Стил Даниэла. Вернись, любовь

   – Вам пришлось давить, накачивать, выпытывать и раскапывать в моей голове все, что вы хотели узнать о моем доме мод. Ну как, теперь вы знаете достаточно? Но это вам ничуть не поможет. Я не продам, и я приказала Бернардо сегодня же ликвидировать все наши дела с «Фарнхэм-Барнес».
   – Мы не делали никаких предложений дому мод «Сан-Грегорио» в течение трех месяцев.
   – Я это проверю. Но это ничего не меняет. Вы были достаточно умны, чтобы не делать предложений, пока «ухаживали» за мной. Возможно, вы решили, что я достаточно разумна, чтобы вывести вас на чистую воду. Ну и что тогда? Что у вас было на уме, Корбет? Жениться на мне и, очаровав, отобрать у меня «Сан-Грегорио»? У вас никогда не было такого шанса.
   – Что ты собираешься делать?
   – Я еду обратно в Рим и поставлю всех на место.
   – А потом? Снова вернешься сюда, чтобы скрываться? Почему бы тебе не привезти свой бизнес с собой? Это было бы единственно разумное решение.
   – Пусть вас не волнует, что я сделаю со своим бизнесом. Вы уже сказали и сделали достаточно.
   – Тогда я пойду. Но ты должна знать одно, Изабелла. То, что произошло между нами, было настоящим, честным, и я говорил только правду.
   – Это была ложь.
   – Нет. Я люблю тебя.
   – Я не хочу этого слышать! – Она встала и злобно улыбнулась, глядя на него. – Ничто не длится вечно, Корбет. Помните? Даже обман. Вы использовали меня, черт возьми! Вы отняли мою веру, мое сердце и мое тело, воспользовались моей уязвимостью и использовали меня, просто чтобы прибавить еще одно очко к своей корпорации. «Сан-Грегорио». Ну что же, вы заполучили меня, но вы никогда не получите остальное.
   – Я не могу сказать, что никогда не хотел остального. До встречи с тобой я хотел. Но только не после нашего знакомства.
   – Я никогда не поверю вам.
   – Тогда я должен попрощаться.
   Изабелла следила, как он выходил из комнаты. Но она уже укладывала вещи, когда он махнул водителю, чтобы тот уезжал, и быстро пошел, опустив голову, к своему офису.

Глава 23

   Самолет приземлился в аэропорту Леонардо да Винчи на следующее утро в 11.05. Бернардо и два охранника уже ждали ее, когда она вышла из таможни. Изабелла с любовью приветствовала его, но в то же время в ней чувствовалась напряженность. У нее был изможденный вид после бессонной ночи в полете. Ей было больно расставаться с Алессандро, неловко покидать Наташу, но единственное, чего ей хотелось, это убраться оттуда.
   Она проплакала половину пути до Рима. Он предал ее. Они все предали ее. Амадео, Бернардо, Корбет, Наташа. Все люди, которым она доверяла, которых любила. Амадео – своей смертью, Бернардо – попытками заставить ее продать дом мод, а Корбет... Она даже не могла думать об этом. Она не знала, сможет ли начать все сначала, если вообще сможет жить дальше.
   Пройдя таможенный досмотр с двумя небольшими чемоданами, она устало посмотрела в глаза Бернардо. Трудно было поверить, что она не видела его пять месяцев. Это больше походило на пять лет.
   – Привет, Беллецца. – Глядя на нее, он подумал, что последние пять месяцев, проведенные ею в Нью-Йорке, не были добрыми для нее. Она казалась хрупкой, худой и опустошенной, а под глазами были глубокие круги. – Ты хорошо себя чувствуешь? – Он был обеспокоен.
   – Просто устала. – Она улыбнулась впервые за последние сутки.
   Он чувствовал ее напряженность, пока они ехали в Рим. Она была необычно сдержанной, молча и с болью смотрела из окна лимузина.
   – Почти ничего не изменилось. – Он попробовал завязать общий разговор. Ему не хотелось говорить о делах в присутствии охранников.
   – Нет, но сейчас теплее. – Она вспомнила, какой холодной была ночь полета.
   – Как Алессандро?
   – Прекрасно.
   Изабелле очень хотелось увидеть виллу, но она знала, что не готова. Еще не готова. И ей надо было заняться делами в доме мод. Это придавало больше смысла тому, что она будет жить там. В этом было нечто большее, хотя ей не хотелось признаваться в этом даже самой себе.
   Отдав свое тело Корбету, она не хотела возвращаться в постель, которую она делила с Амадео. Теперь и она предала его. И ради чего? Ради хитрости. Обмана.
   Она почувствовала, как у нее чуть-чуть сильнее забилось сердце, когда они остановились перед тяжелой черной дверью. Ей хотелось закричать, но она лишь на мгновение устремила взгляд на нее. Потом она вышла из машины и вошла в дом мод «Сан-Грегорио», как будто никогда не уезжала. Никого не предупредили о ее приезде, но она знала, что об этом в тот же вечер будет известно всему Риму. Но это ее нисколько не волновало. Пусть они преследуют ее, пусть ослепляют вспышками – ее это тоже ничуть не трогало. Ничто больше не потревожит и не удивит ее, больше никогда. По многолетней привычке она вставила свой ключ в замок лифта и нажала кнопку четвертого этажа, в то время как Бернардо наблюдал за ней.
   Он осознавал, что с ней произошло что-то ужасное. У нее внутри была мертвенная пустота. Ее бледное лицо цвета слоновой кости, которое он так любил, напоминало маску. Он никогда не видел ее такой, даже в те страшные часы ожиданий, даже во время похорон или ее бегства. Изабеллы, которую он знал долгие годы, больше не существовало.
   Из конца коридора четвертого этажа она прошла к двери на лестницу, ведущую к квартире на верхнем этаже. Бернардо следовал за ней. Там она наконец-то села, сняла черную шляпу и, казалось, расслабилась.
   – Ну, как дела, Бернардо?
   – У меня все в порядке, Изабелла. А как ты? Тебя не было пять месяцев, и ты возвращаешься домой и ведешь себя так, будто я прокаженный.
   Может, так и есть, подумала она. Вслух она только спросила:
   – Ты звонил в «Ф-Б»? Он кивнул.
   – Мне было плохо, но я это сделал. Ты знаешь, как это ударит по нашим показателям?
   – Мы все наверстаем к следующему году.
   – Что случилось вчера? – Теперь он не осмеливался спорить с ней. Она выглядела слишком уставшей, чересчур хрупкой.
   – Я узнала кое-что интересное.
   – И что же это?
   – Что Наташин друг, который, как я думала, стал и моим другом, просто использовал меня, чтобы купить мой бизнес. Тебе должно быть знакомо это имя, Бернардо. Корбет Эвинг.
   Бернардо в шоке смотрел на нее.
   – Что значит «использовал»?
   Она не стала вдаваться в подробности.
   – Я не знала, кто он на самом деле. Но Наташа, конечно, знала. И ты тоже. Я понятия не имею, задумали ли вы все это вместе или нет. Мне этого никогда не узнать. Возможно, именно по этой причине ты настаивал, чтобы я уехала из Рима. Теперь это уже не имеет значения, Бернардо. Я дома. На самом деле негодяем является Эвинг. Вопрос закрыт. Я ничего не продаю. И я приняла решение, на которое давно надо было решиться. Но мне потребовалось время.
   Бернардо гадал, что сейчас последует. У него сильно разболелась язва, но он ждал ее сообщения.
   – Я увожу основную часть бизнеса с собой в Штаты. – Это было предложение Корбета. И он был прав.
   – Что? Как?
   – Я еще не решила окончательно. Высокая мода останется здесь. Этим может заниматься Габриэла. Я смогу прилетать несколько раз в год. Эта часть дела не требует моего постоянного наблюдения, которое необходимо для остального. Иначе невозможно, это слишком большое напряжение для тебя... и для меня. – Она снова улыбнулась, но еле заметно, наблюдая, как Бернардо справляется с шоком. – Мы проработаем это вместе, пока я здесь. Но я хочу, чтобы ты поехал со мной. Что бы ни случилось, ты нужен мне. Ты всегда был моим другом, и ты слишком хорош, чтобы я могла потерять тебя.
   – Мне надо подумать. Я немного шокирован. Я не знаю, Изабелла... – Но своими словами она только подтвердила то, что ему уже было известно. Он был всего лишь другом и служащим. Она никогда не позволит ему стать чем-то большим. И он понял кое-что еще. Он был рад. Она всегда олицетворяла для него слишком многое, чтобы вести себя с ней как с любимой женщиной. А она продолжала говорить о своих планах.
   – Я больше не могу жить здесь, тем более с Алессандро. Ты был прав насчет этого. Я не могу рисковать. Нет причин, не позволяющих нам руководить нашими международными связями из Нью-Йорка. И... – она опять поколебалась, – я решила взять с собой Перони и Бальтаре, если они согласятся. Из наших четырех исполнительных директоров только эти двое говорят по-английски. Двум другим придется уйти. Но об остальном мы можем поговорить позже. И скажу еще одно. – Она вздохнула и огляделась вокруг. – Приятно видеть что-то знакомое для разнообразия. Я чертовски устала находиться так далеко от дома.
   – Но ты решила остаться там. Ты уверена?
   – Не думаю, что у меня есть выбор.
   – Возможно, и нет. А как же вилла?
   – Я закрою ее и сохраню. Она принадлежит Алессандро. Когда-нибудь он сможет вернуться и жить здесь. Настало время обзавестись домом для него там. И мне пора перестать скрываться. Прошло девять месяцев после смерти Амадео. Достаточно.
   Он задумчиво кивнул, пытаясь осознать это. Девять месяцев. И как много уже изменилось.
   – А как Наташа? Насколько я понимаю, вы поссорились?
   – Ты правильно понял. – Она не желала продолжать разговор на эту тему.
   – Ты действительно думаешь, что Эвинг пытался давить на тебя?
   – Совершенно уверена. Возможно, тебе известно больше, чем мне. Хотя я этого уже никогда не узнаю.
   Это было поразительно. Теперь она не верила никому. Она вдруг стала холодной и преисполненной горечи. Ему стало неуютно, и это пугало его.
   Последующие три недели не изменили его мнения.
   Изабелла объявила о своем решении директорам и проверила каждый дюйм дома мод «Сан-Грегорио», проходя из комнаты в комнату, в кабинеты, на склад, от стола к картотеке на каждом этаже. За три недели она досконально узнала, как обстоят дела. Два исполнительных директора, которых она пригласила с собой в Нью-Йорк, дали согласие, и она решила нанять двух американских исполнительных директоров, которые будут работать с ними там. Остальной штат перемещался и разделялся. Габриэла осталась очень довольна. Теперь она будет заниматься исключительно высокой модой, отчитываясь только перед Изабеллой, которая ей полностью доверяла. Но на этом доверие Изабеллы заканчивалось. Она стала подозрительной, недоверчивой, а самая большая перемена заключалась в том, что она больше не сражалась с Бернардо. Она перестала быть женщиной, на которую было легко работать, а неожиданно превратилась в женщину, которую все боялись. Ее гнев мог обрушиться на любого. Ее черные глаза все видели, а уши все слышали. Казалось, Изабелла преодолела свои подозрения по его поводу, но больше она никому не доверяла.
   – Ну, Бернардо, так на чем мы остановились?
   Она наблюдала за ним во время ленча в ее кабинете. На какое-то мгновение он почувствовал непреодолимое желание прикоснуться к ее руке. Ему хотелось освободить ее от этих ужасных чар, убедиться, что она еще живая, протянуть ей руку. Но он не был уверен, что кто-нибудь когда-нибудь еще сможет это сделать, даже он. Ее голос становился теплее только в те моменты, когда она разговаривала по телефону с Алессандро. В то утро она пообещала ему, что скоро вернется.
   – У нас все просто замечательно, Изабелла. – Бернардо упустил момент и слегка вздохнул. – Учитывая предпринимаемые изменения, я бы сказал, что ты все проделала великолепно. Скорее всего мы сможем устроить наш офис в Нью-Йорке в следующем месяце.
   – Значит, в конце июля или в начале августа. Годится. – А затем прозвучал последний вопрос. Тот, которого он опасался все эти недели: – А ты?
   Он долго колебался и наконец отрицательно покачал головой:
   – Я не могу.
   Она перестала есть, положила вилку и уставилась на него. На какой-то миг она стала похожей на прежнюю Изабеллу.
   – Почему?
   – Я много думал. Это не сработает. Она молча ждала, когда он продолжит.
   – Ты готова руководить всем сама. Ты разбираешься в нашем деле так же хорошо, как и я, по правде говоря, даже лучше, чем Амадео. Не знаю, осознаешь ли ты это.
   – Это не так.
   – Нет, это правда. – Он улыбнулся ей, и она была тронута. – Я не был бы счастлив в Нью-Йорке. Я хочу жить в Риме, Изабелла.
   – И что ты будешь делать?
   – Что-нибудь подвернется. Стоящее. В свое время. Возможно, я устрою себе длительный отпуск, поеду куда-нибудь, проведу годик в Греции.
   – Ты сошел с ума. Ты не можешь жить без работы. Все отпуска когда-то кончаются. – Она задумчиво посмотрела на него. – Ничто не вечно.
   – Вот именно.
   – Может, ты подумаешь еще?
   Он чуть было не согласился, но потом вновь покачал головой. Это было бессмысленно. Все кончено.
   – Нет, дорогая, не стоит. Я не хочу жить в Нью-Иорке. Как ты сказала, вернувшись сюда, с меня хватит.
   – Я не имела в виду тебя.
   – Знаю. Но теперь мне пора. – Он посмотрел на нее и вдруг увидел слезы у нее на глазах. Грустное, усталое лицо с большими черными глазами исказилось. Он сел с ней рядом на кожаный диван и обнял ее. – Не плачь, Беллецца, Изабеллецца... Не плачь.
   Изабеллецца... При звуке этого слова она отвернулась и зарыдала.
   – Бернардо, Изабеллеццы больше нет.
   – Она будет всегда. Для меня. Я никогда не забуду те времена. И ты тоже.
   – Но они прошли. Все изменилось.
   – Все должно меняться. Ты правильно делаешь, что все меняешь. Единственное, что ты не должна менять, это себя.
   – Но я в таком смятении. – Она остановилась на мгновение, чтобы вытереть нос его носовым платком, а он нежно провел рукой по ее темным волосам.
   – Знаю. Ты больше никому не веришь. Это естественно после того, что случилось. Но сейчас тебе надо это отбросить. Прекрати, прежде чем недоверие и подозрительность разрушат тебя. Амадео больше нет, Изабелла. Но ты не можешь позволить и себе умереть.
   – Почему бы и нет? – Она походила на маленькую девочку с разбитым сердцем, сидевшую рядом с ним, снова вытирая нос.
   – Потому что ты особенная, Беллецца. У меня разорвалось бы сердце, если бы ты осталась такой – злой, несчастной, не верящей никому. Пожалуйста, Изабелла, ты должна открыться и попытаться начать все сначала.
   Она не сказала ему, что уже сделала это, и ей причинили такую боль, какой она не испытывала никогда прежде.
   – Не знаю, Бернардо. Так много изменилось за этот год.
   – Вот посмотришь. Со временем ты поймешь, что произошли и хорошие перемены. Ты принимаешь правильное решение, переводя свое дело в Америку.
   – Надеюсь, что это так.
   – Кстати, что ты сделаешь с виллой?
   – Я начну упаковывать вещи на следующей неделе.
   – Ты забираешь все с собой?
   – Нет, не все. Кое-что я оставлю здесь.
   – Могу я помочь тебе? Помедлив, она кивнула.
   – Так будет намного легче. Я... я боялась возвращаться туда.
   Он лишь кивнул и улыбнулся, когда она в последний раз вытерла нос.

Глава 24

   Машина свернула на покрытую гравием дорожку и остановилась перед знакомым парадным входом. Изабелла мгновение задумчиво смотрела на дверь, прежде чем выйти из машины. Ей почему-то показалось, что дом стал больше, а вокруг как-то странно тихо. На миг у нее возникло ощущение, как будто она вернулась из длительного путешествия. Она ожидала, что в окне мелькнет личико Алессандро, а через минуту он неуклюже выбежит встречать ее, но этого не произошло. Никто не появился. Ничто не шевельнулось.
   Бернардо беззвучно стоял сзади, пока Изабелла медленно не пошла к дому. За пять недель пребывания в Риме она ни разу не приходила сюда. В каком-то смысле она так и не вернулась обратно. Она приехала в Рим, чтобы уладить дела. Но это было нечто иное, личное, частичка прошлого. И в душе Изабелла понимала, что не готова увидеть дом. Сейчас, вернувшись сюда, она была признательна Бернардо, что приехала не одна. Она с мягкой улыбкой оглянулась через плечо, вспомнив о нем. Но темные глаза не улыбались, они смотрели печально и отрешенно, когда она огляделась вокруг и нажала кнопку звонка. У нее был с собой ключ, но она не захотела воспользоваться им. Теперь это походило на визит к кому-то. К той, кем она была когда-то.
   Бернардо наблюдал, как служанка открыла дверь, и Изабелла шагнула в дом. Он предупредил прислугу. Синьора ди Сан-Грегорио возвращалась домой. Новость была встречена с трепетом и возбуждением. С Алессандро? Навсегда? Поднялась суматоха: какие комнаты открыть, что приготовить? Но Бернардо быстро рассеял иллюзии. Она не будет жить там и приезжает одна. Алессандро еще в Америке. А потом он нанес последний удар: Изабелла собирается законсервировать дом.
   Но в любом случае здесь все было уже не так. Основной персонал, работавший в доме, уже ушел. Мама Тереза уехала в апреле, поняв в конце концов, что ее подопечного не будет очень долго. Бернардо сказал ей, что риск слишком велик. Возможно, его не будет год, может быть, чуть меньше или больше. Она отправилась в Болонью к какому-то семейству с тремя дочерьми и двумя маленькими сыновьями. Она так окончательно и не оправилась от того, как Изабелла бросила ее, даже не предупредив, что увозит Алессандро ночью, в темноте, оставив кроватку пустой, а его комнату запертой, наплевав на женщину, которая защищала и любила его. Луиза на лето нанялась на работу в Сан-Ремо, к людям, у которых когда-то работала. Энцо тоже ушел, его комната в гараже пустовала. Трое самых верных слуг со слезами на глазах давно покинули виллу. Осталось всего несколько человек, чтобы помочь Изабелле.
   Бернардо заказал бесчисленное множество ящиков, которые стояли в передней. Изабелла увидела их сразу, как только вошла. Она молча стояла и смотрела на них, но ее взгляд уносился дальше. Казалось, она ждала знакомых шумов, звуков, которые когда-то слышала там, голосов, больше не существовавших. Бернардо наблюдал за ней, тактично держась поодаль. Изабелла положила легкий льняной жакет и медленно пошла по длинному холлу. Звуки шагов гулко раздавались в пустоте. Неужели прошло всего пять месяцев с той ночи, когда она сбежала с Алессандро? Пять месяцев с тех пор, как она, крадучись, шла по этому холлу, забрав сумки и Алессандро, шепча «ш-ш-ш» и обещая приключение? «Мы едем в Африку, мама?» Она улыбнулась и прошла в гостиную. Изабелла взглянула на часы работы Фаберже, на которые она так упорно смотрела в тот вечер, когда ждала Амадео – ведь им полагалось присутствовать на ужине в доме принцессы, – вечер, когда он так фатально опаздывал и когда исчез. Она тяжело опустилась на шезлонг возле окна, уставившись отсутствующим взглядом на Бернардо.
   – Я даже не знаю, с чего начать. – Ее глаза были полны слез, и он понимающе кивнул.
   – Все нормально, Беллецца. Мы будем делать это постепенно, комнату за комнатой.
   – Это займет годы. – Она выглянула в сад. Карусель, подаренная ею Алессандро на Рождество, была закрыта брезентом, ее колокольчики и музыка безмолвствовали. Слезы навернулись ей на глаза, но она улыбнулась.
   Бернардо следил за ней, вспоминая ту ночь и свое признание. Он порылся в кармане и протянул ей то, что держал в руке.
   – Я так и не отдал тебе это в прошлое Рождество. Я боялся, что если подарю тебе его, то оно сделает тебя очень несчастной.
   Рождество с Амадео всегда отличалось экстравагантностью: с ювелирными украшениями и забавными вещицами, маленькими сокровищами и замечательными книгами, которые ей хотелось получить, крошечными диковинками, которые она всегда любила.
   Бернардо никоим образом не мог придумать такое для нее, и он боялся даже попытаться. Но он пошел к Альфредо Паччиоли и купил ей то, что сейчас, пять месяцев спустя, протягивал ей.
   – Потом я чувствовал себя ужасно, что ничего не подарил тебе. – Он молча прикоснулся к ставшим теперь привычными карманным часам, принадлежавшим до этого Амадео. Он всегда носил их.
   Он подал ей маленькую коробочку. Изабелла взяла ее и села, слегка улыбаясь.
   – Тебе не надо дарить мне подарки, Бернардо. – Но она приняла коробочку и открыла ее, затем подняла взгляд на него, лишившись дара речи от нахлынувших на нее эмоций. Там было большое золотое кольцо с искусно выгравированной печатью «Сан-Грегорио», безупречно вырезанной на гладкой поверхности черного оникса. Оно должно было идеально смотреться на ее длинной изящной руке. Она надела его на палец с обручальным кольцом, широко раскрыв затуманенные слезами глаза. – Бернардо, ты сумасшедший.
   – Нет. Тебе оно нравится? – Он улыбнулся и показался Изабелле очень молодым, почти мальчишкой.
   – Оно – само совершенство. – Она вновь взглянула на кольцо.
   – Если оно тебе нравится хоть наполовину того, как мне мои карманные часы, то я буду счастлив.
   Не говоря больше ничего, она встала и подошла к нему. Они на мгновение обнялись, и он почувствовал, как бьется ее сердце.
   – Спасибо.
   – Будь счастлива, Изабелла. Ш-ш-ш. Нет, не плачь. Пошли, нам пора приниматься за работу. – Они медленно оторвались друг от друга. Он снял пиджак и отстегнул запонки, а она наблюдала за ним. – С чего начнем?
   – С моей спальни?
   Он кивнул, и они решительно пошли через холл, взявшись за руки. Изабелла подразделила все на три категории. Вещи, которые останутся в доме под чехлами, когда-нибудь она заберет их себе или, может быть, ими воспользуются здесь, если Алессандро снова будет жить в этом доме, став взрослым и вернувшись в Рим. Вторую группу вещей она упакует и отправит в Америку. Третью категорию составляли ценные вещи, которые нельзя оставить в доме, а следует сдать на хранение. Она решила, что таких будет немного. В доме оставались огромный рояль, громоздкая старинная мебель, долгие годы принадлежавшая семейству Амадео, но которую никто из них не любил. Большинство ковров она решила сдать на хранение. Они могли не подойти к ее новым комнатам. Занавеси останутся на окнах. Бра и люстры будут висеть на своих местах. Она не хотела оставлять дыры и зияющие отверстия в доме.
   Когда Алессандро в один прекрасный день вернется сюда, все должно выглядеть по-домашнему, а не как в разграбленных бараках, приготовленных к сносу.
   – Приступим. – Она посмотрела на Бернардо. – Вперед!
   Он улыбнулся ей, и они начали упаковывать вещи. Сначала в ее спальне, затем в комнате Алессандро, потом в ее будуаре. Наконец они остановились, чтобы перекусить. Ящики и коробки громоздились в прихожей, и Изабелла с удовлетворением оглядывалась вокруг. Это была хорошая возможность отделить ее любимые вещи от прочей ерунды. Бернардо осторожно наблюдал за ней, но не заметил ни единой слезинки с момента начала работы. Она снова взяла себя в руки. Они устроили ленч в саду.
   – Что ты собираешься делать с каруселью? – спросил Бернардо. Он жевал бутерброд с ветчиной и помидорами. Изабелла налила ему и себе по бокалу белого вина.
   – Я не могу забрать ее. Я даже не знаю, где буду жить. Возможно, у нас не будет сада.
   – Если будет, дай мне знать. Я организую ее отправку.
   – Алессандро был бы в восторге. – Она посмотрела на Бернардо. – Ты приедешь навестить нас?
   – Обязательно. Когда-нибудь. Но сначала, – победоносно произнес он, – я поеду в Грецию.
   – Значит, ты решил?
   – Все уже устроено. На прошлой неделе я снял домик на острове Корфу на шесть месяцев.
   – А что потом? – Она отпила еще глоток вина. – Может, тебе стоит приехать в Нью-Йорк и пересмотреть свое решение?
   Он покачал головой:
   – Нет, Беллецца, мы оба знаем, что приняли правильные решения. Я займусь чем-нибудь здесь.
   – Станешь работать на одного из моих конкурентов? Ее озабоченное выражение слегка рассмешило его, но он снова покачал головой:
   – У тебя их нет, Изабелла. И я не смог бы работать ни на кого после тебя, хотя я уже получил пять предложений.
   – О Господи, неужели? От кого? – Он перечислил, и она насмешливо сказала: – Они занимаются чепухой, Бернардо. Нет!
   – Конечно же, нет! Но может подвернуться что-нибудь еще. Было одно предложение, заинтересовавшее меня. Оно исходило от крупнейшего модельера мужской одежды в Италии, который также выполнял частные заказы в Лондоне и во Франции.
   – А тебе не будет скучно?
   – Возможно. Но им нужен кто-то, чтобы руководить их делом. Старик Фелеронио умер в июне, его сын-врач живет в Австралии, дочь совершенно не разбирается в бизнесе. А они, – он озорно взглянул на нее, – не желают продавать свое дело. Они хотят, чтобы кто-нибудь управлял им за них, а они могли бы продолжать жить как короли. Думаю, в конце концов они продадут, но, может быть, не в ближайшие пять или десять лет. Это дало бы мне почти безграничную свободу делать то, что хочу. – Он улыбнулся ей.
   – Ну же, выскажись: то, чего у тебя никогда не было со мной.
   – Я бы не относился к тебе с таким огромным уважением, если бы ты отошла на второй план. И у тебя для этого нет оснований: ты знаешь об этом бизнесе больше, чем кто-либо в Европе.
   – И в Штатах, – гордо добавила она.
   – И в Штатах. А если ты передашь свои знания Алессандро, то «Сан-Грегорио» будет процветать на протяжении ближайших ста лет.
   – Иногда я беспокоюсь об этом. Что, если он не захочет?
   – Захочет.
   – Откуда ты можешь знать?
   – Ты когда-нибудь говоришь с ним об этом? Он разговаривает так, как будто ему не пять лет, а пятнадцать. Возможно, он не столь проницателен, как ты в смысле дизайна и цвета, но воздействие этого, способность, механизмы работы «Сан-Грегорио» у него уже в крови. Как у Амадео. Как у тебя.
   – Надеюсь, что это так. – Она сделала пометку в уме, что надо больше говорить с сыном о своей работе, когда вернется в Нью-Йорк. – Я ужасно скучаю по нему, – сказала она, – и мне кажется, он начинает сердиться. Он хочет знать, когда я возвращаюсь.
   – И когда же?