Стеблфорд Брайан. Врата рая

   - Зи, - заметил я, - у тебя искажено чувство очередности. Ты в самом деле полагаешь, что любое из этих дел нужно теперь?
   - Конечно. Ведь это дела.
   - Это - утиль, - возразил я. - Грязь из какого-то куска скалы. Бросовая жизненная система. Эволюционная абэвэгэдейка, азбука. Жизненные мешки химикатов. Уверен, их нуклеиновые кислоты плещутся в своих микроскопических клетках. У них свои мутации и свои вирусы, и все другие скверные маленькие неприятности, которые наследует плоть, но все это потерянное время. Никого это не волнует. Если такая жизненная система была бы размазана Новой, никто бы не проронил и слезы. Это упражнение для развития пальцев, Зи... оно позволяет нам практиковаться перед настоящей работой, отшлифовать нашу технику и заострить ум. Но оно ничего не предлагает... оно даже не угрожает нам, даже если какой-то вирус будет способен напасть на нее. Забудь это!
   Он вежливо выслушал меня, затем поднял трубку телефона.
   - Вызываю Тома Торпа, - произнес он. - Он сумеет разобраться в моей дряни прежде чем нас заберут. Я полагаю они возьмут нас?
   Я кивнул, но не ответил на его вопрос. Лишь прислушивался как он извинялся перед Томом за то, что беспокоит его в праздник, и просит уделить ему время и спуститься в лабораторию. Том согласился, отлично. Как и все, включая меня, он был помешан на своей работе. Сообразительность существенная черта характера тех, кто смог получить направление в лаборатории Сула, что само по себе означало близость к вершинам профессии. Хотя вырвать человека из гравитации Земли и доставить его к Марсу было не просто, однако ни у кого не вызывало сомнения, что это следовало делать.
   Зено был, конечно, прав, но я все еще хотел урвать немного времени, чтобы тщательно обдумать все. Это была одна из тех вещей, о которых мы все мечтали... кроме, конечно, того случая, когда нас мучили кошмары.
   - Ли, - мягко произнес Зено (мое имя Лиандр - Ли точно так же сокращается как и Зи), - ты ведь не знаешь, нашли ли они обитаемый мир... или нашли ли они вообще мир. Мы только знаем, что "Ариадна", находясь в гиперпространственном переходе, обратилась за помощью. Там могла возникнуть своя собственная проблема, никак не связанная с открытием новой планеты.
   - И поэтому они нуждаются в психологе и двух генетиках, специализирующихся на чужеродных жизненных системах?
   - Кто знает? - спросил он.
   - Уверен, - ответил я. - Корабль был захвачен лягушкоподобными чудовищами - монстрами, напоминающими лягушек даже больше, чем ты. Или длительное облучение космическими лучами породило некую безобразную жизненную форму в инкубаторной фабрике, которая начала питаться свежим мясом полноправных членов экипажа. Тогда снова...
   - Тогда снова, - уступил Зено, - они могли найти новый мир с жизненной системой, немного жутковатой. Их собственные биологи не могут с ней справиться, поэтому они и отсутствовали триста пятьдесят лет. Я согласен... бритва Оккама отсекла твою версию. Теперь есть большая работа для двоих.
   Том Торп пришел в лабораторию и подозрительно осмотрел нас.
   - Привет, Зено, - поздоровался он. - И ты, Ли, здесь? Куда ты исчез прошлой ночью?
   Это был главный из десятка вопросов, смущавших меня.
   - Ну... ты знаешь, - сказал я, надеясь, что он не знал. Тридцать шесть часов и меня здесь не будет, и никому до этого не будет дела.
   - Иногда, - заметил Том, - у меня появляется чувство, что ты антиобщественный элемент. Ну, в чем дело?
   Я весьма пространно рассказал ему, что случилось. Так, чтобы он забыл эту небольшую прелюдию к нашей беседе. С помощью Тома мы начали разрабатывать план изменения работы, которую мы сделали для кого-то. Мы кое-что сделали в биохимии, психологии и совсем немного в патологии. Все дело в изменившихся определениях. Как объяснил Зено, еще оставалась немалая работенка. Если бы направление, в котором мы работали до этого, не было потеряно - продолжали бы мы разрабатывать наши линии или нет - у нас было бы до черта написано. Мне надоело записывать и я отставил диктофон. Запись никогда не была моей сильной стороной.
   После полудня я попытался получить разъяснения для того, чтобы послать телеграмму матери, но моя просьба была отвергнута. Они называли это "информационным временным контролем", но на самом деле под этим подразумевалась цензура. Космическое Агентство очень чувствительно к подобным вещам. Они всегда говорят Советы, но никогда свободная пресса. Марсианская база является независимым политическим районом во всем, кроме имени, и не означает республику. Нет даже тени демократии. Для этого, конечно, существовали причины. Они всегда находятся. Я урвал время, чтобы написать матери письмо. Некоторые части его, вероятно, будут вычеркнуты и предстоит "неизбежная" задержка в передаче, но достаточно будет ей дать знать, что я переезжаю и не нужно беспокоиться, если она долго обо мне не услышит.
   Ей это не понравится. Как-то, в течение последних лет, она убедила себя, что Сул неподалеку, за углом, и мы иногда смотрели друг на друга по телику. Она не воспринимала вещи такого рода, как прыжок через гиперпространство, и кто может ее в этом обвинить? Это было нелегко даже для нее... моего отца убили, когда мне было три года, и в течение пятнадцати лет я был ее единственным компаньоном. Потерять меня в космосе было бы достаточно скверно. Потерять же в гиперпространстве было несколько лучше, чем получить известие о моей смерти.
   Я подготовил длинное письмо и пообещал, что каждый ГПП-корабль, который вернется с нового маршрута, будет доставлять от меня весточки. Она была приучена постепенно к моему отсутствию... первой был университет, затем назначение в Америку, затем Сул. Хотел бы я знать, приземлюсь ли когда-либо на Землю и доживет ли она, чтобы увидеть день, когда я это сделаю. Это была невольная мысль, ввергшая меня в ту разновидность одиночества, которую я совершенно не мог переносить.
   Я всегда ел в своей комнате, или в лаборатории. Я не переносил общую комнату, даже если и знал, что в меню есть что-то особенное. Поглощая привычный рацион из синтетической пищи, я продолжал обдумывать свое положение. Большое Приключение скрывалось в засаде на несколько часов в будущем, и я не хотел, чтобы кто-либо еще спрашивал, где я был в течение критического часа. Кто-то, полагал я, должен знать, но мне не хотелось встречаться с тем, кто мог бы заинтересоваться состоянием моей психики.
   Когда я наконец отправился спать, заснуть не представляло особой трудности, и если я спал, грезы милосердно обошли меня.
   3
   Следующий день был длинным и утомительным, каким только может быть дело приведения в порядок нашей работы. Когда мы раскрутили все это, я отбросил пустяковые ссоры с Зено для того, чтобы сбросить свое раздражение и решил, что настало время замкнуться и изолировать себя.
   Я выбрал один из валов ступицы, и карабкался по ступенькам на верхние палубы до тех пор, пока позволяла идти лестница. Я двигался по направлению к ступице станции и, по мере того, как я шел, гравитация уменьшалась в соответствии с изменением угловой скорости. Мне всегда нравилось это чувство постепенного уменьшения веса, когда ощущаешь легкое расслабление. Уменьшение бремени тела всегда разгружает мозг.
   Перемещение из кружащейся станции в "неподвижную" ось дало мне чувство небольшого головокружения и мне пришлось присесть, чтобы сделать паузу у главного входа. Потому что в оси сила гравитации была равна нулю и этого оказалось достаточно, чтобы заставлять думать где верх, а где низ. Но в своих мысленных представлениях я всегда видел дверные створки "внизу", а башню наблюдения "сверху". С того места вы могли бы увидеть небо с обнаженными звездами. И созерцая ужасную, засыпанную песком звезд вечность, вы должны думать о себе как о глядящем _в_в_е_р_х_, только потому, что _в_е_р_х_, метафорически, означает прямой путь к небесам.
   Ребята в астрономическом отделе принялись за работу. Ведь по нашему календарю, имитирующему земной, уже второе января и праздник закончился. Они не обращали на меня внимания. Сами они не использовали для наблюдения смотровую площадку: астрономия и простое разглядывание звезд - две большие разницы, уверяли они меня.
   Я подплыл к поручню и закрепился у него так, что смог смотреть на созвездие Стрельца, где центр Галактики скрывался за завесой межзвездной пыли.
   Конфигурация ярких звезд, которую еще древние назвали Кентавром-Стрельцом, терялась в море звездной пены, чей свет ослеплял глаза и будоражил воображение. Этот свет нужно уметь использовать некоторые находят его слишком сильным, чтобы переносить безболезненно. По всему видно, что только половина персонала станции бывала здесь хотя бы раз, а остальные за пять лет службы ни разу не взглянули на обнаженные звезды. Некоторые утверждали, что вид звезд пробуждает у них чувство, словно они стоят перед Господом; другие, что они такие крохотные, словно песчинки. Они вынуждены были подавлять подобные чувства, специфические и многосоставные. Для меня сенсацией было все, что не переходило в разряд благоговейного молчания. Это был уникальный опыт сам по себе, поскольку он не нуждался в сравнении с каким-либо видом трансцендентальной бессмыслицы.
   По перилам полз крохотный паук, совершенно не обращавший внимания на грандиозное зрелище за стеной, хотя у него было достаточно глаз, чтобы видеть. Конечно, это земной паук. Главная задача станции состояла в изучении чужеродной биологии, но мы не позволяли образцам свободно разгуливать. Возможность занесения опасного заболевания запрещала подобное безрассудство, за исключением самого Зено, проведшего на Каликосе долгий срок карантина. Во всяком случае, лишь Земля и Каликос имели жизненные системы достаточно развитые, чтобы произвести организмы столь развитые, стоящие так высоко по эволюционной шкале, как пауки.
   Я сдул паука с его высокого насеста, зная, что он может поплыть, вращая невидимую нитку серебра до тех пор, пока не ухватится за что-то твердое. Было похоже, что он имел большой опыт в обращении с невесомостью. Он мог расти здесь сотни поколений. Я заинтересовался, какие изменения могли произойти на биохимическом уровне в результате естественного отбора, опирающегося на приоритет невесомости. Следует ли мне ловить его, чтобы подготовиться к длительному изучению? Затем я вспомнил, что у меня нет времени, и отметил про себя, что нужно записать свои соображения на диктофон. Прийти, чтобы тщательно все обдумать: пауки предполагали мух некоторые особи могут питаться кусочками человеческой кожи и другими осколками, собранными здесь в изобилии. Может быть, подумал я, здесь, при нулевой силе тяжести, есть полноценная экосистема.
   Я взглянул на сверкающую панораму, заинтересованный, где же может находиться звезда, вокруг которой обращается Земля-III. Она была бы видимой звездой, пришел я к выводу, если только это спектральный класс Ж и расстояние не более двести световых лет. Но среди множества подобных светил она может быть невыразительной.
   Все звезды, которые были видны с орбиты Марса, могли быть достигнуты через гиперпространство, но мы управлялись лишь с их пригоршней. Остальные манили нас светом, покинувшим их сотни и тысячи лет назад, но в гиперпространстве они не были видны. Все прыжки в гиперпространство, за исключением тех, что были освоены людьми, были прыжками во Тьму; и темнота, в согласии с исчислением вероятности, существовала всегда при подобных прыжках. Наши ГПП-корабли прыгали к звездам настолько отдаленным, что с Земли их не было видно, и даже в межгалактическую бездну за нашим спиральным рукавом, зная, что мы могли попасть домой снова через обратный гиперпространственный прыжок к орбите Марса. Не найдя другой звездной системы в прыжках наугад, они прыгали вновь и вновь, чтобы вынырнуть в пределах нескольких миллионов километров от чужой звезды, что было гораздо труднее, чем попытаться отыскать полдюжины иголок в стоге сена.
   МОЖЕТ БЫТЬ ГОСПОДЬ, думал я, ПЫТАЕТСЯ СКАЗАТЬ НАМ ЧТО-ТО, ИЛИ МОЖЕТ ЕМУ НЕ НРАВИТСЯ ДАВАТЬ ПОДОБНЫЕ ДАРЫ БЕЗ УСИЛИЙ С НАШЕЙ СТОРОНЫ.
   На любого человека иногда накатываются приступы философствования. Даже на меня.
   4
   Челнок, доставивший Джесона Хармалла и Ангелину Хесс с марсианской базы, пришвартовался ранним вечером за четыре часа до обусловленного с "Земным Духом" срока. До нас уже дошел слух, что они прибыли для совещания с Шуманом, и мы ждали в лаборатории вызова, который, как было понятно, должен последовать. Долго ждать его не пришлось.
   Хармалл был высоким мужчиной - почти таким же, как и Зено - но очень стройным; пальцы у него были длинными и изящными, челюсть продолговатая и зауженная. Он был блондином с голубыми глазами. Ангелина Хесс в противовес ему была много проще, с серьезными темно-серыми глазами и каштановыми волосами. Обоим им было около сорока, что делало меня, я полагаю, частично ребенком (Зено, если перевести его возраст в наше исчисление, стукнуло пятьдесят).
   Человек из космического агентства, демонстрируя превосходную способность не видеть очевидного, вежливо поинтересовался сколько мне лет. Я объяснил, что сделал так много в своей жизни, что мой возраст не имеет никакого значения. Он продолжал делать такие же пошлые (и немного оскорбительные) замечания Зено и относительно своего собственного положения на Суле. Я старался не обращать на них внимания и был рад, когда мы смогли перейти к делу.
   Благодаря Шуману у нас был настоящий конференц-стол; кроме него открытый стенной экран, указывавший, что в нашем распоряжении небольшой проектор для демонстрации кинопленки и слайдов. "Земной Дух", очевидно, был занят передачей на узком луче информации марсианской базе.
   - Мне бы хотелось, чтобы вы поняли, - пояснял Хармалл нам с Зено, что эта работа только для добровольцев. Если в какой-то момент вы захотите отказаться, просто скажите и вы вернетесь. Еще хочу вам сказать, что вся информация находится под жестким контролем и я должен просить вас не распространяться об этом... это всего лишь формальность. Нужно еще сказать, что работа связана с опасностью. Мне бы хотелось знать, готовы ли вы взяться за нее, доктор Каретта?
   - Да, - согласился я без колебаний. Легко быть смелым, когда идет абстрактный разговор.
   Он только глянул на Зено, который спокойно кивнул.
   - Хорошо, буду краток. Капитан д'Орсей, последняя с "Ариадны", прибудет на "Земном Духе" и она сможет подробно рассказать вам всю историю в деталях. "Ариадна" была нацелена в созвездие, отстоящее на 150-140 световых лет в направлении ядра Галактики. В созвездии было порядка сорока звезд и более половины из них относятся к спектральному классу Ж. Достигнув места назначения, она сделала перелет к еще двум звездам, чтобы осмотреть их на предмет обнаружения земноподобной планеты, но ничего кроме пустоты не обнаружила.
   "Ариадна", как вы знаете, корабль-колония, несущая три экипажа с остановленными жизненными циклами. Офицеры периодически просыпались, чтобы осуществлять проверки систем и оценивать поступившую информацию.
   В одном из созвездий она попала точно в точку - по всему было видно, что, по крайней мере, десять звезд имеют планетные системы, которые смогут поддерживать жизнь. И "Ариадна" направилась прямо для тщательного исследования и нахождения _э_т_о_й_.
   Шуман приглушил свет и Хармалл слегка нажал кнопку на экране одним из своих длинных пальцев. Это был слайд, не видеозапись, но он был таким же отчетливым, как и в действительности.
   Земля из космоса выглядит голубой с участками белых полос. Континенты никогда не были различимыми достаточно четко и всегда были смазанными... испещренными и грязными... по сравнению с гладким, ярким океаном. Э_т_о_т_ мир в отличие был больше бело-зеленым. Облака могли быть и земными, белыми и обширными. _Д_р_у_г_о_й_ "земноподобный" мир не имел облаков похожих на эти. У них даже атмосфера, обновляемая растениями. Поверхность под облаками, если она действительно твердая, была повсеместно зеленой. Если же там была вода, она, по всей видимости, была наваристым супом из фотосинтезирующих водорослей.
   Краем глаза я глянул на Ангелину Хесс. Она разглядывала меня. Ясное дело, она тоже увидела брошенный украдкой взгляд.
   - Это простая разновидность нашего собственного мира, - продолжал Хармалл. - По всей видимости, хотя этот и более устойчивый. Меньше осевой наклон, немного меньше и с более коротким днем. Одна луна, но много меньше нашей собственной... меньше влияние приливов и отливов. Слабые признаки тектонической активности и нет заметного вулканизма. Гор не много; моря мелкие, вместе с огромными мелководными болотами покрывают почти половину поверхности планеты. То, что мы с вами называем твердой поверхностью, занимает всего лишь семь процентов всей площади, если не считать островков посреди топей, которых - легион. Пустынь нет, но полярные ледяные поля, скрыты здесь, под облачным покровом. Имя, данное этому миру дежурным экипажем - Наксос.
   - Почему? - заинтересовался я.
   - Наксос, - пояснил Хармалл, - был островом, где Тезей оставил Ариадну, и с которого она была спасена Дионисием, поместившим ее среди звезд.
   Я не был убежден в правильности этого, но спрашивать мне было неудобно.
   - Был оживлен один экипаж, - продолжал блондин. - Капитан д'Орсей, в соответствии с планом, произвела посадку технического персонала на поверхность. Они установили резиновый купол, придерживаясь правила создания стерильной среды проживания. Купол был полностью герметичен, с промежуточным пространством между двумя оболочками, двойным шлюзом и обычными приспособлениями для слива вниз. Никто не выходил наружу без стерильного костюма. Эта наземная команда состояла из двадцати человек. Тридцать резервных ожидали на борту корабля. Шестеро из двадцати были аналитиками экосистемы, но, как вы можете представить, у них не было возможности для экспериментирования, это рутина нашего времени. Дело в том, что их оснащение было не приспособлено для таких работ в полевых условиях.
   Все предварительные результаты предполагали, что планета была обитаема и безопасна. Одной из очевидных угроз было кислородное отравление: удельное давление кислорода в атмосфере на уровне поверхности немного больше на Наксосе, чем на Земле. Они не обнаружили явного признака биологической угрозы. Удалось определить, что основой жизненной системы была нуклеиновая кислота, обычная ДНК, и биохимическая клетка была приемлемым аналогом нашей собственной. Они работали, конечно, главным образом с установленными особями, и проводили свою работу со всеми обусловленными предосторожностями... по крайней мере мы полагаем, что так было. Однако, если иметь в виду то, что случилось, должны появиться некоторые сомнения. Возможно, они стали небрежны, когда не было обнаружено ничего опасного.
   Он выждал и снова начал тыкать кнопку под экраном. Зеленый мир исчез, уступив место серии видов запечатлевших поверхность планеты. Все стихли. Мгновенная смена слайдов и увеличение изображения перемежевались. Виды деревьев, одиночных цветущих растений, ровная поверхность, поросшая высокой травой. Водоемы и ручьи, заросшие густой растительностью или стелющимися плантациями сорной травы. Насекомые занимали внушительную популяцию, от маленьких округлых жуков до крупных стрекоз, за которыми выпрыгивали химероподобные бестии... Несколько созданий несли свои скелеты снаружи, вместо того, чтобы иметь их внутри, но ни одно не больше моей руки. Главная особенность - мягкая и влажная кожа, вряд ли они оскорбились, если бы вы назвали бы их лягушками.
   В чередовании кадров было несколько моментов, когда мне хотелось остановить демонстрацию, но в последний момент я удержал себя. Еще будет время. Путешествие на сверхсвете - довольно нудное занятие... что еще делать при невесомости, как не изучать тщательно материал?
   Затем слайды стали отображать внутренние помещения. Купол и его штат. Люди - в работе и на отдыхе. Лаборатория, где каждый носил пластиковые мешки и полифеновые гирлянды, что превращало всю рабочую зону в подобие камеры, перегороженной мембранами. Хроматограммы чужой жизненной системы. Белая мышь, защищенная пластиковыми оболочками, свободно бегала и ждала, чтобы предупредить любые патогены своим заболеванием или смертью. Канарейки тоже испытывали местные семена на удобоваримость. Мышь и канарейки оказались подозрительно здоровыми, комментировал Хармалла, внесшего свой последний взнос в сагу Наксоса.
   Демонстрация закончилась без показа чего-то неприятного. Вспыхнул свет.
   - И? - спросил я человека из космического агентства.
   - Кто-то нанес удар, - сказал он. - Они все мертвы. Все до последнего человека умерли в одну ночь. Они так и не получили шанса узнать, что же это было. Экипаж корабля не нашел ничего, что могло бы разгадать эту головоломку. Они стали умирать и возможности бороться у них не было.
   - Перекрестная инфекция, - констатировал я. - Мгновенная эпидемия. А вы что думаете?
   - Не знаю что и думать, - признался Хармалл. - Решить предстоит вам, если вы согласитесь работать.
   - Никто еще не выходил с корабля?
   Хармалл покачал головой.
   - К этому времени экипаж установил ГПП на орбите и готов был к перемещению. Капитан д'Орсей считала, что возникло критическое положение. Совет капитанов провел обсуждение и командование перешло к Джухачу. Он решил не посылать второй экипаж вслед за первым, а подождать решения через гиперпереход. Он считал, - вполне обоснованно - что за триста пятьдесят лет технического прогресса и накопления знаний, можно накопить значительно большие ресурсы, чем они имели на "Ариадне". Все дальнейшие наблюдения на планете производились невозвращаемыми автоматическими зондами.
   - Нас троих, как я понял, пригласили поиграть в детективов? - пришел вопрос от Зено.
   - Верно, - согласился Хармалл. - Как я уже сказал, существует явная опасность. С другой стороны, вы начнете с очевидным преимуществом: есть тела для исследований. Вскрытие может выявить причину смерти. Предупрежден заранее - значит вооружен.
   - Сколько времени они оставались покойниками? - поинтересовался я.
   - Около двух месяцев, - ответил он.
   Очевидно предстоит работа не из приятных. С другой стороны, я - всего лишь скромный генетик. Ангелина Хесс - психолог. В моем понимании это выдвигало ее в кандидаты номер один на должность потрошителя. Мы с Зено были тертыми ребятами и не проходили никакого курса лечения, чтобы суметь идентифицировать какую-либо болезнь.
   - Почему нет паталогоанатома? - допытывался я.
   - Есть один, - ответил Хармалл. - Он прибудет на станцию.
   - Русский?
   - Да. Везенков... знаете его?
   Я отрицательно покачал головой. Теоретически, принцип свободы информации употребляется, чтобы исследовать находки "чистой" науки. Но бюллетени, публикуемые в Англии русскими не интересовали меня, поскольку я давно уже убедился, что не найду в них того, чего бы уже не знал. Вероятно, у нас были агенты, которые знали все, что публиковалось в русских бюллетенях, точно так же, как и они имели агентов, осведомленных о состоянии перспективных направлений науки в Англии. Но эта информация не просачивалась к чернорабочим науки, делавшим основную работу.
   - Это дело интересует всю расу, - примирительно произнес Хармалл. Мы делаем одолжение, разрешая советскому наблюдателю участвовать в наших исследованиях. Мы попросили их обеспечить соответствующим профессионалом и они, конечно же, согласились. Он прибудет через два дня. "Земной Дух" тоже будет готов к отправке, если вы сможете загрузить его необходимым оборудованием достаточно быстро. Габаритные размеры и вес можете обсудить с квартирмейстером. Остаетесь с нами?
   Я все еще был с ними. Мне и в голову не пришло отступить. По-всему видно, команда "Ариадны" ошиблась. О себе я думал, как о человеке, который никогда не ошибается. Поэтому, там нет ничего страшного.
   Я начал разговор о том, что мне казалось более важным.
   - На основе всего, что вы нам показали, - сказал я, - Наксос не так... хорошо развит... как Земля. В эволюционном смысле так это и есть. Все позвоночные, представленные на этом снимке, есть то, что мы называем примитивным. Амфибии. Я подозреваю, что у них еще нет даже внутренней температурной регулировки, как у земных млекопитающих. Я исхожу из того, что уже было сказано. Такое состояние не может быть слишком удивительным климатическая стабильность и изобилие воды там в порядке вещей. Я прав?
   - Не обнаружено доказательств существования млекопитающих, - ответил он. - Тем не менее, наша информация весьма ограничена. Мы затрудняемся сделать об этом заявление всему миру на основе того, что было открыто в одном районе за двадцать дней.
   - У вас есть дополнительные доказательства, полученные при помощи роботов.
   - Очень мало, - сказал он.
   Он разыгрывал застенчивость. Это не было простой научной предосторожностью. По какой-то причине, он не хотел прыгать к ох-какому-впечатляющему заключению, что Наксос - девственный мир, пригодный для заселения. Хотя он и был в состоянии продемонстрировать, что люди могли жить там. Может быть, думал я, это официальная линия, выбранная так, чтобы обеспечить оправдание за сдерживание Советов подальше от радикального заключения. Если Наксос был тем, чем он казался, тогда он мог угрожать ей, как любая иная биологическая головоломка без реального практического применения. И в этом случае космическому агентству было бы легче его контролировать.