Страница:
На ходу составляя план действий, Элла отправилась в комнату матери и забрала из письменного стола все бумаги, относящиеся к путешествию в Южную Америку. Ее отец считал, что все в доме подчинено его воле, и в большинстве случаев так и было. Но в кризисные моменты Констанс Торнелоу с ее тихой внутренней силой становилась просто необходима всем, включая мужа. С тех пор как Элла отправила свою мать в отпуск, отец мечтал вернуть ее домой. Он, конечно, сочтет, что сейчас подходящий повод. Не бывать же этому!
Потом Элла пошла в библиотеку и нашла справочник по Восточной Европе, где перечислялись не только все авиакомпании, но и отели. Вернувшись наверх, она сделала несколько неудачных попыток связаться с венгерской авиакомпанией «Малев» и вынуждена была отложить это до утра. Однако все же позвонила в Будапешт и забронировала номер в отеле с этой ночи. Теперь надо было собрать багаж. Упаковав вещи в чемодан, она вдруг с неприязнью вспомнила, что надо достать еще один — специально для бального платья, в котором, согласно традиции, она должна позировать.
Утром осталось лишь сделать пару телефонных звонков и прийти на завтрак. В каком настроении будут отец с братом? — прикидывала Элла. Удастся ли мне сообщить им, что я улетаю!
Завтрак прошел в ледяной атмосфере, мужчины не проронили ни слова, и Элла не смогла заставить себя заговорить.
Когда Дэвид вышел из дому, она увязалась за ним, но у него голова была забита собственными проблемами, и он ничего не воспринимал. Элла не стала его тормошить и угрюмо побрела назад. Позвонив в авиакомпанию, она заказала место в самолете, который должен был вылететь в середине дня. Все, что ей осталось, — это сообщить Хэтти и Мими, что она воспользуется их любезным согласием поработать в магазине, и выкупить свой билет.
Со смешанными чувствами Элла села в самолет, а немного спустя вошла в свой номер в отеле. Оказавшись в Венгрии, она смогла наконец критически оценить ситуацию и опять задала себе вопрос: что я, в конце концов, собираюсь тут делать? Станет ли Будапешт меньшим из двух зол? В той атмосфере, что царила сегодня утром дома, жить невозможно. Но я и позировать не хочу!
Чувствуя, что умирает от голода, Элла отправилась на поиски гостиничного ресторана. Затем перевела свои часы на местное время. Вспомнив, что отец ждет ее к обеду в «Торнелоу Холле», она решила, что пора уже позвонить ему.
— Где? — удивленно переспросил он, услыхав, что она находится в Будапеште.
— Я в Венгрии. Ты же сам хотел, чтобы я уехала побыстрее, — добавила она, решив, что он уже забыл о своем приказе.
— Надеюсь, что ты хотя бы мистера Фазекаша уведомила заранее! — сказал отец раздраженно и, так как она не ответила, резко спросил: — Ты в доме мистера Фазекаша?
Узнав, что она находится в отеле, отец отругал ее и закончил приказным тоном:
— Немедленно позвони ему, скажи, что уже приехала. И не забудь извиниться!
Извиниться? За что?
— Да, папа, — пробормотала она и собралась уже попрощаться, но тут он вспомнил, о чем хотел спросить.
— В какой дыре сейчас торчит твоя мать? Ты наверняка знаешь. Я никак не могу отыскать ее бумаги.
— Очень плохо слышно, — ответила Элла и положила трубку, испытывая угрызения совести из-за «пропавшего» договора с турагентством.
Ее мучили разноречивые чувства: то ей казалось, что она поступила правильно, то захлестывало ощущение вины. Несмотря на всю жестокость отца, она все-таки любила его, и ей захотелось больше ничем его не огорчать. Преодолевая внутреннее сопротивление, а может, и просто упрямство, она нашла клочок бумаги с телефоном художника и набрала номер.
Трубку поднял какой-то мужчина.
— Здравствуйте. Я хотела бы поговорить с мистером Золтаном Фазекашем, — отчетливо и очень медленно произнесла она, надеясь, что собеседник имеет хотя бы отдаленное представление об английском.
— Это я, — ответил он с легким акцентом, и Элла обрадовалась, что может говорить на родном языке.
— Очень хорошо, — продолжила она и, помня о том, что отец никогда не сокращал ее имени, хотя оно такое труднопроизносимое, сообщила: — Меня зовут Арабелла Торнелоу. Я в Будапеште. Вы ведь меня ожидаете?
Ответом ей было молчание, и она подумала, что, возможно, он знает английский не так уж хорошо, как ей показалось сначала. Поскольку он не говорил ничего ни на венгерском, ни на английском, она попыталась объясниться еще раз, назвав гостиницу, в которой остановилась. Но когда и это сообщение не вызвало никакого ответа, Элла решила задать последний вопрос:
— Я должна приехать к вам?
На сей раз он ответил:
— Ничего не случится, если вы этого не сделаете. — И, пока она переваривала его слова, бросил трубку.
Глава ВТОРАЯ
Потом Элла пошла в библиотеку и нашла справочник по Восточной Европе, где перечислялись не только все авиакомпании, но и отели. Вернувшись наверх, она сделала несколько неудачных попыток связаться с венгерской авиакомпанией «Малев» и вынуждена была отложить это до утра. Однако все же позвонила в Будапешт и забронировала номер в отеле с этой ночи. Теперь надо было собрать багаж. Упаковав вещи в чемодан, она вдруг с неприязнью вспомнила, что надо достать еще один — специально для бального платья, в котором, согласно традиции, она должна позировать.
Утром осталось лишь сделать пару телефонных звонков и прийти на завтрак. В каком настроении будут отец с братом? — прикидывала Элла. Удастся ли мне сообщить им, что я улетаю!
Завтрак прошел в ледяной атмосфере, мужчины не проронили ни слова, и Элла не смогла заставить себя заговорить.
Когда Дэвид вышел из дому, она увязалась за ним, но у него голова была забита собственными проблемами, и он ничего не воспринимал. Элла не стала его тормошить и угрюмо побрела назад. Позвонив в авиакомпанию, она заказала место в самолете, который должен был вылететь в середине дня. Все, что ей осталось, — это сообщить Хэтти и Мими, что она воспользуется их любезным согласием поработать в магазине, и выкупить свой билет.
Со смешанными чувствами Элла села в самолет, а немного спустя вошла в свой номер в отеле. Оказавшись в Венгрии, она смогла наконец критически оценить ситуацию и опять задала себе вопрос: что я, в конце концов, собираюсь тут делать? Станет ли Будапешт меньшим из двух зол? В той атмосфере, что царила сегодня утром дома, жить невозможно. Но я и позировать не хочу!
Чувствуя, что умирает от голода, Элла отправилась на поиски гостиничного ресторана. Затем перевела свои часы на местное время. Вспомнив, что отец ждет ее к обеду в «Торнелоу Холле», она решила, что пора уже позвонить ему.
— Где? — удивленно переспросил он, услыхав, что она находится в Будапеште.
— Я в Венгрии. Ты же сам хотел, чтобы я уехала побыстрее, — добавила она, решив, что он уже забыл о своем приказе.
— Надеюсь, что ты хотя бы мистера Фазекаша уведомила заранее! — сказал отец раздраженно и, так как она не ответила, резко спросил: — Ты в доме мистера Фазекаша?
Узнав, что она находится в отеле, отец отругал ее и закончил приказным тоном:
— Немедленно позвони ему, скажи, что уже приехала. И не забудь извиниться!
Извиниться? За что?
— Да, папа, — пробормотала она и собралась уже попрощаться, но тут он вспомнил, о чем хотел спросить.
— В какой дыре сейчас торчит твоя мать? Ты наверняка знаешь. Я никак не могу отыскать ее бумаги.
— Очень плохо слышно, — ответила Элла и положила трубку, испытывая угрызения совести из-за «пропавшего» договора с турагентством.
Ее мучили разноречивые чувства: то ей казалось, что она поступила правильно, то захлестывало ощущение вины. Несмотря на всю жестокость отца, она все-таки любила его, и ей захотелось больше ничем его не огорчать. Преодолевая внутреннее сопротивление, а может, и просто упрямство, она нашла клочок бумаги с телефоном художника и набрала номер.
Трубку поднял какой-то мужчина.
— Здравствуйте. Я хотела бы поговорить с мистером Золтаном Фазекашем, — отчетливо и очень медленно произнесла она, надеясь, что собеседник имеет хотя бы отдаленное представление об английском.
— Это я, — ответил он с легким акцентом, и Элла обрадовалась, что может говорить на родном языке.
— Очень хорошо, — продолжила она и, помня о том, что отец никогда не сокращал ее имени, хотя оно такое труднопроизносимое, сообщила: — Меня зовут Арабелла Торнелоу. Я в Будапеште. Вы ведь меня ожидаете?
Ответом ей было молчание, и она подумала, что, возможно, он знает английский не так уж хорошо, как ей показалось сначала. Поскольку он не говорил ничего ни на венгерском, ни на английском, она попыталась объясниться еще раз, назвав гостиницу, в которой остановилась. Но когда и это сообщение не вызвало никакого ответа, Элла решила задать последний вопрос:
— Я должна приехать к вам?
На сей раз он ответил:
— Ничего не случится, если вы этого не сделаете. — И, пока она переваривала его слова, бросил трубку.
Глава ВТОРАЯ
На следующее утро, принимая ванну, Элла удрученно размышляла над грубостью Золтана Фазекаша.
Если он на своем родном языке разговаривает так же, как на английском, стало быть, он само очарование! Вчера я думала, что поездка в Венгрию — меньшее из двух зол, но оказалось, что придется провести неизвестно сколько времени в обществе сварливого старого холостяка. Правда, по его голосу не скажешь, что он такой уж старик. Скорее, средних лет. А голос такой жесткий и настороженный!
Элла оделась, спустилась в гостиничный ресторан и позавтракала рогаликами и сыром. Нет, лучше не торопиться с возвращением в Англию, пока дома все не уладится, решила она. А то внезапно уехала, тут же вернулась, не выполнив поручения, — все это переполнит чашу терпения отца, и бедному Дэвиду придется еще хуже.
Она с содроганием вспомнила убийственную атмосферу в «Торнелоу Холле. Да, самое правильное — пожить пока в этом отеле, погулять по городу… Правда, Золтан Фазекаш может поинтересоваться, куда я делась. Но я скорее повешусь, чем снова позвоню ему!
Однако, разложив все по полочкам, Элла поняла, что, как бы это ни было ей противно, придется, наверное, остаться в Венгрии и позировать для портрета.
Элла вернулась в номер. Чем заняться? Ей вовсе не улыбалось сидеть на месте в ожидании звонка художника, но, с другой стороны, не хотелось и мерзнуть, осматривая венгерскую столицу в холодный пасмурный день. Ладно, раз уж я приехала, то осмотрю местные достопримечательности: Будайские горы на высоком берегу Дуная и Пешт на низком берегу, а также начинающуюся здесь Великую равнину.
Она уже надела пальто и взяла сумочку, как вдруг зазвонил телефон. Элла подняла трубку.
— Надеюсь, вы обойдетесь без посторонней помощи? — резко спросил мужской голос, который она сразу же узнала, хотя до этого слышала только однажды.
Поведение художника начинало ее раздражать.
— Что? — спросила она.
— Вы должны переехать ко мне, — потребовал он, и Элла разозлилась еще сильнее.
Какого черта он здесь командует? Вырвавшись из-под власти одного деспота, она совершенно не собиралась тут же попасть в лапы другого!
— У вас есть мой адрес? — резко спросил он, не дождавшись ее ответа.
— Есть, но… — Она собиралась сказать, что хотела бы сначала осмотреть город, но он снова бесцеремонно ее прервал:
— Чем раньше мы начнем, тем раньше закончим! — и снова бросил трубку.
Ничего себе! — подумала она, не зная, что задело ее больше: деспотичный характер художника или то, что он ждет не дождется, когда отделается от нее, хотя еще ни разу ее не видел.
Я не собираюсь расшибаться в лепешку, выполняя его приказы, решила Элла, покинула свой номер и, поменяв стерлинги на форинты, выбрала около дюжины открыток с видами Венгрии. Она расположилась в холле и, не обращая внимания на восхищенные взгляды мужчин, стала подписывать открытки для всех родственников, для Гвенни и для прислуги в «Торнелоу Холле». Не забыла она и своих друзей, и Дэвида, и этого тирана — отца. Хотя уже другой тиран, с которым ей недавно пришлось познакомиться, не выходил у нее из головы.
Когда все открытки были посланы, Элла отправилась в буфет выпить кофе. Она была слишком взвинчена, чтобы попробовать хотя бы одно из аппетитных пирожных, красовавшихся на витрине. Золтан Фазекаш не оставлял ее мысли. Как она позволила незнакомому человеку так обращаться с нею — было вне ее понимания.
Выпив кофе, Элла по-прежнему была не готова выполнить требование художника. Но тут, к счастью, вспомнила о старом мистере Вэдкомбе, который уже выписался из больницы и чувствовал себя неплохо, правда, был еще очень слаб, когда она навестила его на прошлой неделе. Его, конечно, обрадует весточка из Венгрии.
Выбрав еще одну открытку, подписав ее и отослав, Элла вернулась в номер. Расчесала свои прекрасные густые рыжие волосы, слегка подкрасилась, надела строгий костюм темно-янтарного цвета из тонкой шерсти и аккуратно сложила все вещи. Затем она позвонила и попросила портье прислать в ее номер коридорного за багажом, а сама спустилась вниз, чтобы оплатить счет.
В поддень Элла надела пальто и села в такси, чтобы добраться до дома Золтана Фа-зекаша. Она никогда не была трусихой, но, глядя, как шофер быстро лавирует среди множества машин (неужели в Венгрии нет законов об ограничении скорости?), чувствовала легкую тошноту. Ну и лихач попался!
Оказалось, что дом Золтана Фазекаша находится в Буде — районе дорогих вилл. Наконец шофер остановился, достал ее чемоданы и отнес к фешенебельному парадному входу.
— Кёсёнём, — поблагодарила она, произнеся единственное известное ей венгерское слово, и расплатилась, вызвав поток непонятных фраз — шофер явно обрадовался щедрым чаевым.
Не имея ни малейшего представления о том, что он сказал, Элла ответила улыбкой, понятной человеку любой национальности. Подходя к двери, оба сияли. На звонок вышла маленькая плотная женщина в аккуратном темно-синем платье.
— Jo napot, — строго приветствовала она девушку.
Надеясь, что это означает «добрый день», Элла поздоровалась. Тогда женщина взглянула на чемоданы, пробормотала универсальное «ага», открыла дверь шире и позвала:
— Oszvald!
Взяв свой багаж, Элла переступила порог, но женщина жестом показала, чтобы девушка поставила чемоданы на место, и добавила:
— Nem! Oszvald.
Как только Элла ступила на мягкий ковер в холле, появился невысокий коренастый человек, которому, как и женщине, было явно под шестьдесят. Он занес чемоданы, и Элла поняла, что это и есть тот самый Освальд. Поравнявшись с Эллой, он вежливо произнес:
— Jo napot, — и стал подниматься по широкой лестнице.
— Ё налог, — ответила Элла. — Может, вы хотя бы чуть-чуть говорите по-английски? — добавила она, но тотчас поняла всю нелепость этого вопроса, заметив на лицах обоих смущение.
Элла решила, что встретившая ее женщина — экономка, но спросить было не у кого, и ей оставалось только надеяться, что она не ошиблась адресом. Женщина тоже стала подниматься по лестнице, и, предполагая, что она хочет показать ей комнату, Элла отправилась следом.
В доме было несколько этажей, а комната, в которую Эллу проводили, находилась на втором. Обставлена она была безупречно. На полу мягкий кремовый ковер, розоватые обои на стенах, пушистое розовое покрывало на широкой кровати и мебель красного дерева. В комнате оказалась еще одна дверь, ведшая в ванную. Закончив показ, провожатая сказала что-то совершенно непонятное.
— Прошу прощения… — начала девушка, понимая, что надо срочно найти какой-нибудь способ преодоления языкового барьера. Однако первой нашлась экономка: переставила свои часы на два и показала их Элле.
— Ebed! — сказала она, постучала по стеклу и вернула стрелки часов назад.
— Кёсёнём, — вежливо ответила Элла и, довольная, что женщина тут же ушла, задумалась над тем, что же произойдет в два часа.
Несмотря на то что Золтан Фазекаш приказал ей переехать к нему, его, по всей вероятности, дома не было. О Господи, вздохнула она, я так надеялась, что хоть тут отдохну от людей, которые приходят в ярость, если их приказания не выполняются в ту же минуту! Интересно, сколько потребуется времени, чтобы написать портрет? Хорошо бы несколько дней, а не недель… Правда, я все равно не могу вернуться домой, пока скандал не уляжется. А вдруг «эбёд» означает приход хозяина домой? Или что-то другое?
Спустя несколько минут Элла вышла из комнаты и вернулась в холл. Она полагала, что экономка услышит ее и придет узнать, что ей нужно. Однако на пушистом ковре шаги ее не были слышны.
Тогда, размышляя, в какую бы дверь войти, она выбрала ту, что была неплотно прикрыта. Толкнула ее и очутилась в комфортабельной, со. вкусом обставленной гостиной.
Элла давно уже проголодалась и предпочла бы сейчас очутиться в столовой, но, усевшись в удобное кресло, расслабилась и стала себя утешать. Может быть, в доме Золтана Фазекаша-не принято подавать ланч? Может, они также и не обедают? Да, скорее всего, в доме нет даже столовой…
В полвторого Элла уже пожалела, что не съела в буфете гостиницы несколько пирожных, и решила выйти из дома и найти какое-нибудь кафе. Однако, подумав, оставила эту мысль. Она сама была виновата, что не послушалась Золтана Фазекаша. Он требовал приехать сразу, а она это проигнорировала, выбрав тактику промедления… Доказав, что не зря получила строгое воспитание, Элла решила повиноваться старшим, хоть на сей раз, и подождать еще полчаса.
Без десяти два Элла рассталась с уютным креслом, подошла к окну и встала так, чтобы ее не было видно с улицы.
Стройная, с прекрасной осанкой, в темно-янтарном костюме с юбкой чуть выше колен, она стала разглядывать прохожих, стараясь угадать, кто может быть хозяином этого дома Пока она рассматривала согбенную спину жалкого старика, в комнату кто-то вошел.
Золтан Фазекаш, если это был действительно он, оказался совсем не сгорбленным и не дряхлым, а высоким, прекрасно сложенным мужчиной лет тридцати пяти. Бог мой, он очень даже ничего! — беспомощно думала Элла, пока холодные серые глаза хозяина дома изучали ее, разглядывая рыжие кудри, спускаясь вниз по ее телу до длинных стройных ног и маленьких ступней в изящных туфельках.
Ошеломленная внезапной встречей, она не могла пошевелиться и все же поймала себя на том, что идет к нему. Художник закончил изучение ее фигуры и протянул руку.
— Золтан Фазекаш, — сухо представился он, и его прикосновение показалось ей таким же ледяным и одновременно обжигающим, как и взгляд.
— Арабелла Торнелоу, — пробормотала она, чувствуя, что, раз этот человек настроен против нее, следует еще что-то сказать.
— Надеюсь, вам понравилась ваша комната, — вежливо, как и положено радушному хозяину, сказал он. — Если нет, попросите Фриду показать вам другую.
— Фриду? — переспросила Элла, не в состоянии унять дрожь в подбородке. Она не привыкла вызывать у людей неприязнь с первой же встречи.
Несколько секунд художник молча смотрел на нее.
— Это моя экономка, — снизошел он до объяснения.
— Женщина, которая меня впустила?
Он кивнул.
— Фрида никогда не отрывает меня от работы, — сообщил он, и Элла почувствовала, что ее голова начинает разламываться от различных предположений.
Если он работал, значит, где-то в доме есть мастерская? Стало быть, он все это время находился дома?
— Что означает слово «эбед»? — спросила она, но, взглянув на художника, сразу вспомнила, как обидел ее Золтан Фазекаш своим менторским тоном и приказами по телефону.
— Ланч! — отрезал он.
Элле захотелось спрятаться куда-нибудь от его холодных серых глаз. Она взглянула на часы — было уже почти два.
— Вот и хорошо, — решительно заявила она. — Я страшно проголодалась.
Он сам виноват в том, что я говорю такое, чего никогда бы не сказала в обществе другого человека, подумала она и решила все же извиниться, но, взглянув на хозяина дома, сразу забыла об этом.
Золтан Фазекаш, кажется, улыбнулся — доброжелательно и покаянно.
— Если вы соблаговолите пойти со мной, я накормлю вас раньше, чем вы меня накажете.
— Ваш английский великолепен, — пролепетала она, чтобы хоть что-то сказать, пока они шли через холл.
Художник не поблагодарил за комплимент, да она и не ожидала благодарности. Он только взял ее под локоть, ведя в нужном направлении. Боясь, что он спросит в ответ: «А как у вас с венгерским?» — Элла поспешила задать вопрос первой:
— Кто такой Освальд?
— Муж Фриды, — ответил Золтан Фазекаш и, больше ничего не добавив, ввел ее в элегантную столовую, где уже поджидала Фрида, чтобы прислуживать за ланчем.
Элла опустилась на предложенный ей стул, художник сел напротив, и Фрида, как всегда, без тени улыбки стала разливать суп по тарелкам.
Господи помилуй, какая мрачная экономка! — думала Элла. Но тут же с удивлением обнаружила, что на какое-то замечание хозяина Фрида улыбнулась, да и сам Золтан Фазекаш с явным удовольствием общался со своей прислугой.
Значит, это только со мной она так строга? — подумала девушка с раздражением. Показывает, что я в этом доме нежеланная гостья? Почему же Золтан Фазекаш так настаивал на том, чтобы я срочно приехала? По собственной воле я никогда бы этого не сделала. И если б не скандал дома, никто бы меня не удержал здесь. А может, все же лучше вернуться в Англию?
— Вам нравится суп? — прервал ее размышления художник.
Элле пришлось попробовать, хотя бы из вежливости.
— Превосходно, — ответила она, и это было правдой. Съев еще ложку, она поинтересовалась: — А что это?
— Jokai bableves, — ответил он и перевел: — Фасолевый суп. Он назван в честь Мора Йокаи, одного из самых известных венгерских писателей.
— Йокаи баблевеш, — повторила Элла.
Она доела все до конца, оценив поварское искусство Фриды. Поскольку хозяин дома оказался способен вести светскую беседу, Элла решила поддержать ее:
— Ваша мастерская находится в этом доме?
— Весь верхний этаж отведен для моей работы, — ответил он и замолчал, потому что вошла Фрида с подносом и подала им блюда из мяса и овощей.
— Кажется, вы работали все утро? — спросила Элла, разрезая картошку.
— А разве вы еще не поняли, что мне всегда есть чем заняться? — парировал он.
Теперь она окончательно убедилась, что Золтан Фазекаш был настроен против Арабеллы Торнелоу еще до знакомства с нею. Ну и прекрасно, гордо размышляла она, Арабелла Торнелоу тоже не в восторге от Золтана Фазекаша.
— Мы начнем работу над моим портретом уже сегодня? — спросила она и вдруг почувствовала, что обстановка накаляется: хозяин дома не отвечал, молча уставившись на нее холодными серыми глазами.
Она вынуждена была терпеть это пристальное изучение ее лица просто потому, что он художник и разглядывал ее абсолютно бесстрастно. Вдруг он покачал головой и медленно произнес:
— Вы выглядите усталой.
— Спасибо, — колко ответила она и тут же спохватилась, что надо бы извиниться за свой тон. Однако через секунду прогнала эту нелепую мысль прочь. С какой стати?
Она всегда всем нравилась с первого взгляда. И никогда не встречала людей, так откровенно дававших понять, что она им неприятна. И если перед ней художник хотя бы наполовину такого уровня, как о нем говорят, значит, он изучает ее внешность, чтобы пририсовать темные круги под глазами. Не сразу, конечно, а в самый последний момент!
Элла начинала чувствовать недоверие к этому художнику, который, вероятно, будет слишком правдив при написании картины. Ей больше не хотелось ни о чем говорить с ним. Судя по всему, желание общаться пропало и у него. Гармоничные отношения между хозяином и гостьей иссякли — если, конечно, с самого начала все это не было игрой ее воображения, — и ланч завершился в полном молчании.
Позже, когда Элла распаковывала свои вещи, ее мысли занимал только Золтан Фазекаш. Лицо художника неотступно преследовало ее, она видела перед собой прекрасный изгиб его губ, растянутых в улыбке. Пусть он разглядывал меня долго и пристально во время ланча, в этом нет ничего обидного, я не возражала бы, если б это продолжалось еще дольше. Но почему он так невзлюбил меня, даже когда мы еще не были знакомы? Может, отец сказал ему что-то такое, что заставило Золтана Фазекаша составить плохое мнение обо мне заранее?
Но она тут же отмела эту мысль, потому что хорошо знала своего отца, всегда пекшегося об имидже семьи Торнелоу.
Так и не поняв, за что Золтан Фазекаш невзлюбил ее, Элла схватила в охапку измявшуюся во время путешествия одежду и, надеясь, что художник спешит уловить мягкое предвечернее освещение, вышла из своей комнаты.
Если Фрида хотя бы чем-то похожа на Гвенни, то она в это время отдыхает, решила Элла и смело двинулась на кухню. Довольно быстро найдя ее, она открыла дверь в прачечную.
Пока Элла управлялась с утюгом, ее мысли вновь обратились к хозяину дома. То, что художник, пригласивший ее в Венгрию для создания портрета, не подготовился к работе, раздражало ее больше, чем что-либо другое.
Внезапно ее осенило: я же не предупредила о своем приезде! Почему он должен был бросить все, как только ж появилась на пороге его дома? Тем более художник с его именем!
Заканчивая гладить, Элла пришла к выводу, что сама во всем виновата: художник, должно быть, хотел, чтобы она сидела у него дома, готовясь к завтрашней работе.
И тут в кухню внезапно ворвалась Фрида, увидела ее в прачечной и ужаснулась. Изливая потоки венгерских слов, экономка подбежала к ней вплотную.
— Прошу прощения, — сказала Элла, осознавая, что вторглась на чужую территорию.
Однако Фрида знаками указала на утюг, затем на себя, затем на стопку уже выглаженных Эллой вещей, потом снова на себя, и Элла наконец уловила причину ее волнения.
— Ничего страшного, — улыбнулась Элла.
— Nem! — крикнула экономка и, указав на себя, стала жестами имитировать глажение. — Фрида!
Элла наконец сдалась.
— Кёсёнём, — улыбнулась она и, взяв свои прекрасно выглаженные вещи, хотела было уйти, но Фрида опять стала демонстрировать ей свои часы.
— Vasсora! — указав на цифру восемь и улыбнувшись, сказала экономка.
— Вачора, — повторила Элла. — Кёсёнём.
Когда она стала готовиться к обеду, то поняла, что маленькая, но дружеская беседа с экономкой повысила ее настроение. Элла приняла душ и надела элегантное голубое платье из джерси с короткими рукавами. Изучив свое отражение в зеркале, она осталась очень довольна собой и уже отошла от зеркала, когда кто-то постучал в дверь.
Она открыла.
Перед нею стоял Золтан Фазекаш в элегантном темном костюме и с безупречной прической. Элл» растерялась: она совсем не ожидала, что он придет в ее комнату.
— Я должен был сказать вам, что обед в восемь, — вежливо заметил художник.
Элла почувствовала, как предательски забилось сердце. Он стоял так близко и был так хорош собой, но главное — весьма предупредителен.
— Вы, я вижу, готовы? — довольно заметил он.
Элла спустилась вместе с ним в столовую, к своему удивлению чувствуя себя маленькой и слабой рядом с ним. Они пили аперитив и беседовали, и она поняла, что он интереснее и умнее, чем все ее знакомые мужчины.
— Фрида мне сказала, что вы были сегодня заняты в служебных помещениях дома, — сказал Золтан, когда они сели за стол.
— Она не очень расстроилась, что я без спросу взяла ее утюг? — поинтересовалась Элла, пока экономка, улыбаясь, наливала ей суп.
— Можете быть уверены, что нет, — ответил он. — Моя экономка всегда в хорошем расположении духа.
Интересно, от кого исходит инициатива? Элла вспомнила, что и его самого видела с ослепительной улыбкой на лице. Но это было лишь один раз. Пока он ведет себя вежливо, и я постараюсь быть на высоте, решила она.
— Просто восхитительно! — похвалила Элла, попробовав мяса, приготовленного с луком, помидорами и зеленым перцем. — А это блюдо как называется? — поинтересовалась она.
— Оно называется net vezer tokany — жаркое для семи вождей.
— Названо в честь древних мадьярских вождей? — спросила она.
— Вы, я вижу, не какая-нибудь пустоголовая рыжая девчонка, — заметил он и, пока она размышляла над тем, можно ли считать подобные слова комплиментом, удовлетворил ее любопытство: — Названо, как вы справедливо заметили, в честь вождей семи мадьярских племен, которые еще в девятом веке пришли с востока и остановились на Дунайской равнине.
Элле захотелось узнать об этом поподробнее, на языке у нее вертелось множество вопросов. Но Золтан Фазекаш налил в ее бокал вина, и она посчитала, что более вежливо будет, если она вначале отведает этого напитка.
— Венгерское, не так ли? — спросила она и, сделав глоток, была приятно поражена отличным качеством «Villanyi Kadarka».
— В нашей стране развито виноделие, — сообщил художник, и Элла порадовалась тому, как приятно течет их беседа.
Однако за десертом все резко изменилось.
По-моему, мне пора спросить, в какое время он ожидает меня в своей мастерской, решила Элла. И, конечно же, ей и в голову не пришло дважды подумать прежде чем задавать подобный вопрос. Когда после разговора о музыке венгерского композитора Бар-тока возникла небольшая пауза, она спросила:
— Во сколько мне прийти к вам завтра утром?
— Прийти ко мне? — ледяным тоном повторил хозяин дома.
— Возможно, вы желаете, чтобы я вам завтра попозировала? — она выбрала тон не намного теплее.
— Попозировала? — опять переспросил он. Элла вздрогнула: он прекрасно понимает по-английски, уж я-то знаю!
— Вы сказали, — пояснила она как можно более спокойно, — что чем раньше мы начнем, тем раньше закончим.
Если он на своем родном языке разговаривает так же, как на английском, стало быть, он само очарование! Вчера я думала, что поездка в Венгрию — меньшее из двух зол, но оказалось, что придется провести неизвестно сколько времени в обществе сварливого старого холостяка. Правда, по его голосу не скажешь, что он такой уж старик. Скорее, средних лет. А голос такой жесткий и настороженный!
Элла оделась, спустилась в гостиничный ресторан и позавтракала рогаликами и сыром. Нет, лучше не торопиться с возвращением в Англию, пока дома все не уладится, решила она. А то внезапно уехала, тут же вернулась, не выполнив поручения, — все это переполнит чашу терпения отца, и бедному Дэвиду придется еще хуже.
Она с содроганием вспомнила убийственную атмосферу в «Торнелоу Холле. Да, самое правильное — пожить пока в этом отеле, погулять по городу… Правда, Золтан Фазекаш может поинтересоваться, куда я делась. Но я скорее повешусь, чем снова позвоню ему!
Однако, разложив все по полочкам, Элла поняла, что, как бы это ни было ей противно, придется, наверное, остаться в Венгрии и позировать для портрета.
Элла вернулась в номер. Чем заняться? Ей вовсе не улыбалось сидеть на месте в ожидании звонка художника, но, с другой стороны, не хотелось и мерзнуть, осматривая венгерскую столицу в холодный пасмурный день. Ладно, раз уж я приехала, то осмотрю местные достопримечательности: Будайские горы на высоком берегу Дуная и Пешт на низком берегу, а также начинающуюся здесь Великую равнину.
Она уже надела пальто и взяла сумочку, как вдруг зазвонил телефон. Элла подняла трубку.
— Надеюсь, вы обойдетесь без посторонней помощи? — резко спросил мужской голос, который она сразу же узнала, хотя до этого слышала только однажды.
Поведение художника начинало ее раздражать.
— Что? — спросила она.
— Вы должны переехать ко мне, — потребовал он, и Элла разозлилась еще сильнее.
Какого черта он здесь командует? Вырвавшись из-под власти одного деспота, она совершенно не собиралась тут же попасть в лапы другого!
— У вас есть мой адрес? — резко спросил он, не дождавшись ее ответа.
— Есть, но… — Она собиралась сказать, что хотела бы сначала осмотреть город, но он снова бесцеремонно ее прервал:
— Чем раньше мы начнем, тем раньше закончим! — и снова бросил трубку.
Ничего себе! — подумала она, не зная, что задело ее больше: деспотичный характер художника или то, что он ждет не дождется, когда отделается от нее, хотя еще ни разу ее не видел.
Я не собираюсь расшибаться в лепешку, выполняя его приказы, решила Элла, покинула свой номер и, поменяв стерлинги на форинты, выбрала около дюжины открыток с видами Венгрии. Она расположилась в холле и, не обращая внимания на восхищенные взгляды мужчин, стала подписывать открытки для всех родственников, для Гвенни и для прислуги в «Торнелоу Холле». Не забыла она и своих друзей, и Дэвида, и этого тирана — отца. Хотя уже другой тиран, с которым ей недавно пришлось познакомиться, не выходил у нее из головы.
Когда все открытки были посланы, Элла отправилась в буфет выпить кофе. Она была слишком взвинчена, чтобы попробовать хотя бы одно из аппетитных пирожных, красовавшихся на витрине. Золтан Фазекаш не оставлял ее мысли. Как она позволила незнакомому человеку так обращаться с нею — было вне ее понимания.
Выпив кофе, Элла по-прежнему была не готова выполнить требование художника. Но тут, к счастью, вспомнила о старом мистере Вэдкомбе, который уже выписался из больницы и чувствовал себя неплохо, правда, был еще очень слаб, когда она навестила его на прошлой неделе. Его, конечно, обрадует весточка из Венгрии.
Выбрав еще одну открытку, подписав ее и отослав, Элла вернулась в номер. Расчесала свои прекрасные густые рыжие волосы, слегка подкрасилась, надела строгий костюм темно-янтарного цвета из тонкой шерсти и аккуратно сложила все вещи. Затем она позвонила и попросила портье прислать в ее номер коридорного за багажом, а сама спустилась вниз, чтобы оплатить счет.
В поддень Элла надела пальто и села в такси, чтобы добраться до дома Золтана Фа-зекаша. Она никогда не была трусихой, но, глядя, как шофер быстро лавирует среди множества машин (неужели в Венгрии нет законов об ограничении скорости?), чувствовала легкую тошноту. Ну и лихач попался!
Оказалось, что дом Золтана Фазекаша находится в Буде — районе дорогих вилл. Наконец шофер остановился, достал ее чемоданы и отнес к фешенебельному парадному входу.
— Кёсёнём, — поблагодарила она, произнеся единственное известное ей венгерское слово, и расплатилась, вызвав поток непонятных фраз — шофер явно обрадовался щедрым чаевым.
Не имея ни малейшего представления о том, что он сказал, Элла ответила улыбкой, понятной человеку любой национальности. Подходя к двери, оба сияли. На звонок вышла маленькая плотная женщина в аккуратном темно-синем платье.
— Jo napot, — строго приветствовала она девушку.
Надеясь, что это означает «добрый день», Элла поздоровалась. Тогда женщина взглянула на чемоданы, пробормотала универсальное «ага», открыла дверь шире и позвала:
— Oszvald!
Взяв свой багаж, Элла переступила порог, но женщина жестом показала, чтобы девушка поставила чемоданы на место, и добавила:
— Nem! Oszvald.
Как только Элла ступила на мягкий ковер в холле, появился невысокий коренастый человек, которому, как и женщине, было явно под шестьдесят. Он занес чемоданы, и Элла поняла, что это и есть тот самый Освальд. Поравнявшись с Эллой, он вежливо произнес:
— Jo napot, — и стал подниматься по широкой лестнице.
— Ё налог, — ответила Элла. — Может, вы хотя бы чуть-чуть говорите по-английски? — добавила она, но тотчас поняла всю нелепость этого вопроса, заметив на лицах обоих смущение.
Элла решила, что встретившая ее женщина — экономка, но спросить было не у кого, и ей оставалось только надеяться, что она не ошиблась адресом. Женщина тоже стала подниматься по лестнице, и, предполагая, что она хочет показать ей комнату, Элла отправилась следом.
В доме было несколько этажей, а комната, в которую Эллу проводили, находилась на втором. Обставлена она была безупречно. На полу мягкий кремовый ковер, розоватые обои на стенах, пушистое розовое покрывало на широкой кровати и мебель красного дерева. В комнате оказалась еще одна дверь, ведшая в ванную. Закончив показ, провожатая сказала что-то совершенно непонятное.
— Прошу прощения… — начала девушка, понимая, что надо срочно найти какой-нибудь способ преодоления языкового барьера. Однако первой нашлась экономка: переставила свои часы на два и показала их Элле.
— Ebed! — сказала она, постучала по стеклу и вернула стрелки часов назад.
— Кёсёнём, — вежливо ответила Элла и, довольная, что женщина тут же ушла, задумалась над тем, что же произойдет в два часа.
Несмотря на то что Золтан Фазекаш приказал ей переехать к нему, его, по всей вероятности, дома не было. О Господи, вздохнула она, я так надеялась, что хоть тут отдохну от людей, которые приходят в ярость, если их приказания не выполняются в ту же минуту! Интересно, сколько потребуется времени, чтобы написать портрет? Хорошо бы несколько дней, а не недель… Правда, я все равно не могу вернуться домой, пока скандал не уляжется. А вдруг «эбёд» означает приход хозяина домой? Или что-то другое?
Спустя несколько минут Элла вышла из комнаты и вернулась в холл. Она полагала, что экономка услышит ее и придет узнать, что ей нужно. Однако на пушистом ковре шаги ее не были слышны.
Тогда, размышляя, в какую бы дверь войти, она выбрала ту, что была неплотно прикрыта. Толкнула ее и очутилась в комфортабельной, со. вкусом обставленной гостиной.
Элла давно уже проголодалась и предпочла бы сейчас очутиться в столовой, но, усевшись в удобное кресло, расслабилась и стала себя утешать. Может быть, в доме Золтана Фазекаша-не принято подавать ланч? Может, они также и не обедают? Да, скорее всего, в доме нет даже столовой…
В полвторого Элла уже пожалела, что не съела в буфете гостиницы несколько пирожных, и решила выйти из дома и найти какое-нибудь кафе. Однако, подумав, оставила эту мысль. Она сама была виновата, что не послушалась Золтана Фазекаша. Он требовал приехать сразу, а она это проигнорировала, выбрав тактику промедления… Доказав, что не зря получила строгое воспитание, Элла решила повиноваться старшим, хоть на сей раз, и подождать еще полчаса.
Без десяти два Элла рассталась с уютным креслом, подошла к окну и встала так, чтобы ее не было видно с улицы.
Стройная, с прекрасной осанкой, в темно-янтарном костюме с юбкой чуть выше колен, она стала разглядывать прохожих, стараясь угадать, кто может быть хозяином этого дома Пока она рассматривала согбенную спину жалкого старика, в комнату кто-то вошел.
Золтан Фазекаш, если это был действительно он, оказался совсем не сгорбленным и не дряхлым, а высоким, прекрасно сложенным мужчиной лет тридцати пяти. Бог мой, он очень даже ничего! — беспомощно думала Элла, пока холодные серые глаза хозяина дома изучали ее, разглядывая рыжие кудри, спускаясь вниз по ее телу до длинных стройных ног и маленьких ступней в изящных туфельках.
Ошеломленная внезапной встречей, она не могла пошевелиться и все же поймала себя на том, что идет к нему. Художник закончил изучение ее фигуры и протянул руку.
— Золтан Фазекаш, — сухо представился он, и его прикосновение показалось ей таким же ледяным и одновременно обжигающим, как и взгляд.
— Арабелла Торнелоу, — пробормотала она, чувствуя, что, раз этот человек настроен против нее, следует еще что-то сказать.
— Надеюсь, вам понравилась ваша комната, — вежливо, как и положено радушному хозяину, сказал он. — Если нет, попросите Фриду показать вам другую.
— Фриду? — переспросила Элла, не в состоянии унять дрожь в подбородке. Она не привыкла вызывать у людей неприязнь с первой же встречи.
Несколько секунд художник молча смотрел на нее.
— Это моя экономка, — снизошел он до объяснения.
— Женщина, которая меня впустила?
Он кивнул.
— Фрида никогда не отрывает меня от работы, — сообщил он, и Элла почувствовала, что ее голова начинает разламываться от различных предположений.
Если он работал, значит, где-то в доме есть мастерская? Стало быть, он все это время находился дома?
— Что означает слово «эбед»? — спросила она, но, взглянув на художника, сразу вспомнила, как обидел ее Золтан Фазекаш своим менторским тоном и приказами по телефону.
— Ланч! — отрезал он.
Элле захотелось спрятаться куда-нибудь от его холодных серых глаз. Она взглянула на часы — было уже почти два.
— Вот и хорошо, — решительно заявила она. — Я страшно проголодалась.
Он сам виноват в том, что я говорю такое, чего никогда бы не сказала в обществе другого человека, подумала она и решила все же извиниться, но, взглянув на хозяина дома, сразу забыла об этом.
Золтан Фазекаш, кажется, улыбнулся — доброжелательно и покаянно.
— Если вы соблаговолите пойти со мной, я накормлю вас раньше, чем вы меня накажете.
— Ваш английский великолепен, — пролепетала она, чтобы хоть что-то сказать, пока они шли через холл.
Художник не поблагодарил за комплимент, да она и не ожидала благодарности. Он только взял ее под локоть, ведя в нужном направлении. Боясь, что он спросит в ответ: «А как у вас с венгерским?» — Элла поспешила задать вопрос первой:
— Кто такой Освальд?
— Муж Фриды, — ответил Золтан Фазекаш и, больше ничего не добавив, ввел ее в элегантную столовую, где уже поджидала Фрида, чтобы прислуживать за ланчем.
Элла опустилась на предложенный ей стул, художник сел напротив, и Фрида, как всегда, без тени улыбки стала разливать суп по тарелкам.
Господи помилуй, какая мрачная экономка! — думала Элла. Но тут же с удивлением обнаружила, что на какое-то замечание хозяина Фрида улыбнулась, да и сам Золтан Фазекаш с явным удовольствием общался со своей прислугой.
Значит, это только со мной она так строга? — подумала девушка с раздражением. Показывает, что я в этом доме нежеланная гостья? Почему же Золтан Фазекаш так настаивал на том, чтобы я срочно приехала? По собственной воле я никогда бы этого не сделала. И если б не скандал дома, никто бы меня не удержал здесь. А может, все же лучше вернуться в Англию?
— Вам нравится суп? — прервал ее размышления художник.
Элле пришлось попробовать, хотя бы из вежливости.
— Превосходно, — ответила она, и это было правдой. Съев еще ложку, она поинтересовалась: — А что это?
— Jokai bableves, — ответил он и перевел: — Фасолевый суп. Он назван в честь Мора Йокаи, одного из самых известных венгерских писателей.
— Йокаи баблевеш, — повторила Элла.
Она доела все до конца, оценив поварское искусство Фриды. Поскольку хозяин дома оказался способен вести светскую беседу, Элла решила поддержать ее:
— Ваша мастерская находится в этом доме?
— Весь верхний этаж отведен для моей работы, — ответил он и замолчал, потому что вошла Фрида с подносом и подала им блюда из мяса и овощей.
— Кажется, вы работали все утро? — спросила Элла, разрезая картошку.
— А разве вы еще не поняли, что мне всегда есть чем заняться? — парировал он.
Теперь она окончательно убедилась, что Золтан Фазекаш был настроен против Арабеллы Торнелоу еще до знакомства с нею. Ну и прекрасно, гордо размышляла она, Арабелла Торнелоу тоже не в восторге от Золтана Фазекаша.
— Мы начнем работу над моим портретом уже сегодня? — спросила она и вдруг почувствовала, что обстановка накаляется: хозяин дома не отвечал, молча уставившись на нее холодными серыми глазами.
Она вынуждена была терпеть это пристальное изучение ее лица просто потому, что он художник и разглядывал ее абсолютно бесстрастно. Вдруг он покачал головой и медленно произнес:
— Вы выглядите усталой.
— Спасибо, — колко ответила она и тут же спохватилась, что надо бы извиниться за свой тон. Однако через секунду прогнала эту нелепую мысль прочь. С какой стати?
Она всегда всем нравилась с первого взгляда. И никогда не встречала людей, так откровенно дававших понять, что она им неприятна. И если перед ней художник хотя бы наполовину такого уровня, как о нем говорят, значит, он изучает ее внешность, чтобы пририсовать темные круги под глазами. Не сразу, конечно, а в самый последний момент!
Элла начинала чувствовать недоверие к этому художнику, который, вероятно, будет слишком правдив при написании картины. Ей больше не хотелось ни о чем говорить с ним. Судя по всему, желание общаться пропало и у него. Гармоничные отношения между хозяином и гостьей иссякли — если, конечно, с самого начала все это не было игрой ее воображения, — и ланч завершился в полном молчании.
Позже, когда Элла распаковывала свои вещи, ее мысли занимал только Золтан Фазекаш. Лицо художника неотступно преследовало ее, она видела перед собой прекрасный изгиб его губ, растянутых в улыбке. Пусть он разглядывал меня долго и пристально во время ланча, в этом нет ничего обидного, я не возражала бы, если б это продолжалось еще дольше. Но почему он так невзлюбил меня, даже когда мы еще не были знакомы? Может, отец сказал ему что-то такое, что заставило Золтана Фазекаша составить плохое мнение обо мне заранее?
Но она тут же отмела эту мысль, потому что хорошо знала своего отца, всегда пекшегося об имидже семьи Торнелоу.
Так и не поняв, за что Золтан Фазекаш невзлюбил ее, Элла схватила в охапку измявшуюся во время путешествия одежду и, надеясь, что художник спешит уловить мягкое предвечернее освещение, вышла из своей комнаты.
Если Фрида хотя бы чем-то похожа на Гвенни, то она в это время отдыхает, решила Элла и смело двинулась на кухню. Довольно быстро найдя ее, она открыла дверь в прачечную.
Пока Элла управлялась с утюгом, ее мысли вновь обратились к хозяину дома. То, что художник, пригласивший ее в Венгрию для создания портрета, не подготовился к работе, раздражало ее больше, чем что-либо другое.
Внезапно ее осенило: я же не предупредила о своем приезде! Почему он должен был бросить все, как только ж появилась на пороге его дома? Тем более художник с его именем!
Заканчивая гладить, Элла пришла к выводу, что сама во всем виновата: художник, должно быть, хотел, чтобы она сидела у него дома, готовясь к завтрашней работе.
И тут в кухню внезапно ворвалась Фрида, увидела ее в прачечной и ужаснулась. Изливая потоки венгерских слов, экономка подбежала к ней вплотную.
— Прошу прощения, — сказала Элла, осознавая, что вторглась на чужую территорию.
Однако Фрида знаками указала на утюг, затем на себя, затем на стопку уже выглаженных Эллой вещей, потом снова на себя, и Элла наконец уловила причину ее волнения.
— Ничего страшного, — улыбнулась Элла.
— Nem! — крикнула экономка и, указав на себя, стала жестами имитировать глажение. — Фрида!
Элла наконец сдалась.
— Кёсёнём, — улыбнулась она и, взяв свои прекрасно выглаженные вещи, хотела было уйти, но Фрида опять стала демонстрировать ей свои часы.
— Vasсora! — указав на цифру восемь и улыбнувшись, сказала экономка.
— Вачора, — повторила Элла. — Кёсёнём.
Когда она стала готовиться к обеду, то поняла, что маленькая, но дружеская беседа с экономкой повысила ее настроение. Элла приняла душ и надела элегантное голубое платье из джерси с короткими рукавами. Изучив свое отражение в зеркале, она осталась очень довольна собой и уже отошла от зеркала, когда кто-то постучал в дверь.
Она открыла.
Перед нею стоял Золтан Фазекаш в элегантном темном костюме и с безупречной прической. Элл» растерялась: она совсем не ожидала, что он придет в ее комнату.
— Я должен был сказать вам, что обед в восемь, — вежливо заметил художник.
Элла почувствовала, как предательски забилось сердце. Он стоял так близко и был так хорош собой, но главное — весьма предупредителен.
— Вы, я вижу, готовы? — довольно заметил он.
Элла спустилась вместе с ним в столовую, к своему удивлению чувствуя себя маленькой и слабой рядом с ним. Они пили аперитив и беседовали, и она поняла, что он интереснее и умнее, чем все ее знакомые мужчины.
— Фрида мне сказала, что вы были сегодня заняты в служебных помещениях дома, — сказал Золтан, когда они сели за стол.
— Она не очень расстроилась, что я без спросу взяла ее утюг? — поинтересовалась Элла, пока экономка, улыбаясь, наливала ей суп.
— Можете быть уверены, что нет, — ответил он. — Моя экономка всегда в хорошем расположении духа.
Интересно, от кого исходит инициатива? Элла вспомнила, что и его самого видела с ослепительной улыбкой на лице. Но это было лишь один раз. Пока он ведет себя вежливо, и я постараюсь быть на высоте, решила она.
— Просто восхитительно! — похвалила Элла, попробовав мяса, приготовленного с луком, помидорами и зеленым перцем. — А это блюдо как называется? — поинтересовалась она.
— Оно называется net vezer tokany — жаркое для семи вождей.
— Названо в честь древних мадьярских вождей? — спросила она.
— Вы, я вижу, не какая-нибудь пустоголовая рыжая девчонка, — заметил он и, пока она размышляла над тем, можно ли считать подобные слова комплиментом, удовлетворил ее любопытство: — Названо, как вы справедливо заметили, в честь вождей семи мадьярских племен, которые еще в девятом веке пришли с востока и остановились на Дунайской равнине.
Элле захотелось узнать об этом поподробнее, на языке у нее вертелось множество вопросов. Но Золтан Фазекаш налил в ее бокал вина, и она посчитала, что более вежливо будет, если она вначале отведает этого напитка.
— Венгерское, не так ли? — спросила она и, сделав глоток, была приятно поражена отличным качеством «Villanyi Kadarka».
— В нашей стране развито виноделие, — сообщил художник, и Элла порадовалась тому, как приятно течет их беседа.
Однако за десертом все резко изменилось.
По-моему, мне пора спросить, в какое время он ожидает меня в своей мастерской, решила Элла. И, конечно же, ей и в голову не пришло дважды подумать прежде чем задавать подобный вопрос. Когда после разговора о музыке венгерского композитора Бар-тока возникла небольшая пауза, она спросила:
— Во сколько мне прийти к вам завтра утром?
— Прийти ко мне? — ледяным тоном повторил хозяин дома.
— Возможно, вы желаете, чтобы я вам завтра попозировала? — она выбрала тон не намного теплее.
— Попозировала? — опять переспросил он. Элла вздрогнула: он прекрасно понимает по-английски, уж я-то знаю!
— Вы сказали, — пояснила она как можно более спокойно, — что чем раньше мы начнем, тем раньше закончим.