Страница:
Отношения между «Кругом Земным» и всеми этими письменными произведениями подробно и неоднократно исследовались. Считается установленным, что большинство этих произведений было известно автору «Круга Земного» и что многие из них (разные в разных сагах «Круга Земного») были им широко использованы. Несомненно, однако, что у «Круга Земного» были не только письменные, но и устные источники. Но у современного исследователя древнего произведения могут быть более или менее точные сведения только о письменных источниках этого произведения – то ли потому, что они сохранились, то ли потому, что они упоминаются в сохранившихся источниках. Устные источники древнего произведения – это всегда только гипотеза.
Устные источники, которые прощупываются в «Круге Земном», – это как правило не конкретные произведения, а жанры, послужившие прообразом «Круга Земного» в том, что касается мотивов или манеры повествования, характерных для этих жанров. Так, в «Круге Земном» кое-где прослеживаются мотивы, характерные для сказок-бывальщин, иногда – для волшебных сказок, часто – для героических сказаний. Что же касается манеры повествования в «Круге Земном», то она несомненно восходит к устной саге. Правда, мы знаем этот жанр только по его письменному отражению: по так называемым «родовым сагам», или «сагам об исландцах», т. е. письменным произведениям, которые возникали в Исландии на протяжении XIII века (вероятно, позднее, чем «Круг Земной») на основе устной традиции и в большей или меньшей степени хранят следы своего происхождения.[572] Но по всей вероятности в ту эпоху, когда создавался «Круг Земной», устная сага была еще живым жанром. Во всяком случае, как показывает сравнение «Круга Земного» с его письменными источниками, еще жива была техника творческого пересказа, которая должна была быть характерна для устной саги.
Автор «Круга Земного» подает материал трезво, сдержанно, без какого-либо комментирования событий, строго фактографично; вместе с тем события конкретизируются в действиях и словах отдельных лиц, изображаются живо, ярко и драматично. Эта манера повествования характерна и для лучших «родовых саг». Однако кое в чем она в «Круге Земном», как и в «королевских сагах» вообще, все же отличается от манеры «родовых саг». В «королевских сагах» рассказывается о событиях в стране, где, в противоположность Исландии, было государство, была государственная власть, сосредоточенная в руках одного человека. Поэтому рассказываемое в «королевских сагах» связано тем, что оно о государстве или о его главе, короле, и его правлении. В «родовых сагах» описываемые события, т. е. та или иная распря между членами исландского общества, охватываются полностью, упоминаются все участники данной распри и все действия и высказывания, имеющие к ней отношение. Между тем в «королевских сагах» охват описываемого менее полон: все, имеющее отношение к правлению данного короля, все, что происходило в государстве во время его правления, не может, естественно, быть охвачено, и поэтому неизбежен отбор фактов. Но тем самым «королевские саги» ближе к истории как науке, чем «родовые саги»: ведь история как наука тоже подразумевает выборочное описание действительности прошлого ввиду невозможности ее охвата во всей ее живой полноте.
В «королевских сагах», так же как и в «родовых сагах», время – это не равномерный и непрерывный поток, независимый от событий, которые в нем происходят. Поэтому в «королевских сагах», как и в «родовых сагах», обычно игнорируются изменения, которые происходят не в результате событий, а постепенно и незаметно, т. е. изменения общественных и экономических отношений и т. п., и эти отношения оказываются в изображении «королевских саг» неизменными, и тем самым отношения, характерные для эпохи написания саги, т. е. XIII век, подставляются в более древнюю эпоху, т. е. IX–X века. Немало таких подстановок было обнаружено в «Круге Земном». Допуская такие подстановки, автор «Круга Земного» повинен в модернизации эпохи, более древней, чем та, в которую он жил. Не следует забывать, однако, что когда, например, современные исследователи «Круга Земного» называют его произведение «историческим романом», они повинны в гораздо большей модернизации (ведь исторический роман возник как жанр только в XIX веке!).
Все же в «королевских сагах» и, в частности, в «Круге Земном», время больше абстрагировано от происходящих в нем событий, чем в «родовых сагах». Ведь правление короля, т. е. то, что образует стержень повествования в «королевских сагах» (откуда и название их), – это не только события, но и течение времени. Поэтому время в «королевских сагах» в какой-то мере отрывается от событий, объективируется, становится существующим само по себе. Отсюда появление в «королевских сагах» своего рода хронологической сетки (отсчета от начала или конца правления королей, привязывание событий к году правления короля), которая накладывается на события, возникновение погодного рассказа о событиях. Внутренняя связь событий, характерная для «родовых саг», начинает уступать место связи одновременности. И, по-видимому, то, что саги-жизнеописания одного короля (как саги об Олаве Святом или Сверрире) уступают место сагам, охватывающим историю страны на протяжении царствования многих правителей (как «Свод», «Гнилая кожа» и «Красивая кожа»), а в случае «Круга Земного» – на протяжении царствования всех когда-либо существовавших в северных странах правителей, тоже было развитием в направлении более абстрактного понимания времени и тем самым некоторым приближением к исторической науке нового времени.
«Королевские саги» начали писать раньше, чем «родовые саги», и в ряде случаев известно, кто их написал. И то и другое связано, вероятно, с тем, что «королевские саги» представлялись более важными, чем «родовые саги»: на «королевские саги» и тех, кто их писал, падал отблеск от ореола, окружавшего королей и церковь в глазах людей той эпохи. Ведь древнейшие «королевские саги», т. е. саги-жизнеописания королей-миссионеров – Олава Трюггвасона и Олава Святого, были написаны под влиянием латиноязычной житийной литературы (некоторое ее влияние заметно кое-где и в «Круге Земном») и ставили своей целью возвеличенье церкви в лице ее наиболее видных миссионеров. Однако даже если о той или иной «королевской саге» известно, кто ее «написал», то это едва ли значит, что данная сага была плодом осознанного авторства. Значение древнеисландского слова «написать» совсем не тождественно значению современных слов «сочинять» или «быть автором». Кроме того, сообщение о том, что такой-то «написал» тот или иной памятник, делалось, по-видимому, вовсе не с целью атрибуции данного памятника определенному автору, но из совсем других побуждений, например, чтобы объяснить что-то, написанное кем-то другим, тем самым называя его имя. Впрочем, не исключено и то, что роль автора становилась более осознанной по мере того, как она приближалась к роли историка, т. е. по мере того, как она становилась менее творческой.
«Круг Земной» был новаторским произведением в том отношении, что в нем впервые история Норвегии начинается не с первых норвежских королей, а с их шведских предков – Инглингов. Поэтому «Сага об Инглингах» заслуживает особого рассмотрения.
Хотя проблема источников «Саги об Инглингах» издавна привлекала к себе внимание исследователей, она до сих пор не решена полностью.[573] Об основном источнике того, что в «Круге Земном» рассказывается об Инглингах, сам его автор в своем «Прологе» говорит так: «Тьодольв Мудрый из Хвинира был скальдом Харальда Прекрасноволосого. Он сочинил песнь о конунге Рёгнвальде Достославном. Эта песнь называется Перечень Инглингов. Рёгнвальд был сыном Олава Альва Гейрстадира, брата Хальвдана Черного. В этой песне названы тридцать предков Рёгнвальда и рассказано о смерти и месте погребения каждого из них. Фьёльниром звался сын Ингви-Фрейра, которому шведы долго потом совершали жертвоприношения. По его имени весь род называется Инглингами. (…). Жизнеописание Инглингов написано сперва со слов Тьодольва и пополнено со слов мудрых людей». Это свидетельство о «Перечне Инглингов» у многих ученых вызывало сомнения. Однако, согласно позднейшим исследованиям, песнь, которая цитируется в «Саге об Инглингах», вполне могла быть сочинена Тьодольвом, скальдом Харальда Прекрасноволосого, т. е. в конце IX – начале X века, она вряд ли подверглась позднейшим переработкам или сокращениям и цитируется почти полностью.[574] Утеряно, вероятно, только начало, где шведский королевский род Инглингов возводится к богам Фрейру и Ньёрду. Тьодольв рассказывает о смерти каждого из предков Рёгнвальда, а также о событиях, связанных с их смертью, но о месте их захоронения он упоминает только в десяти случаях. В некоторых случаях автор «Саги об Инглингах» видимо не понял того, что говорит Тьодольв (см. примечания 52, 53, 68 и 87 к этой саге).
Автор несомненно принимал «Перечень Инглингов» за вполне правдивый источник. Тем не менее он, по-видимому, считал себя вправе развивать сведения, сообщаемые Тьодольвом о том или ином событии, в обстоятельный рассказ о том, что, по мнению рассказчика, должно было привести к данному событию, психологически его обосновывая и принимая правдоподобие придуманного им за фактическую правду. Так, например, сообщение «Перечня Инглингов» о том, что братья Альрек и Эйрик убили друг друга удилами («Альрек, подняв руку на Эйрика, сам от руки братней умер. Да не меч, а узду простую князья в бою заносили»), было скорее всего единственным материалом для обстоятельного рассказа о том, как братья соперничали в умении ездить верхом, как они во время одной поездки отбились от своих спутников и как их потом нашли мертвыми с проломленными черепами (глава XX).
Несомненно также, что «Перечень Инглингов» не был единственным источником «Саги об Инглингах». Это видно прежде всего из того, что в саге нередко рассказывается о событиях, о которых в стихах Тьодольва ничего не говорится. В тех случаях, когда рассказ в саге более обстоятелен, чем рассказ о том же событии у Тьодольва, или в чем-либо отличен от него, вполне возможно, что у автора саги был, помимо стихов Тьодольва, еще и другой источник. Таким другим источником могла быть прежде всего проза, сопровождавшая в устной традиции стихи Тьодольва. О возможных устных источниках «Саги об Инглингах» было высказано много разных предположений. Но естественно, что дальше более или менее правдоподобных гипотез пойти в этой области невозможно. Не поддается установлению, в частности, на каких источниках основывался Тьодольв в своей песни. Считается, однако, наиболее вероятным, что ему были известны более древние произведения, аналогичные «Перечню Инглингов», или устные генеалогические перечни.
Кроме «Перечня Инглингов», в саге цитируется «Перечень Халейгов» (гл. VIII), песнь, сочиненная в конце X века Эйвиндом Погубителем Скальдов о предках ярла Хакона. Были у «Саги об Инглингах» и письменные источники. Установлено, что в ряде случаев она следует не стихам Тьодольва, а «Саге о Скьёлъдунгах», датской истории (Скьёльдунги – датский королевский род), написанной в конце XII или начале XIII в., но до наших дней сохранившейся только в одном отрывке и в сокращенном латинском пересказе, сделанном в конце XVI в. исландским ученым Арнгримом Йонссоном. Автор «Саги об Инглингах» сам ссылается на эту сагу, рассказывая о битве на льду озера Венир (гл. XXIX). Предполагается, что в некоторых случаях, например в рассказе об Ингьяльде, Гранмаре и Хьёрварде (главы XVII–XIX), «Сага о Скьёльдунгах» была основным источником «Саги об Инглингах». Предполагается также, что у «Саги об Инглингах» был какой-то несохранившийся письменный источник, к которому восходит также и латинская «История Норвегии», написанная в Норвегии в конце XII или в начале XIII века.
Проблема исторической основы «Саги об Инглингах» не менее сложна, чем проблема ее источников.
Считается установленным, что первые восемнадцать глав «Саги об Инглингах», т. е. то, что рассказывается о первых десяти поколениях Инглингов (Ньёрде, Фрейре, Фьёльнире, Свейгдире, Ванланди, Висбуре, Домальди, Домаре, Дюггви и Даге), не содержит ничего исторического. Однако в той мере, в какой рассказываемое в этих главах восходит к древним языческим мифам, эти главы – содержат очень важный материал по истории духовной культуры древних скандинавов, по их верованиям, обрядам и обычаям. То, что рассказывается в первых десяти главах об Асах и Ванах, Одине, Фригг, Ньёрде, Фрейре, Фрейе, Хёнире, Квасире и т. д., в основном совпадает с двумя другими важнейшими источниками по скандинавской языческой мифологии – «Младшей Эддой» и мифологическими песнями «Старшей Эдды». Однако в «Саге об Инглингах» персонажи мифов – это не боги, а некогда существовавшие короли, которые владели колдовством и при его помощи выдавали себя за богов. Таким образом все сверхъестественное, о чем рассказывается в эддических мифах, сохранено, однако сделано приемлемым для тех, кто не хотел верить в языческих богов, но верил в колдовство. Такая эвгемеристическая трактовка языческих богов есть и в некоторых других древнеисландских памятниках. Так, она есть в «Саге о Скьёльдунгах». Она есть и в «Младшей Эдде», произведении, которое, как и «Круг Земной», приписывается Снорри Стурлусону. Но в «Младшей Эдде» эвгемеристическая трактовка языческих богов менее последовательна: она есть в «Прологе» и в обрамлении «Видения Гюльви», но в том, что там рассказывается дальше, она, в сущности снята. Между «Младшей Эддой» и «Сагой об Инглингах» есть также ряд расхождений в частностях: о Мимире и Квасире в саге рассказывается иначе, чем в «Младшей Эдде»; Фрейр и Фрейя в саге – дети Ньёрда от его сестры, а в «Младшей Эдде» – от Скади, его жены, и в «Младшей Эдде» не говорится, что Скади была потом женой Одина; чудесный корабль Скидбладнир в саге принадлежит Одину, а в «Младшей Эдде» – Фрейру.
C эвгемеристической трактовкой мифов связаны и фантастические этимологии, основанные на приравнивании созвучных имен и названий. Так, связываются названия «Азия» и «Асы», и соответственно Асы оказываются выходцами из Азии (гл. II). Скифия приравнивается по созвучию Швеции (исл. Sv??j??), и таким образом происхождение Асов, т. е. предков шведских конунгов, из Азии подтверждается тем, что страна у Черного моря, т. е. моря, отделяющего Азию от Европы, носит то же название, что и Швеция (гл. I). Топоним «Танаис» (латинское название Дона) толкуется как «речной рукав Ванов» (Vanakv?sl из Tanakv?sl), и таким образом подтверждается происхождение Ванов из страны у Черного моря. Происхождение Асов из Азии не придумано автором «Круга Земного». Оно есть и в других древнеисландских памятниках, в частности в прологе «Младшей Эдды». Отличие тут только в том, что автор пролога «Младшей Эдды» обильно уснащает повествование ученостью французского и английского происхождения, тогда как автор саги в основном не выходит за рамки скандинавского материала. Впрочем, географические сведения, которые сообщаются в начале саги, – это, по-видимому, свободная передача ходячей европейской учености того времени.
Высказывалось предположение, что в рассказе о переселении Асов из Азии в Швецию живет древняя историческая традиция, отражающая какое-то переселение германских племен с побережья Черного моря к Балтийскому, происходившее в первые века нашей эры. Это предположение убедительно опроверг Хойслер в капитальной работе, посвященной всему кругу вопросов, связанных с трактовкой древнейшей истории Скандинавии в древнеисландской литературе.[575]
В главах XI–XVIII «Саги об Инглингах» основа – скорее сказка, чем миф. Эта основа особенно ясно видна в главе XII (камень, который закрывается, когда герой в него входит, и карлик, который заманивает героя к себе в камень) и главе XIII (герой нарушает обещание вернуться в страну, населенную демоническими существами, и обманутое существо умерщвляет его). Характерно, что имена действующих лиц в этой главе носят явно сказочный характер: Сньяр (Snj?r) значит «снег». Дрива (Dr?fa) значит «метель», Хульд – имя великанши в сказках (ср. также имена Фрости и Логи, что значит «мороз» и «огонь» в гл. XIX). Но основа того, что рассказывается в главе XI, – это скорее эвгемеризованный миф: предполагается, что Фьёльнир – это демон зерна, который должен утонуть в напитке, чтобы придать ему крепость. Основа из сказки или мифа ясна в главе XXV (девятикратное продление жизни посредством принесения в жертву своих сыновей). Однако, начиная с главы XIV, в том, что рассказывается, появляются и мотивы, характерные для героических сказаний скорее, чем для сказок, – проклятие, наложенное на золотое сокровище, распря между родичами, месть за отца, сожжение героя в его доме, убийство через повешение, убийство из ревности, геройская гибель в битве. Начиная с главы XIX мотивы, характерные для героических сказаний, становятся в «Саге об Инглингах» господствующими. Особенно ясно проступает героическое сказание в том, что рассказывается об Ингьяльде (главы XXXIV–XL). В той мере, в какой героическое сказание обычно содержит какое-то историческое зерно или по меньшей мере отражает определенную социальную действительность, там, где прощупывается героическое сказание, наличие исторической основы вполне вероятно. С главы XXII социальная действительность начинает находить и непосредственное отражение: в главе XXII упоминаются викингские походы в чужие страны, в главе XXVII признается существование в Швеции многих местных конунгов, а в главах XXX, XXXVI и XLII описывается освоение новых земель в Швеции.
В попытках датировать события, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах», большую роль сыграли соответствия между сагой и древнеанглийской поэмой «Беовульф». Охтхере (Ohthere), Эадгильс (Eadgils) и Онела (Onela), о которых рассказывается в «Беовульфе», – это, несомненно, Оттар (Ottar), Адильс (A?ils) и Али (?li), о которых рассказывается в «Саге об Инглингах» (главы XXVII–XXIX). Совпадают не только имена, но и многое из того, что рассказывается об этих лицах. Поскольку историческое зерно в «Беовульфе» поддается датированию (франкского историка Григория Турского можно понять так, что один из походов, описываемых в «Беовульфе», имел место в 516 г.), открылась возможность датировать и то, что рассказывается в «Саге об Инглингах».
Для датировки событий, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах», были использованы также свидетельства «Саги об Инглингах» о местах захоронения Инглингов. О трех Инглингах сообщается в саге, что они погребены в курганах в Упсале – Ауне, Эгиле и Адильсе (главы XXV, XXVI и XXIX). В Упсале действительно только три древних кургана. Древнейший из них датируется концом V века, другой – началом VI века, третий – концом VI века. Предполагается, что они вполне могут быть курганами Ауна, Эгиля и Адильса. Об Оттаре (сыне Эгиля и отце Адильса) в «Перечне Инглингов» говорится, что он погиб в битве с датчанами в Вендиле (т. е. в Вендсюсселе в Ютландии), а в «Саге об Инглингах» добавляется, что его тело «положили в какой-то курган» (глава XXVII). Однако местность с таким названием есть также в Швеции (Вендель в Упланде, около Упсалы). По-видимому, Оттар был погребен в Венделе в Упланде, ибо там есть древний курган, который издавна называется «курганом Оттара». Этот курган того же времени, что и упсальские курганы. Тогда находит объяснение и то, что Оттар был прозван «вендильской вороной» (глава XXVII): «ворона» – это издавна прозвище жителей Венделя. Оно было вероятно перенесено на Оттара, поскольку он был погребен там или, возможно, там живал. По-видимому, Тьодольв, а за ним автор «Саги об Инглингах», принял шведскую местность за ютландскую того же названия. Ошибка Тьодольва вероятно объясняется тем, что он жил в Вестфолле, т. е. ближе к Ютландии, чем к Упланду.
Два древних захоронения в Вестфолле связывают с лицами, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах». Предполагается, что курган в Гокстаде (где был откопан знаменитый викингский корабль) был местом захоронения Олава Альва из Гейрстадира. О нем говорится в саге, что он был «высок ростом» и что «у него заболела нога, и от этого он умер» (глава XLIX). У скелета, найденного в кургане, обнаружены деформации в суставах ног, особенно – левой, и он принадлежал человеку высокого роста. Однако в саге сказано, что Олав был погребен в Гейрстадире, а не в Гокстаде. Предполагается также, что курган в Усеберге (где был откопан другой, не менее знаменитый корабль эпохи викингов) был местом захоронения Асы, жены Гудрёда (глава XLVIII). В Усебергском кургане были погребены две женщины (видимо, знатная женщина и ее служанка, последовавшая за ней в могилу). Название «Усеберг» (Oseberg) толкуют как «гора Асы» (Oseberg ( ?su-berg). Однако в саге ничего не говорится о том, где была погребена Аса, и этимология эта оспаривается.
На основании археологических и прочих данных известный шведский археолог Биргер Нерман предложил следующие датировки: смерть Агни – начало V века; смерть Альрека и Эйрика, а также Ингви и Альва – первая половина V века; смерть Ёрунда – после середины V века; смерть Ауна – конец V века или не позднее 500 г.; смерть Эгиля – незадолго до 516 г.; смерть Оттара – около 525 г.; смерть Адильса – около 575 г.; смерть Эйстейна – конец VI века или не позднее 600 г.; смерть Ингвара – около 600 г. или в начале VII века; смерть Энунда – около 640 г.; смерть Ингьяльда – вскоре после 650 г.; смерть Олава Дровосека – конец VII века; смерть Хальвдана Белая Кость – до 750 г.; смерть Эйстейна – конец VIII века; смерть Хальвдана Щедрого – начало IX века; смерть Гудрёда – 821 г.; рождение Олава Альва из Гейрстадира – 801 г.; смерть Рёгнвальда Достославного – 855–865 гг. Разумеется, все эти датировки – только гипотеза.
О поэзии скальдов в «Круге Земном» и её переводе на русский язык
I
Устные источники, которые прощупываются в «Круге Земном», – это как правило не конкретные произведения, а жанры, послужившие прообразом «Круга Земного» в том, что касается мотивов или манеры повествования, характерных для этих жанров. Так, в «Круге Земном» кое-где прослеживаются мотивы, характерные для сказок-бывальщин, иногда – для волшебных сказок, часто – для героических сказаний. Что же касается манеры повествования в «Круге Земном», то она несомненно восходит к устной саге. Правда, мы знаем этот жанр только по его письменному отражению: по так называемым «родовым сагам», или «сагам об исландцах», т. е. письменным произведениям, которые возникали в Исландии на протяжении XIII века (вероятно, позднее, чем «Круг Земной») на основе устной традиции и в большей или меньшей степени хранят следы своего происхождения.[572] Но по всей вероятности в ту эпоху, когда создавался «Круг Земной», устная сага была еще живым жанром. Во всяком случае, как показывает сравнение «Круга Земного» с его письменными источниками, еще жива была техника творческого пересказа, которая должна была быть характерна для устной саги.
Автор «Круга Земного» подает материал трезво, сдержанно, без какого-либо комментирования событий, строго фактографично; вместе с тем события конкретизируются в действиях и словах отдельных лиц, изображаются живо, ярко и драматично. Эта манера повествования характерна и для лучших «родовых саг». Однако кое в чем она в «Круге Земном», как и в «королевских сагах» вообще, все же отличается от манеры «родовых саг». В «королевских сагах» рассказывается о событиях в стране, где, в противоположность Исландии, было государство, была государственная власть, сосредоточенная в руках одного человека. Поэтому рассказываемое в «королевских сагах» связано тем, что оно о государстве или о его главе, короле, и его правлении. В «родовых сагах» описываемые события, т. е. та или иная распря между членами исландского общества, охватываются полностью, упоминаются все участники данной распри и все действия и высказывания, имеющие к ней отношение. Между тем в «королевских сагах» охват описываемого менее полон: все, имеющее отношение к правлению данного короля, все, что происходило в государстве во время его правления, не может, естественно, быть охвачено, и поэтому неизбежен отбор фактов. Но тем самым «королевские саги» ближе к истории как науке, чем «родовые саги»: ведь история как наука тоже подразумевает выборочное описание действительности прошлого ввиду невозможности ее охвата во всей ее живой полноте.
В «королевских сагах», так же как и в «родовых сагах», время – это не равномерный и непрерывный поток, независимый от событий, которые в нем происходят. Поэтому в «королевских сагах», как и в «родовых сагах», обычно игнорируются изменения, которые происходят не в результате событий, а постепенно и незаметно, т. е. изменения общественных и экономических отношений и т. п., и эти отношения оказываются в изображении «королевских саг» неизменными, и тем самым отношения, характерные для эпохи написания саги, т. е. XIII век, подставляются в более древнюю эпоху, т. е. IX–X века. Немало таких подстановок было обнаружено в «Круге Земном». Допуская такие подстановки, автор «Круга Земного» повинен в модернизации эпохи, более древней, чем та, в которую он жил. Не следует забывать, однако, что когда, например, современные исследователи «Круга Земного» называют его произведение «историческим романом», они повинны в гораздо большей модернизации (ведь исторический роман возник как жанр только в XIX веке!).
Все же в «королевских сагах» и, в частности, в «Круге Земном», время больше абстрагировано от происходящих в нем событий, чем в «родовых сагах». Ведь правление короля, т. е. то, что образует стержень повествования в «королевских сагах» (откуда и название их), – это не только события, но и течение времени. Поэтому время в «королевских сагах» в какой-то мере отрывается от событий, объективируется, становится существующим само по себе. Отсюда появление в «королевских сагах» своего рода хронологической сетки (отсчета от начала или конца правления королей, привязывание событий к году правления короля), которая накладывается на события, возникновение погодного рассказа о событиях. Внутренняя связь событий, характерная для «родовых саг», начинает уступать место связи одновременности. И, по-видимому, то, что саги-жизнеописания одного короля (как саги об Олаве Святом или Сверрире) уступают место сагам, охватывающим историю страны на протяжении царствования многих правителей (как «Свод», «Гнилая кожа» и «Красивая кожа»), а в случае «Круга Земного» – на протяжении царствования всех когда-либо существовавших в северных странах правителей, тоже было развитием в направлении более абстрактного понимания времени и тем самым некоторым приближением к исторической науке нового времени.
«Королевские саги» начали писать раньше, чем «родовые саги», и в ряде случаев известно, кто их написал. И то и другое связано, вероятно, с тем, что «королевские саги» представлялись более важными, чем «родовые саги»: на «королевские саги» и тех, кто их писал, падал отблеск от ореола, окружавшего королей и церковь в глазах людей той эпохи. Ведь древнейшие «королевские саги», т. е. саги-жизнеописания королей-миссионеров – Олава Трюггвасона и Олава Святого, были написаны под влиянием латиноязычной житийной литературы (некоторое ее влияние заметно кое-где и в «Круге Земном») и ставили своей целью возвеличенье церкви в лице ее наиболее видных миссионеров. Однако даже если о той или иной «королевской саге» известно, кто ее «написал», то это едва ли значит, что данная сага была плодом осознанного авторства. Значение древнеисландского слова «написать» совсем не тождественно значению современных слов «сочинять» или «быть автором». Кроме того, сообщение о том, что такой-то «написал» тот или иной памятник, делалось, по-видимому, вовсе не с целью атрибуции данного памятника определенному автору, но из совсем других побуждений, например, чтобы объяснить что-то, написанное кем-то другим, тем самым называя его имя. Впрочем, не исключено и то, что роль автора становилась более осознанной по мере того, как она приближалась к роли историка, т. е. по мере того, как она становилась менее творческой.
«Круг Земной» был новаторским произведением в том отношении, что в нем впервые история Норвегии начинается не с первых норвежских королей, а с их шведских предков – Инглингов. Поэтому «Сага об Инглингах» заслуживает особого рассмотрения.
Хотя проблема источников «Саги об Инглингах» издавна привлекала к себе внимание исследователей, она до сих пор не решена полностью.[573] Об основном источнике того, что в «Круге Земном» рассказывается об Инглингах, сам его автор в своем «Прологе» говорит так: «Тьодольв Мудрый из Хвинира был скальдом Харальда Прекрасноволосого. Он сочинил песнь о конунге Рёгнвальде Достославном. Эта песнь называется Перечень Инглингов. Рёгнвальд был сыном Олава Альва Гейрстадира, брата Хальвдана Черного. В этой песне названы тридцать предков Рёгнвальда и рассказано о смерти и месте погребения каждого из них. Фьёльниром звался сын Ингви-Фрейра, которому шведы долго потом совершали жертвоприношения. По его имени весь род называется Инглингами. (…). Жизнеописание Инглингов написано сперва со слов Тьодольва и пополнено со слов мудрых людей». Это свидетельство о «Перечне Инглингов» у многих ученых вызывало сомнения. Однако, согласно позднейшим исследованиям, песнь, которая цитируется в «Саге об Инглингах», вполне могла быть сочинена Тьодольвом, скальдом Харальда Прекрасноволосого, т. е. в конце IX – начале X века, она вряд ли подверглась позднейшим переработкам или сокращениям и цитируется почти полностью.[574] Утеряно, вероятно, только начало, где шведский королевский род Инглингов возводится к богам Фрейру и Ньёрду. Тьодольв рассказывает о смерти каждого из предков Рёгнвальда, а также о событиях, связанных с их смертью, но о месте их захоронения он упоминает только в десяти случаях. В некоторых случаях автор «Саги об Инглингах» видимо не понял того, что говорит Тьодольв (см. примечания 52, 53, 68 и 87 к этой саге).
Автор несомненно принимал «Перечень Инглингов» за вполне правдивый источник. Тем не менее он, по-видимому, считал себя вправе развивать сведения, сообщаемые Тьодольвом о том или ином событии, в обстоятельный рассказ о том, что, по мнению рассказчика, должно было привести к данному событию, психологически его обосновывая и принимая правдоподобие придуманного им за фактическую правду. Так, например, сообщение «Перечня Инглингов» о том, что братья Альрек и Эйрик убили друг друга удилами («Альрек, подняв руку на Эйрика, сам от руки братней умер. Да не меч, а узду простую князья в бою заносили»), было скорее всего единственным материалом для обстоятельного рассказа о том, как братья соперничали в умении ездить верхом, как они во время одной поездки отбились от своих спутников и как их потом нашли мертвыми с проломленными черепами (глава XX).
Несомненно также, что «Перечень Инглингов» не был единственным источником «Саги об Инглингах». Это видно прежде всего из того, что в саге нередко рассказывается о событиях, о которых в стихах Тьодольва ничего не говорится. В тех случаях, когда рассказ в саге более обстоятелен, чем рассказ о том же событии у Тьодольва, или в чем-либо отличен от него, вполне возможно, что у автора саги был, помимо стихов Тьодольва, еще и другой источник. Таким другим источником могла быть прежде всего проза, сопровождавшая в устной традиции стихи Тьодольва. О возможных устных источниках «Саги об Инглингах» было высказано много разных предположений. Но естественно, что дальше более или менее правдоподобных гипотез пойти в этой области невозможно. Не поддается установлению, в частности, на каких источниках основывался Тьодольв в своей песни. Считается, однако, наиболее вероятным, что ему были известны более древние произведения, аналогичные «Перечню Инглингов», или устные генеалогические перечни.
Кроме «Перечня Инглингов», в саге цитируется «Перечень Халейгов» (гл. VIII), песнь, сочиненная в конце X века Эйвиндом Погубителем Скальдов о предках ярла Хакона. Были у «Саги об Инглингах» и письменные источники. Установлено, что в ряде случаев она следует не стихам Тьодольва, а «Саге о Скьёлъдунгах», датской истории (Скьёльдунги – датский королевский род), написанной в конце XII или начале XIII в., но до наших дней сохранившейся только в одном отрывке и в сокращенном латинском пересказе, сделанном в конце XVI в. исландским ученым Арнгримом Йонссоном. Автор «Саги об Инглингах» сам ссылается на эту сагу, рассказывая о битве на льду озера Венир (гл. XXIX). Предполагается, что в некоторых случаях, например в рассказе об Ингьяльде, Гранмаре и Хьёрварде (главы XVII–XIX), «Сага о Скьёльдунгах» была основным источником «Саги об Инглингах». Предполагается также, что у «Саги об Инглингах» был какой-то несохранившийся письменный источник, к которому восходит также и латинская «История Норвегии», написанная в Норвегии в конце XII или в начале XIII века.
Проблема исторической основы «Саги об Инглингах» не менее сложна, чем проблема ее источников.
Считается установленным, что первые восемнадцать глав «Саги об Инглингах», т. е. то, что рассказывается о первых десяти поколениях Инглингов (Ньёрде, Фрейре, Фьёльнире, Свейгдире, Ванланди, Висбуре, Домальди, Домаре, Дюггви и Даге), не содержит ничего исторического. Однако в той мере, в какой рассказываемое в этих главах восходит к древним языческим мифам, эти главы – содержат очень важный материал по истории духовной культуры древних скандинавов, по их верованиям, обрядам и обычаям. То, что рассказывается в первых десяти главах об Асах и Ванах, Одине, Фригг, Ньёрде, Фрейре, Фрейе, Хёнире, Квасире и т. д., в основном совпадает с двумя другими важнейшими источниками по скандинавской языческой мифологии – «Младшей Эддой» и мифологическими песнями «Старшей Эдды». Однако в «Саге об Инглингах» персонажи мифов – это не боги, а некогда существовавшие короли, которые владели колдовством и при его помощи выдавали себя за богов. Таким образом все сверхъестественное, о чем рассказывается в эддических мифах, сохранено, однако сделано приемлемым для тех, кто не хотел верить в языческих богов, но верил в колдовство. Такая эвгемеристическая трактовка языческих богов есть и в некоторых других древнеисландских памятниках. Так, она есть в «Саге о Скьёльдунгах». Она есть и в «Младшей Эдде», произведении, которое, как и «Круг Земной», приписывается Снорри Стурлусону. Но в «Младшей Эдде» эвгемеристическая трактовка языческих богов менее последовательна: она есть в «Прологе» и в обрамлении «Видения Гюльви», но в том, что там рассказывается дальше, она, в сущности снята. Между «Младшей Эддой» и «Сагой об Инглингах» есть также ряд расхождений в частностях: о Мимире и Квасире в саге рассказывается иначе, чем в «Младшей Эдде»; Фрейр и Фрейя в саге – дети Ньёрда от его сестры, а в «Младшей Эдде» – от Скади, его жены, и в «Младшей Эдде» не говорится, что Скади была потом женой Одина; чудесный корабль Скидбладнир в саге принадлежит Одину, а в «Младшей Эдде» – Фрейру.
C эвгемеристической трактовкой мифов связаны и фантастические этимологии, основанные на приравнивании созвучных имен и названий. Так, связываются названия «Азия» и «Асы», и соответственно Асы оказываются выходцами из Азии (гл. II). Скифия приравнивается по созвучию Швеции (исл. Sv??j??), и таким образом происхождение Асов, т. е. предков шведских конунгов, из Азии подтверждается тем, что страна у Черного моря, т. е. моря, отделяющего Азию от Европы, носит то же название, что и Швеция (гл. I). Топоним «Танаис» (латинское название Дона) толкуется как «речной рукав Ванов» (Vanakv?sl из Tanakv?sl), и таким образом подтверждается происхождение Ванов из страны у Черного моря. Происхождение Асов из Азии не придумано автором «Круга Земного». Оно есть и в других древнеисландских памятниках, в частности в прологе «Младшей Эдды». Отличие тут только в том, что автор пролога «Младшей Эдды» обильно уснащает повествование ученостью французского и английского происхождения, тогда как автор саги в основном не выходит за рамки скандинавского материала. Впрочем, географические сведения, которые сообщаются в начале саги, – это, по-видимому, свободная передача ходячей европейской учености того времени.
Высказывалось предположение, что в рассказе о переселении Асов из Азии в Швецию живет древняя историческая традиция, отражающая какое-то переселение германских племен с побережья Черного моря к Балтийскому, происходившее в первые века нашей эры. Это предположение убедительно опроверг Хойслер в капитальной работе, посвященной всему кругу вопросов, связанных с трактовкой древнейшей истории Скандинавии в древнеисландской литературе.[575]
В главах XI–XVIII «Саги об Инглингах» основа – скорее сказка, чем миф. Эта основа особенно ясно видна в главе XII (камень, который закрывается, когда герой в него входит, и карлик, который заманивает героя к себе в камень) и главе XIII (герой нарушает обещание вернуться в страну, населенную демоническими существами, и обманутое существо умерщвляет его). Характерно, что имена действующих лиц в этой главе носят явно сказочный характер: Сньяр (Snj?r) значит «снег». Дрива (Dr?fa) значит «метель», Хульд – имя великанши в сказках (ср. также имена Фрости и Логи, что значит «мороз» и «огонь» в гл. XIX). Но основа того, что рассказывается в главе XI, – это скорее эвгемеризованный миф: предполагается, что Фьёльнир – это демон зерна, который должен утонуть в напитке, чтобы придать ему крепость. Основа из сказки или мифа ясна в главе XXV (девятикратное продление жизни посредством принесения в жертву своих сыновей). Однако, начиная с главы XIV, в том, что рассказывается, появляются и мотивы, характерные для героических сказаний скорее, чем для сказок, – проклятие, наложенное на золотое сокровище, распря между родичами, месть за отца, сожжение героя в его доме, убийство через повешение, убийство из ревности, геройская гибель в битве. Начиная с главы XIX мотивы, характерные для героических сказаний, становятся в «Саге об Инглингах» господствующими. Особенно ясно проступает героическое сказание в том, что рассказывается об Ингьяльде (главы XXXIV–XL). В той мере, в какой героическое сказание обычно содержит какое-то историческое зерно или по меньшей мере отражает определенную социальную действительность, там, где прощупывается героическое сказание, наличие исторической основы вполне вероятно. С главы XXII социальная действительность начинает находить и непосредственное отражение: в главе XXII упоминаются викингские походы в чужие страны, в главе XXVII признается существование в Швеции многих местных конунгов, а в главах XXX, XXXVI и XLII описывается освоение новых земель в Швеции.
В попытках датировать события, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах», большую роль сыграли соответствия между сагой и древнеанглийской поэмой «Беовульф». Охтхере (Ohthere), Эадгильс (Eadgils) и Онела (Onela), о которых рассказывается в «Беовульфе», – это, несомненно, Оттар (Ottar), Адильс (A?ils) и Али (?li), о которых рассказывается в «Саге об Инглингах» (главы XXVII–XXIX). Совпадают не только имена, но и многое из того, что рассказывается об этих лицах. Поскольку историческое зерно в «Беовульфе» поддается датированию (франкского историка Григория Турского можно понять так, что один из походов, описываемых в «Беовульфе», имел место в 516 г.), открылась возможность датировать и то, что рассказывается в «Саге об Инглингах».
Для датировки событий, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах», были использованы также свидетельства «Саги об Инглингах» о местах захоронения Инглингов. О трех Инглингах сообщается в саге, что они погребены в курганах в Упсале – Ауне, Эгиле и Адильсе (главы XXV, XXVI и XXIX). В Упсале действительно только три древних кургана. Древнейший из них датируется концом V века, другой – началом VI века, третий – концом VI века. Предполагается, что они вполне могут быть курганами Ауна, Эгиля и Адильса. Об Оттаре (сыне Эгиля и отце Адильса) в «Перечне Инглингов» говорится, что он погиб в битве с датчанами в Вендиле (т. е. в Вендсюсселе в Ютландии), а в «Саге об Инглингах» добавляется, что его тело «положили в какой-то курган» (глава XXVII). Однако местность с таким названием есть также в Швеции (Вендель в Упланде, около Упсалы). По-видимому, Оттар был погребен в Венделе в Упланде, ибо там есть древний курган, который издавна называется «курганом Оттара». Этот курган того же времени, что и упсальские курганы. Тогда находит объяснение и то, что Оттар был прозван «вендильской вороной» (глава XXVII): «ворона» – это издавна прозвище жителей Венделя. Оно было вероятно перенесено на Оттара, поскольку он был погребен там или, возможно, там живал. По-видимому, Тьодольв, а за ним автор «Саги об Инглингах», принял шведскую местность за ютландскую того же названия. Ошибка Тьодольва вероятно объясняется тем, что он жил в Вестфолле, т. е. ближе к Ютландии, чем к Упланду.
Два древних захоронения в Вестфолле связывают с лицами, о которых рассказывается в «Саге об Инглингах». Предполагается, что курган в Гокстаде (где был откопан знаменитый викингский корабль) был местом захоронения Олава Альва из Гейрстадира. О нем говорится в саге, что он был «высок ростом» и что «у него заболела нога, и от этого он умер» (глава XLIX). У скелета, найденного в кургане, обнаружены деформации в суставах ног, особенно – левой, и он принадлежал человеку высокого роста. Однако в саге сказано, что Олав был погребен в Гейрстадире, а не в Гокстаде. Предполагается также, что курган в Усеберге (где был откопан другой, не менее знаменитый корабль эпохи викингов) был местом захоронения Асы, жены Гудрёда (глава XLVIII). В Усебергском кургане были погребены две женщины (видимо, знатная женщина и ее служанка, последовавшая за ней в могилу). Название «Усеберг» (Oseberg) толкуют как «гора Асы» (Oseberg ( ?su-berg). Однако в саге ничего не говорится о том, где была погребена Аса, и этимология эта оспаривается.
На основании археологических и прочих данных известный шведский археолог Биргер Нерман предложил следующие датировки: смерть Агни – начало V века; смерть Альрека и Эйрика, а также Ингви и Альва – первая половина V века; смерть Ёрунда – после середины V века; смерть Ауна – конец V века или не позднее 500 г.; смерть Эгиля – незадолго до 516 г.; смерть Оттара – около 525 г.; смерть Адильса – около 575 г.; смерть Эйстейна – конец VI века или не позднее 600 г.; смерть Ингвара – около 600 г. или в начале VII века; смерть Энунда – около 640 г.; смерть Ингьяльда – вскоре после 650 г.; смерть Олава Дровосека – конец VII века; смерть Хальвдана Белая Кость – до 750 г.; смерть Эйстейна – конец VIII века; смерть Хальвдана Щедрого – начало IX века; смерть Гудрёда – 821 г.; рождение Олава Альва из Гейрстадира – 801 г.; смерть Рёгнвальда Достославного – 855–865 гг. Разумеется, все эти датировки – только гипотеза.
О поэзии скальдов в «Круге Земном» и её переводе на русский язык
I
Многие переводчики с древних языков готовы согласиться с тем, что «перевод должен производить на своего читателя то же впечатление, какое производит подлинник, на того, кто достаточно знает язык, чтобы воспринимать подлинник как произведение литературное».[576]
Но как в таком случае подступиться к поэзии, которая в подлиннике редко кем из нынешних читателей признается за явление вполне литературное? Посреди столь доступной и близкой современным стилистическим вкусам прозы исландских саг скальдические строфы отпугивают головоломной и, главное, некстати головоломной формой, столь мало идущей к той сухой информации, которую они зашифровывают. Славословия похвальных вис в наше время скорее звучат пародией.
Поскольку, однако, в необходимости перевода скальдов никто не сомневается, переводчики обычно ищут выход в том, чтобы отступить от подлинника, каким-то образом устранить тот непостижимый для нас разлад между стилем и смыслом скальдических строф, который в глазах многих не оставляет за ними права называться поэзией. Это можно сделать двумя путями, которые и были доныне испытаны переводческой практикой.
Всего проще сохранить только одну сторону подлинника, именно ту, которая вызывает меньше нареканий, т. е., конечно, фактическую информацию, отождествляемую с содержанием вис. Нельзя не отнестись с сочувствием к доводам, которые угадываются за такой поэзией, заменяющей поэтический перевод подстрочником, обычно слегка версифицированным и сохраняющим ради couleur locale некоторые из наиболее трафаретных скальдических иносказаний – кеннингов. Ведь форма скальдического стиха всё равно может быть передана только с очень большими потерями (об этом мы скажем ниже) и, ничего не добавляя к содержанию вис, воспринимается лишь как докучливая помеха, не позволяющая дойти до сути. Не подают ли здесь примера и издатели подлинных текстов саг, которые, не питая иллюзий относительно готовности читателей брать барьеры формы ради малой толики информации, обычно снабжают висы не только толкованиями, но и прозаическим резюме?
Но как в таком случае подступиться к поэзии, которая в подлиннике редко кем из нынешних читателей признается за явление вполне литературное? Посреди столь доступной и близкой современным стилистическим вкусам прозы исландских саг скальдические строфы отпугивают головоломной и, главное, некстати головоломной формой, столь мало идущей к той сухой информации, которую они зашифровывают. Славословия похвальных вис в наше время скорее звучат пародией.
Поскольку, однако, в необходимости перевода скальдов никто не сомневается, переводчики обычно ищут выход в том, чтобы отступить от подлинника, каким-то образом устранить тот непостижимый для нас разлад между стилем и смыслом скальдических строф, который в глазах многих не оставляет за ними права называться поэзией. Это можно сделать двумя путями, которые и были доныне испытаны переводческой практикой.
Всего проще сохранить только одну сторону подлинника, именно ту, которая вызывает меньше нареканий, т. е., конечно, фактическую информацию, отождествляемую с содержанием вис. Нельзя не отнестись с сочувствием к доводам, которые угадываются за такой поэзией, заменяющей поэтический перевод подстрочником, обычно слегка версифицированным и сохраняющим ради couleur locale некоторые из наиболее трафаретных скальдических иносказаний – кеннингов. Ведь форма скальдического стиха всё равно может быть передана только с очень большими потерями (об этом мы скажем ниже) и, ничего не добавляя к содержанию вис, воспринимается лишь как докучливая помеха, не позволяющая дойти до сути. Не подают ли здесь примера и издатели подлинных текстов саг, которые, не питая иллюзий относительно готовности читателей брать барьеры формы ради малой толики информации, обычно снабжают висы не только толкованиями, но и прозаическим резюме?