Помимо ИПВ, известны узбекская партия "Исламское воинство", Татарский Общественный Центр и казахская партия "АЛАШ", лидер которой как-то высказался в том смысле, что если тюрки-мусульмане сплотятся, то вполне могут сформировать супергосударство от пустыни Гоби до Карпат.
Такие вот планы.
В канцелярии муфтия (настоятеля мечети) мне сообщили, что в одном только Петербурге сегодня живет более ста тысяч мусульман не менее чем пятнадцати национальностей.
Между прочим, такая цифра означает, что в северной столице живет ВДВОЕ больше мусульман, чем в Риме, считающемся самой исламизированной столицей Европы.
Священников в христианском смысле у мусульман нет. Имам - это не отец прихожан, облеченный властью от Бога, а просто член общины, выполняющий определенные административные функции.
Имама петербургской Соборной мечети звали Жофяр Пончаев. Крупный седеющий мужчина. Строгий и немногословный. Такой, каким и подобает быть предстоятелю правоверных.
На стенах его кабинета висели фотографии исламских святынь и ковры. Родом Жофяр Насибуллович оказался из-под Пензы. В Петербурге живет больше двадцати лет.
- Мой день начинается рано. Когда в четыре утра, когда в полпятого. День мусульманина четко поделен между пятью молитвами. Первая из них приурочена к восходу солнца. Летом, когда белые ночи, поспать удается от силы часа четыре.
Весь остальной день тоже сверяетс
я по ходу светил. Главная служба сегодня, например, начнется в 2.20 пополудни. Знаете почему? Потому что на широте Петербурга именно в эту минуту солнце стоит прямо над головой и деревья не отбрасывают тени.
- Откуда такая точность?
- Чтобы молиться в строго предписанное время, мы поддерживаем постоянные отношения с Пулковской обсерваторией. По нашей просьбе астрономы высчитывают точное время восхода и захода солнца. Составляют лунный календарь.
- Чем занимаетесь после утренней молитвы?
- Много времени отнимает ремонт: восстанавливаем храм. Денег из-за границы никто нам не пришлет. А только на восстановление уникального купола нужно несколько сотен тысяч долларов.
Еще я езжу по домам. То ребенок родится - нужно дать имя. То умер кто-то - провожаем в последний путь.
- У мусульман эти услуги платные?
- Платные конечно. Но недорогие. Беру только, чтобы окупить бензин.
Мне хотелось о многом порасспросить имама. Меня интересовало его мнение насчет того, сможет ли мусульманин в ближайшее время стать Президентом России, и то, что за музыку он слушает в машине, и то...
Стрелки часов приближались к 2.20. Имам сказал, что интервью окончено.
Облачившись для молитвы (на голове небольшая белая чалма, в руках Коран, на ветру развевается зеленый, цвета ислама, плащ...), Жофяр Пончаев прошагал в мечеть.
Я попробовал пройти следом.
Старичок-привратник по-отечески строго спросил, мусульманин ли я. Узнав, что так и есть, я НЕ мусульманин, дальше идти запретил.
Я стоял у порога и смотрел, как прихожане (человек семь, из них двое негры), на ходу надевая тюбетейки, проходили в мечеть. Мужчины шли прямо. Женщины - направо, за занавеску.
Огромный, как футбольное поле, пол был до сантиметра застелен коврами. Ходить по ним разрешалось лишь босиком. Для удобства прихожан у входа висел сапожный рожок.
Время подошло. Тени от минаретов исчезли. Молящиеся встали плечом к плечу и устремили взгляды на темную арку в самой дальней стене мечети.
Арка указывала направление строго на восток.
Туда, где под ослепительным аравийским солнцем своей непонятной жизнью живет древний город Мекка.
Родина пророка Мухаммада.
Глава 5
Интервью
Сперва хочу рассказать вам о самом коротком интервью в своей жизни.
На тот момент я работал в журнале, в котором постоянно возникали проблемы с тем, чье лицо следует ставить на обложку. Для очередного номера выбрали певицу Линду. Ее концерт как раз должен был проходить в клубе "Candyman".
Я разыскал телефон ответственного за Линдины гастроли и позвонил. Парень сказал, что проблемы нет. Встречаемся завтра в полдень в клубе, и можно снимать.
Помню, я еще удивился: какой, на хрен, полдень? Она небось спать ложится в девять утра. Но все равно приехал в клуб к назначенному времени. Привез с собой фотографа, две машины фотоаппаратуры, стилиста, визажиста и всех, кого положено привозить на съемки.
Звонили в дверь мы долго. Потом нам открыл заспанный охранник. Он удивился: Линда? какая Линда? Клуб пуст. Внутрь мы все равно прошли.
Часов до трех мы просто сидели и всей компанией скучали. Потом начали появляться работники клуба, и фотограф предложил выпить пива. Все равно сидим, почему не выпить?
Мой вчерашний собеседник появился около шести вечера. Он был похмелен, помят и чувствовал себя виноватым. Парень сказал, что это его вина и, раз он выволок нас всех в такую рань, то пусть, пока не приехала певица, нам дают пиво в баре бесплатно.
Это было стратегической ошибкой.
К полуночи стилисты-визажисты окончательно потерялись, а мой фотограф уснул за столом. Я тоже был пьян, но нашел в себе силы наорать на организатора гастролей по поводу того, что съемка срывается.
Тот успел опохмелиться, пришел в себя и сказал, что хрен с ней, со съемкой. Раз так получилось, брат, просто возьми у Линды интервью, а снимешь ее завтра, идет? Я сказал "Идет!" и выпил с ним на брудершафт.
Концерт начался в два ночи. Кончился в полпятого утра. За истекшие часы я успел два раза перейти с пива на водку и обратно.
После концерта возле гримерки певицы толпилось не меньше взвода журналистов с диктофонами и минимум три телекамеры. Мой собутыльник кричал: "Не все сразу!"
Он раздвинул толпу плечом, запихнул меня внутрь и сказал, что десять минут я могу разговаривать спокойно, а потом он, наверное, не сможет сдерживать толпу. Стараясь не боднуть качающиеся во все стороны стены, я зашел и увидел Линду.
Певица на меня посмотрела. Я посмотрел на певицу.
Только в этот момент до меня дошло, что диктофона у меня с собой нет. Что там диктофона! У меня не было ни ручки, ни бумаги... ни одного заготовленного вопроса... ни единой мысли насчет того, зачем я сюда приперся.
Я икнул. Пошатался. Попробовал собрать вместе разбегающиеся глаза. Сказал: "Sorry" и вышел вон.
Следующий номер журнала появился без Линдиного лица на обложке.
Впрочем, бывали в моей практике интервью и поудачнее. Накопленным опытом спешу поделиться с вами.
Прежде всего: не парьтесь. Интервью - это не страшно.
Начинающие журналисты много переживают: а как им следует себя вести? как бы сделать так, чтобы никто не догадался, что они - именно начинающие журналисты?
Можете быть уверены: человек, предупрежденный о том, что к нему придут ИЗ ГАЗЕТЫ, сам пребывает в состоянии стресса. Любой ваш понт он воспримет как должное.
Можете прийти на интервью пьяным в сосиску или одетым в семейные трусы вместо брюк. Контрагент решит, что именно так и должна вести себя пресса.
Другое дело, что за текст у вас получится на выходе. У меня вот с Линдой фокус не удался.
Вообще интервью бывают двух разных видов. Каждый из них требует особого подхода. Забыть об этом отличии - главная причина неудачи.
Во-первых, бывают интервью со звездами. Звезду можно спрашивать о чем угодно. Раз вы сумели попасть на эксклюзив к Майклу Джексону, то, даже если единственные слова, которых вы добились, были словами "Пшел вон!" интервью удалось.
Все, что говорит звезда, - интересно само по себе. Режим дня, любимые сорта одеколонов и пива, детские воспоминания - каждое лыко в строку.
Во-вторых же, бывают интервью с не- или малоизвестными персонажами. И вот от них вы должны добиться уже сногсшибательных историй.
Если ваш собеседник - Вася Хренсбугров, то рассказывать Вася должен о том, как занимался сексом с мумией или, на худой конец, на дирижабле летал вокруг света. Иначе не стоит тратить пленку в диктофоне.
Конечно, оптимален третий вид интервью: когда вы говорите со звездой, а она, звезда, открывает вам какие-нибудь секреты. Типа того, что известный политик мечтает переспать с 9-летней девочкой или бородатый поп-идол является незаконнорожденной дочерью Григория Распутина.
К сожалению, более распространен ублюдочный четвертый вариант. Газеты лопаются от умничанья никому на свете не известных Васей, которые (подумать только!) любят холодное пиво и не любят скрежет вилкой по тарелке.
В качестве иллюстрации к сказанному предлагаю вам два интервью собственного изготовления.
Первое - с нынешним митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Владимиром. Но сперва расскажу, как это интервью было взято.
В конце 1995-го скончался питерский митрополит Иоанн (Снычев). Я встречался с владыкой несколько раз. Встречи происходили в резиденции митрополита.
Она располагалась на Каменном острове, среди особняков звезд и политиков. Внутри серого гранитного здания были обитые дубовыми панелями стены, много картин и мебель под XVIII век. Еще при резиденции имелась собственная церковь.
Последние месяцы владыка выглядел плохо. Было видно, как он болен. Одно из интервью мне хотелось зажать, какое-то время не публиковать и, дождавшись момента, выдать текст за последнее предсмертное интервью митрополита.
Посоветовавшись с совестью, я не стал так поступать.
Прибытие же нового владыки я отслеживал с самого начала. После заседания Синода, на котором отец Владимир получил новое назначение, я позвонил в его бывшую епархию, поговорил с теми, кто знает батюшку лично.
Потом поприсутствовал на последней литургии, отслуженной епископом, замещавшим умершего митрополита Иоанна. Позже ходил на вокзал встречать нового митрополита с поезда.
Такие штуки полезны. К интервью стоит готовиться: выяснить биографию собеседника, набросать план вопросов, навести справки о том, каков он в общении.
Можно и не готовиться. Не удивляйтесь в таком случае, что чувствовать вы себя будете, как полный кретин.
Как только митрополит обустроился на месте, я стал звонить его пресс-секретарю насчет личной встречи. Тот повторял, что владыка не хочет отвлекаться на глупости. Я настаивал. Потом пресс-секретарь сдался.
Секретарь приехал с митрополитом из самого Краснодара. Подозреваю, что прежде он был приходским священником. Где-нибудь в глубинке.
Само по себе это не плохо. Плохо то, что специфики работы с прессой он не представлял даже приблизительно.
Когда я дожал батюшку насчет интервью и пришел в канцелярию митрополита, то обнаружил, что там сидит уже человек пятнадцать журналюг-конкурентов.
То есть вы понимаете, да? Я договаривался о встрече. Под эксклюзив с владыкой в моей газете была отведена громадная полоса. А пресс-секретарь думал решить вопрос разом и предлагал вместо эксклюзива пресс-конференцию. Которая не нужна ни мне, ни журналюгам.
Интервью - дело интимное. Интимнее, чем девушек целовать. А пресс-конференции - самый отстойный способ получения информации. Настоящие reporters сюда не ходят.
Я орал. Я даже толкал коллег в грудь. И я победил. После получаса скандала было решено, что вместо общей пресс-конференции владыка станет принимать прессу по очереди. Каждому отводится пятнадцать минут.
Сев за стол, отец Владимир положил перед собой часы. Я аккуратно прикрыл их листком бумаги. Каждый вопрос после второго я начинал со слов: "И последнее!" Тактичный митрополит так и не выставил меня за дверь.
Вместо пятнадцати минут я разговаривал с владыкой два часа двадцать минут. Тоже немного, но все-таки...
Иногда озверевшие коллеги засовывали в кабинет головы. Я не обращал внимания. Одному, самому доставучему, подойдя к двери, я сказал, что подкараулю после и сломаю нос.
Кстати, тот день закончился тем, что после интервью я, выжатый и убитый, мечтающий только о холодном пиве, пришел в редакцию, а мне позвонили из Законодательного Собрания и сказали, что в Мариинском дворце депутаты сегодня встречаются с Далай-ламой.
Вместо пива я купил новую кассету в диктофон и побежал во дворец.
Упоминаю об этом, лишь чтобы вы представляли, в каких условиях приходится работать.
Как бы то ни было, вот текст получившегося интервью:
Митрополит Владимир
в городе святого Петра
В коридоре, который ведет к приемной петербургских митрополитов, висит тридцать один портрет. Словно предки в старинном рыцарском замке, со стен смотрят лица тех, кто занимал Петербургскую кафедру на протяжении двух с половиной столетий.
Недавно здесь повесили тридцать второй портрет.
Митрополит Владимир прибыл в епархию совсем недавно. Тем не менее трудно найти в городе человека, который бы о нем не слышал.
Мирское имя владыки - Владимир Саввич Котляров. Ему скоро семьдесят. Новый владыка располагает к себе даже внешностью: невысокий, коренастый, с пушистой седой бородой.
Коллеги-священники отмечают работоспособность владыки. Интеллигенция начитанность и умение аргументированно объяснить свою точку зрения. Женщины - природное обаяние.
В общем, едва появившись в городе, митрополит Владимир уже успел его покорить.
- Давайте начнем с самого начала: с вашей семьи.
- Я родился в 1929-м в Северном Казахстане. Мои предки были крестьянами. В те края они перебрались при моем дедушке, во времена столыпинских реформ.
Отец с детства пел в церковном хоре. У него был очень красивый голос альт. Когда еще мальчишкой, по большим праздникам он читал "Апостол", барыня за голос давала ему каждый раз рубль. Это в те времена, когда корова стоила три рубля!
Со временем отец стал регентом, псаломщиком, затем его рукоположили в дьяконы, а умер он уже священником.
В семье было шестеро детей. Я самый младший. Двое детей умерли еще в младенчестве. Остальные живы до сих пор.
Брат у меня живет в Москве. Он военный, полковник запаса. Одна сестра работала учительницей. Сейчас она живет в Майкопе. Вторая жила в Киеве. Много лет пела в хоре киевского Владимирского собора. У нее, как и у отца, прекрасный голос. Сейчас она на пенсии. Вместе со мной сестра приехала в Петербург.
- И вся семья - верующие?
- Мы с детства воспитывались в вере. Другой разговор, что, пока мне не исполнилось тринадцать, я и не догадывался, что отец - священник. Такие были времена.
Отцу приходилось скрывать сан. За ним охотились работники госбезопасности. Мы много переезжали. Документы о рукоположении отец хранил в тайнике.
Сам я, когда решил стать священником, сначала приобрел гражданскую специальность. Я считал, что она может пригодиться мне в лагере.
В 1948 году я окончил Джамбульский техникум статистики. То есть по образованию я бухгалтер.
Когда после войны стали открывать храмы, я начал посещать службы. Пел в хоре. Мне все это очень нравилось. В девятнадцать лет я уехал из Алма-Аты в Москву - поступать в семинарию.
Отец меня благословил. Но когда я ехал в поезде, то помню свои ощущения: я боялся даже загадывать, что со мной станет дальше.
Обычно тех, кто не принимает монашества, рукополагают в священники годам к 30-35. Я упросил тогдашнего митрополита рукоположить меня почти сразу после семинарии.
Я был необыкновенно молодым священником.
- А дальше?
- После семинарии я приехал в Ленинград. В здешней Духовной Академии был такой преподаватель - протоиерей Александр Осипов. Он преподавал Ветхий Завет.
В 1959 году он отрекся от веры, написал в "Правду" статью, в которой открыто похулил Бога, и стал ездить по стране с атеистическими лекциями. Меня попросили вести курс вместо него.
Ветхий Завет - очень трудная тема. Я отказывался. Хотя и недолго. А уже в 1962 году я принял монашество.
- Лично мне очень интересно: что чувствует человек, решающийся на такой шаг? Все-таки стать монахом... полностью изменить жизнь...
- Что сказать? Конечно, у монахов свои обеты, более строгий пост. Монахам необходимо читать "правило" - особые ежедневные молитвы. Но изменило ли это мою жизнь?
Понимаете, в детстве я перенес тяжелую травму. У меня был сломан позвоночник. Я долго и очень серьезно болел. Последствия сказываются до сих пор.
Так что жениться я, в общем-то, и не собирался. Думал: заведу жену, детей, а сам не выдержу. Семья будет страдать. Я не хотел осложнять чью-то жизнь. Решил, что лучше оставаться одному.
Так что жизнь почти не изменилась. У меня даже имя осталось прежнее.
Обычно, когда человек становится монахом, он получает другое, монашеское, имя. А я не хотел, чтобы в паспорте у меня значилось "Владимир Саввич", а люди звали бы меня... "владыко Пантелеймон"... или, скажем, "Амникодист".
Меня постригали в монахи в Троице-Сергиевой лавре. По традиции этой лавры, заранее были написаны три записки с разными именами: "Никон" (имя, предложенное настоятелем лавры), "Константин" (имя, предложенное патриархатом) и "Владимир" (имя, которое я предложил сам).
Постригавший меня ленинградский митрополит Никодим вытащил одну записку и громко прочел: "Брат наш... Владимир".
Я почувствовал, что по лицу у меня расползается улыбка.
- Правда ли, что у православных монахов какое-то особенно строгое постное меню?
- Не люблю, когда мне задают такие вопросы. Я ведь не спортсмен, не музыкант, чтобы кого-то интересовали подробности моей личной жизни.
- И все-таки?
- Хорошо. Я отвечу. Есть я стараюсь поменьше. Образ жизни у меня сидячий. Калорий расходуется мало, а толстеть не хочется.
С утра - очень легкий завтрак. Салат или каша. Вечером я почти никогда не ем. Разве что немного орехов. Просто чтобы не принимать лекарства на голодный желудок.
Когда несу послушание в монастыре, то там пост, конечно, строже. Недавно жил при Псково-Печерском монастыре. Решил себя испытать и десять дней голодал. Не ел вообще ничего.
Чувствовал себя превосходно! Восстановил свой нормальный вес: 75 килограммов. Ровно столько я весил в пятьдесят лет. Нормализовалось давление.
Организм так очистился, что в комнату вносили гвоздики, и я чувствовал их запах. А ведь считается, что гвоздики не пахнут.
Сейчас времени заниматься собой нет. Ничего этого я, конечно, не чувствую.
А вообще, вы поймите: я никогда не был приходским священником. Или монахом, служащим в монастыре. Я очень рано попал в особую рабочую струю и начал много работать за границей. Выполнял задания, наполовину церковные... а наполовину... скажем так, - дипломатические.
- Вы помните свою самую первую поездку?
- Прекрасно помню. При Хрущеве границы СССР немного приоткрылись. В 1961-м за рубеж отправилась первая большая делегация Русской Православной Церкви.
Сложилось так, что в эту делегацию попал и я.
Мы ехали в Нью-Дели, на конференцию Всемирного Совета Церквей. Есть такая организация. Ответственность - жуткая!
Все понимали: случись что, и это моментально отразится на отношении советского правительства к Церкви. А с другой стороны, мы разговаривали с людьми, видели, что им безумно интересно, но на самом деле люди уверены, что все приехавшие священники - агенты КГБ.
Приходилось доказывать, что мы представляем не Кремль, а именно Церковь.
Вставали затемно. Прямо в номере отеля служили литургию. Потом шли на заседания. Опыта никакого не было. Но мы старались изо всех сил, пытались представлять Православие в мире.
- Насколько я знаю, за тридцать лет вы успели побывать от Парижа до Индии...
- Да. Успел.
- Какой город запомнился больше всего?
- Иерусалим. Когда я был заместителем начальника Духовной миссии в Святой земле, нас там было всего трое. А иностранных посольств, миссий, представительств - больше сорока.
Я прожил там полгода. Начальник Миссии каждый вечер шел на один дипломатический прием, эконом - на другой, а я - на третий.
А еще мне, разумеется, запомнилась поездка 1962 года в Рим на II Ватиканский Собор, когда я встречался с Папой Иоанном XXIII. Я был там наблюдателем от Русской Православной Церкви.
То, что я увидел в Ватикане, меня потрясло!
- Потрясло?
- Все, что меня окружало, было таким величественным... сам этот громадный ватиканский Собор св. Петра... Вы, кстати, знаете, что наш петербургский Казанский собор - его уменьшенная копия?
На одном только заседании там могли присутствовать 90 кардиналов! Три тысячи епископов! И это в те годы, когда на весь громадный Советский Союз было 40-50 епископов!
- Было обидно за державу?
- И это тоже. Но главное, именно в Ватикане я впервые увидел, чем может стать Церковь, если ей не мешать нормально развиваться.
Огромное количество процветающих монастырей! Прекрасно функционирующие учебные заведения! Организации мирян, с которыми не могут не считаться правительства!
Вы даже не представляете, насколько это прекрасно работающая система! Ватикан отлаживал ее две тысячи лет. Сегодня Церковь на Западе - это могучая общественная сила!
В Ватикане я увидел, какой могла бы быть Русская Православная Церковь. И очень сожалел, что у нас эти возможности не используются.
Мы могли бы приносить пользу. Стать объединяющей, организующей, мобилизующей силой общества. А вместо этого...
- Раз вы сами об этом заговорили, давайте перейдем к политике.
- Политика меня очень интересует. То, чем я так долго занимался за границей, представляя там нашу Церковь и защищая интересы государства - это ведь тоже политика.
Я слежу за тем, что происходит в мире, с большим интересом. Читаю газеты, обязательно смотрю новости. Недавно вот нашлись благодетели, поставили мне в резиденцию особую антенну. Теперь могу принимать целых двадцать новостных каналов.
Чаще всего смотрю "Вести" по РТР, но, бывает, переключаю и на западные новости. Я изучал английский, французский и немецкий. Правда, толком ни на одном языке так и не говорю.
Многое из того, что я вижу, меня лично очень задевает. Недавние французские ядерные испытания в Тихом океане, например. Впрочем, вряд ли кого-нибудь заинтересует мое мнение по этому предмету.
- Когда в прошлом году в Польше проходили президентские выборы, польская Католическая церковь заняла четкую позицию. Было объявлено, кого и почему она поддерживает. Священники просили прихожан голосовать за определенных кандидатов.
- Я понимаю, о чем вы. Мы никогда не отдаем предпочтение определенным кандидатам. Мы поддерживаем тех, кто выступает за нравственное единство народа.
Церковь - не политическая партия. Наша политика - это Евангелие. Мы не хотим кого-то отталкивать. Православные христиане есть практически в каждой партии, в каждом движении.
- А лично вам можно ходить на выборы?
- Почему нет?
- И за кого вы голосовали на последних парламентских выборах?
- За... скажем так... за достойных политиков.
- Такие есть?
- Ну хорошо. Я попробую ответить. Разумеется, как и все нормальные люди, я просто не могу поддерживать тех, кто говорит, что наши солдаты станут мыть сапоги в Индийском океане.
Зачем нам это?
Мы, конечно, северяне. У нас очень сильна тяга к теплой воде. Но при чем здесь сапоги? Для России было бы куда полезнее, если бы все граждане были в состоянии съездить к Индийскому океану как туристы. Покупаться, позагорать... А не нацепив солдатскую каску.
- Приведу цитату. Во время теледебатов с Григорием Явлинским лидер КПРФ Геннадий Зюганов сказал: "Мы отказались от воинствующего атеизма. Русская идея, на которую мы опираемся, подразумевает уважение к духовно-нравственным основам жизни".
- Всем понятно, что это просто предвыборные трюки.
- Тогда каково ваше отношение к тому, что сегодня абсолютно все ведущие политики успели сфотографироваться на фоне православных куполов со свечкой в руках?
- Я не верю, что руководство КПРФ и прочие коммунисты так быстро изменились. За свою жизнь я видел много неверующих людей, атеистов, которые были хорошими людьми. Но безбожная идеология не может быть "хорошей".
То, что сегодня происходит в стране, - результат правления коммунистов. Все лучшие специалисты были вынуждены бежать из страны: инженеры, интеллигенция, цвет общества.
Кого из великих россиян ни коснись, - у каждого искалеченная судьба. Бродский вот умер в Америке. А Шаляпин, Бердяев, Рахманинов, Булгаков?..
- Булгаков? Вам, православному митрополиту, нравится "Мастер и Маргарита"?
- Очень нравится! Удивительно талантливая книга. Ну, а Воланд... Это ведь просто литературный прием...
- Как строится ваш рабочий день?
- С тех пор, как я приехал в Петербург, у меня очень напряженный график. Выходных до сих пор еще не было.
Просыпаюсь я обычно около шести. Привожу себя в порядок, вспоминаю, что у меня на сегодня запланировано. Некоторое время мне требуется, чтобы помолиться.
После этого сразу уезжаю из резиденции. Еду смотреть, что происходит в городе. Например, сегодня был в швейной мастерской на Березовой аллее. Там шьют облачения для священников и епископов. Я поговорил с женщинами: какие проблемы? чем нужно помочь?
Много проблем у монастырей. Традиционно отшельники селились в местах суровых. Для жизни не приспособленных. И когда вокруг складывались общины, то жить они могли только на то, что пожертвуют благодетели. А сегодня пожертвований почти нет.
Или недавно в одном женском монастыре пробурили скважину, чтобы качать воду. А в воде почти 20 % железа! Пить такую воду нельзя. Пока возим с ближайшего вокзала.
Такими вопросами занимаюсь где-то до обеда.
- А потом?
- Потом приезжаю в епархию. И уж тут сижу до позднего вечера. Много приглашений приходит от православных братств, общественных организаций. Все хотят познакомиться, просят отслужить у них литургию.
Такие вот планы.
В канцелярии муфтия (настоятеля мечети) мне сообщили, что в одном только Петербурге сегодня живет более ста тысяч мусульман не менее чем пятнадцати национальностей.
Между прочим, такая цифра означает, что в северной столице живет ВДВОЕ больше мусульман, чем в Риме, считающемся самой исламизированной столицей Европы.
Священников в христианском смысле у мусульман нет. Имам - это не отец прихожан, облеченный властью от Бога, а просто член общины, выполняющий определенные административные функции.
Имама петербургской Соборной мечети звали Жофяр Пончаев. Крупный седеющий мужчина. Строгий и немногословный. Такой, каким и подобает быть предстоятелю правоверных.
На стенах его кабинета висели фотографии исламских святынь и ковры. Родом Жофяр Насибуллович оказался из-под Пензы. В Петербурге живет больше двадцати лет.
- Мой день начинается рано. Когда в четыре утра, когда в полпятого. День мусульманина четко поделен между пятью молитвами. Первая из них приурочена к восходу солнца. Летом, когда белые ночи, поспать удается от силы часа четыре.
Весь остальной день тоже сверяетс
я по ходу светил. Главная служба сегодня, например, начнется в 2.20 пополудни. Знаете почему? Потому что на широте Петербурга именно в эту минуту солнце стоит прямо над головой и деревья не отбрасывают тени.
- Откуда такая точность?
- Чтобы молиться в строго предписанное время, мы поддерживаем постоянные отношения с Пулковской обсерваторией. По нашей просьбе астрономы высчитывают точное время восхода и захода солнца. Составляют лунный календарь.
- Чем занимаетесь после утренней молитвы?
- Много времени отнимает ремонт: восстанавливаем храм. Денег из-за границы никто нам не пришлет. А только на восстановление уникального купола нужно несколько сотен тысяч долларов.
Еще я езжу по домам. То ребенок родится - нужно дать имя. То умер кто-то - провожаем в последний путь.
- У мусульман эти услуги платные?
- Платные конечно. Но недорогие. Беру только, чтобы окупить бензин.
Мне хотелось о многом порасспросить имама. Меня интересовало его мнение насчет того, сможет ли мусульманин в ближайшее время стать Президентом России, и то, что за музыку он слушает в машине, и то...
Стрелки часов приближались к 2.20. Имам сказал, что интервью окончено.
Облачившись для молитвы (на голове небольшая белая чалма, в руках Коран, на ветру развевается зеленый, цвета ислама, плащ...), Жофяр Пончаев прошагал в мечеть.
Я попробовал пройти следом.
Старичок-привратник по-отечески строго спросил, мусульманин ли я. Узнав, что так и есть, я НЕ мусульманин, дальше идти запретил.
Я стоял у порога и смотрел, как прихожане (человек семь, из них двое негры), на ходу надевая тюбетейки, проходили в мечеть. Мужчины шли прямо. Женщины - направо, за занавеску.
Огромный, как футбольное поле, пол был до сантиметра застелен коврами. Ходить по ним разрешалось лишь босиком. Для удобства прихожан у входа висел сапожный рожок.
Время подошло. Тени от минаретов исчезли. Молящиеся встали плечом к плечу и устремили взгляды на темную арку в самой дальней стене мечети.
Арка указывала направление строго на восток.
Туда, где под ослепительным аравийским солнцем своей непонятной жизнью живет древний город Мекка.
Родина пророка Мухаммада.
Глава 5
Интервью
Сперва хочу рассказать вам о самом коротком интервью в своей жизни.
На тот момент я работал в журнале, в котором постоянно возникали проблемы с тем, чье лицо следует ставить на обложку. Для очередного номера выбрали певицу Линду. Ее концерт как раз должен был проходить в клубе "Candyman".
Я разыскал телефон ответственного за Линдины гастроли и позвонил. Парень сказал, что проблемы нет. Встречаемся завтра в полдень в клубе, и можно снимать.
Помню, я еще удивился: какой, на хрен, полдень? Она небось спать ложится в девять утра. Но все равно приехал в клуб к назначенному времени. Привез с собой фотографа, две машины фотоаппаратуры, стилиста, визажиста и всех, кого положено привозить на съемки.
Звонили в дверь мы долго. Потом нам открыл заспанный охранник. Он удивился: Линда? какая Линда? Клуб пуст. Внутрь мы все равно прошли.
Часов до трех мы просто сидели и всей компанией скучали. Потом начали появляться работники клуба, и фотограф предложил выпить пива. Все равно сидим, почему не выпить?
Мой вчерашний собеседник появился около шести вечера. Он был похмелен, помят и чувствовал себя виноватым. Парень сказал, что это его вина и, раз он выволок нас всех в такую рань, то пусть, пока не приехала певица, нам дают пиво в баре бесплатно.
Это было стратегической ошибкой.
К полуночи стилисты-визажисты окончательно потерялись, а мой фотограф уснул за столом. Я тоже был пьян, но нашел в себе силы наорать на организатора гастролей по поводу того, что съемка срывается.
Тот успел опохмелиться, пришел в себя и сказал, что хрен с ней, со съемкой. Раз так получилось, брат, просто возьми у Линды интервью, а снимешь ее завтра, идет? Я сказал "Идет!" и выпил с ним на брудершафт.
Концерт начался в два ночи. Кончился в полпятого утра. За истекшие часы я успел два раза перейти с пива на водку и обратно.
После концерта возле гримерки певицы толпилось не меньше взвода журналистов с диктофонами и минимум три телекамеры. Мой собутыльник кричал: "Не все сразу!"
Он раздвинул толпу плечом, запихнул меня внутрь и сказал, что десять минут я могу разговаривать спокойно, а потом он, наверное, не сможет сдерживать толпу. Стараясь не боднуть качающиеся во все стороны стены, я зашел и увидел Линду.
Певица на меня посмотрела. Я посмотрел на певицу.
Только в этот момент до меня дошло, что диктофона у меня с собой нет. Что там диктофона! У меня не было ни ручки, ни бумаги... ни одного заготовленного вопроса... ни единой мысли насчет того, зачем я сюда приперся.
Я икнул. Пошатался. Попробовал собрать вместе разбегающиеся глаза. Сказал: "Sorry" и вышел вон.
Следующий номер журнала появился без Линдиного лица на обложке.
Впрочем, бывали в моей практике интервью и поудачнее. Накопленным опытом спешу поделиться с вами.
Прежде всего: не парьтесь. Интервью - это не страшно.
Начинающие журналисты много переживают: а как им следует себя вести? как бы сделать так, чтобы никто не догадался, что они - именно начинающие журналисты?
Можете быть уверены: человек, предупрежденный о том, что к нему придут ИЗ ГАЗЕТЫ, сам пребывает в состоянии стресса. Любой ваш понт он воспримет как должное.
Можете прийти на интервью пьяным в сосиску или одетым в семейные трусы вместо брюк. Контрагент решит, что именно так и должна вести себя пресса.
Другое дело, что за текст у вас получится на выходе. У меня вот с Линдой фокус не удался.
Вообще интервью бывают двух разных видов. Каждый из них требует особого подхода. Забыть об этом отличии - главная причина неудачи.
Во-первых, бывают интервью со звездами. Звезду можно спрашивать о чем угодно. Раз вы сумели попасть на эксклюзив к Майклу Джексону, то, даже если единственные слова, которых вы добились, были словами "Пшел вон!" интервью удалось.
Все, что говорит звезда, - интересно само по себе. Режим дня, любимые сорта одеколонов и пива, детские воспоминания - каждое лыко в строку.
Во-вторых же, бывают интервью с не- или малоизвестными персонажами. И вот от них вы должны добиться уже сногсшибательных историй.
Если ваш собеседник - Вася Хренсбугров, то рассказывать Вася должен о том, как занимался сексом с мумией или, на худой конец, на дирижабле летал вокруг света. Иначе не стоит тратить пленку в диктофоне.
Конечно, оптимален третий вид интервью: когда вы говорите со звездой, а она, звезда, открывает вам какие-нибудь секреты. Типа того, что известный политик мечтает переспать с 9-летней девочкой или бородатый поп-идол является незаконнорожденной дочерью Григория Распутина.
К сожалению, более распространен ублюдочный четвертый вариант. Газеты лопаются от умничанья никому на свете не известных Васей, которые (подумать только!) любят холодное пиво и не любят скрежет вилкой по тарелке.
В качестве иллюстрации к сказанному предлагаю вам два интервью собственного изготовления.
Первое - с нынешним митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Владимиром. Но сперва расскажу, как это интервью было взято.
В конце 1995-го скончался питерский митрополит Иоанн (Снычев). Я встречался с владыкой несколько раз. Встречи происходили в резиденции митрополита.
Она располагалась на Каменном острове, среди особняков звезд и политиков. Внутри серого гранитного здания были обитые дубовыми панелями стены, много картин и мебель под XVIII век. Еще при резиденции имелась собственная церковь.
Последние месяцы владыка выглядел плохо. Было видно, как он болен. Одно из интервью мне хотелось зажать, какое-то время не публиковать и, дождавшись момента, выдать текст за последнее предсмертное интервью митрополита.
Посоветовавшись с совестью, я не стал так поступать.
Прибытие же нового владыки я отслеживал с самого начала. После заседания Синода, на котором отец Владимир получил новое назначение, я позвонил в его бывшую епархию, поговорил с теми, кто знает батюшку лично.
Потом поприсутствовал на последней литургии, отслуженной епископом, замещавшим умершего митрополита Иоанна. Позже ходил на вокзал встречать нового митрополита с поезда.
Такие штуки полезны. К интервью стоит готовиться: выяснить биографию собеседника, набросать план вопросов, навести справки о том, каков он в общении.
Можно и не готовиться. Не удивляйтесь в таком случае, что чувствовать вы себя будете, как полный кретин.
Как только митрополит обустроился на месте, я стал звонить его пресс-секретарю насчет личной встречи. Тот повторял, что владыка не хочет отвлекаться на глупости. Я настаивал. Потом пресс-секретарь сдался.
Секретарь приехал с митрополитом из самого Краснодара. Подозреваю, что прежде он был приходским священником. Где-нибудь в глубинке.
Само по себе это не плохо. Плохо то, что специфики работы с прессой он не представлял даже приблизительно.
Когда я дожал батюшку насчет интервью и пришел в канцелярию митрополита, то обнаружил, что там сидит уже человек пятнадцать журналюг-конкурентов.
То есть вы понимаете, да? Я договаривался о встрече. Под эксклюзив с владыкой в моей газете была отведена громадная полоса. А пресс-секретарь думал решить вопрос разом и предлагал вместо эксклюзива пресс-конференцию. Которая не нужна ни мне, ни журналюгам.
Интервью - дело интимное. Интимнее, чем девушек целовать. А пресс-конференции - самый отстойный способ получения информации. Настоящие reporters сюда не ходят.
Я орал. Я даже толкал коллег в грудь. И я победил. После получаса скандала было решено, что вместо общей пресс-конференции владыка станет принимать прессу по очереди. Каждому отводится пятнадцать минут.
Сев за стол, отец Владимир положил перед собой часы. Я аккуратно прикрыл их листком бумаги. Каждый вопрос после второго я начинал со слов: "И последнее!" Тактичный митрополит так и не выставил меня за дверь.
Вместо пятнадцати минут я разговаривал с владыкой два часа двадцать минут. Тоже немного, но все-таки...
Иногда озверевшие коллеги засовывали в кабинет головы. Я не обращал внимания. Одному, самому доставучему, подойдя к двери, я сказал, что подкараулю после и сломаю нос.
Кстати, тот день закончился тем, что после интервью я, выжатый и убитый, мечтающий только о холодном пиве, пришел в редакцию, а мне позвонили из Законодательного Собрания и сказали, что в Мариинском дворце депутаты сегодня встречаются с Далай-ламой.
Вместо пива я купил новую кассету в диктофон и побежал во дворец.
Упоминаю об этом, лишь чтобы вы представляли, в каких условиях приходится работать.
Как бы то ни было, вот текст получившегося интервью:
Митрополит Владимир
в городе святого Петра
В коридоре, который ведет к приемной петербургских митрополитов, висит тридцать один портрет. Словно предки в старинном рыцарском замке, со стен смотрят лица тех, кто занимал Петербургскую кафедру на протяжении двух с половиной столетий.
Недавно здесь повесили тридцать второй портрет.
Митрополит Владимир прибыл в епархию совсем недавно. Тем не менее трудно найти в городе человека, который бы о нем не слышал.
Мирское имя владыки - Владимир Саввич Котляров. Ему скоро семьдесят. Новый владыка располагает к себе даже внешностью: невысокий, коренастый, с пушистой седой бородой.
Коллеги-священники отмечают работоспособность владыки. Интеллигенция начитанность и умение аргументированно объяснить свою точку зрения. Женщины - природное обаяние.
В общем, едва появившись в городе, митрополит Владимир уже успел его покорить.
- Давайте начнем с самого начала: с вашей семьи.
- Я родился в 1929-м в Северном Казахстане. Мои предки были крестьянами. В те края они перебрались при моем дедушке, во времена столыпинских реформ.
Отец с детства пел в церковном хоре. У него был очень красивый голос альт. Когда еще мальчишкой, по большим праздникам он читал "Апостол", барыня за голос давала ему каждый раз рубль. Это в те времена, когда корова стоила три рубля!
Со временем отец стал регентом, псаломщиком, затем его рукоположили в дьяконы, а умер он уже священником.
В семье было шестеро детей. Я самый младший. Двое детей умерли еще в младенчестве. Остальные живы до сих пор.
Брат у меня живет в Москве. Он военный, полковник запаса. Одна сестра работала учительницей. Сейчас она живет в Майкопе. Вторая жила в Киеве. Много лет пела в хоре киевского Владимирского собора. У нее, как и у отца, прекрасный голос. Сейчас она на пенсии. Вместе со мной сестра приехала в Петербург.
- И вся семья - верующие?
- Мы с детства воспитывались в вере. Другой разговор, что, пока мне не исполнилось тринадцать, я и не догадывался, что отец - священник. Такие были времена.
Отцу приходилось скрывать сан. За ним охотились работники госбезопасности. Мы много переезжали. Документы о рукоположении отец хранил в тайнике.
Сам я, когда решил стать священником, сначала приобрел гражданскую специальность. Я считал, что она может пригодиться мне в лагере.
В 1948 году я окончил Джамбульский техникум статистики. То есть по образованию я бухгалтер.
Когда после войны стали открывать храмы, я начал посещать службы. Пел в хоре. Мне все это очень нравилось. В девятнадцать лет я уехал из Алма-Аты в Москву - поступать в семинарию.
Отец меня благословил. Но когда я ехал в поезде, то помню свои ощущения: я боялся даже загадывать, что со мной станет дальше.
Обычно тех, кто не принимает монашества, рукополагают в священники годам к 30-35. Я упросил тогдашнего митрополита рукоположить меня почти сразу после семинарии.
Я был необыкновенно молодым священником.
- А дальше?
- После семинарии я приехал в Ленинград. В здешней Духовной Академии был такой преподаватель - протоиерей Александр Осипов. Он преподавал Ветхий Завет.
В 1959 году он отрекся от веры, написал в "Правду" статью, в которой открыто похулил Бога, и стал ездить по стране с атеистическими лекциями. Меня попросили вести курс вместо него.
Ветхий Завет - очень трудная тема. Я отказывался. Хотя и недолго. А уже в 1962 году я принял монашество.
- Лично мне очень интересно: что чувствует человек, решающийся на такой шаг? Все-таки стать монахом... полностью изменить жизнь...
- Что сказать? Конечно, у монахов свои обеты, более строгий пост. Монахам необходимо читать "правило" - особые ежедневные молитвы. Но изменило ли это мою жизнь?
Понимаете, в детстве я перенес тяжелую травму. У меня был сломан позвоночник. Я долго и очень серьезно болел. Последствия сказываются до сих пор.
Так что жениться я, в общем-то, и не собирался. Думал: заведу жену, детей, а сам не выдержу. Семья будет страдать. Я не хотел осложнять чью-то жизнь. Решил, что лучше оставаться одному.
Так что жизнь почти не изменилась. У меня даже имя осталось прежнее.
Обычно, когда человек становится монахом, он получает другое, монашеское, имя. А я не хотел, чтобы в паспорте у меня значилось "Владимир Саввич", а люди звали бы меня... "владыко Пантелеймон"... или, скажем, "Амникодист".
Меня постригали в монахи в Троице-Сергиевой лавре. По традиции этой лавры, заранее были написаны три записки с разными именами: "Никон" (имя, предложенное настоятелем лавры), "Константин" (имя, предложенное патриархатом) и "Владимир" (имя, которое я предложил сам).
Постригавший меня ленинградский митрополит Никодим вытащил одну записку и громко прочел: "Брат наш... Владимир".
Я почувствовал, что по лицу у меня расползается улыбка.
- Правда ли, что у православных монахов какое-то особенно строгое постное меню?
- Не люблю, когда мне задают такие вопросы. Я ведь не спортсмен, не музыкант, чтобы кого-то интересовали подробности моей личной жизни.
- И все-таки?
- Хорошо. Я отвечу. Есть я стараюсь поменьше. Образ жизни у меня сидячий. Калорий расходуется мало, а толстеть не хочется.
С утра - очень легкий завтрак. Салат или каша. Вечером я почти никогда не ем. Разве что немного орехов. Просто чтобы не принимать лекарства на голодный желудок.
Когда несу послушание в монастыре, то там пост, конечно, строже. Недавно жил при Псково-Печерском монастыре. Решил себя испытать и десять дней голодал. Не ел вообще ничего.
Чувствовал себя превосходно! Восстановил свой нормальный вес: 75 килограммов. Ровно столько я весил в пятьдесят лет. Нормализовалось давление.
Организм так очистился, что в комнату вносили гвоздики, и я чувствовал их запах. А ведь считается, что гвоздики не пахнут.
Сейчас времени заниматься собой нет. Ничего этого я, конечно, не чувствую.
А вообще, вы поймите: я никогда не был приходским священником. Или монахом, служащим в монастыре. Я очень рано попал в особую рабочую струю и начал много работать за границей. Выполнял задания, наполовину церковные... а наполовину... скажем так, - дипломатические.
- Вы помните свою самую первую поездку?
- Прекрасно помню. При Хрущеве границы СССР немного приоткрылись. В 1961-м за рубеж отправилась первая большая делегация Русской Православной Церкви.
Сложилось так, что в эту делегацию попал и я.
Мы ехали в Нью-Дели, на конференцию Всемирного Совета Церквей. Есть такая организация. Ответственность - жуткая!
Все понимали: случись что, и это моментально отразится на отношении советского правительства к Церкви. А с другой стороны, мы разговаривали с людьми, видели, что им безумно интересно, но на самом деле люди уверены, что все приехавшие священники - агенты КГБ.
Приходилось доказывать, что мы представляем не Кремль, а именно Церковь.
Вставали затемно. Прямо в номере отеля служили литургию. Потом шли на заседания. Опыта никакого не было. Но мы старались изо всех сил, пытались представлять Православие в мире.
- Насколько я знаю, за тридцать лет вы успели побывать от Парижа до Индии...
- Да. Успел.
- Какой город запомнился больше всего?
- Иерусалим. Когда я был заместителем начальника Духовной миссии в Святой земле, нас там было всего трое. А иностранных посольств, миссий, представительств - больше сорока.
Я прожил там полгода. Начальник Миссии каждый вечер шел на один дипломатический прием, эконом - на другой, а я - на третий.
А еще мне, разумеется, запомнилась поездка 1962 года в Рим на II Ватиканский Собор, когда я встречался с Папой Иоанном XXIII. Я был там наблюдателем от Русской Православной Церкви.
То, что я увидел в Ватикане, меня потрясло!
- Потрясло?
- Все, что меня окружало, было таким величественным... сам этот громадный ватиканский Собор св. Петра... Вы, кстати, знаете, что наш петербургский Казанский собор - его уменьшенная копия?
На одном только заседании там могли присутствовать 90 кардиналов! Три тысячи епископов! И это в те годы, когда на весь громадный Советский Союз было 40-50 епископов!
- Было обидно за державу?
- И это тоже. Но главное, именно в Ватикане я впервые увидел, чем может стать Церковь, если ей не мешать нормально развиваться.
Огромное количество процветающих монастырей! Прекрасно функционирующие учебные заведения! Организации мирян, с которыми не могут не считаться правительства!
Вы даже не представляете, насколько это прекрасно работающая система! Ватикан отлаживал ее две тысячи лет. Сегодня Церковь на Западе - это могучая общественная сила!
В Ватикане я увидел, какой могла бы быть Русская Православная Церковь. И очень сожалел, что у нас эти возможности не используются.
Мы могли бы приносить пользу. Стать объединяющей, организующей, мобилизующей силой общества. А вместо этого...
- Раз вы сами об этом заговорили, давайте перейдем к политике.
- Политика меня очень интересует. То, чем я так долго занимался за границей, представляя там нашу Церковь и защищая интересы государства - это ведь тоже политика.
Я слежу за тем, что происходит в мире, с большим интересом. Читаю газеты, обязательно смотрю новости. Недавно вот нашлись благодетели, поставили мне в резиденцию особую антенну. Теперь могу принимать целых двадцать новостных каналов.
Чаще всего смотрю "Вести" по РТР, но, бывает, переключаю и на западные новости. Я изучал английский, французский и немецкий. Правда, толком ни на одном языке так и не говорю.
Многое из того, что я вижу, меня лично очень задевает. Недавние французские ядерные испытания в Тихом океане, например. Впрочем, вряд ли кого-нибудь заинтересует мое мнение по этому предмету.
- Когда в прошлом году в Польше проходили президентские выборы, польская Католическая церковь заняла четкую позицию. Было объявлено, кого и почему она поддерживает. Священники просили прихожан голосовать за определенных кандидатов.
- Я понимаю, о чем вы. Мы никогда не отдаем предпочтение определенным кандидатам. Мы поддерживаем тех, кто выступает за нравственное единство народа.
Церковь - не политическая партия. Наша политика - это Евангелие. Мы не хотим кого-то отталкивать. Православные христиане есть практически в каждой партии, в каждом движении.
- А лично вам можно ходить на выборы?
- Почему нет?
- И за кого вы голосовали на последних парламентских выборах?
- За... скажем так... за достойных политиков.
- Такие есть?
- Ну хорошо. Я попробую ответить. Разумеется, как и все нормальные люди, я просто не могу поддерживать тех, кто говорит, что наши солдаты станут мыть сапоги в Индийском океане.
Зачем нам это?
Мы, конечно, северяне. У нас очень сильна тяга к теплой воде. Но при чем здесь сапоги? Для России было бы куда полезнее, если бы все граждане были в состоянии съездить к Индийскому океану как туристы. Покупаться, позагорать... А не нацепив солдатскую каску.
- Приведу цитату. Во время теледебатов с Григорием Явлинским лидер КПРФ Геннадий Зюганов сказал: "Мы отказались от воинствующего атеизма. Русская идея, на которую мы опираемся, подразумевает уважение к духовно-нравственным основам жизни".
- Всем понятно, что это просто предвыборные трюки.
- Тогда каково ваше отношение к тому, что сегодня абсолютно все ведущие политики успели сфотографироваться на фоне православных куполов со свечкой в руках?
- Я не верю, что руководство КПРФ и прочие коммунисты так быстро изменились. За свою жизнь я видел много неверующих людей, атеистов, которые были хорошими людьми. Но безбожная идеология не может быть "хорошей".
То, что сегодня происходит в стране, - результат правления коммунистов. Все лучшие специалисты были вынуждены бежать из страны: инженеры, интеллигенция, цвет общества.
Кого из великих россиян ни коснись, - у каждого искалеченная судьба. Бродский вот умер в Америке. А Шаляпин, Бердяев, Рахманинов, Булгаков?..
- Булгаков? Вам, православному митрополиту, нравится "Мастер и Маргарита"?
- Очень нравится! Удивительно талантливая книга. Ну, а Воланд... Это ведь просто литературный прием...
- Как строится ваш рабочий день?
- С тех пор, как я приехал в Петербург, у меня очень напряженный график. Выходных до сих пор еще не было.
Просыпаюсь я обычно около шести. Привожу себя в порядок, вспоминаю, что у меня на сегодня запланировано. Некоторое время мне требуется, чтобы помолиться.
После этого сразу уезжаю из резиденции. Еду смотреть, что происходит в городе. Например, сегодня был в швейной мастерской на Березовой аллее. Там шьют облачения для священников и епископов. Я поговорил с женщинами: какие проблемы? чем нужно помочь?
Много проблем у монастырей. Традиционно отшельники селились в местах суровых. Для жизни не приспособленных. И когда вокруг складывались общины, то жить они могли только на то, что пожертвуют благодетели. А сегодня пожертвований почти нет.
Или недавно в одном женском монастыре пробурили скважину, чтобы качать воду. А в воде почти 20 % железа! Пить такую воду нельзя. Пока возим с ближайшего вокзала.
Такими вопросами занимаюсь где-то до обеда.
- А потом?
- Потом приезжаю в епархию. И уж тут сижу до позднего вечера. Много приглашений приходит от православных братств, общественных организаций. Все хотят познакомиться, просят отслужить у них литургию.