— Ну и зря. — Белинда пылко посмотрела на меня. — Выпей со мной, Перси.
   — Я не Перси. Меня зовут Арчи. Перси — это тот, кого убили.
   — Ох! — Белинда нахмурилась. — Да, это правда. Мы же поэтому и устроили попойку, чтобы попытаться забыть об этом. Бррр! — Она содрогнулась. — Подумать только: я назвала тебя Перси! Тебя! Ну и ну. А тебе не кажется, что это забавно, зайчик?
   — Нет, — огрызнулся Барретт. — Этот субъект…
   — Нет, это, безусловно, забавно! Тем более, что имя Арчи мне нравится. С какой стати я назвала его Перси? — Белинда снова вздрогнула. — Просто ужасно! Привратник вопит. Перси лежит на полу, вокруг шныряет полиция… — Она приумолкла и посмотрела на меня, раскрыв рот. — Господи, я же совсем забыла! Ах ты, сукин сын! Ведь это ты меня не выпускал! Подлый мерзавец!
   Барретт похлопал меня по плечу.
   — Понимаете, вы ворвались сюда без…
   — Да, понимаю, — отрезал я и обратился к Зорке, на губах которой блуждала бессмысленная улыбка. Я бы отдал целый час своего драгоценного сна, чтобы узнать, сколько коктейлей она успела вылакать.
   — Насчет вашего звонка, — произнес я. — Возможно, я просто прихвастнул. У меня есть слабость — хвастаться по поводу того, что мне часто звонят женщины. А с Дональдом Барреттом я пришел сюда просто, чтобы ему помочь. Мне все равно нужно было попасть на Сорок восьмую улицу, чтобы забрать свою машину. Барретт сказал, что просил вас приехать сюда и переночевать у мисс Рид, но после беседы со мной согласился, что нужды в этом нет, и вы можете возвращаться домой. Вот я и зашел с ним, чтобы отвезти вас домой. Не правда ли, Барретт?
   — Я вовсе не соглашался…
   — Не правда ли? — повторил уже я более настойчиво.
   — Э-э… Да.
   — То-то же. Так что можете набросить на себя пальто — одеваться вам ни к чему, — а я прихвачу вашу сумку и чемодан…
   — Зачем? — спросила она.
   — Дома вам понадобятся ваши вещи.
   — Я не поеду домой.
   — Господи, ведь уже почти рассвело…
   — Я не поеду домой. Белинда, разве я еду домой?
   — Нет, конечно. Если бы и ехала, то уж не с ним. Он мне не нравится. Ты слышала, как я вспомнила, что он мне, оказывается, совсем не нравится?
   Я опять наполнил стакан и отхлебнул. Потом присел на краешек шезлонга возле голых ног Зорки, чтобы обмозговать положение. Сложностей создалось немало, а главная заключалась в том, что я не знал, насколько она назюзюкалась. Если она и вправду лыка не вяжет, толку от нее Вулфу не будет никакого. Но нельзя было сбрасывать со счетов и мою репутацию. За годы работы на Вулфа меня посылали со всевозможными поручениями многие сотни раз — раздобыть для него все, что угодно, от катушки ниток до уолл-стритовского брокера, — и я всегда с честью справлялся с любым заданием. Практически без осечек. Поэтому легко было представить, какой прием ждал меня дома в случае, если бы я вернулся без Зорки. Еще одним доводом послужила ее дурацкая улыбка, которая меня страшно бесила.
   Я встал и заявил Барретту тоном, не допускающим возражений:
   — Вам решать, братец. Вы ее сюда завлекли, вам и вытаскивать.
   — А что я могу с ней сделать? — взвизгнул Барретт. — На руках вынести, что ли?
   — Не сметь ко мне прикасаться, — недобрым голосом просипела Зорка. — Руки оторву!
   — Да, не трогать ее! — подхватила Белинда, — Особенно ты, красавчик!
   — Я вас к ней привел, — сказал Барретт. — На большее мы не договаривались. Эй, что вы делаете?
   Не обращая на него внимания, я обогнул диван и подошел к узкому длинному столику, на котором стоял красный телефон. Барретт закусил губу и следил, как я набираю номер. Белинда науськивала его:
   — Врежь ему, зайчик! Размажь по стенке. Нечего ему звонить. Вообще, пусть ничего не трогает…
   — Ниро Вулф слушает, — прогудел мне в ухо голос.
   — Алло, это управление полиции? — громко спросил я. — Мне нужен инспектор Кремер, начальник отдела тяжких преступлений.
   — Понятно, — сказал Вулф. — Действуй дальше.
   Барретт перегнулся через диван и страстно жестикулировал. Я отмахнулся от него и продолжал:
   — Алло, отдел тяжких преступлений? Мне нужен инспектор Кремер. Ах, вот как? А кто это говорит? Сержант Финкл? Да, мне так и показалось. Арчи Гудвин из конторы Ниро Вулфа. Я хочу поделиться свежими новостями по поводу убийства Ладлоу…
   Рука Барретта взметнулась, как змея, вырвала трубку из моей ладони и придавила к рычажкам телефонного аппарата.
   — Не будьте идиотом, — посоветовал я. — Даже если я не сверну вам шею…
   — Что вы хотели ему сказать?
   — Где им искать женщину, которая показала, что видела, как мисс Тормик что-то подложила в карман моего пальто, а теперь это отрицает.
   — Вы с ума сошли! Вы же представляете интересы мисс Тормик. Вы должны ее защищать.
   — Я знаю. Но в конечном итоге оказывается, что лучшая защита — говорить правду.
   — Чушь собачья! Вы понимаете, что они могут проследить, с какого номера звонили?
   Я пожал плечами.
   — Наверное. Если так, то они перезвонят сюда сами. Потом, если им что-то не понравится, они кого-нибудь пришлют, и вам придется их впустить. Ну и, конечно, если они застанут здесь меня и Зорку…
   Барретт стиснул зубы.
   — Ах, чертов предатель…
   Я снова пожал плечами.
   — Мне уже до смерти обрыдло слушать про вашу Тормик! — встряла мисс Рид. — Насколько я понимаю, Арчи…
   — Заткнись! — резко оборвал ее Барретт. — Сама ведь знаешь…
   Он вдруг прикусил язык и повернулся к Зорке.
   — Тебе придется сматываться, да поживее! Вставай, быстро!
   — Но ведь ты обещал… — взвыла Зорка.
   — Мало ли что я обещал. Этот обманщик… — Барретт схватил ее за плечо и рывком поднял на ноги. Нужно отдать ему должное — в критической ситуации он не растерялся. — Где твое пальто? Где туфли и чулки? Впрочем, черт с ними, с чулками! Где туфли?
   Он рванулся к двери и выскочил из гостиной. Я вышел в противоположную сторону, в прихожую, нацепил шляпу и надел пальто. Потом распахнул дверцы встроенного шкафа, думая помочь Зорке, — и остолбенел: каких только шкур, в которых раньше красовались пушные четвероногие, там не было! Решив, что сойдет и первая попавшаяся, я потянулся к ближайшей, по кто-то сзади схватил меня за локоть и прогнусавил прямо в ухо:
   — Так дело не пойдет. Оставь мою норку в покое! И вообще — мотай отсюда!
   Разгневанная Белинда, пеньюар которой распахнулся, явив моему нескромному взору все женские прелести, оттолкнула меня и выхватила из моих рук норковую шубку. Затем, повесив ее на место, он вручила мне другую, точно такую же. Я отнес норку в гостиную, где Барретт, придерживая шатавшуюся Зорку, одновременно пытался затянуть пояс вокруг ее красного халатика. Мы натянули на Зорку норковую шубу, застегнули доверху и, поддерживая с двух сторон, препроводили модельершу в прихожую. Мисс Рид стояла там, распахнув настежь входную дверь. Когда мы протискивались мимо, Барретт сказал Белинде:
   — Мне придется проводить их вниз. Если зазвонит телефон, не снимай трубку. Я сейчас вернусь.
   На ступеньках Зорка споткнулась, но мы ее удержали и в лифт затолкали уже без приключений. Барретт нажал на кнопку, и мы спустились на первый этаж. Проведя нас по темному коридору, Барретт отомкнул входную дверь и выпустил нас на улицу.
   — Если хотите, чтобы я помог…
   — Нет, благодарю. Если перезвонят из полиции, советую вам…
   — Иди к черту!
   Дверь захлопнулась, и я остался на тротуаре один со своей добычей. Она повисла у меня на руке и время от времени вскрикивала что-то вроде «гоп!». Я ободряюще потрепал ее по руке и повел по направлению к Гранд-Сентрал; мы не проковыляли и полквартала, как откуда-то вынырнуло такси, и я успел остановить его. Затолкать Зорку в машину оказалось уже только вопросом силы, а не ловкости. Она обмякла на сиденье, так что мне пришлось поддерживать ее, когда такси подпрыгивало, попадая в ямы, или круто заворачивало в сторону Лексингтон-авеню. Теперь Зорка бормотала нечто, напоминающее «тип-топ».
   «Родстер» стоял на том же месте, где я его оставил, словно верный пес, дожидающийся загулявшего хозяина. Таксист оказался понятливым и ловким, и с его помощью я сумел запихнуть Зорку в мою машину без особых усилий. Правда, в последний миг она вдруг стала отбиваться и лягаться, но я проявил твердость и решительно усадил ее на заднее сиденье и захлопнул дверцу. Я расплатился с таксистом, добавив скромные чаевые, а в ответ кроме благодарности удостоился дружеского совета:
   — Когда будешь ее вытаскивать, толкай сзади. Тогда она не сможет тебя укусить, да и до лица когтями не доберется.
   — О'кей. Спасибо большое.
   Я забрался на место водителя, запустил мотор, и мы покатили. Когда я завернул за угол, Зорка явственно произнесла:
   — Грибблзук абгрындл!
   Я отозвался сочувственным «Hvala bogu» и, должно быть, попал в точку, потому что Зорка привалилась к спинке сиденья и затихла. Еще пару раз я раскрывал рот, чтобы напомнить ей, куда мы едем, но ответом меня не удостоили. Впрочем, посмотрев на нее в зеркальце, я понял, что ответа едва ли дождусь. Улицы были почти пустынны, так что до Тридцать пятой я добрался быстро и без помех.
   Остановившись перед нашим домом, я потрогал Зорку за плечо и назвал по имени. Она не ответила, сидя с закрытыми глазами. Я встряхнул ее, потом отпустил, и Зорка безжизненно свалилась в угол, обмякнув, словно тряпичная кукла. Я ущипнул ее за ляжку, но Зорка даже не поморщилась. Я снова потряс ее, уже куда сильнее, но ее голова только беспомощно моталась из стороны в сторону.
   — Дьявольщина! — выругался я. — Нам всего-то десять ярдов осталось до посадки.
   Я выбрался из машины, выволок Зорку наружу, подставил плечо и взвалил ее на себя. Она повисла на мне мертвым грузом, как куль с овсом. Только потяжелее: фунтов сто двадцать, прикинул я. Покачиваясь, я вскарабкался на крыльцо, проковылял к двери и позвонил три раза — два коротких звонка и один длинный. Минуту спустя дверь приоткрылась, насколько позволяла цепочка, и заспанный голос Фрица спросил:
   — Это ты, Арчи?
   — Нет, Микки-Маус! Открывай.
   Дверь распахнулась, и я ввалился в прихожую. Разглядев мою ношу, Фриц отшатнулся со словами:
   — Grand Dieu! Она мертва?
   — Найн, даже не больна. Запри дверь.
   Дверь в кабинет была нараспашку, и я вошел бочком, стараясь, чтобы Зорка не ударилась головой о косяк. Вулф сидел за столом, читая книгу. Увидев меня с грузом, он поморщился, захлопнул книгу, загнув страницу, выпрямился и недовольно потряс головой. Бросив взгляд на кушетку, я убедился, что она по-прежнему завалена картами, которые Вулф расстелил на ней три дня назад, распорядившись, чтобы их никто не трогал, так что я аккуратно опустил Зорку посреди ковра, с хрустом выпрямился, расправил позвоночник, ткнул указующим перстом в бесформенную груду на ковре и величественно провозгласил:
   — Мадам Зорка, сэр.
   Вулф сложил руки на необъятном пузе.
   — Что с ней случилось?
   — С ней-то? Ничего.
   — Ты ее ударил?
   — Нет.
   — Не будь ослом. Ты не стал бы приносить на спине женщину и класть ее прямо на ковер, если бы с ней ничего не случилось. Она без сознания?
   — Не думаю. Насколько я понимаю, она разыгрывает из себя мертвецки пьяную. Но мне кажется, что она притворяется. Я разыскал ее в любовном гнездышке, свитом в мансарде на Мэдисон-авеню. Барретт предоставляет гнездышку мебель, а Белинда Рид обеспечивает любовь. Такие дела. Зорка была там гостьей Белинды. Кстати, Зорка категорически отрицает, что звонила сюда, и отказывалась ехать. Мне пришлось позвонить Кремеру, чтобы надавить на них, и это подействовало. Держу пари, что она внимательно слушает, что мы говорим. Как бы она не задохнулась тут в своей шубейке.
   Я нагнулся, расстегнул норковую шубку и распахнул ее. Вулф встал из-за стола, протопал к Зорке и остановился, хмуро разглядывая ее.
   — Она без чулок.
   — Вы правы.
   — А что это на ней такое? Платье?
   — О, нет. Скорее халат для расслабухи.
   — Ты считаешь, что она притворяется?
   — Уверен.
   — Что ж… — Он повернулся и крикнул: — Фриц!
   Фриц не заставил себя долго ждать.
   — Принеси дюжину кубиков льда, — приказал Вулф.
   Я склонился над пациенткой и пощупал ее пульс, потом приподнял верхнее веко, вгляделся в радужную оболочку глаза и возвестил, что все нормально — опыт можно проводить. Вулф посмотрел на меня и сурово кивнул. Фриц принес чашку с кубиками, и Вулф велел, чтобы он отдал чашку мне. Я взял один кубик и положил на щеку Зорке, но он соскользнул вниз. Я подобрал его и аккуратно положил в ямку у основания шеи, где ему лежалось вполне уютно. Потом я осторожно, но твердо приподнял ее руку, положил еще один кусочек льда в подмышечную впадину, опустил руку и крепко прижал.
   Реакция последовала столь бурная и неожиданная, что я даже опрокинул чашку, и остальные кубики рассыпались по ковру. Зорка вскочила, едва не сбив меня с ног, да и сам Вулф еле успел отпрянуть, не то и его могла бы постичь та же участь. Зорка судорожно дернулась, и злополучный кубик вывалился из-под халата на пол. Она ошалело огляделась но сторонам, высмотрела кресло и плюхнулась в него.
   — Что… что… — забормотала она.
   — Вы неверно вжились в образ, — сказал я. — Нужно было спросить: «Где я?»
   Зорка глухо застонала и обхватила руками голову. Вулф, подождав, пока Фриц собрал все кубики, вернулся к своему креслу и грузно сел. С минуту понаблюдав за Зоркой, он не выдержал и обратился ко мне:
   — И что я, по-твоему, должен с ней делать? — брюзгливо спросил он.
   — Понятия не имею. Вы же хотели ее видеть.
   — Но не в таком виде.
   — Отошлите ее домой, — посоветовал я. И тут же спохватился: — В такси.
   — Мы не можем отослать ее домой. Ее разыскивает полиция, так что у ее двери наверняка выставлен пост, а я должен поговорить с ней первым.
   — Пожалуйста — говорите.
   — Я должен задать ей несколько вопросов. Она в здравом уме?
   — Пожалуй, да. Но я сомневаюсь, чтобы она вам вразумительно ответила — со льдом или без оного.
   Он посмотрел на нее в упор.
   — Мадам Зорка, я Ниро Вулф. Я хотел бы кое-что обсудить с вами. Когда вы были в Югославии в последний раз?
   Не отнимая ладоней от лица, она помотала головой, застонала и пробормотала что-то еще более неразборчивое, чем «грибблзук абгрындл».
   — Послушайте, мадам, — терпеливо продолжил Вулф. Я вам сочувствую, но вопрос у меня очень простой.
   И тут он выпалил пару фраз на непонятном языке, которые, возможно, имели какой-то смысл для Зорки, но никак не для меня. Но Зорка даже ухом не повела.
   — Вы не понимаете по-сербско хорватски? — спросил Вулф.
   — Нет, — буркнула она. — Этот я не понимай.
   Вулф бился с ней целый час. Когда ему втемяшивало, его упорство не уступало его весу. Я исписал почти весь блокнот, но на сотне страничек не набралось бы и строчки полезных сведений. Например, Вулфу так и не удалось выяснить, была ли она хоть раз в Югославии, откуда у нее такое странное имя Зорка, где она появилась на свет, и вообще — появилась ли. Более или менее достоверно удалось установить одно — как-то раз Зорка провела по меньшей мере одну ночь в каком-то парижском отеле. И еще: в тот же самый год с помощью иностранного капитала ей удалось открыть мастерскую в Нью-Йорке на втором этаже отеля «Черчилль». А также несколько мелочей: ее родной язык был не сербско-хорватский, ни с Нийей Тормик, ни с Карлой Лофхен она не дружила, с Перси Ладлоу была знакома лишь шапочно, а уроки фехтования брала для того, чтобы не полнеть. Вот и все. Вулфу, правда, удалось вытянуть из нее признание, что она звонила к нам в контору, но торжествовать ему не пришлось: она не могла вспомнить ни слова из разговора! Ни единого слова!
   В двадцать минут пятого Вулф со вздохом поднялся с кресла и сказал мне:
   — Уложи ее спать в южной комнате, над моей спальней, и запри на ключ.
   Зорка тоже встала, оперлась рукой о край его письменного стола и провозгласила:
   — Я хочу домой.
   — Дома вас ждет полиция. Как я уже вам говорил, я сообщил им о вашем телефонном звонке. Они увезут вас в участок и будут куда настойчивее, чем я. Итак?
   — Хорошо, — простонала она.
   — Спокойной ночи, мадам. Спокойной ночи, Арчи.
   Вулф, тяжело ступая, протопал в прихожую к лифту.
   Тащить Зорку вверх я не собирался, поэтому взбежал по лестнице, зашел в лифт, на котором вознесся Вулф, спустился в прихожую и отвез гостью в южную комнату. Полусонный и недовольный Фриц проверил, застлана ли постель, развесил полотенца, разложил туалетные принадлежности и поставил в вазочку наши фирменные орхидеи — каттлеи из вазы со стола Вулфа. Пусть Зорка не захватила с собой ночную рубашку, тапочки и зубную щетку, но зато могла вдоволь понаслаждаться орхидеями. Фриц отвернул одеяло, и я усадил Зорку на край кровати.
   — Бедненькая, — покачал головой Фриц.
   — Угу, — буркнул я. Потом спросил Зорку: — Может, вам помочь — с шубкой или еще как-нибудь?
   Она помотала головой.
   — Окно открыть?
   Тот же ответ.
   Мы оставили ее и вышли. Я запер дверь снаружи и положил ключ в карман. Когда я, наконец, улегся в собственную постель, было уже без десяти пять и в окно уныло скребся тусклый ноябрьский рассвет.
   В восемь утра, умытый и одетый, но невыспавшийся и злой, я понес Зорке поднос с кофейником. Когда на мой третий и самый громкий звук никто не отозвался, я отомкнул дверь и вошел. Зорки и след простыл. Постель была в том же виде, в каком ее оставил Фриц. Окно с левой стороны, выходящее к пожарной лестнице, было поднято до самого верха.


Глава 12


   Я спустился на этаж ниже, постучался в дверь спальни Вулфа и вошел. Он восседал в постели, подложив под спину три подушки и готовый наброситься на поднос с завтраком, который покоился на холме, покрытом черной шелковой простыней. Апельсиновый сок, яйца au beurre noir[3], два ломтя копченого окорока, мелко нарезанная жареная картошка, горячие золотистые пышки с черникой и кофейник с дымящимся шоколадом — неплохое начало дня, да?
   Увидев меня, Вулф рявкнул:
   — Я еще не поел!
   — Я тоже, — грустно признался я. — И настроение у меня тоже неважное, так что давайте будем терпимее. Я только что относил нашей гостье кофе…
   — Как она?
   — Не знаю.
   — Она спит?
   — Не знаю.
   — Какого дьявола…
   — Я хотел вам сказать, но вы перебили. Как всегда. Прошу больше не перебивать. Она исчезла. Спать даже не ложилась. Она вылезла из окна, спустилась по пожарной лестнице и, судя по всему, выбралась на Тридцать четвертую улицу через проходные дворы, которыми и мы с вами иногда пользуемся. Поскольку она спускалась по пожарной лестнице, она должна была миновать ваше окно, — я указал, — да еще почти на рассвете.
   — Я спал.
   — Я так и подумал. Хотя лелеял надежду, что, когда в доме женщина, которая к тому же может оказаться убийцей, вы не сомкнете глаз, чтобы бдительно…
   — Замолчи.
   Вулф отпил немного апельсинового сока, с полминуты хмуро таращился на меня, потом отпил еще.
   — Позвони мистеру Кремеру. Расскажи все без утайки.
   — Включая путешествие в любовное гнездышко?
   Вулф поморщился.
   — Не пользуйся такими выражениями, когда я еще не успел позавтракать. Расскажешь ему все про мадам Зорку, мистера Барретта и мисс Рид, кроме моей угрозы мистеру Барретту.
   — По поводу боснийских лесов?
   — Эту тему вообще не затрагивай. Если ему потребуется письменное изложение моей беседы с мадам Зоркой, ублажи его — пусть потешится. У него достаточно сил, чтобы выяснить подноготную этих людей и разыскать мадам Зорку. Если он захочет меня видеть, пусть придет в одиннадцать.
   — Но в одиннадцать придет ваша дочь.
   — Тогда перенеси мистера Кремера на двенадцать, если он пожелает. — Вулф допил сок. — Позвони на радио «Севен Сиз» и спроси, нет ли для меня чего. Если нет, то пусть свяжутся со мной немедленно, как что-то получат. И договорись, чтобы в девять я смог позвонить в Лондон и побеседовать с мистером Хичкоком.
   — Напечатать вам…
   — Нет. Кто внизу?
   — Пока никого. Но придут с минуты на минуту.
   — Когда придет Сол, положи конверт в сейф. Я поговорю с ним, как только закончу разговаривать с мистером Хичкоком. Пусть первым поднимется Сол, потом Фред, а последним Орри. Ты уже позавтракал?
   — Вы же сами знаете, что нет, черт возьми.
   — Ах, да. Иди и поешь.
   Я спустился в кухню, позвонил на радио и заказал разговор с Лондоном на девять часов. Потом позавтракал, одновременно читая «Таймс» — раздел, посвященный убийству Ладлоу. Тупица-репортер переврал мою фамилию, да и вообще для газеты, тираж которой начинают печатать в полночь, они дали совершенно устаревшую информацию; в частности, сообщили, что полиция до сих пор разыскивает меня. Как и предсказал Кремер, они уже откопали, что Ладлоу был британским агентом, но ни про Черногорию, ни про боснийские леса или балканских принцесс в газете не было ни слова. На второй полосе «Таймс» поместила набор фотоснимков и небольшую заметку про убийство в Париже, совершенное когда-то с помощью col de mort.
   Когда прибыли Сол, Фред и Орри, я отправил их ждать в гостиную, чтобы не мешали мне работать. После второй чашки кофе и всего, что ей сопутствовало, я почувствовал себя гораздо лучше, а к тому времени, как мне удалось дозвониться до инспектора Кремера и поведать ему нашу душераздирающую историю, я уже вообще весело насвистывал. Поскольку выспаться этой ночью Кремеру удалось примерно так же, как и мне, выслушал он меня не слишком дружелюбно и совершенно рассвирепел, когда узнал, что целых два часа Зорка была у нас в руках, а мы ему даже не позвонили. И уж совсем мне стыдно передать, какие грубые выражения использовал этот достойный человек, услышав, что Зорка улизнула еще до завтрака. Я, как мог, попытался подсластить ему пилюлю, напомнив, сколько свежатинки скормил ему совершенно задарма, но Кремер продолжал кипеть, как чайник. У него самого никаких новостей вроде бы не было или он не хотел со мной делиться, но в двенадцать он обещал заскочить, если сумеет, а тем временем было бы неплохо, чтобы я отпечатал отчеты о встречах с Зоркой и Барреттом, а также о моей поездке на Мэдисон-авеню. Что ж, очень мило с его стороны.
   Впрочем, случилось так, что много печатать мне не пришлось. Разговор с Хичкоком из Лондона состоялся, как и было намечено, в девять утра — я его не слушал. Затем я отправил Сола наверх, в оранжерею, как велел Вулф, хотя перед этим я взял конверт и упрятал его в сейф. Судя по всему, Солу досталось задание не из простых, так как спустился он только четверть часа спустя и спокойно попросил пятьдесят долларов на расходы. Я присвистнул и спросил, кого он собирается подкупить, и Сол ответил — окружного прокурора. Вулф перезвонил из оранжереи и сказал, чтобы я пока попридержал Фреда внизу, а наверх послал Орри. С Орри особых забот не было, поскольку он вернулся, не успев выйти, прошагал ко мне и потребовал:
   — Выдай мне три тысячи долларов трешками.[4]
   — С удовольствием. Мне некогда валять дурака, Орри. Говори, сколько тебе надо.
   — Нисколько, дорогуша.
   — Нисколько?
   — Да, представь себе. И прошу не приставать ко мне с докучливыми расспросами. Я проведу весь день в публичной библиотеке. Будь готов…
   Орри увернулся от блокнота, который я в него швырнул, и, приплясывая, выбрался из кабинета.
   Я вставил в машинку лист бумаги и принялся печатать отчет для Кремера. Поскольку работа меня не слишком занимала, мысли витали где-то в стороне. Я не добрался еще до трети первой страницы, как вдруг сообразил, какая бы вышла потеха, если бы мне удалось разыскать Зорку, не вставая из-за стола. Я подтянул к себе телефон и набрал номер. Мне пришлось ждать довольно долго, прежде чем я услышал голос:
   — Алло-алло-алло!
   Я заговорил уверенно, но ласково:
   — Алло, Белинда?
   — Да. Кто это?
   — Угадай.
   — Я не в состоянии играть в угадайку.
   — Это Арчи. Красавчик-сыщик. Я хочу предупредить…
   — Как ты узнал этот номер? Он не внесен в справочник.
   — Знаю. Как, по-твоему, читать я умею? Вот и прочитал на твоем аппарате, когда звонил с него. Хочу сказать следующее. Во-первых, я считаю, что ты — прелесть, поэтому, если позовешь меня почитать вслух, я приду. Во-вторых, я забыл поблагодарить тебя за выпивку. И в-третьих, хочу предупредить тебя насчет Зорки. За ней охотится около тысячи фараонов, и если ее обнаружат у тебя, то могут быть…
   — Что ты несешь? С какой стати ее здесь обнаружат, если ты сам увез ее?
   — Но ведь она вернулась.
   — Ничего подобного. Где она?
   — Примерно в пять утра она вышла в твою сторону.
   — У меня ее нет.
   — Занятно. Как ты думаешь, что с ней могло случиться?
   — Представления не имею.
   Разговор с громким щелчком оборвался. Ну и ладно. Похоже, Зорка и в самом деле не возвращалась на Мэдисон-авеню. Я напечатал еще три строчки, но в дверь позвонили. Я побрел открывать. На пороге стоял Рудольф Фабер.
   Я согласен, что дом принадлежит Ниро Вулфу, а учтивость прежде всего, но тем не менее пальто свое Фабер повесил сам. Так уж я возлюбил этого субъекта. Я пропустил его вперед в кабинет, чтобы не поворачиваться к нему спиной, и неандерталец уселся в кресло, не дожидаясь приглашения. Еще в прихожей я предупредил, что до одиннадцати мистер Вулф не принимает, но, сев за стол, тем не менее позвонил Вулфу в оранжерею.