Страница:
Мой подарок — куртка — понравился Нею. Он, в свою очередь, вручил мне небольшой нож, который он носил в сапоге еще в Вальсине и на протяжении всего нашего долгого и полного приключений пути в Ислин.
— Хотел купить тебе похожий здесь, но ничего стоящего не нашел. Этот нож я смастерил сам. Может, он и не самый лучший, но лезвие приделано намертво, так что эта штуковина тебя никогда не подведет, ты уж мне поверь.
— Спасибо, — сказал я и вставил нож в правый сапог. — Если обратная дорога окажется такой же, как путь сюда, то эта вещица может оказаться более чем полезной.
Ли подарил нам обоим толстые черные шерстяные одеяла, сотканные в Нализерро. Мастерство нализеррских ткачей вошло в поговорку, от одного уже взгляда на одеяла уже становилось тепло. Зная, какую сумму торговцы запрашивали за эти вещи на празднике, я понимал, что Ли потратил на них больше, чем дал ему отец. Мне также было ясно, что выбор его был не случайным, что наш друг купил нам в подарок не первый попавшийся на глаза предмет. Конечно, он хотел, чтобы одеяла согревали нас на пути домой, и я оценил заботу Ли о нас.
Но в то же время это сводило меня с ума, поскольку такой подарок красноречиво свидетельствовал, что нам придется оправиться в Вальсину, в то время как Ли предстоит путешествовать по всему миру и громить авроланских монстров. Я спустился в питейный зал трактира и сидел там в одиночестве, потягивая горький эль, размышляя над всем этим, когда сын Северуса — увалень Десид, — спустившись с лестницы, подошел ко мне.
— Прошу прощения, сэр, но вас просит зайти к нему милорд.
Я кивнул, поставил на стол кружку эля и медленно поплелся вверх по лестнице. Мое сердце словно опускалось все ниже и ниже по мере того, как я преодолевал одну за другой ступеньки, и когда я оказался на вершине лестнице, оно, казалось, уже плескалось беспомощно в кружке оставленного мною эля. Но, несмотря на это горькое чувство пустоты внутри, я нашел в себе силы выпрямиться и изобразить на лице улыбку. Я постучал в дверь и, услышав разрешение войти, вошел в комнату лорда.
Норрингтон, сидевший за письменным столом, повернулся вместе со стулом ко мне и отложил в сторону перо.
— Спасибо, что пришел, Хокинс… Таррант, садись, пожалуйста.
Я присел на край кровати.
— Вы хотели меня видеть?
— Да, хотел. — Голос лорда Норрингтона показался мне спокойным, даже, я бы сказал, довольным. — Сегодня завершается твой Лунный месяц, а значит, ты должен получить свою маску урожая. Принц Скрейнвуд — полагаю, по просьбе своей сестры — попросил у меня разрешения вручить маску Босли. Это для меня честь, от которой я не мог отказаться, тем более что Ли не простил бы мне, если бы я не дал на это своего согласия. Так что сейчас мой сын находится в крепости Грипс. Я захлопал глазами.
— Но почему вы не с ним? То есть, я имел в виду…
Лорд Норрингтон поднял руку.
— Ли известно, что я горжусь им, и я хочу, чтобы сегодня в центре внимания был мой сын, а не я. Ведь, в конце концов, если мне суждено погибнуть в этом походе, он окажется тем самым Норрингтоном, который должен будет осуществить миссию, о которой говорила воркэльфийская предсказательница, не так ли?
Я утвердительно кивнул.
— Герцог Ларнер вручит маску Нейсмиту. Если я не ошибаюсь, оружейный мастер, у которого Ней был учеником, когда-то выковал герцогу какой-то особенный меч, отсюда этот выбор. — Лорд улыбнулся и открыл расположенный в центре стола ящик. — Я, конечно, знаю, что маску урожая должен вручать старший родственник по мужской линии. Как тебе известно, мой отец умер, когда я был еще ребенком, и меня тренировал и воспитывал твой отец. Он, можно сказать, заменил мне моего родителя. Несмотря на то, что маску урожая я получил из рук моего дяди — человека, который также впоследствии стал моим отчимом, — я всегда знал, что заслужил я ее именно благодаря твоему отцу. Вы с Ли выросли вместе, стали друг другу как братья, и я считаю, что… В общем, я надеюсь, что твой отец не стал бы возражать, что я заменю его сегодня, в этот столь важный для тебя день.
Норрингтон достал из ящика коричневую кожаную маску, не очень-то отличавшуюся, на первый взгляд, от той, которую я носил на протяжении Лунного месяца, — только лобная часть была раза, наверное, в два больше. Над прорезями для глаз была нашита полоса бормокиньего меха шириной примерно в дюйм, а по бокам свисало по одному черному темериксовому перу. Если бы я взглянул на эту маску сегодня, я бы счел ее самой что ни на есть скромной и незамысловатой, но тогда она показалась мне самой красивой вещью, которую мне когда-либо доводилось видеть.
Я развязал шнурки своей лунной маски. Я никогда не забывал наказа отца не показывать никому своего лица, кроме членов семьи, но я и подумать не мог, что отец запретил бы снять маску перед лордом Норрингтоном. Отец Ли опустил глаза, когда я ее снимал, не желая, видимо, смущать меня. Я взял из его рук свою маску урожая и приложил ее прохладной замшевой стороной к лицу. Лорд подошел ко мне сзади и завязал шнурки у меня на затылке.
— Отныне и вовеки, — сказал он, — эта маска будет говорить другим, кто и что ты есть. Маска прячет нас от врагов, то открывает нас друзьям. Носи ее с гордостью и всегда чти предков, которые сражались и умирали за твое право носить эту маску.
Я торжественно склонил голову и заулыбался, когда Норрингтон вернулся к письменному столу.
— Спасибо, милорд.
— Для меня это было большой радостью, Таррант. — Он улыбнулся мне в ответ, чуть подался вперед и похлопал меня по колену. — Разумеется, я знаю о традиции дарить подарок тому, кто получает маску урожая. Но у меня, честно говоря, не было времени обдумать, что тебе подарить. Если бы ты подсказал мне, чего бы ты хотел, я был бы благодарен тебе за эту подсказку.
В моей груди затеплилась надежда, и я снова ощутил, как бьется внутри сердце.
— Милорд, самым желанным подарком для меня была бы возможность, шанс для меня и… и Нея. Пожалуйста, милорд, позвольте нам увидеть, как закончится то, что мы начали месяц назад, разрешите нам отправиться с вами в этот поход. Мы не причиним хлопот, мы сделаем все, о чем бы вы ни попросили, все, что только от нас понадобится.
Лорд Норрингтон откинулся на спинку стула.
— Боюсь, не смогу этого сделать.
— Но…
Он поднял руку.
— Выслушай меня, Таррант. Это желание слишком просто исполнить, потому что вы с Неем так или иначе будете участвовать в окраннельской экспедиции и пойдете вместе со мной и Ли — это решено давным-давно.
— Что? Когда? Почему?
— Насколько мне известно, в эльфийском языке у одних и тех же слов существуют различные оттенки. Например, слово «омытый» во фразе «огнем побед омытый» можно перевести и как «рожденный».
— Вы имеете в виду наше посвящение в рыцари Феникса?
— Да, именно так считают те, кто о нем знает. Кроме того, существует эльфийское предсказание о трех друзьях, которые освободят родину эльфов. — Норрингтон пожал плечами. — Но имей в виду, что даже если бы не это, я все равно просил бы вас пойти со мной. Я не могу представить себе, чтобы Норрингтон отправился в военную экспедицию без Хокинса, а Нейсмит как раз достаточно крепок и благоразумен, чтобы не позволить вам с Ли ввязаться во какие-либо передряги.
Я снова кивнул.
— А передряг, наверное, будет немало. — Я прищурился. — Хотя многие, в том числе принц Скрейнвуд и принц Август, полагают, что поход будет окончен еще до первого снега.
— Будем надеяться, что они не ошибаются, но я все-таки собираюсь запастись теплой одеждой. — Лорд Норрингтон обмакнул перо в чернила и написал что-то на листе бумаги. — Однако это не столь важно. Сейчас меня волнует другое — что я могу тебе подарить?
Я покачал головой.
— Сам не знаю, милорд. Может быть, мне кажется, в общем… — Я набрал воздуха в легкие, затем медленно выдохнул и облизал пересохшие от волнения губы. — Я нуждаюсь лишь в вашем доверии, милорд. Я бы хотел, чтобы вы знали, что я никогда не подведу и не предам вас. Если бы я рассчитывал на ваше доверие, ни о чем большем я бы и мечтать не мог.
Лорд Норрингтон на мгновение словно застыл, потом прикусил верхнюю губу и вымолвил.
— Ну что ж, ты вполне его заслужил. Кое-чего я, может, не решусь раскрыть тебе, но не потому, что я тебе не доверяю, а потому, что хочу дать тебе время это понять. Я не буду говорить тебе ничего такого, что может причинить тебе боль, пока не возникнет необходимости тебе узнать об этом.
— Благодарю вас, милорд. — Я преклонил пред ним колено, взял в свои руки его правую руку и поцеловал его кольцо, на котором был изображен семейный герб Норрингтонов. — Я буду хранить ваше доверие так же, как вашу жизнь, до своего последнего вздоха, до последней капли крови, до последней мысли.
Он встал и поднял меня на ноги.
— Итак, Норрингтон и Хокинс отправляются на север, чтобы дать достойный отпор Кайтрин и авроланской орде. Если бы она только знала, какая угроза движется ей навстречу, то уже сейчас обратилась бы в бегство и наша славная война завершилась бы прежде, чем в ней прольются потоки крови.
Глава 21
Глава 22
— Хотел купить тебе похожий здесь, но ничего стоящего не нашел. Этот нож я смастерил сам. Может, он и не самый лучший, но лезвие приделано намертво, так что эта штуковина тебя никогда не подведет, ты уж мне поверь.
— Спасибо, — сказал я и вставил нож в правый сапог. — Если обратная дорога окажется такой же, как путь сюда, то эта вещица может оказаться более чем полезной.
Ли подарил нам обоим толстые черные шерстяные одеяла, сотканные в Нализерро. Мастерство нализеррских ткачей вошло в поговорку, от одного уже взгляда на одеяла уже становилось тепло. Зная, какую сумму торговцы запрашивали за эти вещи на празднике, я понимал, что Ли потратил на них больше, чем дал ему отец. Мне также было ясно, что выбор его был не случайным, что наш друг купил нам в подарок не первый попавшийся на глаза предмет. Конечно, он хотел, чтобы одеяла согревали нас на пути домой, и я оценил заботу Ли о нас.
Но в то же время это сводило меня с ума, поскольку такой подарок красноречиво свидетельствовал, что нам придется оправиться в Вальсину, в то время как Ли предстоит путешествовать по всему миру и громить авроланских монстров. Я спустился в питейный зал трактира и сидел там в одиночестве, потягивая горький эль, размышляя над всем этим, когда сын Северуса — увалень Десид, — спустившись с лестницы, подошел ко мне.
— Прошу прощения, сэр, но вас просит зайти к нему милорд.
Я кивнул, поставил на стол кружку эля и медленно поплелся вверх по лестнице. Мое сердце словно опускалось все ниже и ниже по мере того, как я преодолевал одну за другой ступеньки, и когда я оказался на вершине лестнице, оно, казалось, уже плескалось беспомощно в кружке оставленного мною эля. Но, несмотря на это горькое чувство пустоты внутри, я нашел в себе силы выпрямиться и изобразить на лице улыбку. Я постучал в дверь и, услышав разрешение войти, вошел в комнату лорда.
Норрингтон, сидевший за письменным столом, повернулся вместе со стулом ко мне и отложил в сторону перо.
— Спасибо, что пришел, Хокинс… Таррант, садись, пожалуйста.
Я присел на край кровати.
— Вы хотели меня видеть?
— Да, хотел. — Голос лорда Норрингтона показался мне спокойным, даже, я бы сказал, довольным. — Сегодня завершается твой Лунный месяц, а значит, ты должен получить свою маску урожая. Принц Скрейнвуд — полагаю, по просьбе своей сестры — попросил у меня разрешения вручить маску Босли. Это для меня честь, от которой я не мог отказаться, тем более что Ли не простил бы мне, если бы я не дал на это своего согласия. Так что сейчас мой сын находится в крепости Грипс. Я захлопал глазами.
— Но почему вы не с ним? То есть, я имел в виду…
Лорд Норрингтон поднял руку.
— Ли известно, что я горжусь им, и я хочу, чтобы сегодня в центре внимания был мой сын, а не я. Ведь, в конце концов, если мне суждено погибнуть в этом походе, он окажется тем самым Норрингтоном, который должен будет осуществить миссию, о которой говорила воркэльфийская предсказательница, не так ли?
Я утвердительно кивнул.
— Герцог Ларнер вручит маску Нейсмиту. Если я не ошибаюсь, оружейный мастер, у которого Ней был учеником, когда-то выковал герцогу какой-то особенный меч, отсюда этот выбор. — Лорд улыбнулся и открыл расположенный в центре стола ящик. — Я, конечно, знаю, что маску урожая должен вручать старший родственник по мужской линии. Как тебе известно, мой отец умер, когда я был еще ребенком, и меня тренировал и воспитывал твой отец. Он, можно сказать, заменил мне моего родителя. Несмотря на то, что маску урожая я получил из рук моего дяди — человека, который также впоследствии стал моим отчимом, — я всегда знал, что заслужил я ее именно благодаря твоему отцу. Вы с Ли выросли вместе, стали друг другу как братья, и я считаю, что… В общем, я надеюсь, что твой отец не стал бы возражать, что я заменю его сегодня, в этот столь важный для тебя день.
Норрингтон достал из ящика коричневую кожаную маску, не очень-то отличавшуюся, на первый взгляд, от той, которую я носил на протяжении Лунного месяца, — только лобная часть была раза, наверное, в два больше. Над прорезями для глаз была нашита полоса бормокиньего меха шириной примерно в дюйм, а по бокам свисало по одному черному темериксовому перу. Если бы я взглянул на эту маску сегодня, я бы счел ее самой что ни на есть скромной и незамысловатой, но тогда она показалась мне самой красивой вещью, которую мне когда-либо доводилось видеть.
Я развязал шнурки своей лунной маски. Я никогда не забывал наказа отца не показывать никому своего лица, кроме членов семьи, но я и подумать не мог, что отец запретил бы снять маску перед лордом Норрингтоном. Отец Ли опустил глаза, когда я ее снимал, не желая, видимо, смущать меня. Я взял из его рук свою маску урожая и приложил ее прохладной замшевой стороной к лицу. Лорд подошел ко мне сзади и завязал шнурки у меня на затылке.
— Отныне и вовеки, — сказал он, — эта маска будет говорить другим, кто и что ты есть. Маска прячет нас от врагов, то открывает нас друзьям. Носи ее с гордостью и всегда чти предков, которые сражались и умирали за твое право носить эту маску.
Я торжественно склонил голову и заулыбался, когда Норрингтон вернулся к письменному столу.
— Спасибо, милорд.
— Для меня это было большой радостью, Таррант. — Он улыбнулся мне в ответ, чуть подался вперед и похлопал меня по колену. — Разумеется, я знаю о традиции дарить подарок тому, кто получает маску урожая. Но у меня, честно говоря, не было времени обдумать, что тебе подарить. Если бы ты подсказал мне, чего бы ты хотел, я был бы благодарен тебе за эту подсказку.
В моей груди затеплилась надежда, и я снова ощутил, как бьется внутри сердце.
— Милорд, самым желанным подарком для меня была бы возможность, шанс для меня и… и Нея. Пожалуйста, милорд, позвольте нам увидеть, как закончится то, что мы начали месяц назад, разрешите нам отправиться с вами в этот поход. Мы не причиним хлопот, мы сделаем все, о чем бы вы ни попросили, все, что только от нас понадобится.
Лорд Норрингтон откинулся на спинку стула.
— Боюсь, не смогу этого сделать.
— Но…
Он поднял руку.
— Выслушай меня, Таррант. Это желание слишком просто исполнить, потому что вы с Неем так или иначе будете участвовать в окраннельской экспедиции и пойдете вместе со мной и Ли — это решено давным-давно.
— Что? Когда? Почему?
— Насколько мне известно, в эльфийском языке у одних и тех же слов существуют различные оттенки. Например, слово «омытый» во фразе «огнем побед омытый» можно перевести и как «рожденный».
— Вы имеете в виду наше посвящение в рыцари Феникса?
— Да, именно так считают те, кто о нем знает. Кроме того, существует эльфийское предсказание о трех друзьях, которые освободят родину эльфов. — Норрингтон пожал плечами. — Но имей в виду, что даже если бы не это, я все равно просил бы вас пойти со мной. Я не могу представить себе, чтобы Норрингтон отправился в военную экспедицию без Хокинса, а Нейсмит как раз достаточно крепок и благоразумен, чтобы не позволить вам с Ли ввязаться во какие-либо передряги.
Я снова кивнул.
— А передряг, наверное, будет немало. — Я прищурился. — Хотя многие, в том числе принц Скрейнвуд и принц Август, полагают, что поход будет окончен еще до первого снега.
— Будем надеяться, что они не ошибаются, но я все-таки собираюсь запастись теплой одеждой. — Лорд Норрингтон обмакнул перо в чернила и написал что-то на листе бумаги. — Однако это не столь важно. Сейчас меня волнует другое — что я могу тебе подарить?
Я покачал головой.
— Сам не знаю, милорд. Может быть, мне кажется, в общем… — Я набрал воздуха в легкие, затем медленно выдохнул и облизал пересохшие от волнения губы. — Я нуждаюсь лишь в вашем доверии, милорд. Я бы хотел, чтобы вы знали, что я никогда не подведу и не предам вас. Если бы я рассчитывал на ваше доверие, ни о чем большем я бы и мечтать не мог.
Лорд Норрингтон на мгновение словно застыл, потом прикусил верхнюю губу и вымолвил.
— Ну что ж, ты вполне его заслужил. Кое-чего я, может, не решусь раскрыть тебе, но не потому, что я тебе не доверяю, а потому, что хочу дать тебе время это понять. Я не буду говорить тебе ничего такого, что может причинить тебе боль, пока не возникнет необходимости тебе узнать об этом.
— Благодарю вас, милорд. — Я преклонил пред ним колено, взял в свои руки его правую руку и поцеловал его кольцо, на котором был изображен семейный герб Норрингтонов. — Я буду хранить ваше доверие так же, как вашу жизнь, до своего последнего вздоха, до последней капли крови, до последней мысли.
Он встал и поднял меня на ноги.
— Итак, Норрингтон и Хокинс отправляются на север, чтобы дать достойный отпор Кайтрин и авроланской орде. Если бы она только знала, какая угроза движется ей навстречу, то уже сейчас обратилась бы в бегство и наша славная война завершилась бы прежде, чем в ней прольются потоки крови.
Глава 21
Мысль о том, что я стану участником этого похода, пылала во мне жарким огнем восторга на протяжении последующих двух недель. Если бы в тот момент какой-нибудь предсказатель подошел ко мне и принялся внушать, что вскоре в моей жизни произойдет нечто страшное, я бы не поверил ни одному его слову. Мне предстояло участвовать в величайшем походе, который навсегда избавит мир от гнусного бича всех земель, холодной черной тени, пожирающей свет и тепло. Впереди нас ожидали события, которым суждено было стать важной вехой в истории мира.
Две недели, посвященные подготовке и организации похода, были довольно сумбурными, полными одновременно радостей и разочарований. Для меня они стали еще и порой важных открытий. Сначала я занялся осмотром и изучением кораблей флота. Впервые нога моя ступила на морское судно. Корабли флота в основном принадлежали Джеране, Альциде и Сапорции. Среди них встречались и громоздкие торговые корабли, и длинные узкие военные галеры. Первые были, как правило, парусниками, однако на всякий случай их также снабдили парой длинных весел, с помощью которых корабль становился более маневренным, что было особенно ценным при входе в порт или при полном штиле. Все торговые суда нагружали продуктами, вином, зерном для лошадей; и лишь два из них предназначались для перевозки тяжелых конных подразделений из Джераны и Альциды под командованием принца Августа. Сам принц находился на борту корабля «Бегущий ручей», названного в честь поместья, где располагалась Конная гвардия принца.
Военные галеры представляли собой одномачтовые парусные суда, но в морских баталиях паруса не использовались — здесь за дело брались гребцы. На одно весло налегали трое мужчин, по двадцать весел с каждого борта. Таким образом корабль мог развивать скорость до пяти узлов в час и до двенадцати при сближении с судном противника. С высоких башен на корме и на носу галеры лучники могли буквально засыпать стрелами палубы атакующих кораблей противника. Бушприт на носу судна заканчивался длинным выступом, который при сближении с вражеской галерой помогал уклоняться от ее весел. И что особенно важно, им можно было крушить борт корабля противника, а при абордаже воины могли пробежать по этому выступу, как по трапу, поскольку он был довольно широким, и спрыгнуть с него на палубу вражеской галеры.
На корме и носу корабля располагалось по две пары огромных арбалетов на подвижной опоре; стрелами длиной в один метр они могли пробить борт и палубу корабля противника. На прочную веревку или стальную цепь были насажены крюки, при помощи которых производилось сцепление, а затем — сближение с вражеским судном. Две небольшие баллисты можно было свободно перемещать по палубе на колесных платформах и метать из них жестянки, начиненные напалмом — смолистым веществом, которое разгоралось в мгновение ока, молниеносно распространяя огонь по всему вражескому кораблю. Кроме того, с помощью все тех же баллист разбрасывались мелкие металлические «ерши» — колючки, которые вцеплялись в палубу судна и ранили босые ноги противников.
С пристани разглядеть весь флот было просто невозможно. Мне же посчастливилось пролететь над ним на воздушном шаре, сидя в прикрепленной к нему специальной корзине. В воздух мы поднялись вполне благополучно и набрали очень большую высоту — так высоко я еще никогда не поднимался. Произошло это довольно быстро, отчего у меня появилось странное ощущение, будто желудок мой так и остался где-то там, на земле. Но в тот момент меня занимало не это — я не мог оторвать глаз от невероятнейшего зрелища внизу. Люди становились все меньше и меньше и вскоре уже походили на муравьишек, а здания напоминали игрушечные домики. Мне вдруг пришла в голову мысль, что гиркимы видят мир таким с высоты своего полета всю жизнь. Интересно, кажется ли им эта способность такой же магической, какой она показалась мне?
Команда каждой галеры состояла из ста сорока человек плюс отряд солдат морской пехоты — еще тридцать человек; кроме того, галера могла принять на борт также отряд из тридцати воинов. Сверх этого мы брали формирования, состоявшие из двух отрядов телохранителей, так что для перевозки одного подразделения требовалось две галеры. Одно торговое судно могло перевозить провиант для десяти галер, так что нашему конвою понадобилось четыре таких судна. Но мы взяли вдвое больше, предполагая, что провиант потребуется населению Окраннела, а может, и нам самим, если наша кампания затянется. А теперь еще прибавьте к этим восьми торговым судам два корабля с табунами коней.
Сорок восемь кораблей с разноцветными корпусами и парусами стояли на якоре в гавани Ислина, ожидая отплытия. Мы знали, что к нам присоединятся еще корабли из Локеллина, но не знали их точного количества. У урЗрети кораблей не было, и, честно говоря, по виду Фариа-Це Кимп я не сказал бы, что ее место в океане. Людей же в конвое было двадцать четыре сотни в линейных войсках и в два раза больше матросов, которых при необходимости можно было вооружить мечами и послать в бой. Это была значительная армия и для защитников Окраннела — серьезная помощь.
По крайней мере, так полагал я, но среди готовившихся к выступлению солдат ходили и другие слухи. Болтали, что Кайтрин, бывшая не то дочерью, не то супругой Кируна, а может, и тем и другим, одновременно собрала огромную орду тварей, которые уже наводнили всю провинцию Окраннел. Высказывалось даже подозрение, что из Сварской нам поступают подложные депеши, что никакие войска там не ждут нападения, а просто Кайтрин заставила жителей посылать нам просьбы о помощи, чтобы завлечь нас в ловушку.
Лорд Норрингтон немедленно отверг эти подозрения:
— Глупо было бы ей посылать нам депеши, не станет же Кайтрин нас предупреждать, что там уже находятся ее орды. Ведь это только было бы нам на руку. А если бы Окраннел сдался, то поток беженцев оттуда хлынул бы в Джерану, и нас давно бы об этом известили. Более того, король Стефин убежден, что эти депеши отправлены его сыном Кириллом. Он говорит, что если бы Кайтрин смогла обучить кого-то думать и писать так, как Кирилл, она была бы способна и на многое другое, более трудное, и уж тогда нам всем осталось бы только впасть в отчаяние.
Но лорд Норрингтон не преуменьшал важности других сообщений о том, что Кайтрин создала элитную группу вождей для своих войск, которых она называет сулланкири. Среди людей их называют обычно Темные Наемники; говорят, что это перебежчики, хитрые вилейны или какие-то бормокины, умные и способные колдовать. Этих злобных воителей встречали в Окраннеле, но подробности до нас не дошли. По слухам, Кайтрин их кормила их же собственными тенями, отчего они стали могучими и бессмертными, и каждый из них обладает своим особым талантом, пригодным для победы над врагом.
— Этим слухам я верю, — признал отец Ли, — но не следует придавать им такое уж большое значение. Хеслин вам скажет, что на всякий магический прием есть свой контрприем и что заклинания — дело хитрое, но при этом они могут действовать буквально. Скажем, какое-то заклинание способно ослепить пятьдесят мужчин, но тут же, рядом с ними, будут стоять женщины, или же дети, или эльфы, и они сохранят зрение. И во всяком случае, если в мага вонзилась стрела, он вряд ли будет в состоянии наслать в этот момент заклинание.
Я одновременно и боялся встретить врагов, магическим путем приобретших какую-то необыкновенную силу, и в то же время хотел с ними встретиться. В конце концов, если бы Кайтрин была в состоянии создать по-настоящему бессмертных воинов, она бы давным-давно добралась до Юга и всех победила. Возможно, в последнее время удалось разработать или усовершенствовать те особые виды магии, но если бы в ее распоряжении таковые имелись, ей не потребовались бы группы разведчиков, которых мы встречали в Ориозе. Нет, пришел я к выводу, ее магические способности могут дать некоторый перевес ее войскам, но ее возможности не беспредельны.
Приготовления к выступлению шли быстро, без каких-либо недоразумений, вплоть до кануна отплытия. За день до этого план окончательно утвердили в Королевском Совете. Руководство всем походом поручили принцу Скрейнвуду, хотя лорд Норрингтон был назначен военачальником с полномочиями принимать все решения, касающиеся боевых действий. Его флагманом будет корабль Альциды «Непобедимый», а принц Скрейнвуд поплывет на корабле «Охотник» из Джераны. Меня это вполне устраивало — чем дальше от него, тем лучше.
Флотилии предлагалось с максимальной скоростью дойти до Окраннела с целью оказать помощь городу Крозту. Оттуда предполагалось спуститься по течению в Сварскую и там сразиться с авроланами. После чего, согласно сообщениям из крепости Дракона, нам следовало или пойти под парусами на восток и укрепить гарнизон крепости, или совершить набег на Призрачные границы и там разгромить гавани пиратов.
Накануне отплытия я в обществе Ли, Нея, лорда Норрингтона и еще нескольких человек посетил самый большой храм Кедина в Ислине. Когда мы поднимались в храм по гранитным ступеням, уже настала ночь. Мысленно перебирая все свои впечатления — все виденное и слышанное, стараясь сообразить, о чем мне следует молиться, я вдруг наткнулся на кого-то. Я отскочил на нижнюю ступеньку и, улыбнувшись, машинально извинился:
— Прошу прощения.
— Я так и понял, что ты поглощен мыслями, — спокойно кивнул мне Резолют.
Ней обернулся ко мне с верхней ступеньки, но я махнул ему рукой — мол, иди.
— Ты зачем приходил, жертву приносил, что ли?
— Кедину? Нет, — покачал головой эльф. — Я знаю бога, который в нашем пантеоне занимает нишу Кедина, но он не вдыхает фимиам и не собирает вокруг себя мертвых воинов, подобно старикам, которые собирают голубей, насыпая им сухие крошки.
Я постарался не выдать своих чувств, услышав, с каким презрением это сказано, но не уверен, что у меня получилось.
— Тогда зачем ты тут?
— С тобой поговорить. — Он высоко вздернул подбородок. — Джентеллин передал Амендсу ваши планы похода.
— Правда ведь, очень интересно?
— Видимо, очень интересно, но я этого не увижу.
— То есть как?
— Я с вами не еду.
Я отступил назад и споткнулся о нижнюю ступеньку.
— Не едешь? Почему? Ведь нам дается шанс нанести удар Кайтрин. Это наш шанс ее уничтожить.
— Знаю. — В его серебряных глазах отражался тонкий полумесяц растущей луны. — Я никогда не ставил себе целью добиться ее смерти. У меня другая цель — освободить родину. Пусть ваша задача благородна и хороша, но это не мое дело. Я знаю, ты достойно выполнишь свой долг. Кайтрин пожалеет о своих действиях, но Воркеллин останется в ее руках.
— Ты что, не понял? — Я покачал головой. — Как только мы разобьем ее армию, мы выгоним пиратов из Призрачных границ. А уж тогда мы отрежем Воркеллин и сможем забрать его назад. Это будет шаг к освобождению Воркеллина. Ты должен это понимать, Резолют.
— Нет, Хокинс, мне не надо этого понимать. Я понимаю другое: ровно век назад такого же успеха достигли наши, но Воркеллин нам это не вернуло. Если я отправлюсь с вами, если я соглашусь, значит, я признаю, что достаточно частичного успеха, а я с этим не согласен. А если соглашусь, тогда Амендс и Джентеллин будут считать, что я потерял свою решительность. А я никогда ее не потеряю. Недаром ведь меня зовут Резолют. Я очень хотел бы отправиться с тобой, но не могу, я пойду только в поход за освобождение моей страны.
Я проглотил комок в горле:
— Все ясно. Хотелось бы мне тебя переубедить: сам понимаешь, ведь если бы с нами был хоть один воркэльф, Кайтрин бы так напугалась, что сразу бы ретировалась.
— С вами поедут воркэльфы, они будут сражаться рядом с вами. Некоторые из наших меня считают выскочкой, но я это переживу. — Он раскрыл кошелек, висевший на поясе, достал клочок меха и подал его мне. — Это от одного из тех бормокинов, которых ты одолел. Лорд Норрингтон просил у меня клочок для твоей маски. Вручаю тебе его перед храмом, чтобы ты принес его в жертву.
— Да зачем, я куплю ладан… — нахмурился я.
— Послушай, Таррант Хокинс, внимательно послушай. Здесь Кедин — пастырь для теней, и даже в твоей стране он — гордый страж. Ты забыл, что он — воплощение войны. Он есть плоть, и кровь, и кость — все то, что мы видели и сами совершали в Атвале. Он господин всего этого, и предлагать ему ладан — излишняя вежливость. Сожги для него это, Хокинс, и пусть зловоние пойдет от тебя к нему. Он поймет, что ты знаешь правду о войне. И запомнит тебя. Когда Смерть вручит ему список тех, кого пора призвать, он вычеркнет твое имя из этого списка. Ты окажешься спасенным для свершения дел и великих, и страшных.
Я вздрогнул, потом взглянул ему прямо в глаза:
— А сам ты выжил таким способом?
Эльф засмеялся не очень приятным смехом:
— Да, это один из способов. — Он хлопнул меня по руке: — Удачи тебе, Хокинс — храброе сердце, ясные глаза и острый клинок. Когда этот поход окончится, твое имя будет на устах у каждого.
— Ладно. И тогда мы с тобой отправимся освобождать Воркеллин.
— Так и сделаем. — Эльф вскинул руку в кратком приветствии и сбежал по ступенькам.
Я вошел в храм, провел пальцем по пестрому кусочку меха. Купил две плашки из древесного угля и ладан, спустился к статуе Кедина. Опустился на колени у ее подножия и поднял голову, взглянул в невидящие глаза на прекрасном лице. Нагрудник доспехов, покрывающий торс, был весь покрыт рельефными изображениями множества лиц, и было несложно представить себе, что каждому изображению соответствуют меньшие статуэтки, находящиеся в длинном зале позади статуи Кедина. Выглянув из-за статуи в тот зал, я увидел толпящихся там воинов: они воскуривали ладан и зажигали свечи.
Я нахмурился. Своими плашками из древесного угля я сгреб в кучку тлеющие угольки, насыпал на нее ладана так, чтобы привлечь внимание Кедина, и швырнул сверху клочок меха. Мех тут же начал сворачиваться по краям. Когда он вспыхнул, мне в лицо пахнуло острым запахом горящей шерсти. Я закашлялся, глаза у меня наполнились слезами, но я неотрывно следил, как струйка Дыма поднимается и окутывает лицо статуи.
Сложив руки, как положено, я склонил голову:
— Сейчас, накануне великого похода, я не прошу у тебя, Кедин, ничего, чего не просил бы раньше. Дай мне возможность проявить себя человеком храбрым и добрым товарищем для моих соратников. Пусть я всегда буду сознавать свой долг и выполнять его без колебаний. Если в твоей воле оставить меня в живых, я буду рад. Если мне суждено погибнуть, пусть это произойдет в честном бою. Укрепи мою руку, защити меня от боли, и пусть вся слава и честь будут твоими.
Снова подняв голову, я не заметил никакого знака, что моя молитва услышана. Конечно, может, Резолют и прав, что, получив такую жертву, Кедин обратит на меня свое высочайшее внимание, но в глубине души я понимал, что нет особой разницы — замечают ли тебя боги или нет. Мы слышали бесчисленные рассказы о том, как боги даровали человеку жизнь. Я иду на войну, так что вряд ли теперь моя жизнь может стать интереснее с помощью богов.
Скажу лишь, что то, что я в конце концов получил, и то, что мне было нужно, — оказалось совсем разными вещами.
Две недели, посвященные подготовке и организации похода, были довольно сумбурными, полными одновременно радостей и разочарований. Для меня они стали еще и порой важных открытий. Сначала я занялся осмотром и изучением кораблей флота. Впервые нога моя ступила на морское судно. Корабли флота в основном принадлежали Джеране, Альциде и Сапорции. Среди них встречались и громоздкие торговые корабли, и длинные узкие военные галеры. Первые были, как правило, парусниками, однако на всякий случай их также снабдили парой длинных весел, с помощью которых корабль становился более маневренным, что было особенно ценным при входе в порт или при полном штиле. Все торговые суда нагружали продуктами, вином, зерном для лошадей; и лишь два из них предназначались для перевозки тяжелых конных подразделений из Джераны и Альциды под командованием принца Августа. Сам принц находился на борту корабля «Бегущий ручей», названного в честь поместья, где располагалась Конная гвардия принца.
Военные галеры представляли собой одномачтовые парусные суда, но в морских баталиях паруса не использовались — здесь за дело брались гребцы. На одно весло налегали трое мужчин, по двадцать весел с каждого борта. Таким образом корабль мог развивать скорость до пяти узлов в час и до двенадцати при сближении с судном противника. С высоких башен на корме и на носу галеры лучники могли буквально засыпать стрелами палубы атакующих кораблей противника. Бушприт на носу судна заканчивался длинным выступом, который при сближении с вражеской галерой помогал уклоняться от ее весел. И что особенно важно, им можно было крушить борт корабля противника, а при абордаже воины могли пробежать по этому выступу, как по трапу, поскольку он был довольно широким, и спрыгнуть с него на палубу вражеской галеры.
На корме и носу корабля располагалось по две пары огромных арбалетов на подвижной опоре; стрелами длиной в один метр они могли пробить борт и палубу корабля противника. На прочную веревку или стальную цепь были насажены крюки, при помощи которых производилось сцепление, а затем — сближение с вражеским судном. Две небольшие баллисты можно было свободно перемещать по палубе на колесных платформах и метать из них жестянки, начиненные напалмом — смолистым веществом, которое разгоралось в мгновение ока, молниеносно распространяя огонь по всему вражескому кораблю. Кроме того, с помощью все тех же баллист разбрасывались мелкие металлические «ерши» — колючки, которые вцеплялись в палубу судна и ранили босые ноги противников.
С пристани разглядеть весь флот было просто невозможно. Мне же посчастливилось пролететь над ним на воздушном шаре, сидя в прикрепленной к нему специальной корзине. В воздух мы поднялись вполне благополучно и набрали очень большую высоту — так высоко я еще никогда не поднимался. Произошло это довольно быстро, отчего у меня появилось странное ощущение, будто желудок мой так и остался где-то там, на земле. Но в тот момент меня занимало не это — я не мог оторвать глаз от невероятнейшего зрелища внизу. Люди становились все меньше и меньше и вскоре уже походили на муравьишек, а здания напоминали игрушечные домики. Мне вдруг пришла в голову мысль, что гиркимы видят мир таким с высоты своего полета всю жизнь. Интересно, кажется ли им эта способность такой же магической, какой она показалась мне?
Команда каждой галеры состояла из ста сорока человек плюс отряд солдат морской пехоты — еще тридцать человек; кроме того, галера могла принять на борт также отряд из тридцати воинов. Сверх этого мы брали формирования, состоявшие из двух отрядов телохранителей, так что для перевозки одного подразделения требовалось две галеры. Одно торговое судно могло перевозить провиант для десяти галер, так что нашему конвою понадобилось четыре таких судна. Но мы взяли вдвое больше, предполагая, что провиант потребуется населению Окраннела, а может, и нам самим, если наша кампания затянется. А теперь еще прибавьте к этим восьми торговым судам два корабля с табунами коней.
Сорок восемь кораблей с разноцветными корпусами и парусами стояли на якоре в гавани Ислина, ожидая отплытия. Мы знали, что к нам присоединятся еще корабли из Локеллина, но не знали их точного количества. У урЗрети кораблей не было, и, честно говоря, по виду Фариа-Це Кимп я не сказал бы, что ее место в океане. Людей же в конвое было двадцать четыре сотни в линейных войсках и в два раза больше матросов, которых при необходимости можно было вооружить мечами и послать в бой. Это была значительная армия и для защитников Окраннела — серьезная помощь.
По крайней мере, так полагал я, но среди готовившихся к выступлению солдат ходили и другие слухи. Болтали, что Кайтрин, бывшая не то дочерью, не то супругой Кируна, а может, и тем и другим, одновременно собрала огромную орду тварей, которые уже наводнили всю провинцию Окраннел. Высказывалось даже подозрение, что из Сварской нам поступают подложные депеши, что никакие войска там не ждут нападения, а просто Кайтрин заставила жителей посылать нам просьбы о помощи, чтобы завлечь нас в ловушку.
Лорд Норрингтон немедленно отверг эти подозрения:
— Глупо было бы ей посылать нам депеши, не станет же Кайтрин нас предупреждать, что там уже находятся ее орды. Ведь это только было бы нам на руку. А если бы Окраннел сдался, то поток беженцев оттуда хлынул бы в Джерану, и нас давно бы об этом известили. Более того, король Стефин убежден, что эти депеши отправлены его сыном Кириллом. Он говорит, что если бы Кайтрин смогла обучить кого-то думать и писать так, как Кирилл, она была бы способна и на многое другое, более трудное, и уж тогда нам всем осталось бы только впасть в отчаяние.
Но лорд Норрингтон не преуменьшал важности других сообщений о том, что Кайтрин создала элитную группу вождей для своих войск, которых она называет сулланкири. Среди людей их называют обычно Темные Наемники; говорят, что это перебежчики, хитрые вилейны или какие-то бормокины, умные и способные колдовать. Этих злобных воителей встречали в Окраннеле, но подробности до нас не дошли. По слухам, Кайтрин их кормила их же собственными тенями, отчего они стали могучими и бессмертными, и каждый из них обладает своим особым талантом, пригодным для победы над врагом.
— Этим слухам я верю, — признал отец Ли, — но не следует придавать им такое уж большое значение. Хеслин вам скажет, что на всякий магический прием есть свой контрприем и что заклинания — дело хитрое, но при этом они могут действовать буквально. Скажем, какое-то заклинание способно ослепить пятьдесят мужчин, но тут же, рядом с ними, будут стоять женщины, или же дети, или эльфы, и они сохранят зрение. И во всяком случае, если в мага вонзилась стрела, он вряд ли будет в состоянии наслать в этот момент заклинание.
Я одновременно и боялся встретить врагов, магическим путем приобретших какую-то необыкновенную силу, и в то же время хотел с ними встретиться. В конце концов, если бы Кайтрин была в состоянии создать по-настоящему бессмертных воинов, она бы давным-давно добралась до Юга и всех победила. Возможно, в последнее время удалось разработать или усовершенствовать те особые виды магии, но если бы в ее распоряжении таковые имелись, ей не потребовались бы группы разведчиков, которых мы встречали в Ориозе. Нет, пришел я к выводу, ее магические способности могут дать некоторый перевес ее войскам, но ее возможности не беспредельны.
Приготовления к выступлению шли быстро, без каких-либо недоразумений, вплоть до кануна отплытия. За день до этого план окончательно утвердили в Королевском Совете. Руководство всем походом поручили принцу Скрейнвуду, хотя лорд Норрингтон был назначен военачальником с полномочиями принимать все решения, касающиеся боевых действий. Его флагманом будет корабль Альциды «Непобедимый», а принц Скрейнвуд поплывет на корабле «Охотник» из Джераны. Меня это вполне устраивало — чем дальше от него, тем лучше.
Флотилии предлагалось с максимальной скоростью дойти до Окраннела с целью оказать помощь городу Крозту. Оттуда предполагалось спуститься по течению в Сварскую и там сразиться с авроланами. После чего, согласно сообщениям из крепости Дракона, нам следовало или пойти под парусами на восток и укрепить гарнизон крепости, или совершить набег на Призрачные границы и там разгромить гавани пиратов.
Накануне отплытия я в обществе Ли, Нея, лорда Норрингтона и еще нескольких человек посетил самый большой храм Кедина в Ислине. Когда мы поднимались в храм по гранитным ступеням, уже настала ночь. Мысленно перебирая все свои впечатления — все виденное и слышанное, стараясь сообразить, о чем мне следует молиться, я вдруг наткнулся на кого-то. Я отскочил на нижнюю ступеньку и, улыбнувшись, машинально извинился:
— Прошу прощения.
— Я так и понял, что ты поглощен мыслями, — спокойно кивнул мне Резолют.
Ней обернулся ко мне с верхней ступеньки, но я махнул ему рукой — мол, иди.
— Ты зачем приходил, жертву приносил, что ли?
— Кедину? Нет, — покачал головой эльф. — Я знаю бога, который в нашем пантеоне занимает нишу Кедина, но он не вдыхает фимиам и не собирает вокруг себя мертвых воинов, подобно старикам, которые собирают голубей, насыпая им сухие крошки.
Я постарался не выдать своих чувств, услышав, с каким презрением это сказано, но не уверен, что у меня получилось.
— Тогда зачем ты тут?
— С тобой поговорить. — Он высоко вздернул подбородок. — Джентеллин передал Амендсу ваши планы похода.
— Правда ведь, очень интересно?
— Видимо, очень интересно, но я этого не увижу.
— То есть как?
— Я с вами не еду.
Я отступил назад и споткнулся о нижнюю ступеньку.
— Не едешь? Почему? Ведь нам дается шанс нанести удар Кайтрин. Это наш шанс ее уничтожить.
— Знаю. — В его серебряных глазах отражался тонкий полумесяц растущей луны. — Я никогда не ставил себе целью добиться ее смерти. У меня другая цель — освободить родину. Пусть ваша задача благородна и хороша, но это не мое дело. Я знаю, ты достойно выполнишь свой долг. Кайтрин пожалеет о своих действиях, но Воркеллин останется в ее руках.
— Ты что, не понял? — Я покачал головой. — Как только мы разобьем ее армию, мы выгоним пиратов из Призрачных границ. А уж тогда мы отрежем Воркеллин и сможем забрать его назад. Это будет шаг к освобождению Воркеллина. Ты должен это понимать, Резолют.
— Нет, Хокинс, мне не надо этого понимать. Я понимаю другое: ровно век назад такого же успеха достигли наши, но Воркеллин нам это не вернуло. Если я отправлюсь с вами, если я соглашусь, значит, я признаю, что достаточно частичного успеха, а я с этим не согласен. А если соглашусь, тогда Амендс и Джентеллин будут считать, что я потерял свою решительность. А я никогда ее не потеряю. Недаром ведь меня зовут Резолют. Я очень хотел бы отправиться с тобой, но не могу, я пойду только в поход за освобождение моей страны.
Я проглотил комок в горле:
— Все ясно. Хотелось бы мне тебя переубедить: сам понимаешь, ведь если бы с нами был хоть один воркэльф, Кайтрин бы так напугалась, что сразу бы ретировалась.
— С вами поедут воркэльфы, они будут сражаться рядом с вами. Некоторые из наших меня считают выскочкой, но я это переживу. — Он раскрыл кошелек, висевший на поясе, достал клочок меха и подал его мне. — Это от одного из тех бормокинов, которых ты одолел. Лорд Норрингтон просил у меня клочок для твоей маски. Вручаю тебе его перед храмом, чтобы ты принес его в жертву.
— Да зачем, я куплю ладан… — нахмурился я.
— Послушай, Таррант Хокинс, внимательно послушай. Здесь Кедин — пастырь для теней, и даже в твоей стране он — гордый страж. Ты забыл, что он — воплощение войны. Он есть плоть, и кровь, и кость — все то, что мы видели и сами совершали в Атвале. Он господин всего этого, и предлагать ему ладан — излишняя вежливость. Сожги для него это, Хокинс, и пусть зловоние пойдет от тебя к нему. Он поймет, что ты знаешь правду о войне. И запомнит тебя. Когда Смерть вручит ему список тех, кого пора призвать, он вычеркнет твое имя из этого списка. Ты окажешься спасенным для свершения дел и великих, и страшных.
Я вздрогнул, потом взглянул ему прямо в глаза:
— А сам ты выжил таким способом?
Эльф засмеялся не очень приятным смехом:
— Да, это один из способов. — Он хлопнул меня по руке: — Удачи тебе, Хокинс — храброе сердце, ясные глаза и острый клинок. Когда этот поход окончится, твое имя будет на устах у каждого.
— Ладно. И тогда мы с тобой отправимся освобождать Воркеллин.
— Так и сделаем. — Эльф вскинул руку в кратком приветствии и сбежал по ступенькам.
Я вошел в храм, провел пальцем по пестрому кусочку меха. Купил две плашки из древесного угля и ладан, спустился к статуе Кедина. Опустился на колени у ее подножия и поднял голову, взглянул в невидящие глаза на прекрасном лице. Нагрудник доспехов, покрывающий торс, был весь покрыт рельефными изображениями множества лиц, и было несложно представить себе, что каждому изображению соответствуют меньшие статуэтки, находящиеся в длинном зале позади статуи Кедина. Выглянув из-за статуи в тот зал, я увидел толпящихся там воинов: они воскуривали ладан и зажигали свечи.
Я нахмурился. Своими плашками из древесного угля я сгреб в кучку тлеющие угольки, насыпал на нее ладана так, чтобы привлечь внимание Кедина, и швырнул сверху клочок меха. Мех тут же начал сворачиваться по краям. Когда он вспыхнул, мне в лицо пахнуло острым запахом горящей шерсти. Я закашлялся, глаза у меня наполнились слезами, но я неотрывно следил, как струйка Дыма поднимается и окутывает лицо статуи.
Сложив руки, как положено, я склонил голову:
— Сейчас, накануне великого похода, я не прошу у тебя, Кедин, ничего, чего не просил бы раньше. Дай мне возможность проявить себя человеком храбрым и добрым товарищем для моих соратников. Пусть я всегда буду сознавать свой долг и выполнять его без колебаний. Если в твоей воле оставить меня в живых, я буду рад. Если мне суждено погибнуть, пусть это произойдет в честном бою. Укрепи мою руку, защити меня от боли, и пусть вся слава и честь будут твоими.
Снова подняв голову, я не заметил никакого знака, что моя молитва услышана. Конечно, может, Резолют и прав, что, получив такую жертву, Кедин обратит на меня свое высочайшее внимание, но в глубине души я понимал, что нет особой разницы — замечают ли тебя боги или нет. Мы слышали бесчисленные рассказы о том, как боги даровали человеку жизнь. Я иду на войну, так что вряд ли теперь моя жизнь может стать интереснее с помощью богов.
Скажу лишь, что то, что я в конце концов получил, и то, что мне было нужно, — оказалось совсем разными вещами.
Глава 22
Мы отплыли рано, с отливом, и были уже в открытом море, когда восходящее солнце окрасило спокойные воды кроваво-красными бликами. Рассвет сопровождался криками чаек, глухим стуком поршней судовых двигателей и хрустом разворачивающихся парусов, и все это на фоне непрерывного свиста воды, разрезаемой бортами корабля. Я стоял на полубаке «Непобедимого», подставив лицо ветру.
Мы выступили наконец; мы шли на войну добывать себе славу.
На всех лицах читался энтузиазм, даже на лицах матросов-гребцов. Мы были отборным войском, которому предстояло спасти мир. Наша миссия понятна и проста, и мы ее выполним. Солдаты заранее похвалялись, сколько тварей они убьют и сколько добычи захватят. Еще до снегопада все мы вернемся домой, будем греться у очага в кругу семьи и друзей и повествовать о наших приключениях.
Мы выступили наконец; мы шли на войну добывать себе славу.
На всех лицах читался энтузиазм, даже на лицах матросов-гребцов. Мы были отборным войском, которому предстояло спасти мир. Наша миссия понятна и проста, и мы ее выполним. Солдаты заранее похвалялись, сколько тварей они убьют и сколько добычи захватят. Еще до снегопада все мы вернемся домой, будем греться у очага в кругу семьи и друзей и повествовать о наших приключениях.