Стоппард Том. Отражения или Истинное

ДЕББИ. Плакали твои денежки. Генри! От Терри девственницей не уйдешь.
ГЕНРИ. Хватит острить. Больно взрослая... Скажи лучше: учителя знали
про этого мерзавца?
ДЕББИ. А он сам учитель. Латынь преподает.
ГЕНРИ. Ах, вот как...
ШАРЛОТТА. Да она все равно бы с девственностью распрощалась. Спасибо
верховой езде.
ГЕНРИ. Это не считается.
ШАРЛОТТА. Дурачок, юные всадницы девственность теряют не на лошади!..
ГЕНРИ. Точно! Жокей!
ШАРЛОТТА. Потому он и кривоногий: все время верхом - то лошадь под ним,
то всадница...
ГЕНРИ. Говорил же тебе - объясни дочери, как опасны случайные связи.
ДЕББИ. В галифе случайно ничего не бывает, слишком долго снимать.
ГЕНРИ. Повторяю - хватит на мне язычок оттачивать.
ШАРЛОТТА. Нет, не нашла... Сто лет уж прошло. Но скажу не лукавя - я
все же была тогда чуть постарше Дебби.
ГЕНРИ. И какая же разница, кто изображал Джиованни рядом с твоей
блудницей Аннабеллой?
ШАРЛОТТА. Да как-то нехорошо, что я забыла имя партнера.
ДЕББИ. Ничего, он, наверняка, забыл твое.
ШАРЛОТТА. Но ведь не он тогда невинность потерял, а я.
ДЕББИ. Неужели прямо на сцене?
ШАРЛОТТА. Не валяй дурака. Ответственные гастроли, устроены Британским
театральным советом... Все произошло в Загребе, в гостинице.
ДЕББИ. В номерах-с?
ШАРЛОТТА. Пусть это будет на совести Театрального совета...
ГЕНРИ. Девочки, мы хотели обсудить семейные проблемы...
ШАРЛОТТА. Какие, например?
ГЕНРИ. Например, наша дочь собирается пойти по рукам.
ДЕББИ. По каким еще рукам? Я собираюсь пойти в поход.
ШАРЛОТТА. Правда, Генри, не сгущай краски.
ГЕНРИ. У меня есть право сгущать краски.
ШАРЛОТТА. Понимаю.
ГЕНРИ. Я ей отец.
ШАРЛОТТА. Прекрасно тебя понимаю.
ГЕНРИ. Ей еще рано ходить в походы вдвоем с мужчиной.
ШАРЛОТТА. А по-моему, ей еще рано ходить в походы одной... Ничего
страшного, ее кавалер очень мил.
Бросает поиски и несет всю пачку бумаг к двери. Обращаясь к Дебби.
Если он придет, пока я в ванной, сразу не уходите, дождитесь меня.
В ы х о д и т .
ГЕНРИ. И на чем он играет?
ДЕББИ смотрит непонимающе.
Мама сказала, что он музыкант.
ДЕББИ. А, да... На шарманке.
ГЕНРИ. Бродячий шарманщик?
П а у з а .
Хорош музыкант...
ДЕББИ. На ярмарках играет.
ГЕНРИ. Среди качелей-каруселей?
ДЕББИ. Возле "Тоннеля любви". Как Анни поживает?
ГЕНРИ. Она в Глазго.
ДЕББИ. Не волнуйся, Генри, я буду счастлива.
ГЕНРИ. Счастлива? А кто, по-твоему, счастливый человек?
ДЕББИ. Если вечер не дождливый, значит, я вполне счастливый!
ГЕНРИ. О господи, что за безмозглое поколение! Вся ваша философия
отпечатана у вас на майках. Счастье не выпадает человеку вдруг, вдруг у нас
только погода меняется. А счастье - это не дождь, не солнце...
ДЕББИ. А что же это такое?
ГЕНРИ. Это... равновесие. Его и надо искать.
ДЕББИ. А ты счастлив, Генри?
ГЕНРИ. Не зови меня так. Лучше - папой. Папа и мама...
ДЕББИ. Старые добрые времена вспомнил? Как поживают "Эверлиз",
"Серчерз"? Как старик Элвис?
ГЕНРИ. Он умер.
ДЕББИ. Знаю. Я не про то спрашиваю. Его все так же обожают?
ГЕНРИ. Да я его никогда особенно не любил. "Все в ударе" - последняя
его стоящая песня. Впрочем, такова судьба всех творцов.
ДЕББИ. Умирать?
ГЕНРИ. С возрастом терять любовь публики. Таков расхожий взгляд на
вещи.
ДЕББИ. Значит, и у тебя так? Тогда понятно...
ГЕНРИ. Разве последняя пьеса тебе не понравилась?
ДЕББИ. "Карточный домик"? А она ни о чем. Вопрос один: переспала
героиня или нет? Подумаешь, велика разница! Неверность в семейной жизни
архитекторов. В очередной раз...
ГЕНРИ. Эта пьеса - о самопознании через страдание.
ДЕББИ. А по-моему, о том, кто с кем спит. Как будто переспать - значит
изменить.
ГЕНРИ. Так считается.
ДЕББИ. А еще считается, что не спать ни с кем, кроме мужа,- значит
хранить ему верность. Было - или не было. Так и шарахаются: от черного - к
белому. Широчайший цветовой диапазон, воссозданный драматургом Генри
Ибсеном. Дала - не дала... Почему этому придается такое значение?
ГЕНРИ. Откуда мне знать?
ДЕББИ. Да потому что из любви делают тайну. В двенадцать лет я была
словно одержимая. Повсюду мерещился секс. Даже в латыни. Словарь открывался
на слове "meretrix", блудница. Слово источало таинственный аромат, сильный,
точно мускус - обжигающее дыхание запретного мира. Не то, что ваше скучное
"аmo, amas, amat". Этим жаром пропиталось все: история, французский,
искусство, Библия, поэзия, переписка с приятелями, игры, музыка... Всюду
царствовал секс - только не в биологии; в ней-то он был, но другой - не тот,
настоящий, в котором таинство, порок и восторг, и все, что грезилось, и чего
в нем на самом деле не было... Я отведала его в котельной, и он оказался
тем, биологическим. Любовь - это совокупление тел, а вовсе не душ.
ГЕНРИ. Не увлекайся этим.
ДЕББИ. Чем?
ГЕНРИ. Складным, убедительным бредом. Софистикой! Фраза выходит ловкая,
круглая, точно клубок, но концов не найти, смысла не добиться. Красиво, но
сплошная ложь, липа. Со словами, храни их Бог, нужно быть осторожным. Берем,
например, утверждение: "Любовь - это игра страстей". Пожонглируй словами -
получишь еще десяток таких перлов. Они же множатся простым делением, текст
выстраивается из минимума повторяющихся единиц - авторы шлягеров мрут от
зависти. Любовь - это игра страстей, страсть - это любовная игра, игра - это
любовная страсть, любовь - игрушка, игра - страстишка, не играй в любовь,
страсть люблю поиграть...
ДЕББИ. Папа, остановись...
ГЕНРИ. Да. Знаешь, когда я впервые с особой остротой ощутил, что весь
мир - пустяк по сравнению с некой дамой?..
ДЕББИ. Папа, ты не за пишущей машинкой. Попроще давай. Итак, когда ты
впервые влюбился...
ГЕНРИ. ...тогда я понял библейское слово "познание" в применении к
плотской любви. "Они познали друг друга". Не плоть познали, а - через плоть
- открылись друг другу до самого дна. Души свои доверили. А все прочее - это
уже наши обличья, маски, их видит всякий: мы изливаем свою радость, печаль,
гнев, раздражение, счастье на всех подряд. На друзей и родственников - с
мимолетным уколом совести, на чужих вообще ничтоже сумняшеся. Любовники и
любовницы тоже являют нам лишь один из многих своих ликов. Только в
супружестве люди открыты друг другу до дна. Что же на дне? Что осталось в
тебе, когда раздал себя, точно колоду,- до последней карты? Осталось то
самое знание, глубокое, полное, истинное, знание духа через плоть. Ты
познаешь любимую, любимая познает тебя. И выше, святее этого нет ничего на
свете. Если ты так знаешь человека, ты - неслыханный богач, сыпешь мелочь
пригоршнями: пусть твоя любимая болтает, смеется, с кем вздумается,
подставляет ушко под шепоток, пляшет босиком на чьих-то столах, пусть как
будто открыта всем - глупцы, это ничего не значит: ведь у тебя есть главная
карта, и, пока она на руках, ты спокоен, ровен, весел, но ушла карта - и
жизнь обращается в муку. На все смотришь с ненавистью, все причиняет
невыносимую боль - карандаш, мандарин, рекламка... Любой предмет будто
соединен проводом с мозгом, и воображение вспыхивает мгновенно, как нить
накаливания в лампе. Больно...
П а у з а .
ДЕББИ. Значит, у Анни кто-то есть?
ГЕНРИ. Насколько мне известно, нет, но за заботу - спасибо.
ДЕББИ. Извини...
ГЕНРИ. Да не волнуйся, пустяки.
ДЕББИ. Это ты не волнуйся. Монополия хороша в колониальной политике, а
не в любви.
ГЕНРИ. О Господи! Снова эрзац-философия. Как если бы Микеланджело лепил
из полистирола...
ДЕББИ. Знаешь, Генри, в чем твоя беда?
ГЕНРИ. В чем?
ДЕББИ. Учительница латыни не водила тебя в котельную.
ГЕНРИ. Зато я экзамен сдал.
ДЕББИ. Только по латыни.
Звонок в дверь.
Я тебя хочу попросить...
ГЕНРИ. О чем?
ДЕББИ. Не выходи туда, ладно?
ГЕНРИ. Его что, позвать стыдно?
ДЕББИ. Да нет, просто он тебя боится.
ГЕНРИ. Боже!
Входит ШАРЛОТТА в купальном халате; голова, возможно, повязана
полотенцем. В руках - пачка открыток.
ШАРЛОТТА. Десять открыток, с марками и адресом. Ты мне раз в неделю -
открытку, я тебе - десять долларов. Не отправишь открытку - не получишь
денег.
Протягивает Дебби открытки.
ДЕББИ. Шарлот, спасибо...
Целует ее.
Пока, Генри.
ГЕНРИ. О, дочь моя! Прими благословенье и несколько последних
наставлений...
ДЕББИ. Все, папа, некогда. До свидания.
Целует его.
ДЕББИ берет рюкзак и выходит, ШАРЛОТТА за ней. ГЕНРИ ждет возвращения
Шарлотты.
ШАРЛОТТА. Ну, вот и сбыли кобылку с рук...
ГЕНРИ. Музыкант... Ей еще и семнадцати нет.
ШАРЛОТТА. Тогда в Загребе мне тоже было семнадцать.
П а у з а .
Как Анни поживает? Ты едешь в Глазго на премьеру?
ГЕНРИ. Им еще полмесяца репетировать.
ШАРЛОТТА. А кто играет Джиованни?
ГЕНРИ. Понятия не имею.
ШАРЛОТТА. Тебя это не интересует?
ГЕНРИ. А почему это должно меня интересовать?
ШАРЛОТТА. Нет, Генри, ты просто прелесть. Вот если б все так
рассуждали: "А почему это должно меня интересовать?" Меня всегда возмущала
эта твоя невозмутимость. Даже когда я согласилась сниматься в той
итальянской порнушке, ты и бровью не повел - как же, итальянское кино
считалось высоким искусством... Вот и видно, какая я уже старуха. Для Дебби
лучшие фильмы - австралийские. Представляешь? Они научились настоящие фильмы
снимать, не только кенгуру.
ГЕНРИ. Ты, как всегда, отклонилась от темы.
ШАРЛОТТА. Да? Так вот... Я тогда решила: раз моя неверность тебя не
волнует, значит, ты сам изменяешь мне направо и налево. А когда я поняла,
что ты - последний романтик в этом мире, было уже поздно. Мое поведение уже
действительно не имело никакого значения. И не имеет.
ГЕНРИ. Ну, раз не имеет... Скажи, сколько э-э... Примерно, сколько...
ШАРЛОТТА. Девять.
П а у з а .
ГЕНРИ. Ничего себе.
ШАРЛОТТА. У тебя была одна, но разве можно сравнить последствия...
ГЕНРИ. Неужели девять?
ШАРЛОТТА. Уязвлен?
ГЕНРИ. Удивлен. Я думал, в браке есть некий уговор, идея верности.
ШАРЛОТТА. Никакой идеи нет, есть сделка. И заключать ее надо каждый раз
заново. Ты думаешь, один раз приняли взаимные обязательства - и точка? Под
ногой - бетонная плита, "которая все выдержит, любую тяжесть? Обязана
выдержать. И ты никому ничего больше не доказываешь, не завоевываешь вновь и
вновь. Можно ею пренебречь и высмеять, а когда и вовсе уйти в себя. Под
ногой навеки несокрушимый бетон... Я, конечно, тоже не кладезь мудрости, но
уж ты - полный идиот.
ГЕНРИ. Значит, найдешь кого-нибудь поумнее. Желаю удачи.
ШАРЛОТТА. И тебе того же... Выпить хочешь?
ГЕНРИ. Нет, спасибо. А как твой приятель поживает - архитектор,
кажется?
ШАРЛОТТА. Получил от ворот поворот. Расстались, в общем... Я его
обозвала архитектором моего несчастья.
ГЕНРИ. Чем же он был плох?
ШАРЛОТТА. Жуткий собственник. Возвращаюсь домой с гастролей, всего-то
пару дней меня не было, а он говорит: "Зачем колпачок брала?" Представляешь,
в ванной, в шкафчике моем рылся. Там не нашел - перерыл всю квартиру, все
мои вещи. Я и не стерпела.
ГЕНРИ. Что ж ты сказала?
ШАРЛОТТА. Что колпачка я не брала. Как был во мне, так со мной и уехал.
А он говорит: "И паста твоя, противозалетная, - тоже?" Тут, честно сказать,
мне крыть было нечем.
ГЕНРИ. Надо было хлопнуть себя по лбу: "Паста! А я-то удивляюсь, почему
из зубной щетки волос лезет!"
ШАРЛОТТА (смеется). Гениально! За это надо выпить.
ГЕНРИ (изображая, что держит бокал, поднимает руку). Ваше здоровье!
В с т а е т .
ШАРЛОТТА. Тебе надо идти?
ГЕНРИ. Да, пора.
ШАРЛОТТА (кивает на спальню). Может, зайдем на дорожку?
ГЕНРИ. Знаешь - нет.
ШАРЛОТТА. Ну хоть выпьем?
ГЕНРИ (улыбается). Нет. Не обижайся.
ШАРЛОТТА. Вспомни, что я говорила.
ГЕНРИ. Насчет чего?
П а у з а .
А-а... Идеи верности нет - только сделка... Фокус в том, что я с этим
не согласен. Предпочитаю быть идиотом. Мне нравится, например, такой уговор:
ты меня любишь - и я тобой пользуюсь. Пользуйся и ты мной,- потому что я
тебя люблю. Чтоб ты ни сделала - перепей, переспи, уйди в себя, выйди из
себя - все прощено заранее, я - весь твой, я навеки верен... Любить человека
- значит любить его и в худшие минуты. Если это романтика, то пусть все
будет романтично: любовь, работа, музыка, литература, девственность и ее
потеря...
ШАРЛОТТА. Ты, Генри, сам еще девственник.
Звучит тихая музыка, не умолкающая до конца сцены восьмой.

Сцена восьмая*5
Анни и Билли
Они в театральных костюмах, обнимаются, целуются.
Без декораций.
БИЛЛИ.
"О Аннабелла, не сестрою ныне -
Возлюбленной с восторгом назову...
Стыдливости румянец не пристал
Блистательному облику богини,
В чьей гордой власти -
трепетное сердце
И жизнь сама покорнейшего брата".
АННИ.
"Свою я жизнь ему в ответ вверяю.
Алеют щеки от потери сладкой,
Но в сердце счастье ярче расцветает!"
БИЛЛИ.
"Не понимаю, право, почему
Невинность, эту милую игрушку,
Девицы так страшатся потерять.
Вот нет ее - ты оттого не хуже".
АННИ.
"Тебе теперь свобода - говори...".
БИЛЛИ.
"Не станет музыкант играть
в пустыне".
АННИ.
"Развратник, краснобай!
Но - говори!.."
БИЛЛИ.
"А ты меня за это поцелуешь...".
Нежно целует ее.
АННИ (тихо). Билли...
Целует его в ответ по-настоящему.

Сцена девятая
Генри и Анни
Гостиная. ГЕНРИ сидит в одиночестве, ничего не делает. Похоже на начало
первой и третьей сцен.
Слышно, как снаружи открывают входную дверь. Из прихожей появляется
АННИ. На ней пальто, в руках чемодан и небольшая дорожная сумка.
АННИ. Привет, я приехала.
Ставит чемодан и сумку на пол, подходит поцеловать Генри.
ГЕНРИ. Привет.
АННИ снимает пальто.
Ну и как?
АННИ. Финал удался - одной женщине в зале даже плохо стало. Билли вышел
с моим сердцем, наколотым на клинок, и - ну, в общем, все ахнули!
Относит пальто в прихожую, возвращается, подходит к дорожной сумке.
ГЕНРИ. Я думал, ты сразу выехала.
АННИ достает из сумки маленький яркий пакет - очевидно, подарок.
АННИ. А ты чем занимался? Как сценарий?
Отдает Генри подарок, мимолетно целует.
ГЕНРИ. Думал, ты ночным поездом едешь.
АННИ. А в чем дело?
ГЕНРИ. Беспокоиться начал - не стряслось ли чего...
АННИ. Ничего со мной не стряслось. Ты обедал?
ГЕНРИ. Нет. Так ты, значит, только утренним поездом выехала?
АННИ. Ага. Пойду обед на скорую руку сделаю.
Идет на кухню, но тут же возвращается.
Надо же такой кавардак устроить! Разве миссис Чемберлен не заходила?
ГЕНРИ. Я звонил в гостиницу.
АННИ. Когда!
ГЕНРИ. Вчера вечером. Сказали - ты уехала.
АННИ. Правда?
Несет чемодан в спальню.
ГЕНРИ сидит неподвижно. АННИ, пятясь, без чемодана выходит в гостиную.
Боже мой. Генри! Нас что - обокрали? Что ты делал?
ГЕНРИ. Где ты была?
АННИ. В ночном поезде. Сама не знаю, зачем сказала про утренний. Как-то
вырвалось. В гостинице меня правда не было, я сразу из театра - на вокзал.
ГЕНРИ. Поезд опоздал?
АННИ. Хочешь билет проверить?
ГЕНРИ. Так, может, ты в зоопарк ходила?
АННИ встречает его взгляд спокойно и безразлично.
С кем?
АННИ. Генри, не надо. Ты не такой.
ГЕНРИ. Нет, я - такой.
АННИ. Но я не хочу. Это унизительно.
ГЕНРИ. Я тебя унижать не собираюсь.
АННИ. Ты себя унижаешь. Себя.
П а у з а .
Я ехала с одним человеком из труппы. Позавтракали на Хьюстонском
вокзале. Он поезда дожидался. Я осталась поговорить. А потом прихожу домой,
и с меня требуют отчета,- где я да что я. Два с половиной года женаты - и
вдруг такой допрос.
ГЕНРИ. Ты приехала ночным поездом и все утро просидела на Хьюстонском
вокзале?
АННИ. Да.
ГЕНРИ. С этим актером?
АННИ. Да. Можно идти?
О т в о р а ч и в а е т с я .
ГЕНРИ. Как поспали?
АННИ поворачивается и смотрит на него пустым, невидящим взглядом.
Ты спала с ним?
АННИ. Я - что? Какая разница? Ты тут же начнешь мучиться - вру я или не
вру.
ГЕНРИ. Ты бы соврала?
АННИ. Возможно.
ГЕНРИ. Ты спала?
АННИ. Нет. Ну, поверил? Ладно, пойду убирать.
ГЕНРИ. Знаешь, что я искал?
АННИ. Нет. А нашел?
ГЕНРИ. Нет.
Она поворачивается, чтобы идти в спальню.
Это Билли?
АННИ. Почему Билли?
ГЕНРИ. Это он, я знаю. Билли, Билли, Билли, то и дело вылетает - вроде
б так, к слову, но сдержаться не можешь. Как компьютерный вирус.
Бип-бип-Бил-ли-Билли. Ну, поговори со мной. А за погром прости.
АННИ. Надо было тебе все на место вернуть, я бы и не заметила.
ГЕНРИ. Ничего нельзя вернуть. Не вернешь. Давай поговорим. Я - такой
же, как ты, и знаю, как это бывает. В любви ты сначала - точно гусеница,
приникаешь к своему единственному, тебе предназначенному листку, жадно
грызешь. А потом это проходит. Ты удивлен: тебе, вроде, больше никто не
нужен, кроме той, единственной женщины, как вдруг встречается другая - не
самая красивая и к тому же чья-то жена - но ясно, что, сложись жизнь
по-иному, вы были бы вместе. Ведь так с каждым бывает, верно, Анни? Сердце
застучит быстрее, войдешь в комнату, и что-то в ней откликнется, чуется
какое-то движение, словно занавеска колыхнулась. Ничего между вами нет -
даже в мыслях - но растворена в воздухе возможность, и нельзя не показать,
что ты это уловил. Делаешь шаг навстречу, вполне невинный, однако таящий
обещания. При встрече обнимаетесь, целуетесь - обычное дело, теперь иначе и
не здороваются. А там и остается-то всего один шаг... Так что - Билли?
АННИ. Да.
ГЕНРИ. Я люблю тебя.
АННИ. А я - тебя. Иначе меня бы тут не было.
ГЕНРИ. Ну так скажи мне...
АННИ. Я люблю тебя.
ГЕНРИ. Не то.
АННИ. Нет, то. Самое важное.
ГЕНРИ. Другое тоже важно.
АННИ. Нет.
ГЕНРИ. Для меня важно. Было - значит, было. Чем мучиться, лучше знать
правду. Иначе я не смогу работать.
АННИ. Шантажист.
ГЕНРИ. Ты бы меня тоже спросила.
АННИ. Никогда не спрашивала.
ГЕНРИ. А ничего и не было.
АННИ. Еще как было...
ГЕНРИ. В твоем воображении.
АННИ. Какая разница? Весь первый год я боялась любой женщины младше
пятидесяти, даже тех, с кем ты еще не знаком.
ГЕНРИ. Но ты же одумалась.
АННИ. Не одумалась, а перестала об этом думать. Решила, что раз ты со
мной - значит, тебе самому так хочется, никто ведь не заставляет. А
остальное мне безразлично.
ГЕНРИ. А мне - нет.
АННИ (тверже). Я уже сказала. Мы с Билли все утро просидели в
привокзальном кафе, поэтому домой я пришла не сразу. А про поезд наврала,
чтоб не говорить про разговор с Билли - ведь это тоже вроде неверности... Но
тебе важно только одно: спала я с ним или нет.
ГЕНРИ. Ну и?..
АННИ. Нет.
ГЕНРИ. А хотела?
АННИ. Генри, Бога ради!
ГЕНРИ. Спроси и ты меня.
АННИ. Я твои тайны уважаю.
ГЕНРИ. А у меня их нет. Отрекаюсь. Ты - хотела?
АННИ. Но хоть чувство собственного достоинства у тебя есть?
ГЕНРИ. Понятно. На моем месте ты бы повела себя иначе. А я не верю в
достойное поведение, в милые беседы: "Аманда, как поживает твой любовник?" -
"Сегодня был в ударе, Чарльз. А твоя любовница как?.." Нет, я верю в
душевную смуту, слезы, боль, самозабвение, потерю собственного достоинства -
в наготу верю. Не думать, жить без забот - все равно что не любить. Ну скажи
- было? Ведь было?
АННИ. Не думать, жить беззаботно - при чем тут это? Заведи я любовника,
думать было бы уже не о чем. Не было б у меня ни вины, ни угрызений совести.
ГЕНРИ. Не было бы?.. А о чем вы говорили?
АННИ. В основном, о Броуди.
ГЕНРИ. Ну конечно. Я так и думал.
АННИ. Билли хочет играть в его пьесе.
ГЕНРИ. И когда же вы с Билли снова увидитесь?
АННИ. Он уехал, у него договор на другой спектакль. Но я обещала с ним
встретиться. Я хочу его видеть.
ГЕНРИ. Отлично, когда? Я тоже поеду, ты не против?
АННИ. Отчего же, поехали. Нужно же за мной присмотреть...
ГЕНРИ. Так когда?
АННИ. Наверно, на выходные.
ГЕНРИ. А куда?
АННИ. В Глазго.
ГЕНРИ. Билли приехал с тобой из Глазго, а потом тут же отправился
назад?
АННИ. Да.
ГЕНРИ. И я должен хранить собственное достоинство? Знаешь - не выходит.
У меня появилась навязчивая идея. Я и думать-то ни о чем другом не смогу.
АННИ. Так нельзя. Найди в себе какой-то уголок, где я ничего не значу.
Зацепись. Иначе тебя не за что любить. А что ты сделал с вещами, с
одеждой... И главное - с самим собой. Ужас!.. Это просто не ты. А люблю я -
тебя.
ГЕНРИ. Знаешь, в эти выходные я занят. Надеюсь, все будет хорошо.
АННИ. Спасибо.
Идет в спальню.
ГЕНРИ. Что Билли говорит о пьесе?
АННИ. Что Броуди писать не умеет.
У х о д и т .
ГЕНРИ вынимает из пакета подарок - шотландский клетчатый шарф.



Сцена десятая
Билли и Анни
АННИ читает в поезде.
БИЛЛИ подходит к соседнему свободному месту. Говорит с шотландским
акцентом. В руках у него саквояж. Диалог идет с усилением, через микрофон.
БИЛЛИ. Простите, это место не занято?
АННИ. Нет.
БИЛЛИ. Не возражаете?
АННИ. У нас свободная страна.
БИЛЛИ садится.
БИЛЛИ. Вы так считаете?
АННИ. Что?
БИЛЛИ. Что страна свободная.
АННИ не отвечает.
Далеко едете?
АННИ. В Лондон.
БИЛЛИ. Значит, до конца.
АННИ привстает, собираясь пересесть.
Читайте, читайте, мешать не буду.
АННИ. Спасибо.
П е р е с а ж и в а е т с я .
БИЛЛИ. Меня зовут Билл.
АННИ молчит.
А можно задать вам один вопрос?
АННИ. Мэри.
БИЛЛИ. Мэри, можно задать вам один вопрос?
АННИ. Один.
БИЛЛИ. Когда мы прибываем в Лондон?
АННИ. Если не опоздаем - в половине второго.
БИЛЛИ. Мэри, вы мне напомнили Муссолини. Знаете, как про него говорили:
"Пускай он фашист, но..."
АННИ. Нет... не то... это старый текст.
БИЛЛИ (чуть слышно выругавшись). Прости, Роджер...
ГОЛОС РОДЖЕРА. Ладно, вырежем.
АННИ. Откуда, Роджер? Сначала?
ГОЛОС РОДЖЕРА. Погодите минутку.
Свет меняется. Видно, что выгородка стоит на телестудии. АННИ встает,
отходит. БИЛЛИ следом. Они что-то говорят друг другу - коротко. Затем АННИ
садится на место, а он остается - растерянный, отторженный. Видно, что обоим
тяжело. Мгновение спустя свет гаснет.
ГЕНРИ один, слушает Баха "Арию на струне соль".

Сцена одиннадцатая
Генри и Анни
Из спальни появляется АННИ, она одета, собирается уходить, торопится.
ГЕНРИ (увидев ее, настойчиво). Послушай...
АННИ. Некогда, опаздываю.
ГЕНРИ. Это важно, прошу тебя.
АННИ. Ну что такое?
ГЕНРИ. Послушай.
Она понимает, что он имеет в виду музыку. Прислушивается.
Чье это?
АННИ (довольно). Тебе нравится?
ГЕНРИ. Очень.
АННИ. Это Бах. Поздравляю.
ГЕНРИ. Мошенник!
АННИ. Что-о?!
ГЕНРИ. Он украл эту мелодию.
ЛННИ. Кто, Бах?
ГЕНРИ. Да, у "Прокьюл Хэрем", просто нотка в нотку сдул. Только хуже! И
украсть толком не мог... Погоди, сейчас оригинал поставлю.
Направляется к проигрывателю.
АННИ довольна им, но ей надо идти. Подходит к Генри.
АННИ. Счастливо поработать.
Бегло целует его, но ГЕНРИ длит поцелуй. Говорит он, однако,
по-прежнему несколько отрешенно.
ГЕНРИ. Тебе тоже.
АННИ. Сегодня последний день съемок. Может, заедешь?
ГЕНРИ пожимает плечами.
Ладно, как хочешь.
ГЕНРИ. Кто я такой... Соавтор-призрак...
Звонит телефон.
АННИ. Если с телевидения - скажи, что я уже ушла.
ГЕНРИ (в трубку). Она уже ушла... Э-э...
Обращаясь к Анни.
Твой приятель.
АННИ в нерешительности.
Ладно, все, тебя нет.
АННИ берет трубку.
АННИ (в трубку). Билли? Да. Что? Да, конечно. Опоздаю немного. Ну
пока... Хорошо.
Вешает трубку.
Я люблю тебя. Понимаешь?
ГЕНРИ. Не вполне.
АННИ. Считаешь, что я веду себя некрасиво?
ГЕНРИ. Нет. Наверно, я сам виноват - был слишком занят собой, оставил
дверь открытой...
АННИ. Вот меня и вынесло за порог как пушинку. Но я вернусь.
ГЕНРИ. Ради меня? Не надо. Насильно я тебя возвращать не стану. Я так
не могу и не хочу. Как-то глупо: стоит мне расстроиться, ты говоришь, что
вернешься... Что ж, постараюсь больше не расстраиваться. И не бить на
жалость. Это скучно, противно. Не играть же роль Макса, твоего бывшего.
Помнишь? "Мне худо - люби меня..." Безвкусица. Следовательно? Буду гордым
рогоносцем, это трудно, но возможно. Привыкну к мысли, что мы современная
пара. Не будем врать, лицемерить - мы же выше этого. "Монополия хороша в
колониальной политике, а не в любви...".
АННИ. Прошу тебя, перестань.
П а у з а .
ГЕНРИ. Вся беда в том, что я не могу никакой частью души отделиться от
тебя, стать независимым. Я и пишу-то только, чтоб быть достойным тебя и
зарабатывать на жизнь с тобой. Жить как хочется. Не тебе, а мне - но именно
с тобой. Без тебя мне ничего не нужно. Жрал бы консервы, ходил в грязных
рубашках... А так - носки каждый день меняю, деньги зарабатываю, превращаю
невнятный бред во внятный - пускай Броуди тоже писателем считается. Правда,
из тюрьмы его пока никто не выпускает. Может, судьи почуяли подделку -
что-то неподлинное, как в любви блудницы. Meretrix...
АННИ. Не ввязывался бы, если считал, что это неправильно.
ГЕНРИ. Но ты-то считала, что это правильно. Я не могу жить по двум
нравственным системам одновременно. Я выбрал твою: то, что ты считаешь
правильным,- правильно; и то, что ты делаешь,- правильно; и то, к чему
стремишься,- правильно. Были же идолопоклонники, поклонялись Чарли Чаплину.
Чем не Бог? Не хуже других. Они любили Чаплина. А я люблю тебя.
АННИ. И за это мне все прощаешь? По-твоему, я - эгоистка, свинья, но ты
меня любишь и закрываешь на все глаза, да, Генри? Спасибо, конечно, но это
не о нас! Было бы много проще, будь я и вправду эгоисткой. С Билли все
кончено. Мне он не нужен. Ребенок, который никак не вырастет... Знаешь, я
похожа на... Радар - это такое сигнальное устройство?
ГЕНРИ. Что?
АННИ. Радар. От него волны исходят, да?
ГЕНРИ. Не совсем...
Анна. Ну, не важно. Ты понял?
ГЕНРИ. Что я должен понять? Везет мне с женами! Ни одна не в состоянии
связно изложить мысль...
АННИ. Погоди. Понимаешь, никакая я не эгоистка. Я даже излучаю волны,
сигналы: "Замужем. Никто не нужен". А Билли не словил сигнал, нырнул под
радар, в мертвую зону. Безрассудная игра в поезде, а на следующий день мне
уже приятно его видеть - знаешь, словно влюбилась. Да что там - словно...