Страница:
«И он поплыл обратно прошлой ночью, после того как с тобой встретился, наткнулся на береговую охрану и был убит?»
«Он не мог пойти обратно один, это работа не для одного человека, не забудь, мальчик не может ходить. Нет, когда Янни сюда пришел, он попросил меня пойти с ним. Свидание мы назначили на сегодня. Мило и его друг должны были принести Спиро туда, а мы с Янни – забрать его. Поэтому…»
До меня наконец-то дошло, я только удивилась, как я не понимала этого раньше. Я уставилась на его перевязанную руку, вспомнила их секретный переход по лесам, впечатление, что мимо меня прошел не один человек, крик совы, лицо Адони… Я вскочила на ноги. «Улов! Адони с уловом! Вы с Адони сами туда отправились! Значит, это сделано? Вы правда привезли Спиро домой?»
Ой, какие глаза. «Привезли. Он сейчас здесь, устал, но живой и хорошо себя чувствует. Сказал, что у нас была удачная ночь».
Я плюхнулась на стул. «Не могу поверить. Это… прекрасно! Мария сможет зажечь замечательную свечу на Пасху! Подумай, Мария, Миранда, сэр Джулиан, Годфри, Фил… Как все будут счастливы! С трудом дождусь дня, когда об этом все узнают!»
Сияние исчезло с его лица. Казалось, даже свет камина поблек. «Боюсь, пока об этом не должен знать больше никто».
«Но… Даже его мать и сестра? Почему, если он дома и в безопасности? Ведь как только он выбрался из Албании, ему нечего бояться? И Мило незачем замешивать, можно никому и не говорить, что он был на албанской земле. Можно придумать историю…»
«Я об этом думал. Как его выбросило на берег на одном из островов в проливе, и он сумел привлечь наше внимание, когда мы ловили рыбу. Не обдурю греческую полицию или доктора, но для общего успокоения это сойдет, сошло бы. Но не в этом дело».
«Тогда в чем?»
Он задумался, потом медленно сказал: «Возможно, Спиро до сих пор в опасности… Не с той стороны, с этой. То, к чему он прикоснулся, погубило Янни».
Что-то в выражении его лица и нежелании говорить напугало меня. Я начала бурно протестовать, слишком бурно, будто таким образом могла закрыть глаза на все, чего не хотела знать. «Но мы знаем, что случилось со Спиро! Он упал за борт с яхты Годфри! Какая может быть опасность? А смерть Янни – несчастный случай, ты сам говорил! – Я остановилась. В напряженней тишине громко тикали часы с кукушкой, шелк шуршал по моему телу, когда я сжимала руками колени. – Продолжай. Скажи прямо. Уже можно. Ты утверждаешь, что Годфри Мэннинг…»
«Ничего я не утверждаю. Я говорю. Вот. Годфри Мэннинг выбросил Спиро за борт и оставил его тонуть».
«Макс, не могу поверить, прости, это невозможно».
«Это факт, ни больше, ни меньше. Так говорит Спиро. Ну да, ты не поняла, что мы с ним общались. Он так говорит, и я ему верю. Ему нет причины врать». Как только Макс решил сказать мне всю правду, он начал бросать свои факты, как камни.
«Но почему?»
«Не знаю. И мальчик не знает, что, если подумать, делает его рассказ еще правдоподобнее. Ничего не выдумывает. Удивлен не меньше тебя. Извини, Люси, но боюсь, это правда».
Я посидела минуту в тишине, не думая, а разглядывая руки, вертела огромный бриллиант, смотрела, как огонь играет в его гранях. Постепенно моя немота прошла, и я начала думать. «А ты раньше подозревал Годфри?»
«Нет, с какой стати? Но когда Янни мне рассказал, я удивился, что не надо сообщать Годфри. В конце концов казалось разумным скрыть новости от матери и сестры Спиро, они могли бы очень воодушевиться и выдать все, прежде чем Янни доведет дело до конца, но Годфри – другое дело. Он предположительно беспокоится о Спиро, и у него лучшая здесь яхта. Более того, он опытный моряк, а я нет. Я ожидал, что скорее его пригласят для спасения, чем меня и Адони. Это немного, но заставило меня задуматься. Потом, когда Янни на следующий день нашли мертвым, после странного предупреждения Спиро, я задумался еще больше…»
«Ты ведь теперь не предполагаешь… Ты не можешь предполагать, что Годфри убил Янни Зуласа? Макс…»
«То, что я сказал про Спиро, – факт, то, что случилось с Янни – догадка. Но, по-моему, одно убийство следует за другим, как ночь за днем».
«Убийство…» Я не поняла, что сказала это вслух, но он кивнул. «Совершенно уверен. Тот же метод. Его сильно ударили по голове и бросили в море. Бутылка – интересная деталь».
«Его стукнуло гиком. Полицейские сказали, что там были волосы и кровь…»
«Ему могли помочь. Кто угодно может стукнуть голову человека без сознания по деревяшке, прежде чем выбросить его за борт, достаточно сильно, чтобы скрыть след удара, которым лишил его сознания. Я не выдвигаю это как теорию, только говорю, что это могло произойти».
«А почему ты вернулся к телу?»
«Когда Янни ушел от нас ночью, я слышал, как отплывала его лодка. Подумал, что вдруг он настолько глуп, что поплыл обратно один и столкнулся с береговой охраной. То, что было видно, вполне позволяло предположить, что у него где-то дырка от пули или какая-нибудь еще странность, которая заставит начать серьезное расследование. Я очень волновался, как бы полицейские не начали патрулировать в здешних водах, прежде чем я доставлю Спиро домой».
«Понятно. А твоя рука? Береговая охрана?»
«Да, шальная пуля, причем потраченная зря. Правда, только царапина. Мне ее осмотрели, когда осматривали ногу Спиро. Должно быть, что-то услышали и выстрелили наугад. Мы были уже далеко, видеть они нас не могли».
«Ты, наверное, знаешь, что говоришь, но это звучит для меня так… невозможно. И я не понимаю ничего с самого начала».
«Боже, а кто понимает? Про Янни это все догадки, незачем их сейчас обсуждать. Первое дело —снова поговорить со Спиро. У меня было время услышать все только вкратце, а я хочу узнать все остальное, прежде чем решить, что делать. Он, наверное, достаточно отдохнул. Понимает он или нет, но, может, у него есть какой-то ключ к тому, почему Мэннинг пытался его убить. Тогда, возможно, это объяснит смерть Янни. И что же такое могло сделать обязательными два убийства. Понимаешь, что нужно передать мальчика властям, прежде чем Мэннинг даже начнет подозревать, что он не так мертв, как Янни. Пойдешь со мной к нему?»
«Я? Ты хочешь?»
«Если согласна. Мне нужна твоя помощь, и, если согласишься, лучше тебе знать столько же, сколько я».
«Конечно, все, что я могу».
«Дорогая. Иди сюда. Не смотри так и не волнуйся. Это все невозможно, ты права, но что делать, если мы оказались в такой ситуации. Мы должны стараться обеспечить безопасность, а сейчас это значит – поверить Спиро. Хорошо? – Я кивнула, как смогла, не поднимая головы с его плеча. – Тогда слушай. Как я понимаю, нужно утром отвезти мальчика прямо в Афины, в больницу, а потом в полицию. Когда он расскажет там свою историю, можно будет безопасно возвратиться домой. Пойдем?»
«Где он?»
Макс засмеялся. «Прямо под нашими ногами, в очень готической, но безопасной подземной темнице, а Адони охраняет его с единственной действующей винтовкой из этого жуткого арсенала Лео. Пошли. Прямо под часы с кукушкой и в правый подземный ход к темнице».
12
«Он не мог пойти обратно один, это работа не для одного человека, не забудь, мальчик не может ходить. Нет, когда Янни сюда пришел, он попросил меня пойти с ним. Свидание мы назначили на сегодня. Мило и его друг должны были принести Спиро туда, а мы с Янни – забрать его. Поэтому…»
До меня наконец-то дошло, я только удивилась, как я не понимала этого раньше. Я уставилась на его перевязанную руку, вспомнила их секретный переход по лесам, впечатление, что мимо меня прошел не один человек, крик совы, лицо Адони… Я вскочила на ноги. «Улов! Адони с уловом! Вы с Адони сами туда отправились! Значит, это сделано? Вы правда привезли Спиро домой?»
Ой, какие глаза. «Привезли. Он сейчас здесь, устал, но живой и хорошо себя чувствует. Сказал, что у нас была удачная ночь».
Я плюхнулась на стул. «Не могу поверить. Это… прекрасно! Мария сможет зажечь замечательную свечу на Пасху! Подумай, Мария, Миранда, сэр Джулиан, Годфри, Фил… Как все будут счастливы! С трудом дождусь дня, когда об этом все узнают!»
Сияние исчезло с его лица. Казалось, даже свет камина поблек. «Боюсь, пока об этом не должен знать больше никто».
«Но… Даже его мать и сестра? Почему, если он дома и в безопасности? Ведь как только он выбрался из Албании, ему нечего бояться? И Мило незачем замешивать, можно никому и не говорить, что он был на албанской земле. Можно придумать историю…»
«Я об этом думал. Как его выбросило на берег на одном из островов в проливе, и он сумел привлечь наше внимание, когда мы ловили рыбу. Не обдурю греческую полицию или доктора, но для общего успокоения это сойдет, сошло бы. Но не в этом дело».
«Тогда в чем?»
Он задумался, потом медленно сказал: «Возможно, Спиро до сих пор в опасности… Не с той стороны, с этой. То, к чему он прикоснулся, погубило Янни».
Что-то в выражении его лица и нежелании говорить напугало меня. Я начала бурно протестовать, слишком бурно, будто таким образом могла закрыть глаза на все, чего не хотела знать. «Но мы знаем, что случилось со Спиро! Он упал за борт с яхты Годфри! Какая может быть опасность? А смерть Янни – несчастный случай, ты сам говорил! – Я остановилась. В напряженней тишине громко тикали часы с кукушкой, шелк шуршал по моему телу, когда я сжимала руками колени. – Продолжай. Скажи прямо. Уже можно. Ты утверждаешь, что Годфри Мэннинг…»
«Ничего я не утверждаю. Я говорю. Вот. Годфри Мэннинг выбросил Спиро за борт и оставил его тонуть».
«Макс, не могу поверить, прости, это невозможно».
«Это факт, ни больше, ни меньше. Так говорит Спиро. Ну да, ты не поняла, что мы с ним общались. Он так говорит, и я ему верю. Ему нет причины врать». Как только Макс решил сказать мне всю правду, он начал бросать свои факты, как камни.
«Но почему?»
«Не знаю. И мальчик не знает, что, если подумать, делает его рассказ еще правдоподобнее. Ничего не выдумывает. Удивлен не меньше тебя. Извини, Люси, но боюсь, это правда».
Я посидела минуту в тишине, не думая, а разглядывая руки, вертела огромный бриллиант, смотрела, как огонь играет в его гранях. Постепенно моя немота прошла, и я начала думать. «А ты раньше подозревал Годфри?»
«Нет, с какой стати? Но когда Янни мне рассказал, я удивился, что не надо сообщать Годфри. В конце концов казалось разумным скрыть новости от матери и сестры Спиро, они могли бы очень воодушевиться и выдать все, прежде чем Янни доведет дело до конца, но Годфри – другое дело. Он предположительно беспокоится о Спиро, и у него лучшая здесь яхта. Более того, он опытный моряк, а я нет. Я ожидал, что скорее его пригласят для спасения, чем меня и Адони. Это немного, но заставило меня задуматься. Потом, когда Янни на следующий день нашли мертвым, после странного предупреждения Спиро, я задумался еще больше…»
«Ты ведь теперь не предполагаешь… Ты не можешь предполагать, что Годфри убил Янни Зуласа? Макс…»
«То, что я сказал про Спиро, – факт, то, что случилось с Янни – догадка. Но, по-моему, одно убийство следует за другим, как ночь за днем».
«Убийство…» Я не поняла, что сказала это вслух, но он кивнул. «Совершенно уверен. Тот же метод. Его сильно ударили по голове и бросили в море. Бутылка – интересная деталь».
«Его стукнуло гиком. Полицейские сказали, что там были волосы и кровь…»
«Ему могли помочь. Кто угодно может стукнуть голову человека без сознания по деревяшке, прежде чем выбросить его за борт, достаточно сильно, чтобы скрыть след удара, которым лишил его сознания. Я не выдвигаю это как теорию, только говорю, что это могло произойти».
«А почему ты вернулся к телу?»
«Когда Янни ушел от нас ночью, я слышал, как отплывала его лодка. Подумал, что вдруг он настолько глуп, что поплыл обратно один и столкнулся с береговой охраной. То, что было видно, вполне позволяло предположить, что у него где-то дырка от пули или какая-нибудь еще странность, которая заставит начать серьезное расследование. Я очень волновался, как бы полицейские не начали патрулировать в здешних водах, прежде чем я доставлю Спиро домой».
«Понятно. А твоя рука? Береговая охрана?»
«Да, шальная пуля, причем потраченная зря. Правда, только царапина. Мне ее осмотрели, когда осматривали ногу Спиро. Должно быть, что-то услышали и выстрелили наугад. Мы были уже далеко, видеть они нас не могли».
«Ты, наверное, знаешь, что говоришь, но это звучит для меня так… невозможно. И я не понимаю ничего с самого начала».
«Боже, а кто понимает? Про Янни это все догадки, незачем их сейчас обсуждать. Первое дело —снова поговорить со Спиро. У меня было время услышать все только вкратце, а я хочу узнать все остальное, прежде чем решить, что делать. Он, наверное, достаточно отдохнул. Понимает он или нет, но, может, у него есть какой-то ключ к тому, почему Мэннинг пытался его убить. Тогда, возможно, это объяснит смерть Янни. И что же такое могло сделать обязательными два убийства. Понимаешь, что нужно передать мальчика властям, прежде чем Мэннинг даже начнет подозревать, что он не так мертв, как Янни. Пойдешь со мной к нему?»
«Я? Ты хочешь?»
«Если согласна. Мне нужна твоя помощь, и, если согласишься, лучше тебе знать столько же, сколько я».
«Конечно, все, что я могу».
«Дорогая. Иди сюда. Не смотри так и не волнуйся. Это все невозможно, ты права, но что делать, если мы оказались в такой ситуации. Мы должны стараться обеспечить безопасность, а сейчас это значит – поверить Спиро. Хорошо? – Я кивнула, как смогла, не поднимая головы с его плеча. – Тогда слушай. Как я понимаю, нужно утром отвезти мальчика прямо в Афины, в больницу, а потом в полицию. Когда он расскажет там свою историю, можно будет безопасно возвратиться домой. Пойдем?»
«Где он?»
Макс засмеялся. «Прямо под нашими ногами, в очень готической, но безопасной подземной темнице, а Адони охраняет его с единственной действующей винтовкой из этого жуткого арсенала Лео. Пошли. Прямо под часы с кукушкой и в правый подземный ход к темнице».
12
Широкие каменные ступени вели вниз прямо от двери. Макс дотронулся до выключателя, и появился слабый желтый свет, показал нам путь. Макс закрыл дверь, я услышала поворот ключа в замке. «Пойду первым, ладно?»
Я шла за ним и с интересом смотрела по сторонам. Все, что я видела раньше, заставляло ожидать неимоверных ужасов. Вряд ли меня удивили бы полуразрушенные скелеты, свисающие со стен на цепях. Но в коридоре имелись только стеллажи для вина, большей частью пустые. Чистый пол, никакой пыли и пауков, а они обязательно были бы в таком месте в Англии. Свежий, немного влажный воздух. Об этом я сказала Максу, он кивнул. «Скоро поймешь почему. Официально это – винный погреб, но он дальше переходит в естественную пещеру. Не знаю, где она выходит на воздух, может, быть, это – дырка не больше вечной трубы, но воздух всегда свежий и пахнет морем. Дальше винных стеллажей еще больше. В прошлом вене каждый выпивал четыре бутылки в день, и места требовалось много. Ничего странного, что при постройке Кастелло захотели использовать пещеры».
«Очень здорово. Может, об этих пещерах твой отец и говорил».
«Да. Почти во всех скалах у берега есть пещеры, но отцу, понятно, хочется думать, что Просперо жил именно под Кастелло. Когда я говорю, что непохоже, чтобы тут когда-нибудь был выход наружу, он отвечает, что это неважно. Это, пожалуй, поэтическая правда, как мартышки».
«Очень романтическая теория, и я полностью за нее! В конце концов, что значат факты? Обыденность… А где мы сейчас, если показывать снаружи?»
«Еще не вышли из-под фундамента. Сама пещера южнее, глубоко внизу. Скоро пойдем по ступеням, а потом будет природный проход. Смотри». Он остановился, хотя мы прошли всего две трети коридора, положил руку на пустой стеллаж и потянул. Тяжеловесно и никак уж не беззвучно узкая секция стены выехала в коридор. Показалось черное, зияющее отверстие. Я охнула, а Макс засмеялся. «Восхитительно, правда? Говорю же, в Кастелло есть все. Между прочим, подозреваю, что старый Форли держал лучшее вино там, чтобы его дворецкий не нашел. Осторожно, дальше света нет. У меня с собой фонарь, подержи минутку, пока я дверь закрою. Не пугайся так!»
«Она не останется закрытой навсегда, пока не выцветут наши кости?»
«Нет. Даже не до утра, к моему глубокому сожалению. Давай фонарь, я пойду вперед».
Мы двигались круто вниз и, казалось, не по полу, а по монолитной скале. Макс шел впереди, тут и там блестели сырые подтеки на стенах, пахло свежее и вроде солонее. Казалось, вся скала шумит морем, как прижатая к уху раковина. То я это слышала, то нет, и наступала тишина, заполненная холодным воздухом и нашими шагами. Желтый свет создавал на лице Макса резкие тени, когда он оборачивался. Лицо незнакомца. Его огромная тень уродливо изламывалась на грубых стенах.
«Еще очень далеко?» Почему-то голос звучал, как шепот.
«За угол и пять, нет шесть ступенек вниз, и увидишь сторожевого пса».
Луч фонаря осветил бледное лицо и голубое дуло ружья. «Адони? Это Макс с мисс Люси. Он хорошо себя чувствует?»
«Сейчас да. Не спит».
За спиной Адони – грубый занавес из чего-то вроде мешковины, из-под которого пробивается теплый тусклый свет. Адони отодвинул занавес, отступил в сторону. Макс махнул фонарем. Я вошла в пещеру. Большая. Потолок скрылся в тенях между сталактитами, похожими на сосульки. Но стены примерно на шесть футов побелены и скрыты полками и бочками. На одной из бочек, приспособленной вместо стола, стоял старомодный каретный фонарь урожая примерно 1830 года, наверное взятый из музея наверху, отбрасывал мягкий оранжевый свет и весело сверкал медью. Посередине расположилась парафиновая печка, на ней – кофейник. Где-то в темноте капала вода, сталактит ронял ее на камни. Очень домашний звук, будто кран протекает. Пахло сигаретами и кофе.
Раненый мальчик лежал в глубине пещеры на самодельной кровати, на вид очень удобной, – два пружинных матраса один на другом, покрытые простынями, пуховыми подушками и безбрежным стеганым одеялом. Нога Спиро была в чем-то вроде клетки, чтобы ничего на нее не давило. Мальчик полулежал среди подушек, похоже, в пижаме сэра Джулиана – бледно-голубой, шелковой, с темно-красным кантом, пил кофе и совершенно не выглядел больным. Он удивленно взглянул на меня в задал Максу какой-то вопрос на греческом. Макс ответил по-английски. «Это – сестра кириа Форли. Она – мой и твой друг, собирается нам помочь, и я хочу, чтобы она услышала твою историю».
Спиро внимательно и безо всяких признаков приветливости посмотрел на меня круглыми темными глазами. Его можно было узнать по фотографиям, но только приблизительно. Густые волосы, мощнее тело, сильные плечи – все на месте. Но сияние здоровья, солнца и счастья исчезло. Он выглядел бледным, очень молодым и незащищенным. Макс подставил мне ящик, спросил у мальчика: «Как ты себя чувствуешь? Болит?»
«Нет», – сказал Спиро. Было совершенно очевидно, что это – ложь, но в ней не было бравады. Просто он не хотел признаваться в слабости.
«Хорошо». Макс тоже сел, перебросил через пещеру гигантскую тень, посмотрел на мальчика минуту или две. «Если тебе лучше, расскажи подробно, что случилось. Со всеми деталями, пожалуйста».
«Всеми чем?»
«Все, что ты можешь вспомнить».
«Хорошо». Спиро допил кофе и, не глядя, передал чашку Адони. Тот тихо поставил ее в сторону, подошел к кровати и сел, изогнулся, как кот, в изголовье кровати подальше от сломанной ноги. Он залез в карман за двумя сигаретами, засунул в рот сразу обе, зажег и передал одну Спиро. Мальчик взял ее, тоже не глядя, но здесь не было никакой враждебности. Молодые люди знакомы так хорошо, что слева не нужны. Они сидели рядом на подушках, Адони расслабленный и грациозный, Спиро напряженный и какой-то прямоугольный, по-рабочему сжал в кулаке сигарету. Он еще раз опасливо на меня посмотрел и больше не обращал внимания, сосредоточился на Максе, будто тот судья и сейчас вынесет окончательный и неопровержимый приговор.
Мальчик говорил медленно, лицо его делалось все более усталым. Я уже поверила в вину Годфри, хотела услышать только подтверждение, узнать, как он это сделал. Возможно, в менее романтической обстановке я воспринимала бы все по-другому, но там казалось, что любая сказка может оказаться правдивей. Даже вполне вероятно, что это – пещера Просперо, и здесь, на грубом полу, неаполитанские герцоги слушали рассказ давно утонувшего графа.
Ничего необычного той ночью не происходило. Единственно, что удивило Спиро, так это что небо было не особенно чистым, а по радио обещали шторм. Он сказал об этом Годфри, но тот ответил, что распогодится. Они вывели яхту и поехали незадолго до полуночи. Ночь оказалась очень темной, но Спиро больше ничего не говорил, а Годфри сидел в рубке, занятый оборудованием и камерой.
«Он выглядел, как обычно?» – спросил Макс.
«Не могу сказать. Тихий и, может, немного резкий, когда я заговорил про погоду, но он такой был целый день. Я подумал, что он сердится за то, что я с утра пошел в эллинг чинить мотор, поэтому я ничего не говорил и не думал. Он мне платит, ну и все».
«Все равно, это может быть интересным. Но пока продолжай. Вы были в проливе темной ночью».
Спиро сделал затяжку и потянулся стряхнуть пепел на пол. Адони подставил ему блюдце из-под кофейной чашкя.
«Мы прошли примерно половину пути в проливе между Кулурой и материком. Подошли близко к островам, ясно было видно пену прибоя. Я предложил укрыться за ними от ветра, пока облака разойдутся, между ними кое-где виднелись звезды, но мистер Мэннинг сказал „нет“, и мы поплыли дальше. Прошли еще мили две, он вышел из рубки и велел мне спуститься приготовить кофе. На столе лежала камера, но вряд ли он ей занимался. Свет не горел, только штормовой фонарь, почти ничего не видно. Тогда я об этом не думал. Когда мы фотографировали по ночам, мы всегда, естественно, ходили без света. Но когда потом я мог только лежать в кровати и думать… Я вспомнил все, что казалось странным. Странно, что мы вообще в такую темную ночь отправились снимать, странно, что он соврал про камеру, а что случилось дальше, было еще страннее».
Адони усмехнулся. «Знаю, отказал мотор. И чего в этом такого странного, если ты его утром на части разобрал, мой юный гений?»
Спиро впервые улыбнулся, произнес что-то по-гречески, но никто мне этого не перевел. «Если бы это случилось, – сказал он с редкой простотой, – это действительно было бы странно. Но этого не случилось».
«Но ты говорил раньше…»
«Сказал, что мотор остановился. Не говорил, что заглох. Все было в порядке с мотором».
«Ты, конечно, уверен».
Мальчик кивнул. «И не нужно быть гением в моторах, чтобы понять, что все в порядке. Даже ты, – усмешка в сторону Адони, – даже ты бы понял, мой красавчик. – Он отклонился от ложной атаки Адони и засмеялся. – Давай, бей, сейчас-то ты точно можешь это сделать».
«Подожду», – ответил Адони.
Спиро опять повернулся к Максу. «Нет, мотор был в порядке. Послушай. Я услышал, что он замолк, и тут меня поввал мистер Мэннинг. Я высунул голову из двери и крикнул, что сейчас посмотрю, – люк к мотору под трапом рубки, ты понимаешь. Но он не согласился: „Не думаю, что это здесь, Спиро. Думаю, что-то намоталось на винт. Можешь посмотреть?“ Я пошел на корму. Он стоял у румпеля, сказал: „Иди осторожно, яхта немного качается. Подержу для тебя фонарь“. Я дал ему фонарь и наклонился, чтобы досмотреть на гребной вал. Яхта дергалась и леера были мокрые, но я держался крепко. Ничего со мной не должно было случиться».
Он шевельнулся, будто ему было больно. Адони соскользнул на пол, подошел к бутылке, которая стояла на ящике рядом с двумя пустыми стаканами. Налил темного сладкого вина, отнес его Спиро, потом посмотрел на Макса, тот покачал головой. Молодой человек поставил бутылку и вернулся на кровать, по-кошачьи устроился в новом положений рядом с раненым.
«Все случилось очень быстро. Яхта резко наклонилась, будто мистер Мэннинг повернул ее слишком быстро боком к ветру. Меня бросило на леерное ограждение, но все еще было безопасно, потому что я крепко держался, а потом что-то ударило меня по голове сзади. Это меня не оглушило, но, по-моему, я попытался повернуться и поднять руку. Но яхта опять дернулась, и, ничего не успев понять, я упал. Попытался схватиться, но леера ускользали. Что-то ударило меня по руке – тут, – и я полетел. Оказался в воде. Вынырнул недалеко от яхты и увидел, что мистер Мэннинг на корме высматривает меня в темноте. Я закричал, негромко, вы же понимаете, нахлебался воды и замерз. Но он, наверное, услышал. А если не услышал, то увидел. Включил фонарь и посветил на меня в море».
«Да?» – сказал Макс невыразительно, но так, что мне показалось, холодный ветер собирается в нашем погребе. Адони тоже это почувствовал.
«Я не боялся, во всяком случае не его. Мне не пришло в голову, что это он меня ударил. Думал, случайность. Нет, я не боялся. Я хорошо плаваю, хотя мотор не работал, яхта плыла в мою сторону, и он мог меня видеть. Скоро мог бы поднять меня обратно. Я опять закричал и поплыл к нему. Он держал в руке заводную ручку, но я и не представлял зачем. Когда я приблизился, он наклонился и ударил меня опять. Но яхту качало, ему приходилось держаться, поэтому удар меня только задел. На этот раз я увидел его приближение и нырнул. Он попал по руке, а не по голове. Думаю, он почувствовал удар, но не видел, потому что фонарь погас, а большая волна отбросила меня за пределы его видимости. На этот раз я не сопротивлялся. Видел, что опять зажегся свет, но не издал ни звука и дал воде унести себя в темноту. Потом я услышал, что заработал мотор. Он поискал меня еще, но течение быстро меня тащило, а волны прятали. Потом од повернул яхту и оставил меня в море».
Тишина. Никто не двигался. Мне казалось, что я сплю. Пещера потемнела, по ней бродило эхо моря, бормотала проплывающая мимо лодка, шуршали волны под ночным ветром.
«Но святой был с тобой», – сказал Адони так довольно, что тени разбежались, пещера опять согрелась и наполнилась мягким светом английского викторианского фонаря.
Спиро передал Адони пустой стакан, поправил вокруг себя одеяло и кивнул. «Да, он был со мной. Рассказывать остальное, кирие Макс? Ты знаешь, что случилось».
«Хочу, чтобы мисс Люси послушала. Продолжай, но коротко. Ты устал, и очень поздно».
Окончание истории было совершенно классическим, такие случаи происходили не меньше полусотни раз, от Одиссея до святого Павла. Убийце не повезло, что ветер той ночью направил течение на албанский берег. Спиро – хороший пловец, Ионическое море очень соленое, но все равно он вряд ли выжил бы, если бы не упал прямо в течение. Он сумел продержаться на воде достаточно долго, чтобы море перед рассветом выбросило его на берег.
Он был уже совсем истощен, вся энергия ушла на то, чтобы не утонуть. Даже не знал, что попал на берег. Просто когда его выбросило на скалы, у него хватило сил, чтобы зацепиться, три раза не дать волне стащить себя обратно, а потом подтянуться и выползти на грязные камни.
И тут удача его оставила. Святой Спиридон увидел, что доставил мальчика на берег, где заканчивалась его территория, и резко его покинул. Спиро соскользнул на острые камни и потерял сознание, лежа на сломанной ноге.
Он не помнил, как его нашел пастух, который ловил овцу-скалолазку. Спиро очнулся в постели, грубой, но сухой и теплой, в доме пастуха. Оказалось, что тот имеет кое-какие хирургические навыки, потому что ногу он вправил и зафиксировал. Старая женщина дала питье, от которого мальчик опять заснул, а когда проснулся второй раз, боль была уже легче, он мог вспоминать и думать…
«Остальное вы знаете». Он неожиданно зевнул, жутко, как зверь, и лег.
«Да, остальное знаем. – Макс встал. – Теперь спи. Утром… Боже мой, уже три утра! Собираюсь тебя отсюда увезти. Не спрашивай как, но я это сделаю, как бы мистер Мэннинг ни мудрил. Хочу, чтобы твою ногу как следует посмотрели, а потом расскажешь свою историю властям».
Мальчик посмотрел вверх, усталость и удивление вместе создавали тяжелый угрюмый взгляд. «Властям? В полицию? Ты собираешься обвинить мистера Мэннинга в попытке утопить меня? На основании одного моего слова? Они будут смеяться над тобой!»
«Вопрос не в том, чтобы обвинить его в этом. Хочу знать почему. Что-то тут есть, что стоит расследовать, Спиро. Тебе придется мне доверять. Теперь еще несколько минут. Подумай. Ты, наверное, много об этом думал. Почему он это сделал? Хоть малейший намек? Ты же на самом деле не думаешь, что это потому, что ты перебрал мотор без разрешения?»
«Конечно, нет».
«Больше ничего, может, в какое-то другое время?»
«Нет. Я думал. Конечно, думал. Нет».
«Тогда возвращаемся к тому утру. Когда не к чему прицениться, хватаются за все подряд, даже за мелочи, за все, что необычно. Ты обычно сам осматривал яхту?»
«Нет, но я это уже делал. И был при этом один».
«Просил разрешения?»
«Конечно».
«А на этот раз не стал. Почему ты решил работать без разрешения?»
«Потому что он сказал, что собирается выйти в море и хочет, чтобы я обслужил мотор. Я собирался сделать это после завтрака, но встал очень рано, пошел купаться, а потом решил, что прямо отправлюсь работать. Я знаю, где запасной ключ, поэтому вошел, сварил себе кофе на камбузе, а потом открыл большие двери, чтобы впустить свет, и начал работать. Хорошее утро, я отлично себя чувствовал и хорошо все делал. Когда мистер Мэннинг позавтракал и спустился, я наполовину закончил и думал, что он обрадуется, но он очень рассердился и спросил, как я вошел. Тогда я не захотел говорить ему, что видел, куда он прячет ключ, поэтому сказал, что дверь была плохо закрыта. Он поверил, это бывает. Но он все равно злился, сказал, что замок придется поменять. Тогда я тоже взбесился и спросил, что ли он думает, что я вор, а если так, то пусть лучше пересчитает деньги в бумажнике, который оставил на камбузе. Будто я его потрогаю! Я ужасно взбесился! Еще я ему сказал, что сам починю ему замок и больше никогда к его дому не подойду. И он снова стал вежливым, извинился р сказал, что все в порядке».
Макс нахмурился. «И именно тогда попросил тебя пойти ночью с ним?»
«Думаю… да, скорее всего. Он раньше говорил, что не хочет брать меня с собой, но передумал… Мне показалось, потому, что он чувствует себя виноватым, что так со мной говорил. – Он добавил наивно: – Это был способ дать мне лишние деньги и меня не унизить».
«Тогда похоже, что он решил взять тебя с собой и от тебя избавиться. Понятно, что это имеет смысл, только если он подумал, что ты видел что-то, что не должен был… Значит, в яхте, в эллинге. Подумай как следует. Было что-нибудь необычное в яхте? Или в эллинге? Или в чем-то, что он говорил… или нес?»
«Нет. Я думал. Ничего».
«Бумажник. Ты говорил, что он оставил бумажник. Где ты его нашел?»
«На полу около плиты на камбузе. Он туда соскользнул и его не заметили. Я его положил на стол в каюте». «Там были бумаги? Или деньги?»
«Откуда я знаю? – Спиро вспыхнул, как турецкий петушок, потом осел под взглядом Макса и улыбнулся. „Ну я посмотрел, чуть-чуть. Там были деньги, но сколько, не знаю, я увидел только уголки. Не греческие, все равно, какой мне от них толк? Но даже если бы там был миллион драхм, я бы их не взял! Вы же знаете, кирие Макс!“
«Конечно, знаю. Он после этого оставлял тебя одного в яхте?»
«Нет. Когда я закончил, он позвал меня в дом помочь с фотографиями. Я работал целый день. Он позвонил в дом Форли и сказал моей матери, что я пойду с ним ночью».
«Иначе говоря, он сделал все, чтобы ты за весь день ни с кем не виделся. Ты когда-нибудь подозревал, что он делает что-то незаконное во время ваших поездок?»
«Нет, и какое это имеет значение? Я бы не сообщил в полицию. Он был бы не единственным».
«Хорошо, Спиро. Больше не буду тебя сейчас беспокоить. Адони, я вас двоих запру, пока буду провожать мисс Люси домой. Вернусь через полчаса. У тебя есть ружье?»
«Да».
«И это». – Спиро залез под подушку и спокойно, будто носовой платок, вытащил убийственно блестящий десантный нож.
Я шла за ним и с интересом смотрела по сторонам. Все, что я видела раньше, заставляло ожидать неимоверных ужасов. Вряд ли меня удивили бы полуразрушенные скелеты, свисающие со стен на цепях. Но в коридоре имелись только стеллажи для вина, большей частью пустые. Чистый пол, никакой пыли и пауков, а они обязательно были бы в таком месте в Англии. Свежий, немного влажный воздух. Об этом я сказала Максу, он кивнул. «Скоро поймешь почему. Официально это – винный погреб, но он дальше переходит в естественную пещеру. Не знаю, где она выходит на воздух, может, быть, это – дырка не больше вечной трубы, но воздух всегда свежий и пахнет морем. Дальше винных стеллажей еще больше. В прошлом вене каждый выпивал четыре бутылки в день, и места требовалось много. Ничего странного, что при постройке Кастелло захотели использовать пещеры».
«Очень здорово. Может, об этих пещерах твой отец и говорил».
«Да. Почти во всех скалах у берега есть пещеры, но отцу, понятно, хочется думать, что Просперо жил именно под Кастелло. Когда я говорю, что непохоже, чтобы тут когда-нибудь был выход наружу, он отвечает, что это неважно. Это, пожалуй, поэтическая правда, как мартышки».
«Очень романтическая теория, и я полностью за нее! В конце концов, что значат факты? Обыденность… А где мы сейчас, если показывать снаружи?»
«Еще не вышли из-под фундамента. Сама пещера южнее, глубоко внизу. Скоро пойдем по ступеням, а потом будет природный проход. Смотри». Он остановился, хотя мы прошли всего две трети коридора, положил руку на пустой стеллаж и потянул. Тяжеловесно и никак уж не беззвучно узкая секция стены выехала в коридор. Показалось черное, зияющее отверстие. Я охнула, а Макс засмеялся. «Восхитительно, правда? Говорю же, в Кастелло есть все. Между прочим, подозреваю, что старый Форли держал лучшее вино там, чтобы его дворецкий не нашел. Осторожно, дальше света нет. У меня с собой фонарь, подержи минутку, пока я дверь закрою. Не пугайся так!»
«Она не останется закрытой навсегда, пока не выцветут наши кости?»
«Нет. Даже не до утра, к моему глубокому сожалению. Давай фонарь, я пойду вперед».
Мы двигались круто вниз и, казалось, не по полу, а по монолитной скале. Макс шел впереди, тут и там блестели сырые подтеки на стенах, пахло свежее и вроде солонее. Казалось, вся скала шумит морем, как прижатая к уху раковина. То я это слышала, то нет, и наступала тишина, заполненная холодным воздухом и нашими шагами. Желтый свет создавал на лице Макса резкие тени, когда он оборачивался. Лицо незнакомца. Его огромная тень уродливо изламывалась на грубых стенах.
«Еще очень далеко?» Почему-то голос звучал, как шепот.
«За угол и пять, нет шесть ступенек вниз, и увидишь сторожевого пса».
Луч фонаря осветил бледное лицо и голубое дуло ружья. «Адони? Это Макс с мисс Люси. Он хорошо себя чувствует?»
«Сейчас да. Не спит».
За спиной Адони – грубый занавес из чего-то вроде мешковины, из-под которого пробивается теплый тусклый свет. Адони отодвинул занавес, отступил в сторону. Макс махнул фонарем. Я вошла в пещеру. Большая. Потолок скрылся в тенях между сталактитами, похожими на сосульки. Но стены примерно на шесть футов побелены и скрыты полками и бочками. На одной из бочек, приспособленной вместо стола, стоял старомодный каретный фонарь урожая примерно 1830 года, наверное взятый из музея наверху, отбрасывал мягкий оранжевый свет и весело сверкал медью. Посередине расположилась парафиновая печка, на ней – кофейник. Где-то в темноте капала вода, сталактит ронял ее на камни. Очень домашний звук, будто кран протекает. Пахло сигаретами и кофе.
Раненый мальчик лежал в глубине пещеры на самодельной кровати, на вид очень удобной, – два пружинных матраса один на другом, покрытые простынями, пуховыми подушками и безбрежным стеганым одеялом. Нога Спиро была в чем-то вроде клетки, чтобы ничего на нее не давило. Мальчик полулежал среди подушек, похоже, в пижаме сэра Джулиана – бледно-голубой, шелковой, с темно-красным кантом, пил кофе и совершенно не выглядел больным. Он удивленно взглянул на меня в задал Максу какой-то вопрос на греческом. Макс ответил по-английски. «Это – сестра кириа Форли. Она – мой и твой друг, собирается нам помочь, и я хочу, чтобы она услышала твою историю».
Спиро внимательно и безо всяких признаков приветливости посмотрел на меня круглыми темными глазами. Его можно было узнать по фотографиям, но только приблизительно. Густые волосы, мощнее тело, сильные плечи – все на месте. Но сияние здоровья, солнца и счастья исчезло. Он выглядел бледным, очень молодым и незащищенным. Макс подставил мне ящик, спросил у мальчика: «Как ты себя чувствуешь? Болит?»
«Нет», – сказал Спиро. Было совершенно очевидно, что это – ложь, но в ней не было бравады. Просто он не хотел признаваться в слабости.
«Хорошо». Макс тоже сел, перебросил через пещеру гигантскую тень, посмотрел на мальчика минуту или две. «Если тебе лучше, расскажи подробно, что случилось. Со всеми деталями, пожалуйста».
«Всеми чем?»
«Все, что ты можешь вспомнить».
«Хорошо». Спиро допил кофе и, не глядя, передал чашку Адони. Тот тихо поставил ее в сторону, подошел к кровати и сел, изогнулся, как кот, в изголовье кровати подальше от сломанной ноги. Он залез в карман за двумя сигаретами, засунул в рот сразу обе, зажег и передал одну Спиро. Мальчик взял ее, тоже не глядя, но здесь не было никакой враждебности. Молодые люди знакомы так хорошо, что слева не нужны. Они сидели рядом на подушках, Адони расслабленный и грациозный, Спиро напряженный и какой-то прямоугольный, по-рабочему сжал в кулаке сигарету. Он еще раз опасливо на меня посмотрел и больше не обращал внимания, сосредоточился на Максе, будто тот судья и сейчас вынесет окончательный и неопровержимый приговор.
Мальчик говорил медленно, лицо его делалось все более усталым. Я уже поверила в вину Годфри, хотела услышать только подтверждение, узнать, как он это сделал. Возможно, в менее романтической обстановке я воспринимала бы все по-другому, но там казалось, что любая сказка может оказаться правдивей. Даже вполне вероятно, что это – пещера Просперо, и здесь, на грубом полу, неаполитанские герцоги слушали рассказ давно утонувшего графа.
Ничего необычного той ночью не происходило. Единственно, что удивило Спиро, так это что небо было не особенно чистым, а по радио обещали шторм. Он сказал об этом Годфри, но тот ответил, что распогодится. Они вывели яхту и поехали незадолго до полуночи. Ночь оказалась очень темной, но Спиро больше ничего не говорил, а Годфри сидел в рубке, занятый оборудованием и камерой.
«Он выглядел, как обычно?» – спросил Макс.
«Не могу сказать. Тихий и, может, немного резкий, когда я заговорил про погоду, но он такой был целый день. Я подумал, что он сердится за то, что я с утра пошел в эллинг чинить мотор, поэтому я ничего не говорил и не думал. Он мне платит, ну и все».
«Все равно, это может быть интересным. Но пока продолжай. Вы были в проливе темной ночью».
Спиро сделал затяжку и потянулся стряхнуть пепел на пол. Адони подставил ему блюдце из-под кофейной чашкя.
«Мы прошли примерно половину пути в проливе между Кулурой и материком. Подошли близко к островам, ясно было видно пену прибоя. Я предложил укрыться за ними от ветра, пока облака разойдутся, между ними кое-где виднелись звезды, но мистер Мэннинг сказал „нет“, и мы поплыли дальше. Прошли еще мили две, он вышел из рубки и велел мне спуститься приготовить кофе. На столе лежала камера, но вряд ли он ей занимался. Свет не горел, только штормовой фонарь, почти ничего не видно. Тогда я об этом не думал. Когда мы фотографировали по ночам, мы всегда, естественно, ходили без света. Но когда потом я мог только лежать в кровати и думать… Я вспомнил все, что казалось странным. Странно, что мы вообще в такую темную ночь отправились снимать, странно, что он соврал про камеру, а что случилось дальше, было еще страннее».
Адони усмехнулся. «Знаю, отказал мотор. И чего в этом такого странного, если ты его утром на части разобрал, мой юный гений?»
Спиро впервые улыбнулся, произнес что-то по-гречески, но никто мне этого не перевел. «Если бы это случилось, – сказал он с редкой простотой, – это действительно было бы странно. Но этого не случилось».
«Но ты говорил раньше…»
«Сказал, что мотор остановился. Не говорил, что заглох. Все было в порядке с мотором».
«Ты, конечно, уверен».
Мальчик кивнул. «И не нужно быть гением в моторах, чтобы понять, что все в порядке. Даже ты, – усмешка в сторону Адони, – даже ты бы понял, мой красавчик. – Он отклонился от ложной атаки Адони и засмеялся. – Давай, бей, сейчас-то ты точно можешь это сделать».
«Подожду», – ответил Адони.
Спиро опять повернулся к Максу. «Нет, мотор был в порядке. Послушай. Я услышал, что он замолк, и тут меня поввал мистер Мэннинг. Я высунул голову из двери и крикнул, что сейчас посмотрю, – люк к мотору под трапом рубки, ты понимаешь. Но он не согласился: „Не думаю, что это здесь, Спиро. Думаю, что-то намоталось на винт. Можешь посмотреть?“ Я пошел на корму. Он стоял у румпеля, сказал: „Иди осторожно, яхта немного качается. Подержу для тебя фонарь“. Я дал ему фонарь и наклонился, чтобы досмотреть на гребной вал. Яхта дергалась и леера были мокрые, но я держался крепко. Ничего со мной не должно было случиться».
Он шевельнулся, будто ему было больно. Адони соскользнул на пол, подошел к бутылке, которая стояла на ящике рядом с двумя пустыми стаканами. Налил темного сладкого вина, отнес его Спиро, потом посмотрел на Макса, тот покачал головой. Молодой человек поставил бутылку и вернулся на кровать, по-кошачьи устроился в новом положений рядом с раненым.
«Все случилось очень быстро. Яхта резко наклонилась, будто мистер Мэннинг повернул ее слишком быстро боком к ветру. Меня бросило на леерное ограждение, но все еще было безопасно, потому что я крепко держался, а потом что-то ударило меня по голове сзади. Это меня не оглушило, но, по-моему, я попытался повернуться и поднять руку. Но яхта опять дернулась, и, ничего не успев понять, я упал. Попытался схватиться, но леера ускользали. Что-то ударило меня по руке – тут, – и я полетел. Оказался в воде. Вынырнул недалеко от яхты и увидел, что мистер Мэннинг на корме высматривает меня в темноте. Я закричал, негромко, вы же понимаете, нахлебался воды и замерз. Но он, наверное, услышал. А если не услышал, то увидел. Включил фонарь и посветил на меня в море».
«Да?» – сказал Макс невыразительно, но так, что мне показалось, холодный ветер собирается в нашем погребе. Адони тоже это почувствовал.
«Я не боялся, во всяком случае не его. Мне не пришло в голову, что это он меня ударил. Думал, случайность. Нет, я не боялся. Я хорошо плаваю, хотя мотор не работал, яхта плыла в мою сторону, и он мог меня видеть. Скоро мог бы поднять меня обратно. Я опять закричал и поплыл к нему. Он держал в руке заводную ручку, но я и не представлял зачем. Когда я приблизился, он наклонился и ударил меня опять. Но яхту качало, ему приходилось держаться, поэтому удар меня только задел. На этот раз я увидел его приближение и нырнул. Он попал по руке, а не по голове. Думаю, он почувствовал удар, но не видел, потому что фонарь погас, а большая волна отбросила меня за пределы его видимости. На этот раз я не сопротивлялся. Видел, что опять зажегся свет, но не издал ни звука и дал воде унести себя в темноту. Потом я услышал, что заработал мотор. Он поискал меня еще, но течение быстро меня тащило, а волны прятали. Потом од повернул яхту и оставил меня в море».
Тишина. Никто не двигался. Мне казалось, что я сплю. Пещера потемнела, по ней бродило эхо моря, бормотала проплывающая мимо лодка, шуршали волны под ночным ветром.
«Но святой был с тобой», – сказал Адони так довольно, что тени разбежались, пещера опять согрелась и наполнилась мягким светом английского викторианского фонаря.
Спиро передал Адони пустой стакан, поправил вокруг себя одеяло и кивнул. «Да, он был со мной. Рассказывать остальное, кирие Макс? Ты знаешь, что случилось».
«Хочу, чтобы мисс Люси послушала. Продолжай, но коротко. Ты устал, и очень поздно».
Окончание истории было совершенно классическим, такие случаи происходили не меньше полусотни раз, от Одиссея до святого Павла. Убийце не повезло, что ветер той ночью направил течение на албанский берег. Спиро – хороший пловец, Ионическое море очень соленое, но все равно он вряд ли выжил бы, если бы не упал прямо в течение. Он сумел продержаться на воде достаточно долго, чтобы море перед рассветом выбросило его на берег.
Он был уже совсем истощен, вся энергия ушла на то, чтобы не утонуть. Даже не знал, что попал на берег. Просто когда его выбросило на скалы, у него хватило сил, чтобы зацепиться, три раза не дать волне стащить себя обратно, а потом подтянуться и выползти на грязные камни.
И тут удача его оставила. Святой Спиридон увидел, что доставил мальчика на берег, где заканчивалась его территория, и резко его покинул. Спиро соскользнул на острые камни и потерял сознание, лежа на сломанной ноге.
Он не помнил, как его нашел пастух, который ловил овцу-скалолазку. Спиро очнулся в постели, грубой, но сухой и теплой, в доме пастуха. Оказалось, что тот имеет кое-какие хирургические навыки, потому что ногу он вправил и зафиксировал. Старая женщина дала питье, от которого мальчик опять заснул, а когда проснулся второй раз, боль была уже легче, он мог вспоминать и думать…
«Остальное вы знаете». Он неожиданно зевнул, жутко, как зверь, и лег.
«Да, остальное знаем. – Макс встал. – Теперь спи. Утром… Боже мой, уже три утра! Собираюсь тебя отсюда увезти. Не спрашивай как, но я это сделаю, как бы мистер Мэннинг ни мудрил. Хочу, чтобы твою ногу как следует посмотрели, а потом расскажешь свою историю властям».
Мальчик посмотрел вверх, усталость и удивление вместе создавали тяжелый угрюмый взгляд. «Властям? В полицию? Ты собираешься обвинить мистера Мэннинга в попытке утопить меня? На основании одного моего слова? Они будут смеяться над тобой!»
«Вопрос не в том, чтобы обвинить его в этом. Хочу знать почему. Что-то тут есть, что стоит расследовать, Спиро. Тебе придется мне доверять. Теперь еще несколько минут. Подумай. Ты, наверное, много об этом думал. Почему он это сделал? Хоть малейший намек? Ты же на самом деле не думаешь, что это потому, что ты перебрал мотор без разрешения?»
«Конечно, нет».
«Больше ничего, может, в какое-то другое время?»
«Нет. Я думал. Конечно, думал. Нет».
«Тогда возвращаемся к тому утру. Когда не к чему прицениться, хватаются за все подряд, даже за мелочи, за все, что необычно. Ты обычно сам осматривал яхту?»
«Нет, но я это уже делал. И был при этом один».
«Просил разрешения?»
«Конечно».
«А на этот раз не стал. Почему ты решил работать без разрешения?»
«Потому что он сказал, что собирается выйти в море и хочет, чтобы я обслужил мотор. Я собирался сделать это после завтрака, но встал очень рано, пошел купаться, а потом решил, что прямо отправлюсь работать. Я знаю, где запасной ключ, поэтому вошел, сварил себе кофе на камбузе, а потом открыл большие двери, чтобы впустить свет, и начал работать. Хорошее утро, я отлично себя чувствовал и хорошо все делал. Когда мистер Мэннинг позавтракал и спустился, я наполовину закончил и думал, что он обрадуется, но он очень рассердился и спросил, как я вошел. Тогда я не захотел говорить ему, что видел, куда он прячет ключ, поэтому сказал, что дверь была плохо закрыта. Он поверил, это бывает. Но он все равно злился, сказал, что замок придется поменять. Тогда я тоже взбесился и спросил, что ли он думает, что я вор, а если так, то пусть лучше пересчитает деньги в бумажнике, который оставил на камбузе. Будто я его потрогаю! Я ужасно взбесился! Еще я ему сказал, что сам починю ему замок и больше никогда к его дому не подойду. И он снова стал вежливым, извинился р сказал, что все в порядке».
Макс нахмурился. «И именно тогда попросил тебя пойти ночью с ним?»
«Думаю… да, скорее всего. Он раньше говорил, что не хочет брать меня с собой, но передумал… Мне показалось, потому, что он чувствует себя виноватым, что так со мной говорил. – Он добавил наивно: – Это был способ дать мне лишние деньги и меня не унизить».
«Тогда похоже, что он решил взять тебя с собой и от тебя избавиться. Понятно, что это имеет смысл, только если он подумал, что ты видел что-то, что не должен был… Значит, в яхте, в эллинге. Подумай как следует. Было что-нибудь необычное в яхте? Или в эллинге? Или в чем-то, что он говорил… или нес?»
«Нет. Я думал. Ничего».
«Бумажник. Ты говорил, что он оставил бумажник. Где ты его нашел?»
«На полу около плиты на камбузе. Он туда соскользнул и его не заметили. Я его положил на стол в каюте». «Там были бумаги? Или деньги?»
«Откуда я знаю? – Спиро вспыхнул, как турецкий петушок, потом осел под взглядом Макса и улыбнулся. „Ну я посмотрел, чуть-чуть. Там были деньги, но сколько, не знаю, я увидел только уголки. Не греческие, все равно, какой мне от них толк? Но даже если бы там был миллион драхм, я бы их не взял! Вы же знаете, кирие Макс!“
«Конечно, знаю. Он после этого оставлял тебя одного в яхте?»
«Нет. Когда я закончил, он позвал меня в дом помочь с фотографиями. Я работал целый день. Он позвонил в дом Форли и сказал моей матери, что я пойду с ним ночью».
«Иначе говоря, он сделал все, чтобы ты за весь день ни с кем не виделся. Ты когда-нибудь подозревал, что он делает что-то незаконное во время ваших поездок?»
«Нет, и какое это имеет значение? Я бы не сообщил в полицию. Он был бы не единственным».
«Хорошо, Спиро. Больше не буду тебя сейчас беспокоить. Адони, я вас двоих запру, пока буду провожать мисс Люси домой. Вернусь через полчаса. У тебя есть ружье?»
«Да».
«И это». – Спиро залез под подушку и спокойно, будто носовой платок, вытащил убийственно блестящий десантный нож.