Стил Даниэла. Вернись, любовь

   – Ну, если он не станет особо возражать, то прекрасно. Таким образом меня не увидят в школе.
   – Я тоже так подумала. – Наташа покусывала карандаш. – Я позвоню ему. – И она исчезла, прежде чем Изабелла успела сказать еще хоть слово.
   С тех пор как Изабелла встретила его по пути сюда из аэропорта, ей хотелось узнать, что связывает этого седовласого мужчину и ее старую подругу. Казалось, между ними существуют приятельские отношения и взаимопонимание, которым Изабелла по-доброму завидовала. Но насколько это серьезно? Она знала, что ей не удастся заглянуть в душу Наташи, пока та не расскажет сама.
   Наташа пошла звонить Корбету, а вернувшись, сообщила, что он скоро приедет.
   – Бог мой, сможет ли он выдержать это? – Изабелла поморщилась, а Наташа усмехнулась.
   – Ты поймешь, насколько этот человек безумен, если я скажу, что ему это доставит удовольствие. Даже в столь ранний час.
   – Он мазохист. – Изабелла улыбалась, ища ответ в Наташиных глазах, но тщетно. Она с сочувствием смотрела на Наташу, когда та готовила тосты на кухне.
   – Ты сможешь поспать сегодня днем?
   – Шутишь? – Изабелла с ужасом посмотрела на нее, и внезапно они обе засмеялись. – А как твоя работа?
   – Через полчаса ты услышишь, как я буду непрестанно стучать на машинке, – она лукаво усмехнулась, глядя на подругу, – занимаясь столь же увлекательной работой, как и твоя.
   Изабелла засмеялась. Она знала, что у Наташи есть рабочая одежда – джинсы, спортивный свитер и шерстяные носки. И вдруг поняла, что может облачиться в то же самое. Она неожиданно стала невидимой, несуществующей, неизвестной.
   – Ну ладно, миссис Парелли из Милана. Пойду позвоню в школу. – Наташа исчезла, а Изабелла пошла искать сына.
   Она нашла его в спальне, улыбающегося и играющего с Эшли.
   – Чему ты так радуешься? – Она подхватила его на руки, целуя.
   – Джесону сегодня надо идти в школу. А я остаюсь дома с его поездом.
   Но Изабелла бросила его на кровать.
   – А ну-ка, угадай, что я скажу. Ты тоже пойдешь в школу.
   – Я? – Он с разочарованием уставился на нее. – Я не смогу поиграть с поездом?
   – Конечно, сможешь. Когда вернешься домой. Разве не интереснее идти в школу вместе с Джесоном, чем весь день оставаться здесь одному, пока я работаю?
   Он немного подумал и наклонил голову набок.
   – Никто не будет разговаривать со мной. А я не смогу говорить с ними.
   – Если ты будешь ходить в школу вместе с Джесоном, то очень скоро сможешь разговаривато со всеми, и намного быстрее, чем если станешь сидеть здесь, говоря со мной по-итальянски. Как ты считаешь?
   Он задумчиво кивнул.
   – Это будет очень трудно?
   – Совсем как в твоей школе в Риме.
   – Мы все время будем играть? – Он восторженно посмотрел на нее, и Изабелла улыбнулась.
   – Разве вы только этим и занимались?
   – Нет, нам еще приходилось писать буквы.
   – Это ужасно. – По его виду можно было понять, что он абсолютно с ней согласен. – Так ты хочешь пойти в школу? – Она не знала, что будет делать, если он ответит «нет».
   – Хорошо. Я попробую. А если мне не понравится, мы сможем вместе уйти. Джесон может остаться дома со мной.
   – Это очень не понравится тете Наташе. Послушай, я должна тебе кое-что сказать.
   – Что?
   – Ну, это – часть нашего приключения. Мы должны сохранять в тайне наше пребывание здесь.
   Он взглянул на нее и прошептал:
   – Мне надо прятаться в школе?
   Стараясь сохранять серьезное выражение, Изабелла нежно взяла его за ручку.
   – Нет, глупенький. Они будут знать, что ты там. Но... мы не хотим, чтобы кто-либо знал, кто мы такие.
   – Да? А почему? – Он удивленно посмотрел на мать, и Изабелла почувствовала, как ей на сердце снова давит железная гора.
   – Потому что так безопаснее. Все думают, что мы еще в Риме.
   – Из-за папы? – Теперь он смотрел на нее большими грустными глазами.
   – Да. Мы будем говорить, что наша фамилия Парелли. И что мы из Милана.
   – Но мы ведь не из Милана, а из Рима. – Он с досадой посмотрел на мать. – И мы – ди Сан-Грегорио. Папе бы не понравилось, что мы говорим неправду.
   – Мне это тоже не нравится. Но это – часть нашего секрета, Алессандро. Нам придется так поступить, но совсем ненадолго.
   – Потом я смогу назвать в школе свое настоящее имя?
   – Может быть, попозже. Но не сейчас, Алессандро Парелли. Наверное, они никогда и не будут обращаться к тебе по фамилии.
   – Лучше бы они этого не делали. Мне она не нравится.
   Изабелла чуть не рассмеялась. Скорее всего они назовут его Алессандро-макаронник, как это сделала Наташа, когда они познакомились.
   – Не важно, как они станут называть тебя, милый. Ведь тебе известно, кто ты.
   – Я думаю, это глупо. – Он подобрал ноги под себя и внимательно наблюдал за приятелем. Джесон усердно завязывал шнурки ботинок, которые сам только что старательно надел, но перепутал правый ботинок с левым.
   – Это не глупо, Алессандро. Так надо. И я очень рассержусь, если ты кому-нибудь назовешь нашу настоящую фамилию. Если ты сделаешь это, нам придется уехать отсюда, и мы больше не сможем оставаться с тетей Наташей и Джесоном.
   – Нам придется поехать домой? – с ужасом спросил он. – Я еще не успел поиграть с поездом.
   – Тогда сделай так, как я говорю. Я хочу, чтобы ты пообещал мне это. Алессандро, ты обещаешь?
   – Обещаю.
   – Кто ты?
   Он вызывающе посмотрел на нее: . – Я – Алессандро... Парелли. Из Милана.
   – Правильно, милый. И помни, я люблю тебя.
   До них уже долетал запах яичницы с беконом, которую жарила Хэтти. А Джесон смущенно смотрел на неправильно обутые ботинки.
   – Ты перепутал правый с левым, дружок. – Изабелла присела, чтобы помочь ему. – Угадай, что будет? Алессандро сегодня пойдет в школу вместе с тобой.
   – Ну да? Ой, здорово!
   Изабелла объяснила ему насчет Парелли и что они – их родственники из Милана. И тут же вспомнила, что надо сказать то же самое и Алессандро.
   – Я – его двоюродный брат? А почему нельзя сказать, что просто брат? – Алессандро всегда нравилась эта мысль.
   – Потому что ты не говоришь по-английски, глупенький.
   – А когда научусь, то смогу сказать, что мы – братья?
   – Не думай об этом. Давай-ка надевай брюки. И умойся.
   Через двадцать минут снизу позвонил Корбет. На мальчиках были вельветовые брюки, ботинки, рубашки и свитера, шерстяные шапочки и теплые пальто. Они быстро проглотили завтрак и ушли. Когда дверь за ними закрылась, Наташа взглянула на свою выгоревшую тенниску и вытерла руки о джинсы.
   – Почему-то всегда кончается тем, что на мне остаются следы того, что он ел. Алессандро выглядит более опрятным.
   – Ему хотелось сказать в школе, что он – брат Джесона, – вздохнула Изабелла.
   – Думаешь, он сможет сохранить свою фамилию в тайне? – вдруг заволновалась Наташа.
   – К сожалению, за последние четыре с половиной месяца он многое узнал об умении хранить тайны, благоразумии, осторожности и опасности. Он понимает, что первые три необходимы, чтобы избежать последней.
   – Весьма серьезный урок для пятилетнего мальчика.
   – Так же как и для тридцатидвухлетней женщины, – добавила Изабелла, и Наташа знала, что она говорит правду.
   – Надеюсь, ты это помнишь, макаронная рожица. Я была не в восторге от того, что ты хочешь выходить. Алессандро – это одно, он просто никому не известный ребенок. Чего никак нельзя сказать о тебе.
   – Но это можно было бы устроить.
   – Что ты надумала, пойти к хирургу, сделать пластическую операцию и приобрести новое лицо?
   – Не говори ерунду. Можно вести себя соответствующим образом, если хочешь, чтобы тебя не заметили. Я могу повязать шарф, надеть брюки и темное пальто.
   – Темные очки, приклеить бороду и усы. Правильно. Послушай, Изабелла. Сделай мне одолжение. У меня очень слабые нервы. Если ты собираешься начать бродить по Нью-Йорку, то у меня может произойти нервный срыв. В таком случае я не смогу закончить книгу, не получу следующий аванс, авторский гонорар иссякнет, мой издатель меня уволит, а мой ребенок умрет от голода. Но Изабелла лишь смеялась, слушая ее.
   – Наташа, я обожаю тебя.
   – Тогда будь хорошей подругой. Сиди дома.
   – Я не могу. Ради Бога, Наташа, мне нужен воздух, не говоря уж ни о чем остальном.
   – Я тебе его куплю. И попрошу прислать в твою комнату. – Наташа улыбнулась, но никогда еще не была более серьезной. – Если ты начнешь разгуливать по Нью-Йорку, кто-нибудь обязательно узнает тебя. Репортер, фотограф, какой-нибудь знаток моды.
   – Я их не интересую. Только мои коллекции.
   – Ты шутишь, дорогая? Не обманывай ни себя, ни меня.
   – Поговорим об этом позже.
   Так и не решив вопрос о прогулках Изабеллы, они разошлись по своим делам: Наташа затерялась среди кип бумаг, множества наполовину выпитых чашек кофе, держа в голове иллюзии и характеры придуманного ею мира; Изабелла вернулась к своему блокноту с поспешными пометками, к аккуратно сложенным документам, к длинному перечню тканей, имевшихся сейчас на складе, к образчикам материи, рисункам моделей. Ни одна из них даже не услышала, как в половине четвертого дети вернулись домой, и только спустя еще два часа они встретились на кухне, голодные и уставшие.
   – Господи, я умираю с голода. – сказала Наташа. Изабелла выглядела утомленной, с едва заметными темными кругами под глазами. – Ты ела сегодня?
   – Я как-то не думала об этом.
   – Я тоже. Как поработалось?
   Она вымоталась, но выработала стратегический план изменения всей коллекции моделей.
   – Думаю, мы с этим справимся. Может быть, нам даже не придется воспользоваться сделанным мною сегодня. Но я не могла рисковать. – Она будет знать точно, только когда позвонит в Гонконг сегодня вечером.
   Они улыбнулись друг другу, потягивая кофе, и Наташа на минутку прикрыла глаза, а Изабелла вытянула уставшие руки. Сегодня у нее все шло иначе. Не было кнопок, на которые можно было нажимать, ни секретарей, чтобы давать указания, ни лифта, чтобы заглядывать повсюду, изучая проблемы на каждом этаже. Не надо было создавать себе имидж, излучать ауру, магию, очарование. Ей было просто и удобно в черном кашемировом свитере и потертых джинсах.
   – Что ты делаешь сегодня вечером? – спросила она Наташу.
   – То же, что и ты. Сижу дома.
   – Потому что тебе этого хочется или из-за меня? Изабеллу занимала мысль, насколько терпеливым окажется Корбет, узнав о добровольном заточении Наташи. Это было несправедливо по отношению к нему.
   – Не говори глупости. Потому что я чертовски устала. Хочешь верь, хочешь нет, но мне действительно нравится сидеть дома. Кроме того, ты представляешь для меня больший интерес, чем любое из приглашений за последние недели.
   – Я польщена. – Но Изабеллу невозможно было обмануть льстивыми речами.
   – Не стоит. Я окружена умственно отсталыми и скучными людьми и теми, кто приглашает меня, желая похвастаться знакомством со мной. Десять лет назад я была просто одной из манекенщиц из Джорджии и вдруг стала автором романов, писательницей, персоной для украшения званого обеда.
   Званые обеды! Изабелла уже много месяцев не была ни на одном, и потом, она никогда не ходила на них одна. Она никогда не была просто Изабеллой, они всегда были вместе – Изабелла и Амадео.
   «Мы были своего рода чудесной командой, – подумала она. – Мы двое, кем мы были, что собой представляли, как мы смотрелись вместе. Как спаржа с соусом из яичных желтков. Трудно, когда у тебя больше не может быть и того и другого. Не так пикантно, не так приятно, не так интересно... не так...»
   Внезапно загрустив, Изабелла с восхищением посмотрела на Наташу – свою смелую подругу, которая без сопровождения украшала званые обеды и, казалось, всегда великолепно проводила время.
   – Я без него – ничто, – прошептала она. – Все прелести жизни исчезли. Все, чем я была... чем мы были.
   – Знаешь, это чепуха. Тебе, может быть, одиноко, но ты все же остаешься такой, какой была всегда. Красивой, умной, удивительной женщиной. Даже сама по себе. Вы оба были личностями, которые дополняли друг друга, но при сложении давали два с плюсом, а не две половинки, составляющие единое целое.
   – Мы представляли собой нечто большее, Наташа. Мы были единым целым. Сложенными, переплетенными, смешанными, спаянными, слитыми воедино. Я никогда до конца не понимала, где кончался он и начиналась я. А теперь знаю... даже слишком хорошо. – Она уставилась на кофе в чашке, и голос у нее перешел в тихий шепот.
   Наташа коснулась ее руки.
   – Все забудется со временем.
   Но когда Изабелла подняла взгляд, глаза у нее были сердитыми.
   – Почему я должна? Почему я должна что-то забывать? Почему это должно было случиться со мной?
   – Это случилось не с тобой, Изабелла. Это случилось с ним. А ты еще здесь, вместе с Алессандро, с твоим делом, с каждой своей частичкой, твоим умом, сердцем, душой, в целости и сохранности. Если только ты не позволишь горечи убивать тебя, как тебе это уже кажется.
   – Разве с тобой не произошло бы то же самое?
   – Может быть, у меня не хватило бы духу сделать то, что удалось тебе. Продолжать жить, взять на себя его дело, сделать его лучше, руководить работой даже отсюда. Но этого недостаточно, Изабелла. Недостаточно... о Господи, малышка, пожалуйста... не теряй себя. – Слезы заволокли ей глаза при взгляде на темноволосую красавицу, такую уставшую, такую одинокую, внезапно лишившуюся самого близкого человека. Зарываясь на весь день с головой в работу, она не чувствовала этого. Но рано или поздно рабочий день кончался, и ей приходилось возвращаться к мыслям о доме.
   Изабелла тихо встала, похлопала Наташу по плечу и молча вернулась в свою комнату. Когда она вышла оттуда десять минут спустя, на ней были темные очки, норковое пальто и черная шерстяная шапочка.
   Наташа резко остановилась, увидев ее.
   – Куда ты, черт возьми, собралась?
   – На улицу. На прогулку.
   Из – за очков невозможно было разглядеть ее глаза, но Наташа тотчас же поняла, что она плакала.
   Какое-то время женщины молча стояли, глядя друг на друга. Затем Наташа сдалась, охваченная горестным сочувствием к подруге.
   – Ладно, я пойду с тобой, – сказала она, – но ради Бога, сними это пальто. Ты выглядишь такой же неприметной, как Грета Гарбо. Тебе не хватает только одной из ее шляп.
   Изабелла устало усмехнулась, чисто по-итальянски пожав плечами.
   – Это единственное пальто, которое я захватила из Италии.
   – Бедная маленькая богачка. Пошли, я поищу что-нибудь для тебя.
   Изабелла пошла за ней, а Наташа подошла к шкафу и вытащила красное шерстяное пальто.
   – Я не могу надеть его. Я... Наташа, извини...
   – Почему?
   – Оно не черное.
   Наташа какое-то мгновение непонимающе смотрела на нее, но потом поняла. До этого она не была уверена.
   – Ты носишь траур? Изабелла кивнула.
   – Поэтому ты не можешь взять красное пальто? – Идея носить черные платья, черные свитера, черные чулки в течение целого года – это было нечто новое для нее. – Я бы чувствовала себя ужасно. – Наташа вновь перевела взгляд на шкаф, а затем пробормотала через плечо: – Тебя устроит темно-синее?
   Чуть-чуть поколебавшись, Изабелла кивнула и молча сняла роскошное норковое пальто. Наташа надела лисий жакет, теплые перчатки и высокую шапку из рыжей лисы. Она повернулась и увидела улыбающуюся Изабеллу.
   – Ты выглядишь великолепно.
   – Ты тоже.
   Поразительно, но даже в простом темно-синем пальто и черной вязаной шапочке она была очень эффектной. Главным достоинством ее внешности была кожа цвета слоновой кости и глубоко посаженные миндалевидные глаза.
   Подруги тихо вышли из квартиры. На улице было уже темно. Наташа устремилась вперед, когда швейцар распахнул дверь, и Изабелла поразилась, как там холодно. Ей вдруг показалось, как будто кто-то сильно ударил ее в грудь. Она на миг задохнулась и почувствовала, как хрустальная пелена заволакивает ей глаза.
   – У вас всегда такая погода в феврале? Нью-Йорк почему-то запомнился мне только осенним.
   – Сейчас еще, слава Богу, потеплело. Обычно бывает хуже. Ты хочешь пойти в какое-нибудь определенное место?
   – Как насчет парка?
   Они торопливо шли по Парк-авеню. Наташа была в шоке.
   – Только если у тебя есть желание покончить жизнь самоубийством. Знаешь ли, в парке можно встретить уголовный контингент. Кажется, там совершаются тридцать девять грабежей и два убийства в час.
   Изабелла засмеялась и неожиданно почувствовала, что ее тело оживает. Но ее подгоняли вперед не энергия, а напряжение, одиночество и страх. Она так устала от всего: работы, путешествия, необходимости прятаться, скучать по мужу и быть храброй. «Побудь смелой еще немного». Ей все еще слышались слова, сказанные Амадео, когда он говорил с ней в тот последний вечер.
   Изабелла быстро шла по улице. Наташа старалась идти с ней в ногу, но Изабелла как будто забыла о существовании подруги. «Надо быть... смелой... смелой... смелой...» Ей показалось, что они прошли уже несколько миль, прежде чем наконец остановились.
   – Где мы?
   – Семьдесят девятая улица. – Они миновали восемнадцать кварталов. – Ты в неплохой форме, старушка. Может быть, пора возвращаться домой?
   – Да. Но помедленнее. Как насчет того, чтобы прогуляться в какое-нибудь более интересное место? – Они проходили кварталы домов, похожих на Наташину каменную крепость, с навесами и швейцарами.
   – Мы можем дойти до Мэдисон-авеню и посмотреть на витрины магазинов. – Было уже около семи часов. Мертвый час, когда люди сидели дома, придя с работы и готовясь пойти куда-нибудь. К тому же на улице было слишком холодно, чтобы многим захотелось идти вечером глазеть на витрины магазинов. Наташа посмотрела на небо. В воздухе чувствовался привычный мороз. – Думаю, может пойти снег.
   – Алессандро будет в восторге. – Теперь они пошли медленнее, восстанавливая дыхание.
   – Я тоже.
   – Ты любишь снег? – Изабелла с удивлением посмотрела на нее.
   – Нет. Но это удержит тебя дома, и мне не придется лезть из кожи вон, чтобы быть уверенной, что ты не сделаешь какую-нибудь глупость.
   Изабелла засмеялась над ее тирадой, и они пошли дальше, мимо магазинов, в которых продавались изумительные вещи от Кардена, Унгаро, Пьера Д'Альби и Ива Сен-Лорана. По пути им встречались художественные галереи и салоны причесок Сассуна.
   – Выясняешь возможности конкурентов? – Наташа лукаво наблюдала за ней. Изабелла впитывала все в себя, ее глаза сияли от удовольствия. Она была женщиной, любившей все грани своей работы.
   – А почему бы нет? У них очень красивые вещи.
   – Ваши тоже.
   Изабелла слегка поклонилась, и они пошли дальше. Это было предместье Сен-Оноре Нью-Йорка – сверкающее ожерелье ярких, бесценных украшений, связанных вместе, подчеркивающих красоту друг друга, бесчисленное множество сокровищ, спрятанных в каждом квартале.
   – Тебе действительно нравится?
   – Что, Нью-Йорк? – удивилась Изабелла. Да, он ей нравился. Он заинтриговывал ее. Но любить... нет... пока нет... Даже прожив в нем год, она с радостью вернулась в Рим.
   – С тобой что-то происходит, когда ты смотришь на одежду.
   – Ах... это.
   – Господи, я бы сошла с ума, если бы продолжала работать манекенщицей.
   – Это – другое дело.
   – По-моему, нет.
   – Совсем другое. Создание моделей – это целая жизнь. Там нет ни любовных связей, ни нежных влюбленных, ни предательств, ни разбитых сердец, ни браков или чудесных отпрысков. В создании эскизов одежды присутствуют история и искусство. Ты любишь одежду, некоторое время живешь с ней, рождаешь ее, помнишь ее отцов, дедушек, платья из других коллекций, другие времена. В этом есть романтика, возбуждение... – Она запнулась, потом засмеялась над собой. – Ты, должно быть, думаешь, что я – сумасшедшая.
   – Нет. У меня именно такое чувство к персонажам моих книг.
   – Правда, здорово?
   Подруги посмотрели друг на друга с полным взаимопониманием.
   – Очень.
   Они почти подошли к дому, когда пошел снег.
   – Вот видишь, я же говорила. Но не думаю, что это удержит тебя дома. – Но в этом не было ничего плохого. Они вполне могли гулять вот так по вечерам. В конце концов это не так уж рискованно.
   – Конечно, нет. Я не смогла бы долго сидеть в квартире.
   Наташа кивнула:
   – Я знаю.
   Она знала, что Изабелла не будет вечно довольствоваться краткими вечерними прогулками.

Глава 15

   – Мама! Смотри!.. Снег выпал!
   И правда. Весь Нью-Йорк покрылся тридцатисантиметровым белоснежным покрывалом. Все четверо наблюдали за снежной бурей из уютного тепла квартиры. Она не прекращалась с тех пор, как Наташа с Изабеллой вернулись вечером домой.
   – Мы можем пойти поиграть в снегу? Изабелла взглянула на Наташу, которая кивнула и предложила одолжить им подходящую одежду. Школа, конечно, была закрыта. Жизнь в городе полностью остановилась.
   – Мы пойдем после завтрака. – Изабелла взглянула на часы. И после того, как она позвонит Бернардо в Рим. Прошлым вечером она слишком поздно дозвонилась в Гонконг и не осмелилась звонить ему ночью. Она быстро покинула мальчиков, закрыла дверь в свой кабинет и сняла трубку.
   – Где ты была вчера вечером? Я так понял, что ты позвонишь около четырех.
   – Как мило. Я не так плохо воспитана, Бернардо. Поэтому я дождалась сегодняшнего утра.
   – Очень любезно, синьора.
   – Ох, заткнись. – Она улыбалась, и у нее было хорошее настроение. – Надежды на ткань из Гонконга больше нет. Нам придется действовать по другому плану.
   – Какому плану? – Он явно расстроился.
   – Конечно же, по моему. Ты передал Габриэле, чтобы она все приостановила?
   – Естественно. Ты же этого хотела. Мне практически пришлось поднимать ее с пола в глубоком обмороке.
   – Тогда поблагодари меня. Вчера я все проработала. У тебя есть ручка и бумага?
   – Да, мадам.
   – Хорошо. Сначала наша коллекция моделей, затем все остальное. Начиная с модели номер двенадцать, красную подкладку заменить желтой. Номер ткани на нашем складе два-семь-восемь-три ФБИ... Фабия-Бернардо-Ивонна. Понял? Номер шестнадцать, семнадцать и девятнадцать...
   Она продолжала, пока не прошлась по всей коллекции. Даже Бернардо был поражен.
   – О Господи, как тебе удалось это сделать?
   – С трудом. Кстати, дополнения к коллекции готовой одежды обойдутся нам не намного дороже. Использовав имеющуюся у нас на складе ткань, мы сэкономим чертовски много денег.
   Это правда, с восхищением подумал Бернардо. Она перечислила все имеющиеся виды ткани, их состав, метраж и оттенки.
   – А если номер тридцать семь в коллекции моделей будет смотреться ужасно, пусть она опустит его, – продолжала Изабелла. – Пожалуй, нам следует просто забыть о нем и оставить только номер тридцать шесть в голубом цвете.
   – Это который? – Его переполняли эмоции. Она сделала за день месячную работу. За одно утро она спасла всю летнюю коллекцию. Только поговорив вчера вечером с Габриэлой, он осознал, насколько потенциально катастрофическим могло стать отсутствие ткани из Гонконга.
   – Не задумывайся над этим. Габриэла поймет. Что еще новенького?
   – Сегодня ничего. На внутреннем фронте все тихо.
   – Как мило с твоей стороны. В таком случае на сегодня я беру выходной.
   – Ты куда-то идешь? – с ужасом спросил он.
   – Только в парк. Здесь идет снег. Мы с Наташей только что пообещали мальчикам.
   – Изабелла, будь осторожна.
   – Естественно. Но поверь мне, там больше не будет ни души.
   – Почему бы тебе просто не разрешить Алессандро пойти с Наташей, а самой остаться дома.
   – Потому что мне нужен свежий воздух, Бернардо. Он начал говорить, но она оборвала его:
   – Бернардо, я люблю тебя. Мне пора идти.
   Она спешила и была веселой и беспечной, когда послала ему воздушный поцелуй и повесила трубку. Ему это не понравилось. Ему это совсем не понравилось. В ее голосе снова зазвучало немного излишней храбрости. А на таком расстоянии он не мог ничего поделать. Он только надеялся, что Наташа окажется умнее, чем Изабелла, и не позволит ей ничего, кроме коротких прогулок в темноте время от времени. Затем он засмеялся про себя. Единственный способ оградить ее от опасности – побольше загружать работой, как это было вчера. Уму непостижимо, как она смогла проделать такую работу.
   – Вы готовы? – Изабелла посмотрела на двух маленьких мальчишек, укутанных как снеговики. Джесон был в красном лыжном костюме, Алессандро – в ярко-желтом.
   Они тотчас же отправились в парк, и через полчаса мальчики уже катались с небольшого холма на санках Джесона. Скользили, вопили, взвизгивали, смеялись и бросались снегом. Покатавшись на санках, они устроили бой снежками, и Наташа с Изабеллой быстро присоединились к ним. Только немногочисленные храбрецы отваживались выходить в такой холод.
   Четверка выдержала его в течение почти двух часов, а затем, счастливые и промокшие, они собрались идти домой.
   – Горячие ванны для. всех! – закричала Наташа, когда они вошли в квартиру.
   Хэтти уже приготовила горячий шоколад с подрумяненными тостами и растопила камин в кабинете. Снежная буря продолжалась и на следующий день, и мальчикам всю неделю не надо было ходить в школу, в то время как бизнесмены шагали в снегоступах на работу, а домашние хозяйки извлекали лыжи, чтобы добраться до магазинов.
   Но для Изабеллы каникулы оказались короткими, и после дня, проведенного за катанием на санях, она вернулась в свой кабинет с новой массой проблем из Рима. Две из наиболее важных тканей альтернативного варианта оказались случайно испорченными, когда на прошлой неделе затопило склад. Их топ-модель номер один уволилась с работы, и все надо было улаживать сначала. Маленькие проблемы, вызывающие колоссальную головную боль, катастрофы и победы заполнили месяц благословенной горой работы, за которой могла спрятаться Изабелла, за исключением вечерних прогулок с Наташей. Они превратились в ритуал, без которого, как думала Изабелла, она не могла бы жить.