Страница:
Как и предполагалось, на топографической карте, исполненной по заказу Генштаба СА в 1969 году и обновленной съемкой 1978 года, упомянутая подполковником контрабандная тропка нанесена не была. Карандаш усилиями обоих пограничников нарисовал извилистую линию по крутому склону ущелья длиной километров поболее пятнадцати. Если учесть горные условия и близкие сумерки, их следовало приравнять к равнинным верстам в количестве эдак двадцати пяти. Попасть на тропу можно было у излучины горной речки в трех километрах от первого по маршруту мятежного аула-юрта.
– Товарищ полковник, вы решили идти в обход селений? – спросил у Вадима подполковник.
– Ничего я не решил, – дернул плечами Веклемишев. – Просто отрабатываю варианты. Может, эта тропка нам и не понадобится. Спустятся сумерки, народ по домам разойдется, дорога освободится…
– Разойдутся тучи, прилетит волшебник в голубом вертолете и бесплатно добросит до заставы, – тихо речитативом пропел Стоянов.
– Капитан! Накажу за крайнее легкомыслие и беспечность при выполнении ответственного задания, – строго буркнул Вадим, изучая карту. – От Дантиста ничего нет?
– Пока молчит, – покосился на радиостанцию Димитр. – Последний сигнал прошел «Протез 40».
– Тьфу! С вашими протезами, твою… И без того настроение никудышное, – в сердцах выругался Вадим и замолчал, понимая, что дело не в сигналах, а в нехорошем предчувствии.
Разговоры в машине прекратились. Двигатель ровно гудел, словно убаюкивая пассажиров. Веклемишев выдал Стоянову чистую правду о том, что он ничего еще не решил. Более того, все его опасения могли оказаться не более чем фантазиями. И люди в аулах вышли на дорогу вовсе не для того, чтобы задержать московского посланца, и не было никакой утечки информации, и боевики не собираются устраивать на него охоту… Однако на сердце было тревожно от ожиданий, да и опыт подсказывал, что расслабляться не стоит.
– Мы можем связаться с заставой? – обратился Веклемишев к подполковнику.
– Радиостанция на БТРе настроена на дежурную частоту. Я перед выездом дал команду настроиться и стоять в режиме ожидания, – доложил ему пограничник. – Нужна связь?
– Необходимо запросить заставу об обстановке и состоянии Дагаева. Это первое. Второе: с наступлением сумерек пограничникам быть готовыми к отражению нападения и именно на пещеру с беглецом. Пусть выставят дополнительные посты и находятся в готовности к бою. Серьезному бою…
Подполковник с удивлением взглянул на Веклемишева. Тот понял его немой вопрос.
– По оперативным данным, сколько боевиков сейчас скрывается на территории Чечни и Ингушетии? – спросил Вадим и сам же и ответил: – До пятисот человек, из которых более половины подчиняются непосредственно панкисскому руководству. Если исходить из худшего развития событий, боевики за день разобрались в обстановке, подтянулись и готовятся напасть на заставу с целью уничтожения Дагаева. Даже если на соединение придет третья, пусть даже пятая часть разрозненных отрядов бандитов, пограничникам придется ох как несладко. Так что делаем короткую остановку и связываемся с заставой.
Сведения о численном составе боевиков Вадиму предоставили в Москве, в рамках изучения обстановки в Чечне и вокруг нее. Вероятно, подполковник также был в курсе этих цифр, однако, по его реакции Веклемишев понял, что пограничник не верит в подобное развитие событий. Возражать, правда, тот не стал.
«Уазик» замедлил ход и, прижавшись к обочине, остановился. Сзади на него накатил БТР, едва не упершись носом в брезентовую крышу. Подполковник со старшим лейтенантом Гришей выбрались из машины и направились к бронетранспортеру. Водитель сержант-контрактник также вышел и, подняв капот, стал возиться с двигателем.
– Что это за старлей Гриша? На него можно положиться? – спросил Веклемишев у Димитра, когда они остались одни. – Он не из местных? Вид явно не славянский.
– Полагайтесь как на самого себя, – твердо сказал Димитр и, ухмыльнувшись, добавил: – Или как на меня.
– Откуда такая уверенность?
– Григол Абашидзе, из питерских грузин, кажется, даже княжеских кровей. Семья творческих интеллигентов в каком-то там поколении. Дедушка – скульптор-академик, папа – заслуженный художник-лауреат и лучший друг Церетели, мама – известный литературный критик. Судьба Гриши была предрешена, еще когда он находился в материнской утробе: художественная школа, училище, художественный институт, лауреат разных премий, академик… Кстати, рисует он классно. Второй вариант будущей счастливой жизни Григола, мамин: филфак университета, литературное творчество, знаменитый поэт, писатель, драматург – нужное подчеркнуть. Гриша выбрал третий путь. Случайно после занятий в школе изобразительных искусств зашел за товарищем, который занимался в секции дзюдо, кстати, в той, где в свое время оттачивал спортивное мастерство скромный питерский мальчик Володя Путин…
В общем, увлекся Григол дзюдо и рукопашным боем. Родители отнеслись к занятиям сына спортом, в общем-то, положительно с точки зрения укрепления его здоровья. Через два года, когда Гриша выиграл первенство России по дзюдо среди юниоров, забеспокоилась мама. Мол, до окончания школы остался годик, со спортом пора завязывать и готовиться к выпускным экзаменам и поступлению в вуз. Потом папе-лауреату на ушко шепнули, что Григол злостно прогуливает занятия в художественной школе. Папа строго постучал пальцем по этюднику, и сын дал клятву, что подобного безобразия не повторится. Скандал разразился после выпускного бала. Гриша, к тому времени уже серебряный призер чемпионата Европы по дзюдо, поверг деда-академика в предынфарктное состояние, маму – в положение жены Лота с нюхательной солью в одном кулачке и мокрым платком в другом. Папа же, лауреат, вспомнил, что в его венах течет горячая грузинская кровь, и, сжав до боли в пальцах кинжал, вернее – кисточки, произнес что-то очень грозное, тарасобульбовское, с вкраплениями ненормативной лексики, которой мог бы позавидовать боцман с китобойного судна. Так как мама-литкритик никогда подобного от своего супруга не слышала, с ней случилась затяжная истерика. И все это – следствие заявления Григола, что он не собирается поступать ни в художественное училище, ни на филфак, а пойдет учиться в институт физкультуры имени Лесгафта и посвятит свою жизнь спорту.
– Да уж! – протянул Веклемишев. – Трагедия, достойная пера Шекспира.
– Уговоры, скандалы и мамины обмороки выбора Гриши не изменили. Тогда пошла в ход артиллерия главного калибра, то есть связи дедушки и папы. Руководству института физкультуры более высокое руководство дало понять, что абитуриент Абашидзе, хотя он и является мастером спорта международного класса, не должен стать студентом данного учебного заведения. По просьбе же дедушки-академика продлили сроки поступления в художественное училище, чтобы после неудачной попытки в «Лесгафте» мальчик Григол мог подать документы и свои работы, пройти творческий конкурс и сдать вступительные экзамены. Так как в Грише тоже кровь текла не финская, то после того, как его завалили в институте физкультуры и он понял, чьих рук это дело, отверг все уговоры и попытки родных затолкать его в художественное училище и пошел работать на стройку каменщиком. А весной его призвали в армию. Григол гордо отверг попытки родителей «откосить» его от службы. Попал в пограничные войска, в учебку. В 2001 году, когда в Чечне обстановка стала стабилизироваться, начали ставить заставы на границе с Грузией. На одну из них, высокогорную, ближе к Северной Осетии, Гриша и попал, – Стоянов махнул рукой в правое стекло «уазика» и замолчал. – В общем, через полтора месяца заставу вырезали боевики, – после паузы продолжил Димитр. – В живых чудом остались двое – старший сержант Абашидзе и еще один парнишка, рядовой.
– Я в то время был в Чечне, – перебил Димитра Веклемишев, – и помню эту историю. Подвергшаяся нападению застава находилась в зоне ответственности моей группы. Мы тогда преследовали боевиков и уничтожили их на границе с Ингушетией. Рассказывали, что бой на заставе был отчаянный, на каждого погибшего пограничника пришлось по три убитых бандита.
– Григол был ранен, награжден орденом Суворова. После выздоровления заключил контракт и пошел на курсы младших лейтенантов. Окончил учебу, вернулся в Чечню и написал рапорт с просьбой зачислить его в пограничный спецназ. Толковый специалист, даже по нашим меркам. Два звания досрочно, еще один орден за боевые операции, представление к званию Героя России и личный счет, который уже сегодня перевалил за полтораста.
– Какой счет? – удивился Вадим. – В банке, что ли?
– На прикладе, – уточнил Стоянов. – Гриша дал клятву за погибших товарищей лично уничтожить двести боевиков. И после этого окончить службу и поступить в художественное училище. Отчаянный парень!
– А у тебя откуда о Григоле такие подробности?
– Земля слухом полнится, ну и… – Стоянов попытался изобразить стеснение, – после совместной операции…
– Состоялось совместное празднование успешного окончания оной, – догадался Веклемишев. – Шампань, устрицы и тихие светские беседы.
– Как вы догадались, Вадим Александрович? – восхитился Димитр. – Все происходило в точности, как вы и сказали: спирт, тушенка и песняк про то, как в наш танк ударила болванка и вот-вот рванет боекомплект. Разомлели малость, Гриша и поведал нам про свою удалую юность.
– Все понятно, значит, парень стоящий, – подвел итог Веклемишев. – С тобой сейчас кто из «отдельских»? Митяя я видел…
– Дрозд и Данила-мастер, – доложил Стоянов.
Митяй, он и в реальности был прапорщиком Митяем, а Дрозд и Данила-мастер были, соответственно, старшими лейтенантами Исаевым и Алемасовым.
– По-нят-но, – раздумывая, медленно, по слогам произнес Вадим. – Значит, так, Даниле и Митяю быть в готовности к пешему маршу. Про экипировку и вооружение не напоминаю…
– Обижаете! – возмутился Димитр.
– Радиостанцию иметь с собой обязательно, – закончил Веклемишев.
– Хотите добраться до заставы той тропкой, – кивнул на разложенную на коленях Вадима карту Стоянов.
– Совершенно не желаю, но сердце вещует, что придется, – поморщился Веклемишев. – А возможно, и не пойдем мы туда. Хотя… посмотрим, прикинем. И еще пара наблюдений из жизни пернатых. Смотри, Дима, на карту и слушай внимательно…
Глава 5. Проверка на дороге
Глава 6. Вопросы есть? И очень много…
– Товарищ полковник, вы решили идти в обход селений? – спросил у Вадима подполковник.
– Ничего я не решил, – дернул плечами Веклемишев. – Просто отрабатываю варианты. Может, эта тропка нам и не понадобится. Спустятся сумерки, народ по домам разойдется, дорога освободится…
– Разойдутся тучи, прилетит волшебник в голубом вертолете и бесплатно добросит до заставы, – тихо речитативом пропел Стоянов.
– Капитан! Накажу за крайнее легкомыслие и беспечность при выполнении ответственного задания, – строго буркнул Вадим, изучая карту. – От Дантиста ничего нет?
– Пока молчит, – покосился на радиостанцию Димитр. – Последний сигнал прошел «Протез 40».
– Тьфу! С вашими протезами, твою… И без того настроение никудышное, – в сердцах выругался Вадим и замолчал, понимая, что дело не в сигналах, а в нехорошем предчувствии.
Разговоры в машине прекратились. Двигатель ровно гудел, словно убаюкивая пассажиров. Веклемишев выдал Стоянову чистую правду о том, что он ничего еще не решил. Более того, все его опасения могли оказаться не более чем фантазиями. И люди в аулах вышли на дорогу вовсе не для того, чтобы задержать московского посланца, и не было никакой утечки информации, и боевики не собираются устраивать на него охоту… Однако на сердце было тревожно от ожиданий, да и опыт подсказывал, что расслабляться не стоит.
– Мы можем связаться с заставой? – обратился Веклемишев к подполковнику.
– Радиостанция на БТРе настроена на дежурную частоту. Я перед выездом дал команду настроиться и стоять в режиме ожидания, – доложил ему пограничник. – Нужна связь?
– Необходимо запросить заставу об обстановке и состоянии Дагаева. Это первое. Второе: с наступлением сумерек пограничникам быть готовыми к отражению нападения и именно на пещеру с беглецом. Пусть выставят дополнительные посты и находятся в готовности к бою. Серьезному бою…
Подполковник с удивлением взглянул на Веклемишева. Тот понял его немой вопрос.
– По оперативным данным, сколько боевиков сейчас скрывается на территории Чечни и Ингушетии? – спросил Вадим и сам же и ответил: – До пятисот человек, из которых более половины подчиняются непосредственно панкисскому руководству. Если исходить из худшего развития событий, боевики за день разобрались в обстановке, подтянулись и готовятся напасть на заставу с целью уничтожения Дагаева. Даже если на соединение придет третья, пусть даже пятая часть разрозненных отрядов бандитов, пограничникам придется ох как несладко. Так что делаем короткую остановку и связываемся с заставой.
Сведения о численном составе боевиков Вадиму предоставили в Москве, в рамках изучения обстановки в Чечне и вокруг нее. Вероятно, подполковник также был в курсе этих цифр, однако, по его реакции Веклемишев понял, что пограничник не верит в подобное развитие событий. Возражать, правда, тот не стал.
«Уазик» замедлил ход и, прижавшись к обочине, остановился. Сзади на него накатил БТР, едва не упершись носом в брезентовую крышу. Подполковник со старшим лейтенантом Гришей выбрались из машины и направились к бронетранспортеру. Водитель сержант-контрактник также вышел и, подняв капот, стал возиться с двигателем.
– Что это за старлей Гриша? На него можно положиться? – спросил Веклемишев у Димитра, когда они остались одни. – Он не из местных? Вид явно не славянский.
– Полагайтесь как на самого себя, – твердо сказал Димитр и, ухмыльнувшись, добавил: – Или как на меня.
– Откуда такая уверенность?
– Григол Абашидзе, из питерских грузин, кажется, даже княжеских кровей. Семья творческих интеллигентов в каком-то там поколении. Дедушка – скульптор-академик, папа – заслуженный художник-лауреат и лучший друг Церетели, мама – известный литературный критик. Судьба Гриши была предрешена, еще когда он находился в материнской утробе: художественная школа, училище, художественный институт, лауреат разных премий, академик… Кстати, рисует он классно. Второй вариант будущей счастливой жизни Григола, мамин: филфак университета, литературное творчество, знаменитый поэт, писатель, драматург – нужное подчеркнуть. Гриша выбрал третий путь. Случайно после занятий в школе изобразительных искусств зашел за товарищем, который занимался в секции дзюдо, кстати, в той, где в свое время оттачивал спортивное мастерство скромный питерский мальчик Володя Путин…
В общем, увлекся Григол дзюдо и рукопашным боем. Родители отнеслись к занятиям сына спортом, в общем-то, положительно с точки зрения укрепления его здоровья. Через два года, когда Гриша выиграл первенство России по дзюдо среди юниоров, забеспокоилась мама. Мол, до окончания школы остался годик, со спортом пора завязывать и готовиться к выпускным экзаменам и поступлению в вуз. Потом папе-лауреату на ушко шепнули, что Григол злостно прогуливает занятия в художественной школе. Папа строго постучал пальцем по этюднику, и сын дал клятву, что подобного безобразия не повторится. Скандал разразился после выпускного бала. Гриша, к тому времени уже серебряный призер чемпионата Европы по дзюдо, поверг деда-академика в предынфарктное состояние, маму – в положение жены Лота с нюхательной солью в одном кулачке и мокрым платком в другом. Папа же, лауреат, вспомнил, что в его венах течет горячая грузинская кровь, и, сжав до боли в пальцах кинжал, вернее – кисточки, произнес что-то очень грозное, тарасобульбовское, с вкраплениями ненормативной лексики, которой мог бы позавидовать боцман с китобойного судна. Так как мама-литкритик никогда подобного от своего супруга не слышала, с ней случилась затяжная истерика. И все это – следствие заявления Григола, что он не собирается поступать ни в художественное училище, ни на филфак, а пойдет учиться в институт физкультуры имени Лесгафта и посвятит свою жизнь спорту.
– Да уж! – протянул Веклемишев. – Трагедия, достойная пера Шекспира.
– Уговоры, скандалы и мамины обмороки выбора Гриши не изменили. Тогда пошла в ход артиллерия главного калибра, то есть связи дедушки и папы. Руководству института физкультуры более высокое руководство дало понять, что абитуриент Абашидзе, хотя он и является мастером спорта международного класса, не должен стать студентом данного учебного заведения. По просьбе же дедушки-академика продлили сроки поступления в художественное училище, чтобы после неудачной попытки в «Лесгафте» мальчик Григол мог подать документы и свои работы, пройти творческий конкурс и сдать вступительные экзамены. Так как в Грише тоже кровь текла не финская, то после того, как его завалили в институте физкультуры и он понял, чьих рук это дело, отверг все уговоры и попытки родных затолкать его в художественное училище и пошел работать на стройку каменщиком. А весной его призвали в армию. Григол гордо отверг попытки родителей «откосить» его от службы. Попал в пограничные войска, в учебку. В 2001 году, когда в Чечне обстановка стала стабилизироваться, начали ставить заставы на границе с Грузией. На одну из них, высокогорную, ближе к Северной Осетии, Гриша и попал, – Стоянов махнул рукой в правое стекло «уазика» и замолчал. – В общем, через полтора месяца заставу вырезали боевики, – после паузы продолжил Димитр. – В живых чудом остались двое – старший сержант Абашидзе и еще один парнишка, рядовой.
– Я в то время был в Чечне, – перебил Димитра Веклемишев, – и помню эту историю. Подвергшаяся нападению застава находилась в зоне ответственности моей группы. Мы тогда преследовали боевиков и уничтожили их на границе с Ингушетией. Рассказывали, что бой на заставе был отчаянный, на каждого погибшего пограничника пришлось по три убитых бандита.
– Григол был ранен, награжден орденом Суворова. После выздоровления заключил контракт и пошел на курсы младших лейтенантов. Окончил учебу, вернулся в Чечню и написал рапорт с просьбой зачислить его в пограничный спецназ. Толковый специалист, даже по нашим меркам. Два звания досрочно, еще один орден за боевые операции, представление к званию Героя России и личный счет, который уже сегодня перевалил за полтораста.
– Какой счет? – удивился Вадим. – В банке, что ли?
– На прикладе, – уточнил Стоянов. – Гриша дал клятву за погибших товарищей лично уничтожить двести боевиков. И после этого окончить службу и поступить в художественное училище. Отчаянный парень!
– А у тебя откуда о Григоле такие подробности?
– Земля слухом полнится, ну и… – Стоянов попытался изобразить стеснение, – после совместной операции…
– Состоялось совместное празднование успешного окончания оной, – догадался Веклемишев. – Шампань, устрицы и тихие светские беседы.
– Как вы догадались, Вадим Александрович? – восхитился Димитр. – Все происходило в точности, как вы и сказали: спирт, тушенка и песняк про то, как в наш танк ударила болванка и вот-вот рванет боекомплект. Разомлели малость, Гриша и поведал нам про свою удалую юность.
– Все понятно, значит, парень стоящий, – подвел итог Веклемишев. – С тобой сейчас кто из «отдельских»? Митяя я видел…
– Дрозд и Данила-мастер, – доложил Стоянов.
Митяй, он и в реальности был прапорщиком Митяем, а Дрозд и Данила-мастер были, соответственно, старшими лейтенантами Исаевым и Алемасовым.
– По-нят-но, – раздумывая, медленно, по слогам произнес Вадим. – Значит, так, Даниле и Митяю быть в готовности к пешему маршу. Про экипировку и вооружение не напоминаю…
– Обижаете! – возмутился Димитр.
– Радиостанцию иметь с собой обязательно, – закончил Веклемишев.
– Хотите добраться до заставы той тропкой, – кивнул на разложенную на коленях Вадима карту Стоянов.
– Совершенно не желаю, но сердце вещует, что придется, – поморщился Веклемишев. – А возможно, и не пойдем мы туда. Хотя… посмотрим, прикинем. И еще пара наблюдений из жизни пернатых. Смотри, Дима, на карту и слушай внимательно…
Глава 5. Проверка на дороге
Подполковник со старлеем Гришей вернулись от БТРа, и колонна двинулась дальше. Пограничники доложили, что Дагаев жив, но очень слаб, едва дышит, однако гранаты из рук не выпускает.
Муса так и не дал себя перевязать. От пищи отказался, но воды все же выпил несколько глотков. Это он позволил себе сделать, когда ему сообщили, что Викинг уже в Чечне и передает ему привет, а еще просит напомнить два числа: восемнадцать и пять.
Это был нехитрый цифровой код, ключ к которому имелся лишь у Дагаева и Веклемишева. Выбиралось число, как правило двузначное, в данном случае им являлся позывной Викинга – Двадцать три. А дальше все было очень просто. Для того чтобы идентифицировать партнера или определить, что сообщение идет именно от него, достаточно было партнеру назвать два числа, которые в сумме или в разности составляли искомую ключевую цифру. Один называл пароль – произвольно выбранное число, другой – нехитрым арифметическим действием определял второе и давал отзыв. Естественно, в данном случае Вадим мог лишь напомнить об этом коде, чтобы Дагаев понял, что его не обманывают. Вместо восемнадцати и пяти Веклемишев мог передать Мусе любые другие числа, например, тринадцать и десять или тридцать и семь…
Коды и шифры, чем они проще, тем, часто бывает, сложнее их разгадывать. И именно потому, что они элементарные, в это никто не верит. В истории есть немало примеров, когда применялись подобные методы. Во время Великой Отечественной войны в разгар Курской битвы для оперативной координации действий двух соседних армий был применен оригинальный метод открытой передачи данных. Командармы держали связь через двух земляков-мордвинов, владеющих сохранившейся только в их районе разновидностью языка народности эрзя. Дешифровальщики с немецкой стороны едва с ума не сошли, пытаясь открыть тайну шифрованных переговоров, но так как родом они были не из-под Ардатова или Рузаевки, а, возможно, из Нижней Саксонии или земли Рейнланд-Пфальц, справиться с этой архисложной задачей так и не сумели.
«УАЗ» с сопровождающим его бронетранспортером шел на хорошей скорости. Веклемишев дал команду сократить разрыв между их тандемом и арьергардом в лице Тамбовцева и его ребят, проводящих разведку маршрута. Они оторвались более чем на двадцать километров и уже подходили к первому мятежному аулу-юрту. Сейчас Тамбовцев на «Урале» полз с черепашьей скоростью, ожидая колонну. И без того пасмурный день таял с каждым пройденным километром. Сумерки, наполненные туманом и холодной моросью, скатывались навстречу спешащим машинам с уже совсем близких гор.
Если в начале марша Вадим восстанавливал в памяти и дорогу, и окружающую местность по пути следования, которые подзабыл за четыре года отсутствия в Чечне, то сейчас фары, разрывая густой полумрак, выхватывали из темноты лишь грязные обочины и редкие огоньки вдалеке.
– Я Сфинкс. Всем внимание! Готовность к бою, – громко и неожиданно прозвучал из-за спины голос старлея Гриши-Григола, передавшего на БТР команду по уоки-токи, висевшему у него на плече.
Веклемишев понял, что они приближаются к блокпосту, который чем-то не понравился Тамбовцеву. Он особо не вдавался в подробности, лишь только передал по рации, что машину останавливали, проверяли, отпустили с миром, однако действия постовых ему не пришлись по душе, как и их физиономии. В связи с тем, что помимо фейс-контроля большей свободы действий Ваня Тамбовцев себе позволить не мог, так как явной угрозы в действиях людей на посту не проявлялось и следовало спешить по маршруту, то он ограничился лишь предупреждением.
Тусклые фонари на столбах вдоль дороги подтвердили, что они подъезжают к посту. Фары «УАЗа» вырвали из темноты бетонные блоки на дороге, которые можно было объехать лишь «змейкой», и группу бойцов в сером камуфляже у шлагбаума за блоками. Один из них поднял руку и показал жестом, чтобы машины подъезжали по одной.
– Командуйте, подполковник, – тихо сказал Веклемишев и оглянулся.
Он едва не уткнулся лбом в дульный компенсатор «АКСУ», который Григол направил в лобовое стекло. Вадим кашлянул, и дуло автомата переместилось на несколько сантиметров в сторону, поближе к голове Димитра. «Бизон» Стоянова лежал у него на коленях, однако Веклемишев уловил движение пальца Димитра, медленно отводящего скобу предохранителя. Можно было с удовлетворением отметить, что его спутники не нуждаются в дополнительных указаниях. А оглядывался Вадим на БТР, чтобы поймать перемещение ствола пушки, который почти незаметно шатнулся, поплыл и остановился как раз на кучке бойцов у шлагбаума. А вон из-за башни и ствол автомата выглядывает. Ну что же, народ знает свой маневр.
«УАЗ» медленно проехал между блоками и остановился, едва не уткнувшись радиатором в разрисованную красно-белую трубу шлагбаума. Веклемишев скользнул взглядом по лицам людей, их встречающих. Направленные в сторону «уазика» «калашниковы» двух постовых настроения не поднимали, но и особого опасения не вызывали. Пока… Все ведут себя спокойно, не дергаются, излишне не напряжены. Лица троих явно славянского типа.
Еще один, правда чернявый, уж очень местного типажа, и камуфляж его отличается от остальных. А вот еще такой же появился… Но и эти парни не проявляют особых признаков нервозности, хотя любознательность на их физиономиях явно прослеживается.
Славяне прореагировали на появление машин как-то обыденно: не то что с ленцой, в общем, даже слаженно, но было заметно, что дело это для них обычное, рутинное. Тот, который давал команду, чтобы машины подъезжали поодиночке, скользнул взглядом по номеру «УАЗа» и подошел к машине. Подполковник-пограничник открыл дверцу.
– Капитан Прудников, – представился проверяющий. – Ваши документы, цель поездки.
– Цель служебная, следуем на усиление заставы, – сообщил подполковник, протягивая ему свое удостоверение и путевой лист на машину, который ему передал водитель. – БТР с людьми с нами.
Капитан привычно перелистнул удостоверение, поднял глаза на подполковника, сверяя оригинал с фотографией, не менее внимательно просмотрел путевой лист и отдал пограничнику документы.
– С каких краев, земеля? – весело спросил у него Стоянов.
– Кемеровский ОМОН, – сухо сообщил капитан.
– А у вас разве командировка не закончилась? – удивился Димитр. – Подполковник ваш говорил, что в ноябре вы уже дома будете.
– Ноябрь длинный, – вздохнул капитан. – Со дня на день ждем замену. А вы что, с шефом где-то пересекались?
– Они с нашим командиром однокашники. Заезжал как-то в гости. А ты тоже кемеровский, парень? – спросил Димитр у служивого, стоявшего за спиной капитана и внимательно вслушивающегося в разговор.
Это был один из двоих, облик которых не вписывался в среднеславянский тип остальных постовых. Он внимательно шарил глазами по салону машины и лицам пассажиров. И чаще всего его взгляд останавливался на Веклемишеве. И Вадим мог понять, почему к нему проявляется такое внимание. Несмотря на то, что на нем был надет маскировочный костюм и экипировка в целом соответствовала снаряжению остальных, из-под камуфляжа выглядывала гражданская одежда, не являющаяся обычным утеплением. Да и по возрасту он был постарше всех остальных.
Чернявый промолчал, игнорируя вопрос, а только, еще раз оглядев находящихся в салоне, отошел от машины к остальным, а потом и вовсе скрылся в темноте. Второй, чуть помедлив, отправился следом за ним.
– Нам на усиление прислали сегодня утром, – оглянувшись через плечо, пренебрежительно сказал капитан. – Вроде из батальона «Восток», а там кто его знает. Может, местная служба безопасности кого-то ищет… В горах, говорят, неспокойно. Вообще-то мы полгода без них справлялись и со спокойными, и с беспокойными. Ну да ладно, Аллах с ними, господь с нами! В БТРе ваши люди? Тогда все в порядке, задерживать зря не будем. Счастливого пути!
«УАЗ» отъехал от блокпоста и остановился на обочине, ожидая бронетранспортер. Фонари, освещавшие дорогу, остались позади.
– Дима! Сбегай, на звезды погляди и птичек послушай, – бросил Веклемишев Стоянову. – Особенно двух соловушек из местных. Сдается мне, что «восточники» эти как бы не по нашу душу здесь трутся. Не зря Тамбовцеву они также не понравились. Мы отъедем чуточку и подождем тебя. Сержант, выключи на секунду фары.
– Задачу понял, товарищ полковник, – бодро доложил Димитр, открыл дверцу и беззвучно скрылся в уже плотных сумерках.
Веклемишев посмотрел на наручные часы, светившиеся в темноте фосфоресцирующими стрелками. Они показывали без нескольких минут семнадцать часов. Время летело быстро.
«Выдержит ли Муса? – в очередной раз мелькнула тревожная мысль. – Почему он не дает себя даже перевязать? Код же он принял…»
Свет от фар приближающегося БТРа заплясал на шоссе.
– Вперед! – коротко бросил Веклемишев водителю. – Но не торопись.
По его команде «УАЗ» и бронетранспортер остановились метрах в семистах от блокпоста, заглушили двигатели и выключили фары. Ожидание было недолгим. Через семнадцать минут, Вадим засек время по часам, дверка кабины отворилась и на сиденье плюхнулся Стоянов. Странно, но он выглядел запыхавшимся после короткого марш-броска от поста. У Веклемишева даже мелькнула мысль, что «тамбовцы» за время командировки в Чечне расслабились и потеряли физическую форму.
– Ну что? – нетерпеливо спросил у него Вадим.
– Бабушка приехала! – весело сообщил ему Димитр.
– Какая бабушка? – нахмурился Веклемишев. – Что за шутки?
– Это кодовая фраза из богомоловского «Момента истины», – сделал глубокий выдох Стоянов, приводя в порядок дыхание. – Когда взяли группу и подтвердилось, что это те диверсанты, которых «смершевцы» ищут, слова про бабушку передали в эфир.
– Докладывай по существу, любитель боевиков, – сердито сказал Веклемишев, – времени у нас нет на «моменты», а вот с истиной точно проблемы.
– Есть по существу! – бодро отрапортовал Стоянов. – Согласно вашему приказанию провел наблюдение за звездами и прослушал пение птиц. Со звездами все нормально, а вот птицы поют совсем не для нас, а для какого-то чужого и нехорошего дяди.
– Конкретнее! – нетерпеливо бросил Веклемишев. – И без романтических отступлений.
– Методом подползания я приблизился к посту и почти сразу обнаружил двух искомых субъектов. Один из них разговаривал по мобильнику. Он докладывал, что через пост прошла колонна в составе «УАЗа» и бронетранспортера. В легковой находились трое пограничников – стало быть, меня они тоже в «зеленые» записали – и еще один человек важного вида. Это, надо думать, вы, товарищ полковник. И еще парень дал по телефону примерное описание вашей внешности.
– На каком языке велся разговор? – перебил Стоянова Вадим.
– На чеченском, – доложил Димитр. – Тон спокойный, без напряга, но явно на том конце провода, вернее эфира, человек рангом повыше этого барана.
– Ну почему же сразу – барана? – задумчиво произнес Веклемишев. – Он дело свое делал. Эх, узнать бы, кому он докладывал.
– Нет проблем! – пожал плечами Стоянов. – Вон он на обочине отдыхает стреноженный. А вы говорите не баран…
В машине установилась напряженная тишина. Веклемишев понял, почему Димитр так запыхался на коротком марш-броске. Тащить на себе плененного «восточника» в полной экипировке было нелегко.
– Зачем ты его сюда приволок? – спросил изумленный Вадим. – А если хватятся? Организуют погоню?
– Я так думаю, товарищ полковник, никакой погони не будет. После телефонного разговора этот парень сказал напарнику, что пойдет прогуляется до ветру. Быстро его не хватятся, а когда забеспокоятся, то уж на нас исчезновение этого балбеса никак не повесят. Мы уехали задолго до того, как он испарился. Да и кемеровским омоновцам он до фени. Кстати, вот и телефончик его – можно будет пробить номерок, по которому он звонил.
Ругать Стоянова за проявленную инициативу было по крайней мере неразумно. Но и от похвалы Веклемишев воздержался.
Димитр выполнил порученное задание, и сделал это вполне профессионально. Как учили! И его доводы были разумны, и потому возражать не приходилось. Тем более что дело уже сделано.
– Пошли побеседуем, – коротко сказал Веклемишев. – Кстати, товарищ подполковник, как вас зовут? А то все по-уставному, нет душевного контакта…
– Игорь Иванович, – сообщил тот.
– А меня Вадимом Александровичем кличут, – скромно доложил Веклемишев. – Я вас попрошу, пока мы беседуем с нашим гостем, свяжитесь еще раз с заставой, уточните состояние Дагаева.
– Разрешите я с вами, – подал голос со своей скамейки старлей Гриша. – Послушаю, что скажет наш гость.
– Конечно, – согласился Вадим. – Кстати, как у вас, Григол, с чеченским языком?
– Без проблем, – пожал плечами Абашидзе. – Разговариваю, только не пишу.
– Да мы все здесь не письменные, – усмехнулся Веклемишев.
– Больше по разговорной части, чего и искренне пожелаем нашему пленнику.
Муса так и не дал себя перевязать. От пищи отказался, но воды все же выпил несколько глотков. Это он позволил себе сделать, когда ему сообщили, что Викинг уже в Чечне и передает ему привет, а еще просит напомнить два числа: восемнадцать и пять.
Это был нехитрый цифровой код, ключ к которому имелся лишь у Дагаева и Веклемишева. Выбиралось число, как правило двузначное, в данном случае им являлся позывной Викинга – Двадцать три. А дальше все было очень просто. Для того чтобы идентифицировать партнера или определить, что сообщение идет именно от него, достаточно было партнеру назвать два числа, которые в сумме или в разности составляли искомую ключевую цифру. Один называл пароль – произвольно выбранное число, другой – нехитрым арифметическим действием определял второе и давал отзыв. Естественно, в данном случае Вадим мог лишь напомнить об этом коде, чтобы Дагаев понял, что его не обманывают. Вместо восемнадцати и пяти Веклемишев мог передать Мусе любые другие числа, например, тринадцать и десять или тридцать и семь…
Коды и шифры, чем они проще, тем, часто бывает, сложнее их разгадывать. И именно потому, что они элементарные, в это никто не верит. В истории есть немало примеров, когда применялись подобные методы. Во время Великой Отечественной войны в разгар Курской битвы для оперативной координации действий двух соседних армий был применен оригинальный метод открытой передачи данных. Командармы держали связь через двух земляков-мордвинов, владеющих сохранившейся только в их районе разновидностью языка народности эрзя. Дешифровальщики с немецкой стороны едва с ума не сошли, пытаясь открыть тайну шифрованных переговоров, но так как родом они были не из-под Ардатова или Рузаевки, а, возможно, из Нижней Саксонии или земли Рейнланд-Пфальц, справиться с этой архисложной задачей так и не сумели.
«УАЗ» с сопровождающим его бронетранспортером шел на хорошей скорости. Веклемишев дал команду сократить разрыв между их тандемом и арьергардом в лице Тамбовцева и его ребят, проводящих разведку маршрута. Они оторвались более чем на двадцать километров и уже подходили к первому мятежному аулу-юрту. Сейчас Тамбовцев на «Урале» полз с черепашьей скоростью, ожидая колонну. И без того пасмурный день таял с каждым пройденным километром. Сумерки, наполненные туманом и холодной моросью, скатывались навстречу спешащим машинам с уже совсем близких гор.
Если в начале марша Вадим восстанавливал в памяти и дорогу, и окружающую местность по пути следования, которые подзабыл за четыре года отсутствия в Чечне, то сейчас фары, разрывая густой полумрак, выхватывали из темноты лишь грязные обочины и редкие огоньки вдалеке.
– Я Сфинкс. Всем внимание! Готовность к бою, – громко и неожиданно прозвучал из-за спины голос старлея Гриши-Григола, передавшего на БТР команду по уоки-токи, висевшему у него на плече.
Веклемишев понял, что они приближаются к блокпосту, который чем-то не понравился Тамбовцеву. Он особо не вдавался в подробности, лишь только передал по рации, что машину останавливали, проверяли, отпустили с миром, однако действия постовых ему не пришлись по душе, как и их физиономии. В связи с тем, что помимо фейс-контроля большей свободы действий Ваня Тамбовцев себе позволить не мог, так как явной угрозы в действиях людей на посту не проявлялось и следовало спешить по маршруту, то он ограничился лишь предупреждением.
Тусклые фонари на столбах вдоль дороги подтвердили, что они подъезжают к посту. Фары «УАЗа» вырвали из темноты бетонные блоки на дороге, которые можно было объехать лишь «змейкой», и группу бойцов в сером камуфляже у шлагбаума за блоками. Один из них поднял руку и показал жестом, чтобы машины подъезжали по одной.
– Командуйте, подполковник, – тихо сказал Веклемишев и оглянулся.
Он едва не уткнулся лбом в дульный компенсатор «АКСУ», который Григол направил в лобовое стекло. Вадим кашлянул, и дуло автомата переместилось на несколько сантиметров в сторону, поближе к голове Димитра. «Бизон» Стоянова лежал у него на коленях, однако Веклемишев уловил движение пальца Димитра, медленно отводящего скобу предохранителя. Можно было с удовлетворением отметить, что его спутники не нуждаются в дополнительных указаниях. А оглядывался Вадим на БТР, чтобы поймать перемещение ствола пушки, который почти незаметно шатнулся, поплыл и остановился как раз на кучке бойцов у шлагбаума. А вон из-за башни и ствол автомата выглядывает. Ну что же, народ знает свой маневр.
«УАЗ» медленно проехал между блоками и остановился, едва не уткнувшись радиатором в разрисованную красно-белую трубу шлагбаума. Веклемишев скользнул взглядом по лицам людей, их встречающих. Направленные в сторону «уазика» «калашниковы» двух постовых настроения не поднимали, но и особого опасения не вызывали. Пока… Все ведут себя спокойно, не дергаются, излишне не напряжены. Лица троих явно славянского типа.
Еще один, правда чернявый, уж очень местного типажа, и камуфляж его отличается от остальных. А вот еще такой же появился… Но и эти парни не проявляют особых признаков нервозности, хотя любознательность на их физиономиях явно прослеживается.
Славяне прореагировали на появление машин как-то обыденно: не то что с ленцой, в общем, даже слаженно, но было заметно, что дело это для них обычное, рутинное. Тот, который давал команду, чтобы машины подъезжали поодиночке, скользнул взглядом по номеру «УАЗа» и подошел к машине. Подполковник-пограничник открыл дверцу.
– Капитан Прудников, – представился проверяющий. – Ваши документы, цель поездки.
– Цель служебная, следуем на усиление заставы, – сообщил подполковник, протягивая ему свое удостоверение и путевой лист на машину, который ему передал водитель. – БТР с людьми с нами.
Капитан привычно перелистнул удостоверение, поднял глаза на подполковника, сверяя оригинал с фотографией, не менее внимательно просмотрел путевой лист и отдал пограничнику документы.
– С каких краев, земеля? – весело спросил у него Стоянов.
– Кемеровский ОМОН, – сухо сообщил капитан.
– А у вас разве командировка не закончилась? – удивился Димитр. – Подполковник ваш говорил, что в ноябре вы уже дома будете.
– Ноябрь длинный, – вздохнул капитан. – Со дня на день ждем замену. А вы что, с шефом где-то пересекались?
– Они с нашим командиром однокашники. Заезжал как-то в гости. А ты тоже кемеровский, парень? – спросил Димитр у служивого, стоявшего за спиной капитана и внимательно вслушивающегося в разговор.
Это был один из двоих, облик которых не вписывался в среднеславянский тип остальных постовых. Он внимательно шарил глазами по салону машины и лицам пассажиров. И чаще всего его взгляд останавливался на Веклемишеве. И Вадим мог понять, почему к нему проявляется такое внимание. Несмотря на то, что на нем был надет маскировочный костюм и экипировка в целом соответствовала снаряжению остальных, из-под камуфляжа выглядывала гражданская одежда, не являющаяся обычным утеплением. Да и по возрасту он был постарше всех остальных.
Чернявый промолчал, игнорируя вопрос, а только, еще раз оглядев находящихся в салоне, отошел от машины к остальным, а потом и вовсе скрылся в темноте. Второй, чуть помедлив, отправился следом за ним.
– Нам на усиление прислали сегодня утром, – оглянувшись через плечо, пренебрежительно сказал капитан. – Вроде из батальона «Восток», а там кто его знает. Может, местная служба безопасности кого-то ищет… В горах, говорят, неспокойно. Вообще-то мы полгода без них справлялись и со спокойными, и с беспокойными. Ну да ладно, Аллах с ними, господь с нами! В БТРе ваши люди? Тогда все в порядке, задерживать зря не будем. Счастливого пути!
«УАЗ» отъехал от блокпоста и остановился на обочине, ожидая бронетранспортер. Фонари, освещавшие дорогу, остались позади.
– Дима! Сбегай, на звезды погляди и птичек послушай, – бросил Веклемишев Стоянову. – Особенно двух соловушек из местных. Сдается мне, что «восточники» эти как бы не по нашу душу здесь трутся. Не зря Тамбовцеву они также не понравились. Мы отъедем чуточку и подождем тебя. Сержант, выключи на секунду фары.
– Задачу понял, товарищ полковник, – бодро доложил Димитр, открыл дверцу и беззвучно скрылся в уже плотных сумерках.
Веклемишев посмотрел на наручные часы, светившиеся в темноте фосфоресцирующими стрелками. Они показывали без нескольких минут семнадцать часов. Время летело быстро.
«Выдержит ли Муса? – в очередной раз мелькнула тревожная мысль. – Почему он не дает себя даже перевязать? Код же он принял…»
Свет от фар приближающегося БТРа заплясал на шоссе.
– Вперед! – коротко бросил Веклемишев водителю. – Но не торопись.
По его команде «УАЗ» и бронетранспортер остановились метрах в семистах от блокпоста, заглушили двигатели и выключили фары. Ожидание было недолгим. Через семнадцать минут, Вадим засек время по часам, дверка кабины отворилась и на сиденье плюхнулся Стоянов. Странно, но он выглядел запыхавшимся после короткого марш-броска от поста. У Веклемишева даже мелькнула мысль, что «тамбовцы» за время командировки в Чечне расслабились и потеряли физическую форму.
– Ну что? – нетерпеливо спросил у него Вадим.
– Бабушка приехала! – весело сообщил ему Димитр.
– Какая бабушка? – нахмурился Веклемишев. – Что за шутки?
– Это кодовая фраза из богомоловского «Момента истины», – сделал глубокий выдох Стоянов, приводя в порядок дыхание. – Когда взяли группу и подтвердилось, что это те диверсанты, которых «смершевцы» ищут, слова про бабушку передали в эфир.
– Докладывай по существу, любитель боевиков, – сердито сказал Веклемишев, – времени у нас нет на «моменты», а вот с истиной точно проблемы.
– Есть по существу! – бодро отрапортовал Стоянов. – Согласно вашему приказанию провел наблюдение за звездами и прослушал пение птиц. Со звездами все нормально, а вот птицы поют совсем не для нас, а для какого-то чужого и нехорошего дяди.
– Конкретнее! – нетерпеливо бросил Веклемишев. – И без романтических отступлений.
– Методом подползания я приблизился к посту и почти сразу обнаружил двух искомых субъектов. Один из них разговаривал по мобильнику. Он докладывал, что через пост прошла колонна в составе «УАЗа» и бронетранспортера. В легковой находились трое пограничников – стало быть, меня они тоже в «зеленые» записали – и еще один человек важного вида. Это, надо думать, вы, товарищ полковник. И еще парень дал по телефону примерное описание вашей внешности.
– На каком языке велся разговор? – перебил Стоянова Вадим.
– На чеченском, – доложил Димитр. – Тон спокойный, без напряга, но явно на том конце провода, вернее эфира, человек рангом повыше этого барана.
– Ну почему же сразу – барана? – задумчиво произнес Веклемишев. – Он дело свое делал. Эх, узнать бы, кому он докладывал.
– Нет проблем! – пожал плечами Стоянов. – Вон он на обочине отдыхает стреноженный. А вы говорите не баран…
В машине установилась напряженная тишина. Веклемишев понял, почему Димитр так запыхался на коротком марш-броске. Тащить на себе плененного «восточника» в полной экипировке было нелегко.
– Зачем ты его сюда приволок? – спросил изумленный Вадим. – А если хватятся? Организуют погоню?
– Я так думаю, товарищ полковник, никакой погони не будет. После телефонного разговора этот парень сказал напарнику, что пойдет прогуляется до ветру. Быстро его не хватятся, а когда забеспокоятся, то уж на нас исчезновение этого балбеса никак не повесят. Мы уехали задолго до того, как он испарился. Да и кемеровским омоновцам он до фени. Кстати, вот и телефончик его – можно будет пробить номерок, по которому он звонил.
Ругать Стоянова за проявленную инициативу было по крайней мере неразумно. Но и от похвалы Веклемишев воздержался.
Димитр выполнил порученное задание, и сделал это вполне профессионально. Как учили! И его доводы были разумны, и потому возражать не приходилось. Тем более что дело уже сделано.
– Пошли побеседуем, – коротко сказал Веклемишев. – Кстати, товарищ подполковник, как вас зовут? А то все по-уставному, нет душевного контакта…
– Игорь Иванович, – сообщил тот.
– А меня Вадимом Александровичем кличут, – скромно доложил Веклемишев. – Я вас попрошу, пока мы беседуем с нашим гостем, свяжитесь еще раз с заставой, уточните состояние Дагаева.
– Разрешите я с вами, – подал голос со своей скамейки старлей Гриша. – Послушаю, что скажет наш гость.
– Конечно, – согласился Вадим. – Кстати, как у вас, Григол, с чеченским языком?
– Без проблем, – пожал плечами Абашидзе. – Разговариваю, только не пишу.
– Да мы все здесь не письменные, – усмехнулся Веклемишев.
– Больше по разговорной части, чего и искренне пожелаем нашему пленнику.
Глава 6. Вопросы есть? И очень много…
Освещенный тремя карманными фонарями, недавний постовой представлял собой картину неприглядную. Активно пытаясь освободиться от пут, катаясь по обочине, он изрядно вымазался в грязи.
– Дай-ка, Дима, слово оратору.
Стоянов наклонился и рывком сорвал со рта пленника кусок скотча. В следующую секунду на них обрушился град проклятий и угроз. Обидчикам – русским свиньям и исчадию ада на чеченской земле – были обещаны все загробные кары, а также вполне земные неприятности. Было торжественно объявлено, что сию секунду или чуточку позже сюда примчится батальон «Восток» в полном штатном составе, а также Рамзан Кадыров собственной персоной, и грязных чушек повесят вверх ногами на ближайших столбах, оплюют, и они будут висеть, пока не сдохнут и вороны им не выклюют глаза.
Терпения Веклемишева хватило примерно минуты на полторы.
– Мы с тобой, Дима, нынче выступаем в роли апостола Петра. Нас распнут, причем вниз головой, что очень даже обидно, – со вздохом сказал Вадим. – И, что самое интересное, этот парень, вероятнее всего, и вправду из батальона «Восток». Хамит с полной уверенностью в своей безнаказанности.
– Что вряд ли облегчит его положение. Потому как работал он на нехорошего дядю, – констатировал Стоянов и деловито вопросил: – Ну что, приступим к допросу с пристрастием? Иголки под ногти или кастрация? Последнее считаю более эффективным воздействием на местных упрямцев.
– Дай-ка, Дима, слово оратору.
Стоянов наклонился и рывком сорвал со рта пленника кусок скотча. В следующую секунду на них обрушился град проклятий и угроз. Обидчикам – русским свиньям и исчадию ада на чеченской земле – были обещаны все загробные кары, а также вполне земные неприятности. Было торжественно объявлено, что сию секунду или чуточку позже сюда примчится батальон «Восток» в полном штатном составе, а также Рамзан Кадыров собственной персоной, и грязных чушек повесят вверх ногами на ближайших столбах, оплюют, и они будут висеть, пока не сдохнут и вороны им не выклюют глаза.
Терпения Веклемишева хватило примерно минуты на полторы.
– Мы с тобой, Дима, нынче выступаем в роли апостола Петра. Нас распнут, причем вниз головой, что очень даже обидно, – со вздохом сказал Вадим. – И, что самое интересное, этот парень, вероятнее всего, и вправду из батальона «Восток». Хамит с полной уверенностью в своей безнаказанности.
– Что вряд ли облегчит его положение. Потому как работал он на нехорошего дядю, – констатировал Стоянов и деловито вопросил: – Ну что, приступим к допросу с пристрастием? Иголки под ногти или кастрация? Последнее считаю более эффективным воздействием на местных упрямцев.