– Почему раньше никто не сказал о ней?
   – Никто так подробно не расспрашивал, – заявил парень. – Спрашивали о сбитой женщине, о машине…
   – Значит, стоило вас вызвать снова, – примирительно сказал Розниекс. – А как она выглядела, врач?
   Девушка отвела от глаз прядь волос.
   – Довольно молодая, в светлом плаще. Сначала мне показалось, что это ее халат…
   – Не заметили, куда она потом спрятала зеркальце, которым, как вы говорили, она пользовалась при осмотре?
   – Наверное, в сумку.
   – У нее была сумка?
   – Выходит, да.
   – Какая?
   – Этого я не усекла. Не могу сказать.
   – И куда эта врач потом делась?
   Девушка пожала плечами.
   – К сожалению, должен огорчить вас, молодые люди, – словно извиняясь, Розниекс развел руками. – Придется вам ехать с нами в прокуратуру, хоть мотоцикл и барахлит. – Его настроение заметно поднялось. – Ваши показания надо подробно запротоколировать. Они и на самом деле крайне важны.

XIX

   В вестибюле перед столовой санатория «Пиекрастес», как всегда перед завтраком, толпились отдыхающие.
   У гардероба люди постарше вставали в очередь, чтобы сдать пальто, шапки, зонты. Те, что помоложе, еще не поддавались осени, уже захватившей всю округу и твердой рукой насаждавшей свои порядки, – они пока обходились без пальто и шапок.
   Те, что успели раздеться, обступили газетный киоск, торговавший не только газетами, журналами и книгами, но и зубной пастой, солнечными очками и всякой всячиной. А рядом, возле кассы аэрофлота, собрались грустные отъезжающие.
   Взяв несколько газет, Сергей Вершинин отошел в сторону. Он с интересом смотрел на людей, ожидавших своей очереди взять билет на самолет, и пытался угадать, что испытывают они перед отъездом. Пожилая дама нервно переминалась с ноги на ногу. Она жила уже дорожными заботами и припоминала, должно быть, все когда-либо слышанные рассказы об авиационных катастрофах. Подальше двое отмеченных печатью грусти держались за руки, наверное, не желая расставаться. Пожилой человек спокойно читал книгу. Казалось, ему было все равно, где находиться: в санатории, дома или в дороге. Холостяк, наверное. Молодая темноволосая женщина со слегка выступавшими скулами смотрела мечтательно прищуренными глазами куда-то вдаль. Видимо, в мыслях была уже дома, в своей семье – где-нибудь далеко отсюда, в большом городе. Сибирячка, похоже. Взгляд Вершинина натолкнулся на кольцо на пальце ее левой руки. Натолкнулся, и уже не мог отойти в сторону. Вершинин неторопливо подошел к молодой женщине.
   – Простите! – Голос, к его собственному удивлению, оказался хриплым. – Не сочтите, пожалуйста, меня навязчивым, но меня очень интересует ваше кольцо. Я немного разбираюсь в таких вещах – как любитель… Можно взглянуть?
   Женщина с любопытством посмотрела на Вершинина. На обычного донжуана он не походил. Да и какой смысл искать знакомства с женщиной, которая завтра уезжает? Невысказанный вопрос ясно читался в ее глазах.
   – Пожалуйста! – она протянула руку. Вершинин взял ее в свою широкую ладонь, оглядел кольцо.
   – Тонкая работа. Не серийное производство.
   – Говорят, арабское, – охотно объяснила женщина. – Я его купила тут, в санатории. Красивое, правда? Случайно повезло.
   Вершинин вопросительно посмотрел на нее.
   – Я так и думал. Хотя рижские ювелиры – мастера своего дела, но это совсем другой стиль. Можно посмотреть изнутри? Не бойтесь, не отниму и не подменю: другого такого не найти.
   – Что вы! – чуть покраснев, женщина сняла кольцо.
   Вершинин всмотрелся во внутреннюю сторону кольца. И побледнел. Женщина удивленно раскрыла глаза:
   – Что с вами?
   – Ничего, не беспокойтесь, – он справился с волнением и отдал кольцо.
   – Ваша очередь! – стоявший позади дотронулся до плеча женщины. Она спохватилась.
   – Да-да. – Вытянув паспорт, женщина подала его кассирше.
   – Дружинина Маргарита Савельевна, – услышал Вершинин голос кассирши. – До Новосибирска.
   Вершинин подумал, что фамилию эту легко запомнить. Дружинина аккуратно сложила билет, положила в паспорт, а паспорт – в сумочку.
   – Вам действительно так понравилось это кольцо? – вернулась она к разговору. – Я могу спросить, может быть, и вам повезет.
   Вершинин благодарно взглянул на нее.
   – Мне очень хотелось бы подарить что-то такое жене на серебряную свадьбу.
   – Обождите меня здесь! – деловито сказала Дружинина. – Я сейчас.
   Она повернулась, проскользнула между собравшимися и скрылась за дверью столовой. Вершинин обождал несколько секунд, затем с неожиданным для его возраста проворством устремился за Дружининой. У дверей столовой он остановился, отошел в сторону и втиснулся между большой пальмой и стеклянной стеной, через которую весь зал столовой был виден, как на ладони.
   Дружинина прошла между столиками и остановилась рядом со стройной, миловидной официанткой, заканчивавшей накрывать. Дотронулась до ее руки. Они обменялись несколькими словами.
   Вернувшись, Дружинина нашла нового знакомого на том же месте, где его оставила. Он читал газету.
   – Жаль, – сочувственно проговорила она. – Ничего не вышло. Это кольцо – подарок одной женщине от близкого человека, которого она решила забыть, поэтому и продала кольцо…
   – Близкий человек… Подарок… – пробормотал Вершинин, повернулся и медленно зашагал прочь. Дружинина посмотрела ему вслед, пожала плечами и направилась в противоположную сторону.

XX

   Вертолет рычал, фыркал и сотрясался, летя над вершинами сосен. Припав к смонтированной в машине оптической трубе, Розниекс вглядывался в лесные тропы и поляны. Вниз смотрели и прокурор Кубулис, и майор Ваболе. Они то и дело подносили к глазам большие морские бинокли.
   – Сядем здесь! – воскликнул вдруг Розниекс. – Кажется, вижу отпечаток шин в муравейнике. И дальше, на песке, тоже. Свежие следы. Муравьи не успели восстановить муравейник.
   Вертолет накренился и, повинуясь искусной руке, опустился среди деревьев.
   «Хорошо. Экипаж вертолета пригодится в качестве понятых».
   Розниекс выбрался из гудящего аппарата, ловко спустился на землю. За ним последовал тяжело дышавший Ваболе и Кубулис.
   Не дожидаясь коллег, Розниекс уже рыскал по небольшой песчаной, покрытой кое-где мхом, устланной сухими листьями полянке, расположенной близ опушки и совсем недалеко от шоссе, но надежно укрытой со всех сторон густым ельником.
   – И в самом деле прекрасный оттиск! – обрадовался следователь, фотографируя след со всех сторон.
   Майор Ваболе тщательно, шаг за шагом, осматривал почву, стараясь не упустить ничего. Кубулис исследовал кустарник на краю поляны.
   – Машина стояла здесь, – сказал Розниекс. – Тут передние колеса, тут располагалась кабина. Ну да, – продолжал он думать вслух, – тут водитель вылез, вот и отпечаток каблука – не очень четкий, но все же есть. – Он радовался, словно вытянул крупную рыбу.
   Подошел Кубулис.
   – След так себе, – сказал он, – но сойдет. Надо сделать отливку.
   Майор ползал на четвереньках.
   – Неужели так-таки ничего больше тут не окажется? – пробормотал он, с усилием разгибая спину и переходя к кустам на другой стороне поляны. Сильная лупа у него в руке напоминала круглое зеркало с ручкой. Широкая, жилистая, поросшая волосками кисть левой руки майора на миг «оказалась под лупой, и он удивленно посмотрел на нее, прежде чем продолжить работу.
   – Так я и думал, что без ничего не останемся! – воскликнул он вскоре. – Какая-то красавица здесь причесывалась и оставила на кустах целую кучу волос.
   – Может быть, красавец? – сказал Кубулис. – Теперь их по волосам и не отличить.
   – Может быть. И все же скорей красавица. Это можно установить по структуре волос. Да и вряд ли мужчина в такой момент станет расчесывать волосы. Это скорее женская привычка.
   – Это смотря какой мужчина. – Подойдя Розниекс с любопытством оглядел пучок волос, который Ваболе, ухватив пинцетом, держал под лупой. – У шофера Уступса, Например, прелестная подружка, так что он причесывается поминутно, я это заметил. Волосы у него темные, длинные и вьются. Пуце тоже брюнет, и Виктор Зиедкалнс, бывший муж погибшей – тоже, насколько я знаю. Когда схватим виновного, экспертиза определит, его ли это волосы.
   – Давно уже не слышал от вас столь очевидных истин, – съехидничал майор Ваболе. – Остается лишь обождать, пока мы его схватим. Однако внимания заслуживает и другое обстоятельство, а именно: здесь находился – или находилась – некурящий. Ни одного окурка или спички.
   – Так выходит, – согласился Розниекс. – Курильщик, вырвавшись из опасной зоны, непременно закурил бы.
   – Женщина – не обязательно, – возразил Кубулис. – Действия женщин в подобных ситуациях не всегда совпадают с требованиями логики, и это заставляет нас порой ошибаться в выводах.
   «Похоже, что машина простояла здесь несколько часов. Преступник или преступники, если их было несколько, тоже, наверное, оставались тут, – размышлял Розниекс, остановившись посреди поляны. – Что бы я делал на их месте? Вряд ли оставался бы все время около машины. Надо ведь было приготовиться к тому, чтобы своевременно скрыться, если машину найдут, и не оставить в кабине никаких следов. Было сыро, промозгло. Где лучше укрыться: в кабине или в чаще леса?»
   – Осмотрим лес вокруг поляны, – предложил он, – и дорогу, по которой машина въехала сюда.
   – Ладно, – согласился Ваболе устало. – Только не думайте, что в ту собачью погоду кто-нибудь вылезал из кабины.
   В лесу было тихо, воздух неподвижен, как перед грозой. Лишь под шагами людей шелестели сухие листья, похрустывал валежник. Словно заядлые грибники, всматривались они в каждую кочку, листок, кустик, стебелек…

XXI

   Розниекс проснулся поздно. Приоткрыв один глаз, покосился в ту сторону, где следовало быть Инте. Подушка смята, одеяло отброшено, и место рядом с ним успело уже остыть.
   Валдис сел, потянулся, огляделся. В комнате было прибрано. В полуоткрытое окно вливался свежий воздух, пахнувший осенними листьями. Приличная погода. А еще ночью, когда он возвращался домой, в городе была такая сырость и грязь, словно на него бросили мокрую тряпку.
   Из кухни донеслись детские голоса.
   – Имант, перестань шалить, ешь быстрее! – урезонивала детей Инта. – Не то получишь шлепки!
   – Нашлепай его, мам, нашлепай! – это маленькая Алина. – Он заслужил!
   Андрис, как всегда, помалкивал. Наверное, уже справился с завтраком и думал о чем-то своем.
   Одна семья, но какие же они все разные!
   Валдис вылез из постели, отворил окно до отказа, взял гантели.
   – Папа встал, папа встал! – крикнул Имант, и вся компания ворвалась в комнату.
   Теперь вместо гантелей служили Имант и Алина – подхватив их каждого одной рукой, Валдис поднял детишек к самому потолку. Андрис, поглядывая на отца, терпеливо ждал своей очереди.
   Инта остановилась в дверях. Непослушная прядь волос выбилась из-под платочка, на лице виднелась блаженная улыбка, в глазах – нежность. Когда Валдис опустил детей, она подошла и прижалась к нему.
   – Сегодня мы тебя на работу не пустим. Хватит. Всю субботу до поздней ночи работал. Сегодня воскресенье, и это наш день.
   – Я и не собираюсь, – сказал Валдис. – Какие же у нас планы?
   Инта прищурилась.
   – Поход на осеннюю ярмарку. А потом – в кукольный театр.
   Малыши запрыгали, захлопали в ладоши. Андрис с чувством превосходства заявил:
   – А мне папа книжку купит. Он обещал.
   – Купим и книжку, – и, проведя ладонью по волосам сына, Валдис направился в ванную.
   Звонок у двери прозвенел коротко и требовательно. Валдис услыхал голос жены:
   – Совести у тебя нет! – упрекнула она кого-то. – Чудовище, не человек!
   – Я его только на часок похищу, – бодро пообещал Стабиньш.
   Улдис приехал? Наверное, прямо со станции. Значит, Привез что-то важное.
   – Его я никуда не пущу, а тебя сейчас же спущу с лестницы, – полушутя, полусерьезно пообещала Инта.
   Валдис растерся полотенцем и вышел в одних трусах.
   – Проходи в комнату, раз уж пожаловал, – сказал он. – Вообще неприлично врываться в чужой дом в воскресенье. – Он усмехнулся. – Ну что с тобой поделаешь…
   – А мы? – упавшим голосом спросила Инта.
   – Одевай детей, пусть погуляют во дворе, а нам с Улдисом дай чего-нибудь поесть. За завтраком наскоро поговорим. У него, наверное, и маковой росинки во рту не было.
   – Совершенно! – согласился Улдис и, не дожидаясь особого приглашения, уселся за стол. – Но сначала расскажи, как выкручивался твой Уступе. Наверное, признался под конец? Да и куда ему, бедняге, было деваться. Значит, завтра сможем доложить, что преступление раскрыто, – и Стабиньш радостно потер руки.
   – И оставить дело мне, чтобы я возился с ним в одиночку. Так, что ли? Нет, браток. Твоя светлая мечта еще не исполнилась. Говорить о раскрытии пока что рано.
   – Почему рано? – пожал плечами Стабиньш. – Ты просто пессимист. Вот заключение экспертизы. – Он вынул из портфеля несколько сколотых вместе голубых листков. – Вчера получили. И тут ясно сказано, что на машине обнаружены именно волосы погибшей, группа крови тоже совпадает. Да еще краска, отпечатки протекторов… Целая куча железных доказательств. Кстати, и масло, обнаруженное на месте столкновения, по консистенции соответствует маслу в машине Уступса. Все один к одному, как в банке.
   – Доказательства действительно неопровержимы. Тут даже наш Кубулис дал бы санкцию на арест Уступса.
   – Ты что же – не арестовал его? – лицо Стабиньша вытянулось.
   – Как видишь, нет. Отпустил.
   – Ты спятил! – присвистнул Стабиньш. – Сбежит, и мне придется искать его. Или придумает хитрую лазейку…
   – Убежать он не убежит. – Закончив одеваться, Розниекс сел за стол напротив Стабиньша. – Бежать не в его интересах, а алиби у него действительно есть, и от этого он не отступится. Слишком глубоко он увяз, чтобы позволить себе проиграть.
   Улдис был так поражен, что невзирая на голод ничего не ел.
   – Слушай! – попытался он спасти положение. – Давай возьмем этого типа, предъявим ему заключение экспертизы, и он сознается.
   Валдис отрезал ломоть хлеба, намазал маслом, положил кусок сыра и стал жевать.
   – А он и так сознался.
   – Сознался? – воскликнул Улдис. – Чего ж еще? – Он взмахнул рукой и чуть не опрокинул чашку с горячим кофе, только что налитым Интой.
   – Его в Пиекрастес не было.
   – Расскажи это кому-нибудь другому! Сознался – и не был? Что за ерунда? В чем же он сознался, если не виноват?
   – Сознался, потому что я припер его к стене.
   – Ничего не понимаю!
   – Вот и плохо. А Уступс понял. И сказал: раз уж в дерьме по уши, спасайся, чтобы не потонуть совсем.
   – Вот тут ему и надо было рассказать все, как есть.
   – Доказать вину и установить истину – не всегда одно и то же. Иногда можно и доказать, но истины не открыть. Спустя годы это называют судебной ошибкой, в лучшем случае осужденного освобождают и приносят извинения, в худшем – реабилитируют, порой даже посмертно. Моему деду приходилось с этим сталкиваться. Жаль только, что за так называемые судебные ошибки никто не несет ответственности.
   В наступившей тишине хозяин дома принялся за омлет, приглашая и друга:
   – Не отставай! Что уставился на меня? Остынет. Улдис придвинул тарелку, взял вилку.
   – Ты яснее, без обиняков, можешь объяснить?
   – Могу. Уступс после долгих уверток наконец неохотно рассказал, что той ночью был у чужой жены, где бывает почти каждую ночь. Ее муж в море. Жена Уступса в больнице, дети у тещи.
   – И ты поверил?
   – Почему же нет? Поверил, но сразу же и проверил. Лиесма Паэглите вначале отрицала, что знает Уступса. Но узнав, в чем дело, все же подтвердила. И соседка, которой оба они опасались, его приметила.
   – Ловко они тебя обвели вокруг пальца!
   – Думаешь? Тогда ответь мне на два вопроса. Что надо было Уступсу в нашем районе у станции Пиекрастес? Ему тут совершенно нечего было делать. В путевке такого маршрута нет, родных или знакомых у него тут нет. Принимая во внимание, что Зиедкалнс не сбита нечаянно, но убита с заранее обдуманным намерением, можно задать второй вопрос: какой смысл был в убийстве Зиедкалнс для Уступса, который ее и не знал? Если ответишь на эти вопросы, сможем доложить, что преступление раскрыто.
   – Всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого?
   – Не только в этом дело. Мы не раскрыли субъективной стороны преступления, его главной составной части. Не бывает ведь преступлений без мотивов и без прямого или косвенного умысла. И еще вот что. Запомни; никакими сокровищами нельзя возместить страдания несправедливо осужденного. Я не уверен, что Уступс замешан в убийстве, хотя улики и говорят против него.
   – Ха! – усмехнулся Улдис. – Нашел неправедно обвиненного, откопал агнца! А ты знаешь, что эта самая Паэглите, его любовница, работает официанткой в том санатории в Пиекрастес, где в прошлом году отдыхала Зиедкалнс со своим другом Сергеем? Что ты на это скажешь?
   – Это я знаю, – сказал в ответ Розниекс. – И что санаторий стоит на самом берегу моря.
   – Вот и ответ – куда направилась Зиедкалнс той ночью! – покончив с омлетом, Улдис взялся за кофе. – Вот что звало ее в Пиекрастес!
   Валдис с интересом посмотрел на своего горячего друга.
   – Быстро ты все разложил по полочкам. Может быть, скажешь заодно, какая нужда была Паэглите убить Ольгу Зиедкалнс? Не можешь? Ну так слушай: вчера мы все же разыскали то место, где преступник с машиной пережидал, пока мы как дураки блокировали все дороги. Там же, в кустах, обнаружили волосы, видимо, женские. Завтра экспертиза даст ответ. И еще: какая-то женщина до нашего прибытия на место происшествия спокойно и беспрепятственно проверила, действительно ли Зиедкалнс убита насмерть.
   – Как это – проверила?
   – Выдала себя за врача и проверила. Пока мы ехали, она успела сделать все и скрылась.
   – А почему это не могла быть Паэглите? Приехала вместе с Уступсом… А теперь разыгрывают перед тобой паинек, которые всю ночь не вылезали из постели.
   – А почему это должна быть именно Паэглите? – ответил Розниекс вопросом на вопрос. – Скажи мне лучше: ты Сергея разыскал?
   – Какого Сергея?
   – Не строй дурачка. Я дал тебе письма Сергея к Зиедкалнс, его телеграммы, фото…
   – Какой ты быстрый! Ни фамилии, ни года рождения, ни адреса. Знаешь, сколько таких Сергеев в Ленинграде и Калининграде?
   – Были бы фамилия и год рождения, его и адресный стол нашел бы. Да не тяни, скажи, что удалось установить.
   – Я выяснил, что зовут его Сергей Вершинин, пятидесяти четырех лет, биолог, в войну был разведчиком, после войны долгое время жил за границей, двое детей, официально не разведен, хотя семья распалась. Дочь – студентка, сын служит в армии здесь по соседству, в Эстонии, шофер.
   – Шофер, говоришь? А он знал об отношениях отца с Зиедкалнс?
   – Это придется спросить у него самого.
   – И не только это, – прибавил Розниекс. – Надо будет выяснить, где он был в ту ночь, когда сбили Зиедкалнс.
   – Еще один кандидат в убийцы?
   – Смеяться нечему. Кроме того, надо установить, где в то время находился сам Вершинин. Может быть, у него тоже есть водительские права.
   – Не только права, но и новенький «жигуль».
   – Ну давай же! По глазам вижу, что еще не все рассказал.
   – Я сразу почувствовал, что ты в своем бесконечном либерализме поверишь этому прохиндею Уступсу, и, видишь, не ошибся. Я так и думал, что он пустит слезу, и ты сразу согласишься засвидетельствовать его невиновность.
   – Ну, а дальше что?
   – Бегал, как собака. Обошел почти все дома близ того места, где Уступс оставил машину на ночь. И разыскал все же.
   – Что именно?
   – Нашел старика, который видел, как Уступс уезжал поздно вечером.
   – Уступе? Уезжал?
   – Вот именно, уезжал. Не так уж он прост, как тебе показалось. Алиби приготовил себе заранее. Приехал к Паэглите, поставил машину – все честь честью. И через час потихоньку махнул в Пиекрастес. Совершил убийство, и к утру вернулся. Где был ночью? У Паэглите. Соседи могут подтвердить, слышали даже, как кровать скрипела. – Лицо Улдиса победно светилось, как у бегуна, почувствовавшего, что соперникам его не догнать.
   Инта все это время стояла в дверях, нетерпеливо комкая угол передника. В лице ее недовольство смешивалось с интересом.
   – А не мог ли взять машину кто-то, знающий, где Уступс оставляет ее? – спросил через несколько секунд Розниекс.
   – Спорим на бутылку коньяка! – воскликнул Улдис. – Поедем и предъявим Уступса старику для опознания. Ручаюсь, он опознает, и твой Уступс кончит выкручиваться.
   – Спорить не станем, а опознание проведем, – согласился Розниекс. – А заодно предъявим и Пуце. Но меня интересует еще один человек: друг Ромуальда, который вдвое старше его, Ольгерт Лубенс. Мне эта дружба кажется странной. Ромуальд говорил, что это умный и интеллигентный человек. Оба обедают в студенческой столовой. Там и познакомились.
   – Что в этом такого?
   – Разве я сказал, что это плохо? Наоборот, Лубенс предложил Ромуальду пожить у него некоторое время, чтобы не быть одному после смерти матери.
   – Достойно.
   – Ромуальд отказался.
   – Не был ли этот Лубенс когда-то другом Зиедкалнс?
   – Ромуальд утверждает, что с матерью он не был знаком.
   – Таких вещей сын может и не знать.
   – Где живет Лубенс?
   – Улица Залю, три а.
   Розниекс подошел к полке, взял план Риги, расстелил на столе.
   – Улица Залю, – повторил он. – От дома Зиедкалнс это далековато. Стоп-стоп, иди сюда! Это совсем рядом с домом дамы нашего Уступса – следующий переулок. По словам Уступса, здесь-то он и ставил машину. Что это – случайное совпадение?
   – Еще целый мешок всяких версий на наши бедные головы! – сокрушенно вздохнул Стабиньш.
   Розниекс беспокойно прошелся по комнате, посмотрел на часы.
   – Слушай, – сказал он наконец. – Наша машина в порядке. Через час будем в Риге.
   Инта, не сказав ни слова, повернулась и вышла в другую комнату.

XXII

   Для производства следственных мероприятий микроавтобус – самая подходящая машина: в нем могут разместиться десять, даже двенадцать человек. Розниекс незаметно, но внимательно следил за Уступсом и Пуце, сидевшими друг против друга. Или оба они прекрасно освоили искусство притворяться, или на самом деле не знают друг друга: ни одно движение, ни одна черточка лица не выдает их. Сперва они с явным интересом оглядели один другого, но вскоре интерес пропал. Уступс заметно нервничал – бессознательно покусывая уголок воротника. Пуце, отвернувшись, смотрел в окно, делая вид, что происходящее его не интересует.
   Машина резко затормозила. Стабиньш рывком распахнул дверцу и выскочил первым. Остальные выбрались один за другим и полукругом встали на тротуаре.
   Розниекс попросил Уступса пройти вперед. Понятые следовали за ними.
   – Покажите, где вы в тот раз поставили машину.
   – Здесь. Я всегда ставил ее здесь, – показал Уступе, – под вязом.
   Оба понятых внимательно слушали.
   – Вот там, на шестом этаже – окно Лиесмы Паэглите, – продолжал он. – Днем машину из окна видно. Ночью – нет, эта сторона улицы не освещена. – Уступс говорил торопливо, словно боясь, что его прервут.
   – Во сколько вы подъехали?
   – Без четверти десять.
   – Почему вы так думаете? – вопросы Розниекса были кратки.
   – Когда ехал через мост, посмотрел на часы. Оттуда пять, самое большее семь минут езды.
   – Во сколько уехали утром?
   – Я уже говорил: около семи.
   – Когда садились в машину, заметили какие-нибудь изменения?
   – Я уже говорил: был включен задний ход. Я подумал, что в спешке сам перепутал.
   – На спидометр не смотрели?
   – Нет. Только потом, в гараже, подумал, что слишком много лишнего накрутил.
   – Сообщили об этом кому-нибудь?
   – Только этого не хватало! Я ведь в тот день сам мотался в Лиепаю, ну да, я говорил уже. Кое-как свел концы с концами.
   На улице понемногу темнело, одно за другим зажигались окна.
   Розниекс в упор посмотрел на Уступса.
   – И в ту ночь вы больше никуда не ездили?
   – Я же рассказал все, что знал, – обиженно взглянул Уступе.
   Послышался звук мотора. За углом возник свет. ЗИЛ остановился за милицейским микроавтобусом и выключил фары. Водитель, сержант милиции, вылез и вопросительно взглянул на Стабиньша.
   – Поставьте машину, как тогда! – велел Стабиньш Уступсу, возвратившемуся вместе с Розниексом к автобусу. Сам он вошел в подъезд и позвонил в дверь квартиры номер два. Розниекс следовал за ним.
   – Входите! – пригласил старческий голос, и дверь отворилась.
   – Добрый вечер, – поздоровался Стабиньш. – Не ждали гостей, товарищ Стрелниекс?
   – Такие гости всегда приятны. Заходите, не стесняйтесь! – пригласил невысокий, но крепкий, еще полный сил человек.
   Они вошли в большую комнату. «Метров двадцать пять», – на глазок прикинул Розниекс. Старомодная, черная массивная мебель свидетельствовала о том, что старик, вероятно, прожил здесь большую часть жизни. Высокий потолок, широкие окна, отличный обзор. Розниекс подошел к окну, отвел гардину. Уступс как раз подогнал машину к вязу. Отсюда кабина была хорошо видна.
   – Садитесь, садитесь, – пригласил хозяин. – Чем могу быть полезен?