Страница:
Только спустя несколько мгновений Кай нашел в себе силы продолжить рассказ:
– Скоро сектор 0227 подвергся отчаянным атакам бронированной пехоты кланов или, как они сами себя называют, элементалов. Я ухлопал их с полдюжины, но напор не ослабевал. Чувствовалось, что они готовят решительный штурм. Я приказал эвакуировать госпиталь и весь персонал.
– Простите, – вступила в разговор Романо, – вы также отдали приказ своим людям занять проход и подготовить его к взрыву?
Кай с трудом сдержал голос.
– Да.
– Вы – опытный солдат и, конечно, знаете возможности элементалов. Вам не кажется, что на такое опасное дело следовало посылать исключительно мужчин, при этом их вооружение должно было позволить им успешно обороняться от вражеской пехоты?
Заявление Романо словно кинжалом ударило в сердце Кая.
Она между тем продолжила:
– Я полагаю, что, зная об этом, вы, не обеспечив их всем необходимым, послали их на верную смерть. Вам не кажется, что подобные действия могут быть истолкованы, как безответственность, лейтенант?
Кай невольно глотнул.
– Да, госпожа канцлер, это именно так и должно быть истолковано. – Он поднял голову и изо всех сил попытался придать своему взгляду каменное спокойствие. – Я чувствую свою вину за их гибель. Признаю ее... Я допустил ошибку, которую уже нельзя исправить. Я только могу дать слово никогда больше не повторять ее.
Глаза у Романо сузились, она в тот момент напоминала тигрицу, готовую броситься на свою жертву!
– Вы допустили ошибку! – неожиданно визгливо воскликнула она. – Значит, вы так квалифицируете свои преступные действия! Значит, человеческая жизнь для вас ничто?! Хороша ошибка! Только ханжество и всепрощение, свившие себе гнездо в Федеративном Содружестве, могут мириться с тем, что подобные злодеяния признаются ошибкой!.. Этаким нелепым стечением обстоятельств!..
– Госпожа канцлер! – резко прервал ее полковник Вульф. – Ваши заявления весьма далеки от предмета сегодняшнего разговора.
– Я не позво...
– Хватит!! – Вульф неожиданно рявкнул с такой силой, что Романо невольно прикусила язык. Даже чуть присела.
Между тем Вульф обратился к Каю:
– После того как началась эвакуация госпиталя, элементалы усилили натиск?
– Да.
– Что произошло дальше?
– Я сражался с жабами – ну, с элементалами. Их было по меньшей мере десятка два. Ну, я заставил их убраться из прохода. Я их преследовал и занял позицию на командной высоте – так, чтобы держать под наблюдением подходы к ущелью и дефиле, откуда кланы могли начать новую атаку. Оттуда увидал, как перед озерами разворачивается батальон боевых роботов кланов. В первую линию они вывели так называемые омнироботы. Воспользоваться радиосвязью я не мог – все переговоры прослушивались. У меня небыло выбора, единственный способ остановить врага – это взорвать проход. С этой целью мы его и заминировали.
Кай бросил взгляд в сторону женщины, сидевшей на галерее для публики, и продолжил:
– Я вызвал одного из воинов клана на поединок. Замысел сработал. Удалось выиграть время. Кланы на некоторое время отложили решительный штурм. За эти несколько минут проинструктированная мною, случайно оказавшаяся со мной в рубке доктор Дейра Лир сумела отключить электрические цепи, которые питали энергией контролирующую и обеспечивающую безопасность работы ядерного двигателя систему. Не успел приблизившийся ко мне омниробот выстрелить, как моя машина взорвалась, тем самым вызвав детонацию пентаглицериновой взрывчатки, заложенной в стены каньона.
Кай на мгновение примолк, вспомнив картину, как гора подброшенной взрывом земли похоронила первую линию вражеских боевых роботов.
– Мы с доктором Лир спаслись в катапультируемой капсуле. – Руки у Кая сами по себе сжались в кулаки. Он наклонил голову и тихо добавил: – У меня не было выбора.
Романо тут же вскочила со своего места:
– У тебя не было выбора! Ты рассказываешь об этом с таким гордым видом, словно хвалишься тем, что запросто расправился с бешеной собакой, а не с доблестными воинами, водителями боевых роботов. Ты обязан был победить их в честном поединке, но ты предпочел устроить большой бум! Ты считаешь, что это героический поступок?!
– Нет, но... – попытался было возразить Кай, однако Романо не дала ему договорить:
– Нет?! Еще бы! А ты подумал о тех своих солдатах, которые не успели покинуть проход? О, небеса, и после этого ты смеешь заикаться о чести!
Кай повесил голову.
В этот момент Хэнс Дэвион пристукнул кулаком по столу.
– Полковник Вульф, я обращаю ваше внимание на то, что уважаемая коллега из Конфедерации Капеллана пытается свести счеты со своей сестрой. И это в присутствии такого высокого собрания!.. В который раз она пытается свернуть обсуждение частного военного эпизода в русло ее личных и не очень чистоплотных замыслов. Я требую обсудить вопрос о вынесении ей общего порицания за неуважение к присутствующим. Я настаиваю, чтобы вы предостерегли уважаемую коллегу и внушили ей, что необходимо соблюдать общие, установленные предками правила. Пусть ее вопросы, тем более эмоциональные восклицания, служат поиску истины и только по этому вопросу. Критиковать человека за принятое решение – а я уверен, что оно было верным и единственно возможным, – за то, что было сделано во время сражения, я считаю не только недопустимым, но и аморальным. Я не услышал ни одного обоснованного довода, который уважаемая коллега могла бы бросить на чашу весов справедливости. Глаза у Романо вспыхнули, в них сквозило откровенное безумие. Она заговорила быстро, взахлеб, выкрикивая отдельные слова:
– А я продолжаю утверждать, что поведение Кая Алларда дает повод для разговора об очень серьезных вещах. Полковник Вульф ставит вопрос об объединении наших вооруженных сил перед лицом общей угрозы, не так ли? Так вот, поступок лейтенанта Алларда показывает, что не всем офицерам в штабе единого командования можно доверять. Не все из них обладают достаточным боевым опытом и понятием о чести. Как, скажите мне, я могу передать свои войска под общее командование, если не доверяю его представителям? Где гарантия, что мои солдаты не попадут под начало офицера, который бросит их на произвол судьбы, для которого нет разницы между своими и чужими – он готов угробить и тех и других! Ради чего, спросите вы? Сами знаете, ради чего.
Она прищурилась, хитро улыбнулась и глянула на Дэвиона.
– Всем известно, с каким вожделением Дэвионы-Штайнер поглядывают на мое государство. Где гарантии, что, послав войска против кланов, я не окажусь беззащитной перед агрессией с их стороны? Как я могу доверить безопасность своего государства такому человеку, как Аллард? – Она повернулась к Каю. – Твоим действиям, лейтенант, нет оправдания!
Кай едва сдержал гнев, с трудом, отчаянным усилием воли ему удалось удержаться от возражений, яростных выкриков, ответных обвинений. Сначала он решил, что нельзя давать повод Романо вступить в перебранку – она только и ждет, чтобы он сорвался и здесь, в зале, разгорелся скандал. Она была мастерица замутить воду, а потом вылавливать в ней рыбку. Эта мысль была безусловно верна, но что-то еще таилось в сердце, на самом донышке. Вот это «что-то» и подкосило его.
«Она права! Сам знаешь, что она права, – решил он. – И не в кланах дело – с ними-то мне нечего цацкаться, а вот погибшие с нашей стороны... Я ведь даже в тот момент не вспомнил о них. Не подумал. И пусть это бесполезно, пусть я не мог предупредить их – кланы бы сразу раскусили мой замысел, – все равно я не подумал о них. Выходит, не солдат ты, Кай, а мясник».
Он заставил себя посмотреть прямо в глаза Романо.
– Вы совершенно правы, госпожа канцлер. Моим действиям нет оправдания. Если начать их искать, то дело упрется в личные мотивы. Но вспоминать о них после смерти соратников недостойно. Не о враге речь... Да, я виновен в гибели своих товарищей. Их жизни важнее всего. К тому же я не могу заверить вас, что под мое начало никогда не попадут ваши солдаты, – я человек военный! Не могу поклясться и в том, что никогда больше не пошлю людей на верную смерть. Пошлю, если будет приказ или сложится безвыходная ситуация...
– Ага! – не скрывая радости, воскликнула Романо. Она даже вперед подалась... Кай словно не услышал ее.
– Но я вправе и готов поклясться в том, что в случае подобных обстоятельств сам поведу доверенных мне людей. Буду в первых рядах!
Романо так и застыла с открытым ртом.
В зале возникла напряженная тишина – все ждали, чем Кай закончит. Этот вопрос уже касался не его одного. За всеми этими обидами, взаимными обвинениями, оправданиями, надеждами вдруг возникло что-то объединяющее всех. Этот единый порыв, вдруг оформившись, требовал слов, выхода... И не Кай в ту минуту давал клятву, а все они, желая того или не желая, повторяли про себя или нет, присоединялись к ней или нет. Словно этот милый, но простоватый лейтенант задел ту струнку, которая подспудно жила в душе каждого из этих людей. Их сердца жаждали единения. И теперь, приняв признание Кая, встрепенулись. Все, затаив дыхание, смотрели на лейтенанта: договори он до конца, и делу объединения уже не будет преград. Будет сломан вековой психологический барьер, сняты бессознательные преграды, отделившие одних людей, живущих во Внутренней Сфере, от других. Ошибись он, сморозь глупость, выпяти свое "я", промямли что-нибудь невразумительное – и тогда, как уже много лет подряд, каждый замкнется в самом себе, будет думать свою думку и подозрительно поглядывать на соседа. Кай наконец вымолвил:
– Я долго жил с этим кошмаром. Случившееся на Туаткроссе без конца преследовало меня. Больше всего на свете я желаю, чтобы мне больше никогда не пришлось отдавать приказы другим, посылать их на смерть, если я сам не способен встать в их ряды. Я понимаю, желание детское, может, глупое. Во время войны невыполнимое. Но в любом случае я постараюсь быть с теми, кого послал на смерть. Нет, не постараюсь – буду! Этот груз лежит на совести каждого командира. Я обязан его поднять. Может, этого мало, чтобы называться достойным, честным человеком, но для меня и этой крупицы хватит.
С разрешения Вульфа с высоко поднятой головой Кай Аллард Ляо покинул зал. Шел, печатая шаг, и только когда створка входной двери закрылась за ним, он сгорбился, прислонился к стене.
Как только Кай вышел, Джеймс Вульф пригласил к свидетельскому креслу Дейру Лир. Так требовал закон – Кай был уверен, что иначе нельзя. Ситуация, случившаяся тогда на Туаткроссе, должна быть разобрана до конца. По минутам... Иначе Романо не успокоится, будет придираться к каждому слову, искать любой повод, чтобы вывести из себя Кандэйс.
«Боже, – взмолился Кай, – благодарю тебя, что ты не допустил, чтобы мое сердце переполнилось злобой. Сохрани меня от жажды мщения!.. Стать такой, как Романо? Бр-р-р!..»
– А-а, это ты, Аллард?
Из-за угла вышел Хосиро Курита. Руки у него были сжаты в кулаки.
Кай выпрямился, вздохнул.
– Я, шо-са.
Видно было, что Хосиро едва сдерживает гнев.
– Я ищу Виктора Дэвиона. Ты случайно не видал его?
– Нет. – Кай пожал плечами. – Мне сейчас не до него.
Выражение лица Кая несколько утихомирило Хосиро. Он поколебался, потом нарочито грубовато заявил:
– А мне как раз до него. Неужели он опять прогуливается с моей сестрой?
Кай не выдержал и улыбнулся:
– А тебе-то что за дело?
– Что значит, что за дело? – У Хосиро брови полезли вверх. – Он с моей сестрой, и я не знаю, где они. Это недопустимо для Драконов. Так у нас не поступают.
– Но ведь мы же не на территории Синдиката.
– Традиции царствующей семьи, нормы поведения предводителя Драконов и его домочадцев не могут зависеть от места и времени. Это считается бесчестным, если молодая девушка находится в компании мужчины, который не является ее родственником.
Кай вскинул голову:
– Что-то я не пойму... Ты на что намекаешь? Что Виктор Дэвион не джентльмен и способен предосудительно повести себя с девушкой? Тогда ты просто глуп. – Узкие глаза Кая сузились еще больше. – А-а, вот в чем дело. Ты же не о чести сестры печешься, Хосиро. Мне-то сказки не рассказывай. Ты же о себе печешься... Ты, помнится, заявил, чтобы Виктор не смел подходить к твоей сестре. А он посмел. Вот ты и бесишься – почему это он тебя ослушался! Хватит, Хосиро, ты же умный человек. Все же понимают, что вы без конца что-то делите между собой. Делите, делите, а что делите, никто понять не может. Только от вашей дележки всем нам может прийти конец. Это ты как будто не можешь понять.
– Нет, это дело семейной чести!
– Брось! – фыркнул Кай. – Это дело твоего «эго». Это желание доказать, кто из вас первее в нашей маленькой компании здесь, на Аутриче. Такое впечатление, что у вас у обоих слуха нет – Маккензи и Джеймс твердят одно и то же: надо быть вместе, надо объединиться, и не формально, а по существу, иначе не миновать беды, – а вам и горя мало. Если бы я не знал тебя, я бы решил, что твоим наставником является моя дражайшая тетушка.
– Лейтенант Аллард Ляо, вы, верно, не до конца отдаете себе отчет...
– Ах, отдаю я себе отчет! Во всем отдаю... Может, даже лучше, чем все остальные. Скоро на фронт, а вы тут цапаетесь... – Он в сердцах махнул рукой.
В нем вскипел гнев против Романо. Ему не удалось сразу приглушить его.
– Ты и Виктор считаете себя, только себя, наследниками славы воинов прежних лет. Для вас их заповеди священны. Для вас как будто не существует реальности! Ваши отцы уже заключили перемирие, и не ради каких-то философий, а исключительно в силу требований момента. Вопрос стоит – выжить нам или погибнуть, а вам наплевать! Вы оба используете все упражнения не для повышения боевого мастерства, а только с целью переплюнуть один другого. Хосиро, подумай: а дальше что? Вы готовы сдохнуть, но не уступить. Диву даюсь! Оба прекрасные водители боевых роботов. Для вас нет секретов ни в тактике, ни в вождении, ни в стрельбе. Оба сталкивались с кланами, знаете их не по рассказам. Убежден, вы совершенно точно знаете, что поодиночке против них не выстоять. Значит, придется вместе воевать. И вы в армии на виду у всех снова начнете выяснять отношения? Что же дальше? Я солдат, и мне придется служить под вашим началом, хотя я точно знаю, что ваша неуемность – первый шаг к трагедии. С каким сердцем я пойду в бой, Хосиро? Зная, что вы там, в штабе, того и гляди передеретесь. Ваши отцы... Да что отцы! Армия оказывает вам доверие, и, клянусь Богом, есть за что – вы и командиры, и воины что надо, но ведете себя как дети.
Хосиро попытался принять невозмутимый вид, но Кай уже не мог остановиться. Плевать ему было на то, что принц метал в него сердитые взгляды.
– А теперь еще эта глупость насчет запрещения встречаться Оми и Виктору. Вспомни, Оми и Виктор, как ты и я, – аристократы! Правители! Возможно, им никогда не придется испытать личное счастье. Родители подыщут жениха или невесту, договорятся, и дело будет слажено. Та же судьба ждет и тебя и меня. У нас нет права распоряжаться самими собой. В любом случае нашими женитьбами будет руководить холодный политический расчет. Тем более у наследника Федеративного Содружества и дочери главы Драконов. Почему они не могут быть друзьями? Возможно, их дружба – залог того, что в конце концов мы все сможем понять друг друга. Ведь за нами стоят народы. Кто, как. не мы, должен показывать им пример? Хосиро, задумайся – в твоих ли личных интересах рвать этот росток? Давай посчитаем. Первое, Виктор никогда не простит тебе этого, и вы никогда не примиритесь. До конца жизни... Кланы могут заранее торжествовать победу. Сохранят Оми и Виктор дружбу – у тебя всегда будет личный канал связи с Виктором. Надежный, абсолютно защищенный от всех интриг царедворцев. Ты сможешь получать информацию, объяснения, оправдания из первых рук. Как друг Виктора, Оми для тебя лично очень много значит. Если ты уважаешь и любишь сестру, то ее статус и для тебя не пустой звук.
Кай замолчал, потом обреченно махнул рукой.
– Я не воображаю, что ты послушаешь меня. В тебе играет молодая кровь, ты самурай до мозга костей. А жаль. Вместе с Виктором, будучи друзьями, вы – сила. Порознь? Не знаю, но грядущее видится мрачным.
Кай замолчал, опять безнадежно махнул рукой, собрался было уходить, однако Хосиро придержал его за плечо. Аллард быстро повернулся, готовый ответить на любой выпад Хосиро. Заглянул ему в глаза, расслабился...
– Сумимасен[3], Аллард-сан. – Хосиро отвесил ему церемонный поклон. – Я, конечно, вел себя глупо, в этом ты, безусловно, прав. Все, что ты здесь сказал... не так все просто. И события оцениваешь ты не совсем точно, но в целом... Благодарю за то, что надоумил меня. Мне теперь есть о чем поразмышлять на досуге.
Тут он слегка улыбнулся.
– Я очень тревожился за свою сестру, но твои соображения заставили меня пересмотреть все обстоятельства. Ладно, Кай, что уж там – ты прав! Возможно, ты сможешь разъяснить мои опасения Виктору. В Синдикате слухи разносятся с такой скоростью, что глазом не успеешь моргнуть, а отмыться потом очень трудно. Я просто хочу, чтобы никому не пришло в голову трепать имя моей сестры. Я так понимаю, что это и в интересах Виктора.
Кай кивнул:
– Обязательно!
– Я со своей стороны пересмотрю под новым углом зрения наши с ним проблемы. Слушай, а ведь действительно был смысл в этой идее собрать всех на Аутриче. Это как раз то место, где старые традиции начинают обретать практический смысл.
Кай ответил:
– Туманно, но понятно. – Он улыбнулся, потом даже хихикнул и добавил: – Я тоже надеюсь на это.
Когда они расстались, Каю пришла в голову ошеломляющая своей простотой мысль. Он даже замер, потер лоб.
«Если вы, двое, пойдете плечом к плечу, тогда, Романо, я с тобой по-другому поговорю».
XII
– Скоро сектор 0227 подвергся отчаянным атакам бронированной пехоты кланов или, как они сами себя называют, элементалов. Я ухлопал их с полдюжины, но напор не ослабевал. Чувствовалось, что они готовят решительный штурм. Я приказал эвакуировать госпиталь и весь персонал.
– Простите, – вступила в разговор Романо, – вы также отдали приказ своим людям занять проход и подготовить его к взрыву?
Кай с трудом сдержал голос.
– Да.
– Вы – опытный солдат и, конечно, знаете возможности элементалов. Вам не кажется, что на такое опасное дело следовало посылать исключительно мужчин, при этом их вооружение должно было позволить им успешно обороняться от вражеской пехоты?
Заявление Романо словно кинжалом ударило в сердце Кая.
Она между тем продолжила:
– Я полагаю, что, зная об этом, вы, не обеспечив их всем необходимым, послали их на верную смерть. Вам не кажется, что подобные действия могут быть истолкованы, как безответственность, лейтенант?
Кай невольно глотнул.
– Да, госпожа канцлер, это именно так и должно быть истолковано. – Он поднял голову и изо всех сил попытался придать своему взгляду каменное спокойствие. – Я чувствую свою вину за их гибель. Признаю ее... Я допустил ошибку, которую уже нельзя исправить. Я только могу дать слово никогда больше не повторять ее.
Глаза у Романо сузились, она в тот момент напоминала тигрицу, готовую броситься на свою жертву!
– Вы допустили ошибку! – неожиданно визгливо воскликнула она. – Значит, вы так квалифицируете свои преступные действия! Значит, человеческая жизнь для вас ничто?! Хороша ошибка! Только ханжество и всепрощение, свившие себе гнездо в Федеративном Содружестве, могут мириться с тем, что подобные злодеяния признаются ошибкой!.. Этаким нелепым стечением обстоятельств!..
– Госпожа канцлер! – резко прервал ее полковник Вульф. – Ваши заявления весьма далеки от предмета сегодняшнего разговора.
– Я не позво...
– Хватит!! – Вульф неожиданно рявкнул с такой силой, что Романо невольно прикусила язык. Даже чуть присела.
Между тем Вульф обратился к Каю:
– После того как началась эвакуация госпиталя, элементалы усилили натиск?
– Да.
– Что произошло дальше?
– Я сражался с жабами – ну, с элементалами. Их было по меньшей мере десятка два. Ну, я заставил их убраться из прохода. Я их преследовал и занял позицию на командной высоте – так, чтобы держать под наблюдением подходы к ущелью и дефиле, откуда кланы могли начать новую атаку. Оттуда увидал, как перед озерами разворачивается батальон боевых роботов кланов. В первую линию они вывели так называемые омнироботы. Воспользоваться радиосвязью я не мог – все переговоры прослушивались. У меня небыло выбора, единственный способ остановить врага – это взорвать проход. С этой целью мы его и заминировали.
Кай бросил взгляд в сторону женщины, сидевшей на галерее для публики, и продолжил:
– Я вызвал одного из воинов клана на поединок. Замысел сработал. Удалось выиграть время. Кланы на некоторое время отложили решительный штурм. За эти несколько минут проинструктированная мною, случайно оказавшаяся со мной в рубке доктор Дейра Лир сумела отключить электрические цепи, которые питали энергией контролирующую и обеспечивающую безопасность работы ядерного двигателя систему. Не успел приблизившийся ко мне омниробот выстрелить, как моя машина взорвалась, тем самым вызвав детонацию пентаглицериновой взрывчатки, заложенной в стены каньона.
Кай на мгновение примолк, вспомнив картину, как гора подброшенной взрывом земли похоронила первую линию вражеских боевых роботов.
– Мы с доктором Лир спаслись в катапультируемой капсуле. – Руки у Кая сами по себе сжались в кулаки. Он наклонил голову и тихо добавил: – У меня не было выбора.
Романо тут же вскочила со своего места:
– У тебя не было выбора! Ты рассказываешь об этом с таким гордым видом, словно хвалишься тем, что запросто расправился с бешеной собакой, а не с доблестными воинами, водителями боевых роботов. Ты обязан был победить их в честном поединке, но ты предпочел устроить большой бум! Ты считаешь, что это героический поступок?!
– Нет, но... – попытался было возразить Кай, однако Романо не дала ему договорить:
– Нет?! Еще бы! А ты подумал о тех своих солдатах, которые не успели покинуть проход? О, небеса, и после этого ты смеешь заикаться о чести!
Кай повесил голову.
В этот момент Хэнс Дэвион пристукнул кулаком по столу.
– Полковник Вульф, я обращаю ваше внимание на то, что уважаемая коллега из Конфедерации Капеллана пытается свести счеты со своей сестрой. И это в присутствии такого высокого собрания!.. В который раз она пытается свернуть обсуждение частного военного эпизода в русло ее личных и не очень чистоплотных замыслов. Я требую обсудить вопрос о вынесении ей общего порицания за неуважение к присутствующим. Я настаиваю, чтобы вы предостерегли уважаемую коллегу и внушили ей, что необходимо соблюдать общие, установленные предками правила. Пусть ее вопросы, тем более эмоциональные восклицания, служат поиску истины и только по этому вопросу. Критиковать человека за принятое решение – а я уверен, что оно было верным и единственно возможным, – за то, что было сделано во время сражения, я считаю не только недопустимым, но и аморальным. Я не услышал ни одного обоснованного довода, который уважаемая коллега могла бы бросить на чашу весов справедливости. Глаза у Романо вспыхнули, в них сквозило откровенное безумие. Она заговорила быстро, взахлеб, выкрикивая отдельные слова:
– А я продолжаю утверждать, что поведение Кая Алларда дает повод для разговора об очень серьезных вещах. Полковник Вульф ставит вопрос об объединении наших вооруженных сил перед лицом общей угрозы, не так ли? Так вот, поступок лейтенанта Алларда показывает, что не всем офицерам в штабе единого командования можно доверять. Не все из них обладают достаточным боевым опытом и понятием о чести. Как, скажите мне, я могу передать свои войска под общее командование, если не доверяю его представителям? Где гарантия, что мои солдаты не попадут под начало офицера, который бросит их на произвол судьбы, для которого нет разницы между своими и чужими – он готов угробить и тех и других! Ради чего, спросите вы? Сами знаете, ради чего.
Она прищурилась, хитро улыбнулась и глянула на Дэвиона.
– Всем известно, с каким вожделением Дэвионы-Штайнер поглядывают на мое государство. Где гарантии, что, послав войска против кланов, я не окажусь беззащитной перед агрессией с их стороны? Как я могу доверить безопасность своего государства такому человеку, как Аллард? – Она повернулась к Каю. – Твоим действиям, лейтенант, нет оправдания!
Кай едва сдержал гнев, с трудом, отчаянным усилием воли ему удалось удержаться от возражений, яростных выкриков, ответных обвинений. Сначала он решил, что нельзя давать повод Романо вступить в перебранку – она только и ждет, чтобы он сорвался и здесь, в зале, разгорелся скандал. Она была мастерица замутить воду, а потом вылавливать в ней рыбку. Эта мысль была безусловно верна, но что-то еще таилось в сердце, на самом донышке. Вот это «что-то» и подкосило его.
«Она права! Сам знаешь, что она права, – решил он. – И не в кланах дело – с ними-то мне нечего цацкаться, а вот погибшие с нашей стороны... Я ведь даже в тот момент не вспомнил о них. Не подумал. И пусть это бесполезно, пусть я не мог предупредить их – кланы бы сразу раскусили мой замысел, – все равно я не подумал о них. Выходит, не солдат ты, Кай, а мясник».
Он заставил себя посмотреть прямо в глаза Романо.
– Вы совершенно правы, госпожа канцлер. Моим действиям нет оправдания. Если начать их искать, то дело упрется в личные мотивы. Но вспоминать о них после смерти соратников недостойно. Не о враге речь... Да, я виновен в гибели своих товарищей. Их жизни важнее всего. К тому же я не могу заверить вас, что под мое начало никогда не попадут ваши солдаты, – я человек военный! Не могу поклясться и в том, что никогда больше не пошлю людей на верную смерть. Пошлю, если будет приказ или сложится безвыходная ситуация...
– Ага! – не скрывая радости, воскликнула Романо. Она даже вперед подалась... Кай словно не услышал ее.
– Но я вправе и готов поклясться в том, что в случае подобных обстоятельств сам поведу доверенных мне людей. Буду в первых рядах!
Романо так и застыла с открытым ртом.
В зале возникла напряженная тишина – все ждали, чем Кай закончит. Этот вопрос уже касался не его одного. За всеми этими обидами, взаимными обвинениями, оправданиями, надеждами вдруг возникло что-то объединяющее всех. Этот единый порыв, вдруг оформившись, требовал слов, выхода... И не Кай в ту минуту давал клятву, а все они, желая того или не желая, повторяли про себя или нет, присоединялись к ней или нет. Словно этот милый, но простоватый лейтенант задел ту струнку, которая подспудно жила в душе каждого из этих людей. Их сердца жаждали единения. И теперь, приняв признание Кая, встрепенулись. Все, затаив дыхание, смотрели на лейтенанта: договори он до конца, и делу объединения уже не будет преград. Будет сломан вековой психологический барьер, сняты бессознательные преграды, отделившие одних людей, живущих во Внутренней Сфере, от других. Ошибись он, сморозь глупость, выпяти свое "я", промямли что-нибудь невразумительное – и тогда, как уже много лет подряд, каждый замкнется в самом себе, будет думать свою думку и подозрительно поглядывать на соседа. Кай наконец вымолвил:
– Я долго жил с этим кошмаром. Случившееся на Туаткроссе без конца преследовало меня. Больше всего на свете я желаю, чтобы мне больше никогда не пришлось отдавать приказы другим, посылать их на смерть, если я сам не способен встать в их ряды. Я понимаю, желание детское, может, глупое. Во время войны невыполнимое. Но в любом случае я постараюсь быть с теми, кого послал на смерть. Нет, не постараюсь – буду! Этот груз лежит на совести каждого командира. Я обязан его поднять. Может, этого мало, чтобы называться достойным, честным человеком, но для меня и этой крупицы хватит.
С разрешения Вульфа с высоко поднятой головой Кай Аллард Ляо покинул зал. Шел, печатая шаг, и только когда створка входной двери закрылась за ним, он сгорбился, прислонился к стене.
Как только Кай вышел, Джеймс Вульф пригласил к свидетельскому креслу Дейру Лир. Так требовал закон – Кай был уверен, что иначе нельзя. Ситуация, случившаяся тогда на Туаткроссе, должна быть разобрана до конца. По минутам... Иначе Романо не успокоится, будет придираться к каждому слову, искать любой повод, чтобы вывести из себя Кандэйс.
«Боже, – взмолился Кай, – благодарю тебя, что ты не допустил, чтобы мое сердце переполнилось злобой. Сохрани меня от жажды мщения!.. Стать такой, как Романо? Бр-р-р!..»
– А-а, это ты, Аллард?
Из-за угла вышел Хосиро Курита. Руки у него были сжаты в кулаки.
Кай выпрямился, вздохнул.
– Я, шо-са.
Видно было, что Хосиро едва сдерживает гнев.
– Я ищу Виктора Дэвиона. Ты случайно не видал его?
– Нет. – Кай пожал плечами. – Мне сейчас не до него.
Выражение лица Кая несколько утихомирило Хосиро. Он поколебался, потом нарочито грубовато заявил:
– А мне как раз до него. Неужели он опять прогуливается с моей сестрой?
Кай не выдержал и улыбнулся:
– А тебе-то что за дело?
– Что значит, что за дело? – У Хосиро брови полезли вверх. – Он с моей сестрой, и я не знаю, где они. Это недопустимо для Драконов. Так у нас не поступают.
– Но ведь мы же не на территории Синдиката.
– Традиции царствующей семьи, нормы поведения предводителя Драконов и его домочадцев не могут зависеть от места и времени. Это считается бесчестным, если молодая девушка находится в компании мужчины, который не является ее родственником.
Кай вскинул голову:
– Что-то я не пойму... Ты на что намекаешь? Что Виктор Дэвион не джентльмен и способен предосудительно повести себя с девушкой? Тогда ты просто глуп. – Узкие глаза Кая сузились еще больше. – А-а, вот в чем дело. Ты же не о чести сестры печешься, Хосиро. Мне-то сказки не рассказывай. Ты же о себе печешься... Ты, помнится, заявил, чтобы Виктор не смел подходить к твоей сестре. А он посмел. Вот ты и бесишься – почему это он тебя ослушался! Хватит, Хосиро, ты же умный человек. Все же понимают, что вы без конца что-то делите между собой. Делите, делите, а что делите, никто понять не может. Только от вашей дележки всем нам может прийти конец. Это ты как будто не можешь понять.
– Нет, это дело семейной чести!
– Брось! – фыркнул Кай. – Это дело твоего «эго». Это желание доказать, кто из вас первее в нашей маленькой компании здесь, на Аутриче. Такое впечатление, что у вас у обоих слуха нет – Маккензи и Джеймс твердят одно и то же: надо быть вместе, надо объединиться, и не формально, а по существу, иначе не миновать беды, – а вам и горя мало. Если бы я не знал тебя, я бы решил, что твоим наставником является моя дражайшая тетушка.
– Лейтенант Аллард Ляо, вы, верно, не до конца отдаете себе отчет...
– Ах, отдаю я себе отчет! Во всем отдаю... Может, даже лучше, чем все остальные. Скоро на фронт, а вы тут цапаетесь... – Он в сердцах махнул рукой.
В нем вскипел гнев против Романо. Ему не удалось сразу приглушить его.
– Ты и Виктор считаете себя, только себя, наследниками славы воинов прежних лет. Для вас их заповеди священны. Для вас как будто не существует реальности! Ваши отцы уже заключили перемирие, и не ради каких-то философий, а исключительно в силу требований момента. Вопрос стоит – выжить нам или погибнуть, а вам наплевать! Вы оба используете все упражнения не для повышения боевого мастерства, а только с целью переплюнуть один другого. Хосиро, подумай: а дальше что? Вы готовы сдохнуть, но не уступить. Диву даюсь! Оба прекрасные водители боевых роботов. Для вас нет секретов ни в тактике, ни в вождении, ни в стрельбе. Оба сталкивались с кланами, знаете их не по рассказам. Убежден, вы совершенно точно знаете, что поодиночке против них не выстоять. Значит, придется вместе воевать. И вы в армии на виду у всех снова начнете выяснять отношения? Что же дальше? Я солдат, и мне придется служить под вашим началом, хотя я точно знаю, что ваша неуемность – первый шаг к трагедии. С каким сердцем я пойду в бой, Хосиро? Зная, что вы там, в штабе, того и гляди передеретесь. Ваши отцы... Да что отцы! Армия оказывает вам доверие, и, клянусь Богом, есть за что – вы и командиры, и воины что надо, но ведете себя как дети.
Хосиро попытался принять невозмутимый вид, но Кай уже не мог остановиться. Плевать ему было на то, что принц метал в него сердитые взгляды.
– А теперь еще эта глупость насчет запрещения встречаться Оми и Виктору. Вспомни, Оми и Виктор, как ты и я, – аристократы! Правители! Возможно, им никогда не придется испытать личное счастье. Родители подыщут жениха или невесту, договорятся, и дело будет слажено. Та же судьба ждет и тебя и меня. У нас нет права распоряжаться самими собой. В любом случае нашими женитьбами будет руководить холодный политический расчет. Тем более у наследника Федеративного Содружества и дочери главы Драконов. Почему они не могут быть друзьями? Возможно, их дружба – залог того, что в конце концов мы все сможем понять друг друга. Ведь за нами стоят народы. Кто, как. не мы, должен показывать им пример? Хосиро, задумайся – в твоих ли личных интересах рвать этот росток? Давай посчитаем. Первое, Виктор никогда не простит тебе этого, и вы никогда не примиритесь. До конца жизни... Кланы могут заранее торжествовать победу. Сохранят Оми и Виктор дружбу – у тебя всегда будет личный канал связи с Виктором. Надежный, абсолютно защищенный от всех интриг царедворцев. Ты сможешь получать информацию, объяснения, оправдания из первых рук. Как друг Виктора, Оми для тебя лично очень много значит. Если ты уважаешь и любишь сестру, то ее статус и для тебя не пустой звук.
Кай замолчал, потом обреченно махнул рукой.
– Я не воображаю, что ты послушаешь меня. В тебе играет молодая кровь, ты самурай до мозга костей. А жаль. Вместе с Виктором, будучи друзьями, вы – сила. Порознь? Не знаю, но грядущее видится мрачным.
Кай замолчал, опять безнадежно махнул рукой, собрался было уходить, однако Хосиро придержал его за плечо. Аллард быстро повернулся, готовый ответить на любой выпад Хосиро. Заглянул ему в глаза, расслабился...
– Сумимасен[3], Аллард-сан. – Хосиро отвесил ему церемонный поклон. – Я, конечно, вел себя глупо, в этом ты, безусловно, прав. Все, что ты здесь сказал... не так все просто. И события оцениваешь ты не совсем точно, но в целом... Благодарю за то, что надоумил меня. Мне теперь есть о чем поразмышлять на досуге.
Тут он слегка улыбнулся.
– Я очень тревожился за свою сестру, но твои соображения заставили меня пересмотреть все обстоятельства. Ладно, Кай, что уж там – ты прав! Возможно, ты сможешь разъяснить мои опасения Виктору. В Синдикате слухи разносятся с такой скоростью, что глазом не успеешь моргнуть, а отмыться потом очень трудно. Я просто хочу, чтобы никому не пришло в голову трепать имя моей сестры. Я так понимаю, что это и в интересах Виктора.
Кай кивнул:
– Обязательно!
– Я со своей стороны пересмотрю под новым углом зрения наши с ним проблемы. Слушай, а ведь действительно был смысл в этой идее собрать всех на Аутриче. Это как раз то место, где старые традиции начинают обретать практический смысл.
Кай ответил:
– Туманно, но понятно. – Он улыбнулся, потом даже хихикнул и добавил: – Я тоже надеюсь на это.
Когда они расстались, Каю пришла в голову ошеломляющая своей простотой мысль. Он даже замер, потер лоб.
«Если вы, двое, пойдете плечом к плечу, тогда, Романо, я с тобой по-другому поговорю».
XII
Палата Верховного Совета кланов
Зал Волка, Страна Мечты
25 апреля 3051 года
Сирилла засмеялась, и Фелан Келл вопросительно глянул на нее:
– Это же на самом деле ужасно! Что здесь смешного? Она, по-прежнему посмеиваясь, пожала плечами:
– Я просто люблю наблюдать, как Фелан начинает строить из себя дурака.
Неподалеку от них какая-то женщина убеждала товарищей по клану:
– Мы стоим перед лицом самых важных выборов с тех пор, как много десятков лет назад покинули Внутреннюю Сферу. Скоро нам предстоят выборы нового ильХана, и, возможно, Хан, за которого мы проголосуем сегодня, станет следующим верховным предводителем. Поэтому мы должны проголосовать за того, кого хорошо знаем, – за Хана Ульрика Керенского.
Фелан, слушая эти разговоры, никак не мог избавиться от тревожного ощущения, поэтому он поделился с Сириллой своими сомнениями:
– Не знаю, не знаю, Сирилла. Ее голос ничего не значит. Ты бы послушала, как другие члены рода громят Ульрика. Если сейчас Крестоносцы выложат главный козырь – Ульрик, мол, давно находится у власти и его пора сменить, – положение стянет безнадежным.
– Это все видимость. Хотя, впрочем... – Сирилла задумалась, потом назидательно сказала: – Если тебе известно, что скоро грянет буря, будет разумно заранее подготовиться к ней. Все аргументы, которые приводились против Ульрика, убедительны только на первый взгляд. Все эти доводы построены на песке.
– Ой ли? – Фелан сузил глаза. – Ты послушай, как ораторы один за другим режут его. И за те компромиссы, на которые он пошел, когда кланы приступили к планированию вторжения во Внутреннюю Сферу, и за потерю авторитета в высших руководящих кругах. Послушай, в чем только его не обвиняют – и в глупости, и в прямой измене.
Фелан кивком указал на красивого темноволосого мужчину, сидевшего ниже:
– Вот он, Конал Уорд. Они, не стесняясь, впихивают его на место Ульрика. Это, мол, сама собой разумеющаяся альтернатива. Если поверить выступающим, если они хотя бы только наполовину врут, лучшего лидера для клана не найти.
Сирилла невозмутимо сложила руки на груди.
– Действительно, вождем Конал мог бы стать неплохим, однако, я смотрю, он перешел всякие границы. Именно он организовал вызов Невского, направленный против использования наследственных клеток Драгун в наших программах. За то, что эта попытка полностью провалилась, следует благодарить Эвенту. Помнишь, как она разделалась с этим гордецом? – Тут Сирилла сделала небольшую паузу, потом продолжила: – Ты уже достаточно разбираешься в том, как мы живем, в наших ценностях, традициях. Поэтому для тебя не будет новостью, что более всего мы ценим военное искусство. Мы ставим его выше всех других искусств. Хан, точнее, человек, который занимает этот пост, должен быть в какой-то мере воплощением наших представлений о том, каким следует быть военачальнику. Именно поэтому он пользуется особой поддержкой и уважением среди членов рода. Они верят, что Хан поведет их от победы к победе, причем с наименьшими потерями. В свете этого Конал показал себя больше политиком и риториком, чем полководцем. При всем его красноречии он не выиграл ни одного сражения во Внутренней Сфере. А Ульрик далеко не новичок не только в политике, но главным образом в военном деле. Ему есть что положить на чашу весов... Он будет переизбран.
Молодой человек, не скрывая некоторой подозрительности, посмотрел на соседку:
– Ага, в результате ваших закулисных махинаций.
– Я была бы плохой руководительницей Дома попечителей, если бы не заботилась о всех своих питомцах. О всех Уордах без исключения. – Ее глаза ехидно блеснули. – Я уже предупредила Конала, чтобы тот не выдвигал свою кандидатуру на место Ульрика. Ему уже было объяснено, что в такой судьбоносный момент нельзя допустить, чтобы среди нашего народа началось противостояние. Его попытка выставить свою кандидатуру на выборах Хана будет способствовать расколу общества.
Она подмигнула Фелану.
– Мы, члены кланов, больше всего ценим в человеке умение подчиняться и отдавать приказы. Кто не умеет исполнять, тот не умеет командовать.
– Значит, этим можно объяснить, почему все смотрят на меня с такой подозрительностью? – уныло спросил Фелан.
– Ну, не с такой уж подозрительностью, как тебе кажется. – Сирилла откинулась к спинке кресла. – Не беспокойся, будущие испытания дадут точную картину. Сразу станет ясно, кто есть кто. Поговаривают, что твоя манера управления машиной далека от классических канонов. Я имею в виду – наших канонов. Однако результата ты добиваешься – для нас это самое главное. Не такие уж мы ортодоксы или националисты. Конечно, наше общество меньше внимания уделяет индивидуальности – подобным коллективистским образом и наши воспитательные программы построены, – но это совсем не значит, что мы не понимаем первостепенной важности каждой яркой, самобытной личности.
Молодой человек посмотрел в ту сторону, где сидели Наташа и Ранна.
– Как бы мне хотелось победить Ранну! Вот уж отрава! Так и норовит прищучить меня! Вот с кем надо держать ухо востро! Конечно, машину она водит безукоризненно, вот и приходится изыскивать способы, чтобы подобраться к ней поближе и стрелять в упор.
– И как, получается?
– Не совсем. Однако последнее слово все равно будет за мной.
– Дурачок, она же любит тебя, а ты ее. А того, кого любишь, надо уважать. Кому, как не ей, знать тебя, со всеми твоими дурными и хорошими привычками? – Сирилла неожиданно тронула указательным пальцем губы, задумчиво пошлепала по ним. – Послушай, Фелан. Существуют определенные методы ведения боевых действий. Испытанные, опробованные веками... Когда ты встречаешься с противником, численно превосходящим тебя – ну, скажем, в соотношении три к одному, – как должен поступать обороняющийся? Он должен найти такую позицию, с которой можно нанести как можно больший урон атакующим его врагам. Он должен знать, что первым обычно пускают наименее опытного бойца, потом – уже поучаствовавшего в стычках и последним – самого искусного. А как ты ведешь себя в подобной ситуации? Ты берешь на себя роль охотника. В то время, когда охота идет на тебя. По меньшей мере странно. Или глупо... И потом, эта непонятная страсть стрелять сразу по двум целям. А то и по трем... Это просто мальчишество какое-то!
– Ох, не скажите, Сирилла, – возразил Фелан. – Во-первых, я хочу сразу предупредить, что мальчишеством я считаю, когда суешься в воду, не зная броду. Если же твой маневр продуман, выверен – пусть даже он рискован, согласен, – я долго не размышляю. Я сражаюсь так, как привык во Внутренней Сфере. Кроме нескольких схваток с Драконами, в которых мне довелось участвовать, большинство других стычек представляет собой свободную охоту. Противостоящие стороны только в какой-то мере организуют продвижение своих машин, все, собственно, отдается на откуп водителям. Я не говорю, что это хорошо. Я просто говорю, что так у нас принято. В то же время подобная манера ведения боя тоже имеет свои положительные стороны. Дело в том, что воины кланов вследствие огромного технического превосходства могли себе позволить не обращать внимания на тактические приемы и уловки. Теперь же, когда я пересел на робот, равный по своим возможностям машинам противника, я вдруг обнаружил, что многое здесь делается по давным-давно отработанной схеме. Это в общем-то неплохо – зачем менять тактику, приносящую победу, но отношение ваших бойцов ко всяким новшествам, к так называемым запрещенным приемам меня очень удивило. Кто, где, когда устанавливал на войне правила?
Зал Волка, Страна Мечты
25 апреля 3051 года
Сирилла засмеялась, и Фелан Келл вопросительно глянул на нее:
– Это же на самом деле ужасно! Что здесь смешного? Она, по-прежнему посмеиваясь, пожала плечами:
– Я просто люблю наблюдать, как Фелан начинает строить из себя дурака.
Неподалеку от них какая-то женщина убеждала товарищей по клану:
– Мы стоим перед лицом самых важных выборов с тех пор, как много десятков лет назад покинули Внутреннюю Сферу. Скоро нам предстоят выборы нового ильХана, и, возможно, Хан, за которого мы проголосуем сегодня, станет следующим верховным предводителем. Поэтому мы должны проголосовать за того, кого хорошо знаем, – за Хана Ульрика Керенского.
Фелан, слушая эти разговоры, никак не мог избавиться от тревожного ощущения, поэтому он поделился с Сириллой своими сомнениями:
– Не знаю, не знаю, Сирилла. Ее голос ничего не значит. Ты бы послушала, как другие члены рода громят Ульрика. Если сейчас Крестоносцы выложат главный козырь – Ульрик, мол, давно находится у власти и его пора сменить, – положение стянет безнадежным.
– Это все видимость. Хотя, впрочем... – Сирилла задумалась, потом назидательно сказала: – Если тебе известно, что скоро грянет буря, будет разумно заранее подготовиться к ней. Все аргументы, которые приводились против Ульрика, убедительны только на первый взгляд. Все эти доводы построены на песке.
– Ой ли? – Фелан сузил глаза. – Ты послушай, как ораторы один за другим режут его. И за те компромиссы, на которые он пошел, когда кланы приступили к планированию вторжения во Внутреннюю Сферу, и за потерю авторитета в высших руководящих кругах. Послушай, в чем только его не обвиняют – и в глупости, и в прямой измене.
Фелан кивком указал на красивого темноволосого мужчину, сидевшего ниже:
– Вот он, Конал Уорд. Они, не стесняясь, впихивают его на место Ульрика. Это, мол, сама собой разумеющаяся альтернатива. Если поверить выступающим, если они хотя бы только наполовину врут, лучшего лидера для клана не найти.
Сирилла невозмутимо сложила руки на груди.
– Действительно, вождем Конал мог бы стать неплохим, однако, я смотрю, он перешел всякие границы. Именно он организовал вызов Невского, направленный против использования наследственных клеток Драгун в наших программах. За то, что эта попытка полностью провалилась, следует благодарить Эвенту. Помнишь, как она разделалась с этим гордецом? – Тут Сирилла сделала небольшую паузу, потом продолжила: – Ты уже достаточно разбираешься в том, как мы живем, в наших ценностях, традициях. Поэтому для тебя не будет новостью, что более всего мы ценим военное искусство. Мы ставим его выше всех других искусств. Хан, точнее, человек, который занимает этот пост, должен быть в какой-то мере воплощением наших представлений о том, каким следует быть военачальнику. Именно поэтому он пользуется особой поддержкой и уважением среди членов рода. Они верят, что Хан поведет их от победы к победе, причем с наименьшими потерями. В свете этого Конал показал себя больше политиком и риториком, чем полководцем. При всем его красноречии он не выиграл ни одного сражения во Внутренней Сфере. А Ульрик далеко не новичок не только в политике, но главным образом в военном деле. Ему есть что положить на чашу весов... Он будет переизбран.
Молодой человек, не скрывая некоторой подозрительности, посмотрел на соседку:
– Ага, в результате ваших закулисных махинаций.
– Я была бы плохой руководительницей Дома попечителей, если бы не заботилась о всех своих питомцах. О всех Уордах без исключения. – Ее глаза ехидно блеснули. – Я уже предупредила Конала, чтобы тот не выдвигал свою кандидатуру на место Ульрика. Ему уже было объяснено, что в такой судьбоносный момент нельзя допустить, чтобы среди нашего народа началось противостояние. Его попытка выставить свою кандидатуру на выборах Хана будет способствовать расколу общества.
Она подмигнула Фелану.
– Мы, члены кланов, больше всего ценим в человеке умение подчиняться и отдавать приказы. Кто не умеет исполнять, тот не умеет командовать.
– Значит, этим можно объяснить, почему все смотрят на меня с такой подозрительностью? – уныло спросил Фелан.
– Ну, не с такой уж подозрительностью, как тебе кажется. – Сирилла откинулась к спинке кресла. – Не беспокойся, будущие испытания дадут точную картину. Сразу станет ясно, кто есть кто. Поговаривают, что твоя манера управления машиной далека от классических канонов. Я имею в виду – наших канонов. Однако результата ты добиваешься – для нас это самое главное. Не такие уж мы ортодоксы или националисты. Конечно, наше общество меньше внимания уделяет индивидуальности – подобным коллективистским образом и наши воспитательные программы построены, – но это совсем не значит, что мы не понимаем первостепенной важности каждой яркой, самобытной личности.
Молодой человек посмотрел в ту сторону, где сидели Наташа и Ранна.
– Как бы мне хотелось победить Ранну! Вот уж отрава! Так и норовит прищучить меня! Вот с кем надо держать ухо востро! Конечно, машину она водит безукоризненно, вот и приходится изыскивать способы, чтобы подобраться к ней поближе и стрелять в упор.
– И как, получается?
– Не совсем. Однако последнее слово все равно будет за мной.
– Дурачок, она же любит тебя, а ты ее. А того, кого любишь, надо уважать. Кому, как не ей, знать тебя, со всеми твоими дурными и хорошими привычками? – Сирилла неожиданно тронула указательным пальцем губы, задумчиво пошлепала по ним. – Послушай, Фелан. Существуют определенные методы ведения боевых действий. Испытанные, опробованные веками... Когда ты встречаешься с противником, численно превосходящим тебя – ну, скажем, в соотношении три к одному, – как должен поступать обороняющийся? Он должен найти такую позицию, с которой можно нанести как можно больший урон атакующим его врагам. Он должен знать, что первым обычно пускают наименее опытного бойца, потом – уже поучаствовавшего в стычках и последним – самого искусного. А как ты ведешь себя в подобной ситуации? Ты берешь на себя роль охотника. В то время, когда охота идет на тебя. По меньшей мере странно. Или глупо... И потом, эта непонятная страсть стрелять сразу по двум целям. А то и по трем... Это просто мальчишество какое-то!
– Ох, не скажите, Сирилла, – возразил Фелан. – Во-первых, я хочу сразу предупредить, что мальчишеством я считаю, когда суешься в воду, не зная броду. Если же твой маневр продуман, выверен – пусть даже он рискован, согласен, – я долго не размышляю. Я сражаюсь так, как привык во Внутренней Сфере. Кроме нескольких схваток с Драконами, в которых мне довелось участвовать, большинство других стычек представляет собой свободную охоту. Противостоящие стороны только в какой-то мере организуют продвижение своих машин, все, собственно, отдается на откуп водителям. Я не говорю, что это хорошо. Я просто говорю, что так у нас принято. В то же время подобная манера ведения боя тоже имеет свои положительные стороны. Дело в том, что воины кланов вследствие огромного технического превосходства могли себе позволить не обращать внимания на тактические приемы и уловки. Теперь же, когда я пересел на робот, равный по своим возможностям машинам противника, я вдруг обнаружил, что многое здесь делается по давным-давно отработанной схеме. Это в общем-то неплохо – зачем менять тактику, приносящую победу, но отношение ваших бойцов ко всяким новшествам, к так называемым запрещенным приемам меня очень удивило. Кто, где, когда устанавливал на войне правила?