- Ну, хорошо, умножаем на шестьдесят. Вы возьметесь за это?
   - Нет, - сказал я.
   - И я нет, - Кремер вынул сигару изо рта. - Конечно, - саркастически усмехнулся он, - когда она сидела здесь, беседуя с вами, положение было другим. Вам льстило, что она получает удовольствие, общаясь с вами. Вы не могли протянуть руку к телефону и позвонить мне, что перед вами исповедуется мошенница, которой ничего не стоит показать пальцем на убийцу, и что нам остается лишь прийти и распутать этот узел. Нет! Вам обязательно нужно было приберечь ее и будущий гонорар для Вулфа!
   - Не будьте наивным, - грубо сказал я.
   - Вам обязательно нужно было пойти наверх и сделать кое-какие прикидки! Вам обязательно нужно было... Что там еще?
   Лейтенант Роуклифф открыл дверь и вошел в комнату. Среди служащих полиции немало таких, которые мне нравились и которыми я восхищался, или таких, к которым я не испытывал теплых чувств и которых переносил с трудом, и только один, которому я собирался когда-нибудь надрать уши. Любому понятно, что я намекаю на Роуклиффа. Лейтенант был высок, строен, красив и неимоверно усерден.
   - Мы закончили, сэр, - важно сказал он. - Все на месте и в полном порядке. Мы были особенно аккуратны с содержимым выдвижных ящиков стола мистера Вулфа и даже...
   - Моего стола! - закричал Вулф.
   - Да, вашего стола, - самодовольно улыбаясь, подтвердил Роуклифф.
   Кровь бросилась Вулфу в лицо.
   - Ее убили там, - резко сказал Кремер. - Вы нашли хоть что-нибудь?
   - Пожалуй, нет, - признался Роуклифф. - Конечно отпечатки пальцев нужно еще проверить и подготовить лабораторный отчет. В каком виде нам оставить кабинет?
   - Опечатайте, а завтра посмотрим. Задержитесь здесь вместе с фотографом. Остальные могут уходить. Скажите только Стеббинсу, чтобы прислал сюда эту женщину, миссис Ирвин.
   - Орвин, сэр.
   - Подождите, - возразил я. - Что опечатайте? Кабинет?
   - Конечно, - ухмыльнулся Роуклифф.
   Я решительно повернулся к Кремеру:
   - Вы не сделаете этого. Мы там работаем и живем. Там, наконец, все наши вещи.
   - Продолжайте лейтенант, - кивнул Кремер Роуклиффу, тот повернулся и вышел.
   Во мне кипел гнев и желание наговорить Кремеру много обидных слов, но я знал, что должен сдержать их. Вне всякого сомнения, это была самая большая пакость, которую Кремер когда-либо сделал нам. Теперь слово было за Вулфом. Я взглянул на него. Он сидел белый от бешенства, и так плотно сжал губы, что их не было видно.
   - Расследование есть расследование, - вызывающим тоном сказал Кремер.
   Вулф произнес ледяным тоном:
   - Ложь. Это не расследование.
   - Это мое расследование - для таких случаев, как этот. Ваш кабинет теперь не просто кабинет. Это место, где было сыграно больше хитрых трюков, чем в любом другом месте Нью-Йорка, Когда в нем, после беседы с Гудвином, убивают женщину, причем у нас нет других свидетельств, кроме его слов, - в таком случае расследование должно начинаться с опечатывания.
   Голова Вулфа подалась на дюйм вперед, и он немного выпятил нижнюю челюсть.
   - Нет, мистер Кремер. Я скажу вам, что это такое. Это злобный выпад тупой душонки и замкнутого, завистливого ума. Это трусливая мстительность уязвленной посредственности. Это жалкие потуги...
   Дверь открылась, чтобы пропустить внутрь миссис Орвин.
   Если миссис Карлайл сопровождал муж, то миссис Орвин сын. Выражение его лица и манеры претерпели, столь заметные изменения, что я с трудом узнал его. Наверху тон и лицо младшего отпрыска Орвинов выражали презрение. Сейчас его глаза, словно отрабатывая сверхурочные, смотрели открыто и сердечно.
   Он перегнулся через стол к Кремеру, протягивая руку:
   - Инспектор Кремер? Я столько слышал о вас! Меня зовут Юджин Орвин. Он посмотрел направо. - Сегодня я уже имел удовольствие встречать мистера Вулфа и мистера Гудвина - раньше, еще до того, как произошло убийство. Это просто ужасно.
   - Да, - согласился Кремер. - Садитесь.
   - Одну минуту. Будет лучше, если я останусь стоять. Я хотел бы сделать заявление от имени моей матери и от своего и надеюсь, что вы позволите мне. Я член коллегии адвокатов. Моя мать чувствует себя неважно. По просьбе ваших людей пришла в кабинет вместе со мной, чтобы опознать тело мисс Браун, и это было ужасным потрясением для нее. Кроме того, нас держат здесь уже больше двух часов.
   Внешность матери подтверждала слова сына. Опираясь головой на руку и закрыв глаза, она, казалось, ничуть не заботилась о впечатлении, которое производила на инспектора.
   - Заявление может быть принято, - сказал Кремер, - если оно имеет отношение к делу.
   - Я так и думал, - одобрительно сказал Джин. - Столько людей имеет совершенно неверное представление о методах работы полиции! Конечно, вам известно, что мисс Браун сегодня пришла сюда как гость моей матери. Поэтому вы можете предположить, будто моя мать знает ее. Но на самом деле это не так.
   - Продолжайте.
   Джин покосился на стенографирующего полицейского.
   - Раз уж мои слова записываются, я бы хотел начать с другого конца.
   - Не возражаю.
   - Вот факты: в январе моя мать была во Флориде. Во Флориде можно столкнуться с кем угодно. Моя мать встретила человека, который назвался Перси Брауном - как он говорил, британским полковником запаса. Позже он представил ей свою сестру Синтию. Моя мать вошла с ними в деловые отношения. Мой отец умер, и поместье, довольно большое, досталось ей. Она ссудила Брауну деньги - совсем немного, ведь это было только начало.
   Голова миссис Орвин дернулась.
   - Речь идет всего о пяти тысячах долларов, и я ничего не обещала ему, утомленно сказала она.
   - Все правильно, мама, - Джин погладил ее по плечу. - Неделю назад она вернулась в Нью-Йорк. Они приехали с ней. Сначала, встретив их в первый раз, я подумал, что имею дело с самозванцами. Они не слишком много распространялись насчет подробностей своей семейной жизни, но от них и от матери я узнал достаточно, чтобы можно было навести справки, и послал запрос в Лондон. Я получил ответ в субботу и подтверждение сегодня утром, и этого было больше чем достаточно, чтобы увериться в своих подозрениях, но слишком мало, чтобы рассказать о них моей матери. Если она составит преувеличенное мнение о ком-нибудь, ее не переубедишь.
   Я ломал голову над тем, что предпринять. Между тем мне пришло в голову, что лучше всего не оставлять их наедине с ней, если это будет в моих силах. Вот почему я отправился сегодня с ними - моя мать состоит членом этого цветочного клуба, я же не принадлежу к любителям цветов...
   Он поднял ладони вверх.
   - Вот то, что привело меня сюда. Моя мать пришла посмотреть на орхидеи и пригласила с собой Брауна с сестрой только потому, что у нее доброе сердце. Но сама она ничего не знала о них.
   Он оперся руками на стол и наклонился к Кремеру.
   - Я намерен быть искренним с вами, инспектор. При данных обстоятельствах я не вижу, какую пользу можно извлечь, если предать огласке тот факт, что эта женщина пришла сюда вместе с моей матерью. Не хочу оставлять никаких сомнений в том, что у нас нет желания уйти от гражданской ответственности. Но каким образом можно помешать тому, чтобы имя моей матери попало в газетные заголовки?
   - Я не отвечаю за газетные заголовки, - сказал Кремер, и не издаю газет. Если они уже разнюхали что-то, я не в состоянии воспрепятствовать им. Но могу заметить, что признателен вам за откровенность. Итак, вы увидели мисс Браун только неделю назад?
   У Кремера было много вопросов к матери и сыну. После того, как он задал половину, Вулф протянул мне клочок бумаги, на котором его рукой было написано:
   "Скажи Фрицу, чтобы он принес нам кофе и сэндвичей. Нам и тем, кто остался в гостиной. И больше никому. Разумеется, не считая Сола и Теодора".
   Я вышел из комнаты, отыскал на кухне Фрица, передал ему записку и вернулся назад.
   В продолжение всей беседы Юджин с готовностью отвечал на вопросы Кремера, и миссис Орвин старалась следовать его примеру, хотя это стоило ей немалых усилий. Они показали, что все время были вместе, что, насколько я знаю, было не так, потому что по меньшей мере дважды во время приема видел их порознь друг от друга. Кремер тоже, поскольку я не сделал из этого тайны.
   Они наговорили еще много другого, в том числе и то, что за время своего пребывания в оранжерее не покидали ее вплоть до того момента, когда спустились сюда с Вулфом; что, пока большинство гостей не ушли, оставались там, потому что миссис Орвин хотела уговорить Вулфа продать ей несколько растений; что полковник один или два раза отлучался куда-то; что после моих слов и реакции полковника Брауна их почти не встревожило отсутствие Синтии; и так далее.
   Перед тем как уйти, Джин еще раз попытался упросить инспектора не впутывать в это дело его мать, и Кремер пообещал ему сделать все возможное.
   Фриц принес Вулфу и мне подносы, и мы принялись за их содержимое. Молчание, которое установилось после ухода Орвинов, сменил звук работающих челюстей, пережевывающих салат.
   Кремер, нахмурившись, смотрел на пас. Потом повернул голову:
   - Леви! Приведи сюда этого полковника Брауна.
   - Да, сэр. Этот человек, о котором вы спрашивали, - Веддер, - здесь.
   - Тогда я приму его первым.
   В оранжерее Малькольм Веддер принес мое внимание тем, как взял в руки горшочек с цветами. Когда он подвинул стул и сел за стол напротив Кремера и меня, я все еще придерживался мнения, что его персона заслуживает более пристального внимания, однако после его ответа на третий вопрос Кремера расслабился и целиком сосредоточился на своих сэндвичах. Веддер был актером и играл в трех пьесах на Бродвее. Без сомнения, этим все объяснялось. Ни один актер не будет держать горшочек с цветами, как большинство нормальных людей, как вы или я. Он должен подчеркнуть свое действие тем или иным способом, и Веддер по совпадению избрал такой, который напомнил мне, как пальцы смыкаются на человеческом горле.
   Сейчас он казался воплощенной в человеческий образ досадой и негодованием.
   - Это бестактность! - сказал он Кремеру; его глаза метали молнии, а хриплый голос был исполнен страстной силы. - Обычная полицейская бестактность! Впутать меня в подобную историю!
   - Да, - сочувственно сказал Кремер. - Этого не случилось бы, будь ваши фотографии во всех газетах. Вы член цветочного клуба?
   Нет, ответил Веддер, он не состоит в клубе. Он заявился сюда вместе со своей приятельницей миссис Бэшем и, когда она покинула прием, чтобы успеть на какое-то свидание, остался посмотреть орхидеи. Они пришли примерно в половине четвертого, и он безотлучно находился в оранжерее до ухода.
   Когда Кремер задал все положенные в таких случаях вопросы и получил на них, как и следовало ожидать, отрицательные ответы, он внезапно спросил:
   - Вы были знакомы с Дорис Хаттен?
   Ведер нахмурился.
   - Дорис Хаттен. Она тоже была...
   - А! - воскликнул Веддер. - Ее тоже задушили! Я вспомнил!
   - Совершенно верно.
   Веддер сжал руки в кулаки, но не убрал их со стола и наклонился вперед.
   - Вы же знаете, - с усилием сказал он, - что нет более отвратительного занятия, чем душить людей, особенно женщин.
   - Вы знали Дорис Хаттен?
   - Отелло, - произнес Веддер глубоким звучным голосом. Он поднял глаза на Кремера, и его голос тоже возвысился. - Нет, не знал, лишь читал о ней. Его всего передернуло, и он резко поднялся со стула. - Я приходил только за тем, чтобы посмотреть на орхидеи.
   Веддер провел рукой по волосам, повернулся и пошел к двери.
   Леви посмотрел на Кремера удивленными глазами, но тот покачал головой.
   Следующим привели Билла Мак-Наба, издателя "Газетт".
   - Мне трудно передать вам, как я сожалею об этом, мистер Вулф, - сказал он с подавленным видом.
   - Не стоит, - пробурчал Вулф.
   - Какой ужас! Мне и в страшном сне не могло привидеться ничего подобного. Манхэттенский Цветочный Клуб! Конечно, она не записана в клуб, но тем хуже для нас. - Мак-Наб повернулся к Кремеру. - Во всем виноват я.
   - Да, это была моя идея. Я упросил мистера Вулфа устроить прием. Он позволил мне разослать приглашения. И я уже поздравлял себя с небывалым успехом. Но чтобы такое!.. Что мне делать?
   - Присядьте на минуту, - пригласил его Кремер.
   Мак-Наб по крайней мере внес разнообразие в детали. Он признал, что трижды во время приема покидал оранжерею: один раз сопровождал уходящих гостей и еще дважды спускался в прихожую - проверить, кто уже пришел, а кто еще нет. В остальном он повторил то, что нам уже было известно. После этого нам показалось не только бессмысленным, но и глупым тратить время на оставшихся семь или восемь человек только потому, что они уходили последними. Кроме того, с технической точки зрения это было для меня слишком непривычным. Мне никогда не доводилось видеть здесь столько людей сразу.
   Любому полицейскому известно, что вопросы, которые он собирается задать, должны иметь своей целью выяснить три вещи: мотивы, средства и возможность. В нашем случае в вопросах не было нужды, ибо ответы на них нам были уже известны. Мотивы: убедившись, что Синтия узнала его, неизвестный последовал за ней вниз, увидел, как она входила в кабинет Вулфа, предположил, что Синтия сделала это именно с теми намерениями, какими они и в самом деле оказались - ведь она действительно собралась рассказать все Вулфу, и решил воспрепятствовать им самым надежным и быстрым способом, который знал. Средства: ими мог быть любой кусок материи, даже носовой платок. Возможность: он находился здесь - как и все, кто был занесен в список Сола.
   Итак, если вы хотите узнать, кто задушил Синтию Браун, первым делом вам нужно выяснить кто задушил Дорис Хаттен.
   Как только Билл Мак-Наб ушел, привели полковника Брауна. Он был слишком скован, но тем не менее держал себя в руках. Его ни за что нельзя было принять за самоуверенного человека, я и не сделал этого. Когда полковник сел, он поднял на Кремера свои пронзительные серые глаза и не отводил их в течение всего разговора. На Вулфа и на меня не обращал внимания. Сказал, что его зовут полковником Брауном, и Кремер спросил, в какой армии его так зовут.
   - Я полагаю, - произнес Браун ровным и холодным тоном, - что мы сэкономим время, если я сначала изложу свою позицию: я дам откровенные и исчерпывающие ответы на вопросы, которые касаются того, что я видел, слышал или делал с того момента, когда приехал на прием. С ответами на любые другие вопросы придется подождать, пока я не поговорю со своим адвокатом.
   Кремер кивнул.
   - Я ожидал этого. Вообще мне наплевать на то, что вы видели или слышали во время приема. Мы еще вернемся к этому. Я хочу сообщить нам кое-что. Как видите, я даже не спешу узнать, почему вы пытались вырваться отсюда еще до нашего появления.
   - Я только хотел позвонить...
   - Забудем это. Что касается полученных нами сведений, то, думаю, дело обстоит таким образом: женщина, которая назвала себя Синтией Браун и которую здесь сегодня убили, вовсе не приходится вам сестрой. Вы встретили ее во Флориде что-то около шести или восьми недель назад. Она стала соучастницей в операции, объектом которой была миссис Орвин, и потому вы представили ее миссис Орвин как вашу сестру. Вы приехали с миссис Орвин в Нью-Йорк неделю назад, операция шла полным ходом. На мой взгляд, это может быть исходной посылкой. Все остальное меня не интересует. Я занимаюсь расследованием убийства.
   - Для меня, - продолжал Кремер, - эта посылка состоит в том, что в течение некоторого времени вы были связаны с мисс Браун участием в некой тайной операции. Должно быть, между вами прошла не одна частная беседа. Вы представляли ее как свою сестру, каковой мисс Браун в действительности не являлась, и в конце концов она была убита. Только по одной этой причине мы могли бы испортить вам много крови. Но сначала я хочу дать вам шанс, добавил Кремер. - В течение двух месяцев вы находились в близких отношениях с Синтией Браун. Наверняка она говорила вам, что ее подруга по имени Дорис Хаттен была убита - ее задушили в октябре пришлого года. Мисс Браун располагала об убийце сведениями, которые предпочитала держать при себе. Если бы она не открыла их, то осталась бы жива. Она должна была поведать вам об этом. Теперь я хочу, чтобы вы рассказали все нам. Тогда мы сможем арестовать его за преступление, которое он совершил сегодня, и это благоприятно отразится на вашей судьбе. Ну?
   Браун поджал губы. Потом снова разжал их и поднес руку к лицу, чтобы потереть щеку.
   - Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь вам.
   - Вы думаете, я поверю, будто в течение всех этих недель она никогда не заговаривала об убийстве своей подруги Дорис Хаттен?
   - Сожалею, но мне нечего сказать. - Голос Брауна был твердым и решительным.
   Кремер пожал плечами:
   - О'кей. Вернемся к сегодняшнему приему. Вы помните тот момент, когда что-то в облике Синтии Браун - какое-то непроизвольное движение или выражение лица - заставили миссис Орвин поинтересоваться, что с ней случилось?
   На лбу Брауна появилась складка.
   - Мне очень жаль. Я не припоминаю ничего подобного.
   - Прошу вас припомнить. Напрягите как следует память.
   Молчание. Браун снова поджал губы, и складка на его лбу обозначилась еще отчетливее. Наконец он сказал:
   - Возможно, в тот момент меня рядом с ней не было. Мы не могли беспрерывно толкаться в проходе среди такого количества людей.
   - Но вы помните, когда она попросила извинения за то, что плохо чувствует себя?
   - Да, конечно.
   - Так вот, то, о чем я вас спрашиваю, произошло незадолго до этого. Она обменялась взглядом с каким-то мужчиной, и ее реакция на это событие заставила миссис Орвин спросить, что произошло. Меня интересует именно этот обмен взглядами.
   - Я не заметил его.
   Кремер с такой силой опустил кулак на стол, что наши подносы подпрыгнули.
   - Леви! Выведи его и скажи Стеббинсу - пусть отправит его вниз и запрет. Это важный свидетель. Возьми еще людей и займись им - у него где-то уже есть судимость. Мы должны раскопать ее.
   Когда дверь за ними закрылась, Кремер повернулся и сказал:
   - Собирайся, Мерфи. Мы уходим.
   В комнату снова вошел Леви, и Кремер обратился к нему:
   - Мы уходим. Скажи Стеббинсу, что одного человека перед домом достаточно... Нет. Я скажу ему...
   - Там еще один, сэр. Его зовут Николсон Морли. Он психиатр.
   - Пусть входит. Это начинает походить на шутку.
   Кремер посмотрел на Вулфа. Вулф выдержал его взгляд.
   - Недавно вы говорили, - отрывисто сказал Кремер, - что вам в голову пришла какая-то мысль.
   - Да что вы? - холодно отпарировал Вулф.
   Их глаза встретились. Потом Кремер отвел свои в сторону и повернулся, чтобы уйти. Я подавил в себе желание столкнуть их лбами. Сейчас они оба были похожи на детей. Если у Вулфа и в самом деле появилась какая-то мысль, он должен был понять, что ради нее Кремер - невиданная вещь! - готов отказаться от намерения опечатать кабинет. И Кремер знал, что мог бы пойти на мировую, не теряя при этом ничего. Но они оба были слишком мнительны и упрямы, чтобы проявить хоть каплю здравого смысла.
   Кремер уже обогнул стол, когда в комнату снова вошел Леви и сказал:
   - Этот тип Морли настаивает на разговоре с вами. Он говорит, что это жизненно важно.
   Кремер остановился и раздраженно бросил;
   - Он, что, спятил?
   - Не знаю, сэр. Может быть.
   - Ладно, приведите его.
   Теперь у меня было время как следует разглядеть мужчину средних лет с пышной черноволосой шевелюрой. Его бегающие глаза были такими же черными, как и волосы.
   Кремер нетерпеливо кивнул.
   - Вы хотите что-то сказать, доктор Морли?
   - Да. И это очень важно.
   - Мы слушаем вас.
   Морли поудобнее устроился на стуле.
   - Во-первых, мне известно, что вами не было произведено ни одного ареста. Верно?
   - Да, если вы имеете в виду арест с обвинением в убийстве.
   - Подозревая кого-нибудь, вы располагаете доказательствами или не имеете их?
   - Если вы хотите знать, готов ли я назвать убийцу, то нет. А вы?
   - Мне кажется, я могу сделать это.
   У Кремера отвалился подбородок.
   - Что? Вы можете сказать мне?..
   Доктор Морли улыбнулся.
   - Не так быстро. Предложение, которое я должен сделать, может иметь силу только при некоторых допущениях. - Он загнул указательным пальцем правой руки мизинец на левой. - Первое: у вас нет никаких соображений относительно того, кто совершил преступление. По всей видимости, дело обстоит именно так. - Он загнул другой палец. - Второе: это необычное преступление и потому требует необычных методов расследования. - Он загнул еще один палец. - Третье: нам не известно ничего такого, что могло бы опровергнуть предположение, что эту девушку убил тот же человек, который задушил Дорис Хаттен... Я могу исходить из подобных допущений?
   - Попробуйте. Но зачем вам это нужно?
   Морли покачал головой.
   - Мне это не нужно. Если позволите, я сделаю вам предложение. Я хочу заверить вас, что питаю самое искреннее уважение к работе полиции, но только до определенной степени. Если бы человек, который убил Дорис Хаттен, был уязвим для обычных полицейских методов и средств расследования, его почти наверняка уже арестовали бы. Но этого не случилось. Вы потерпели неудачу. Почему? Да потому, что он недоступен для ваших методов. Потому что ваше расследование побудительных мотивов преступления ограничивается рамками заранее составленных схем. - Черные глаза Морли горели. - Вы не специалист, поэтому я не стану прибегать к узконаучным терминам. Наиболее распространенными причинами поступков той или иной личности являются побуждения самой личности, которые в чистом виде не подаются сколько-нибудь объективным исследованиям. Если личность искажена и подвержена проявлениям какого-либо психоза, то и побуждения ее носят такой же характер. Как психиатра меня очень интересовали газетные сообщения об убийстве Дорис Хаттен, особенно подробности относительно того, что ее задушили собственным же шарфом. Когда ваши старания разыскать преступника потерпели провал, я охотно помог бы расследованию, но в тот момент я был так же беспомощен, как и вы.
   - Ближе к делу, - пробормотал Кремер.
   - Да. - Морли поставил локти на стол и сцепил пальцы. - Теперь о нашем случае. Как следует из тех допущений, с которых я начал, предположение, что это был тот же самый человек, хоть и нуждается в подтверждении, выглядит вполне правдоподобным. Если так, то нет больше необходимости разыскивать его среди тысяч и миллионов, достаточно всего сотни или сколько их там, и я готов предложить свои услуги. - Его черные глаза сверкнули. - Я полагаю, что для психиатра это редкая возможность. Нет ничего более увлекательного, чем психоз, выливающийся в убийство. Все, что вы должны сделать, - привести их ко мне в кабинет, одного за другим...
   - Одну минуту, - вставил Кремер. - Вы предлагаете нам доставить к вам в кабинет всех, кто был здесь сегодня?
   - Нет, не всех, только мужчин. Когда я закончу, я, может быть, не буду располагать тем, что возможно использовать как доказательство, зато вероятность того, что я смогу сказать вам, кто убийца...
   - Простите, - сказал Кремер. Он встал. - Простите, что прерываю вас, доктор, но я должен ехать. - Он подошел к двери. - Боюсь, что ваше предположение не подтвердится... Я дам вам знать...
   Он вышел, а с ним Леви и Мерфи.
   Доктор Морли повернул голову, чтобы проводить их взглядом; потом встал сам и удалился, не произнеся ни слова.
   - Без двадцати десять, - объявил я.
   Вулф пробормотал:
   - Сходи, взгляни на дверь в кабинет.
   - Я только что оттуда. Она опечатана. Злобный выпад завистливой посредственности. Но это не самая плохая комната из тех, в которых можно сидеть, - сказал я с лучезарной улыбкой.
   - Пф! Я хочу спросить тебя кое о чем.
   - Пожалуйста.
   - Я хочу знать твое мнение об этом. Допустим, что мы принимаем без всяких оговорок ту историю, которую рассказала тебе мисс Браун. Допустим, что человек - тот, которого она опознала, - догадавшись об этом, последовал за ней вниз и увидел, как она вошла в кабинет; что он заподозрил, будто она собирается посоветоваться со мной; что ему пришлось немного отложить встречу с ней в кабинете, поскольку там был ты, или по какой-то другой причине; что он видел, как ты вышел и поднялся наверх; что он воспользовался возможностью проникнуть в кабинет незамеченным, застал ее одну, совершил убийство, вышел незамеченным и вернулся наверх.
   - Я думаю, что так и было.
   - Очень хорошо. В таком случае в нашем распоряжении оказываются важные указания на его характер. Рассмотрим их. Он убил ее и снова вернулся наверх, зная, что мисс Браун провела некоторое время в кабинете, беседуя с тобой. Ему хотелось знать, что она сказала тебе. Его особенно интересовал вопрос, сказала ли она тебе о нем, и если сказала, то как много. Назвала или описала его нынешнюю внешность или нет? Без ответа на этот вопрос мог ли человек с таким характером, какой я обрисовал, покинуть здание? Или он предпочел оставаться здесь до тех пор, пока тело не будет найдено, и увидеть, что ты будешь делать? И я, конечно, тоже, после того, как ты поделился информацией со мной, и полиция?
   - Да. - Я пожевал губами. Последовало долгое молчание. - Это то, до чего додумались вы. Со своей стороны я мог бы высказать догадку.
   - Я предпочитаю догадкам расчет. Для этого нам необходима отправная точка. И она у нас есть. Мы знаем, как развивались события, и немного представляем себе характер убийцы.
   - О'кей, - уступил я, - расчет так расчет. Мне сдается, что преступник должен был оставаться здесь до того момента, когда тело найдут, и если это так, тогда он один из тех, кого допрашивал Кремер. Вам пришла в голову именно такая мысль, не так ли?