя, отчего же я не падаю.
А может, меня не застрелили?
П-Ф-Ф-В-В-В-Р-Р-Р-Р-И-Н-Н-Г-Г-Г-Г-Г-Г-Г... Девица сделала это опять, теперь она хмурилась не только яростно и скорбно, но еще и сосредоточенно.
Кончик ее языка торчал в уголке рта, хрупкие плечи сгорбились от усилий, но девица знай себе нажимала на курок.
Она сделала это дважды. Была ли хоть малейшая вероятность того, что я еще жив? Нас разделяло не больше шести футов. Это внушительное изделие оружейной промышленности плевалось и меня наглыми кусочками металла. Так есть ли у меня хоть какие-то причины полагать, что я еще жив?
Конечно, ствол пистолета раскачивался туда-сюда, будто голова кобры. И я по-прежнему не падал, это точно. Так, может (это только предположение), мисс Алтея не попадет в меня?
Но не вечно же она будет промахиваться, а? Я стоял перед ней, на расстоянии шести футов, и неважно, насколько она скверный стрелок. Рано или поздно одна из этих пуль, посылаемых ею куда попало, обретет приют в той или иной части моего тела.
Я бросился на нее.
Мисс Алтея была изящной, но крепкой девушкой и имела на удивление много острых граней. Ее локти, к примеру, были ну просто очень, очень остры. Равно как и зубы, которые тотчас впились в мое запястье. И коленки тоже. Они вовсю стремились доказать мне, что их обладательница — вовсе не леди.
Мне мешали жить не только острые части ее тела, но и мягкие тоже, поскольку я старался не притрагиваться к ним. Но если вы полагаете, что можете отобрать пистолет у девушки с острыми зубками и локтями, не прикасаясь к ее мягким местам, то вы сошли с ума.
Я обращался с мисс Алтеей так, как не посмел бы обращаться с давнишней подружкой, сидя в последнем ряду кинозала. И, поверьте мне, удовольствия я от этого не получил. Да и вообще, эта драка повергла меня в смятение, принесла кучу страданий и никакого ощущения опасности.
Короче, в конце концов я завладел пистолетом. Прокушенное левое запястье у меня было все в крови; я хромал, потому что мисс Алтея врезала мне ногой по правой голени; левый глаз слезился, поскольку она ткнула в него пальцем, а почкам моим требовался долгий спокойный отдых, чтобы забыть ее острые локотки.
Девушка стояла передо мной, задыхаясь и вызывающе сверкая глазами.
Яркий румянец горел на ее щеках, а правую руку она прикрывала левой с таким видом, будто это я ее избил, а не наоборот!
— Ты за это заплатишь, — заявила мисс Алтея. Стоит ли упоминать, что она процедила это сквозь стиснутые зубы? Наверное, не стоит.
— Послушайте, — сказал я, — не убивал я вашего отца, клянусь вам. Я в жизни никого не убивал. Это ваш отец пытался убить меня, если уж вы хотите внести ясность.
— Это смешно, — ответила она.
— А как тогда быть с двумя парнями в черной машине? Именно они хотели меня прикончить.
— Это деловые партнеры моего отца, — сказала девушка.
Но больше мне ничего сказать не удалось. Очевидно, пальбу услышали в доме. Дверь сарая распахнулась, и к нам ворвался Кларенс.