— Как пожелаешь. — Орогору встал и протянул Гильде руку. — Миледи, прошу вас!
   Гильда взяла его под руку и рассмеялась.
   — Как же странно теперь звучат эти аристократические фразы!
   — Но на ум приходят вполне естественно, — признался Орогору, и они вышли в сад через застекленные двери.
   Когда они зашагали по садовой дорожке, Гильда отметила:
   — Тут действительно очень красиво.
   — Не так красиво, как мне показалось в Фиништауне, когда я впервые попал туда, — вздохнул Орогору. — Там было действительно волшебно.
   — Вернее даже было бы сказать — фантастически волшебно, — улыбнувшись, уточнила Гильда. Орогору рассмеялся.
   — О да, и вправду тогда многое было следствием фантазий! — Он повернул голову и посмотрел ей в глаза. — И ты была фантастически хороша — красива и желанна. Ты была самой прекрасной женщиной, какую я когда-либо видел.
   — А ты был такой высокий, — сказала она, — стройный и красивый.
   — Не может быть! Неужели? — рассмеялся Орогору.
   — Правда-правда! Неуклюжий, но очень красивый!
   — Ну а теперь, — печально проговорил он, — я обрел хорошие манеры и изящную походку, но стал неказист внешне.
   — Ну уж нет! — пылко возразила Гильда и сжала его мускулистое предплечье. — Уроки Дирка не прошли даром — вон какие у тебя крепкие мышцы!
   Орогору улыбнулся.
   — И для тебя тоже эти уроки оказались полезны — фигура у тебя стала почти такая же дивная, как тогда, когда я пребывал в плену иллюзий.
   Он поразился вспышке былой страсти.
   — А когда я жила в плену иллюзий, ты вызывал у меня страсть, — призналась Гильда и теснее прижалась к нему. — И теперь, когда ты стал магистратом, эта страсть заискрилась вновь.
   Из искры возгорелось пламя.
   — И моя страсть тоже, — шепотом отозвался Орогору и обнял Гильду. Губы их соприкоснулись — поначалу легко, робко, но и от этих прикосновений их обоих бросило в дрожь, а потом поцелуй стал глубже и длился долго-долго.
   А когда они, тяжело дыша, отпустили друг друга, Орогору вновь обнял Гильду. Он дрожал от страсти и радовался тому, что его возлюбленная тоже трепещет.
   — Пойди сюда, сядь! — умоляюще проговорил Орогору и подвел Гильду к садовой скамейке. Она села, а он опустился перед ней на колени и сказал:
   — Будь моей женой, Гильда! Прошу тебя, будь моей женой!
   Она не сводила с него глаз, изумленная, хотя прозвучали именно те слова, которых она так ждала, о которых мечтала.
   — Но... но я некрасива и слишком высока ростом! — возразила она.
   — Для меня ты всегда останешься красавицей, потому что я видел тебя глазами принца Приммера. Я по-прежнему вижу в тебе очарование, изящество и тонкий ум графини Гильды — и я вновь в тебя влюблен.
   — О Орогору! — Она склонилась и взяла его за руки. — Но продлится ли это чувство?
   — О да, — ответил он и заглянул ей в глаза. Заметив, что она все еще колеблется, он сказал:
   — Ну, полно, любовь моя! Ты ведь знаешь, что вскоре я должен буду жениться на ком-нибудь, чтобы не вызывать подозрений. Так неужели же ты бросишь меня в неуклюжие объятия какой-нибудь безграмотной деревенской девицы?
   — Нет, никогда! — воскликнула Гильда и улыбнулась. — Уж лучше пусть рядом с тобой будет та, кому ты доверяешь.
   — И та, которую я люблю, — прошептал Орогору, поднялся и вновь поцеловал Гильду. Отдышавшись, он сказал:
   — Но если тебя до сих пор мучают сомнения, я обещаю впредь не прикасаться к тебе.
   — Ах вот как? — с притворным возмущением вскричала Гильда. — Неужели я настолько уродлива, что тебе и прикасаться ко мне не хочется?
   — О том, что это не так, ты бы могла судить по моему поцелую, — возразил Орогору. — Поверь, мне очень хочется к тебе прикасаться. Хочется ужасно!
   — Очень надеюсь, что ничего ужасного в этом не будет! — вскричала Гильда.
   Орогору раскинул руки и рассмеялся:
   — Так давай попробуем. Будет ужасно — ты рассердишься!
   — Не рассержусь, если не будет, — прошептала Гильда и с призывной улыбкой потянулась к нему. — Если на самом деле хочешь этого, докажи.
   И он доказал, и она не рассердилась.
   А когда они отпустили друг друга, Орогору простонал:
   — Выйди за меня, любимая, или знай во веки веков, как жесток был твой отказ! Ты выйдешь за меня, милая?
   — Да, — прошептала она.
   На этот раз их поцелуй длился бесконечно долго, и в конце концов Жюль заволновался — почему они так упорно молчат. И подошел к окну. Но зрелище целующихся влюбленных заставило его улыбнуться. Тревожиться за них было совершенно незачем.
* * *
   Майлз, не покладая рук, трудился в дворцовом кабинете — гостиной своих покоев, но отчеты все прибывали и прибывали, и об отдыхе не приходилось и думать. Но вдруг тишину нарушил зычный голос;
   — Восславьте героя-победителя!
   Оторвав взгляд от бумаг, Майлз увидел на пороге Жюля, крайне гордого собой.
   Майлз улыбнулся, вскочил из-за стола и поспешил навстречу другу.
   — Славлю тебя, герой! Но что за подвиг ты совершил?
   — Сопроводил Гильду на свидание с Орогору. Поверь, он был очень рад видеть нас. Он там изголодался по вестям из Фиништауна.
   — Но у него все хорошо?
   — Хорошо? Да он просто весь исстрадался! Но теперь ему гораздо лучше!
   — Это что же, новости из дома ему так помогли? — усмехнувшись, спросил Майлз.
   — И новости из дома, и Гильда. Ты спроси меня, где она сейчас, Майлз.
   Майлз перестал улыбаться.
   — Где она?
   — Осталась у Орогору! Они заговорили о былых временах и снова влюбились друг в дружку по уши! Через месяц собираются сыграть свадьбу! — Жюль нахмурился. — Что это у тебя с лицом, парень? Ты что, не понял? Они помолвлены!
   — Да нет, я все понял! — Странная смесь чувств владела Майлзом. Он радовался тому, что Орогору ему больше не соперник, но его ужасно пугала мысль о том, как эта новость подействует на Килету.
   — Ни за что на свете ничего не говори ей! — воскликнул он.
   — Ей? Кому — «ей»? Гильде? Подозреваю, она в курсе.
   — Да нет! Килете!
   — Не говорить Килете? Но почему?
   — Да-да, почему не говорить Килете?
   В гостиную вошла женщина — стройная и такая легкая, воздушная, будто ее принес ветерок.
   — Этот остолоп считает, что я не должен рассказывать тебе о помолвке Орогору и Гильды, — объявил Жюль, обернувшись к ней. Он недовольно нахмурился. Надо же — его чудесная новость почему-то вызвала драматическую реакцию.
   Нет, хуже того: Килета, похоже, вообще осталась к этой новости равнодушна.
   — Правда? — произнесла она с вежливой улыбкой. — Ну, вот и славно! — Она подошла к столу Майлза и положила несколько листков бумаги поверх тех, которыми был завален стол. — Отчеты из Четвероранга, Майлз. Дирк сказал, что они тебе нужны.
   Жюль проворчал:
   — Похоже, любовь здесь уже никого не интересует. Ладно. Прошу прощения, я устал с дороги и взмок. Пойду к себе. Хотя бы кран с горячей водой ко мне будет благосклоннее.
   — Большое тебе спасибо за новости, Жюль, — поспешно проговорил Майлз. — Ты просто не представляешь, насколько они важны.
   — Я-то представляю и очень рад, что это наконец дошло и до тебя.
   С этими словами бывший король развернулся и вышел из комнаты, уязвленный до глубины души.
   Майлз обернулся к Килете и взволнованно посмотрел на нее.
   — Со мной все хорошо, Майлз, — заверила она его. — Всякий, кто знал эту пару, должен был понимать, что рано или поздно это случится.
   — Но... но это... не огорчает тебя?
   — Огорчает? Нет. — Она изумленно посмотрела на него. — Как же только можно быть таким слепым? Я разлюбила Орогору два года назад!
   Она впервые призналась, что любила его.
   — Значит, тебе действительно все равно?
   — Ну, почему же «все равно»? Я рада за старого друга. Надеюсь, они будут счастливы.
   Но вдруг ее глаза подернулись слезами.
   Майлз в один миг оказался рядом с ней и заключил ее в объятия. Она прижалась к его груди и проговорила сквозь всхлипывания:
   — Сама на знаю... почему... я плачу... мне все равно... Он меня больше... не интересует... — Она подняла заплаканные глаза, глянула на Майлза. — Наверное, я оплакиваю прошлое и то хорошее, что в нем было.
   Мгновение Майлз печально смотрел на нее, а потом отбросил раздумья и прильнул к ее губам.
   Поцелуй поначалу был легок и короток, но потом стал глубже и длился удивительно долго. Оторвавшись в конце концов от губ Майлза, потрясенная и обрадованная, Килета облегченно вздохнула и прошептала:
   — А я думала, что ты никогда этого не сделаешь!
   — До сегодняшнего дня я не мог осмелиться, — отозвался Майлз. Он гладил ее волосы, устремив взгляд поверх ее головы и чувствуя, как им овладевает сладчайшее из чувств. — Я бы предложил тебе сердце, но ты и так уже владеешь им.
   — И ты моим, давным-давно, глупышка! Неужели ты не видел, что я разлюбила Орогору и полюбила тебя?
   — Я слепой, — прошептал он.
   — Ну, тогда попробуй понять, что это правда, на ощупь, — проговорила Килета и подставила губы для нового поцелуя.
   Дверь запереть они забыли. Чуть позже мимо проходил Жюль, вымывшийся и переодевшийся. Он остановился у двери, посмотрел на влюбленных, покачал головой и пробормотал что-то невнятное на предмет того, что, видимо, что-то такое носится в воздухе.
* * *
   — Вы хотите, чтобы я занялся... чем? — вытаращил глаза Майлз.
   — Руководством работы подполья, — спокойно повторил Гар. — Ты должен следить за всем, что происходит, за тем, кто чем занимается, а если кто-то совершает ошибку, ты должен посылать к нему кого-то, кто эту ошибку исправит.
   — Мы просим тебя стать главным мятежником, Майлз, — с улыбкой уточнил Дирк. — Мы просим тебя возглавить революцию.
   Майлз плюхнулся на стул, изумленно глядя на двоих друзей. Хорошо еще, что стул поблизости оказался. Наверное, Гар и Дирк не зря пришли в его кабинет и заговорили с ним неподалеку от письменного стола.
   Майлз обвел кабинет невидящим взглядом, не замечая ни бархатных штор, ни ковра, ни позолоченных ручек, ни камина, ни изящной, обитой шелком мебели.
   — Главным мятежником? — онемевшими губами переспросил он.
   — Да, — подтвердил Гар. — А ты как думаешь, ради чего мы усадили тебя за бумаги? Ради чего ты читаешь отчеты, рассылаешь людей по разным местам, а потом, когда они возвращаются, опрашиваешь их?
   — Вы меня научили этой работе!
   — И научили успешно, — отметил Дирк. — Ты готов к этой работе, Майлз, а мы готовы отправиться на поиски других правителей-тиранов, которых надо бы свергнуть. А здесь ты и сам управишься за ближайшие четыре года.
   — Ты только в обморок не падай, — успокоил Майлза Гар. — Когда дойдет до дела — до настоящей революции — мы вернемся.
   Майлз задумался, задержал взгляд на одной из бумаг.
   — Не удивительное ли это совпадение? Тот простой крестьянин, которого вы выбрали себе в проводники, стал тем человеком, которого вы хотите поставить во главе революции?
   — Никаких совпадений, — фыркнул Дирк. — А ты-то сам как думаешь, почему из всех беглых крестьян на этой планете мы выбрали именно тебя? Как ты думаешь, почему мы тебя не бросили и всюду таскали за собой?
   — Ты обладаешь умом, необходимым для такой работы, и силой воли, которая поможет тебе удержаться на своем посту, — добавил Гар. — Кроме того, ты достаточно сообразителен для того, чтобы в случае чего принять срочное решение.
   — Мы научили тебя всему, чему могли, — сказал Дирк. — Ты можешь справиться с работой — и ты действительно единственный человек на этой планете, кто на такое способен.
   — Я? Безграмотный крестьянин? Чтобы я выступил против Защитника и целого войска?
   — Ты, — не отступал Дирк, — и еще тысяча подсадных магистратов, не говоря о тех солдатах, которых наши агенты агитируют по двадцать человек в день. Пусть им неведомо слово «революция», пусть они не знают, что мы намереваемся свергнуть Защитника, но они не станут сражаться против тебя.
   — Только помни о том, что настоящих магистратов надо держать взаперти до победного окончания революции, — предупредил Майлза Гар. — Они большие льстецы и лицемеры, они сумеют убедить тебя в том, что верны вашему делу, но как только очутятся на свободе, тут же предадут вас, вернутся с целым войском и растопчут вас.
   — И тот магистрат, кому это удастся, на следующий день проснется министром, — добавил Дирк. Майлз кивнул:
   — Я об этом не забуду. — Тряхнув головой, он воскликнул:
   — Погодите! Но я ведь даже не сказал еще, что согласен!
   — Ну, и? — вопросил Дирк, держа руки на бедрах.
   — Так согласен или нет? — поторопил Майлза Гар. Взгляд Майлза растерянно блуждал.
   — Сначала мне нужно поговорить с Килетой.
   Он ругал себя за откровенность, но наверняка Гар и Дирк знали гораздо больше, чем он думал (да и когда бывало иначе?), потому что Дирк только кивнул, а Гар сказал:
   — Безусловно, обязательно переговори с ней.
   Килету он встретил, когда она прогуливалась в парке. Неутомимые будущие чиновники, засучив рукава, потрудились на расчистке территории около дворца от лиан и колючих кустов, а затем за дело принялись роботы-садовники, так что теперь возле дворца раскинулся образцово ухоженный парк. Теперь Майлз с Килетой встречались здесь каждый вечер, хотя по целым дням просиживали рядом за письменными столами, — для того чтобы подышать чистым, прохладным воздухом, полюбоваться прудами и клумбами.
   — Ты что-то тих сегодня, мой милый, — отметила Килета.
   — Да... У меня... очень важные новости, Килета, — отозвался Майлз.
   Он умолк. Килета еле слышно вздохнула и сказала:
   — Продолжай.
   — Меня хотят сделать главным мятежником. Они хотят, чтобы я возглавил революцию.
   — Главным мятежником! О, как это чудесно, Майлз!
   Килета радостно расцеловала его. Майлз в изумлении обнял ее, поддавшись чувству.
   Внезапно Килета прервала поцелуй и отстранилась, широко распахнув глаза.
   — Майлз! Это ведь так опасно! Если тебя поймают, тебя станут пытать, чтобы вытрясти из тебя имена всех остальных! А когда ты проговоришься, тебя четвертуют!
   При мысли о жутких медленных пытках Майлз содрогнулся, но тут же решительно запретил себе думать об этом.
   — Я все понимаю, Килета. Я не могу пойти на такой риск, не посоветовавшись с тобой. Понимаешь, я настолько глуп, что думаю: ты беспокоишься за мою жизнь, наши жизни отныне связаны.
   — Глуп! О нет, дурачок, нет! Ты теперь и есть моя жизнь! — Испуг словно испарился, и улыбка ее стала подобна утренней заре. — Ну, успокойся. Мы с тобой знали, что рискуем жизнью. Не только мы — все остальные тоже. Если нас схватят шпионы Защитника, нас всех будут пытать и повесят, но назад дороги нет.
   Майлз нахмурился, впервые задумавшись об этом.
   — Нет. Это точно. Даже если бы я вернулся в родную деревню и сказал магистрату, что ты — моя невеста, он бы все равно назначил мне жестокую порку и каторжные работы и не дал бы нам пожениться, дабы показать, что никто не имеет права противиться воле Защитника. — Майлз поежился. — Нет, уж лучше настоящая смерть, чем смерть при жизни.
   — И для меня тоже, — тихо проговорила Килета. — А убить нас можно только однажды.
   — Вот это верно! — И Майлз улыбнулся любимой, в который раз убедившись в том, какая она неповторимая, единственная. — Но гораздо больше, чем за себя, я боюсь за тебя, Килета. В конце концов, ведь это я тебя втянул в эту заварушку.
   — Я сама в эту заварушку втянулась, — уверенно возразила Килета. — Или вернее было бы сказать — наткнулась на нее, когда той жуткой ночью встретилась с тобой, Гаром и Дирком. Но я предпочла остаться. И теперь тоже предпочитаю остаться.
   — Что ж, я рад, — сказал Майлз. — Но ведь ты бы не сделала этого, если бы не было меня.
   — А я думала, ты этого никогда не поймешь, — прошептала она и еще крепче прижалась к нему. Майлз мгновение не мог сообразить, в чем дело, но потом смысл последних слов Килеты стал ему ясен, и он обнял ее и поцеловал.
   Когда они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться, он прошептал:
   — Я люблю тебя, Килета.
   — Ты мне это уже говорил, — отозвалась она. — Но теперь ты наконец веришь, что я тоже люблю тебя?
   Майлз улыбнулся. Радость охватила его.
   — Я мог только надеяться на это, — сказал он, — но никогда не верил.
   — Так поверь же! — воскликнула она, прильнула к его груди и закрыла глаза. — Как же мне заставить тебя поверить в это?
   Майлз вновь поцеловал ее и, улыбаясь, оторвался от ее губ.
   — Выходи за меня замуж, и тогда я поверю, что ты любишь меня.
   Килета притворно тяжко вздохнула.
   — Как же далеко я должна зайти, чтобы ты увидел то, что у тебя перед глазами! Что ж, если я должна выйти за тебя для того, чтобы ты мне поверил, я согласна.
   Майлз радостно вскрикнул и снова поцеловал Килету. Отстранившись, он проговорил:
   — Но я не попросил твоей руки, как полагается. — Опустившись на одно колено, он спросил:
   — Ты согласна стать моей женой, Килета?
   Она шутливо потрепала его за ухо.
   — Да, дурачок! — И добавила нежно:
   — Да, мой прекрасный, самый красивый мужчина на свете, я согласна стать твоей женой.
   И они снова слились в поцелуе, но вдруг Килета оттолкнула Майлза, неожиданно став серьезной.
   — Но не раньше того дня, когда мы либо выиграем, либо проиграем, Майлз. Было бы ужасно родить детей, чтобы потом увидеть, как их пережевывают железные клыки власти Защитника. — Она нахмурилась и озабоченно спросила:
   — Ты ведь не против того, чтобы у нас были дети?
   — Совсем не против, — выдохнул Майлз. На этот раз их поцелуй был еще дольше.
   Но когда Майлз поднял голову, тень тревоги легла на его лицо.
   — Я не сказал Дирку и Гару о том, что я — не единственный, кому известно местонахождение всех мятежников и их имена. Я очень боюсь за тебя, любовь моя.
   — Что ж. — Килета обняла его и положила голову ему на плечо. — Если так, то тебе придется изо всех сил заботиться обо мне.
   — О, конечно, — улыбнулся Майлз и приподнял пальцем ее подбородок. — Я с тебя глаз не спущу, любимая.
   — Согласна, — сказала она. — По крайней мере — по ночам не спускай с меня глаз.
* * *
   Неделю спустя Килета стояла рядом с Майлзом на вершине холма в предрассветных сумерках, гадая, чего ждут Дирк и Гар. Однако вежливость не позволяла ей спросить у них об этом.
   — Как вы ведете записи? — еще раз поинтересовался Гар.
   — Чернилами, которые исчезают, если их смочить водой, — терпеливо ответила Килета. — На всякий случай мы держим поблизости чан с водой, чтобы побросать туда все бумаги, если наши дозорные донесут нам, что приближается вражеское войско.
   — Постарайтесь внедриться и в ряды тайной полиции, если получится, — в десятый раз напомнил Дирк.
   — Постараемся, если мы найдем этих шпионов, — пообещал Майлз, с трудом сдерживая волнение. — Вы просто не представляете себе, как мне жаль прощаться с вами и как я буду рад, когда вы вернетесь!
   — Спасибо, — тепло улыбнулся Гар. — Но если честно, мы вам больше не нужны. Теперь революция пойдет как бы сама по себе. Это похоже на камень, который столкнули с вершины горы. Если его никто не остановит, то он разрушит замок, стоящий у подножия.
   — Да, камень, катящийся так быстро, остановить будет ой как трудно, — подхватил Дирк. — Особенно если учесть, что на пути к подножию он вырастает.
   — Прощайте. — Гар склонился и обнял Майлза, потом — Килету. Когда он выпрямился, глаза его были чуть-чуть печальны.
   — До свидания, — поправила его Килета. — До встречи, до того дня, когда вы к нам вернетесь!
   — Будем живы — вернемся, — пообещал Дирк. — А мы помирать не собираемся. А теперь ступайте, а мы подождем нашу... повозку.
   — Ступайте, — эхом повторил Гар и улыбнулся.
   Майлз взял Килету за руку. Они повернулись и пошли вниз по склону холма. Они ничего не видели и не слышали, но когда спустились к подножию, что-то заставило их обернуться.
   И они увидели громадный золотой диск, парящий над вершиной холма. Дирк и Гар поднялись к нему по наклонному помосту и вскоре исчезли внутри. Помост втянулся в прорезь на краю диска, диск взлетел.
   Майлз и Килета провожали его взглядами, пока он не скрылся из глаз.
   — Теперь я верю, что наши предки прилетели с другой звезды, — прошептал Майлз.
   Килета поежилась и отвернулась.
   — Пойдем, любимый. Нам нужно свергнуть Защитника.

Глава 17

   Она помнила, что была леди Риджорой, и во снах до сих пор была ею, но при свете дня становилась простушкой Бесс.
   Самой настоящей простушкой! Вместо красоты, которую ей показывало зеркало леди Риджоры — дивный овал лица, большие голубые глаза, длинные ресницы, белая кожа, грива золотистых кудрей, — теперь она видела круглую мордашку, близко посаженные карие глазки, прыщавые щеки, прямые жидкие каштановые волосы. Жирок, правда, сошел после занятий по рукопашному бою под руководством Дирка и вследствие диеты, назначенной Хранителем. Бесс сохранила горделивую осанку и легкую походку. Она по-прежнему владела речью благородной дамы, руки не забыли изящных жестов, которыми следовало сопровождать беседы, помнила она и как пользоваться всевозможными столовыми приборами во время пиршественных торжеств. Более того: она помнила и как строить глазки, как смотреть искоса, как склонять голову и изображать трепет ресниц — помнила настолько хорошо, что ей даже не приходилось обо всем этом задумываться.
   Однако существовали вещи и менее явные, которые следовало скрывать, — знания из области литературы, почерпнутые от Хранителя во времена после выздоровления, уроки Гара и Дирка — история, юриспруденция, социология, психология. Эти знания следовало таить, однако ими можно было изредка пользоваться, чтобы время от времени задавать вопросы, оживлявшие беседу, и Бесс узнавала гораздо больше и быстрее именно благодаря таким вопросам.
   Женщины-горожанки поглядывали на нее подозрительно, когда она вышагивала по главной улице с корзинкой в руке. Она не раз слышала шепоток:
   — Кем она, интересно знать, себя возомнила, что так нос задирает?
   Ответ был готов сорваться с ее губ: «Я — леди Риджора, презренная крестьянка! Ты забываешься!» Однако она вовремя прикусывала язык, только еще выше запрокидывала голову в ответ и получала новую порцию сварливого шептания вслед.
   «По крайней мере я привлекаю внимание», — думала она, но сердце ее при этом уходило в пятки. О да, она стремилась привлечь к себе внимание, но что же она станет делать, когда это произойдет?
   Мужчина в военной форме с жезлом стражника остановился рядом с ней, лицо его хранило нарочитое равнодушие.
   — Добрый день, девушка.
   — Добрый день, стражник, — отвечала она, и сердце ее забилось так часто, что казалось, сейчас выскочит из груди.
   — Покажи-ка мне свой пропуск.
   Стражник протянул руку.
   — Сейчас-сейчас. — Она сунула руку в корзинку и вынула бумагу. Сердце ее бешено колотилось, хотя она изо всех сил старалась спокойно улыбаться. Первое испытание — выдержат ли проверку ее фальшивые документы. Правда, их изготовил сам Хранитель и выдал через прорезь в стене. Он заверил Бесс, что бумаги списаны с самых настоящих, взятых у одного странника пять лет назад, но ведь за пять лет многое могло измениться! Да и сама она тоже!
   Но бумаги, похоже, выдержали проверку. Стражник с минуту читал их и удовлетворенно кивал.
   — Стало быть, ты — Бесс из деревни Милорга и пришла навестить своих родственников. — Оторвав взгляд от бумаг, он нахмурился. — Но твой магистрат не пишет, зачем ты их ищешь. Ты хочешь жить вместе с ними?
   От Бесс не укрылся опасный блеск глаз стражника. Ведь в его обязанности входило выслеживать холостых мужчин и незамужних женщин, которым по возрасту полагалось вступить в брак. А она и сама имела те же самые намерения, вот только в качестве будущего спутника жизни представляла совсем не того человека, о котором, похоже, думал стражник.
   — Нет, господин стражник. Просто моя бабушка только в этом месяце узнала, что ее сын жив и, быть может, женился после того, как отслужил в войске Защитника.
   Стражник напрягся. Солдаты войска Защитника, даже демобилизованные, пользовались большим почтением.
   — Бабуся стара и немощна, — продолжала Бесс, — и мечтает повидать внучат, если они у нее есть. Мамочка осталась ухаживать за старушкой, а меня послали разыскивать родню.
   — Доброе дело, — с уважением проговорил стражник. — Но зачем ты отправилась сюда, к нам, в Гристер?
   — Моя бабушка помнила, что этот городок был последним местом службы моего дяди, — пояснила Бесс. — И она надеется, что его семейство и сейчас живет здесь. Но если я тут никого не найду, может, хоть спрошу у кого-нибудь, куда они переехали.
   — Так ты говоришь, он служил здесь... — Стражник выпятил нижнюю губу и задумался. — Стало быть, он был приписан к гвардии шерифа?
   — Да, господин, но его шериф послал его командовать стражей магистрата этого городка.
   — А-а-а, такое часто бывает, когда магистрат новенький и только-только приступил к службе на новом посту, — кивнул стражник. — Вот и сейчас нами командует как раз такой офицер, посланный шерифом, потому как наш новый магистрат — молодой совсем, недавно к нам прибыл.
   Как он ни старался, в голосе его прозвучала снисходительность.
   Сердце у Бесс екнуло. Она очень хорошо знала, что магистрат здешний самый что ни на есть новоиспеченный, что он очень молод — ему лет двадцать пять. На самом деле именно поэтому Майлз и послал ее сюда.
   — А как звать твоего двоюродного деда? — поинтересовался стражник.