Степанов Анатолий Яковлевич. Заботы пятьдесят третьего года

   - Ну, это ты врешь, - сказал Казарян. - Кто тебя к Васину посылал?
   - Не верите, да?! Раз сидел, значит, не верите!! - Стручок накачивал себя, чтобы для убедительности вызвать блатную истерику: - Тогда хватайте, тащите, в тюрьму сажайте!!!
   - Ты меня на стос не возьмешь, портяночник, - для ясности перейдя на феню, сказал Казарян. - И стойку со мной не держи. Не хочешь со мной калякать и не надо. Но запомни: ты на них шестеришь, и, если что, - они тебя сдадут первого.
   Не дожидаясь ответа, он повернулся и ушел. Но ушел недалеко: перейдя Брестскую, он вбежал в подъезд дома напротив и, поднявшись на пролет, стал у окна. Отсюда хорошо просматривался выход их флигелька. Ждал он недолго.
   На ходу натягивая пальтишко, выскочил из флигелька Виталий Горохов. Покрутился на месте, оглядываясь. Выбрался наконец за ворота, посмотрел направо, посмотрел налево и успокоенно двинулся быстрым шагом по своим неотложным делам. Спускаясь по лестнице, Роман тихо смеялся.
   Вести такого - милое дело. Наперед знаешь, где клиент будет проверяться. Тем более, что уже догадался, куда его несет. Несло Горохова на Пресню к Генке Иванюку, однодельцу. Все, как по расписанию. На улице 1905 года Стручок исчез в подъезде дома номер шестнадцать. Выбрав местечко поудобнее - за частым забором, - Казарян стал ждать. Минут через десять выскочил Горохов, суетливо и откровенно проверившись, побежал домой, допивать водку и песни петь.
   Роман, прождав положенный контрольный час, тоже побежал домой, на Петровку.
   Перво-наперво заглянул к начальству. Смирнова не было, и он отправился на свое рабочее место. Ларионов поднял голову от бумаг, с трудом понял, что пришел Казарян, и, ни слова не сказав, продолжил свое увлекательное занятие: чтение бумажек.
   Хевра брала ствол, брала грязно, подло и неумело. Постового милиционера ударили ножом сзади. Он, теряя сознание, успел вытащить пистолет и выстрелить, достав в плечо одного из бандитов. Они в ярости и страхе топтали его ногами, добивая. Потом побежали. Бежали в открытую, глупо и непрофессионально. Через три минуты милиция знала о происшедшем, через пятнадцать район был оцеплен, а через сорок Смирнов обложил кособокую с кривыми окнами избушку в Новогирееве.
   Александр выбрал булыжник поприкладистее и, остерегаясь, запустил им в окно. Раздался звон разбитого стекла. Теперь они его могли слышать. Подойдя с непростреливаемой стороны поближе, он громко и отчетливо произнес:
   - В связи с чрезвычайными обстоятельствами мне даны неограниченные полномочия. Я имею право не брать вас живьем. Со мной рядом товарищи и друзья убитого вами милиционера. Уйти отсюда вы сможете только двумя способами: в наручниках или в катафалке. Предлагаю сдаться. Предлагаю в первый и последний раз!
   - Гад! Падло! Пес рваный! - завыли, завизжали, закричали в избушке. И дважды выстрелили. Из двух стволов. Эти не сдадутся. Пьяные или намарафеченные. Смирнов, не торопясь, отошел к своим.
   - Сколько их там точно? - спросил у капитана, руководившего оцеплением.
   - А стволов?
   - Сейчас услышал два.
   - Я тоже услышыл. Еще могут быть?
   - Черт его знает!
   - Придется их брать, капитан. Я пойду, а вы отвлеките их. По окнам постреляйте, что ли. Все равно шум уже подняли.
   Смирнов вытащил из-под мышки свой фронтовой парабеллум. Ладонь ощутила теплую привычную рукоятку. Пошел.
   Капитан добросовестно отнесся к порученному делу. Методичный огонь по окнам не давал бандитам наблюдать за происходящим. Стоя с непростреливаемой стороны, Смирнов жестом подозвал троих милиционеров.
   - Когда я пойду, вы сразу же начните выламывать дверь. Перед дверью не стойте, дрыной какой-нибудь сбоку. По-настоящему ее ломать будете только после того, как услышите мои выстрелы в доме.
   Трое согласно кивнули. Жалея пальто, Смирнов по-пластунски полз к избушке. Дополз до угла, двинулся дальше, к первому окну. Добрался до него и залег. Стрелки все поняли и перенесли огонь на второе окно. За углом внушительно затрещало: трое начали ломать дверь.
   Прикрыв левым рукавом лицо, Смирнов нырнул в разбитое оконное стекло. Перекатываясь по полу, он произвел первый свой выстрел в бандита с пистолетом. Второго вооруженного он увидел лишь тогда, когда тот выстрелил в него. Выстрелил, но не попал. А Смирнов в ответ попал. Потом выпустил всю обойму над головами оставшейся четверки. На устрашение.
   Ворвались милиционеры. Неизвестно, кто стонал, неизвестно, кто плакал. Неиспорченных повязали. Смирнов поднялся, спрятал пистолет, стал отряхивать изрядно пострадавшее пальто. Подошел капитан, душевно доложил:
   - Четверо под стражей, одного вы уложили на месте, второй тяжело ранен. Санитарная машина сейчас прибудет.
   - Первый раз после фронта убиваю, - не капитану, себе сказал Александр. Достал из кармана мятую пачку "Беломора", спички, закурил и заметил, что пальцы дрожали.
   - Их бы всех за Игнатьева без суда и следствия к стенке поставить.
   - Поставят, - вяло успокоил капитана Александр и спросил: - А машина есть?
   - Да ваша же! - удивился капитан.
   - Тогда я поеду. Сами здесь разберетесь.
   - Спасибо, товарищ майор.
   - За что? За то, что человека убил?
   - Не человека. Бешенную собаку, - убежденно произнес капитан.
   - Александр Иванович, поехали, - предложил оказавшийся тут как тут шофер, мягко предложил, осторожно, как больному.
   - Не понимаю я вас, Александр Иванович, - сказал шофер Вася, когда "Победа" побежала по шоссе Энтузиастов. Вася был очень молодой, а потому до чрезвычайности категоричный. - Зачем-то самим? Приказали бы любому и все.
   - Что все? - не понял еще смурной Смирнов.
   - Пусть выполняют! А ваше дело - руководство осуществлять.
   - Стоять и смотреть, что ли?
   - Зачем же стоять? Советы давать, указания. Под пули командиру лезть негоже.
   Так и бубнил Вася до самого МУРа. Александр молчал. Никто не мог сделать этого, не подвергая себя смертельной опасности. Никто, кроме майора Смирнова, который в годы войны командовал ротой десантников. Не понимал этого молодой Вася.
   Сразу же ворвался в кабинет Казарян.
   - Позже зайди. Минут через пятнадцать. И, если можно, чайку сообрази. Покрепче.
   Казарян согласно кивнул, тихо прикрыл за собой дверь. Александр сел за стол, потом вспомнил, что в пальто, встал, разделся. Снова, откинувшись, устроился в своем полукресле. Поглядел немного в потолок и вытащил парабеллум. Извлек обойму, нашел в кармане запасную и загнал ее в рукоять. Открыл сейф, достал коробку с патронами и тщательно снарядил отстрелянную обойму. Опять уселся в кресло и стал ждать Казаряна. Ни о чем не думалось.
   Чаи гоняли с наслаждением.
   - Ты и жасминового слегка присыпал? - поинтересовался после второго стакана Александр.
   Казарян кивнул.
   - Откуда взял?
   - Китайский секрет, как говорится в одной детской книжке, - туманно ответил весьма довольный собой Казарян.
   - Он у секретарши Верки выпросил, - буднично раскрыл китайский секрет Ларионов.
   - Самого, значит, обделили, - догадался Александр.
   - Ничего, обойдется. У него китайские делегации часто бывают. Еще привезут. - Суров был с начальством Роман Казарян.
   - Намылит он загривок твоей Верке.
   - Для нее - пострадать за меня будет великим счастьем.
   - Трепло ты, Рома! - возмутился Ларионов. - У нее же любовь с Гришиным из НТО.
   - Так то земная любовь, меня же она любит неземной, я бы даже сказал - надмирной любовью.
   Отпустило затылок, перестали ломить глаза. Хорошее это дело сидеть со своими ребятами и гонять чаи.
   - Ты чего ко мне рвался? - вспомнил Смирнов про первый казаряновский визит.
   - Да дело было.
   - А сейчас нет?
   - И сейчас есть, но подождет.
   - Не подождет. Давай выкладывай.
   Смирнов отодвинул стакан и не спеша, с удовольствием закурил.
   - Я прав оказался, Саня, - заговорил Казарян, прихлебывая чай. Огольцы задействованы на всю катушку. Кто-то через них искал Васина. По цепочке. На прямой связи, видимо, Геннадий Иванюк. Но и у него нет непосредственного контакта. Вероятнее всего - точно обусловленные по месту и времени связные. Мне люди нужны, Саня. Поводить вышеупомянутого Геннадия Иванюка.
   - Где я их тебе найду? Все на прочесывании. Мне и вас-то оставили под слезные причитания.
   - А что делать будем?
   - Плакать, - разозлился вдруг Смирнов. - Думай! Мне за вас всех, что ли, думать?!
   - Конечно, непосильная для тебя задача, - охотно согласился Казарян.
   - Смотри у меня, Рома, язык в момент укорочу.
   - Это каким же макаром?
   - В отделение Крылова переведу.
   Команда Крылова занималась карманниками. Работа хлопотная, на ногах, почти всегда безрезультатная и оттого крепко неблагодарная.
   - Произвол - главный аргумент начальства, - попытался продолжить сопротивление Роман, но Смирнов внимания на это не обратил и спросил по делу:
   - Кто у них за Ивана проходил? Жорка Столб?
   - Вроде бы он.
   - Почему "вроде"?
   - Вон Сережа во мне сомнения разбудил. Сережа, скажи.
   Тихий Ларионов был известен своей неукротимой въедливостью. За это и ценили. Он поставил стакан на сейф, поднялся:
   - В деле странный диссонанс...
   - Ты не в консерватории, Сережа, - вкрадчиво заметил Казарян. - Ты попроще нам изложи, по-нашему, по-милицейски.
   - Саня, почему он меня перебивает? - невозмутимо пожаловался Ларионов.
   Смирнов взглядом осадил Казаряна и кратко предложил:
   - Продолжай, Серега.
   - В деле странный диссонанс, - упрямо настоял на своем Ларионов и разъяснил: - Замысел - одно, исполнение - другое, а завершение совсем уж третье.
   - Объясни конкретнее, - попросил Смирнов.
   - Задумана вся эта операция весьма остроумно, я бы даже сказал изящно. Исполнена же несколько грубовато - ну зачем было вохровца темнить, доски, по которым контейнеры катили, оставлены, следы от машины не уничтожены. Ну а уж Колхозник со шкурками на рынке - совсем никуда.
   - Выводы? - Смирнов входил в азарт.
   - Два последних этапа - это безусловно Жорка Столб. Задумал же всю операцию явно не он. И никто из тех, кто по этому делу проходил. Интеллектуальный уровень преступной группы оставляет желать много лучшего.
   - А что, Ромка, в Сережиных теориях что-то есть! - Смирнов тоже встал, малость побегал по комнате, подошел к окну, глянул на "Эрмитаж". Там уже горели огни, хотя было еще светло. - Все руки не доходят, с делом как следует познакомиться. Я же тебя просил, Роман, дать мне его!
   - Я тебе дал, и ты спрятал в свой сейф, - бесстрастно напомнил Роман.
   - А, черт, совсем забыл! - Смирнов кинулся к сейфу, зазвенел ключами, но в это время раздался другой звон - телефонный.
   - Майор Смирнов у телефона, - раздраженно представился он трубке, но через паузу раздраженную интонацию сменил на деловую. - Через три минуты буду.
   - Сам? - поинтересовался Роман. Смирнов кивнул.
   - Дождитесь меня. Я постараюсь быстрее отвертеться.
   Иван Васильевич стоял у окна и тоже смотрел на огни "Эрмитажа". На воле уже сильно посерело, и огни стали ярче.
   - Проходи, садись, гостем будешь.
   - Зачем вызывали, Иван Васильевич?
   - Господи, сколько же крови могут пролить убогие и осатаневшие недоумки! - выдохнул Сам, А Смирнов встрял:
   - Что надо сделать, чтоб они ее не пролили?
   - Перебиваешь начальство, Смирнов, грубишь.
   - В облаву, Иван Васильевич?
   - Ох и сообразительный ты, Смирнов! В облаву, в облаву! В Соломенной сторожке.
   - Когда?
   - Через два часа. Ты там со своими ребятами помоги.
   - Слушаюсь, - Смирнов встал.
   - И не обижайся. Нет у меня людей, нет.
   ...Александр заглянул в свой кабинет. Казарян и Ларионов увлеченно играли в тюремное очко.
   - Облава, бойцы! - оповестил их Смирнов. - По коням!
   Потеплело, потеплело наконец. Черная земля Страстного бульвара пронзительно пахла землей. Большие деревья были по-прежнему безлистны, но уже не мертвы. Их серые ветви серели по-весеннему. Они ждали настоящей жизни. И воздух стал другим. В нем любой звук несся далеко-далеко. Слышно было, как дребезжал трамвай на Трубной. Светились родным абажурным светом окна. Те, что в левой стороне Пушкинской площади. Призывно мерцал интимным пламенем ресторанный зал ВТО. Еще непривычно стоял Пушкин - лицом к Тверскому бульвару. На той стороне сияла огнями дежурная аптека и энергично функционировал пивной бар (с сорок девятого года - зал) номер три.
   Опять главный российский тракт. Двенадцатый троллейбус по позднему времени пер, победно подвывая со страшной силой. Мелькали остановки Маяковская, Васильевская, Белорусский вокзал. Открылось широкое, в два полотна, Ленинградское шоссе. Улица Правды, гостиница "Советская". Пролетел мимо милый, словно на картинке из детской книжки, домик в псевдоготическом стиле, начался забор Петровского парка.
   От стадиона "Динамо" троллейбус пошел мягче и ровней. Этот отрезок шоссе строили пленные немцы. Военно-воздушная академия в Петровском дворце, метро "Аэропорт"...
   Иногда по ночам, когда мать бывала в рейсе, приходила соседка Валя, влюбленная в него до ненависти. Она приходила таясь, потому что он хотел, чтобы было так. Он не любил ее и она знала, что он не любит ее, но все равно приходила. Она-то любила. Он был одинокий мужик и поэтому не прогонял ее, что было бы честнее. А изредка он хотел, чтобы она пришла. Хотел он этого и сегодня. И она, будто зная, пришла.
   ...Они лежали рядом, усталые и отчужденные. Александр, чувствуя изначальную свою вину, ласково погладил ее по щеке. Она тут же заплакала.
   - Ну, что ты, Валюша, - дежурно утешил он, - все хорошо.
   - Что, что хорошо? - спросила она, не переставая плакать.
   Он не знал, что в данном случае хорошо, а что плохо. Сказал:
   - Успокойся. Мы же вместе. Вот и хорошо.
   - Кому хорошо? Тебе? Мне?
   - И тебе, и мне.
   - Как же, как же! Ты измучил меня, понимаешь, измучил! Я, как воровка, пробираюсь к тебе, когде нет твоей матери, я боюсь, что кто-нибудь увидит меня, услышит! Я никому не могу сказать, что я люблю тебя!
   - Господи! - сквозь зубы простонал он. Она затихла, потершись мокрым лицом о его бицепс. Потом рывком подняла голову и стала целовать его в плечо, в шею, в висок.
   - Я измучилась, Саша, и тебя измучила. Ну, прости меня, прости!
   - Эх, жизнь-жестянка. - Только и сказал он. Опять лежали молча.
   - Я тебе киевскую котлету принесла и салат. Утром позавтракай, как следует. А то все сухомятка. Язву заработать можно. Только разогрей обязательно.
   Валя работала официанткой в ресторане "Загородный" в Покровском-Стрешневе.
   - Ладно, - согласился Александр, подумал и спросил, чтобы был разговор: - Как там у вас в "Загородном" мои уголовнички?
   - Теперь все, как уголовники. Нахальные, рукастые, - забрюзжала вдруг жлобским голосом Валя. - Даже твой Алька разлюбезный. Недавно с компанией был.
   - Что, руки распускал?
   - Язык свой поганый распускал.
   - Удивительное дело профессия, - тихо посмеявшись, сказал он. Говорила нормально, а как о работе своей вспомнила, так официанткой заголосила.
   - А ты иногда, как милиционер говоришь.
   - Да уж, куда деться, - согласился он и зевнул.
   - Устал?
   - Работы много, Валюша.
   - И завтра рано вставать. Спи милый. - Она теплой ладошкой прикрыла ему глаза. Он с готовностью их закрыл. - Спи, любимый, спи родной.
   - А ты? - уже расслабленно спросил он.
   - А я пойду. Спи, спи, спи...
   Он тотчас заснул, а она ушла.
   С утра неожиданно образовалось окно, и Казарян решил попытать удачу. К десяти он устроился в обжитом местечке за забором на улице 1905 года. Малолетняя шпана просыпается поздно, и он был уверен, что Геннадий Иванюк еще не ушел.
   В половине двенадцатого тот наконец явился на белый свет. Видимо, очень любили родители своего Гену. В щегольской буклевой кепке-лондонке, в сером пальто с широкими ватными плечами, в ботинках на рифленной каучуковой подошве, Геннадий Иванюк выглядел полным франтом. Прямо-таки студент-стиляга.
   Студент-стиляга перешел улицу и стал спускаться вниз, к метро. Казарян вел его на достаточном расстоянии, проклиная про себя свою заметную внешность. И чернявый, и перебитый, расплющенный боксом нос, и четкий след на скуле. Все это наверняка запомнил Стручок и доложил приятелю, какой мент к нему приходил.
   В киоске у Пресненских бань Иванюк взял кружку пива и выпил ее не спеша. Ехали они недолго, одну остановку. На "Киевской" вылезли наружу. Иванюк, нарушая, пересек проезжую часть и вдоль штакетника чахлого сквера направился к недействующему павильону старой линии метро. Казарян вошел в скверик и присел на лавочку у контрольного пункта троллейбусных маршрутов. Было без пяти двенадцать. Казарян хорошо видел, как Иванюк подошел к пивному ларьку у трамвайной остановки и взял две кружки пива, большую и маленькую.
   - Смотри, не обоссысь! - негромко пожелал Казарян, развлекая сам себя.
   Неторопливый паренек был Гена Иванюк. Высосал пиво и тихо так, нога за ногу, побрел к углу Дорогомиловской улицы. У пивного ларька остановился.
   - Неужели еще пить будешь? - злобным шепотом осведомился Казарян. Нет, Гена передумал-таки, направился к Бородинскому мосту. Невесть откуда рядом с ним оказался быстрый гражданин. Скорее всего из-за молодых деревьев, высаженных в честь трехсотлетия объединения Украины с Россией.
   Ромка Цыган? Гражданин обнаружил свой профиль, повернувшись к Иванюку и продолжая что-то темпераментно втолковывать ему. Точно, Ромка Цыган. Казарян перебежал к молодым деревцам - поближе бы, поближе. Длинный поводок чреват неожиданностями. Двое взошли на Бородинский мост. Зазвенел трамвай, и это был конец. Казарян смотрел, как трамвай поравнялся с любезной его взору парочкой, и Ромка Цыган побежал, наращивая скорость, рядом с ним, уцепился за поручень, прыгнул на подножку, сделал приветственно ручкой и уехал к Плющихе.
   Не догнать. Казарян без интереса наблюдал за Иванюком, который возвратился к метро и исчез в его дверях.
   Со злости Казарян зашел в деревяшку, ту, которую так и не посетил любитель пива Гена Иванюк, и взял кружку. Казарян стоял за столиком у окна, пил пиво и смотрел на прохожих. Люди в черном, синем, коричневом невеселая серая толпа. Казарян вздохнул и допил остатки. К часу дня он был в МУРе.
   Ты где шлялся? - нелюбезно осведомился Смирнов.
   - Где надо, - огрызнулся Казарян.
   - Надо здесь. Следователь требует уточнений по делу Витеньки Ящика и Сени Пограничника. Отправляйся-ка к нему.
   - А ты?
   - А я наконец складское дело полистаю.
   Обиженный Казарян ушел. Смирнов открыл сейф, достал дело и углубился в чтение. Сей момент раздался звонок. Конечно же, Верка-секретарша.
   - Александр Иванович, срочно на совещание.
   ...Все-таки не выспался. Комиссар из главного управления журчал о профилактике, о неравнодушном подходе и о пользе коллективных комплексных мероприятий. Укачивало. Александр пялил глаза, чтобы не заснуть, приказывал себе не спать, старался всерьез думать о не сделанной еще работе. Не помогало. По-прежнему вело. Тогда он упер локоть в колено, ладонью решительно закрыл лицо - как бы для глубоких раздумий. И заснул. Проснулся от криков - начались прения. Кричали долго. Тут не поспишь. Но все когда-нибудь кончается. Кончилось совещание. Комиссар-начальство пожал руку нашему комиссару и отбыл.
   - Все свободны! - распорядился Сам и добавил: - Смирнов останется.
   - Побыстрее - как бы еще кого-нибудь не оставил - все покинули кабинет.
   - Ты почему на совещании спишь? - грозно потребовал ответа комиссар.
   Смирнов не испугался, знал, что Иван Васильевич сам бы поспал на этом совещании, если б мог.
   - Потому что не выспался, - отчаянно ответил Смирнов.
   - Дерзишь, а начальству дерзить не положено.
   - Не положено, чтобы отдел без начальника был. Не могу я, Иван Васильевич, разорваться - и отделением руководить, и с опергруппой выезжать и на совещаниях сидеть. Когда же новый начальник отдела придет?
   - А сам-то не хочешь начальником быть?
   - Пока не хочу.
   - Почему так.
   - Рано еще. Голову надо в порядок привести. У меня пока голова оперативника. Не более того.
   - Что ж, приводи свою голову в порядок. Может, потом она нам пригодится. Вот что, Смирнов, ты Скорина из области знаешь?
   - Значит, Игоря к нам - начальником. Другого не надо, Иван Васильевич.
   - С тобой, Смирнов, хорошо дерьмо есть. Обязательно изо рта вырвешь.
   - Не прогадаете, Иван Васильевич, ей богу, не прогадаете!
   - Ну, раз такой человек, как ты, одобряет, значит, будем назначать.
   ...От радостного этого известия расхотелось спать, и поэтому дело читалось легко. Он проштудировал половину, когда вернулся Казарян.
   - Три часа задаром убил! Ну, буквоед, ну, зануда! - Казарян сел.
   - Теперь хоть все в порядке?
   - Как в канцелярии у господа бога, - Казарян вытянул ноги и признался: - Я сегодня, Саня, Цыгана упустил.
   - Что так? - хладнокровно поинтересовался Смирнов.
   - На длинном поводке вел, чтоб не узнали, а он на ходу в трамвайчик, и будь здоров. Мальчики нам нужны, и чтоб понезаметнее были, похожие на всех, как стертый пятак.
   - И чтобы роту. Не меньше.
   - Иронизируй, иронизируй! Все равно без наружного наблюдения настоящей работы не будет.
   - Надо мечтать! Кто это сказал? - задумался Смирнов. - А в общем, некогда нам мечтать, Рома. Давай-ка по делу пройдемся. Кое-что занятное имеется...
   Зазвонил телефон. Оба с ненавистью смотрели на него.
   Грабанули известного писателя. И, естественно, - сразу же МУР. В помощь райотделу. Муровская бригада прибыла в роскошный дом на углу Скаковой и Ленинградского шоссе, когда там всю ночь шуровали районные.
   - Вам помочь? - спросил Александр у старшего группы, который диктовал протокол осмотра. Тот, оторвавшись от дела, кинул недовольный взор на печального гражданина, скромно стоявшего у притолоки, и ответил, как бы не отвечая:
   - Раз знаменитость, значит, МУР подавай, районные пентюхи обязательно завалят!
   - Мы собачку привезли, - сообщил Казарян.
   Районный пожал плечами:
   - Пробуйте. Только, по-моему, сильно все затоптали.
   Казарян спустился к машине, чтобы позвать Семеныча с его Верным, а Смирнов подошел к печальному гражданину.
   - Вы хозяин квартиры? - спросил Александр.
   Гражданин печально кивнул и вдруг быстро-быстро заговорил, уцепившись сильными пальцами за борт смирновского пальто.
   - Я не могу понять, почему он сердится. Я никого не вызывал, я только позвонил в союз оргсекретарю, спросил, что делать в таких случаях. Он сказал, что все возьмет на себя.
   - А в районное отделение кто сообщил?
   - Дворник наш, Галия Асхатовна. Она всегда после трех к нам убираться приходит. Пришла - а дверь не заперта, и никого нет. Она сразу к участковому.
   - А вы, э-э-э... - Смирнов намекнул на то, чтобы писатель назвался.
   - Василий Константинович, если позволите, э-э-э...
   - Александр Иванович. А вы, Василий Константинович, всегда в первой половине дня изволите отсутствовать?
   - Ни боже мой, Александр Иванович. Жена - да, дочка тоже. Жена на работе, дочка в институте, а я с утра до двух за письменным столом.
   - Почему же сегодня вас не было?
   - Срочно вызвали на заседание секции прозы.
   Старший из-за плеча на них недовольно посмотрел, давал понять, что разговор ему сильно мешает. Смирнов взял писателя под руку:
   - Мы мешаем, Василий Константинович. Где мы можем без помех поговорить?
   - Пойдемте на кухню, Александр Иванович.
   В стерильно чистой кухне на столе стоял пустой графинчик и пустой стакан. Смирнов понятливо ухмыльнулся:
   - От расстройства чувств позволили?
   - Не скрою: хотел было. Да он меня опередил.
   - Кто "он"?
   - Да вор этот.
   - Интересно. А много в графинчике было?
   Василий Константинович указал пальцем уровень. Грамм по сто-сто пятьдесят, не больше.
   - Я, честно говоря, днем не употребляю. Но сегодня, сами понимаете... - неизвестно почему оправдываясь, пояснил писатель.
   - А еще какая-нибудь выпивка в доме есть?
   - Отсутствует. - Писатель вздохнул. - Меня Ирина Всеволодовна бдит.
   - Что же из квартиры взяли, Василий Константинович?
   - Шубу жены, довольно дорогую, из обезьяны, каракулевую дочкину, два моих костюма, и так, по мелочам.
   - Что за мелочи?
   - Побрякушки всякие. Кольца, кулоны, часы. Они все в шкатулке лежали.
   - Действительно побрякушки или золото настоящее?
   - Золотые, естественно. Кольцо - маркиза с бриллиантами, кольцо с порядочным изумрудом, бирюзовый гарнитур, часы швейцарские в осыпи...
   - Ничего себе побрякушки. А деньги?
   - Денег в доме не держу. Понемногу в карманах, в сумках. А он, видно, деньги искал. Весь мой стол перевернул, мерзавец.
   - Спасибо, Василий Константинович. Скажите, а ребята стакан и графинчик смотрели?
   - Смотрели, смотрели. Сказали, что отпечатков нет, в перчатках, мол, работал.
   Смирнов прошел в спальню, куда уже переместилась группа. Старший вопросительно посмотрел на него.
   - По-моему, Скачок, - поделился своими соображениями Александр.
   - По-моему, тоже, - саркастически согласился старший.
   - Высокий профессионал. Работал в перчатках, ни одного пальчика. Замок отжат мастерски, взято все по точному выбору.
   - Скажите, - робко поинтересовался писатель, - почему когда вот здесь, в спальне, стояли прекрасные кожаные чемоданы, он, для того, чтобы уложить вещи, полез на антресоли и достал драный фибровый?
   Из-за спины писателя Казарян дал нужные разъяснения:
   - Чтобы все соответствовало, товарищ писатель. Вор чемодану и чемодан вору.
   - Не понял, - обернулся к Казаряну писатель.
   В ватнике и кирзачах и с заграничным чемоданом, представляете? Лакомый кусок для любого милиционера.