— Ты что, собираешься целый день проваляться в постели? — насмешливо спросил он, осторожно прикасаясь губами к ее шее, так что Алекс почувствовала новую волну возбуждения.
   — При таком стимуле — запросто.
   — А когда мы снова поиграем в эту игру? — спросил Сэм.
   Его пыл был таким же сильным.
   — Завтра, в любое время.
   — А сегодня днем? — Голос Сэма был хриплым; он поцеловал свою жену, и она рассмеялась. — По-моему, нам нужно попрактиковаться, — продолжал он, сознавая, однако, что им не следует ничего предпринимать до следующего дня. — В любом случае давай просто сконцентрируемся на том, чтобы сделать ребенка.
   Эти слова Сэм произнес нежным шепотом и отправился в душ, а Алекс забылась в дреме еще на несколько минут.
   Вскоре она присоединилась к нему в ванной, заставив его снова почувствовать желание. С огромным трудом они удержались от нового акта любви. Искушение было сильным — они до сих; пор нравились друг другу так, как будто только что познакомились. Иногда им стоило огромных усилий не растратить его «запас спермы».
   — Знаешь, мне все время хочется забыться и любить тебя просто так, — выдохнул Сэм в ухо жене, стоя под струей воды и крепко прижимая ее к себе. Теплые капли попадали ей в рот, когда он целовал ее. — Я так тебя люблю…. , — Я тоже, — жадно промолвила она, прижимаясь к нему мокрым животом. — Сэм… я так тебя хочу…
   — Нет… нет… нет, — с каким-то яростным смехом сказал он, свободной рукой поворачивая кран. Ливень холодной воды обрушился на обоих, Алекс взвизгнула от восторга, а потом они оба рассмеялись и пулей выскочили из-под душа.
   Чашка кофе в уютной кухне успокоила их. Когда вернулись Кармен и Аннабел, Сэм и Алекс, одетые в джинсы, чинно читали газеты. Съев приготовленный Кармен ленч, все семейство снова отправилось в парк, а потом обедать в «Дж. Г. Мелон». Они любили ходить туда по выходным. В воскресенье они катались в парке на велосипедах. Сэм посадил дочку на маленькое сиденье позади себя. День был очень теплым, и в воскресенье вечером, вспоминая прошедший уик-энд, все они пришли к единодушному выводу, что он был просто отличным.
   Уложив Аннабел, Сэм запер дверь спальни и медленно раздел Алекс. Она стояла перед ним, подобно высокому, изящному цветку безупречной и изысканной лилии. И в эту ночь Сэм любил жену со всей силой своего желания, томления и страсти. Эта женщина заставила его открыть в себе многое, и с каждым днем он боготворил и хотел ее все больше. Иногда ему казалось, что невозможно любить сильнее, чем он, но в его душе всегда оставался какой-то скрытый тайник, в котором хранились новые и новые потрясающие ощущения.
   — Ох… если я после этого не забеременею, я все это брошу, — слабо прошептала Алекс, прижавшись щекой к его груди.
   Сэм мягко поглаживал ее грудь своими нежными пальцами.
   — Я люблю тебя, Алекс, — ласково произнес он, поднимая голову, чтобы окинуть ее взглядом. Она была так красива. Так совершенна — как и всегда.
   — Я тоже тебя люблю, Сэм… Я люблю тебя еще больше, — поддразнила его Алекс, и он улыбнулся и покачал головой:
   — Нельзя любить больше, чем я.
   Они снова поцеловались и уснули в объятиях друг друга, совершенно забыв о своем желании иметь ребенка.

Глава 4

   Утром в понедельник Алекс проснулась раньше Аннабел и Сэма и разбудила их, уже одетая. Завтрак был на столе, чайник кипел. Как всегда, она одела Аннабел, а Сэм взялся отвести ее в садик. Алекс хотела сегодня попасть на работу как можно раньше. У нее была куча дел, в том числе и всякие мелочи по процессу в среду. Кроме того, у нее была назначена встреча с Мэттью Биллингсом по поводу нескольких исков. Брок Стивенс должен был сегодня работать с ней все время вместе с остальными их помощниками.
   — Я могу вернуться поздно, — объяснила она Сэму, и он с пониманием посмотрел на нее, хотя Аннабел, услышав это, очень опечалилась.
   — Почему? — спросила она, глядя на маму огромными зелеными глазами. Она очень не любила, когда Алекс приходила домой поздно; впрочем, нельзя сказать, что и Алекс это нравилось.
   — Мне надо подготовиться к процессу, зайка. Пойти в суд и поговорить с судьей.
   — А по телефону ты ему позвонить не можешь? — несчастным голосом спросила Аннабел.
   Алекс улыбнулась, поцеловала, обняла дочку на прощание и пообещала прийти домой как можно раньше.
   — Я позвоню тебе, когда ты придешь домой. Удачи тебе, детка, и веди себя в садике хорошо. Обещаешь?
   Она взяла дочку за подбородок, и Аннабел кивнула, не отрывая глаз от матери.
   — А мой костюм для Хэллоуина?
   — Завтра обязательно найдем. — Иногда Алекс казалось, что она вот-вот разорвется между своей семейной жизнью и карьерой. Интересно, как она справится с двумя детьми, подумала она; впрочем, другим людям это как-то удается.
   Надев плащ, Алекс тихо выскользнула из квартиры. Было половина восьмого утра. Такси неслось по Парк-авеню, не встречая на своем пути никаких препятствий, В офисе она оказалась без четверти восемь, чувствуя, как на сердце ее скребут кошки — в это время Сэм и Аннабел завтракали на кухне. В восемь часов она уже была завалена работой, и Брок Стивенс принес ей кофе.
   К половине одиннадцатого Алекс наконец уверилась в том, что она очень хорошо подготовлена к процессу над Джеком Шульцем, который должен был начаться в среду.
   — Что еще? — рассеянно спросила она Брока, перелистывая другие проекты, которые она собиралась ему предложить.
   Он уже позаботился о большинстве из них, но за выходные ей в голову пришло несколько новых идей. Но только она начала рассказывать о них, как им помешала Элизабет Хэзкомб, которая неуверенно приоткрыла дверь кабинета и явно собиралась что-то ей сказать. Алекс, увидев ее, решительно покачала головой и подняла руку ладонью вверх. Не отвлекаться. Она специально отключила телефон и попросила Лиз не появляться в кабинете и не мешать ей.
   Лиз, однако, не уходила, не обращая внимания на суровый взгляд Алекс. Брок тоже повернулся, чтобы посмотреть, что случилось.
   — Что такое? — спросила Алекс недовольным голосом.
   Может быть, действительно случилось что-то важное. — Лиз, я же просила вас не прерывать нас.
   Ее тон был резче обычного, но она могла себе это позволить, находясь в цейтноте.
   — Я знаю… Простите меня, ради Бога, но…. — извиняющимся голосом заговорила Лиз.
   — Сэм или Аннабел? — с внезапным ужасом спросила Алекс, но Лиз отрицательно покачала головой. — Тогда я ничего не хочу слышать.
   С этими словами Алекс отвернулась и немедленно забыла о своей секретарше.
   — Звонил доктор Андерсон. Дважды. Он попросил меня сообщить вам об этом.
   — Андерсон? Еще не хватало, — совсем разозлилась Алекс.
   Он говорил ей, что в любом случае позвонит по поводу маммограммы. Наверное, он хотел ее успокоить. Но зачем же мешать ей работать? Бог знает что. — Он подождет. Я позвоню ему во время перерыва на ленч, если только он будет. Или позже.
   — Он сказал, что хочет поговорить с вами сегодня утром.
   До полудня.
   Было уже половина двенадцатого. Лиз становилась несносной. Но в конце концов при чем тут она? Это доктор Андерсон настаивал на том, что им надо поговорить и что ради этого разговора стоит оторвать Алекс от работы. Лиз просто поверила ему и честно исполнила просьбу. Алекс была убеждена в том, что этот звонок ее врача — простая формальность, не заслуживающая того, чтобы отвлекаться от более важных дел. А вдруг это плохие новости? Нет, этого просто не может быть.
   Беспокойство Алекс снова сменилось раздражением.
   — Я позвоню ему, когда смогу. Спасибо, Лиз, — многозначительно произнесла она и снова повернулась к Броку, который тоже, в свою очередь, забеспокоился:
   — Позвони ему, а? Наверное, это что-то важное, если он попросил Лиз отвлечь тебя.
   — Не дури. У нас полно работы.
   — А я пока выпью еще кофе. И тебе могу сварить, пока ты будешь звонить. Это займет у тебя не более двух минут.
   Алекс открыла было рот, чтобы возразить, но ей вдруг стало ясно, что Лиз настолько выбила их из колеи, что ни Брок, ни она не смогут вернуться к работе, если она не позвонит врачу.
   — Ради Бога, я тебя умоляю. Это смешно. Ну ладно… сделай мне еще одну чашку, пожалуйста. Продолжим через пять минут.
   Было без двадцати пяти двенадцать, а без двадцати Брок и помощники покинули комнату. Они теряли драгоценные минуты. У них была еще куча разных дел. Алекс проследила за уходящими сотрудниками взглядом и быстро набрала номер врача, мечтая только об одном — как можно быстрее закончить этот разговор.
   Трубку взяла секретарша, сказав, что она немедленно соединит ее с доктором. Ожидание показалось ей бесконечным — работа стояла, да и настойчивость Андерсона заставила ее занервничать. А что, если действительно что-то не так? Глупо было даже предполагать это, но ведь все могло случиться. Эта молния поражала уже многих.
   — Алекс? — раздался в трубке не менее занятой голос доктора Андерсона.
   — Привет, Джон. Что вы такое хотите мне сказать?
   — Если можете, приезжайте ко мне во время ленча, — сказал он совершенно безразличным тоном.
   — Это невозможно. У меня процесс через два дня, и вы просто представить себе не можете, сколько у меня дел. Сегодня я пришла на работу без четверти восемь, а уйду скорее всего часов в десять. Разве мы не можем все обсудить по телефону?
   — Нет, я не думаю. Я считаю, что вы обязательно должны прийти.
   Черт побери. Что это значит? Алекс вдруг обнаружила, что у нее дрожит рука.
   — Что-нибудь случилось? — продолжала допытываться она, не решаясь произнести вертевшееся на языке слово, но потом пересилила себя. — Что, маммограмма?
   Этого не может быть. У нее же не было никаких уплотнений. Доктор Андерсон немного поколебался, но потом все же ответил:
   — Лучше приезжайте, и мы все обсудим.
   Было совершенно очевидно, что он не собирается делать этого по телефону, и Алекс почему-то не решилась настаивать.
   — Сколько вам нужно времени? — спросила она, глядя на часы и пытаясь вычислить, может ли она на это потратить свои бесценные минуты. Во время ленча даже транспорт будет против нее.
   — Полчаса. Это будет совсем недолгая беседа. Вы можете приехать прямо сейчас? Я только что отпустил последнюю пациентку. У меня одна больная в больнице и роженица на ранней стадии. Так что лучше всего вам приехать сейчас.
   — Да, я приеду через пять — десять минут, — быстро сказала Алекс, вставая и готовясь положить трубку. Сердце ее внезапно сильно забилось. Что-то явно не так. Что бы это ни было, ей хотелось узнать об этом поскорее. Может быть, он перепутал ее результаты с чьими-то еще.
   — Спасибо, Алекс. Я постараюсь закончить побыстрее.
   — Я еду. — Пробегая мимо Лиз с пальто и кейсом в руке, Алекс бросила ей:
   — Когда Брок и все остальные вернутся, скажите им, чтобы пошли и поели что-нибудь. Я вернусь через сорок пять минут.
   Она уже подошла к лифту, когда услышала обеспокоенный голос Лиз:
   — У вас все в порядке?
   — Да. Закажите мне сандвич с индейкой.
   Провожая ее взглядом, Лиз подумала, что Алекс; наверное, беременна. Она знала, что ее начальница хочет иметь еще детей и что Джон Андерсон — ее акушер.
   Но Алекс была лишена подобных иллюзий. Сидя в такси, она лихорадочно раздумывала над тем, почему он ей позвонил. Неужели правда маммограмма? Или мазок? Да, наверное, мазок. Черт возьми. У нее рак матки.. И как же она теперь забеременеет? Правда, некоторые ее знакомые с предраковым состоянием успешно беременели после лечения лазером. Может быть, все не так плохо. Она хотела знать только одно — в опасности ли ее жизнь и может ли она иметь еще ребенка.
   Наконец такси остановилось у дверей офиса, и Алекс стремительно ворвалась в пустую прихожую. Доктор ждал ее и провел прямо в кабинет. Вместо белого халата на нем был костюм, и он выглядел очень серьезным.
   — Здравствуйте, Джон, — немного задыхаясь от бега и недовольная, выпалила Алекс и уселась на стул, не снимая плаща.
   — Спасибо, что вы вырвались. Но я считаю, что это было необходимо. Я хотел поговорить с вами лично.
   — Что-то с мазком? — спросила она, чувствуя, как снова начинает сильно биться ее сердце и покрываются потом ладони, сжимающие ручку сумки. Но врач отрицательно покачал головой:
   — Нет. Это маммограмма.
   Не может быть. У нее не было ни опухолей, ни уплотнений. Доктор включил проектор и поочередно вставил туда два снимка — вид спереди и сбоку. Алекс ничего не понимала — снимки напоминали карту погоды в Атланте. Андерсон повернулся к ней и, показывая на темное пятно, которого Алекс без него бы не заметила, с болью в голосе произнес:
   — Вот здесь — уплотнение. Очень большое и глубокое.
   Это может оказаться чем угодно, но радиолог и я очень беспокоимся.
   — Что значит «чем угодно»? — в смятении спросила Алекс.
   Может быть, она что-то не так поняла? Что это за утолщение в глубине ее груди? Что это такое и как оно возникло?
   — Есть несколько возможностей, Алекс, но уплотнение такой величины в этой области ничего хорошего означать не может. Мы считаем, что у вас опухоль.
   — О Господи. — Теперь она понимала, почему он не хотел обсуждать это по телефону и настоял на том, чтобы Лиз сообщила ей об этом.
   — И что это означает? Что теперь будет? — слабым голосом спросила побледневшая Алекс. На мгновение ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок, но она пересилила себя.
   — Вам нужно как можно скорее сделать биопсию. Лучше всего на этой неделе.
   — Через два дня у меня процесс. Пока он не закончится, я не смогу.
   Она словно надеялась, что опухоль исчезнет сама собой, но они оба знали, что это невозможно.
   — Нет, так нельзя.
   ;; — Я не могу бросить своего клиента. Неужели несколько дней имеют такое значение?
   Алекс была в ужасе. Что он пытается ей сказать? Что она умирает? Одна мысль об этом заставила ее задрожать.
   — Конечно, несколько дней большого значения не имеют, — вынужден был признаться доктор, — но вообще не обращать на это внимания преступно. Вы должны найти хирурга и сделать биопсию как можно скорее, а потом, в зависимости от результатов, он скажет вам, что делать дальше.
   Боже мой. Как это страшно и сложно.
   — А разве вы сами не можете сделать биопсию? — отчаянным и очень испуганным голосом спросила Алекс. Она чувствовала такую же беззащитность, как в тот момент, когда переступила порог маммографической лаборатории. А теперь случилось самое худшее — или почти самое худшее. Как будто у нее перед глазами крутили фильм ужасов.
   — Я не делаю биопсию. Вам нужен хирург, — ответил доктор, что-то записывая на листке бумаги. Всего за полчаса ее жизнь круто изменилась, и теперь Алекс чувствовала, что не может просто так уйти. — Вот смотрите: я написал здесь имена очень хороших врачей — женщины и двоих мужчин. Поговорите с ними и выберите того, кто вам больше понравится. Они прекрасные хирурги.
   Хирурги!
   — У меня нет на это времени, — сказала Алекс и неожиданно для себя заплакала. Все это было просто ужасно — она чувствовала себя подавленной и отчаянно беспомощной, разрываясь между яростью и страхом. — Я не могу позволить себе долго выбирать врача. У меня процесс, я не могу взять и все бросить. В конце концов, у меня есть некоторые обязанности.
   Она чувствовала, что находится на грани истерики, но ничего не могла с собой поделать. И вдруг, посмотрев на него с искренним ужасом, она спросила:
   — А она может быть злокачественной?
   — Все может быть, — честно ответил врач. Снимок выглядел весьма угрожающе. — Я не могу сказать ничего конкретного, пока не будет результатов биопсии. Вы должны сделать ее как можно скорее, чтобы выработать план действий.
   — Что это значит?
   — Это значит, что, если результат будет положительным, вы должны будете выбрать тот или иной курс лечения. Конечно, лучше всего прислушиваться к советам хирурга, но какую-то часть решений вам придется принимать самой.
   — Вы имеете в виду удаление груди? — испуганно спросила она. Голос был непривычно резким.
   — Давайте не будем забегать вперед. Мы же ничего еще не знаем, правда ведь?
   Доктор пытался разговаривать с ней ласково, но от этого было еще хуже. Алекс хотелось, чтобы он признался, что ее опухоль не злокачественная. Но он не мог этого сделать.
   — Мы уже знаем, что глубоко в груди у меня уплотнение и что вас это беспокоит. Это может означать, что я потеряю грудь, не правда ли?
   На мгновение у нее возникло ощущение, что он стоит на свидетельском месте, а она — беспощадный обвинитель.
   — Да, может, — тихо ответил он, чувствуя острое сочувствие к своей пациентке. Она всегда ему нравилась, а подобное известие могло выбить из колеи любую женщину.
   — И что тогда? На этом все кончится? Грудь отрежут, и опухоль исчезнет?
   — Возможно, но не обязательно. Если бы все было так просто! Многое зависит от типа опухоли, насколько все это серьезно, если она злокачественная. Кроме того, играет роль также то, затронуты ли лимфатические узлы, как много их поражено, нет ли метастазов. Алекс, в этой области простых ответов не существует. Может быть, вам нужна операция, может быть, химиотерапия или облучение. Я просто не знаю. Пока не будет результатов биопсии, я ничего не могу вам сказать. И как бы вы ни были заняты, найдите время на то, чтобы поговорить с этими хирургами. Вы должны это сделать.
   — Как скоро?
   — Зажимайтесь вашим процессом, если вы не можете его бросить и если он не продлится более двух недель. Но в любом случае вы должны в течение этого срока сделать биопсию. От нее мы и будем отталкиваться в своих дальнейших действиях.
   — Кто из них лучше всего? — спросила она, протягивая доктору листок.
   Тот еще раз глянул в него и медленно вернул Алекс:
   — Они все великолепные врачи, но я больше всех ценю Питера Германа. Он очень хороший человек — прежде всего человек, а потом уже хирург. Я хочу сказать, что его волнуют не только операции и биопсия.
   — Замечательно, — машинально откликнулась она. — Я позвоню ему завтра.
   — А почему не сегодня? — Андерсон давил на нее, чувствуя, что правота на его стороне — ему не хотелось, чтобы она отговаривалась необходимостью работать или все отрицала.
   — Хорошо, чуть попозже, — сдалась Алекс и, осененная внезапной и печальной мыслью, снова посмотрела ему в глаза.
   Ей казалось, что на ее плечи лег груз в десять тысяч фунтов. — А что, если в эти выходные я забеременела? Как будут сочетаться беременность и злокачественная опухоль?
   — Этот мост мы пересечем, если подойдем к нему вплотную. О том, беременны ли вы, можно узнать примерно в то же время, когда будут получены результаты биопсии.
   — А если у меня рак и я беременна? — нервным и резким голосом спросила она. Неужели, если она забеременела, ей придется пожертвовать ребенком?
   — Разумеется, ваша жизнь в данном случае важнее.
   — О Господи. — Алекс закрыла лицо руками и чуть позже снова подняла глаза. — Как вы считаете, в этом виноваты гормоны, которые я пила?
   Одна мысль об этом заставила ее покрыться ледяным потом. Неужели, пытаясь забеременеть, она убивала себя?
   — Честно говоря, я так не думаю. Позвоните Питеру Герману. Встретьтесь с ним как можно скорее, поговорите и сделайте биопсию, и без всяких отлагательств.
   Это была вполне разумная последовательность действий.
   Итак, сегодня вечером она вернется домой и расскажет Сэму о том, что маммограмма показала опухоль. Алекс все еще не могла в это поверить. Но это было так. На снимке уплотнение было отчетливо видно, да и взгляд Джона Андерсона выражал сильное беспокойство. Казалось, его этот разговор измучил не меньше, чем ее. Она провела в его обществе почти час.
   — Мне так жаль, Алекс. Если я что-то могу для вас сделать, не стесняйтесь мне звонить. Сообщите мне, какого врача вы выбрали, и я с ним тоже свяжусь.
   — Я начну с Питера Германа.
   Доктор протянул ей маммографические снимки, чтобы она могла показать их тому хирургу, которого она выберет. Само слово «хирург» звучало зловеще. Выйдя на свежий октябрьский воздух, Алекс чувствовала себя так, как будто ее сильно ударили по голове. Поверить в то, что она только что услышала, было очень сложно.
   Подняв руку, Алекс поймала такси, пытаясь не думать о последствиях операции, о женщинах, которые больше не могли поднимать руку, или о тех, которые умерли от рака. Внезапно в ее голове все смешалось, и на пути в свой офис у нее даже не было сил плакать. Она просто сидела в машине и тупо смотрела вперед, не в состоянии осознать то, что ей сказал врач.
   Войдя в кабинет, она обнаружила, что все уже собрались и ждут ее — Лиз и Брок, клерк и два помощника. Лиз заказала ей сандвич с индейкой, но съесть его Алекс не смогла. Некоторое время она молча смотрела на своих коллег. Брок заметил мертвенную бледность ее лица, но ничего не сказал. До шести вечера они напряженно работали, и только после подведения итогов, после того, как все посторонние ушли, Брок осмелился задать ей вопрос.
   — У тебя все в порядке? — осторожно спросил он. Ему показалось, что Алекс ужасно выглядит, а после возвращения от врача лицо ее было белым как простыня, а руки дрожали всякий раз, когда она передавала ему бумаги.
   — Да, все в порядке. Почему ты спрашиваешь? — Алекс пыталась казаться беспечной, но у нее это не получалось.
   Брок был неглупым человеком, но и лезть ей в душу ему не хотелось.
   — Ты выглядишь усталой. По-моему, ты пытаешься зажечь свечку сразу с двух концов, миссис Паркер. Что тебе сказал доктор?
   — Да ничего особенного. Я только зря потратила время.
   Он просто хотел сообщить мне результаты некоторых тестов, а врачи не любят делать это по телефону. На самом деле это просто смешно. Он мог бы отправить результаты по почте, сэкономив нам всем время.
   Брок не поверил ни единому ее слову, но почувствовал, что для нее важно успокоить его. Он надеялся на то, что ничего серьезного не произошло. Если же что-то действительно случилось, то начинающийся через два дня процесс ей совершенно ни к чему. Конечно, он все сделает для того, чтобы помочь ей, но она все равно остается главным адвокатом процесса, и именно она будет принимать на себя основные удары, участвовать в прениях и делать основную подготовительную работу. Брок не осмеливался спросить свою начальницу о том, в состоянии ли она вести процесс, потому что знал, что она воспримет этот вопрос как оскорбление.
   — Ты домой? — с надеждой спросил он. У него еще оставалось множество дел, в основном по процессу, но на ее столе тоже лежала куча папок, предвещавшая то, что она не собирается уходить.
   — Теперь я должна заняться другими клиентами. — Алекс собиралась связаться со всеми, кто звонил ей сегодня, пока она была занята, но времени на то, чтобы позвонить Питеру Герману, у нее не было — или она убедила себя в том, что не успевает набрать его номер. Она решила, что позвонит ему завтра.
   — Я могу чем-нибудь помочь? Ты должна пойти домой и немного отдохнуть, — настаивал Брок, но Алекс была непреклонна и осталась работать.
   После этого Брок пошел в свою комнату, а Алекс набрала свой домашний телефон, чтобы поговорить с Аннабел, которая очень расстроилась из-за того, что мама не позвонила днем.
   — Ты же обещала, — с упреком сказала она, и Алекс почувствовала себя виноватой. Она совершенно забыла об этом из-за неожиданной поездки к доктору.
   — Прости, родная. Я собиралась, но потом мне пришлось встретиться с массой людей, и я не смогла позвонить.
   — Ничего, мамочка, — мужественно ответила ее дочь и стала рассказывать ей о том, что они с Кармен сегодня делали. Слушая ее радостный голос, Алекс ощутила что-то вроде ревности. Она с отвращением подумала о том, что сейчас ей придется объяснять Аннабел, почему она задерживается на работе. Сейчас находиться в разлуке с дочерью было особенно мучительно.
   — А ты придешь до того, как я лягу спать? — с надеждой спросила Аннабел, и Алекс вздохнула, молясь, чтобы затемнение в ее груди не оказалось раковой опухолью.
   — Я приду поздно, но обязательно зайду к тебе сказать «спокойной ночи», я тебе обещаю. А завтра утром я тебя разбужу. Это всего на две недели, а потом мы снова будем видеться во время ленча и обеда.
   — А на балет мы в пятницу пойдем? — продолжала спрашивать Аннабел, и Алекс спросила себя, где Сэм.
   — Я не могу. Мы же говорили об этом, помнишь? На этой неделе и на следующей я буду разговаривать с судьей.
   Я не могу пойти на балет.
   — А ты не можешь попросить судью отпустить тебя?
   — Нет, зайка. Я бы очень этого хотела. А где папа? Он уже пришел?
   — Он спит.
   — В это время? — удивилась Алекс. Было семь часов. С чего это он вдруг улегся?
   — Он смотрел телевизор и уснул. Кармен говорит, что она дождется твоего прихода.
   — Дай ей трубку. Знаешь… — Ее глаза внезапно наполнились слезами, когда она вспомнила свою дочурку, ее личико эльфа с огромными глазами, ее веснушки и рыжие волосы. А что, если она умрет и Аннабел останется без матери? Эта мысль так потрясла ее, что некоторое время она не могла говорить, а потом прошептала: