— Король Бонкорро — прекрасный сосед, когда его все устраивает, однако я не намерена испытывать его дружбу на прочность, вводя в его страну многотысячное войско и проводя его через половину владений короля.
   — Это мудро, — признал Рамон. — И все же мне кажется, он мог бы согласиться хотя бы на такую малость ради спасения Европы от орд варваров. Ведь сам он на войну не отправляется, да и войско посылает совсем маленькое.
   — Что, — подхватила Химена, — позволит ему запросто напасть на Меровенс в твое отсутствие.
   — Это правда, но я верю, что он не станет этого делать, — покачала головой Алисанда. — Тем более что я намерена оставить дома достаточное число воинов и магов. Нападение дорого обойдется Бонкорро, если он его предпримет. — Она посмотрела на Рамона, встревоженно сдвинув брови. — Вы же не станете рисковать и вступать в бой?
   — По глупости — не станем.
   — И не по глупости — тоже, — гневно взглянула на мужа Химена. — Можешь предоставить участие в сражениях и командование войсками молодым аристократам, жаждущим доказать свои таланты. Сам же удовольствуйся планированием тактики сражений вместе со мной. А Савл займется продумыванием магических ударов.
   — Я ни за что не прощу себе, если вас убьют или ранят вместо меня, — широко раскрыв глаза, сказала свекру Алисанда.
   Рамон вздохнул:
   — Что может сказать джентльмен, если дамы объединились против него? Как пожелаете, моя любимая и моя доченька. Я буду предельно осторожен. Однако будем надеяться на то, что задуманный нами турнир в Авиньоне задержит Бонкорро и отвлечет его настолько, что он вообще забудет о каком-то там нападении на Меровенс.
   — Будем на это надеяться, — кивнула Химена. Рамон озабоченно нахмурился.
   — У меня такое впечатление, что мы дурно думаем о хорошем человеке.
   — Если и так, он никогда об этом не узнает, — заметила Химена.
   — Я буду только рада ошибиться в том, что оставляю вам в долг всякие беды, — заверила Рамона Алисанда. — Лишь бы только не пришлось расплачиваться за легкомыслие.
   По подъемному мосту прогрохотали конские копыта. Последний рыцарь пожаловал в замок из своего удела в сопровождении шестерых оруженосцев и пятидесяти лучников.
   — Час пробил. Мне пора. — Алисанда обернулась и крепко обняла свекра и свекровь. — Я оставляю с вами леди Элидори и трех нянек, но именно вам доверяю своих детей. Сохраните их для меня и заботьтесь о них! Я благодарна Господу за то, что вы здесь, и молю его защитить вас.
   — Да хранит нас Матерь Божья, — отозвалась Химена, — а тебя — святой архангел Михаил. Ступай, доченька, и не опасайся ни за свое королевство, ни за своих детей.
* * *
   Сверкающая фигура сражалась с собственной тенью — и не просто сражалась, а билась на мечах. И сияющий силуэт, и тень были вооружены мечами и щитами. Но как могла тень отражать удары правой рукой? Мэт решил, что это какая-то уж очень независимая тень.
   Но нет, это была не просто тень, не темное пятно на фоне бледной дымки. Скорее это было абсолютное отсутствие света, тьма более глубокая, чем беззвездная и безлунная ночь — кромешная, непроглядная тьма — как та, что царит в маленькой комнате без окон и дверей. Человекоподобный черный силуэт, казалось, впитывал свет, поглощал его. Он словно бы служил окном в первозданную пустоту между пространством и временем, куда проникал весь свет, но откуда света совсем не исходило. Не отсутствие света то было, а присутствие тьмы.
   Поглотитель Света размахнулся мечом — светящаяся фигура закрылась щитом. Мэт сотрясся от удара, потому что щитом послужило его лицо. Светящаяся фигура заехала щитом по лбу темной, и Поглотитель Света упал. Он падал и падал в творимую им самим тьму, пока она не сомкнулась за ним. Тогда светлый силуэт развернулся, подошел к Мэту, и его лик заполнил собой весь мир. Черты этого лица были чистыми, правильными и красивыми, улыбка — ироничной, светлые волосы — почти белыми. Губы светящегося человека разжались, он проговорил:
   — Берегись своей судьбы!
   Мэт с криком побежал прочь. Он не желал иметь ничего общего ни с одним из этих одержимых. Однако светящийся призрак исчез, и теперь он бежал куда-то в полной темноте.
   Он понял, что слышит не только собственный крик. Звучало одновременно с десяток голосов. Но только это был не крик, а мычание.
   От этого занудного мычания готовы были лопнуть барабанные перепонки Мэта. Он понял, что бежит в темноте, потому что его глаза закрыты. Казалось, кто-то наскочил на него сзади и прижался к нему всем телом. С ужасом он осознал, что вовсе никуда не бежит, а лежит совершенно неподвижно. И тут его озарило, и он не на шутку испугался, поняв, что и твердая поверхность под ним, и мычание реальны, и что сражавшиеся фигуры ему только приснились.
   Или это был не сон, а видение?
   Он прогнал эту мысль и открыл глаза.
   Он увидел перед собой создание, вид которого заставил его вздрогнуть. Вернее, он вздрогнул бы и даже вскочил бы на ноги, если бы мог, но не смог, потому что был связан по рукам и ногам. Перед ним была женщина, в которой, однако, не было ровным счетом ничего привлекательного и соблазнительного — если, конечно, ты не привык возбуждаться при виде ожерелий из человеческих черепов. В общем и целом, создание это можно было назвать человеком, если не считать излишнего количества рук. Лицо существа было перекошено злобной гримасой. Наконец Мэт узнал ее... Это была Кали, злобная индуистская богиня смерти.
   Он отвел взгляд — с одной стороны, для того, чтобы понять, куда угодил, а с другой — чтобы не смотреть на воплощение обреченности. Он увидел над головой свод с плоским завершением, каменные колонны, поддерживающие его, и множество людей в муслиновых одеяниях, поклонявшихся статуе и мычавших странный распев. В этом храме не было окон. Если он и не находился под землей, было полное впечатление, что это — подземелье.
   Мэт повернул голову еще немного — и увидел девушку.
   Девушка была совсем юная, почти подросток, и очень хорошенькая, но никак не индуска. Слишком бледной, чуть золотистой была ее кожа. Глаза девушки были слегка раскосыми, а длинные волосы, обрамлявшие голову и плечи, — густыми, оттенка красного дерева. На взгляд ей было лет семнадцать, не больше, однако простой белый балахон, в который она была одета, не скрывал вполне взрослых форм. Девушка лежала на каменной плите, ее руки были связаны на груди, глаза широко раскрыты, но взгляд их был затуманенным. Лицо девушки было сковано трансом.
   То есть — Мэт надеялся, что девушка в трансе, но при этом жива.
   Он уразумел, что лежит на точно такой же каменной плите. Под ложечкой у Мэта препротивно засосало. Он отлично знал, как поступают почитатели Кали, туги, с похищенными ими людьми. Они удушали их, принося тем самым в жертву своей богине.
   Мэт услышал чьи-то голоса у себя над головой, запрокинул голову и разглядел двоих мужчин в жреческих одеяниях. Жрецы держали в руках цветные плетеные шнуры. Похоже, пока они не были готовы взяться за дело, а только обговаривали факты. Говорили они на хинди, но переводческое заклинание Мэта по-прежнему работало.
   — Она с такой страстью сражалась, пытаясь спасти его, что, быть может, уже посвящена богине.
   — Нет, — отозвался второй жрец. — Она не совершила убийства.
   — Не потому, что плохо пыталась! У троих из самых сильных наших мужчин останутся шрамы от ее когтей на месяц, если не больше!
   — Если бы она была из почитательниц Кали, — возразил второй, — она бы совершила убийство не раздумывая.
   Мэт принял решение. Собственно, у него и раньше не было никаких колебаний. Он должен был спасти девушку. Безусловно, ее спасение подразумевало и его собственное, но он так или иначе планировал это сделать.
   — Нет сомнений в том, что мы должны принести ее в жертву, — сказал тот из жрецов, что был постарше. — Она несет угрозу для Орды. Она очень опасна.
   — Враги Орды — наши враги, — согласился более молодой. — Но почему же она так опасна? Она ведь так юна!
   — Это нам неведомо, — тяжело выговорил старший жрец. — Но не сомневайся в том, что, если мы принесем ее в жертву Кали, мы принесем победу Орде.
   «Я определенно обязан ее спасти», — подумал Мэт и попробовал произнести заклинание как можно тише. Увы, он обнаружил, что его язык и губы шевелятся с колоссальным трудом — так, словно залиты густым сиропом. Ужас на миг сковал его: он подумал, что снова окутан чарами, лишившими его дара речи. Он в отчаянии поискал взглядом Балкис, но не нашел.
   При этом взгляд его снова упал на глаза девушки, и он догадался, что с ней. Ее опоили каким-то наркотическим зельем! Видимо, чем-то подобным жрецы попотчевали и его самого — вот почему у него пока не болела голова. Просто, обладая большей мышечной массой, Мэт скорее оправился от действия наркотика.
   Мэт попробовал заставить язык и губы шевелиться, хотя это напоминало попытку говорить со ртом, набитым ватой.
 
Что бы в меня эти гады ни влили —
Маковый сок иль настой белены,
От нар коты я избавиться в силе:
Прочь, мерзопакость, из слез и слюны!
Брысь, выметайся из лимфы и крови!
Лучше уж боль, чем такое здоровье!
 
   Головная боль, навалившаяся в этот же миг, была подобна удару кувалды, и Мэт тут же пожалел о том, что его заклинание получилось настолько действенным. Но поделать уже ничего было нельзя, а тот жрец, что был помоложе, уже шагнул к нему, сжимая в руках шелковый шнур. Жрец постарше отстал от молодого всего на шаг. Шнур покачивался в его руках и вот-вот должен был захлестнуться и обвить шею девушки. Мэт проворно затараторил:
 
Это что же за напасть?
Что за рок треклятый?
Признаюсь, мечтал попасть
В Индию, ребята.
 
 
Повидать мечтал Мадрас,
Дели и Бомбей я,
Но признаться, я сейчас
Уж о том жалею.
 
 
Лучше вновь бродить во сне
С гуру по базарам,
Но такая карма мне
Не нужна и даром!
 
 
Очутиться бы сейчас
Где-нибудь подале,
Где бы не достали нас
Руки злобной Кали!
 
   Голова у Мэта закружилась, но впервые в жизни он так обрадовался тошноте. Под действием заклинания все вокруг завертелось по часовой стрелке...
   ...А потом — в обратную сторону, и каменная плита пребольно врезалась в спину Мэту. Вращение прекратилось, и Мэт обнаружил, что перед ним — перекошенная злобной гримасой физиономия старшего жреца.
   Мэт понял: тот тоже владел кое-каким колдовством. На самом деле, прямо сейчас жрец что-то распевал на санскрите и выглядел весьма самодовольно, поскольку этот древний язык был доступен только жрецам.
   Однако спасительное переводческое заклинание действовало исправно, и Мэт улавливал смысл того, о чем распевал жрец. А распевал он о том, чтобы губы и язык Мэта вновь стали неподвижны. «Ну уж это фигушки!» — мысленно возмутился Мэт и пропел в ответ по-английски:
 
Ну-ка, губы и язык,
Чур, не поддаваться!
К столбняку я не привык,
Не хочу с ним знаться.
 
 
Ты напрасно, злобный жрец,
На меня глазеешь,
После слов моих, подлец,
Сам ты онемеешь!
 
   Жрец договорил свое заклинание и довольно осклабился, а Мэт испугался: его язык и губы пронзила острая боль, и они тут же одеревенели. Однако уже через секунду боль и онемение исчезли, а жрец взвыл, издал нечленораздельное мычание и резко отвернулся, прижав руку к губам — видимо, заклинание Мэта сработало как надо. Жрец вопил от боли.
   Жрец помоложе в испуге вытаращил глаза, но тут же выпалил стишок на санскрите — простое контрзаклинание на все случаи жизни. Старший жрец перестал вопить, но, обернувшись к младшему жрецу, смог поблагодарить его не очень-то внятно.
   Мэт знал, что заклинания общего порядка тут не помогают поэтому решил, что надо действовать быстрее и решительнее, пока молодой жрец не выдаст что-нибудь поконкретнее и не снимет окончательно заклятие, наложенное Мэтом на органы речи старшего жреца. Мэт, не теряя времени, проговорил:
 
Вам свершить злодейство не придется,
Я сейчас преподнесу урок:
Мигом на две части разорвется
Этот крепкий шелковый шнурок!
 
   Старший жрец явно не собирался ждать возвращения дара речи. Со злобным оскалом он расправил алый шнур и направился к девушке. Мэт не сомневался, что в ближайшие мгновения точно так же поступит и младший жрец, но решил не думать об этом и проговорил:
 
Пусть проснется поскорей
Спящая красавица,
Хоть увидит то, что ей
Вовсе не понравится.
 
 
Ты ждала любви гонца,
Принца распрекрасного,
А увидишь ты жреца,
Страшного, ужасного!
 
 
Но не бойся, не пугайся,
Поскорее просыпайся!
 
   Веки девушки дрогнули, разжались, и она увидела перекошенное злобой лицо, склонившееся над ней, и жилистые руки, сжимавшие шнур, готовый захлестнуться у нее на шее. Девушка вскрикнула и инстинктивно села, но этим только помогла жрецу ловчее набросить на ее шею шнур. Жрец рванул шнур на себя.
   Шнур порвался.
   Жрец ошарашенно уставился на его обрывки, сжатые у него в руке. В это мгновение молодой жрец рывком поднял с плиты Мэта и набросил шнур на его шею. На миг Мэту стало больно, а потом послышался резкий щелчок, а Мэт, не теряя времени, заново произнес заклинание, предназначенное для исчезновения из этого жуткого святилища. Старший жрец, заслышав голос строптивой жертвы, метнулся куда-то и вернулся с новым шнуром, но только он успел расправить его, как Мэт прокричал последние строчки:
 
...Где бы не достали нас
Руки злобной Кали!
 
   ...И снова у него жутко закружилась голова.
   На этот раз Мэта со всех сторон обволокла дымка, и он, вворачиваясь в нее, словно вертел, думал только об одном: чтобы девушка оказалась вместе с ним. Но вот ступни его коснулись какой-то мягкой, гладкой, податливой поверхности, дымка растаяла, и Мэт увидел в темноте вокруг себя множество хижин, а выше них, вдалеке, прекрасный дворец.
   Колени Мэта подогнулись, и он опустился в грязь, густо покрывавшую узкую улочку, мысленно вознося благодарственную молитву — тем более что в нескольких футах от того места, где он очутился, он увидел коленопреклоненную фигуру девушки в белом балахоне. Девушка наклонилась к земле — похоже, боролась с тошнотой.
   Наконец мир вокруг обрел равновесие. Мэт поднялся на ноги, выпрямился — не очень уверенно. Стоило ему сделать шаг, и он упал на бок. Ну, ясное дело, из святилища Кали он себя и девушку вызволил, а вот руки и ноги у них обоих остались связанными. Мэт пожалел о том, что рядом с ним сейчас нет Балкис с ее острыми зубками, но Балкис не было, и потому ему самому надо было развязать веревки, стягивавшие руки и ноги девушки, а потом попросить ее о том, чтобы она развязала его. Оставалось надеяться на то, что переводческое заклинание наделит его способностью не только понимать хинди, но и сказать хотя бы несколько слов на этом языке.
   На счастье, Мэт упал всего в футе от девушки. Он протянул к ней связанные руки, но она, ахнув, отпрянула. Однако, разглядев лицо своего спутника, успокоилась и перестала бояться.
   — Да-да, — кивнул Мэт. — Я — твой товарищ по несчастью Сиди смирно, сейчас я тебя развяжу. А потом ты развяжешь меня.
   Девушка медленно приподняла руки и протянула Мэту. Мэт решил, что она либо слишком отважна, либо слишком наивна, потому что она его явно совсем не боялась. Пожалуй, ее стоило предупредить о том, что незнакомых людей стоит опасаться.
   Мэт нащупал узел, ухватился за конец веревки и за минуту справился с хитро завязанным узлом.
   — Самое трудное — развязать первый узел, — сказал он девушке. — Ну, теперь развяжи меня.
   Мэт лег на спину и протянул девушке руки. Она прикоснулась к узлу тонкими пальчиками. На вид эти нежные пальчики совсем не годились для такой работы, но оказались более сильными и ловкими, чем выглядели. С узлом девушка справилась еще быстрее Мэта.
   — Спасибо, — поблагодарил ее Мэт. — С узлом на ногах я справлюсь сам. — Он сел и принялся возиться с веревкой, стягивавшей его лодыжки. Когда он покончил с развязыванием узла, оказалось, что девушка уже стоит, освободившись от пут. — Быстро справилась, — похвалил ее Мэт и поднялся на ноги. — Меня зовут Мэтью Мэнтрел.
   — А меня... Хельга, — произнесла девушка на поразительно хорошем меровенсском.
   Мэт выпучил глаза и скованно проговорил:
   — Далековато тебя занесло от дома, а?
   — Я родом с севера, — уклончиво отозвалась девушка. Мэт нахмурился. На жительницу Аллюстрии девушка мало походила — но, собственно, это было ее личное дело.
   Он пожал плечами:
   — Ну что ж, самое главное — доставить тебя домой. Где ты живешь?
   — На севере, — повторила Хельга и развела руками. — Больше я тебе ничего сказать не могу.
   — Дорога в Аллюстрию, так или иначе, пролегает через земли, которые я намеревался посетить, — задумчиво проговорил Мэт. — Но боюсь, путь будет неблизким. Но как ты попала сюда, девушка?
   — Морем, — ответила Хельга.
   «Да, она на редкость немногословна», — подумал Мэт.
   — Твой отец — купец? — осведомился он. — Что с ним приключилось?
   — Пираты, — ответила девушка.
   Мэту стало очень жаль ее. Он стал гадать, не была ли девушка одной из тех пленников, которых пираты захватили в Средиземном море, напав на судно купца — того самого, что стал рабом на галере? Ведь Мэта приобрел на невольничьем рынке контрабандист, а разве с девушкой не могло случиться то же самое?
   Но он не стал расспрашивать девушку об этом — решил, что не стоит напоминать ей о пережитых бедах.
   — Ну что ж, — рассудительно проговорил Мэт, — пожалуй, нам стоит поискать дорогу к городским воротам. Быть может, нам удастся присоединиться к какому-нибудь каравану, направляющемуся на запад.
   Хельга молча кивнула, Мэт со вздохом отвернулся. Попутчица из девушки явно была так себе. Однако это не снимало с Мэта той ответственности, которую он на себя взял — обещания доставить девушку домой. На миг он представил себе, как она могла выглядеть, когда ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Наверное, она была очень похожа на Алисанду, но сложена при этом была, как его мать. И если она очутилась в чужой стране, быть может, кто-то другой мог бы взять на себя опеку над ней и вернуть ее домой? Но нет, он просто обязан был доставить Хельгу на родину даже в том случае, если ее отцу не удастся убежать из плена.
   Мэт обернулся, чтобы удостовериться в том, что девушка следует за ним. Девушка за ним, как выяснилось, не следовала. Грязная улица была пуста. Хельга исчезла бесследно.

Глава 9

   Мэт в отчаянии оглядывался по сторонам. Но нет, узкая улочка действительно была пуста. Видимо, Хельга все-таки испугалась его. Но далеко уйти она не могла — ведь он отвернулся всего-то на несколько минут.
   — Хельга! — окликнул Мэт и вздрогнул из-за того, как громко прозвучал в тишине его голос. Он прошептал еле слышно:
   — Хельга! Где ты? Я-то тебя не обижу, а вот ночные бродяги могут и обидеть!
   В ответ из-под ног Мэта послышалось жалобное мяуканье.
   Мэт опустил голову и увидел небольшую белую кошку, торжественно смотревшую на него.
   — Потом, потом, киска, — махнул рукой Мэт. — Мне надо девушку найти.
   С этими словами он направился к узкому проходу между двумя хижинами, предположив, что девушка могла укрыться там. Кошка увязалась за ним. Мяуканье ее из жалобного стало требовательным, она сопровождала его громким мурлыканьем. Подойдя поближе к хижине, Мэт обнаружил, что ее окна представляют собой всего-навсего квадратные отверстия в стене, а дверь — проем, занавешенный тряпкой. Если кошка и дальше намеревалась так вопить, она могла разбудить всю округу! Мэт обернулся к кошке и в отчаянии присел на корточки.
   — Послушай, — сказал он, — мне нужно кое-кого найти, а ты мне, мягко говоря, не помогаешь! Ты сейчас перебудишь тут всех, и меня прогонят прочь. Тогда я не смогу разыскать девушку, а я обязан ей помочь, уберечь ее от беды!
   Кошка уселась на землю и решительно мяукнула потише.
   Что-то в том тоне, с каким прозвучало мяуканье, показалось Мэту знакомым. Он пригляделся к кошке повнимательнее и увидел слишком большие уши, маленькое стройное тельце.
   — Балкис! — прошептал он.
   Кошка посмотрела на него так, словно он сошел с ума.
   — Да нет, не может этого быть, — вздохнул Мэт. — Масть не та. Ну вот что я тебе скажу... Ступай своей дорогой, а я пойду своей, а если ты увидишь девушку в белом балахоне, сразу мяукай погромче, ладно?
   Вместо ответа кошка подпрыгнула, уцепилась коготками в бедро Мэта, а в следующее мгновение уже сидела у него на плече.
   — Ой! — громко вскрикнул Мэт, но тут же перешел на сдавленный шепот:
   — Опять эти «бархатные лапки»!
   Он застыл в неподвижности, вспомнив о том, как произнес эти слова в последний раз, — вспомнил — ведь он сам сказал, что Хельга одета в белый балахон.
   Кошка замурлыкала возле левого уха Мэта. Он повернул голову и уставился прямо ей в глаза.
   — Ведь ты — Балкис, правда? Но еще ты — Хельга. Как бы иначе твоя шкурка поменяла цвет?
   Кошка возмущенно мяукнула.
   — Не стоит отпираться, — строго проговорил Мэт. — Я тебя раскусил.
   Он негромко пропел:
 
Девчонка шестнадцати лет
Мила и пуглива немножко
И щурится, глядя на свет,
Совсем как пушистая кошка.
 
   Кошка гневно мяукнула.
 
Твой вид так приятен для глаз,
И я не нарушу приличья
Но все же увижу сейчас
Тебя в настоящем обличье!
 
   Кошка спрыгнула с плеча Мэта на землю. Протестующе мяукая, она на глазах начала преображаться. Фигурка ее начала разбухать и вытягиваться, и в конце концов перед Мэтом оказалась Хельга. Девушка проворно протараторила строфу по-аллюстрийски и снова превратилась в маленькую белую кошечку.
   — Так-то вот! — победно воскликнул Мэт. — Так вот почему ты белая — ведь на тебе теперь белый балахон! А раньше во что ты была одета? В коричневое платье?
   Балкис отвернулась и уселась на землю спиной к Мэту.
   — Ага, теперь ты еще на меня обижаешься, вот как? Подумать только! Все это время я странствовал в компании с девчонкой-подростком! Но вообще-то ты была права, обратившись в кошку, — рассудительно проговорил Мэт. — Особенно — на корабле, где было полным-полно пиратов. Там-то тебе уж точно не стоило появляться в образе хорошенькой девушки.
   Кошка обернулась и устремила на Мэта хмурый вопросительный взгляд.
   — О да, я знаю, что ты хорошенькая, — поспешил заверить ее Мэт, вспомнив о том, что кошки падки на лесть. — Просто на редкость привлекательная кошечка. Твоя экзотичность очаровательна, а твоим сверкающим глазкам и блестящей шкурке позавидовала бы любая кошка.
   Балкис поднялась, выпрямилась, грациозно потянулась, выгнула спину и снова уселась — на сей раз боком к Мэту.
   Мэт понял, что добился определенного прогресса. Однако пока ему не удалось уговорить кошку снова принять человеческое обличье. Преображающие заклинания были обречены на неудачу — девушка доказала, что сама неплохо владеет волшебством, причем до такой степени, что и не задумывается над тем, как это у нее получается.
   Мэт решил прибегнуть к шоковой тактике.
   — Так ты поэтому предпочитаешь оставаться в кошачьем обличье? Думаешь, что в человеческом нехороша?
   Балкис выгнула спину и зашипела на Мэта.
   — Ну что ж, может быть, ты и права. Если за тобой пока не увиваются парни, то для тебя предпочтительнее коты.
   Балкис снова выгнула спину и зашипела еще громче, брызгая слюной. Ее фигурка начала расплываться, стала похожей на большое белое яйцо, и в конце концов перед Мэтом возникла Хельга.
   — Девушке тоже порой приходится спасаться, если она видит, что парням нужно только ее прекрасное тело, поля ее отца и дом ее матери!
   Мэт затаил дыхание. В гневе Хельга была удивительно хороша собой.
   — Это верно, — кивнул он. — И я понимаю, почему парни от тебя не отставали. Ты настоящая красавица.
   Балкис уставилась на него, изумленная переменой в его суждениях о ней. Во взгляде ее читались опасения.
   Пора было перейти на отцовский тон.
   — Надеюсь, что моя маленькая дочурка станет такой же хорошенькой, как ты, когда подрастет.
   Взгляд Балкис стал неуверенным.
   — Ты не хочешь, чтобы она выросла похожей на мать?
   — О, конечно, хочу, — заверил ее Мэт. — В конце концов, я женат на самой красивой женщине в мире.
   Глаза Балкис ревниво сверкнули, однако во взгляде девушки появилась уверенность.
   — И как же ты собираешься к ней вернуться?
   — Для начала хочу выяснить, кто угрожает ей, а заодно — и всей Европе, — ответил Мэт. — А потом проберусь на какой-нибудь корабль. Конечно, я мог бы призвать на помощь моего друга, дракона, и прокатиться на нем. Также можно было бы проверить, действуют ли по-прежнему мои заклинания, с помощью которых я способен перемещаться через полмира.
   — Значит, пока ты об этом даже не думал, — заключила Балкис.
   — Нет, не думал, — признался Мэт. — Пока рано думать о возвращении домой, понимаешь? Я еще не успел выяснить того, о чем нужно знать Алисанде.
   Балкис смотрела на него с неприкрытым недоумением.
   — И ты ни на миг не сомневался в том, что можешь вернуться, когда пожелаешь?
   Мэт кивнул:
   — Мне не раз случалось совершать подобные странствия. Ну а ты?