Нгарроба глубоко вздохнул и подошел к иллюминатору. Юноша с Венеры, дикое существо, не знающее даже одежды, лежал на бурой мягкой почве родной планеты.
   – Ведь это человек, - сказал Сун Лин то, о чем все думали.
   – Ну вас, Нгарроба! - смущенно вздохнул Гарги. - С вашим темпераментом вы способны увлечь кого угодно.
   – Мужественный, храбрый человек, - добавил китайский ученый. - Все его поведение говорит об этом.
   – Этот человек, столь похожий еще на зверя, не знал в своей жизни оков, - произнес после паузы Карбышев. - В здешней, всегда теплой зоне, на планете, где почти нет смены времен года, он, может быть, уже тысячи лет ходит голый, обросший шерстью, которая, вероятно, служит ему и матрасом. Но, дорогие друзья, он изобрел дротик, он имеет разум. Он хозяин, да, да, он хозяин Венеры. Пусть он этого не понимает и не знает даже толком мира, в котором он живет.
   – И вот прилетают люди с другой планеты, - с мягкой усмешкой закончил Сун Лин, - люди, стоящие на неизмеримо более высокой ступени развития, и первое, что они делают, - хватают свободного, посвоему свободного человека Венеры и как пленника везут на Землю.
   – Что же вы предлагаете? - спросил Нгарроба. Ему стало страшно неловко за свой спортивный азарт.
   Киноаппарат издал короткий гудок.
   – Кассету! - крикнул Нгарроба. - Сейчас он очнется.
   В голосе его еще слышалась легкая нотка сожаления.
   Гарги сменил кассету.
   Все столпились у иллюминатора.
   Грудь человека Венеры начала вздыматься.
   – Что же вы предлагаете? - повторил Нгарроба.
   – Мы, люди Земли, - сказал Карбышев, - находимся в положении богов, от разума и воли которых отныне зависит судьба жителей Венеры. Не знаю, есть ли у них мифология. Но мы больше, чем их боги. Более всемогущи. От нас зависит оказать правильное влияние на развитие людей Венеры и сделать его столь ускоренным, как это только возможно. И на какой-то ступени, когда будет уже существовать длительный контакт и удастся дать населению Венеры какое-то представление о Земле, мы пригласим людей Венеры посетить нашу планету.
   – Мы - это человечество?
   – Да.
   – Мы должны представить этот проект на обсуждение населения Земли, - сказал Сун Лин.
   – Притом немедленно, - добавил Карбышев.
   – Собственно, ракета уже настроена и может вылететь в час, для которого произведены все расчеты, напомнил Гарги. - Остается совсем немного подождать и нажать кнопку.
   – А жаль все-таки, что ни говорите, - сказал Нгарроба, - расставаться с планетой так сразу. Я ведь первый раз на Венере… Так стремился в эту экспедицию! Смотрите, он встает…
   Судорога прошла по телу рыжего юноши. Он открыл круглые зоркие глаза и несколько мгновений напряженно вглядывался в иллюминатор. Видел ли он людей? Он вдруг вскочил и бросился бежать. Но затем остановился и пошел, не торопясь, раскачиваясь всем телом и поминутно оглядываясь. Еще мгновение - и исчез в густых зарослях…
   – А симпатичный парень! - засмеялся Нгарроба. - К тому же, кажется, с характером.
   Лоо выбежал вперед, к странной кулу, сидевшей на множестве ног, сам не зная, зачем он это делает.
   Что-то тянуло его к этой огромной фигуре, увенчивающей вершину холма. Страх, который обуял его при появлении луча из облаков, куда-то исчез. Лоо не мог с уверенностью сказать, что предмет, появившийся из облаков и напугавший его, и эта наклоненная, словно для прыжка, фигура - одно и то же. Но им овладело волнение, похожее на то, которое он испытывал, когда хотел на глазах у всего племени рассказать о небесных коу.
   Лоо не должен был выходить из зарослей. По плану вождя, вместе с двумя десятками других людей ему следовало сидеть в засаде.
   Но он выбежал, словно его толкнули в спину. Он увидел огромный глаз у стоящей наклонно кулу, и в этом глазу мелькнуло что-то. Все твари, которых встречал в своей жизни Лоо, имели выпуклые глаза без всякого выражения, и в них никогда не проносилось ничего, даже отдаленно похожего на тень. Только двуногие обладали глазами, которые могли смотреть по-разному.
   Лоо подбежал ближе и стал смотреть на глаз кулу, такой огромный, как вход в Пещеру Огня.
   То, что он увидел, поразило его. Внутри глаза были двуногие! Да, да, двуногие! Хц всегда говорил, что существа, ходящие не на четвереньках и не скачущие, как рассерженные кулу, - это коу, двуногие.
   Только коу ходят прямо. Коу, которых увидел Лоо, не были похожи на двуногих его племени и на двуногих из племени Хо. Но - Лоо смотрел во все глаза - они ходили на двух ногах, а руками размахивали почти так, как это делают коу из племени Лоо, когда говорят. Кожа у них была со складками, без шерсти, ноги слишком длинные, вообще выглядели они безобразно. Но Лоо чувствовал: эти существа - коу.
   Хц раздраженно позвал его. После неудачного нападения на круглоголовых все уже вернулись в заросли. Один Лоо оставался около большой кулу. Он никак не мог уйти. Куда девались круглоголовые?
   Кулу проглотила их ртом, который расположен у нее на брюхе. Коу в глазу кулу не походили на круглоголовых.
   Тут Лоо увидел под ногами блестящую кость, он чуть не наступил на нее. Он поднял ее и стал ощупывать. Удар в голову свалил его с ног.
   Когда он открыл глаза, перед ним плясала на своих ногах большая кулу. Он посмотрел пристальнее - и кулу успокоилась. Страх вдруг охватил Лоо.
   Такой страх, как тогда. Он вскочил и бросился бежать. Но страх тут же прошел. И он пошел спокойно, оглядываясь, - кулу глядела на него своим глазом, в нем опять что-то мелькало.
   Хц приказал всем спрятаться в зарослях и не высовывать даже носа. Вождь думал, что круглоголовые снова выйдут наружу. Тогда охотники схватят их. Вождь не знал, что это за существа, - таких не было в окрестности.
   Древний смутный инстинкт заставлял его беспокоиться. Если бы он мог выразить испытываемое чувство словами, он сказал бы, что незнакомое почти всегда несет с собой и какую-то опасность. Оттопырив клапаны ноздрей, Хц жадно втягивал воздух.
   Лоо из укрытия следил за большой кулу. Она стояла или сидела, трудно было понять. Только глаз ее временами оживал и начинал светиться, как это бывает у некоторых зверей ночью.
   Так прошло много времени. Ничего не происходило.
   Вдруг яркий луч вырвался из туловища кулу и протянулся вниз, вдоль ската холма.
   У Лоо подкосились ноги.
   Кулу зарычала так громко, что Лоо стало ясно, что это небесная кулу. Только небесные существа гремят на весь мир, когда разговаривают друг с другом.
   Кулу кричала кому-то на небо.
   Затем она стала поднимать морду кверху, и ноги ее исчезали - она их подбирала или втягивала, как это делают кичи, ползающие в лужах.
   Кулу ревела и стояла теперь прямо, как ствол дерева, уже не касаясь холма. Она поднималась. Ну, конечно, она сейчас уйдет в небо - ведь это небесная кулу. И коу, которых он видел в глазу кулу, - это небесные коу. Кулу медленно, совсем медленно стала подниматься к небу. Грохот разносился вокруг такой, что ничего нельзя было расслышать. Кулу вдруг быстро понеслась вверх и исчезла в густых облаках.
   Только луч, как прозрачный хвост, оставался некоторое время, но он все слабел, слабел и исчез.
   Лоо стоял, запрокинув голову и глядя в небо.
   Он не знал, что там, в небе Венеры, куда улетели небесные коу, на далекой планете, невидимой отсюда за толстым слоем облаков, будет решена его судьба и судьба всех его сородичей. Никогда не придется Лоо и всем поколениям после него узнать неволю, войну, угнетение в любых его видах. Небесный коу протянет руку своему дикому брату и поведет его в мир разума и свободы, минуя все ступени, которые он преодолел сам.
   Лоо ничего этого не знал. Он смотрел в небо, пока не погас последний луч небесной кулу.

А. ДНЕПРОВ

КРАБЫ ИДУТ ПО ОСТРОВУ
 
   – Эи, вы там, осторожнее! - прикрикнул Куклинг на матросов.
   Они стояли по пояс в воде и, перевалив через борт шлюпки небольшой деревянный ящик, пытались протащить его по краю борта.
   Это был последний ящик из тех десяти, которые привез на остров инженер.
   – Ну и жарища! Пекло какое-то, - простонал он, вытирая толстую красную шею пестрым платком.
   Затем снял мокрую от пота рубаху и бросил ее на песок.
   – Раздевайтесь, Бад, здесь нет никакой цивилизации.
   Я уныло посмотрел на легкую парусную шхуну, медленно качавшуюся на волнах километрах в двух от берега. За нами она вернется через двадцать дней.
   – И на кой черт нам понадобилось с вашими машинами забираться в этот солнечный ад? - сказал я Куклингу, стягивая одежду. - При таком солнцe завтра в вашу шкуру можно будет заворачивать табак.
   – Э, неважно! Солнце нам очень пригодится. Кстати, смотрите, сейчас ровно полдень, и оно у нас прямо над головой.
   – На экваторе всегда так, - пробормотал я, не сводя глаз с «Голубки», - об этом написано во всех учебниках географии.
   Подошли матросы и молча стали перед инженером. Неторопливо полез он в карман брюк и достал пачку денег.
   – Хватит? - спросил он, протянув им несколько бумажек.
   Один из них кивнул головой.
   – В таком случае вы свободны. Можете возвращаться на судно. Напомните капитану Гейлу, что мы ждем его через двадцать дней.
   – Приступим к делу, Бад, - сказал Куклинг. - Мне не терпится начать.
   Я посмотрел на него в упор.
   – Откровенно говоря, я не знаю, зачем мы сюда приехали. Я понимаю: там, в адмиралтействе, вам, может быть, было неудобно мне обо всем рассказывать. Сейчас, я думаю, это можно.
   Куклинг скривил гримасу и посмотрел на песок.
   – Конечно, можно. Да и там я бы вам обо всем рассказал, если бы было время.
   Я почувствовал, что он лжет, но ничего не оказал. А Куклинг стоял и, скривив гримасу, тер жирной ладонью багрово-красную шею.
   Я знал, что так он делал всегда, когда собирался что-нибудь солгать.
   Сейчас меня устраивало даже это.
   – Видите ли, Бад, дело идет об одном забавном эксперименте для проверки теории этого, как его… - он замялся и испытующе посмотрел мне в глаза.
   – Кого?
   – Ученого-англичанина… Черт возьми, из головы вылетела фамилия. Впрочем, вспомнил, Чарлза Дарвина…
   Я подошел к нему вплотную и положил руку на его голое плечо.
   – Послушайте, Куклинг. Вы, наверное, думаете, что я безмозглый идиот и не знаю, кто такой Чарлз Дарвин. Перестаньте врать и скажите толком, зачем мы выгрузились на этот раскаленный клочок песка среди океана. И прошу вас, не упоминайте больше Дарвина.
   Куклинг захохотал, раскрыв рот, полный искусственных зубов. Отойдя в сторону шагов на пять, он сказал:
   – И все же вы болван, Бад. Именно Дарвина мы и будем здесь проверять.
   – И именно для этого вы притащили сюда десять ящиков железа? - спросил я, снова подходя к нему.
   Во мне закипела ненависть к этому блестевшему от пота толстяку.
   – Да, - сказал он и перестал улыбаться. - А что касается ваших обязанностей, то вам прежде всего нужно распечатать ящик номер один и извлечь из него палатку, воду, консервы и инструмент, необходимый для вскрытия остальных ящиков.
   Куклинг заговорил со мной так, как говорил на полигоне, когда меня с ним знакомили. Тогда он был в военной форме. Я тоже.
   – Хорошо, - процедил я сквозь зубы и подошел к ящику номер один.
   Большая палатка была установлена прямо здесь, на берегу, часа через два. В нее мы внесли лопату, лом, молоток, несколько отверток, зубило и другой слесарный инструмент. Здесь же мы разместили около сотни банок различных консервов и контейнеры с пресной водой.
   Несмотря на свое начальственное положение, Куклинг работал как вол. Ему действительно не терпелось начать дело. За работой мы не заметили, как «Голубка» снялась с якоря и скрылась за горизонтом.
   После ужина мы принялись за ящик номер два.
   В нем оказалась обыкновенная друхколесная тележка, вроде тех, которые применяются на перронах вокзалов для перевозки багажа.
   Я подошел к третьему ящику, но Куклинг меня остановил: - Давайте сначала посмотрим карту. Нам придется весь остальной груз развезти по разным местам.
   Я удивленно на него посмотрел.
   – Так надо для эксперимента, - пояснил он.
   Остров был круглым, как опрокинутая тарелка, с небольшой бухтой на севере, как раз там, где мы выгрузились. Его окаймлял песчаный берег шириной около пятидесяти метров. За поясом прибрежного песка начиналось невысокое плато, поросшее какимто высохшим от жары низкорослым кустарником.
   Диаметр острова не превышал трех километров.
   На карте значились несколько отметок красным карандашом: одни вдоль песчаного берега, другие в глубине.
   – То, что мы откроем сейчас, нужно будет развезти вот по этим местам, - сказал Куклинг.
   – Это что, какие-нибудь измерительные приборы?
   – Нет, - сказал инженер и захихикал. У него была противная привычка хихикать, если кто-нибудь не знает того, что знает он.
   Третий ящик был чудовищно тяжелым. Я думал, что в нем заколочен массивный заводской станок. Когда же отлетели первые доски, я чуть не вскрикнул от изумления. Из него повалились металлические плитки и бруски различных размеров и форм. Ящик был плотно набит металлическими заготовками.
   – Можно подумать, что нам придется играть в кубики! - воскликнул я, перекладывая тяжелые прямоугольные, кубические, круглые и шарообразные металлические слитки.
   – Вряд ли, - ответил Куклинг и принялся за следующий ящик.
   Ящик номер четыре и все последующие, вплоть до девятого, оказались наполненными одним и тем же - металлическими заготовками.
   Эти заготовки были трех видов: серые, красные и серебристые. Я без труда определил, что они были из железа, меди и цинка.
   Когда я принялся за последний, десятый, ящик, Куклинг сказал:
   – Этот вскроем тогда, когда развезем по острову заготовки.
   Три последующих дня мы с Куклингом на тележке развозили металл по острову. Заготовки мы высыпали небольшими кучами. Некоторые оставались прямо на поверхности, другие по указанию инженера я закапывал. В одних кучах были металлические бруски всех сортов, в других только одного сорта.
   Когда все это было сделано, мы вернулись к нашей палатке и подошли к десятому ящику.
   – Вскройте, только осторожнее, - сказал Куклинг.
   Этот ящик был значительно легче других и меньше размером.
   В нем оказались плотно спрессованные древесные опилки, а посередине - пакет, обмотанный войлоком и вощеной бумагой.
   То, что предстало перед нашими глазами, оказалось диковинным по своему виду прибором.
   С первого взгляда он напоминал большую металлическую детскую игрушку, сделанную в виде краба. Однако это был не просто краб. Кроме шести больших членистых лап, впереди были еще две пары тонких лапок-щупальцев, упрятанных своими концами в чехол, напоминавший выдвинутую вперед полураскрытую пасть уродливого животного. На спине краба в углублении поблескивало небольшое параболическое зеркальце из полированного металла, с темно-красным кристаллом в центре. В отличие от краба-игрушки у этого были две пары глаз - спереди и сзади.
   В недоумении я долго смотрел на эту штуку.
   – Нравится? - после долгого молчания спросил меня Куклинг.
   Я пожал плечами.
   – Похоже на то, что мы действительно приехали сюда играть в кубики и детские игрушки.
   – Это опасная игрушка, - самодовольно произнес Куклинг. - Сейчас вы увидите. Поднимите его и поставьте на песок.
   Краб оказался легким, весом не более трех килограммов.
   На песке он стоял довольно устойчиво.
   – Ну, и что дальше? - спросил я инженера иронически.
   – А вот подождем, пусть немного погреется.
   Мы сели на песок и стали смотреть на металлического уродца. Минуты через две я заметил, что зеркальце на его спине медленно поворачивается в сторону солнца.
   – Ого, он, кажется, оживает! - воскликнул я и встал на ноги.
   Когда я поднимался, моя тень случайно упала на механизм, и краб вдруг быстро засеменил лапами и выскочил снова на солнце. От неожиданности я сделал огромный прыжок в сторону.
   – Вот вам и игрушка! - расхохотался Куклинг. - Что, испугался?
   Я вытер потный лоб.
   – Скажите мне ради бога, Куклинг, что мы с ним будем здесь делать. Зачем мы сюда приехали?
   Куклинг тоже встал и, подойдя ко мне, уже серьезным голосом сказал: - Проверить теорию Дарвина.
   – Да, но ведь это - биологическая теория, теория естественного отбора, эволюции и так далее… - бормотал я.
   – Вот именно. Кстати, смотрите, наш герой пошел пить воду!
   Я был поражен. Игрушка подползла к берегу и, опустив хоботок, очевидно, втягивала в себя воду.
   Закончив пить, она снова выползла на солнце и неподвижно застыла.
   Я смотрел на эту маленькую машину и внутренне почувствовал к ней странное отвращение, смешанное со страхом. На мгновение мне показалось, что неуклюжий игрушечный краб чем-то напоминает самого Куклинга.
   – Это вы его придумали? - спросил я инженера после некоторого молчания.
   – Угу, - промычал он и растянулся на песке.
   Я тоже лег и молча уставился на странный прибор. Теперь он казался совершенно безжизненным.
   На животе я подполз к нему ближе и стал рассматривать.
   Спина краба представляла собой поверхность полуцилиндра с плоскими днищами впереди и сзади.
   В них-то и находились по два отверстия, напоминавших глаза. Это впечатление усиливалось тем, что за отверстиями в глубине корпуса блестели кристаллы.
   Под корпусом краба виднелась плоская платформабрюшко. Немного выше уровня платформы изнутри выходили три пары больших и две пары малых членистых клешней.
   Нутро краба разглядеть не удавалось.
   Глядя на эту игрушку, я старался понять, почему адмиралтейство придавало ей такое большое значение, что снарядило специальный корабль для поездки на остров.
   Куклинг и я продолжали лежать на песке, каждый занятый своими мыслями, пока солнце не спустилось над горизонтом настолько низко, что тень от росших вдали кустарников коснулась металлического краба. Как только это произошло, он легонько двинулся и снова выполз на солнце. Но тень настигла его и там. И тогда наш краб пополз вдоль берега, опускаясь все ниже и ниже к воде, все еще освещенный солнцем. Казалось, ему во что бы то ни стало нужно было оставаться освещенным солнечными лучами.
   Мы встали и медленно пошли за машиной.
   Так мы постепенно обходили остров, пока, наконец, не оказались на его западной стороне.
   Здесь, почти у самого берега, была расположена одна из куч металлических брусков. Когда краб оказался от нее на расстоянии около десяти шагов, он вдруг, как бы забыв о солнце, стремительно помчался к ней и застыл возле одного из медных брусков.
   Куклинг тронул меня за руку и сказал: - Сейчас идемте к палатке. Интересное будет завтра утром.
   В палатке мы молча поужинали и завернулись в легкие фланелевые одеяла. Мне показалось, что Куклинг был доволен тем, что я не задавал ему никаких вопросов. Перед тем как уснуть, я слышал, как он ворочался с боку на бок и иногда хихикал. Значит, он знал что-то такое, чего никто не знал.
   Рано утром следующего дня я пошел купаться. Вода была теплая, и я долго плавал в море, любуясь, как на востоке, над едва искаженной широкими волнами гладью воды, разгоралась пурпурная заря. Когда я вернулся к нашему пристанищу и вошел в палатку, военного инженера там уже не было.
   «Пошел любоваться своим механическим уродом», - подумал я, раскрывая банку с ананасами.
   Не успел я проглотить и трех ломтиков, как раздался вначале далекий, а потом все более и более явственный голос инженера:
   – Лейтенант, скорее бегите сюда! Скорее! Началось! Скорее бегите сюда.
   Я вышел из палатки и увидел Куклинга, который стоял среди кустов на возвышенности и махал мне рукой.
   – Пошли! - сказал он мне, пыхтя, как паровоз. - Пошли скорее.
   – Куда, инженер?
   – Туда, где мы вчера оставили нашего красавца.
   Солнце было уже высоко, когда мы добежали до кучи металлических брусков. Они ярко блестели, и вначале я ничего не мог разглядеть.
   Только тогда, когда до кучи металла осталось не более двух шагов, я вначале заметил две тонкие струйки голубоватого дыма, поднимавшиеся вверх, а после… А после я остановился, как парализованный.
   Я протер глаза, но видение не исчезло. У кучи металла стояли два краба, точь-в-точь такие, как тот, которого вчера мы извлекли из ящика.
   – Неужели один из них был завален металлическим ломом? - воскликнул я.
   Куклинг несколько раз присел на корточки и захихикал, потирая руки.
   – Да перестаньте же вы корчить из себя идиота! - крикнул я. - Откуда взялся второй краб?
   – Родился! Родился в эту ночь!
   Я закусил губы и, ни слова не говоря, подошел к крабам, над спинами которых в воздух поднимались тоненькие струйки дыма. В первый момент мне показалось, что у меня галлюцинации: оба краба усердно работали!
   Да, именно работали, быстро перебирая своими тонкими передними щупальцами. Передние щупальца прикасались к металлическим брускам и, создавая на их поверхности электрическую дугу, как при электросварке, отваривали кусочки металла. Крабы быстро заталкивали металл в свои широкие рты. Внутри механических тварей что-то жужжало. Иногда из пасти с шипением выбрасывался сноп искр, затем вторая пара щупальцев извлекала наружу готовые детали.
   Эти детали в определенном порядке собирались на плоской платформочке, постепенно выдвигавшейся из-под краба.
   На платформе одного из крабов уже была собрана почти готовая копия третьего краба, в то время как у второго краба контуры механизма только-только появились. Я был поражен увиденным.
   – Да ведь эти твари делают себе подобных? - воскликнул я.
   – Совершенно верно. Единственное назначение этой машины - изготавливать машины себе подобные, - сказал Куклинг,
   – Да разве это возможно? - спросил я, ничего не соображая.
   – А почему нет? Ведь любой станок, например токарный, изготавливает детали для такого же токарного станка, как и он сам. Вот мне и пришла в голову мысль: сделать машину-автомат, которая будет от начала до конца изготавливать саму себя. Модель этой машины - мой краб.
   Я задумался, стараясь осмыслить то, что сказал инженер. В это время пасть первого краба раскрылась и из нее поползла широкая лента металла. Она покрыла весь собранный механизм на платформочке, создав, таким образом, спину третьего автомата. Когда спина была установлена, быстрые передние лапки приварили спереди и сзади металлические стенки с отверстиями, и новый краб был готов. Как и у его братьев, на спине, в углублении, поблескивало металлическое зеркало с красным кристаллом в центре.
   Краб-изготовитель подобрал под брюхо платформочку, и его «ребенок» стал своими лапами на песок.
   Я заметил, как зеркало на его спине стало медленно поворачиваться в поисках солнца. Постояв немного, краб побрел к берегу и напился воды. Затем он выполз на солнце и стал неподвижно греться.
   Я подумал, что все это мне снится.
   Пока я разглядывал новорожденного, Куклинг сказал:
   – А вот готов и четвертый.
   Я повернул голову и увидел, что «родился» четвертый краб.
   В это время первые два, как ни в чем не бывало, продолжали стоять у кучи металла, отваривая куски и заталкивая их в свое нутро, повторяя то, что они делали до этого.
   Четвертый краб также побрел пить морскую воду.
   – На кой черт они сосут воду? - спросил я.
   – Это происходит заливка аккумулятора. Пока есть солнце, его энергии, которая при помощи зеркала на спине и кремниевой батареи превращается в электричество, хватает, чтобы выполнять всю работу. Ночью автомат питается запасенной за день энергией из аккумулятора.
   – Значит, эти твари работают день и ночь? - спросил я.
   – Да, день и ночь, непрерывно.
   Третий краб зашевелился и также пополз к куче металла.
   Теперь работали три автомата, в то время как четвертый заряжался солнечной энергией.
   – Но ведь материала для кремниевых батарей в этих кучах металла нет… - заметил я, стараясь постигнуть технологию этого чудовищного самовоспроизводства механизмов.
   – А он не нужен. Его и так сколько угодно. - Куклинг неуклюже подбросил ногой песок. - Песок - это окись кремния. Внутри краба под действием вольтовой дуги она восстанавливается до чистого кремния.
   В палатку мы вернулись вечером, в то время, когда у кучи металла работало уже шесть автоматов и двое грелись на солнце.
   – Зачем все это нужно? - спросил я Куклинга за ужином.
   – Для войны. Эти крабы - страшное оружие диверсии, - сказал он откровенно.
   – Не понимаю, инженер.
   Куклинг пожевал тушеное мясо и, не торопясь, пояснил:
   – Представьте, что будет, если такие штуки незаметно выпустить на территории противника?
   – Ну и что же? - спросил я, прекратив есть.
   – Вы знаете, что такое прогрессия?
   – Допустим.
   – Мы начали вчера с одного краба. Сейчас их уже восемь. Завтра их будет шестьдесят четыре, послезавтра - пятьсот двенадцать, и так далее. Через десять дней их будет более десяти миллионов. Для этого понадобится тридцать тысяч тонн металла.
   Услышав эти цифры, я онемел от изумления.
   – Да, но…
   – Эти крабы в короткий срок могут сожрать весь металл противника, все его танки, пушки, самолеты. Все его станки, механизмы, оборудование. Весь металл на его территории. Через месяц не останется ни одной крошки металла на всем земном шаре. Он весь пойдет на воспроизводство этих крабов… Заметьте, во время войны металл - самый важный стратегический материал.