Страница:
Ричард прибег к оскорблениям, чтобы пробить броню, надетую на себя Оуэном:
— Она платит за то, что поступила как коварная шлюха… за то, что в ней дурная уэльская кровь.
Оуэн не поддался на оскорбления, лишь в глазах его вспыхнул угрожающий огонек. Он поправил Ричарда:
— …за то, что она женщина, сохранившая верность тем, кого любит.
«Тем, кого любит!»
Не было слов, которые могли бы с большей жестокостью разбередить свежую рану. Элен его не любила! Ее истинным возлюбленным был этот сбежавший из плена уэльсец! А Ричард слепо верил в ее любовь, видел лишь то, что хотел видеть, несмотря на все предупреждения от прозорливых людей, от самого короля.
Обида его была так велика, что мгновенно костер, бушевавший внутри, подернулся золой.
— Ты услышал от меня, что она в порядке. Теперь убирайся!
— Народ в Руслине не позволит причинить ей вред. Знай это!
— Ты мне угрожаешь?
— Нет, но говорю, как обстоит дело. Чтобы милорд принял это к сведению.
— Бог ты мой! — взвился Ричард, едва не поддавшись приступу безумного хохота.
Он, минуя Оуэна, проскочил в дверную арку и огласил коридор криками, созывая слуг. Слуги явились, среди них и трепещущая в страхе горничная леди Элен.
— Как дела у твоей госпожи?
— Что вы… имеете в виду, милорд.
— Как она? Сидит ли? Ходит ли? Ест ли? — выкрикивал он в раздражении. — Как она, черт возьми, поживает?
— Не… очень хорошо, милорд, — с дрожью в голосе призналась девушка. — Она отведала лишь чуть-чуть сыра с хлебом и отказывается от всего остального. При виде пищи ей становится дурно.
— Притворяется, — заключил Ричард. Девушка набралась храбрости и возразила:
— Я так не думаю, милорд.
— О том, что ты думаешь, я не спрашиваю. — Ричард отослал горничную, а затем обратился к Оуэну: — Хорошо, я с ней повидаюсь. Посмотрю, что за представление она для меня приготовила. Только Господь знает, сколько у нее в запасе фокусов. — После паузы с явной неохотой выдавил из себя обещание: — Если она и впрямь больна, я пошлю за тобой.
Оуэн в ответ слегка склонил голову:
— Об этом я и пришел просить вас.
Он направился к двери. Безусловная преданность его, как и прочих уэльсцев, госпоже Элен и решительность, с которой он предстал перед разгневанным английским лордом, не побоявшись взять под защиту преступницу, пробудили в Ричарде смешанные чувства. Да, уэльсцы лживы, коварны.
кровожадны, но им не чужды понятия о чести, долге, взаимовыручке.
— Ты на многое готов ради Элен?
Лицо Оуэна внезапно словно почернело.
— Да… на мою беду.
Ричард нахмурился. Он был почта убежден что этот человек и есть Рыжий Лис. Во всяком случае, до того, как в Бофорте уэльсцы учинили массовую резню. Его подмывало задать Оуэну прямой вопрос, чтобы избавиться от сомнении, но он боялся, что получит от уэльсца честный ответ, в тогда ему придется поступить согласно своему долгу.
— Я схвачу Лиса. Непременно поймаю, — пробормотал Ричард тихо, но так, что Оуэн его услышал. — Ты это знаешь.
— Знаю, милорд.
— Мы узнали его настоящее имя. Приметы его известны. Дилан обязательно допустит ошибку, и я этого дождусь.
— Дилан глуп, — мрачно согласился Оуэн. — Он никак не поймет, что войне конец.
— А ты? Ты это понял?
— Она закончилась еще в тот день, когда пал Луэллин, — последовал ответ. — Войну похоронили на том ноле, и новая трава успела вырасти там.
Еще час после ухода Оуэна Ричард провел в кабинете, готовясь к мучительному свиданию с женой. Элен подло поступала с ним с первой все их встречи. Его увлечение этой своенравной и хитрой девчонкой несомненно станет предметом пересудов и насмешек при дворе Эдуарда. Предательство Элен — повод, чтобы навсегда вычеркнуть ее из своей жизни. Ведь предательство ненавистно ему, кто бы его ни совершил, пусть даже некогда любимая женщина.
Но почему «некогда любимая»? Как бы ни настраивал себя Ричард против Элен, его преследовали воспоминания о ее лучезарной улыбке, подобной солнечному блику на стене комнаты или лесному светлячку в июньской ночи. И еще он не мог забыть ее нежное ровное дыхание, когда она засыпала в его объятиях после любовных ласк. Она утверждала, что любит его, но преданность другому мужчине ставила выше преданности мужу.
Какая часть того, что говорила она, не была ложью? Ради какой цели она согласилась стать его женой?
Он отодвинул от себя чашу с вином. Лучше получить ответы на эти вопросы поскорее и дать отдых воспаленному мозгу. И тело тоже нуждалось в отдыхе. Завтрашний день и, вероятно, все последующие он проведет в седле.
После неудачной охоты на Лиса он вернулся в крепость лишь для того, чтобы взять запас еды и продолжить поиски. За час до рассвета они уже должны быть в пути. На этот раз его отряд обеспечил себя провиантом на целый месяц.
Ричард собирался обшарить каждое ущелье и каждую долину, все леса и рощи, все горы и пригорки. Даже самый жалкий кустик он не обойдет вниманием. Если этот ублюдок зарылся в землю, Ричард его откопает.
Двое стражников с каменными лицами охраняли вход в спальню. Как и все прочие солдаты гарнизона, они удивились долготерпению своего начальника. И теперь, хотя и не показывали виду, были довольны, что Ричард наконец явился, чтобы разобраться со своей преступной женой.
Ричард намеренно не стал предупреждать ее о своем приходе. Иначе она бы имела время приготовить какой-нибудь новый дьявольский трюк. Но он как ему показалось, не застал ее врасплох. То, что увидел Ричард, вполне могло быть Сценой из разыгрываемого ею спектакля.
Она сидела в кресле перед металлической зеркальной пластиной, в роскошном алом халате, подаренном Элеонор, и слегка касалась гребнем распушенных по плечам своих великолепных волос. Эта. процедура почти всегда предшествовала их занятиям любовью.
Увидев смутное отражение в зеркале, Элен обернулась. Гребень выпал из ее руки, звук удара его о каменный пол резко прозвучал в тишине.
Ричард прислонился к дверному косяку. Выпитое в большом количестве явно подействовало на него расслабляюще, но он постарался придать своему голосу надлежащую холодность:
— Я слышал, что вы заболели, мадам? Но выглядите вы отлично.
Элен медленно приподнялась. Как она молилась, чтобы настал этот момент, но сейчас ее мысли разбегались в разные стороны. Ей никак не удавалось сосредоточиться на главном, на том, что она так давно готовилась ему сказать.
— Тебя обманули. Я в порядке.
Ричард вгляделся в нее внимательнее. Они оба лгали. Элен выглядела отнюдь не хорошо. Лицо ее совсем побледнело, от бессонницы глаза глубоко запали. Она смотрела на него с жалобной покорностью, и это вывело его из себя. Боже правый, неужто она рассчитывает, что трогательный ее вид заставит его припасть к ее ногам после всего того, что она натворила?
— Мы отправляемся поутру ловить твоего сердечного дружка Дилана. Я подумал, что тебе следует об этом знать.
Она по-прежнему ощупывала его взглядом, явно отыскивая в нем слабину. Пусть не надеется. Ричард был тверд. То, что он назвал беглеца настоящим именем, и то, что поиски будут продолжены, не вызвало у нее никаких эмоций.
— Я этого ожидала, — произнесла она бесцветно. Ричард заметил на столике поднос с нетронутым ужином.
— Ты рассчитываешь, что, голодая, добьешься моего сочувствия?
— Я ем достаточно. На этот счет не беспокойся.
Проклятие! Почему она не скажет что-нибудь такое, отчего он мог бы взорваться? Не разрыдается или не накинется на него в ярости? Ко всем возможным ее выходкам он себя подготовил. Но ее самообладание его поразило. Каяться она вроде бы не собиралась. Бремя вины своей она несла с печалью, но и не без гордости. Как будто предательством можно гордиться! Сломить ее проклятую гордость ему и раньше не удавалось, а так ли уж он хотел сломить ее? Пожалуй, нет. Гордостью своей она покорила его сердце. Они были бы подходящей парой. Если б только она любила его.
Он резко повернулся на каблуках, собираясь уходить. Жаркая эта комната в зыбких отблесках свечей слишком о многом напоминала — о радостях любви и о его доверчивой слепоте. Здесь его охватывала слабость, впрочем, даже находиться с Элен под одной крышей было для него опасно. Если он уступит сейчас, она будет править им вечно.
— Готовься к отъезду из Гуинлина. Жиль проводит тебя в твое поместье Беллстер. Хам ты будешь жить, пока я не решу, что с тобой делать.
Это был смертельный удар. Ричард отсылал ее прочь. Никаких шансов на примирение, на то, чтобы начать жизнь заново. До этого момента она и не представляла истинную цену того, что теряет.
Ее взгляд уперся ему в спину. Он уже взялся за ручку двери. Еще одно движение, еще шаг, и его здесь не будет, порвется последняя нить и… В памяти ее вдруг всплыла зловещая улыбка Дилана, когда речь зашла о резне в Бофорте. Боже милостивый! Неизвестно, как закончится их противоборство. Чащи лесные густы, ночи темны. Если Ричард падет от руки Дилана, то она будет к этому причастна.
— Ричард… будь осторожен. Он предпочитает устраивать засады у речных бродов…
Ричард задержался на пороге:
— Опомнись, женщина! Какую сторону ты защищаешь?
— Обе… и в том мое несчастье.
Все притворство вмиг закончилось, и напряжение спало.
— Почему, Элен? Почему ты так поступила? Почему ты пустила по ветру то, что мы вместе обрели?
— Потому что… — она запнулась, — я спасала человеческие жизни…
Ее ответ был честен. И не заучен заранее. Жизни? Не одна жизнь? В каком-то уголке его мозга отложились эти слова — признание или оговорка?
— Эдуард советовал не вынуждать тебя насильно сделать выбор, но я пренебрег советом. Я так верил тебе, так уверовал в твою любовь.
— Но это не был мой выбор! — воскликнула Элен. — Я спасла человека от смерти, от жестокой казни. Я не предпочла его тебе. Ведь твоя жизнь не была поставлена на карту.
— А если б тебе пришлось выбирать? Кому из нас жить, кому умирать? Кого бы ты выбрала?
— Не спрашивай. Это то, чего я боюсь больше всего.
— И все же я спрашиваю. Каков был бы твой выбор, Элен?
— Тогда выбора не будет. Я отдам свою жизнь, и жизнь любого, защищая твою, если так встанет вопрос. Ты это хотел от меня услышать?
Ричард промолчал, потому что не осмеливался поверить. Доверие к этой женщине стало для него непозволительной роскошью.
— Ты знал, на чьей я стороне, когда брал меня в жены. Я не делала из этого секрета, — продолжала она. — Я говорила с самого начала, что из нашего брака ничего не выйдет, умоляла, чтобы мне позволили посвятить себя служению церкви. Но твой король не пожелал со мной согласиться.
Отражения от свечей множились в ее глазах, полных слез.
— И что же! Мы все-таки почти стали любящими супругами. Ты и я. Мы старались оба, как могли. Но ты настаиваешь на слепой преданности, требуешь, чтобы я не вмешивалась, когда друзей моих, многократно рисковавших за меня жизнью, убивают ради развлечения мстительного короля.
Она прервала речь, чтобы перевести дыхание.
— Значит, то, что мы создали, — лишь пустая скорлупа, видимость счастливого брака, а твоя любовь — насмешка над настоящим чувством.
То, что слетало с языка Элен, было чистейшей воды безумием и никак не могло поколебать убеждение Ричарда в том, что именно он потерпел урон, что его предали и его чувство втоптали в грязь. Однако некоторые сомнения он ощутил, слушая ее, и поэтому стал приводить свои доводы:
— Ты моя жена, Элен. Мой долг — это и твой долг. Мои враги — твои враги. Таков порядок вещей.
— Кто установил такой порядок, Ричард? Кто объявил, что женщина должна оставить все свое прошлое за порогом мужнего дома? Где в Святом писании сказано, что только от женщины требуется жертва, но не от обоих супругов? Я все отдала, от всего отказалась ради твоей любви. А теперь и любви твоей лишилась в наказание за то, что спасала жизнь друга. Где же справедливость, Ричард?
Справедливость? Элен не часто с нею сталкивалась в последний год. У нее отняли дом, семью, друзей и даже выдали замуж за человека, ответственного за многие ее несчастья. С этим не поспоришь. Она не скрывала от него своих привязанностей. Он знал, на что шел. Почему же ей надо ставить в вину то, что она повела себя иначе, чем покорная английская жена? Он забыл, кто она такая, ему и надо расплачиваться.
— Может, ты в чем-то и права, — пробормотал он. — Но в одном ты не права точно. Моей любви ты вовсе не лишилась.
Как ему хотелось сейчас дотронуться до нее, заключить в объятия… но он знал, что это не решит их проблемы. Знала это и Элен. Если б она могла открыться ему, рассказать всю правду об Оуэне и Дилане, расчистить все завалы лжи.
— Не произноси таких слов, Ричард… пока не будешь полностью уверен… в себе и во мне.
— И здесь ты права… Я люблю тебя, но не могу тебе доверять. А долго ли простоит дом, где обитает любовь, если в нем нет доверия?
— Не знаю, Ричард. Но я тебя понимаю. И ни о чем не прошу. Ты не обязан мне доверять, и все же… будь завтра вдвойне осторожен.
— О, Элен! — Он не выдержал и протянул к ней руку. Она упала ему на грудь, спрятав в складках его рубахи лицо, орошенное слезами.
— Я хочу тебя, Элен, — шептал он. — Я хочу быть с тобой сейчас, хочу провести вместе ночь. Но ты должна знать, что это не снимет вопросы, не уничтожит сомнения. Если ты против, скажи, и я уйду.
— Нет, Ричард. Мне достаточно того, чтоб ты уделил мне хоть малую часть себя. Я люблю тебя, Ричард! Любовь, какая угодно, пусть без оглядки на прошлое и без будущего, это все, что у нас осталось…
Они устали от слов, от изматывающего, словно перед грозой, напряжения. Он отнес ее на кровать. Вместе с его оружием и одеждой упали на пол ее халат и сорочка. Они занимались любовью с ненасытной страстью и находили в подчас свирепых, необузданных ласках и причиняемой друг другу боли желанное забвение.
Позже, когда страсть была утолена, они все же не разжимали объятий. Каждый страшился остаться наедине со своими мыслями.
После долгого молчания первым заговорил Ричард.
— Наконец-то, — произнес он, вздохнув с облегчением. — Мерзавец задал мне задачку, но я разобрался…
— В чем? — насторожилась Элен.
— Я давно понял, что твой дружок мне знаком, но не мог вспомнить, где я его видел. Твой Дилан — тот самый парень, что взял Уильяма в заложники в ночь нашего рейда. — Ричард будто обрадовался осенившей его идее и добавил с обманчивым добродушием: — Значит, он вовсе и не Лис! Ведь правда, Элен?
Он ощутил, как она вся похолодела, понял, что застал ее врасплох.
— Впрочем, это неважно, — продолжил он мягко. — Я ничего не спрашиваю, тебе незачем отвечать.
Ей отчаянно хотелось разуверить его, но не было сил больше лгать. Невольно она уже призналась ему, и Ричарду этого было достаточно.
— Скоро рассветет, а мне предстоит весь день провести в седле. Если позволишь, я сосну возле тебя часок.
30
— Она платит за то, что поступила как коварная шлюха… за то, что в ней дурная уэльская кровь.
Оуэн не поддался на оскорбления, лишь в глазах его вспыхнул угрожающий огонек. Он поправил Ричарда:
— …за то, что она женщина, сохранившая верность тем, кого любит.
«Тем, кого любит!»
Не было слов, которые могли бы с большей жестокостью разбередить свежую рану. Элен его не любила! Ее истинным возлюбленным был этот сбежавший из плена уэльсец! А Ричард слепо верил в ее любовь, видел лишь то, что хотел видеть, несмотря на все предупреждения от прозорливых людей, от самого короля.
Обида его была так велика, что мгновенно костер, бушевавший внутри, подернулся золой.
— Ты услышал от меня, что она в порядке. Теперь убирайся!
— Народ в Руслине не позволит причинить ей вред. Знай это!
— Ты мне угрожаешь?
— Нет, но говорю, как обстоит дело. Чтобы милорд принял это к сведению.
— Бог ты мой! — взвился Ричард, едва не поддавшись приступу безумного хохота.
Он, минуя Оуэна, проскочил в дверную арку и огласил коридор криками, созывая слуг. Слуги явились, среди них и трепещущая в страхе горничная леди Элен.
— Как дела у твоей госпожи?
— Что вы… имеете в виду, милорд.
— Как она? Сидит ли? Ходит ли? Ест ли? — выкрикивал он в раздражении. — Как она, черт возьми, поживает?
— Не… очень хорошо, милорд, — с дрожью в голосе призналась девушка. — Она отведала лишь чуть-чуть сыра с хлебом и отказывается от всего остального. При виде пищи ей становится дурно.
— Притворяется, — заключил Ричард. Девушка набралась храбрости и возразила:
— Я так не думаю, милорд.
— О том, что ты думаешь, я не спрашиваю. — Ричард отослал горничную, а затем обратился к Оуэну: — Хорошо, я с ней повидаюсь. Посмотрю, что за представление она для меня приготовила. Только Господь знает, сколько у нее в запасе фокусов. — После паузы с явной неохотой выдавил из себя обещание: — Если она и впрямь больна, я пошлю за тобой.
Оуэн в ответ слегка склонил голову:
— Об этом я и пришел просить вас.
Он направился к двери. Безусловная преданность его, как и прочих уэльсцев, госпоже Элен и решительность, с которой он предстал перед разгневанным английским лордом, не побоявшись взять под защиту преступницу, пробудили в Ричарде смешанные чувства. Да, уэльсцы лживы, коварны.
кровожадны, но им не чужды понятия о чести, долге, взаимовыручке.
— Ты на многое готов ради Элен?
Лицо Оуэна внезапно словно почернело.
— Да… на мою беду.
Ричард нахмурился. Он был почта убежден что этот человек и есть Рыжий Лис. Во всяком случае, до того, как в Бофорте уэльсцы учинили массовую резню. Его подмывало задать Оуэну прямой вопрос, чтобы избавиться от сомнении, но он боялся, что получит от уэльсца честный ответ, в тогда ему придется поступить согласно своему долгу.
— Я схвачу Лиса. Непременно поймаю, — пробормотал Ричард тихо, но так, что Оуэн его услышал. — Ты это знаешь.
— Знаю, милорд.
— Мы узнали его настоящее имя. Приметы его известны. Дилан обязательно допустит ошибку, и я этого дождусь.
— Дилан глуп, — мрачно согласился Оуэн. — Он никак не поймет, что войне конец.
— А ты? Ты это понял?
— Она закончилась еще в тот день, когда пал Луэллин, — последовал ответ. — Войну похоронили на том ноле, и новая трава успела вырасти там.
Еще час после ухода Оуэна Ричард провел в кабинете, готовясь к мучительному свиданию с женой. Элен подло поступала с ним с первой все их встречи. Его увлечение этой своенравной и хитрой девчонкой несомненно станет предметом пересудов и насмешек при дворе Эдуарда. Предательство Элен — повод, чтобы навсегда вычеркнуть ее из своей жизни. Ведь предательство ненавистно ему, кто бы его ни совершил, пусть даже некогда любимая женщина.
Но почему «некогда любимая»? Как бы ни настраивал себя Ричард против Элен, его преследовали воспоминания о ее лучезарной улыбке, подобной солнечному блику на стене комнаты или лесному светлячку в июньской ночи. И еще он не мог забыть ее нежное ровное дыхание, когда она засыпала в его объятиях после любовных ласк. Она утверждала, что любит его, но преданность другому мужчине ставила выше преданности мужу.
Какая часть того, что говорила она, не была ложью? Ради какой цели она согласилась стать его женой?
Он отодвинул от себя чашу с вином. Лучше получить ответы на эти вопросы поскорее и дать отдых воспаленному мозгу. И тело тоже нуждалось в отдыхе. Завтрашний день и, вероятно, все последующие он проведет в седле.
После неудачной охоты на Лиса он вернулся в крепость лишь для того, чтобы взять запас еды и продолжить поиски. За час до рассвета они уже должны быть в пути. На этот раз его отряд обеспечил себя провиантом на целый месяц.
Ричард собирался обшарить каждое ущелье и каждую долину, все леса и рощи, все горы и пригорки. Даже самый жалкий кустик он не обойдет вниманием. Если этот ублюдок зарылся в землю, Ричард его откопает.
Двое стражников с каменными лицами охраняли вход в спальню. Как и все прочие солдаты гарнизона, они удивились долготерпению своего начальника. И теперь, хотя и не показывали виду, были довольны, что Ричард наконец явился, чтобы разобраться со своей преступной женой.
Ричард намеренно не стал предупреждать ее о своем приходе. Иначе она бы имела время приготовить какой-нибудь новый дьявольский трюк. Но он как ему показалось, не застал ее врасплох. То, что увидел Ричард, вполне могло быть Сценой из разыгрываемого ею спектакля.
Она сидела в кресле перед металлической зеркальной пластиной, в роскошном алом халате, подаренном Элеонор, и слегка касалась гребнем распушенных по плечам своих великолепных волос. Эта. процедура почти всегда предшествовала их занятиям любовью.
Увидев смутное отражение в зеркале, Элен обернулась. Гребень выпал из ее руки, звук удара его о каменный пол резко прозвучал в тишине.
Ричард прислонился к дверному косяку. Выпитое в большом количестве явно подействовало на него расслабляюще, но он постарался придать своему голосу надлежащую холодность:
— Я слышал, что вы заболели, мадам? Но выглядите вы отлично.
Элен медленно приподнялась. Как она молилась, чтобы настал этот момент, но сейчас ее мысли разбегались в разные стороны. Ей никак не удавалось сосредоточиться на главном, на том, что она так давно готовилась ему сказать.
— Тебя обманули. Я в порядке.
Ричард вгляделся в нее внимательнее. Они оба лгали. Элен выглядела отнюдь не хорошо. Лицо ее совсем побледнело, от бессонницы глаза глубоко запали. Она смотрела на него с жалобной покорностью, и это вывело его из себя. Боже правый, неужто она рассчитывает, что трогательный ее вид заставит его припасть к ее ногам после всего того, что она натворила?
— Мы отправляемся поутру ловить твоего сердечного дружка Дилана. Я подумал, что тебе следует об этом знать.
Она по-прежнему ощупывала его взглядом, явно отыскивая в нем слабину. Пусть не надеется. Ричард был тверд. То, что он назвал беглеца настоящим именем, и то, что поиски будут продолжены, не вызвало у нее никаких эмоций.
— Я этого ожидала, — произнесла она бесцветно. Ричард заметил на столике поднос с нетронутым ужином.
— Ты рассчитываешь, что, голодая, добьешься моего сочувствия?
— Я ем достаточно. На этот счет не беспокойся.
Проклятие! Почему она не скажет что-нибудь такое, отчего он мог бы взорваться? Не разрыдается или не накинется на него в ярости? Ко всем возможным ее выходкам он себя подготовил. Но ее самообладание его поразило. Каяться она вроде бы не собиралась. Бремя вины своей она несла с печалью, но и не без гордости. Как будто предательством можно гордиться! Сломить ее проклятую гордость ему и раньше не удавалось, а так ли уж он хотел сломить ее? Пожалуй, нет. Гордостью своей она покорила его сердце. Они были бы подходящей парой. Если б только она любила его.
Он резко повернулся на каблуках, собираясь уходить. Жаркая эта комната в зыбких отблесках свечей слишком о многом напоминала — о радостях любви и о его доверчивой слепоте. Здесь его охватывала слабость, впрочем, даже находиться с Элен под одной крышей было для него опасно. Если он уступит сейчас, она будет править им вечно.
— Готовься к отъезду из Гуинлина. Жиль проводит тебя в твое поместье Беллстер. Хам ты будешь жить, пока я не решу, что с тобой делать.
Это был смертельный удар. Ричард отсылал ее прочь. Никаких шансов на примирение, на то, чтобы начать жизнь заново. До этого момента она и не представляла истинную цену того, что теряет.
Ее взгляд уперся ему в спину. Он уже взялся за ручку двери. Еще одно движение, еще шаг, и его здесь не будет, порвется последняя нить и… В памяти ее вдруг всплыла зловещая улыбка Дилана, когда речь зашла о резне в Бофорте. Боже милостивый! Неизвестно, как закончится их противоборство. Чащи лесные густы, ночи темны. Если Ричард падет от руки Дилана, то она будет к этому причастна.
— Ричард… будь осторожен. Он предпочитает устраивать засады у речных бродов…
Ричард задержался на пороге:
— Опомнись, женщина! Какую сторону ты защищаешь?
— Обе… и в том мое несчастье.
Все притворство вмиг закончилось, и напряжение спало.
— Почему, Элен? Почему ты так поступила? Почему ты пустила по ветру то, что мы вместе обрели?
— Потому что… — она запнулась, — я спасала человеческие жизни…
Ее ответ был честен. И не заучен заранее. Жизни? Не одна жизнь? В каком-то уголке его мозга отложились эти слова — признание или оговорка?
— Эдуард советовал не вынуждать тебя насильно сделать выбор, но я пренебрег советом. Я так верил тебе, так уверовал в твою любовь.
— Но это не был мой выбор! — воскликнула Элен. — Я спасла человека от смерти, от жестокой казни. Я не предпочла его тебе. Ведь твоя жизнь не была поставлена на карту.
— А если б тебе пришлось выбирать? Кому из нас жить, кому умирать? Кого бы ты выбрала?
— Не спрашивай. Это то, чего я боюсь больше всего.
— И все же я спрашиваю. Каков был бы твой выбор, Элен?
— Тогда выбора не будет. Я отдам свою жизнь, и жизнь любого, защищая твою, если так встанет вопрос. Ты это хотел от меня услышать?
Ричард промолчал, потому что не осмеливался поверить. Доверие к этой женщине стало для него непозволительной роскошью.
— Ты знал, на чьей я стороне, когда брал меня в жены. Я не делала из этого секрета, — продолжала она. — Я говорила с самого начала, что из нашего брака ничего не выйдет, умоляла, чтобы мне позволили посвятить себя служению церкви. Но твой король не пожелал со мной согласиться.
Отражения от свечей множились в ее глазах, полных слез.
— И что же! Мы все-таки почти стали любящими супругами. Ты и я. Мы старались оба, как могли. Но ты настаиваешь на слепой преданности, требуешь, чтобы я не вмешивалась, когда друзей моих, многократно рисковавших за меня жизнью, убивают ради развлечения мстительного короля.
Она прервала речь, чтобы перевести дыхание.
— Значит, то, что мы создали, — лишь пустая скорлупа, видимость счастливого брака, а твоя любовь — насмешка над настоящим чувством.
То, что слетало с языка Элен, было чистейшей воды безумием и никак не могло поколебать убеждение Ричарда в том, что именно он потерпел урон, что его предали и его чувство втоптали в грязь. Однако некоторые сомнения он ощутил, слушая ее, и поэтому стал приводить свои доводы:
— Ты моя жена, Элен. Мой долг — это и твой долг. Мои враги — твои враги. Таков порядок вещей.
— Кто установил такой порядок, Ричард? Кто объявил, что женщина должна оставить все свое прошлое за порогом мужнего дома? Где в Святом писании сказано, что только от женщины требуется жертва, но не от обоих супругов? Я все отдала, от всего отказалась ради твоей любви. А теперь и любви твоей лишилась в наказание за то, что спасала жизнь друга. Где же справедливость, Ричард?
Справедливость? Элен не часто с нею сталкивалась в последний год. У нее отняли дом, семью, друзей и даже выдали замуж за человека, ответственного за многие ее несчастья. С этим не поспоришь. Она не скрывала от него своих привязанностей. Он знал, на что шел. Почему же ей надо ставить в вину то, что она повела себя иначе, чем покорная английская жена? Он забыл, кто она такая, ему и надо расплачиваться.
— Может, ты в чем-то и права, — пробормотал он. — Но в одном ты не права точно. Моей любви ты вовсе не лишилась.
Как ему хотелось сейчас дотронуться до нее, заключить в объятия… но он знал, что это не решит их проблемы. Знала это и Элен. Если б она могла открыться ему, рассказать всю правду об Оуэне и Дилане, расчистить все завалы лжи.
— Не произноси таких слов, Ричард… пока не будешь полностью уверен… в себе и во мне.
— И здесь ты права… Я люблю тебя, но не могу тебе доверять. А долго ли простоит дом, где обитает любовь, если в нем нет доверия?
— Не знаю, Ричард. Но я тебя понимаю. И ни о чем не прошу. Ты не обязан мне доверять, и все же… будь завтра вдвойне осторожен.
— О, Элен! — Он не выдержал и протянул к ней руку. Она упала ему на грудь, спрятав в складках его рубахи лицо, орошенное слезами.
— Я хочу тебя, Элен, — шептал он. — Я хочу быть с тобой сейчас, хочу провести вместе ночь. Но ты должна знать, что это не снимет вопросы, не уничтожит сомнения. Если ты против, скажи, и я уйду.
— Нет, Ричард. Мне достаточно того, чтоб ты уделил мне хоть малую часть себя. Я люблю тебя, Ричард! Любовь, какая угодно, пусть без оглядки на прошлое и без будущего, это все, что у нас осталось…
Они устали от слов, от изматывающего, словно перед грозой, напряжения. Он отнес ее на кровать. Вместе с его оружием и одеждой упали на пол ее халат и сорочка. Они занимались любовью с ненасытной страстью и находили в подчас свирепых, необузданных ласках и причиняемой друг другу боли желанное забвение.
Позже, когда страсть была утолена, они все же не разжимали объятий. Каждый страшился остаться наедине со своими мыслями.
После долгого молчания первым заговорил Ричард.
— Наконец-то, — произнес он, вздохнув с облегчением. — Мерзавец задал мне задачку, но я разобрался…
— В чем? — насторожилась Элен.
— Я давно понял, что твой дружок мне знаком, но не мог вспомнить, где я его видел. Твой Дилан — тот самый парень, что взял Уильяма в заложники в ночь нашего рейда. — Ричард будто обрадовался осенившей его идее и добавил с обманчивым добродушием: — Значит, он вовсе и не Лис! Ведь правда, Элен?
Он ощутил, как она вся похолодела, понял, что застал ее врасплох.
— Впрочем, это неважно, — продолжил он мягко. — Я ничего не спрашиваю, тебе незачем отвечать.
Ей отчаянно хотелось разуверить его, но не было сил больше лгать. Невольно она уже призналась ему, и Ричарду этого было достаточно.
— Скоро рассветет, а мне предстоит весь день провести в седле. Если позволишь, я сосну возле тебя часок.
30
Завывания ветра за стеной разбудили Элен, но ей не хотелось открывать глаза. Заботливые руки подоткнули ей одеяло, потом кто-то мелкими легкими шажками проследовал к окошку и закрыл ставни. По походке Элен определила, что это ее служанка Фелис.
— Я не сплю, — сказала Элен, по-прежнему не открывая глаз. Так не хотелось возвращаться из мира сна в явь.
— Я старалась не потревожить вас, но за окном такая буря, — стала оправдываться девушка. — Мне показалось, что вы продрогли.
— Откуда ты взяла? Мне даже жарко. — Элен откинула одеяло. — А вот мужчинам в лесу, наверное, холодно…
Она вспомнила, как Ричард покидал ее в темноте, его торопливый прощальный поцелуи.
— Ну, за наших мужчин я не тревожусь. Они такие горячие, — с намеком произнесла Фелис. — И изрядно подкрепились, прежде чем сели на коней. А у меня, госпожа, для вас хорошая новость!
— Какая же? — недоверчиво спросила Элен.
— Догадайтесь, — лукаво улыбнулась служанка.
— Не томи меня, Фелис, говори!
— О, миледи! Охранники больше не стоят у двери. Лорд Ричард их отослал.
— Неужели? — Радость при этом известии на мгновение заслонила все тревоги Элен. — Может, ты ошиблась? Не разглядела их в темноте?
— Не заметить двух таких здоровых парней! Вы шутите, миледи!
Элен откинулась на подушки, размышляя. Итак, она уже не узница в своей спальне. Но что это значит? Что Ричард простил ее? Что, отдав ему свое тело на одну ночь, она искупила свою вину?
— Надеюсь, что сегодня утром у вас будет хороший аппетит, — с улыбкой сказала Фелис. — Я принесу вам завтрак.
— Я совсем не голодна. Куска хлеба или лепешки будет достаточно.
— Для вас, может, и да, но не для маленького обжоры. Элен удивленно расширила глаза:
— Разве это так заметно? Я еще сама не убеждена. Возможно, это лишь пустячная хворь…
Фелис скептически отнеслась к заявлению госпожи:
— Хворь, которая протянется еще на несколько месяцев. Знает ли лорд о вашей «болезни»?
— Нет. И пусть до поры ничего не знает.
Элен не желала, чтобы Ричард держал ее возле себя только потому, что она беременна. А если это ошибка и «болезнь» действительно окажется просто мимолетным недомоганием, у него будет повод упрекнуть ее в очередной лжи.
— Держи язык за зубами, — приказала она служанке.
Девушка согласно закивала головой. Вероятно, она догадалась, почему госпожа желает до поры до времени сохранить все в тайне. Но какой смысл отказываться от хорошей еды, когда обстоятельства изменились?
Соизволив плотно позавтракать, Элен в приподнятом настроении занялась собой. Тщательно нарядившись, соорудив впервые за много дней прическу, она, заглянув в зеркало, осталась довольна своим внешним видом. Отсутствие охраны за дверью подтолкнуло ее на то, чтобы рискнуть и показаться на людях.
От Фелис она узнала, что Ричард оставил в крепости за старшего Генри Блуэ. Как бы Элен ни было тяжело, но когда-нибудь ей все равно придется встретиться с ним лицом к лицу.
Она застала его в холле в окружении большой группы солдат. Их оживленный разговор внезапно оборвался при ее появлении. Элен едва не споткнулась, но овладела собой пошла прямо на него, вскинув голову и глядя ему прямо в глаза.
Люди расступались перед ней. Она не удостоила никого из них вниманием. Но это только так казалось. На самом деле ей было страшно. Для простых солдат она оставалась преступницей, заслуживающей если не казни, то хотя бы сурового наказания.
— Я желаю поговорить с тобой, Генри. Прямо сейчас, если не возражаешь.
— Я не против, миледи. — Он был холоден, насторожен, но соблюдал должную почтительность.
Когда она села за стол, он наполнил вином кубок и поставил перед ней.
Ей совсем не хотелось вина, но все же она отпила глоток.
— Глупо притворяться, что ничего не случилось, Генри. О моем проступке известно всем. Я не жду, что ты меня простишь, в вернуть твое уважение не надеюсь. Однако на правдивый ответ я могу рассчитывать. Каков мой статус здесь?
— Вы леди Гуинлнн, — ответил он без колебаний. — Ричард дал на этот счет указания. Если кто-то нарушит их, и проявит непочтительность, я буду обязан принять меры.
У Элен перехватило дыхание, голова закружилась. Ричард, не только вернул ей свободу, но и восстановил ее в правах хозяйки Гуинлина. Подобное великодушие не укладывалось ни в какие рамки.
— У вас прежний статус, госпожа, — между тем продолжил Генри, — но вам запрещено выходить за пределы крепостных стен без сопровождающих — меня или Симона.
— Я понимаю. — Элен выдавила из себя улыбку. — Но у меня достаточно дел и внутри этих стен. Слава богу, я теперь могу повидать управляющего, мажордома и кладовщика и заняться проверкой запасов.
— И врачеванием, если у вас останется время, — вставил Генри, тоже с неким намеком на улыбку. — Та рана, что у меня на шее, никак не заживает.
На следующее утро Элен проснулась бодрая, голодная, свежая после продолжительного сна без ставших уже привычными за последнюю неделю кошмаров. Перед ней забрезжила надежда, что преступление ее будет в конце концов прощено. Генри явно желал примирения, слуги беспрекословно исполняли ее просьбы, солдаты оказывали прежние знаки уважения супруге своего военачальника.
Лишь погода ее не радовала. Лежа в огромной кровати, где место Ричарда пустовало, она вслушивалась в завывания осеннего ветра, вздрагивала каждый раз, когда ливень, собравшись с силами, атаковал крепкие ставни. Она думала о Ричарде, который сейчас прячется от дождя в холодной, сырой палатке. А Дилану приходится еще хуже, ибо нет для вето приюта нигде, даже на родной земле.
Она положила руку на живот, гадая, зародилась ли там новая жизнь. Мысль о ребенке, ребенке ее и Ричарда, сразу согрела ее. Она тихонько стала напевать полузабытую колыбельную, которой научила ее Тангуин. Элен тосковала по своей старой няне, но поиски, предпринятые Оуэном по ее просьбе, успеха не принесли. Старуху, похожую на Тангуин, видели в разных горных лагерях, но где она обитает сейчас, не знал никто, и Элен уже стала бояться, что случилось самое худшее. Еще один близкий ей человек, по всей вероятности, ушел из жизни.
Встав с постели, Элен вызвала Фелис. Комната сильно выстудилась за ночь, и Элен поспешно оделась. Незаметно для ее сознания в ней произошла перемена. Она стала беречь себя, избегать резких, порывистых движений, присущих прежней Элен. И ела она теперь с удовольствием и словно за двоих, вознося благодарность небесам за то, что утренняя тошнота больше ее не мучает.
После завтрака она намеревалась заняться Симоном, чья рана вызывала беспокойство, но вместо юного оруженосца в комнату ворвался отец Дилвейн.
Сбросив на пол пропитанную дождевой влагой накидку, он, насупив брови, подал служанке знак удалиться.
— Я должен поговорить с тобой с глазу на глаз, Элен!
Давно она не видела священника в таком мрачном возбуждении. После ухода Фелис она спросила:
— В чем дело?
— Твой супруг и его люди скачут прямо в западню! — начал он с места в карьер, захлебываясь в крике. — Дилан собрал всех обиженных и мятежных духом для последней попытки. И они получают поддержку от тех, от кого никто не ждал помощи… от англичан.
Элен решила, что ослышалась.
— Что?!
— Деньги на оружие рекой текут в Уэльс через границу. Наемники из Гаскони высаживаются с кораблей и собираются в потаенных местах. Дилан им платит, в оке будут сражаться против тех, на кого он укажет.
Пол поплыл под ногами Элен.
— Вздор! — вскричала она. — Откуда у Дилана деньги?
— Из Англии. — Отец Дилвейн был сам поражен своим страшным открытием. — Деньги текут из Англии.
— Де Визи! — произнесла Элен с такой злобой, что священник, вздрогнув, умолк. — Почему я не прикончила в Амберли этого прихвостня дьявола? Надо предупредить Ричарда. Известно ли вам, отец, где и когда они намерены напасть?
— Завтра, когда англичане начнут переправу через Черный брод.
— Завтра! — в отчаянии повторила Элен. — Нам туда не успеть и за два дня.
Паника охватила ее. Если Дилан все спланировал как положено, то воины Ричарда не успеют даже построиться в боевой порядок. В бессилии она сжала кулаки, так что ногти вонзились в кожу ладоней, и боль заставила ее очнуться от кошмарных видений.
Она вспомнила о тропе, о самом коротком, но смертельно опасном пути через горные хребты, которым пользовались редко даже местные жители. Надо было родиться наполовину человеком, наполовину горным козлом, чтобы рискнуть вступить на эту тропу. А в такую погоду, как сегодня, тропа вообще вряд ли проходима. И сможет ли она найти по прошествии нескольких лет эту тропу?
Лишь однажды ей довелось пройти по ней. Ее отец был приглашен на охоту в поместье принца Луэллина на берегу океана и взял с собой двенадцатилетнюю дочь. В разгар охоты прискакал гонец из Тайви с известием, что леди Гуиннед больна, и лорд Олдуин решил немедленно возвращаться домой кратчайшей дорогой, не жалея ни себя, ни слуг, ни лошадей, ни своей дочери.
Страшной была эта дорога даже в яркий солнечный день.
— Есть возможность перехватить Ричарда на пути к Черному броду, — обратилась Элен к священнику. — Я знаю одну тропу… вероятно, кто-нибудь в Руслине тоже пользовался ею. Отыщите срочно Оуэна…
Ее прервали на полуслове. В комнату заглянул улыбающийся Симон:
— Вы обещали сегодня снять с меня эти вонючие повязки. — Он приподнял забинтованную руку. — Вот я пришел.
Однако улыбка его мгновенно погасла, когда он увидел пепельно-серое лицо Элен, а рядом с ней не менее удрученного священника.
— В чем дело?
— Ричарду грозит опасность. На его отряд готовится засада, а у нас нет времени его предупредить. Это не только уэльсцы. С ними еще целая свора наемных солдат. Я не сомневаюсь, что здесь приложил руку де Визи. Дилан грозился, что сам дьявол в союзе с ним. Но тогда я не догадалась.
— Откуда вам стало известно, что… — встрепенулся Симон.
— От отца Дилвейна.
Симон с подозрением посмотрел на священника.
— Неважно, как я узнал об этом, а важно предостеречь твоего господина, парень, — сдержанно произнес отец Днлвейн. — Леди Элен знает короткий путь через горы к месту засады. Есть надежда, что мы успеем предупредить лорда, если отправимся немедленно. Распорядись, чтобы готовили лошадей.
— Не так быстро, отец. Я не очень-то верю в эти россказни. Даже Хьюго де Визин, будь он хоть трижды мерзавец, не станет связываться с уэльскими бунтовщиками и вы ступать вместе с ними в одной упряжке против наместника английского короля. А леди Элен вообще не может отлучиться из крепости. По приказу милорда ей не дозволено выходить за ворота без меня или капитана Блуэ…
— Я не сплю, — сказала Элен, по-прежнему не открывая глаз. Так не хотелось возвращаться из мира сна в явь.
— Я старалась не потревожить вас, но за окном такая буря, — стала оправдываться девушка. — Мне показалось, что вы продрогли.
— Откуда ты взяла? Мне даже жарко. — Элен откинула одеяло. — А вот мужчинам в лесу, наверное, холодно…
Она вспомнила, как Ричард покидал ее в темноте, его торопливый прощальный поцелуи.
— Ну, за наших мужчин я не тревожусь. Они такие горячие, — с намеком произнесла Фелис. — И изрядно подкрепились, прежде чем сели на коней. А у меня, госпожа, для вас хорошая новость!
— Какая же? — недоверчиво спросила Элен.
— Догадайтесь, — лукаво улыбнулась служанка.
— Не томи меня, Фелис, говори!
— О, миледи! Охранники больше не стоят у двери. Лорд Ричард их отослал.
— Неужели? — Радость при этом известии на мгновение заслонила все тревоги Элен. — Может, ты ошиблась? Не разглядела их в темноте?
— Не заметить двух таких здоровых парней! Вы шутите, миледи!
Элен откинулась на подушки, размышляя. Итак, она уже не узница в своей спальне. Но что это значит? Что Ричард простил ее? Что, отдав ему свое тело на одну ночь, она искупила свою вину?
— Надеюсь, что сегодня утром у вас будет хороший аппетит, — с улыбкой сказала Фелис. — Я принесу вам завтрак.
— Я совсем не голодна. Куска хлеба или лепешки будет достаточно.
— Для вас, может, и да, но не для маленького обжоры. Элен удивленно расширила глаза:
— Разве это так заметно? Я еще сама не убеждена. Возможно, это лишь пустячная хворь…
Фелис скептически отнеслась к заявлению госпожи:
— Хворь, которая протянется еще на несколько месяцев. Знает ли лорд о вашей «болезни»?
— Нет. И пусть до поры ничего не знает.
Элен не желала, чтобы Ричард держал ее возле себя только потому, что она беременна. А если это ошибка и «болезнь» действительно окажется просто мимолетным недомоганием, у него будет повод упрекнуть ее в очередной лжи.
— Держи язык за зубами, — приказала она служанке.
Девушка согласно закивала головой. Вероятно, она догадалась, почему госпожа желает до поры до времени сохранить все в тайне. Но какой смысл отказываться от хорошей еды, когда обстоятельства изменились?
Соизволив плотно позавтракать, Элен в приподнятом настроении занялась собой. Тщательно нарядившись, соорудив впервые за много дней прическу, она, заглянув в зеркало, осталась довольна своим внешним видом. Отсутствие охраны за дверью подтолкнуло ее на то, чтобы рискнуть и показаться на людях.
От Фелис она узнала, что Ричард оставил в крепости за старшего Генри Блуэ. Как бы Элен ни было тяжело, но когда-нибудь ей все равно придется встретиться с ним лицом к лицу.
Она застала его в холле в окружении большой группы солдат. Их оживленный разговор внезапно оборвался при ее появлении. Элен едва не споткнулась, но овладела собой пошла прямо на него, вскинув голову и глядя ему прямо в глаза.
Люди расступались перед ней. Она не удостоила никого из них вниманием. Но это только так казалось. На самом деле ей было страшно. Для простых солдат она оставалась преступницей, заслуживающей если не казни, то хотя бы сурового наказания.
— Я желаю поговорить с тобой, Генри. Прямо сейчас, если не возражаешь.
— Я не против, миледи. — Он был холоден, насторожен, но соблюдал должную почтительность.
Когда она села за стол, он наполнил вином кубок и поставил перед ней.
Ей совсем не хотелось вина, но все же она отпила глоток.
— Глупо притворяться, что ничего не случилось, Генри. О моем проступке известно всем. Я не жду, что ты меня простишь, в вернуть твое уважение не надеюсь. Однако на правдивый ответ я могу рассчитывать. Каков мой статус здесь?
— Вы леди Гуинлнн, — ответил он без колебаний. — Ричард дал на этот счет указания. Если кто-то нарушит их, и проявит непочтительность, я буду обязан принять меры.
У Элен перехватило дыхание, голова закружилась. Ричард, не только вернул ей свободу, но и восстановил ее в правах хозяйки Гуинлина. Подобное великодушие не укладывалось ни в какие рамки.
— У вас прежний статус, госпожа, — между тем продолжил Генри, — но вам запрещено выходить за пределы крепостных стен без сопровождающих — меня или Симона.
— Я понимаю. — Элен выдавила из себя улыбку. — Но у меня достаточно дел и внутри этих стен. Слава богу, я теперь могу повидать управляющего, мажордома и кладовщика и заняться проверкой запасов.
— И врачеванием, если у вас останется время, — вставил Генри, тоже с неким намеком на улыбку. — Та рана, что у меня на шее, никак не заживает.
На следующее утро Элен проснулась бодрая, голодная, свежая после продолжительного сна без ставших уже привычными за последнюю неделю кошмаров. Перед ней забрезжила надежда, что преступление ее будет в конце концов прощено. Генри явно желал примирения, слуги беспрекословно исполняли ее просьбы, солдаты оказывали прежние знаки уважения супруге своего военачальника.
Лишь погода ее не радовала. Лежа в огромной кровати, где место Ричарда пустовало, она вслушивалась в завывания осеннего ветра, вздрагивала каждый раз, когда ливень, собравшись с силами, атаковал крепкие ставни. Она думала о Ричарде, который сейчас прячется от дождя в холодной, сырой палатке. А Дилану приходится еще хуже, ибо нет для вето приюта нигде, даже на родной земле.
Она положила руку на живот, гадая, зародилась ли там новая жизнь. Мысль о ребенке, ребенке ее и Ричарда, сразу согрела ее. Она тихонько стала напевать полузабытую колыбельную, которой научила ее Тангуин. Элен тосковала по своей старой няне, но поиски, предпринятые Оуэном по ее просьбе, успеха не принесли. Старуху, похожую на Тангуин, видели в разных горных лагерях, но где она обитает сейчас, не знал никто, и Элен уже стала бояться, что случилось самое худшее. Еще один близкий ей человек, по всей вероятности, ушел из жизни.
Встав с постели, Элен вызвала Фелис. Комната сильно выстудилась за ночь, и Элен поспешно оделась. Незаметно для ее сознания в ней произошла перемена. Она стала беречь себя, избегать резких, порывистых движений, присущих прежней Элен. И ела она теперь с удовольствием и словно за двоих, вознося благодарность небесам за то, что утренняя тошнота больше ее не мучает.
После завтрака она намеревалась заняться Симоном, чья рана вызывала беспокойство, но вместо юного оруженосца в комнату ворвался отец Дилвейн.
Сбросив на пол пропитанную дождевой влагой накидку, он, насупив брови, подал служанке знак удалиться.
— Я должен поговорить с тобой с глазу на глаз, Элен!
Давно она не видела священника в таком мрачном возбуждении. После ухода Фелис она спросила:
— В чем дело?
— Твой супруг и его люди скачут прямо в западню! — начал он с места в карьер, захлебываясь в крике. — Дилан собрал всех обиженных и мятежных духом для последней попытки. И они получают поддержку от тех, от кого никто не ждал помощи… от англичан.
Элен решила, что ослышалась.
— Что?!
— Деньги на оружие рекой текут в Уэльс через границу. Наемники из Гаскони высаживаются с кораблей и собираются в потаенных местах. Дилан им платит, в оке будут сражаться против тех, на кого он укажет.
Пол поплыл под ногами Элен.
— Вздор! — вскричала она. — Откуда у Дилана деньги?
— Из Англии. — Отец Дилвейн был сам поражен своим страшным открытием. — Деньги текут из Англии.
— Де Визи! — произнесла Элен с такой злобой, что священник, вздрогнув, умолк. — Почему я не прикончила в Амберли этого прихвостня дьявола? Надо предупредить Ричарда. Известно ли вам, отец, где и когда они намерены напасть?
— Завтра, когда англичане начнут переправу через Черный брод.
— Завтра! — в отчаянии повторила Элен. — Нам туда не успеть и за два дня.
Паника охватила ее. Если Дилан все спланировал как положено, то воины Ричарда не успеют даже построиться в боевой порядок. В бессилии она сжала кулаки, так что ногти вонзились в кожу ладоней, и боль заставила ее очнуться от кошмарных видений.
Она вспомнила о тропе, о самом коротком, но смертельно опасном пути через горные хребты, которым пользовались редко даже местные жители. Надо было родиться наполовину человеком, наполовину горным козлом, чтобы рискнуть вступить на эту тропу. А в такую погоду, как сегодня, тропа вообще вряд ли проходима. И сможет ли она найти по прошествии нескольких лет эту тропу?
Лишь однажды ей довелось пройти по ней. Ее отец был приглашен на охоту в поместье принца Луэллина на берегу океана и взял с собой двенадцатилетнюю дочь. В разгар охоты прискакал гонец из Тайви с известием, что леди Гуиннед больна, и лорд Олдуин решил немедленно возвращаться домой кратчайшей дорогой, не жалея ни себя, ни слуг, ни лошадей, ни своей дочери.
Страшной была эта дорога даже в яркий солнечный день.
— Есть возможность перехватить Ричарда на пути к Черному броду, — обратилась Элен к священнику. — Я знаю одну тропу… вероятно, кто-нибудь в Руслине тоже пользовался ею. Отыщите срочно Оуэна…
Ее прервали на полуслове. В комнату заглянул улыбающийся Симон:
— Вы обещали сегодня снять с меня эти вонючие повязки. — Он приподнял забинтованную руку. — Вот я пришел.
Однако улыбка его мгновенно погасла, когда он увидел пепельно-серое лицо Элен, а рядом с ней не менее удрученного священника.
— В чем дело?
— Ричарду грозит опасность. На его отряд готовится засада, а у нас нет времени его предупредить. Это не только уэльсцы. С ними еще целая свора наемных солдат. Я не сомневаюсь, что здесь приложил руку де Визи. Дилан грозился, что сам дьявол в союзе с ним. Но тогда я не догадалась.
— Откуда вам стало известно, что… — встрепенулся Симон.
— От отца Дилвейна.
Симон с подозрением посмотрел на священника.
— Неважно, как я узнал об этом, а важно предостеречь твоего господина, парень, — сдержанно произнес отец Днлвейн. — Леди Элен знает короткий путь через горы к месту засады. Есть надежда, что мы успеем предупредить лорда, если отправимся немедленно. Распорядись, чтобы готовили лошадей.
— Не так быстро, отец. Я не очень-то верю в эти россказни. Даже Хьюго де Визин, будь он хоть трижды мерзавец, не станет связываться с уэльскими бунтовщиками и вы ступать вместе с ними в одной упряжке против наместника английского короля. А леди Элен вообще не может отлучиться из крепости. По приказу милорда ей не дозволено выходить за ворота без меня или капитана Блуэ…