Страуд Джонатан. Глаз голема

Джонатан Страуд
 
Глаз голема

   Посвящается Филиппе

Главные действующие лица

Волшебники

 
   М-р Руперт Деверокс — премьер-министр Великобритании и Империи.
   М-р Карл Мортенсен — министр обороны.
   Г-жа Джессика Уайтвелл — министр госбезопасности.
   М-р Генри Дюваль — шеф полиции.
   М-р Мармадьюк Фрай — министр иностранных дел.
   Г-жа Хелен Малбинди — министр информации.
   М-р Джулиус Тэллоу — министр внутренних дел.
   М-р Джон Мэндрейк — помощник министра внутренних дел.
   М-р Джордж Ффукс — волшебник четвертого уровня, департамент внутренних дел.
   Г-жа Джейн Фаррар — помощник шефа полиции.
   М-р Шолтпо Пинн — торговец, владелец магазина «Снаряжение Пинна» на Пиккадилли.
   М-р Квентин Мейкпис — драматург, автор «Лебедей Аравии» и иных произведений.
   А также многие иные волшебники, полицейские и соглядатаи.
 

Простолюдины

 
   Китти Джонс.
   Якоб Гирнек.
   М-р Т. Э. Пеннифезер.
   Энн Стивене.
   Фред Уивер.
   Стен Хеш.
   Николас Дру.
   Клем Хопкинс.
   И прочие участники Сопротивления.
 

Духи

 
   Бартимеус — джинн, на службе у м-ра Мэндрейка.
   Квизл — джинн, на службе у м-ра Ффукса.
   Шубит — джинн, на службе у г-жи Уайтвелл.
   Немиадес — джинн, на службе у м-ра Тэллоу.
   Симпкин — фолиот, на службе у м-ра Пинна.
   И множество иных афритов, джиннов, фолиотов и бесов.

Пролог

 
   Прага, 1868
   В сумерках один за другим вспыхивали вражеские костры. Их было куда больше, чем в любую из минувших ночей. Костры сверкали на серых равнинах, точно россыпь огненных самоцветов, и было их так много, что казалось, будто из-под земли возник зачарованный город. В наших же стенах, напротив, дома стояли с затворенными ставнями, и светильники были притушены. Все сделалось шиворот-навыворот: сама Прага стояла темной и мертвой, в то время как земли вокруг города пылали жизнью.
   Вскоре после этого улегся ветер. Перед тем он дул в течение нескольких часов — сильный и ровный западный ветер, приносивший нам вести о передвижениях захватчиков: грохот осадных машин, голоса солдат и животных, вздохи полоненных духов, запахи творимых чар. А теперь ветер утих с неестественной внезапностью, и воцарилось безмолвие.
   Я парил высоко в небе над Страховым монастырем, держась внутри кольца величественных городских стен, которые сам же и отстроил три века тому назад. Мои кожистые крылья мерно двигались мощными взмахами; глаза мои прозревали все семь планов до самого горизонта.^[1] Нельзя сказать, чтобы зрелище было отрадное. Само британское воинство пряталось за Сокрытиями, однако же волны его мощи уже подкатывали к подножию Пражского Града. Во мраке смутно виднелись ауры огромного контингента духов; ежеминутно очередные краткие содрогания планов возвещали о прибытии все новых отрядов. По темным полям целеустремленно перемещались в разных направлениях группы людей-солдат. В центре громоздилось скопище огромных белых шатров, похожих на яйца птицы Рок. Вокруг шатров густо, точно паутина, висели Щиты и прочие заклинания.^[2]
   Я поднял взгляд к темнеющему небосводу. На небе теснились гневные черные тучи, слегка подкрашенные желтым на западе. На большой высоте, вне пределов досягаемости Взрывов и почти незримые в гаснущих сумерках, кружили шесть размытых точек. Они плавно двигались противу-солонь, в последний раз обозревая наши стены, проверяя, насколько прочна наша защита.
   Да, кстати, не мешало бы и мне сделать то же самое.
 
   У Страховых ворот, самого дальнего и уязвимого места в стенах, была возведена укрепленная башня. Древние ворота были заперты тройным наговором и бесчисленным множеством засовов, а грозные зубцы на вершине башни щетинились пиками недремлющих часовых.
   По крайней мере, должны были щетиниться.
   К башне летел я, коршуноглавый, кожисто-крылый, сокрытый призрачной завесой. Я беззвучно ступил босыми ногами на высокий каменный гребень. Я ожидал мгновенного оклика, сурового «Стой, кто идет?!», стремительной реакции готовых к битве воинов.
   Тишина. Я снял с себя Сокрытие и стал ждать хотя бы скромного, запоздалого проявления бдительности. Потом громко кашлянул. И снова — ничегошеньки.
   Часть парапета была загорожена мерцающим Щитом, за которым и примостилось пятеро часовых.^[3] Щит был изрядно узок и рассчитан на одного солдата-человека или максимум на трех джиннов. Поэтому на площадке царила изрядная толкотня.
   — Ну чего ты пихаешься, чего пихаешься?
   — Поосторожней с когтями, ты, придурок!
   — А ты подвинься. Я ж тебе говорю, у меня вся задница наружу торчит! Еще увидят, чего доброго.
   — Ну, это само по себе могло бы принести нам победу.
   — Кончай крыльями размахивать! Едва глаз мне не вышиб!
   — А ты превратись во что-нибудь поменьше. Как насчет глиста, например?
   — Если ты еще раз ткнешь меня локтем!..
   — А я чё, виноват, что ли! Это Бартимеус нас сюда поставил. Этот надутый…
   Ну, короче, вот такой образец плачевной расхлябанности и бестолковщины. Думаю, целиком это пересказывать совершенно незачем. Коршуноглавый воитель сложил свои могучие крыла, выступил вперед и привлек внимание часовых, ловко отвесив им крепкую затрещину, одну на всех.^[4]
   — И это называется часовые? — прогремел я. Я был не в настроении устраивать тут долгое разбирательство: полгода непрерывной службы изрядно источили мою сущность. — Прячетесь за Щитом, ссоритесь, как торговки на базаре… Я вам что велел? Бдеть!
   Часовые что-то жалко бубнили в свое оправдание, переминались с ноги на ногу и смотрели в пол. Наконец лягушонок несмело поднял лапку.
   — Извините, мистер Бартимеус, сэр, — сказал он, — но что толку в нашем бдении? Британцы-то повсюду: и на небе, и на земле. Мы слыхали, что у них там целая когорта афритов — это правда?
   Я устремил свой клюв к горизонту и сузил глаза.
   — Быть может. Лягушонок застонал:
   — А у нас-то ни единого не осталось, верно ведь? С тех пор, как Феб накрылся медным тазом. А еще у них есть мариды — и не один, если верить слухам. А у предводителя еще и этот посох — страсть какой мощный. Говорят, он им и Париж, и Кельн разнес по пути сюда. Это тоже правда?
   Ветерок слегка шевелил перышки у меня на голове.
   — Быть может.
   Лягушонок ахнул.
   — Но ведь это же просто ужас, верно? Нам теперь просто не на что надеяться. С самого обеда прибывают все новые и новые отряды духов, а это может означать только одно. Сегодня ночью они пойдут в атаку. И к утру мы все будем покойниками.
   Мда-а, ничего не скажешь, хорошенький боевой дух будет у нашего войска от таких разговорчиков!^[5] Я положил руку на его склизкое, бородавчатое плечо:
   — Послушай, сынок… Как тебя звать?
   — Наббин, сэр.
   — Наббин. Так вот, Наббин: не стоит верить всему, что тебе говорят. Да, конечно, британская армия сильна. Более того: редко случалось мне видеть воинство сильнее этого. Но пусть так. Пусть у них есть мариды, целые легионы афритов и целые бочки хорл. Пусть все это обрушится на нас сегодня ночью, прямо здесь, у Страховых ворот. Ну что ж, пусть явятся! У нас еще есть в запасе нечто такое, от чего им придется убраться несолоно хлебавши.
   — Например, сэр?
   — У нас есть такое, от чего все эти африты и мариды кувырком попадают с неба. Тайные приемы, которым мы научились в огне десятков битв. Приемы, которые сулят одну сладостную возможность: выжить!
   Лягушонок уставился на меня своими выпученными глазами.
   — Это мой первый бой, сэр…
   Я небрежно махнул рукой:
   — В любом случае, императорские джинны говорят, что его волшебники над чем-то там трудятся. Последняя линия обороны. Какой-нибудь сумасшедший план, как пить дать. — Я похлопал его по плечу, как это принято у мужчин. — Ну что, сынок, полегчало тебе?
   — Никак нет, сэр. Только хуже стало.
   Ну, в общем, справедливо. Что поделаешь, не спец я по части таких задушевных бесед!
   — Ладно! — проворчал я. — Вот вам мой совет: уворачивайтесь пошустрее и, где возможно, удирайте. Если повезет, ваших хозяев убьют раньше, чем вас. По крайней мере, сам я рассчитываю именно на это.
   Надеюсь, они сумели извлечь пользу из моей воодушевляющей речи. Потому что именно в этот момент британцы пошли в атаку. По всем семи планам раскатилось далекое эхо. Мы все ощутили его: это был властный приказ, звучащий на одной мощной ноте. Я резко развернулся, вглядываясь во тьму, и пятеро часовых, один за другим, тоже высунули головы из-за зубцов.
   Внизу, на равнинах, могучая армия пришла в движение.
   Во главе войск, несомые внезапным порывом яростного ветра, мчались джинны в алых и белых доспехах, вооруженные тонкими пиками с серебряными наконечниками. Крылья их гудели, и башня содрогалась от их воплей. А по земле двигались призрачные полчища: хорлы со своими костяными трезубцами. Они обшаривали все дома и хижины, построенные снаружи городских стен, ища добычи.^[6] Вокруг них порхали смутные тени — гули и мороки, призраки холода и несчастья, нематериальные на любом из планов. А вслед за ними, вереща и щелкая челюстями, подобно пыльной буре или гигантскому пчелиному рою, взмыли в небо тысячи бесов и фолиотов. И все они — а также многие иные — устремились к Страховым воротам.
   Лягушонок подергал меня за рукав.
   — Хорошо, что вы с нами поговорили, сэр, — сказал он. — Теперь благодаря вам я чувствую себя абсолютно уверенно.
   Но я его почти не слушал. Я смотрел вдаль, поверх чудовищного воинства, на невысокий холмик рядом с куполами белых шатров. На холмике стоял человек, державший палку — точнее, посох. Человек был слишком далеко, чтобы разглядеть его как следует, однако его мощь я чувствовал даже отсюда. Его аура озаряла весь холм, на котором он стоял. У меня на глазах из кипящих в небе туч вырвались несколько молний — и втянулись в верхушку воздетого ввысь посоха. Холм, шатры, ожидающие вокруг солдаты — все вокруг него на миг озарилось ярким, как солнце, светом. А потом свет угас — посох вобрал в себя энергию молний. И над осажденным городом прокатился гром.
   — Значит, это и есть он? — пробормотал я. — Знаменитый Глэдстоун…
   Джинны уже приближались к стенам, минуя равнину и руины недавно разоренных домов. Когда они подлетели вплотную, сработал защитный наговор: в небо рванулись фонтаны голубовато-зеленого пламени, испепелившие тех, кто мчался впереди. Однако пламя быстро угасло, и остальные понеслись дальше как ни в чем не бывало.
   Пришла пора вступить в дело защитникам города: со стен взмыла к тучам сотня бесов и фо-лиотов. Они верещали металлическими голосами и швыряли Взрывы навстречу летящей орде. Нападающие отвечали тем же. В полутьме встречались и смешивались Инферно и Потоки, вспышки света отбрасывали причудливые сплетенные тени. Вокруг уже горели окраины Праги; первые из хорл теснились под нами, пытаясь порвать прочные соединяющие заклятия, которыми я скрепил основания стен.
   Я развернул свои крылья, готовясь ринуться в схватку; стоявший рядом лягушонок раздул горло и издал воинственное кваканье. В следующий миг из посоха волшебника, стоявшего вдали на холме, вырвался сгусток энергии. Он дугой пронесся по небосводу и врезался в башню Страховых ворот, под самыми ее зубцами. Наш Щит порвался, точно папиросная бумага. Во все стороны полетели камни и куски цемента, крыша просела. Я кубарем взлетел в воздух…
   … И едва не рухнул на землю. Впрочем, мне повезло: я упал на возы с сеном, которыми перегородили ворота перед началом осады. Деревянный остов башни уже полыхал. Часовых было не видать. В небе мельтешили бесы и джинны, обмениваясь магическими атаками. Тела убитых сыпались вниз, поджигая крыши домов. На улицу с воплями выбегали женщины и дети. Страховы ворота содрогались от ударов трезубцев хорл. Было ясно, что простоят они недолго.
   Защитники города явно нуждались в моей помощи. Я выкарабкался из кучи сена со свойственным мне проворством.
   — Бартимеус, когда закончишь обирать с себя соломинки, имей в виду, что тебя зовут в замок, — послышался знакомый голос.
   Коршуноглавый воитель обернулся.
   — А, Квизл! Привет.
   Посреди улицы, глядя на меня желто-зелеными глазами, восседала изящная леопардица. Когда я оглянулся, она небрежно встала, отошла на несколько шагов в сторону и села снова. Мгновением позже на то место, где она только что восседала, обрушился поток горящей смолы, оставив дымящийся кратер на булыжной мостовой.
   — Вижу, ты малость занят, — заметила она.
   — М-да. Пожалуй, тут нам не выстоять.
   И я спрыгнул с воза.
   — Похоже, соединяющие заклинания стен долго не продержатся, — сказала леопардица, взглянув на шатающиеся ворота. — Халтурная работенка. Интересно, что за джинн их строил?
   — Понятия не имею, — ответил я. — Так что, хозяин нас зовет?
   Леопардица кивнула:
   — И давай-ка поживее, а то достанется нам Иголок. Пошли пешком. В небе чересчур большая толкотня.
   — Ну, веди.
   Я сменил облик, обернувшись пантерой чернее ночи. И мы помчались по узеньким улочкам в сторону площади Градчаны. Улочки были пусты: мы нарочно избегали мест, где, точно охваченное паникой стадо, метались люди. Вокруг вспыхивали все новые и новые здания. Рушились кровли, падали стены. Над крышами плясали мелкие бесы, размахивая головешками.
   На площади перед замком суетились в неверном свете фонарей императорские слуги, которые кое-как грузили на телеги разрозненные предметы мебели. Конюхи тщетно пытались привязать обезумевших лошадей к коновязям. Небо над городом пестрело разноцветными вспышками; от Страховых ворот и монастыря доносились глухие удары разрывов. Мы проскользнули в парадный вход замка, и никто не преградил нам пути.
   — Что, Император съезжает? — пропыхтел я. Навстречу нам проносились очумевшие бесы с тюками тряпок на головах.
   — Он все больше из-за своих ненаглядных птичек тревожится, — откликнулась Квизл. — Требует, чтобы наши африты перенесли их в безопасное место.
   И ее зеленые глаза сверкнули насмешливо и печально.
   — Так ведь афритов же всех перебили.
   — То-то и оно. Ну вот, мы уже почти пришли.
   Мы прибыли в северное крыло замка, где располагались волшебники. Здесь сами камни были густо пропитаны магией. Леопард и пантера сбежали по длинной лестнице, очутились на балконе, выходящем на Олений ров, и через арку вступили в Нижнюю Мастерскую. Это была просторная круглая зала, занимавшая почти весь первый этаж Белой башни. На протяжении этих веков меня не раз вызывали сюда, но на сей раз все атрибуты магического искусства: книги, горшочки с благовониями, канделябры — были сдвинуты к стенам, а в центре залы были расставлены десять столов и кресел. На каждом из столов покоился хрустальный шар, мерцающий светом. На каждом из кресел сидел волшебник, который, пригнувшись, вглядывался в глубь шара. В зале царила гробовая тишина.
   Наш хозяин стоял у окна, глядя сквозь телескоп в темное небо.^[7] Он заметил нас, сделал нам знак молчать и провел в соседнюю комнату. Его седые волосы окончательно побелели от напряжения последних нескольких недель; крючковатый нос поник и заострился, и глаза стали красные, как у беса.^[8] Он почесал в затылке.
   — Можете не рассказывать, — сказал он. — Сам знаю. Сколько у нас времени?
   Пантера дернула хвостом.
   — Час, не больше.
   Квизл оглянулась в сторону большой залы, где трудились безмолвные волшебники.
   — Я вижу, вы выпустили големов, — сказала она.
   Волшебник коротко кивнул:
   — Они причинят врагу большой ущерб.
   — Этого все равно будет недостаточно, — возразил я. — Даже если их десять. Вы видали, какие там полчища?
   — Вечно ты, Бартимеус, лезешь со своими дурацкими и непрошеными замечаниями. Это всего лишь затем, чтобы отвлечь их. Мы планируем вывести его величество по восточной лестнице. У берега ждет лодка. А големы окружат замок и прикроют наше отступление.
   Квизл все еще смотрела на волшебников. Те скрючились над хрустальными шарами, непрерывно бормоча безмолвные указания своим созданиям. Крохотные движущиеся изображения в магических кристаллах показывали каждому из них, что видит его голем.
   — Британцы не станут возиться с этими чудовищами, — сказала Квизл. — Они найдут тех, кто ими управляет, и убьют их.
   Хозяин осклабился:
   — К тому времени император будет уже в безопасности! Кстати, это и есть ваше новое поручение. Вы будете стеречь его величество во время этого побега. Поняли?
   Я поднял лапу. Волшебник тяжко вздохнул:
   — Ну, Бартимеус?
   — Сэр, — сказал я, — нельзя ли внести встречное предложение? Прага окружена со всех сторон. Если мы попытаемся выбраться из города вместе с императором, всех нас ждет ужасная гибель. Может, плюнем на старого идиота и смоемся? На Карловой улице есть маленький пивной погреб с пересохшим колодцем. Колодец неглубокий. Правда, отверстие довольно узкое, но…
   Волшебник нахмурился:
   — Ты рассчитываешь, что я стану там прятаться?
   — Ну, там для вас тесновато, конечно, но, по моим расчетам, мы сумеем вас туда запихнуть. Ваше пузо, конечно, будет мешать, но если хорошенько нажать… Уй-яа!
   Моя шерсть задымилась; я осекся на полуслове. Раскаленные Иглы всегда сбивают меня с мысли.
   — Я знаю, что такое преданность, — в отличие от тебя! — прогремел хозяин. — Меня не нужно принуждать вести себя благородно по отношению к своему господину. Повторяю: вы оба должны защищать его особу, даже ценой своей собственной жизни! Поняли?!
   Мы нехотя кивнули; и как раз в этот момент пол под ногами содрогнулся от близкого разрыва.
   — Тогда следуйте за мной, — приказал он. — Времени мало.
 
   Мы поднялись по той же лестнице и углубились в гулкие коридоры замка. Окна озарялись яркими вспышками; отовсюду доносились жуткие вопли. Хозяин трусил на своих длинных, тощих ногах, хрипя и отдуваясь на каждом шагу, мы с Квизл длинными прыжками неслись следом.
   Наконец мы выбежали на террасу, где в течение многих лет император держал свой птичник. Птичник был огромный: нагромождение просторных вольеров с узорчатыми бронзовыми решетками, с куполами, башенками и выдвижными ящичками для корма и с дверцами, через которые император мог входить внутрь. Внутри все было заставлено деревьями и кустарниками в горшках, между которыми носилось множество разнообразных попугаев, чьи предки прибыли в Прагу со всех концов света. Император был буквально без ума от этих птиц; в последнее время, когда мощь Лондона стала расти и империя начала ускользать из его рук, он все чаще подолгу просиживал в птичнике, беседуя со своими друзьями. Теперь, когда в ночном небе шло магическое сражение, птицы были в панике. Они носились по клеткам, роняя перья и издавая пронзительные крики. Император, низенький пухлый господин в атласных штанах и мятой белой сорочке, суетился не меньше попугаев. Он о чем-то спорил с людьми, приставленными ходить за птицами, совершенно игнорируя советников, которые теснились вокруг. Главный министр, Майринк, бледный, с грустными глазами, дергал его за рукав:
   — Ваше величество, прошу вас! Британцы уже в Пражском Граде! Мы обязаны перевезти вас в безопасное место…
   — Но я не могу бросить моих птиц! Где мои волшебники? Вызовите их сюда!
   — Сир, они все участвуют в битве…
   — Ну, тогда где мои африты? Мой верный Феб…
   — Сир, я уже несколько раз информировал вас, что…
   Мой хозяин протолкался сквозь толпу.
   — Сир, разрешите представить вам Квизл и Бартимеуса. Они будут содействовать нам в отъезде, а потом вернутся, дабы спасти ваших замечательных птиц.
   — Как? Кошки? Две кошки?! Император побледнел и надулся.^[9]
   Мы с Квизл закатили глаза. Она превратилась в деву невиданной красы; я принял облик Птолемея.
   — А теперь, ваше величество, прошу вас к восточной лестнице… — сказал мой хозяин.
   В городе прогремели мощные взрывы; горела уже половина окраин. Через парапет, окружавший террасу, перемахнул мелкий бес с горящим хвостом. Он, скользя, подлетел к нам и замер на месте.
   — Разрешите доложить, сэр! К замку прорывается множество неистовых афритов. Атаку возглавляют Гонорий и Паттернайф, личные слуги Глэдстоуна. Они очень ужасные, сэр. Наши отряды не могут выстоять перед их натиском.
   Он умолк и оглянулся на свой дымящийся хвост.
   — Разрешите поискать воды, сэр?
   — А что големы? — осведомился Майринк. Бесенок содрогнулся:
   — Так точно, сэр. Големы только что вступили в битву с врагом. Я, разумеется, старался держаться подальше от облака, но, кажется, британские африты несколько смешались и отступили. Так как насчет воды?
   Император издал дребезжащий победный вопль.
   — Прекрасно, прекрасно! Победа у нас в руках!
   — Это лишь временное преимущество, — возразил Майринк. — Сир, нам нужно идти.
   И, невзирая на протесты императора, его оторвали от клеток и потащили к калитке. Майринк и мой хозяин возглавляли процессию, следом за ними шел император, но его приземистой фигурки было не видно за толпой придворных. Мы с Квизл замыкали шествие.
   Вспышка света. Через парапет у нас за спиной перемахнули две черные фигуры. Рваные плащи развевались у них за плечами, в глубине капюшонов горели желтые глаза. Они неслись через террасу большими летящими скачками, лишь изредка касаясь земли. Птицы в клетках внезапно умолкли.
   Мы с Квизл переглянулись.
   — Твои или мои?
   Прекрасная дева улыбнулась мне, обнажив острые зубки.
   — Мои.
   И она осталась позади, чтобы встретить приближающихся гулей. А я побежал догонять свиту императора.
   За калиткой под стеной замка шла вдоль рва на север узкая тропинка. Внизу полыхал Старый город, мне были видны бегающие по улицам британские солдаты и пражане, которые разбегались от них, сражались с ними и умирали от их рук. Но все это казалось ужасно далеким — до нас долетало лишь легкое дуновение. В небе, точно галки, носились стаи бесов.
   Император наконец прекратил громко жаловаться. Свита молча торопилась вперед. Пока что все в порядке. Мы уже у Черной башни. Вот и восточная лестница. Путь был свободен.