Страница:
Дождавшись паузы в речи «штурмана», Веклемишев выдал ему от всей души, от всего народа русского, на русском же, что он думает о противнике, об устроителях сего праздника, благодарных зрителях и, главное, об их вожде – «храбром, как лев и мудром, как мамба».
– Козлы вы все кастрированные, и ты, Шаку – самый драный козлище! – на этой оптимистической ноте закончил свое выступление Вадим, ткнув указательным пальцем в вождя зулусского народа, затем сменив его на гордо поднятый вверх средний.
Вряд ли этот самый народ понял, о чем говорит белый, однако верно воспринял его эмоциональную речь, одобрительно зашумев. А что не одобрить, если видно, что не трус чужак, не дрожит, как банановый лист на ветру, шрамы на теле имеет солидные и, опять же, традиции местные соблюдает – перед дракой соперника ругает-обкладывает со всем усердием… В общем, правильный пацан. Если б не цвет кожи, в бантустане за своего бы запросто сошел.
Глава 9. Раз зулус, два зулус…
Глава 10. Старый друг лучше новых двух
– Козлы вы все кастрированные, и ты, Шаку – самый драный козлище! – на этой оптимистической ноте закончил свое выступление Вадим, ткнув указательным пальцем в вождя зулусского народа, затем сменив его на гордо поднятый вверх средний.
Вряд ли этот самый народ понял, о чем говорит белый, однако верно воспринял его эмоциональную речь, одобрительно зашумев. А что не одобрить, если видно, что не трус чужак, не дрожит, как банановый лист на ветру, шрамы на теле имеет солидные и, опять же, традиции местные соблюдает – перед дракой соперника ругает-обкладывает со всем усердием… В общем, правильный пацан. Если б не цвет кожи, в бантустане за своего бы запросто сошел.
Глава 9. Раз зулус, два зулус…
Барабанщик резко ускорил темп, что есть мочи колотя палками по коже тамтама. Веклемишев понял, что это сигнал к началу боя, и, не сводя глаз со «штурмана», принял боевую стойку.
Гортанный крик от трона сдвинул с места и резко, словно порыв ветра сухой листок, бросил «могучего» Мекебу к Вадиму. Он не стал проводить разведку и оценку противника, а сразу кинулся в отчаянную атаку. Вадим был готов к любому развитию событий, имея за спиной богатый опыт как турнирных боев без правил, так и тех жестоких схваток, где приз победителю – жизнь. Поэтому он не стал проявлять активность в первые секунды боя, а ушел в защиту. Пусть соперник покажет, на что он способен, а там, глядишь, и мы тряхнем стариной.
Веклемишев изящно протанцевал короткую дорожку, переступив ногами, чтобы пропустить несущегося к нему с решительным лицом «штурмана». На последних шагах тот попытался исполнить разлапистую закрутку, однако его выброшенная нога лишь совершила круг почета, так и не достав противника, который оказался совсем не там, где должен был находиться, по расчетам зулуса. Правда, Мекеба мгновенно сориентировался и, поймав равновесие, немедленно бросился за ушедшим от его удара белым. И опять неудача. Его крепкие кулаки попали в воздух, а не в голову соперника, который без особых усилий скользнул под удары и выпорхнул за спиной черного бойца.
Вадиму была хорошо знакома подобная «бульдозерная» тактика: атака за атакой с первых секунд боя, чтобы не дать противнику опомниться и сконцентрироваться. Ни на мгновение не упускать инициативу, нападать и бить, бить, бить… Для профессионала рукопашного боя, каким являлся Веклемишев, «бульдозерный» стиль не представлял особой сложности, особенно если был достаточный простор для маневра. Более того, излишняя активность противника позволяла в короткие сроки разобраться, каков уровень подготовки соперника, какую тактику противоборства следует выбрать.
Вот и сейчас, хотя прошло немногим более минуты, как тамтам пробил начало схватки, Вадиму уже стало понятно, что «могучий» Мекеба отличный уличный боец, но не более того. По технике боя его нельзя было отнести ни к одной классической школе борьбы. Отдельные приемы были выхвачены из карате-до, из кунг-фу, какие-то движения весьма отдаленно напоминали «стиль тигра» у-шу, но в целом школа, как таковая, отсутствовала. Веклемишев поначалу опасался, что может столкнуться с неизвестной ему национальной разновидностью рукопашного боя, однако его опасения не оправдались. Можно с большой натяжкой отнести разлапистость в исполнении отдельных элементов к специфике народной зулусской борьбы, но, вероятнее всего, это лишь самая что ни на есть грязь в работе рукопашника.
Примерно так же обстояло дело и с физическим состоянием соперника. Рельеф мускулатуры Мекебы впечатлял кого угодно, но только не его противника. Накачанные мышцы очень часто не помогают, а, наоборот, мешают в проведении того или иного приема. То же самое и с выносливостью бойца. Лишняя мышечная масса не располагает к длительному и, естественно, изнурительному ведению боя. Вот и по лицу «штурмана», хотя с начала боя прошло, считай, ничего, уже потекли струйки пота.
Реальной опасности в действиях Мекебы Веклемишев не видел, как и не было желания продолжать схватку. К тому же и зрители стали возмущаться пассивностью белого бойца. Это специалист мог определить, что Вадим по классу куда выше суетящегося «штурмана», а его с виду незатейливые уходы от града сыплющихся ударов – проявление настоящего мастерства. Тратить время, а главное – энергию, на уличного драчуна Веклемишева не прельщало, поэтому судьба первого бойца должна была решиться в ближайшие секунды.
Очередная атака зулуса не отличалась разнообразием. Смахнув с лица капли пота, Мекеба вновь издал громкий крик, видимо, чтобы подбодрить себя и зрителей, и двинулся к противнику, стоящему посередине арены с безвольно опущенными руками. Черные соотечественники поддержали своего бойца, дружно закричав в едином, надо полагать, патриотическом порыве. Сотни глоток выдали невообразимый рев, слышимый далеко от места разворачивающихся событий.
Правда, выступление национального зулусского хора мальчиков продолжалось считаные мгновения. Потрясающий окрестности ор резко оборвался, обрушив на арену гробовое молчание. Замолк и тамтам. Основная часть народа так и не разобралась в случившемся. Только что черный боец налетел, словно ураган, на белого чужака, и вот уже он бездыханный лежит у его ног. По крайней мере, именно такую сцену наблюдало большинство ошеломленных зрителей.
Мекеба в очередной «бульдозерной» атаке бросился на Вадима, спокойно стоящего вполоборота к сопернику. Коронная связка, неоднократно приводившая его к победе: обманное движение кулака… голень стремительно пошла к ребрам… потом – закрутка и хлесткий удар подъемом в голову… «Штурман» не успел понять, что случилось с ним и с окружающим миром. Противник исчез из поля зрения зулуса, как и пропало ощущение тяжести. Он лишь понял, что неведомая сила подняла его в воздух, однако самого приземления, а точнее – удара своего тела о землю, не почувствовал. Веклемишев поймал противника на элементарную подсечку, правда, проведенную мастерски, так что окружающие не сумели поймать ни начала стремительного броска в контратаку, ни, собственно, ее продолжения. Мекеба еще парил в невесомости, когда дважды рука белого бойца метнулась к его груди и шее. «Голова удава», встретившись с грудной клеткой, парализовала мышцы зулуса и вызвала жесточайший спазм. Но на этом она не остановилась, а, превратившись в «голову змеи», совершила бросок к нервному узлу у основания шеи, повергнув черного бойца в темноту.
Можно сказать, Веклемишев пожалел «штурмана». По канонам настоящего боя, того, где выигрыш – жизнь, не «змея» должна была ужалить Мекебу в шею, а «удав» смять его гортань и выбить шейные позвонки. Но то же в б о ю, а не в игре!..
А со стороны случившееся виделось нереальным. Кому-то из зрителей даже показалось, что черный боец просто споткнулся и упал. В наступившей тишине послышался неуверенный крик: «Вставай, Мекеба!» Веклемишев автоматически отметил, что призыв прозвучал на английском, и на английском же языке пробурчал себе под нос знаменитое гамлетовское: «The rest is silence» – «Дальше – тишина».
Он отошел на несколько шагов от поверженного соперника и, не обращая внимания на окружающих, стал разминать ноги. Как показала короткая схватка, связки и суставы еще недостаточно разогрелись. Да и локоть правой руки чувствительно отозвался на таран «головы удава».
Вадим не смотрел по сторонам и, казалось, не видел ничего вокруг, занимаясь своим делом. А на арене и вокруг нее, несмотря на потрясение, вызванное поражением черного бойца, закружилась вполне деловая суета. «Могучего» Мекебу, потихоньку приходящего в себя, что подтвердило жалобное басовитое стенание, охранники в цивильном подхватили за руки за ноги и потащили в балаган. В толпе усилился гомон и опять замелькали, затряслись над головами руки с зажатыми в них купюрами. Похоже, ставки в тотализаторе стали резко менять пропорции.
Но продолжалось это недолго. Опять забил тамтам, и на арену, согласно объявленному регламенту, вышел новый боец. Народ зашумел, однако не слишком сильно, не так, как встречал Мекебу. Веклемишев бросил испытующий взгляд на Мамба-Шаку и разглядел в его лице и глазах уже не иронию, а искренний интерес и как будто тревожное ожидание. Что это означало? И относилось ли данное ожидание к нему лично или его сопернику под номером два? Или к обоим?
Разминая и массируя суставы кистей, Вадим внимательно осмотрел нового противника. Это был высокий молодой негр, среднего, почти сухого телосложения. Как и Вадим, он вышел на арену босиком и с голым торсом. Из одежды на нем были лишь белые холщовые штаны. Никаких мочальных подвязок и юбок, как и ритуальных плясок, проходов перед зрителями и ругани, похоже, во втором туре не предусматривалось. По крайней мере, соперник Веклемишева «намба ту» не проявил ни капли инициативы в данном направлении, он скромно занимался разминкой на краю арены неподалеку от трона. Мамба-Шаку что-то негромко ему говорил, на что юноша послушно кивал.
Кстати, зрители отнеслись к вопросу отсутствия танцевального камлания и традиционного оскорбления личностей вполне наплевательски. По мнению Вадима, их больше интересовали ставки «черного» тотализатора. Однако скоро народ, завершив финансовые дела, вполне по-европейски, то есть нестройными аплодисментами, потребовал зрелища. У Веклемишева сложилось впечатление, что основной массе зрителей, в отличие от «штурмана» Мекебы, его новый соперник незнаком. По крайней мере, когда забил тамтам, скандировать имя черного юноши зрители не пожелали, а, вероятнее всего, оно им было неизвестно. Вадим про себя отметил, что лично его также никто и никак не объявлял. С самого начала представления он проходил по категории «белого, который причинил боль и страдания нашим братьям», и, видимо, таковым и останется до окончания турнира.
Под медленный бой тамтама глашатай что есть мочи прокричал от трона, что юный, но храбрый Лагума бросает вызов белому бойцу. Юноша вышел на середину арены, остановился в трех шагах от Веклемишева и вежливо поклонился зрителям. Те одобрительно загудели, захлопали в такт барабана и нестройно заорали имя молодого воина. Барабанщик ускорил ритм, что означало сигнал к началу боя.
Вадим повернулся к противнику, принял боевую стойку, но был вынужден вернуться в положение «вольно». Молодой зулус сложил руки на груди и в традиционном, вовсе не африканском, а более присущем бойцам восточных стилей единоборств, приветствии поклонился Веклемишеву. Тот не мог уступить сопернику в вежливости и также отвесил поклон визави.
В отличие от своего предшественника, Лагума не кинулся сломя голову атаковать соперника. Он принял «тансин» – стойку, которую Вадим определил как стандартную для многих видов борьбы: ноги полусогнуты, левая впереди правой, предплечье левой руки прикрывает брюшной пресс, правая – чуть сзади.
Несколько мгновений они стояли не двигаясь, ожидая друг от друга активности, однако ни один из бойцов инициативы в первые секунды боя проявлять не стал. Первым не выдержал Лагума. Он сдвинулся с места и легким, умелым переступом пошел вокруг Веклемишева. Вадим не последовал его примеру, а предпочел остаться пассивным наблюдателем. Он только поворачивался, не сходя с места, лишь совершая короткие скользящие шажки, чтобы оставаться лицом к лицу с Лагумой и следить за каждым его движением.
Первые удары также нанес молодой соперник. И Вадим сразу понял, что за плечами Лагумы – хорошая школа. В движении, с виду – непринужденно и легко, он жалил противника, пытаясь нащупать его слабые места. Опыт Веклемишева позволял поставить крепкий заслон, не дать пробить защиту, однако невесомые на первый взгляд удары, а на деле – острые и точные показали, что к юноше следует относиться очень серьезно.
Более того, с ходу Вадим не смог определить, каким конкретным стилем работает Лагума. Вот только что он двигался плавными скользящими движениями, присущими мастеру айкидо, но уже в следующее мгновение последовала жалящая резкая атака, состоящая из связок классического карате-до. Далее – отход и дорожка шагов квадрат-прямая, явно заимствованные из школы ушу «Цай». И все чисто, чище не бывает. Каждое движение отточено, так что хоть в учебники его заноси. Великолепный учитель у парнишки, и Веклемишев догадывался, кто он…
Вадим резко ушел с линии атаки, совершив «тенкай» – круг нейтрализации, и, встретив ринувшегося за ним Лагуму молниеносным «усиро кэри» – ударом ногой назад, провел стремительную контратаку, состоящую из двойной, очень сложной по исполнению связки.
Удары были сильными, но не настолько, чтобы схватка на этом и завершилась. Лагума в последний момент среагировал на выпад соперника, рванувшись по касательной влево, так что голень Вадима достала его вскользь. Однако этого хватило, чтобы зулус не удержался на ногах. Но и тут он не оплошал, а успел сгруппироваться и после кувырка по земле вскочил. Бой продолжился.
Веклемишев был слишком опытен, чтобы не найти брешь в защите, да и в целом – в технике боя Лагумы. Парень работал великолепно, без особого труда и вполне естественно меняя стили, контролируя темп схватки и ее изменчивый ход. Можно было отметить, что и удар он держит крепко, и реакция – более чем в порядке. Великолепный турнирный боец! Но не воин!
Окружающая арену толпа не бесновалась и не орала, как это было во время схватки Вадима с Мекебой. Но наблюдала за боем с не меньшим вниманием. Зрелищность костюмированной драки уступила место наслаждению высоким мастерством бойцов. Естественно, зрители были на стороне Лагумы и в первую очередь подбадривали его, но и в адрес белого чужака после красиво проведенной атаки или приема летели возгласы одобрения.
Похоже, представление удалось. Вот только Веклемишеву от этого было ни холодно ни жарко, хотя второе более подходило по погоде: испарина уже холодила тело под слабым ветерком, обдувающим арену. Париться на утеху зрителям в планы Вадима не входило, поэтому он решил, что и второго участника спектакля пора отправлять со сцены за кулисы.
Восстановив дыхание, Веклемишев шагнул к Лагуме. Черный боец легкими прыжками, явно красуясь, поменял стойку с правой на левостороннюю, а затем вернулся в исходное состояние.
Громкий окрик с трона стер улыбку с лица молодого зулуса.
Мамба-Шаку, похоже, понял серьезность ситуации и постарался привести Лагуму в боевое состояние.
Жаль, конечно, но моральная поддержка юноши «великим и ужасным» положительного результата не принесла. Вне всякого сомнения, Лагума старался изо всех сил, однако опыт и профессионализм своего противника он не оценил в должной мере.
Вадим стремительно метнулся к ногам парня.
Лагума, надо отдать должное, уловил-таки момент начала броска противника к нему, однако противостоять атаке не смог. Слишком мало ему отводилось времени на то, чтобы среагировать на угрозу и попытаться что-то изменить. Мозг выдал сигнал, но мышцы не успели сократиться…
Нелепо вскинув ноги, молодой зулус рухнул на подсекшего его Веклемишева. Он был готов немедленно вскочить на ноги и продолжить схватку, и даже попытался это сделать, однако почувствовал, что его будто сковали тиски. Любое, самое незначительное движение вызывало резкую боль. Но это были не тиски, а руки и ноги Веклемишева, надежно спеленавшие Лагуму. Одна рука удерживала его руку на изломе в локтевом суставе, вторая – жестко фиксировала шею в готовности перекрыть дыхание и сонную артерию, поясница и таз покоились в цепких клещах ног соперника.
Лишь ноги Лагумы были относительно свободными, и он решил использовать этот шанс, чтобы вырваться из крепких объятий белого бойца. Сдерживая крик, на грани потери сознания от боли, сильным рывком он изогнулся и рванулся из последних сил вверх, в отчаянном «татинагаре». Соперник без труда удержал его, рука, сдавливающая его шею чуть сдвинулась и усилила нажим. Это было последнее, что почувствовал Лагума, теряя сознание…
Гортанный крик от трона сдвинул с места и резко, словно порыв ветра сухой листок, бросил «могучего» Мекебу к Вадиму. Он не стал проводить разведку и оценку противника, а сразу кинулся в отчаянную атаку. Вадим был готов к любому развитию событий, имея за спиной богатый опыт как турнирных боев без правил, так и тех жестоких схваток, где приз победителю – жизнь. Поэтому он не стал проявлять активность в первые секунды боя, а ушел в защиту. Пусть соперник покажет, на что он способен, а там, глядишь, и мы тряхнем стариной.
Веклемишев изящно протанцевал короткую дорожку, переступив ногами, чтобы пропустить несущегося к нему с решительным лицом «штурмана». На последних шагах тот попытался исполнить разлапистую закрутку, однако его выброшенная нога лишь совершила круг почета, так и не достав противника, который оказался совсем не там, где должен был находиться, по расчетам зулуса. Правда, Мекеба мгновенно сориентировался и, поймав равновесие, немедленно бросился за ушедшим от его удара белым. И опять неудача. Его крепкие кулаки попали в воздух, а не в голову соперника, который без особых усилий скользнул под удары и выпорхнул за спиной черного бойца.
Вадиму была хорошо знакома подобная «бульдозерная» тактика: атака за атакой с первых секунд боя, чтобы не дать противнику опомниться и сконцентрироваться. Ни на мгновение не упускать инициативу, нападать и бить, бить, бить… Для профессионала рукопашного боя, каким являлся Веклемишев, «бульдозерный» стиль не представлял особой сложности, особенно если был достаточный простор для маневра. Более того, излишняя активность противника позволяла в короткие сроки разобраться, каков уровень подготовки соперника, какую тактику противоборства следует выбрать.
Вот и сейчас, хотя прошло немногим более минуты, как тамтам пробил начало схватки, Вадиму уже стало понятно, что «могучий» Мекеба отличный уличный боец, но не более того. По технике боя его нельзя было отнести ни к одной классической школе борьбы. Отдельные приемы были выхвачены из карате-до, из кунг-фу, какие-то движения весьма отдаленно напоминали «стиль тигра» у-шу, но в целом школа, как таковая, отсутствовала. Веклемишев поначалу опасался, что может столкнуться с неизвестной ему национальной разновидностью рукопашного боя, однако его опасения не оправдались. Можно с большой натяжкой отнести разлапистость в исполнении отдельных элементов к специфике народной зулусской борьбы, но, вероятнее всего, это лишь самая что ни на есть грязь в работе рукопашника.
Примерно так же обстояло дело и с физическим состоянием соперника. Рельеф мускулатуры Мекебы впечатлял кого угодно, но только не его противника. Накачанные мышцы очень часто не помогают, а, наоборот, мешают в проведении того или иного приема. То же самое и с выносливостью бойца. Лишняя мышечная масса не располагает к длительному и, естественно, изнурительному ведению боя. Вот и по лицу «штурмана», хотя с начала боя прошло, считай, ничего, уже потекли струйки пота.
Реальной опасности в действиях Мекебы Веклемишев не видел, как и не было желания продолжать схватку. К тому же и зрители стали возмущаться пассивностью белого бойца. Это специалист мог определить, что Вадим по классу куда выше суетящегося «штурмана», а его с виду незатейливые уходы от града сыплющихся ударов – проявление настоящего мастерства. Тратить время, а главное – энергию, на уличного драчуна Веклемишева не прельщало, поэтому судьба первого бойца должна была решиться в ближайшие секунды.
Очередная атака зулуса не отличалась разнообразием. Смахнув с лица капли пота, Мекеба вновь издал громкий крик, видимо, чтобы подбодрить себя и зрителей, и двинулся к противнику, стоящему посередине арены с безвольно опущенными руками. Черные соотечественники поддержали своего бойца, дружно закричав в едином, надо полагать, патриотическом порыве. Сотни глоток выдали невообразимый рев, слышимый далеко от места разворачивающихся событий.
Правда, выступление национального зулусского хора мальчиков продолжалось считаные мгновения. Потрясающий окрестности ор резко оборвался, обрушив на арену гробовое молчание. Замолк и тамтам. Основная часть народа так и не разобралась в случившемся. Только что черный боец налетел, словно ураган, на белого чужака, и вот уже он бездыханный лежит у его ног. По крайней мере, именно такую сцену наблюдало большинство ошеломленных зрителей.
Мекеба в очередной «бульдозерной» атаке бросился на Вадима, спокойно стоящего вполоборота к сопернику. Коронная связка, неоднократно приводившая его к победе: обманное движение кулака… голень стремительно пошла к ребрам… потом – закрутка и хлесткий удар подъемом в голову… «Штурман» не успел понять, что случилось с ним и с окружающим миром. Противник исчез из поля зрения зулуса, как и пропало ощущение тяжести. Он лишь понял, что неведомая сила подняла его в воздух, однако самого приземления, а точнее – удара своего тела о землю, не почувствовал. Веклемишев поймал противника на элементарную подсечку, правда, проведенную мастерски, так что окружающие не сумели поймать ни начала стремительного броска в контратаку, ни, собственно, ее продолжения. Мекеба еще парил в невесомости, когда дважды рука белого бойца метнулась к его груди и шее. «Голова удава», встретившись с грудной клеткой, парализовала мышцы зулуса и вызвала жесточайший спазм. Но на этом она не остановилась, а, превратившись в «голову змеи», совершила бросок к нервному узлу у основания шеи, повергнув черного бойца в темноту.
Можно сказать, Веклемишев пожалел «штурмана». По канонам настоящего боя, того, где выигрыш – жизнь, не «змея» должна была ужалить Мекебу в шею, а «удав» смять его гортань и выбить шейные позвонки. Но то же в б о ю, а не в игре!..
А со стороны случившееся виделось нереальным. Кому-то из зрителей даже показалось, что черный боец просто споткнулся и упал. В наступившей тишине послышался неуверенный крик: «Вставай, Мекеба!» Веклемишев автоматически отметил, что призыв прозвучал на английском, и на английском же языке пробурчал себе под нос знаменитое гамлетовское: «The rest is silence» – «Дальше – тишина».
Он отошел на несколько шагов от поверженного соперника и, не обращая внимания на окружающих, стал разминать ноги. Как показала короткая схватка, связки и суставы еще недостаточно разогрелись. Да и локоть правой руки чувствительно отозвался на таран «головы удава».
Вадим не смотрел по сторонам и, казалось, не видел ничего вокруг, занимаясь своим делом. А на арене и вокруг нее, несмотря на потрясение, вызванное поражением черного бойца, закружилась вполне деловая суета. «Могучего» Мекебу, потихоньку приходящего в себя, что подтвердило жалобное басовитое стенание, охранники в цивильном подхватили за руки за ноги и потащили в балаган. В толпе усилился гомон и опять замелькали, затряслись над головами руки с зажатыми в них купюрами. Похоже, ставки в тотализаторе стали резко менять пропорции.
Но продолжалось это недолго. Опять забил тамтам, и на арену, согласно объявленному регламенту, вышел новый боец. Народ зашумел, однако не слишком сильно, не так, как встречал Мекебу. Веклемишев бросил испытующий взгляд на Мамба-Шаку и разглядел в его лице и глазах уже не иронию, а искренний интерес и как будто тревожное ожидание. Что это означало? И относилось ли данное ожидание к нему лично или его сопернику под номером два? Или к обоим?
Разминая и массируя суставы кистей, Вадим внимательно осмотрел нового противника. Это был высокий молодой негр, среднего, почти сухого телосложения. Как и Вадим, он вышел на арену босиком и с голым торсом. Из одежды на нем были лишь белые холщовые штаны. Никаких мочальных подвязок и юбок, как и ритуальных плясок, проходов перед зрителями и ругани, похоже, во втором туре не предусматривалось. По крайней мере, соперник Веклемишева «намба ту» не проявил ни капли инициативы в данном направлении, он скромно занимался разминкой на краю арены неподалеку от трона. Мамба-Шаку что-то негромко ему говорил, на что юноша послушно кивал.
Кстати, зрители отнеслись к вопросу отсутствия танцевального камлания и традиционного оскорбления личностей вполне наплевательски. По мнению Вадима, их больше интересовали ставки «черного» тотализатора. Однако скоро народ, завершив финансовые дела, вполне по-европейски, то есть нестройными аплодисментами, потребовал зрелища. У Веклемишева сложилось впечатление, что основной массе зрителей, в отличие от «штурмана» Мекебы, его новый соперник незнаком. По крайней мере, когда забил тамтам, скандировать имя черного юноши зрители не пожелали, а, вероятнее всего, оно им было неизвестно. Вадим про себя отметил, что лично его также никто и никак не объявлял. С самого начала представления он проходил по категории «белого, который причинил боль и страдания нашим братьям», и, видимо, таковым и останется до окончания турнира.
Под медленный бой тамтама глашатай что есть мочи прокричал от трона, что юный, но храбрый Лагума бросает вызов белому бойцу. Юноша вышел на середину арены, остановился в трех шагах от Веклемишева и вежливо поклонился зрителям. Те одобрительно загудели, захлопали в такт барабана и нестройно заорали имя молодого воина. Барабанщик ускорил ритм, что означало сигнал к началу боя.
Вадим повернулся к противнику, принял боевую стойку, но был вынужден вернуться в положение «вольно». Молодой зулус сложил руки на груди и в традиционном, вовсе не африканском, а более присущем бойцам восточных стилей единоборств, приветствии поклонился Веклемишеву. Тот не мог уступить сопернику в вежливости и также отвесил поклон визави.
В отличие от своего предшественника, Лагума не кинулся сломя голову атаковать соперника. Он принял «тансин» – стойку, которую Вадим определил как стандартную для многих видов борьбы: ноги полусогнуты, левая впереди правой, предплечье левой руки прикрывает брюшной пресс, правая – чуть сзади.
Несколько мгновений они стояли не двигаясь, ожидая друг от друга активности, однако ни один из бойцов инициативы в первые секунды боя проявлять не стал. Первым не выдержал Лагума. Он сдвинулся с места и легким, умелым переступом пошел вокруг Веклемишева. Вадим не последовал его примеру, а предпочел остаться пассивным наблюдателем. Он только поворачивался, не сходя с места, лишь совершая короткие скользящие шажки, чтобы оставаться лицом к лицу с Лагумой и следить за каждым его движением.
Первые удары также нанес молодой соперник. И Вадим сразу понял, что за плечами Лагумы – хорошая школа. В движении, с виду – непринужденно и легко, он жалил противника, пытаясь нащупать его слабые места. Опыт Веклемишева позволял поставить крепкий заслон, не дать пробить защиту, однако невесомые на первый взгляд удары, а на деле – острые и точные показали, что к юноше следует относиться очень серьезно.
Более того, с ходу Вадим не смог определить, каким конкретным стилем работает Лагума. Вот только что он двигался плавными скользящими движениями, присущими мастеру айкидо, но уже в следующее мгновение последовала жалящая резкая атака, состоящая из связок классического карате-до. Далее – отход и дорожка шагов квадрат-прямая, явно заимствованные из школы ушу «Цай». И все чисто, чище не бывает. Каждое движение отточено, так что хоть в учебники его заноси. Великолепный учитель у парнишки, и Веклемишев догадывался, кто он…
Вадим резко ушел с линии атаки, совершив «тенкай» – круг нейтрализации, и, встретив ринувшегося за ним Лагуму молниеносным «усиро кэри» – ударом ногой назад, провел стремительную контратаку, состоящую из двойной, очень сложной по исполнению связки.
Удары были сильными, но не настолько, чтобы схватка на этом и завершилась. Лагума в последний момент среагировал на выпад соперника, рванувшись по касательной влево, так что голень Вадима достала его вскользь. Однако этого хватило, чтобы зулус не удержался на ногах. Но и тут он не оплошал, а успел сгруппироваться и после кувырка по земле вскочил. Бой продолжился.
Веклемишев был слишком опытен, чтобы не найти брешь в защите, да и в целом – в технике боя Лагумы. Парень работал великолепно, без особого труда и вполне естественно меняя стили, контролируя темп схватки и ее изменчивый ход. Можно было отметить, что и удар он держит крепко, и реакция – более чем в порядке. Великолепный турнирный боец! Но не воин!
Окружающая арену толпа не бесновалась и не орала, как это было во время схватки Вадима с Мекебой. Но наблюдала за боем с не меньшим вниманием. Зрелищность костюмированной драки уступила место наслаждению высоким мастерством бойцов. Естественно, зрители были на стороне Лагумы и в первую очередь подбадривали его, но и в адрес белого чужака после красиво проведенной атаки или приема летели возгласы одобрения.
Похоже, представление удалось. Вот только Веклемишеву от этого было ни холодно ни жарко, хотя второе более подходило по погоде: испарина уже холодила тело под слабым ветерком, обдувающим арену. Париться на утеху зрителям в планы Вадима не входило, поэтому он решил, что и второго участника спектакля пора отправлять со сцены за кулисы.
Восстановив дыхание, Веклемишев шагнул к Лагуме. Черный боец легкими прыжками, явно красуясь, поменял стойку с правой на левостороннюю, а затем вернулся в исходное состояние.
Громкий окрик с трона стер улыбку с лица молодого зулуса.
Мамба-Шаку, похоже, понял серьезность ситуации и постарался привести Лагуму в боевое состояние.
Жаль, конечно, но моральная поддержка юноши «великим и ужасным» положительного результата не принесла. Вне всякого сомнения, Лагума старался изо всех сил, однако опыт и профессионализм своего противника он не оценил в должной мере.
Вадим стремительно метнулся к ногам парня.
Лагума, надо отдать должное, уловил-таки момент начала броска противника к нему, однако противостоять атаке не смог. Слишком мало ему отводилось времени на то, чтобы среагировать на угрозу и попытаться что-то изменить. Мозг выдал сигнал, но мышцы не успели сократиться…
Нелепо вскинув ноги, молодой зулус рухнул на подсекшего его Веклемишева. Он был готов немедленно вскочить на ноги и продолжить схватку, и даже попытался это сделать, однако почувствовал, что его будто сковали тиски. Любое, самое незначительное движение вызывало резкую боль. Но это были не тиски, а руки и ноги Веклемишева, надежно спеленавшие Лагуму. Одна рука удерживала его руку на изломе в локтевом суставе, вторая – жестко фиксировала шею в готовности перекрыть дыхание и сонную артерию, поясница и таз покоились в цепких клещах ног соперника.
Лишь ноги Лагумы были относительно свободными, и он решил использовать этот шанс, чтобы вырваться из крепких объятий белого бойца. Сдерживая крик, на грани потери сознания от боли, сильным рывком он изогнулся и рванулся из последних сил вверх, в отчаянном «татинагаре». Соперник без труда удержал его, рука, сдавливающая его шею чуть сдвинулась и усилила нажим. Это было последнее, что почувствовал Лагума, теряя сознание…
Глава 10. Старый друг лучше новых двух
Спихнув с себя недвижное ватное тело молодого зулуса, Веклемишев встал. Траурного оцепенения зрителей, подобного тому, в которое вылился финал первой схватки, не случилось. Толпа, окружающая арену, наградила Вадима аплодисментами и нестройными одобрительными криками. Похоже, крайний шовинизм уступил место уважению мастерству белого бойца.
Веклемишев принял знаки внимания без особой радости. Его более заботили собственные брюки, которые в настоящий момент настраивали их хозяина на откровенное уныние. Левая штанина, порванная по шву от лодыжки до середины бедра, колени, обильно перепачканные в красноватой глине, глаз не радовали, хотя, надо отметить, и крайнего отчаяния не вызывали. За все это безобразие было кому ответить.
Оглянувшись на трон, Вадим увидел, что Мамба-Шаку привстал и тревожно и озабоченно наблюдает за суетой, образовавшейся вокруг поверженного Лагумы. А там происходило то же самое, что творилось после боя с «могучим» Мекебой. Двое черных охранников в цивильном, похлопав молодого зулуса по щекам, в результате чего тот издал жалостное кряхтение, говорящее о том, что больной скорее жив, чем мертв, подхватили его под руки и потащили к балагану.
Тревожное выражение медленно сползло с лица Мамба-Шаку, он опустился на трон и царственно выпрямил спину. Зулейки усердно зашевелили опахалами. Окинув взглядом зрителей, вождь покосился на глашатая, стоящего по его правую руку, и милостиво ему кивнул.
– Третья схватка! – выступив на арену, прокричал ряженый распорядитель. – Бесстрашный Лобенгула выступит против белого воина…
Глашатай торжественно указал на балаган, из дверей которого уже выдвинулся очередной боец. Высокий крепкий негр без национальных одежд, в одних белых свободных брюках, поднял руки над головой в знак приветствия. Зрители оживленно загудели и зааплодировали. Похоже, «бесстрашный» Лобенгула был им хорошо знаком. Опять в толпе над головами задергались руки с зажатыми в них купюрами – тотализатор включился в работу.
Вадим безразлично оглядел соперника под номером три и неожиданно для всех заложил пальцы в рот и оглушительно по-хулигански свистнул. Выждав несколько секунд, повторил свист, чтобы привлечь внимание особо непонятливых. Взоры толпы, затихшей от странной выходки белого бойца, обратились в его сторону. Он стоял, уперев руки в бока, и, в свою очередь, исподлобья рассматривал недоумевающих зрителей.
– Я не буду драться с Лобенгулой! – хрипло выкрикнул Веклемишев.
Слова Вадима не сразу дошли до сознания черных болельщиков. А когда наконец добрались, оглушительный презрительный рев и свист были ответом на его заявление. Он минуту с каменным лицом стоял под градом насмешек, летящих к нему со всех сторон. А потом резко взметнул руку вверх, призывая зрителей к вниманию.
– Я не буду драться с бесстрашным Лобенгулой, – твердо повторил Веклемишев и, покрывая вновь поднимающуюся волну неодобрительного шума, выкинул руку в сторону трона и прокричал: – Я буду драться с Мамба-Шаку!
Вполне может быть, что произнесенную им фразу на английском языке с великолепным йоркширским произношением кто-то из черных болельщиков с окраины Йоханнесбурга не разобрал, но его жест был понятен каждому. В одно мгновение на арене и вокруг нее воцарилась звенящая в ушах тишина. Лишь откуда-то из-за хижин доносился плач ребенка, да уж совсем издалека – едва слышимый птичий гомон.
– Мамба-Шаку! Я вызываю тебя на бой! – Палец Веклемишева нацелился на вождя.
Надо полагать, безмолвствующий народ ждал, что еретика на месте покарает если не сам господь бог, то уж наверняка «великий и ужасный». Действительно, лицо Мамба-Шаку свирепо исказилось, его глаза, сверкнув белками, метнули в сторону своенравного чужака ослепительные гневные молнии, он вскочил, посох взлетел к небу и гулко ударил по деревянному помосту, на котором был закреплен трон. Правда, «мудрая мамба» все это проделала не сразу, а после короткого раздумья. И перед тем как окончательно рассвирепеть, вождь из-под леопардовой головы скользнул взглядом к Вадиму и незаметно для окружающих явно расстроенно качнул головой.
«Что, лев саванн, не ожидал подлянки? – мстительно подумал Веклемишев. – Как меня подставлять под кулаки своих черных балбесов, так с радостью и весельем, а самому на ринг – сразу в коленях дрожь?…»
Но с коленями у Мамба-Шаку, похоже, особых проблем не возникло. Посох черного дерева после изъявления царственного гнева полетел в сторону «Лексуса» и был предусмотрительно на лету перехвачен глашатаем. К нему же отправилась и роскошная шкура леопарда с плеч вождя. Оставшись в кожаной набедренной повязке, Мамба-Шаку сошел с помоста и под бой тамтама двинулся в ритуальном танце в обход арены. Как и боец «намба ван» Мекеба, разминаясь, он приплясывал на ходу, активно изгибаясь телом и выбрасывая в стороны руки. И так же зрители били в ладоши и в такт шагам скандировали имя кумира: «Мам-ба-Ша-ку, Мам-баШа-ку…»
Легенда-«крыша» половины Йоханнесбурга и его окрестностей одним кругом не ограничился, и, видимо, определив, что он еще недостаточно размялся, отправился на второй заход. Проходя в дикарской пляске мимо Веклемишева, Мамба-Шаку скорчил зверскую физиономию, открыл рот, но вместо того, чтобы по народному обычаю обложить соперника со всем усердием по зулусской матушке, негромко и печально бросил:
– Нехорошо так, Дракон. Никакого уважения к начальству!
– Сволочь ты, а не начальник, Шаку! – изобразив крайнюю свирепость на лице, парировал упрек Веклемишев. – Вот штаны из-за тебя порвал…
Примерно так в переводе с английского прозвучал короткий диалог. Упрек насчет порванных штанов Вадима Мамба-Шаку крыть было нечем, и вождь под овации и скандирование зрителей двинулся на повторный танцевально-разминочный круг. На этот раз он его проскочил шустрее, всего за пару минут, и, исполнив в завершение пляски пару лихих присядок с выбросом ног, остановился напротив Веклемишева. Вождь по-звериному оскалил зубы и, вытаращив глаза, грозно протарабанил что-то явно обидное на непонятном белому бойцу языке.
– Сам дурак! – громко выпалил по-русски Вадим.
– Дракон, ты уж меня извини, что я устроил этот спектакль, – перешел на английский Мамба-Шаку. – Это только для того, чтобы мои люди тебя в деле увидели и зауважали. За брюки не беспокойся, материальные затраты возмещу с лихвой.
– То есть для всенародного уважения требуется, чтобы мне физиономию со всем усердием начистили, – состроив не менее свирепое выражение лица, констатировал Веклемишев, – и кровь из носа пустили…
– Ну кто тебе, Великий Дракон, может кровь пустить? Мекеба, что ли? Силы много, а ума – как у колибри. Или сын мой Лагума? Я его специально против тебя выпустил, чтобы он не слишком задавался. А то последнее время великим мастером боя себя почувствовал и отец ему не указ…
– Так это сынок твой? То-то смотрю, ты в лице переменился, когда я его чуточку придушил.
– Сын все-таки! Ну так ты, Дракон, меня в бою не очень… ну, в общем, не позорь перед народом. Договорились? И еще давай покажем, на что мы, старые, способны.
– Я подумаю, – уклончиво выдал Веклемишев и гневно для публики выбросил к груди Мамба-Шаку кулак. – И отдельно за «старого» получишь…
– Ну, спасибо, друг! А я уж в долгу не останусь, – поблагодарил его зулус и под радостный рев трибун двумя руками показал, что он сделает со своим соперником.
– Ловлю на слове, Шаку, – усмехнулся Вадим, но тут же восстановил гневное выражение на своем лице. – Давай команду на начало боя. Потанцуем!
Танцы они устроили знатные. Вадим поначалу боялся, что Шаку потерял бойцовскую форму за время своего «царствования», но оказалось, что боевой настрой «мудрой мамбы» не уступает физическому состоянию зулуса. Похоже, и его догадка, кто тренировал юного Лагуму, была верной. Судя по тому, как сейчас работал Шаку, он учил сына не с трона, не словом, а делом – в полном контакте.
Услышав от таксиста Джонни около дома Никитина имя Мамба-Шаку, Вадим не подал виду, что знает этого человека. К тому же он боялся ошибиться. Кто ведает, сколько Шаку по прозвищу Мамба в ЮАР, вполне может быть такое же изобилие, как Ивановых и Петровых в России. Правда, когда Джонни сообщил Веклемишеву, что «великий и ужасный» – непобедимый боец ринга и ему где-то около сорока, вероятность ошибки свелась к минимуму.
Известие о жестоком избиении Никитина и помещении его в больницу повергло Вадима в уныние. Надежда на серьезную помощь в расследовании дела растаяла окончательно. Искать то, не знаю что, в чужой, совершенно незнакомой ему стране в одиночку представлялось явной авантюрой. Поэтому, услышав о Мамба-Шаку, Веклемишев решил как можно скорее дать о себе знать. Ну и дал, юнцам… То есть через них весточку послал старому знакомому. А после посещения Никитина в клинике понял, что, совершив этот поступок, не ошибся.
Знакомство с Шакой Вадим свел несколько лет назад в Германии, в резиденции герра Эрнста Баума на международном турнире боев без правил «Бриллиантовый лев». Был такой эпизод, а точнее – не очень приятный, если не сказать трагический, период жизни длиною в год, в биографии полковника Веклемишева. Но, как говорится, что было, то было, и слава богу, что минуло.
Веклемишев принял знаки внимания без особой радости. Его более заботили собственные брюки, которые в настоящий момент настраивали их хозяина на откровенное уныние. Левая штанина, порванная по шву от лодыжки до середины бедра, колени, обильно перепачканные в красноватой глине, глаз не радовали, хотя, надо отметить, и крайнего отчаяния не вызывали. За все это безобразие было кому ответить.
Оглянувшись на трон, Вадим увидел, что Мамба-Шаку привстал и тревожно и озабоченно наблюдает за суетой, образовавшейся вокруг поверженного Лагумы. А там происходило то же самое, что творилось после боя с «могучим» Мекебой. Двое черных охранников в цивильном, похлопав молодого зулуса по щекам, в результате чего тот издал жалостное кряхтение, говорящее о том, что больной скорее жив, чем мертв, подхватили его под руки и потащили к балагану.
Тревожное выражение медленно сползло с лица Мамба-Шаку, он опустился на трон и царственно выпрямил спину. Зулейки усердно зашевелили опахалами. Окинув взглядом зрителей, вождь покосился на глашатая, стоящего по его правую руку, и милостиво ему кивнул.
– Третья схватка! – выступив на арену, прокричал ряженый распорядитель. – Бесстрашный Лобенгула выступит против белого воина…
Глашатай торжественно указал на балаган, из дверей которого уже выдвинулся очередной боец. Высокий крепкий негр без национальных одежд, в одних белых свободных брюках, поднял руки над головой в знак приветствия. Зрители оживленно загудели и зааплодировали. Похоже, «бесстрашный» Лобенгула был им хорошо знаком. Опять в толпе над головами задергались руки с зажатыми в них купюрами – тотализатор включился в работу.
Вадим безразлично оглядел соперника под номером три и неожиданно для всех заложил пальцы в рот и оглушительно по-хулигански свистнул. Выждав несколько секунд, повторил свист, чтобы привлечь внимание особо непонятливых. Взоры толпы, затихшей от странной выходки белого бойца, обратились в его сторону. Он стоял, уперев руки в бока, и, в свою очередь, исподлобья рассматривал недоумевающих зрителей.
– Я не буду драться с Лобенгулой! – хрипло выкрикнул Веклемишев.
Слова Вадима не сразу дошли до сознания черных болельщиков. А когда наконец добрались, оглушительный презрительный рев и свист были ответом на его заявление. Он минуту с каменным лицом стоял под градом насмешек, летящих к нему со всех сторон. А потом резко взметнул руку вверх, призывая зрителей к вниманию.
– Я не буду драться с бесстрашным Лобенгулой, – твердо повторил Веклемишев и, покрывая вновь поднимающуюся волну неодобрительного шума, выкинул руку в сторону трона и прокричал: – Я буду драться с Мамба-Шаку!
Вполне может быть, что произнесенную им фразу на английском языке с великолепным йоркширским произношением кто-то из черных болельщиков с окраины Йоханнесбурга не разобрал, но его жест был понятен каждому. В одно мгновение на арене и вокруг нее воцарилась звенящая в ушах тишина. Лишь откуда-то из-за хижин доносился плач ребенка, да уж совсем издалека – едва слышимый птичий гомон.
– Мамба-Шаку! Я вызываю тебя на бой! – Палец Веклемишева нацелился на вождя.
Надо полагать, безмолвствующий народ ждал, что еретика на месте покарает если не сам господь бог, то уж наверняка «великий и ужасный». Действительно, лицо Мамба-Шаку свирепо исказилось, его глаза, сверкнув белками, метнули в сторону своенравного чужака ослепительные гневные молнии, он вскочил, посох взлетел к небу и гулко ударил по деревянному помосту, на котором был закреплен трон. Правда, «мудрая мамба» все это проделала не сразу, а после короткого раздумья. И перед тем как окончательно рассвирепеть, вождь из-под леопардовой головы скользнул взглядом к Вадиму и незаметно для окружающих явно расстроенно качнул головой.
«Что, лев саванн, не ожидал подлянки? – мстительно подумал Веклемишев. – Как меня подставлять под кулаки своих черных балбесов, так с радостью и весельем, а самому на ринг – сразу в коленях дрожь?…»
Но с коленями у Мамба-Шаку, похоже, особых проблем не возникло. Посох черного дерева после изъявления царственного гнева полетел в сторону «Лексуса» и был предусмотрительно на лету перехвачен глашатаем. К нему же отправилась и роскошная шкура леопарда с плеч вождя. Оставшись в кожаной набедренной повязке, Мамба-Шаку сошел с помоста и под бой тамтама двинулся в ритуальном танце в обход арены. Как и боец «намба ван» Мекеба, разминаясь, он приплясывал на ходу, активно изгибаясь телом и выбрасывая в стороны руки. И так же зрители били в ладоши и в такт шагам скандировали имя кумира: «Мам-ба-Ша-ку, Мам-баШа-ку…»
Легенда-«крыша» половины Йоханнесбурга и его окрестностей одним кругом не ограничился, и, видимо, определив, что он еще недостаточно размялся, отправился на второй заход. Проходя в дикарской пляске мимо Веклемишева, Мамба-Шаку скорчил зверскую физиономию, открыл рот, но вместо того, чтобы по народному обычаю обложить соперника со всем усердием по зулусской матушке, негромко и печально бросил:
– Нехорошо так, Дракон. Никакого уважения к начальству!
– Сволочь ты, а не начальник, Шаку! – изобразив крайнюю свирепость на лице, парировал упрек Веклемишев. – Вот штаны из-за тебя порвал…
Примерно так в переводе с английского прозвучал короткий диалог. Упрек насчет порванных штанов Вадима Мамба-Шаку крыть было нечем, и вождь под овации и скандирование зрителей двинулся на повторный танцевально-разминочный круг. На этот раз он его проскочил шустрее, всего за пару минут, и, исполнив в завершение пляски пару лихих присядок с выбросом ног, остановился напротив Веклемишева. Вождь по-звериному оскалил зубы и, вытаращив глаза, грозно протарабанил что-то явно обидное на непонятном белому бойцу языке.
– Сам дурак! – громко выпалил по-русски Вадим.
– Дракон, ты уж меня извини, что я устроил этот спектакль, – перешел на английский Мамба-Шаку. – Это только для того, чтобы мои люди тебя в деле увидели и зауважали. За брюки не беспокойся, материальные затраты возмещу с лихвой.
– То есть для всенародного уважения требуется, чтобы мне физиономию со всем усердием начистили, – состроив не менее свирепое выражение лица, констатировал Веклемишев, – и кровь из носа пустили…
– Ну кто тебе, Великий Дракон, может кровь пустить? Мекеба, что ли? Силы много, а ума – как у колибри. Или сын мой Лагума? Я его специально против тебя выпустил, чтобы он не слишком задавался. А то последнее время великим мастером боя себя почувствовал и отец ему не указ…
– Так это сынок твой? То-то смотрю, ты в лице переменился, когда я его чуточку придушил.
– Сын все-таки! Ну так ты, Дракон, меня в бою не очень… ну, в общем, не позорь перед народом. Договорились? И еще давай покажем, на что мы, старые, способны.
– Я подумаю, – уклончиво выдал Веклемишев и гневно для публики выбросил к груди Мамба-Шаку кулак. – И отдельно за «старого» получишь…
– Ну, спасибо, друг! А я уж в долгу не останусь, – поблагодарил его зулус и под радостный рев трибун двумя руками показал, что он сделает со своим соперником.
– Ловлю на слове, Шаку, – усмехнулся Вадим, но тут же восстановил гневное выражение на своем лице. – Давай команду на начало боя. Потанцуем!
Танцы они устроили знатные. Вадим поначалу боялся, что Шаку потерял бойцовскую форму за время своего «царствования», но оказалось, что боевой настрой «мудрой мамбы» не уступает физическому состоянию зулуса. Похоже, и его догадка, кто тренировал юного Лагуму, была верной. Судя по тому, как сейчас работал Шаку, он учил сына не с трона, не словом, а делом – в полном контакте.
Услышав от таксиста Джонни около дома Никитина имя Мамба-Шаку, Вадим не подал виду, что знает этого человека. К тому же он боялся ошибиться. Кто ведает, сколько Шаку по прозвищу Мамба в ЮАР, вполне может быть такое же изобилие, как Ивановых и Петровых в России. Правда, когда Джонни сообщил Веклемишеву, что «великий и ужасный» – непобедимый боец ринга и ему где-то около сорока, вероятность ошибки свелась к минимуму.
Известие о жестоком избиении Никитина и помещении его в больницу повергло Вадима в уныние. Надежда на серьезную помощь в расследовании дела растаяла окончательно. Искать то, не знаю что, в чужой, совершенно незнакомой ему стране в одиночку представлялось явной авантюрой. Поэтому, услышав о Мамба-Шаку, Веклемишев решил как можно скорее дать о себе знать. Ну и дал, юнцам… То есть через них весточку послал старому знакомому. А после посещения Никитина в клинике понял, что, совершив этот поступок, не ошибся.
Знакомство с Шакой Вадим свел несколько лет назад в Германии, в резиденции герра Эрнста Баума на международном турнире боев без правил «Бриллиантовый лев». Был такой эпизод, а точнее – не очень приятный, если не сказать трагический, период жизни длиною в год, в биографии полковника Веклемишева. Но, как говорится, что было, то было, и слава богу, что минуло.