Страница:
Эту мысль Сирина лелеяла на протяжении почти двух лет. Война в Европе закончилась в мае 1945 года, и с того момента Сирина планировала возвращение на родину. Другие дети ждали известий от родителей, но Сирине достаточно было только оформить документы и достать билет. Не требовалось даже разрешения монахинь. Ей уже исполнилось восемнадцать лет, а в поезде она встретила свое девятнадцатилетие. Казалось, на то, чтобы добиться разрешения на проезд, ушла целая вечность, но все же, наконец, оно пришло.
Мать Констанция отвезла девушку в нью-йоркский порт и устроила на корабле. Прощаясь, она крепко обняла Сирину.
– Помни, дитя мое, что бы ни случилось, не в твоей власти изменить прошлое. Прими то, что есть, и надейся на лучшее.
Слезы наполнили огромные зеленые глаза Сирины, сверкавшие ярче изумрудов. Юная девушка стояла перед старой монахиней, разрываемая противоречивыми чувствами признательности и ужаса, скорби и сожаления.
– Вы были так добры ко мне все эти годы, матушка. Благодарю вас.
Сирина порывисто обняла монахиню. Прозвучал корабельный гудок, на этот раз пронзительнее прежнего, и мать Констанция покинула каюту. Ее последние слова были:
– Храни тебя Бог.
Это было девять дней назад. Воспоминания о матери Констанции все еще всплывали в памяти, когда Сирина наблюдала, как наступает рассвет. Она с изумлением смотрела на розовато-серое небо, а поезд продолжал мчаться мимо полей, не обрабатывавшихся уже несколько лет. На них виднелись воронки от бомб. У Сирины сжималось сердце от боли за свою страну, за тех людей, что были вынуждены переносить лишения и страдания, пока сама она жила в Америке в полной безопасности. Сирина чувствовала себя так, словно была чем-то обязана всем им, словно должна отдать им часть себя, часть своего сердца, своей жизни. В то время как она вкусно ела и сладко спала на берегу Гудзона, итальянцы страдали, боролись и умирали… Сердце Сирины бешено колотилось под стук колес мчавшегося вперед поезда. Она смотрела на восходящее солнце, золотившее раннее утреннее небо. Наконец-то она была дома…
Полчаса спустя поезд прибыл на вокзал Санта-Лючия. Медленно, почти не дыша, Сирина вышла из поезда, пропустив вперед старых женщин, детей, беззубых стариков и солдат. Девушка стояла на перроне вокзала, который можно было сравнить с черным ходом в Венецию, припоминая знакомую картину, которую она наблюдала дважды в год, когда ребенком вместе с родителями возвращалась из Рима. Но теперь родителей нет, да и она вернулась сюда отнюдь не с каникул. Перед ней лежал новый мир и новая жизнь. Сирина неторопливо вышла на привокзальную площадь, окунувшись в яркий солнечный свет, заливавший старинные здания и отражавшийся в воде канала. Несколько гондол покачивались у причала, целый флот лодок виднелся на водной глади у пирса. Гондольеры зычно зазывали пассажиров. С ее появлением все пришло в сумасшедшее движение. Сирина впервые за последние годы счастливо улыбнулась.
Ничто как будто не изменилось, и в то же время все стало другим. Война закончилась, огненный смерч пронесся над страной. Сирина, как и многие итальянцы, потеряла всех своих близких. Сияющая золотом Венеция уже не раз была свидетельницей подобных трагедий и опять выстояла. Господи! Какое счастье вернуться на родину и жить жизнью своей страны!
– Синьорина! – прокричал гондольер, с восхищением глядя на длинные стройные ноги девушки. – Синьорина!
– Да… гондолу, будьте добры.
– К вашим услугам. – Гондольер низко поклонился и помог ей устроиться. Сирина назвала адрес и откинулась на спинку сиденья. Искусно управляя своим судном, гондольер повел его в потоке гондол и лодок, скользивших по Большому каналу.
Глава 2
Глава 3
Мать Констанция отвезла девушку в нью-йоркский порт и устроила на корабле. Прощаясь, она крепко обняла Сирину.
– Помни, дитя мое, что бы ни случилось, не в твоей власти изменить прошлое. Прими то, что есть, и надейся на лучшее.
Слезы наполнили огромные зеленые глаза Сирины, сверкавшие ярче изумрудов. Юная девушка стояла перед старой монахиней, разрываемая противоречивыми чувствами признательности и ужаса, скорби и сожаления.
– Вы были так добры ко мне все эти годы, матушка. Благодарю вас.
Сирина порывисто обняла монахиню. Прозвучал корабельный гудок, на этот раз пронзительнее прежнего, и мать Констанция покинула каюту. Ее последние слова были:
– Храни тебя Бог.
Это было девять дней назад. Воспоминания о матери Констанции все еще всплывали в памяти, когда Сирина наблюдала, как наступает рассвет. Она с изумлением смотрела на розовато-серое небо, а поезд продолжал мчаться мимо полей, не обрабатывавшихся уже несколько лет. На них виднелись воронки от бомб. У Сирины сжималось сердце от боли за свою страну, за тех людей, что были вынуждены переносить лишения и страдания, пока сама она жила в Америке в полной безопасности. Сирина чувствовала себя так, словно была чем-то обязана всем им, словно должна отдать им часть себя, часть своего сердца, своей жизни. В то время как она вкусно ела и сладко спала на берегу Гудзона, итальянцы страдали, боролись и умирали… Сердце Сирины бешено колотилось под стук колес мчавшегося вперед поезда. Она смотрела на восходящее солнце, золотившее раннее утреннее небо. Наконец-то она была дома…
Полчаса спустя поезд прибыл на вокзал Санта-Лючия. Медленно, почти не дыша, Сирина вышла из поезда, пропустив вперед старых женщин, детей, беззубых стариков и солдат. Девушка стояла на перроне вокзала, который можно было сравнить с черным ходом в Венецию, припоминая знакомую картину, которую она наблюдала дважды в год, когда ребенком вместе с родителями возвращалась из Рима. Но теперь родителей нет, да и она вернулась сюда отнюдь не с каникул. Перед ней лежал новый мир и новая жизнь. Сирина неторопливо вышла на привокзальную площадь, окунувшись в яркий солнечный свет, заливавший старинные здания и отражавшийся в воде канала. Несколько гондол покачивались у причала, целый флот лодок виднелся на водной глади у пирса. Гондольеры зычно зазывали пассажиров. С ее появлением все пришло в сумасшедшее движение. Сирина впервые за последние годы счастливо улыбнулась.
Ничто как будто не изменилось, и в то же время все стало другим. Война закончилась, огненный смерч пронесся над страной. Сирина, как и многие итальянцы, потеряла всех своих близких. Сияющая золотом Венеция уже не раз была свидетельницей подобных трагедий и опять выстояла. Господи! Какое счастье вернуться на родину и жить жизнью своей страны!
– Синьорина! – прокричал гондольер, с восхищением глядя на длинные стройные ноги девушки. – Синьорина!
– Да… гондолу, будьте добры.
– К вашим услугам. – Гондольер низко поклонился и помог ей устроиться. Сирина назвала адрес и откинулась на спинку сиденья. Искусно управляя своим судном, гондольер повел его в потоке гондол и лодок, скользивших по Большому каналу.
Глава 2
Гондольер уверенно вел гондолу по Большому каналу. Сирина погрузилась в нахлынувшие воспоминания: воспоминания, которых она страшилась целых четыре года… Залитая солнечным светом фигура Духа-Хранителя на здании таможни, казалось, проводила ее взглядом, когда они проплыли мимо. Гондола покачивалась в знакомом до боли ритме. Сирина помнила его с детства и любила. Не изменившиеся за многие столетия достопримечательности Венеции выплывали буквально повсюду. От их поразительной красоты перехватывало дыхание. Вот Золотой собор во всем своем великолепии, а вот собор Писарро… Внезапно выплыл мост ди Реальто. Они проплыли под ним, продвигаясь дальше по Большому каналу мимо многочисленных дворцов: Гримани, Пападополи, Пизани, Мосениго, Контарини, Грацци, Резонико – мимо самых знаменитых и красивых дворцов Венеции, пока, наконец, неторопливо не проплыли под Академическим мостом, затем мимо дворца Садов Франчетти и дворца Дарио, потом справа показалось стройное здание церкви Санта-Марии делла Салюте. Проскользнув перед дворцом Дожей и колокольней, гондола неожиданно оказалась перед собором Сан-Марко. Гондольер приостановил гондолу, и Сирина насладилась открывшимся ей прекрасным зрелищем, почти лишившим ее дара речи. Она чувствовала то, что, должно быть, чувствовали во все времена венецианцы, возвращавшиеся домой из долгих морских странствий, возвращавшиеся, чтобы с наслаждением вновь открыть то, что оставили дома.
– Прекрасно, а, синьорина?
Гондольер с гордостью посмотрел на собор Сан-Марко, затем перевел взгляд на девушку. Сирина молча кивнула. Как странно вернуться после стольких лет отсутствия и увидеть, что ничто не изменилось. Весь мир оказался перевернутым вверх дном, но война не коснулась Венеции. Бомбы падали поблизости, но по какой-то счастливой случайности сама Венеция не пострадала. Гондола проплыла под мостом ди Палья, затем под мостом ди Соспири и мостом Вздохов, а потом свернула в сеть более мелких каналов, минуя менее известные дворцы и старинные статуи, венчающие величественные фасады. Повсюду виднелись красивые здания и площади, привлекавшие в Венецию людей на протяжении тысячи лет.
Однако Сирина уже не восхищалась творениями архитектуры. С того момента как они свернули в сеть маленьких каналов, лицо ее сделалось напряженным, брови нахмурились при виде знакомых берегов, проплывавших мимо. Гондола приближалась к концу пути, и теперь до ответа на мучившие Сирину вопросы осталось совсем немного.
Гондольер повернулся к девушке, желая уточнить адрес, но, заметив выражение ее лица, удержался от вопроса. Он все понял. Уже многие вот так же возвращались домой. Главным образом солдаты. Некоторые возвращались после плена, разыскивая своих матерей, возлюбленных, жен. Ему хотелось узнать, кого надеется отыскать эта юная красавица и где она была. Но кого бы девушка ни искала, ему хотелось, чтобы она нашла. До родного дворца осталось всего несколько сотен футов, Сирина уже видела его. Она видела шторы на окнах, ставни на некоторых из них, узкий канал, ведущий к каменным ступеням, поднимающимся к железной площадке причала. Когда гондола приблизилась к зданию, Сирина встала.
– Хотите, я позвоню?
На дверях висел большой старомодный колокольчик и молоток, но Сирина поспешно покачала головой. Гондольер подал руку и помог ей сойти на причал. Она взглянула на темные окна, пытаясь отгадать, какую историю они приготовили для нее.
Сирина решительно и резко дернула цепь колокольчика, закрыла глаза и стала ждать, вспоминая о прошлом, когда вот так же ее рука касалась этого колокольчика… ждала, считая мгновения, пока появится одно из знакомых лиц, за ним ее бабушка, улыбающаяся, жаждущая обнять свою Сирину, подняться вместе с ней по ступенькам в главную залу, стены которой увешаны коврами, картинами… Маленькие миниатюрные бронзовые фигурки лошадей Сан-Марко, стоящие на верхней площадке лестницы…
Но на этот раз ответом была тишина, нарушаемая лишь плеском воды у причала. Сирина поняла: ответа не будет.
– Никого нет, синьорина? – поинтересовался гондольер. Вопрос был совершенно напрасным. Нет, разумеется, никого не было дома, дворец пустовал уже несколько лет. На мгновение взгляд Сирины остановился на дверном молотке: может, испробовать и его, чтобы вызвать кого-нибудь из глубин здания, заставить их распахнуть двери, заставить часы идти назад?..
– Эй!.. Эй! – раздался вдруг раздраженный окрик сзади. Повернувшись, Сирина увидела торговца зеленью, проплывавшего на лодке мимо и с подозрением смотревшего на нее.
– Разве не видно, что никого нет?
– Вы не знаете, где хозяева? – спросила Сирина, вновь испытывая наслаждение от звука родной речи. Казалось, она никогда не уезжала отсюда. Словно и не было четырех лет, проведенных в Америке.
Торговец зеленью пожал плечами:
– Кто знает? – Затем философски добавил: – Война… множество людей сменили местожительство.
– Вы не знаете, что стало с женщиной, которая жила в этом доме?
В голосе девушки послышалось отчаяние. Гондольер внимательно посмотрел ей в лицо.
– Дом продан, синьорина, – неожиданно сказал почтальон, медленно проплывавший мимо.
– Кому? Когда? – с трудом выговорила Сирина. Продан? Дом продан? Она предположить такого не могла. Но почему бабушка решила продать дом? Осталась без денег? Подобная мысль никогда прежде не приходила Сирине в голову.
– Дом продали еще в прошлом году, когда шла война. Его купил кто-то из Милана. Новые хозяева сказали, что, когда война закончится, они отойдут отдел и переедут в Венецию… Отремонтируют дом… – Почтальон пожал плечами.
– Отремонтируют дом?.. – растерянно переспросила Сирина.
Что, черт подери, он имел в виду? Что они имели в виду? Отремонтировать бронзу? Бесценные антикварные мраморные полы? Безупречные сады, разбитые за домом? Что они собирались отремонтировать?
Почтальон приблизил гондолу к причалу и взглянул ей в лицо.
– Она была вашей знакомой… та старая дама?
Сирина кивнула, не желая больше ничего добавлять.
– Знаете, она умерла. Два года назад. Весной… – печально проговорил почтальон, не отрывая взгляда от прекрасного лица девушки.
– От чего?
Сирина почувствовала внезапную слабость. Ей показалось, что она теряет сознание. Надежды ее оказались напрасны… Бабушки больше нет.
– Знаете, ведь она была очень старой, синьорина. Ей было почти девяносто.
Сирина рассеянно покачала головой и тихо проговорила:
– Нет, весной ей исполнилось восемьдесят.
– А… – Почтальон сочувственно смотрел на Сирину. – Из Рима приезжал ее сын, но он пробыл всего два дня. Все вещи, как я узнал позже, он отослал в Рим. Всё, все ее вещи. И почти сразу же выставил дом на продажу. Однако прошел почти год прежде чем его купили.
«Итак, опять Серджио, – подумала Сирина, стоя перед родным домом, – Серджио… Он все отослал в Рим».
– А ее письма? – Голос Сирины прозвучал раздраженно, боль утраты была нестерпима. – Куда попадали отправляемые ей письма? Их тоже переправляли ему?
Почтальон кивнул:
– Кроме писем, адресованных слугам. Их он приказал отсылать обратно.
Значит, Серджио получил все ее письма. Почему же он ей ничего не сообщил? Почему никто ничего не написал ей? Больше двух лет она сходила с ума, ждала, надеялась, мучаясь вопросами, и никто не мог ей ответить. Этот мерзавец Серджио должен был написать ей!
– Синьорина? – Почтальон и гондольер ждали. – С вами все в порядке?
Сирина едва заметно кивнула:
– Да… Спасибо… Я только…
Она попыталась объяснить, но не выдержала и разрыдалась. Мужчины сочувственно вздохнули.
– Прошу прощения, синьорина.
Сирина молча кивнула. Почтальон двинулся дальше. Остался один гондольер.
Бросив прощальный взгляд на ворота, девушка в последний раз прикоснулась пальцами к колокольчику, словно дотрагиваясь до частицы своего осязаемого прошлого. Затем повернулась и медленно подошла к гондоле, чувствуя себя так, словно какая-то очень важная часть ее души умерла. Итак, Серджио наконец получил то, чего так страстно хотел, – титул. Сирина ненавидела его. Ей хотелось, чтобы этот титул принес ему несчастье, чтобы Серджио умер более ужасной смертью, чем ее отец, чтобы…
– Синьорина? – Гондольер видел, как ее лицо исказилось от гнева и страдания. Ему хотелось узнать, какая мука терзает душу этой юной девушки. – Куда прикажете вас доставить?
Сирина размышляла несколько мгновений, не зная, что ответить. Направиться сразу на вокзал? Нет, она пока не готова. Пока еще рано. Сначала предстояло еще кое-что сделать. Она медленно повернулась к гондольеру, отчетливо вспоминая небольшую церквушку. Надежды мало, но, может быть, кто-то знает еще что-нибудь.
– Отвезите меня, пожалуйста, в церковь Марии Чудотворицы.
Гондольер протянул руку, чтобы помочь девушке спуститься в гондолу, и легонько оттолкнулся от причала, в то время как Сирина не спускала глаз с фасада дома, который навсегда останется в ее памяти, но которого ей больше никогда не увидеть. Это будет ее последним путешествием в Венецию. Ей незачем больше возвращаться сюда.
Церковь Марии Чудотворицы осталась прежней – почти полностью скрыта высокими стенами и поразительно проста по архитектуре. Лишь тем, кто входил внутрь, церковь Марии Чудотворицы показывала свои чудеса: мраморные стены, панно, удивительные статуи поражали своей красотой. Сирина несколько мгновений постояла молча, ощущая присутствие бабушки, как это случалось всегда, когда они вместе ходили на воскресную мессу. Затем медленно направилась к алтарю, опустилась перед ним на колени, отчаянно стараясь не думать о том, что теперь делать, куда идти…
Боль потери была невыносимой. Две горькие слезинки скатились по щекам к точеному подбородку. Собрав последние силы. Сирина поднялась и прошла в комнатку в дальней части церкви, надеясь отыскать там священника. Войдя, она увидела пожилого священника, сидящего на простом стуле и читающего обернутый кожей молитвенник.
– Падре?
Священник устремил проницательный взгляд на Сирину. Его лицо не было знакомо девушке.
– Не могли бы вы мне помочь? Мне хотелось бы узнать о своей бабушке.
Священник вздохнул и медленно поднялся. После окончания войны многие приходили сюда с подобной просьбой. Люди умирали, переезжали, пропадали без вести.
– Не знаю, смогу ли помочь вам. Мне нужно посмотреть записи в книге. Ее имя?
– Принцесса Алисия ди Сан-Тибальдо, – тихо проговорила Сирина, отнюдь не собираясь произвести впечатление, но тем не менее манеры священника изменились: он стал более внимателен. «Неужели титул так много значит? – подумала Сирина. – Неужели есть какая-нибудь разница? Почему?» Теперь все казалось таким несущественным. Титулы, имена, деньги. Единственное, что имело для Сирины значение, – это то, что бабушка умерла.
Что-то шепча себе под нос, священник долго шелестел страницами. Наконец он кивнул головой и взглянул на Сирину.
– Вот. – Он повернул книгу так, чтобы она смогла прочесть. – Вот здесь. 9 апреля 1943 года. Умерла естественной смертью. Церковный священник совершил положенный ритуал. Она похоронена в церковном саду. Хотите взглянуть?
Сирина кивнула и торжественно проследовала за священником через узкую дверь в залитый ярким солнечным светом сад, в котором цвели цветы и стояли небольшие древние могильные памятники, а вокруг них росли невысокие деревья. Священник неторопливо направился в дальний конец сада, где виднелось всего несколько новых могил. Молча указав на небольшой камень из белого мрамора, он взглянул на Сирину, повернулся и ушел, оставив ее одну, пораженную увиденным. Поиски закончены, ответ найден. Бабушка покоится здесь, под сенью невысоких деревьев, укрытых стенами церкви Марии Чудотворицы. Она уже была здесь, когда Сирина писала ей одно письмо за другим, моля Бога, чтобы бабушка была жива. Сирине хотелось разозлиться, стоя сейчас здесь, ей хотелось ненавидеть, хотелось отомстить. Но ненавидеть было некого, бороться не с кем. Все окончено в этом саду, и Сирина испытывала сейчас только глубокую печаль.
– Прощай, бабуля, – прошептала Сирина, поворачиваясь, чтобы уйти. Глаза ее застилали слезы. Она не зашла попрощаться со священником, но около ворот он сам подошел к ней и дважды почтительно пожал на прощание руку.
– До свидания, принцесса… До свидания…
Принцесса? На миг Сирина застыла от удивления, затем повернулась и внимательно посмотрела на него. Принцесса… Он назвал ее принцессой?.. Затем медленно кивнула. Да, теперь, когда бабушка ушла из жизни, Сирина стала принцессой. Но этот титул сейчас мало что значит…
Пока Сирина плыла на гондоле, ее мучила одна и та же мысль – Серджио. Что сделал он с деньгами, полученными за дом? Что сделал с сокровищами ее родителей, с драгоценностями, принадлежавшими бабушке? Внезапно ей захотелось получить объяснения, свести счеты с человеком, уничтожившим ее семью, вернуть все, что он у нее отнял. Но, поразмыслив над этим как следует, Сирина поняла, что Серджио не сможет вернуть ей всего того, чего она лишилась. И все же в Сирине горело желание увидеть своего дядю, потребовать у него ответа, заставить его вернуть хотя бы часть наследства.
И вот теперь, сидя в гондоле, неторопливо плывшей по Большому каналу к собору Сан-Марко, Сирина знала, куда ей надо ехать. Венеция принадлежала бабушке, она была ее частью. Венеция принадлежала ей. Но Венеция не была домом для Сирины. Она всегда была чужой, незнакомой, волнующей, загадочной, таинственной… Сирина должна отправиться дальше. Должна проделать весь путь и дойти до своих истоков. Она должна поехать домой.
– Хотите попасть в собор, синьорина?
– Нет. – Сирина медленно покачала головой. Она уже закончила свои дела в Венеции. Пора двигаться дальше. – Нет, спасибо. Отвезите меня обратно на Санта-Лючия.
Неторопливо они проплыли под мостом ди Соспири, затем мостом Вздохов, и Сирина закрыла глаза. Почти инстинктивно гондольер затянул печальную песню. Через мгновение они вновь оказались под яркими солнечными лучами и выплыли на простор Большого канала, миновали красоты собора Сан-Марко, колокольни, дворца Дожей, удаляясь от центра, минуя один за другим чудесные творения Венеции. Сирина уже не плакала. Она молча смотрела на них, пытаясь запомнить навсегда, сознавая, что никогда сюда не вернется.
Когда они добрались до вокзала, Сирина рассчиталась с гондольером, дав щедрые чаевые, за которые он горячо поблагодарил ее.
– Куда вы направляетесь теперь, синьорина?
– В Рим.
Он медленно кивнул.
– Вы не были там после войны?
Девушка покачала головой.
– Там теперь все по-другому.
Но вряд ли сильно отличается от того, что она нашла здесь. Для нее изменилось все и повсюду.
– У вас есть родственники в Риме?
– Нет… Я… У меня была только бабушка здесь.
– Значит, вы посещали ее дом?
Сирина кивнула, и гондольер понимающе покачал головой.
– Мне очень жаль, что так случилось.
– Мне тоже.
Она натянуто улыбнулась и протянула ему руку. Гондольер пожал ее изящные пальчики и помог выбраться на берег.
– Возвращайтесь в Венецию, синьорина! – улыбаясь, прокричал он ей вслед, не отрывая от нее взгляда.
Сирине ничего не оставалось, как пообещать ему вернуться. Подхватив маленький чемоданчик, она направилась к вокзалу.
– Прекрасно, а, синьорина?
Гондольер с гордостью посмотрел на собор Сан-Марко, затем перевел взгляд на девушку. Сирина молча кивнула. Как странно вернуться после стольких лет отсутствия и увидеть, что ничто не изменилось. Весь мир оказался перевернутым вверх дном, но война не коснулась Венеции. Бомбы падали поблизости, но по какой-то счастливой случайности сама Венеция не пострадала. Гондола проплыла под мостом ди Палья, затем под мостом ди Соспири и мостом Вздохов, а потом свернула в сеть более мелких каналов, минуя менее известные дворцы и старинные статуи, венчающие величественные фасады. Повсюду виднелись красивые здания и площади, привлекавшие в Венецию людей на протяжении тысячи лет.
Однако Сирина уже не восхищалась творениями архитектуры. С того момента как они свернули в сеть маленьких каналов, лицо ее сделалось напряженным, брови нахмурились при виде знакомых берегов, проплывавших мимо. Гондола приближалась к концу пути, и теперь до ответа на мучившие Сирину вопросы осталось совсем немного.
Гондольер повернулся к девушке, желая уточнить адрес, но, заметив выражение ее лица, удержался от вопроса. Он все понял. Уже многие вот так же возвращались домой. Главным образом солдаты. Некоторые возвращались после плена, разыскивая своих матерей, возлюбленных, жен. Ему хотелось узнать, кого надеется отыскать эта юная красавица и где она была. Но кого бы девушка ни искала, ему хотелось, чтобы она нашла. До родного дворца осталось всего несколько сотен футов, Сирина уже видела его. Она видела шторы на окнах, ставни на некоторых из них, узкий канал, ведущий к каменным ступеням, поднимающимся к железной площадке причала. Когда гондола приблизилась к зданию, Сирина встала.
– Хотите, я позвоню?
На дверях висел большой старомодный колокольчик и молоток, но Сирина поспешно покачала головой. Гондольер подал руку и помог ей сойти на причал. Она взглянула на темные окна, пытаясь отгадать, какую историю они приготовили для нее.
Сирина решительно и резко дернула цепь колокольчика, закрыла глаза и стала ждать, вспоминая о прошлом, когда вот так же ее рука касалась этого колокольчика… ждала, считая мгновения, пока появится одно из знакомых лиц, за ним ее бабушка, улыбающаяся, жаждущая обнять свою Сирину, подняться вместе с ней по ступенькам в главную залу, стены которой увешаны коврами, картинами… Маленькие миниатюрные бронзовые фигурки лошадей Сан-Марко, стоящие на верхней площадке лестницы…
Но на этот раз ответом была тишина, нарушаемая лишь плеском воды у причала. Сирина поняла: ответа не будет.
– Никого нет, синьорина? – поинтересовался гондольер. Вопрос был совершенно напрасным. Нет, разумеется, никого не было дома, дворец пустовал уже несколько лет. На мгновение взгляд Сирины остановился на дверном молотке: может, испробовать и его, чтобы вызвать кого-нибудь из глубин здания, заставить их распахнуть двери, заставить часы идти назад?..
– Эй!.. Эй! – раздался вдруг раздраженный окрик сзади. Повернувшись, Сирина увидела торговца зеленью, проплывавшего на лодке мимо и с подозрением смотревшего на нее.
– Разве не видно, что никого нет?
– Вы не знаете, где хозяева? – спросила Сирина, вновь испытывая наслаждение от звука родной речи. Казалось, она никогда не уезжала отсюда. Словно и не было четырех лет, проведенных в Америке.
Торговец зеленью пожал плечами:
– Кто знает? – Затем философски добавил: – Война… множество людей сменили местожительство.
– Вы не знаете, что стало с женщиной, которая жила в этом доме?
В голосе девушки послышалось отчаяние. Гондольер внимательно посмотрел ей в лицо.
– Дом продан, синьорина, – неожиданно сказал почтальон, медленно проплывавший мимо.
– Кому? Когда? – с трудом выговорила Сирина. Продан? Дом продан? Она предположить такого не могла. Но почему бабушка решила продать дом? Осталась без денег? Подобная мысль никогда прежде не приходила Сирине в голову.
– Дом продали еще в прошлом году, когда шла война. Его купил кто-то из Милана. Новые хозяева сказали, что, когда война закончится, они отойдут отдел и переедут в Венецию… Отремонтируют дом… – Почтальон пожал плечами.
– Отремонтируют дом?.. – растерянно переспросила Сирина.
Что, черт подери, он имел в виду? Что они имели в виду? Отремонтировать бронзу? Бесценные антикварные мраморные полы? Безупречные сады, разбитые за домом? Что они собирались отремонтировать?
Почтальон приблизил гондолу к причалу и взглянул ей в лицо.
– Она была вашей знакомой… та старая дама?
Сирина кивнула, не желая больше ничего добавлять.
– Знаете, она умерла. Два года назад. Весной… – печально проговорил почтальон, не отрывая взгляда от прекрасного лица девушки.
– От чего?
Сирина почувствовала внезапную слабость. Ей показалось, что она теряет сознание. Надежды ее оказались напрасны… Бабушки больше нет.
– Знаете, ведь она была очень старой, синьорина. Ей было почти девяносто.
Сирина рассеянно покачала головой и тихо проговорила:
– Нет, весной ей исполнилось восемьдесят.
– А… – Почтальон сочувственно смотрел на Сирину. – Из Рима приезжал ее сын, но он пробыл всего два дня. Все вещи, как я узнал позже, он отослал в Рим. Всё, все ее вещи. И почти сразу же выставил дом на продажу. Однако прошел почти год прежде чем его купили.
«Итак, опять Серджио, – подумала Сирина, стоя перед родным домом, – Серджио… Он все отослал в Рим».
– А ее письма? – Голос Сирины прозвучал раздраженно, боль утраты была нестерпима. – Куда попадали отправляемые ей письма? Их тоже переправляли ему?
Почтальон кивнул:
– Кроме писем, адресованных слугам. Их он приказал отсылать обратно.
Значит, Серджио получил все ее письма. Почему же он ей ничего не сообщил? Почему никто ничего не написал ей? Больше двух лет она сходила с ума, ждала, надеялась, мучаясь вопросами, и никто не мог ей ответить. Этот мерзавец Серджио должен был написать ей!
– Синьорина? – Почтальон и гондольер ждали. – С вами все в порядке?
Сирина едва заметно кивнула:
– Да… Спасибо… Я только…
Она попыталась объяснить, но не выдержала и разрыдалась. Мужчины сочувственно вздохнули.
– Прошу прощения, синьорина.
Сирина молча кивнула. Почтальон двинулся дальше. Остался один гондольер.
Бросив прощальный взгляд на ворота, девушка в последний раз прикоснулась пальцами к колокольчику, словно дотрагиваясь до частицы своего осязаемого прошлого. Затем повернулась и медленно подошла к гондоле, чувствуя себя так, словно какая-то очень важная часть ее души умерла. Итак, Серджио наконец получил то, чего так страстно хотел, – титул. Сирина ненавидела его. Ей хотелось, чтобы этот титул принес ему несчастье, чтобы Серджио умер более ужасной смертью, чем ее отец, чтобы…
– Синьорина? – Гондольер видел, как ее лицо исказилось от гнева и страдания. Ему хотелось узнать, какая мука терзает душу этой юной девушки. – Куда прикажете вас доставить?
Сирина размышляла несколько мгновений, не зная, что ответить. Направиться сразу на вокзал? Нет, она пока не готова. Пока еще рано. Сначала предстояло еще кое-что сделать. Она медленно повернулась к гондольеру, отчетливо вспоминая небольшую церквушку. Надежды мало, но, может быть, кто-то знает еще что-нибудь.
– Отвезите меня, пожалуйста, в церковь Марии Чудотворицы.
Гондольер протянул руку, чтобы помочь девушке спуститься в гондолу, и легонько оттолкнулся от причала, в то время как Сирина не спускала глаз с фасада дома, который навсегда останется в ее памяти, но которого ей больше никогда не увидеть. Это будет ее последним путешествием в Венецию. Ей незачем больше возвращаться сюда.
Церковь Марии Чудотворицы осталась прежней – почти полностью скрыта высокими стенами и поразительно проста по архитектуре. Лишь тем, кто входил внутрь, церковь Марии Чудотворицы показывала свои чудеса: мраморные стены, панно, удивительные статуи поражали своей красотой. Сирина несколько мгновений постояла молча, ощущая присутствие бабушки, как это случалось всегда, когда они вместе ходили на воскресную мессу. Затем медленно направилась к алтарю, опустилась перед ним на колени, отчаянно стараясь не думать о том, что теперь делать, куда идти…
Боль потери была невыносимой. Две горькие слезинки скатились по щекам к точеному подбородку. Собрав последние силы. Сирина поднялась и прошла в комнатку в дальней части церкви, надеясь отыскать там священника. Войдя, она увидела пожилого священника, сидящего на простом стуле и читающего обернутый кожей молитвенник.
– Падре?
Священник устремил проницательный взгляд на Сирину. Его лицо не было знакомо девушке.
– Не могли бы вы мне помочь? Мне хотелось бы узнать о своей бабушке.
Священник вздохнул и медленно поднялся. После окончания войны многие приходили сюда с подобной просьбой. Люди умирали, переезжали, пропадали без вести.
– Не знаю, смогу ли помочь вам. Мне нужно посмотреть записи в книге. Ее имя?
– Принцесса Алисия ди Сан-Тибальдо, – тихо проговорила Сирина, отнюдь не собираясь произвести впечатление, но тем не менее манеры священника изменились: он стал более внимателен. «Неужели титул так много значит? – подумала Сирина. – Неужели есть какая-нибудь разница? Почему?» Теперь все казалось таким несущественным. Титулы, имена, деньги. Единственное, что имело для Сирины значение, – это то, что бабушка умерла.
Что-то шепча себе под нос, священник долго шелестел страницами. Наконец он кивнул головой и взглянул на Сирину.
– Вот. – Он повернул книгу так, чтобы она смогла прочесть. – Вот здесь. 9 апреля 1943 года. Умерла естественной смертью. Церковный священник совершил положенный ритуал. Она похоронена в церковном саду. Хотите взглянуть?
Сирина кивнула и торжественно проследовала за священником через узкую дверь в залитый ярким солнечным светом сад, в котором цвели цветы и стояли небольшие древние могильные памятники, а вокруг них росли невысокие деревья. Священник неторопливо направился в дальний конец сада, где виднелось всего несколько новых могил. Молча указав на небольшой камень из белого мрамора, он взглянул на Сирину, повернулся и ушел, оставив ее одну, пораженную увиденным. Поиски закончены, ответ найден. Бабушка покоится здесь, под сенью невысоких деревьев, укрытых стенами церкви Марии Чудотворицы. Она уже была здесь, когда Сирина писала ей одно письмо за другим, моля Бога, чтобы бабушка была жива. Сирине хотелось разозлиться, стоя сейчас здесь, ей хотелось ненавидеть, хотелось отомстить. Но ненавидеть было некого, бороться не с кем. Все окончено в этом саду, и Сирина испытывала сейчас только глубокую печаль.
– Прощай, бабуля, – прошептала Сирина, поворачиваясь, чтобы уйти. Глаза ее застилали слезы. Она не зашла попрощаться со священником, но около ворот он сам подошел к ней и дважды почтительно пожал на прощание руку.
– До свидания, принцесса… До свидания…
Принцесса? На миг Сирина застыла от удивления, затем повернулась и внимательно посмотрела на него. Принцесса… Он назвал ее принцессой?.. Затем медленно кивнула. Да, теперь, когда бабушка ушла из жизни, Сирина стала принцессой. Но этот титул сейчас мало что значит…
Пока Сирина плыла на гондоле, ее мучила одна и та же мысль – Серджио. Что сделал он с деньгами, полученными за дом? Что сделал с сокровищами ее родителей, с драгоценностями, принадлежавшими бабушке? Внезапно ей захотелось получить объяснения, свести счеты с человеком, уничтожившим ее семью, вернуть все, что он у нее отнял. Но, поразмыслив над этим как следует, Сирина поняла, что Серджио не сможет вернуть ей всего того, чего она лишилась. И все же в Сирине горело желание увидеть своего дядю, потребовать у него ответа, заставить его вернуть хотя бы часть наследства.
И вот теперь, сидя в гондоле, неторопливо плывшей по Большому каналу к собору Сан-Марко, Сирина знала, куда ей надо ехать. Венеция принадлежала бабушке, она была ее частью. Венеция принадлежала ей. Но Венеция не была домом для Сирины. Она всегда была чужой, незнакомой, волнующей, загадочной, таинственной… Сирина должна отправиться дальше. Должна проделать весь путь и дойти до своих истоков. Она должна поехать домой.
– Хотите попасть в собор, синьорина?
– Нет. – Сирина медленно покачала головой. Она уже закончила свои дела в Венеции. Пора двигаться дальше. – Нет, спасибо. Отвезите меня обратно на Санта-Лючия.
Неторопливо они проплыли под мостом ди Соспири, затем мостом Вздохов, и Сирина закрыла глаза. Почти инстинктивно гондольер затянул печальную песню. Через мгновение они вновь оказались под яркими солнечными лучами и выплыли на простор Большого канала, миновали красоты собора Сан-Марко, колокольни, дворца Дожей, удаляясь от центра, минуя один за другим чудесные творения Венеции. Сирина уже не плакала. Она молча смотрела на них, пытаясь запомнить навсегда, сознавая, что никогда сюда не вернется.
Когда они добрались до вокзала, Сирина рассчиталась с гондольером, дав щедрые чаевые, за которые он горячо поблагодарил ее.
– Куда вы направляетесь теперь, синьорина?
– В Рим.
Он медленно кивнул.
– Вы не были там после войны?
Девушка покачала головой.
– Там теперь все по-другому.
Но вряд ли сильно отличается от того, что она нашла здесь. Для нее изменилось все и повсюду.
– У вас есть родственники в Риме?
– Нет… Я… У меня была только бабушка здесь.
– Значит, вы посещали ее дом?
Сирина кивнула, и гондольер понимающе покачал головой.
– Мне очень жаль, что так случилось.
– Мне тоже.
Она натянуто улыбнулась и протянула ему руку. Гондольер пожал ее изящные пальчики и помог выбраться на берег.
– Возвращайтесь в Венецию, синьорина! – улыбаясь, прокричал он ей вслед, не отрывая от нее взгляда.
Сирине ничего не оставалось, как пообещать ему вернуться. Подхватив маленький чемоданчик, она направилась к вокзалу.
Глава 3
Когда поезд подъезжал к Риму, лицо Сирины мертвенно побледнело. Ей казалось, что в любой момент может произойти нечто ужасное. За окном мелькали знакомые места, и Сирине казалось – впервые за все эти годы, – что ее душа обнажена. Если бы кто-нибудь заговорил в этот момент с ней, она наверняка ничего не расслышала бы.
За окном проплывали городские кварталы. Внезапно Сирина поняла, что страстное желание увидеть родные места не исчезло за эти мучительные годы, оно лишь затаилось и ждало своего часа. И этот час настал… С трудом дождавшись, когда поезд начал замедлять ход, Сирина достала с верхней полки свой чемоданчик и направилась в конец вагона. Как только поезд остановился и двери вагона открылись, Сирина соскочила на перрон и побежала. Инстинктивно, не думая, что делает, она бежала мимо женщин, детей, солдат, охваченная этим диким, неопределенным чувством. Ей хотелось кричать во всю мочь: «Смотрите все! Я наконец дома!»
Но вскоре воспоминание о страшной казни родителей охладило ее восторг. Неужели ее ждет новое предательство? Но она должна увидеть свой дом! Хоть раз… Или она приехала сюда в поисках своего дяди? За объяснениями и утешениями?..
Остановив такси, Сирина бросила свой чемоданчик на заднее сиденье. Водитель, повернув голову, с интересом посмотрел на девушку, но даже не попытался ей помочь. Он смотрел на нее долго и пристально. Этот откровенный, полный желания взгляд заставил ее потупить глаза.
– Куда?
Сирина растерялась, не зная, что сказать. Действительно, куда? К дому, который принадлежал ее родителям, а теперь дяде? Но готова ли она встретиться с ним? Хочется ли ей вновь увидеть этот дом? Внезапно решимость Сирины исчезла. Дрожащими руками она поправила платье и тихо прошептала:
– Сады Борджиа.
Водитель равнодушно пожал плечами и включил зажигание.
Сидя на заднем сиденье, Сирина жадно разглядывала проносившиеся за окном знакомые улицы, площади города, притягивавшего ее к себе как магнит. Она вновь ощутила себя ребенком, волосы ее растрепались – ими поигрывал мягкий ветерок, врывавшийся в салон через приоткрытое окно, глаза широко раскрылись. Впереди уже виднелась виа Витторио Венето, и очень скоро показались темные пространства садов с освещенными кое-где прогулочными дорожками, цветочными клумбами, едва видневшимися в темноте. Внезапно до нее дошло, какие странные мысли могли прийти в голову водителю. Сады Борджиа в девять-то часов вечера? Сирина старалась не думать об этом. Отсчитав водителю деньги за проезд, откинула с плеч волосы, подхватила свой чемоданчик и вышла из машины. Глубоко вздохнув, она не спеша пошла вперед, словно единственное, что занимало ее, – это желание насладиться красотой Рима.
Сирина шла по поросшим травой дорожкам парка, поглядывая на велосипедистов, проносившихся мимо, на женщин, прогуливавших собак, на играющих повсюду детей. Было уже поздно, но стояло лето, война закончилась, к тому же завтра не нужно идти в школу. Повсюду царила какая-то праздничная атмосфера – люди улыбались, смеялись, и так же, как и во всех странах Европы, группами прогуливались молодые американские солдаты. Одни из них шли со своими подружками, беседуя и смеясь, другие старались познакомиться с проходящими мимо молоденькими женщинами, помахивая плитками шоколада, шелковыми чулками и пачками сигарет. Молодые люди говорили, наполовину шутя, наполовину всерьез, и почти всегда получали в ответ добродушную улыбку или приглашение. Даже отказы были доброжелательными, но только не от Сирины. Когда к ней приблизились два солдата, лицо ее сделалось каменным и она посоветовала им оставить ее в покое.
– Пойдем, Майки. Ты же слышал, что сказала дама…
– Да, но ты хоть разглядел ее?
Тот, который пониже ростом, свистнул, когда Сирина быстрым шагом прошла мимо в направлении виа Венето и смешалась с толпой. Эти заигрывания не представляли никакой опасности. Просто она была симпатичной девушкой, а солдатам нечем заняться, к тому же это был Рим.
– Сигарету, синьорина?
Еще один солдат помахал пачкой сигарет перед самым ее лицом. Они попадались повсюду, но на этот раз Сирина только отрицательно покачала головой. Ей не нравилось, что мундиры заполнили город. Ей не хотелось видеть людей в форме. Ей хотелось, чтобы все было так, как до войны. Но это невозможно, и она отлично понимала это. На каждом шагу встречались шрамы войны. В городе тут и там попадались оставшиеся надписи на немецком, а теперь их заменяли на американские указатели. Итальянцы вновь оказались оккупированными.
Сирине сделалось грустно. Когда-то она приходила в сады Борджиа поиграть… Иногда Сирина бывала здесь с матерью. Время от времени она и красавица мать в огромной шляпе и с чудесными смеющимися глазами, смех которой звучал как колокольчик, пускались в интересные приключения… Сирина закрыла лицо руками. Ей не хотелось больше ничего вспоминать. Но призракам, преследовавшим ее последние годы, теперь незачем отправляться за ней в далекие земли. Она сама пожаловала к ним в гости.
Сирина безотчетно свернула к фонтану ди Треви и остановилась, зачарованная им. Несколько минут она стояла неподвижно, опершись на ограду, наблюдая за струями воды, чувствуя свежесть ветерка, наполненного брызгами. Затем, медленно приблизившись к фонтану, Сирина бросила в него монету. Улыбнувшись, она неторопливо направилась дальше по виа дель Тритоне к собору Варберини, где долго стояла, раздумывая, куда идти дальше. Было почти одиннадцать вечера… Сирина вдруг поняла, что ей негде ночевать. Нужно отыскать какой-нибудь отель, пансионат… Но пока она решала, куда идти, ноги, казалось, уже выбрали направление. Когда Сирина поняла, где оказалась, ей стало не по себе.
Крошечная часть сознания советовала отдохнуть, подождать до утра. Ведь у нее был такой долгий и утомительный день… Но неожиданно для себя Сирина решилась. Она знала, куда ей идти, и никакая усталость уже не могла помешать попасть к знакомому дому на виа Юлия. Сирина должна его увидеть, хотя бы на миг! Делая последний поворот, она почувствовала, как быстрее забилось сердце, шаги сами собой ускорились. И вот, освещенный уличными фонарями, за деревьями показался фасад дворца из мерцающего белого мрамора, с высокими французскими окнами и балконами… Нижние этажи и широкие мраморные ступени, начинавшиеся от самых парадных ворот, скрывались за высокой оградой… Этот шедевр архитектуры окружали бесчисленные клумбы и газоны.
За окном проплывали городские кварталы. Внезапно Сирина поняла, что страстное желание увидеть родные места не исчезло за эти мучительные годы, оно лишь затаилось и ждало своего часа. И этот час настал… С трудом дождавшись, когда поезд начал замедлять ход, Сирина достала с верхней полки свой чемоданчик и направилась в конец вагона. Как только поезд остановился и двери вагона открылись, Сирина соскочила на перрон и побежала. Инстинктивно, не думая, что делает, она бежала мимо женщин, детей, солдат, охваченная этим диким, неопределенным чувством. Ей хотелось кричать во всю мочь: «Смотрите все! Я наконец дома!»
Но вскоре воспоминание о страшной казни родителей охладило ее восторг. Неужели ее ждет новое предательство? Но она должна увидеть свой дом! Хоть раз… Или она приехала сюда в поисках своего дяди? За объяснениями и утешениями?..
Остановив такси, Сирина бросила свой чемоданчик на заднее сиденье. Водитель, повернув голову, с интересом посмотрел на девушку, но даже не попытался ей помочь. Он смотрел на нее долго и пристально. Этот откровенный, полный желания взгляд заставил ее потупить глаза.
– Куда?
Сирина растерялась, не зная, что сказать. Действительно, куда? К дому, который принадлежал ее родителям, а теперь дяде? Но готова ли она встретиться с ним? Хочется ли ей вновь увидеть этот дом? Внезапно решимость Сирины исчезла. Дрожащими руками она поправила платье и тихо прошептала:
– Сады Борджиа.
Водитель равнодушно пожал плечами и включил зажигание.
Сидя на заднем сиденье, Сирина жадно разглядывала проносившиеся за окном знакомые улицы, площади города, притягивавшего ее к себе как магнит. Она вновь ощутила себя ребенком, волосы ее растрепались – ими поигрывал мягкий ветерок, врывавшийся в салон через приоткрытое окно, глаза широко раскрылись. Впереди уже виднелась виа Витторио Венето, и очень скоро показались темные пространства садов с освещенными кое-где прогулочными дорожками, цветочными клумбами, едва видневшимися в темноте. Внезапно до нее дошло, какие странные мысли могли прийти в голову водителю. Сады Борджиа в девять-то часов вечера? Сирина старалась не думать об этом. Отсчитав водителю деньги за проезд, откинула с плеч волосы, подхватила свой чемоданчик и вышла из машины. Глубоко вздохнув, она не спеша пошла вперед, словно единственное, что занимало ее, – это желание насладиться красотой Рима.
Сирина шла по поросшим травой дорожкам парка, поглядывая на велосипедистов, проносившихся мимо, на женщин, прогуливавших собак, на играющих повсюду детей. Было уже поздно, но стояло лето, война закончилась, к тому же завтра не нужно идти в школу. Повсюду царила какая-то праздничная атмосфера – люди улыбались, смеялись, и так же, как и во всех странах Европы, группами прогуливались молодые американские солдаты. Одни из них шли со своими подружками, беседуя и смеясь, другие старались познакомиться с проходящими мимо молоденькими женщинами, помахивая плитками шоколада, шелковыми чулками и пачками сигарет. Молодые люди говорили, наполовину шутя, наполовину всерьез, и почти всегда получали в ответ добродушную улыбку или приглашение. Даже отказы были доброжелательными, но только не от Сирины. Когда к ней приблизились два солдата, лицо ее сделалось каменным и она посоветовала им оставить ее в покое.
– Пойдем, Майки. Ты же слышал, что сказала дама…
– Да, но ты хоть разглядел ее?
Тот, который пониже ростом, свистнул, когда Сирина быстрым шагом прошла мимо в направлении виа Венето и смешалась с толпой. Эти заигрывания не представляли никакой опасности. Просто она была симпатичной девушкой, а солдатам нечем заняться, к тому же это был Рим.
– Сигарету, синьорина?
Еще один солдат помахал пачкой сигарет перед самым ее лицом. Они попадались повсюду, но на этот раз Сирина только отрицательно покачала головой. Ей не нравилось, что мундиры заполнили город. Ей не хотелось видеть людей в форме. Ей хотелось, чтобы все было так, как до войны. Но это невозможно, и она отлично понимала это. На каждом шагу встречались шрамы войны. В городе тут и там попадались оставшиеся надписи на немецком, а теперь их заменяли на американские указатели. Итальянцы вновь оказались оккупированными.
Сирине сделалось грустно. Когда-то она приходила в сады Борджиа поиграть… Иногда Сирина бывала здесь с матерью. Время от времени она и красавица мать в огромной шляпе и с чудесными смеющимися глазами, смех которой звучал как колокольчик, пускались в интересные приключения… Сирина закрыла лицо руками. Ей не хотелось больше ничего вспоминать. Но призракам, преследовавшим ее последние годы, теперь незачем отправляться за ней в далекие земли. Она сама пожаловала к ним в гости.
Сирина безотчетно свернула к фонтану ди Треви и остановилась, зачарованная им. Несколько минут она стояла неподвижно, опершись на ограду, наблюдая за струями воды, чувствуя свежесть ветерка, наполненного брызгами. Затем, медленно приблизившись к фонтану, Сирина бросила в него монету. Улыбнувшись, она неторопливо направилась дальше по виа дель Тритоне к собору Варберини, где долго стояла, раздумывая, куда идти дальше. Было почти одиннадцать вечера… Сирина вдруг поняла, что ей негде ночевать. Нужно отыскать какой-нибудь отель, пансионат… Но пока она решала, куда идти, ноги, казалось, уже выбрали направление. Когда Сирина поняла, где оказалась, ей стало не по себе.
Крошечная часть сознания советовала отдохнуть, подождать до утра. Ведь у нее был такой долгий и утомительный день… Но неожиданно для себя Сирина решилась. Она знала, куда ей идти, и никакая усталость уже не могла помешать попасть к знакомому дому на виа Юлия. Сирина должна его увидеть, хотя бы на миг! Делая последний поворот, она почувствовала, как быстрее забилось сердце, шаги сами собой ускорились. И вот, освещенный уличными фонарями, за деревьями показался фасад дворца из мерцающего белого мрамора, с высокими французскими окнами и балконами… Нижние этажи и широкие мраморные ступени, начинавшиеся от самых парадных ворот, скрывались за высокой оградой… Этот шедевр архитектуры окружали бесчисленные клумбы и газоны.